Город без полиции Малышева Анна

Глава 3

Ольга не солгала – возвращаясь в Мармари, она уверенно вела потрепанный маленький джип по извилистой дороге, освещенной только садящейся за горы луной, при этом умудрялась курить и жестикулировать при разговоре. Оуза, анисовая греческая водка, окончательно развязала ей язык, и молодая женщина общалась с Таней, как со старой подругой, от которой у нее не может быть тайн.

– Знаешь, я здорово ошиблась, когда уехала из Питера пять лет назад, – говорила она, так лихо проскакивая крутые виражи, что ее испуганной и совершенно трезвой спутнице казалось, что они вот-вот сорвутся с обрыва в море. – Мне так хотелось что-то поменять в жизни, надоело все дома – и работа, и квартира, и знакомые, и я сама себе надоела… А тут появился симпатичный мужик, буквально сразу предложил замуж, я съездила сюда, взглянула, как он живет… И все было таким другим, таким ярким, что я просто ослепла! Приехала домой, говорю: «Мама, я буду жить в раю!» А на самом деле тут дико скучно, и этот рай уже в зубах навяз… Может, так и должно быть?

Она издала ироничный хмельной смешок.

– Я всегда себя спрашивала – какого дьявола Адаму и Еве понадобилось есть то яблоко, ведь нельзя же было, ясно сказано! Теперь, кажется, понимаю. Они просто загибались со скуки! Человеку вообще свойственно искать на свою задницу приключений! Вот я – кажется, чего мне не хватает? Мой муж, конечно, не миллионер, так, крепкий середняк, но у нас хороший дом, большой катер, три машины, у него свое дело, с голода не умрем! Дочка у меня замечательная, работать никто не заставляет, море – вот оно, да какое! Ведь рай, правда, Тань?

– Рай, – покорно откликнулась та, молясь, чтобы ее разговорчивая подруга держала дорогу в поле зрения. Таня ощущала себя заложницей – остановить машину и выйти невозможно, другого транспорта на этом шоссе в три часа ночи не найти, да она и не имела привычки искать приключений, как выразилась Ольга. Оставалось покориться судьбе, которая, как известно, часто благоволит к пьяным. «А что мне оставалось делать? – беспомощно спрашивала она себя и тут же со злостью отвечала: – Не соглашалась бы идти с нею в кафе, молчала бы про свой несчастный день рождения, разыграла бы приступ мигрени, и главное – не позволяла бы ей так фамильярничать! И уже была бы в своем номере, спала бы, как младенец! Но откуда же я могла знать, что она так налижется!»

– Вот и ты говоришь, рай, – кивнула ей в ответ Ольга, и голос ее зазвучал уныло, словно все хмельное возбуждение разом улетучилось. – А я в этом раю начала сходить с ума… Встану утром, сделаю мужу и дочке завтрак, приберусь, выйду за покупками… И мне вдруг покажется, что это все не со мной, а будто я какой-то бесконечный фильм смотрю, про какую-то незнакомую женщину… И переключить канал нельзя, и послать все к черту поздно! Страшно!

Таня не ответила ей – в этот миг из-за темного холма, который они огибали на вираже, показалась цепь огней на берегу моря. Это был Мармари, и девушка быстро помолилась про себя о том, чтобы проехать оставшиеся километры благополучно. Она даже перекрестилась, что делала крайне редко – в ее поле зрения как раз попала большая белая церковь у въезда в городок. Крест, венчающий ее шпиль, был иллюминирован голубым неоном. Эту особенность украшать церкви она уже успела отметить в Каристосе и задумалась над тем, как выглядела бы подобная подсветка в Москве и не сочли бы ее многие кощунством. Ольга снова угадала ход ее мыслей – она вытянула вперед руку с зажатой между пальцами тлеющей сигаретой:

– Во-он тот голубой крест видишь? В этой церкви стоял гроб моего свекра. Там-то в него каким-то образом и подсунули твоего парня, больше было негде! Дома-то я сама с ним возилась, наряжала, уж второго покойника точно бы заметила!

– Да как такое возможно? – пробормотала Таня, не сводя глаз с неонового креста, казалось, плывущего над темным морем безо всякой опоры. – Неужели никого не было рядом с гробом?

– Значит, улучили момент, – пожала плечами та. – Гроб простоял всю ночь, родственники там, конечно, присутствовали… Но я ни за что не ручаюсь, сама там не была. Зойка только что родилась, я просто на части разрывалась между нею и этими похоронами. Все как в тумане помню. Но, разумеется, кто-то там был, присматривал!

«Лихо присматривал, если к ним чужого покойника подложили!» – подумала Таня, однако ничего не сказала – их рискованное путешествие уже близилось к концу, машина въехала на пустынные улицы Мармари. Сейчас, за полночь, слабо освещенный фонарями городок очень походил на театральную декорацию, ожидающую появления актеров, и Таня в какой-то степени поняла слова своей спутницы о том, что та часто ощущает себя героиней фильма. «Жить здесь, я думаю, приятно, но мне было бы как-то не по себе!» – Решила девушка, с облегчением следя за тем, как в конце круто забирающего в гору переулка появляется сине-белая неоновая вывеска «Солнце Мармари». Для украшения своих домов и церквей греки явно предпочитали цвета национального флага. Ольга говорила еще что-то, но девушка уже не слушала – как только джип остановился у входа в отель, она открыла дверцу и выпрыгнула из машины.

– Спасибо, что довезла, а теперь я побегу к себе, страшно спать хочу! – выпалила она. – Завтра увидимся, как договорились!

– Ты уже ложишься? – разочарованно протянула Ольга. Свет из приветливо распахнутых дверей отеля падал прямо ей в лицо, и она щурилась, недовольно отодвигаясь в глубь салона. Ее глаза были мутными и усталыми, в углах рта появились морщинки, которых днем Таня не замечала, – в этот миг ее новая знакомая казалась старше своих тридцати лет. – Может, выпьем по чашечке кофе? Матильда наверняка не спит, она сварит…

– Исключено, уже поздно! – решительно отказалась Таня, отступая к дверям. – Счастливо доехать!

Ольга что-то крикнула ей вслед, но девушка не расслышала – она так стремительно вбежала в холл «Солнца Мармари», словно следом за ней гналась компания пьяных хулиганов. Впрочем, будь это и так, ее тут никто бы не защитил – за стойкой портье было пусто. Никто не вышел ей навстречу, и она от души порадовалась тому, что случайно прихватила с собой ключ от номера. «А паспорт я больше у портье не оставлю, – решила она, быстро поднимаясь по винтовой лестнице. – У них тут ничего не охраняется, надо же! В одном этом холле можно за пять минут украсть всякого-разного как минимум долларов на пятьсот! Хотя что это я? Это же город без воров!»

Улыбаясь своим криминальным мыслям, она отперла номер, попутно отметив детскую ненадежность замка (он выглядел так, словно его можно было открыть с помощью пилки для ногтей). Войдя, везде зажгла свет, включила телевизор, отыскав музыкальный канал, плотнее задернула штору на окне, словно стремясь отгородиться от глухой черной ночи, притаившейся за перилами балкона. Ей было не по себе в этом замершем безмолвном здании, и Таня боялась думать о том, что номера слева и справа от нее, наверху и внизу, да и вообще везде – пусты. «Хотя бы портье дежурил в холле, так нет, – с досадой подумала она, стягивая куртку и вешая ее в стенной шкаф. – А если что случится? Если бы тут никогда ничего не случалось, как уверяет Оля, меня бы тут просто сейчас не было!»

Эта мысль ее совсем не ободрила, и она немедленно проверила, заперла ли за собой дверь номера. Трусливый жест ничуть не успокоил Таню, напротив – глухая паника, медленно овладевавшая ею, начинала звучать все явственней, заглушая прочие чувства. Дошло до того, что ей показалось, будто в коридоре слышатся чьи-то осторожные шаги – словно кто-то крадется вдоль запертых дверей и останавливается перед каждой, прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Ладони у нее мгновенно стали влажными, она торопливо вытерла их о вельветовые штаны и заставила себя отступить от двери, вернуться в комнату.

«Просто бред, это все из-за могильных тряпок, которые мне показывали в полиции. – Она уселась на постель, прибавила звук в телевизоре, нервно улыбнулась, пытаясь себя подбодрить, но улыбка вышла жалкой и слабой и мгновенно сползла с лица. Ей было по-настоящему жутко. Взгляд упал на телефон. „Надо немедленно позвонить в Москву, поговорить с Ваней! Он скажет пару слов, и мне станет легче!“

Таня сняла трубку и старательно изучила памятку, лежавшую рядом с телефоном. Там был и английский текст, из которого она, однако, не уяснила самого важного – как позвонить в Москву? «Вот растяпа, не знаю даже международного кода России! – Она взглянула на часы. – Почти два. У нас на час меньше или больше? Какая разница, все равно ночь, и Ваня спит. Правда, можно бы и разбудить, завтра все равно выходной, но он будет недоволен…» От этой мысли паника как-то сразу поутихла – она представила себе раздраженный голос мужа, спрашивающий ее, неужели нельзя было позвонить раньше или отложить звонок на завтра, раз не случилось ничего срочного? Именно так он бы и говорил с нею, это она знала по опыту, и она бы даже не обиделась – обижаться она отвыкла. Муж был прав, сто раз прав в таких случаях, а она не права кругом – развинтилась, дала волю эмоциям, да еще попыталась вовлечь в свой психоз других… Таня положила трубку. Звонить расхотелось, и шаги в коридоре больше не мерещились. Девушка слабо улыбнулась, вспомнив, что ей однажды сказала мама, узнав о таких сценах между супругами. «Он тебя просто дрессирует! – заявила она. – Вырабатывает условные рефлексы – нельзя, можно… Интересно, что мы с отцом пытались делать то же, когда ты была ребенком, но ты кусалась, а вот ему разрешаешь! Сама-то хоть понимаешь, что пляшешь под его дудку?» Тогда Таня обиделась, но позже не раз молчаливо признавала правоту матери. Муж действительно дрессировал ее, а покорялась она ему – именно ему, никому больше – потому, что в Иване была некая спокойная, уверенная сила, которой хотелось подчиняться ради собственного блага. Такую силу безошибочно чувствуют дети и животные, такой силой обладают все хорошие дрессировщики и воспитатели. «Зато я стала куда уравновешенней, чем прежде! – замечала про себя Таня, когда сталкивалась с очередным проявлением твердой мужниной воли. – Смешно вспоминать, на что я была способна, когда жила с Пашкой! Мы с ним друг друга стоили!»

И сейчас, сидя на краю постели рядом с телефонным столиком, она спросила себя – а позвонила бы она среди ночи мужу, будь это не Иван, а Паша? Могла бы она просто сказать, что ей страшно, что этот пустой отель наводит на нее ужас и ей хочется услышать родной голос, пусть хоть несколько слов, любых, пусть ни о чем… «Я позвонила бы ему обязательно! – ответила она себе и, выключив телевизор, стала медленно раздеваться. – Мне даже не пришлось бы ничего объяснять. Мы часто болтали ни о чем. Вот я даже не могу толком вспомнить, о чем мы говорили те два раза, когда он звонил мне из Греции. Что-то просил передать сестре, но это касалось московских дел. Сообщал, что все у него в полном порядке. Мне казалось, он занят и звонит между делом, даже вряд ли расположен говорить со мной. И ничего у него на душе не было, могу поклясться! Ничего он не боялся, не предчувствовал, ничего не скрывал – я бы сразу поняла! То, что случилось, случилось внезапно. Он приехал сюда, почему-то не стал предъявлять документы, переночевал, утром куда-то ушел… А потом – два выстрела, в грудь и в голову, и все было кончено. Кто это сделал? Кто это мог сделать здесь, где он никого еще не знал?! Только этот его афинский приятель, Михаил, больше некому! Но ведь в отель Паша пришел один… Тот приехал следом? Что это – ловушка? Надо было выманить его в место поглуше? Зачем Паша вообще приехал сюда, если не по указанию Михаила?»

Таня так ушла в эти мысли, что забыла не только о своих страхах, но и о накопившейся усталости. За это время она машинально, почти не осознавая своих действий, приняла чуть теплый душ, почистила зубы, высушила волосы с помощью фена, предусмотрительно вмонтированного в стену. Девушка уже надела просторную футболку, заменявшую ей в путешествии пижаму, и собралась было нанести на лицо ночной крем, когда ее рассеянный взгляд упал на стакан, куда она только что поставила свою зубную щетку. Упал, остановился, и Таня уже не могла его отвести, а только спрашивала себя – как это ничего не заметила сразу, как вошла в ванную?

В стакане, кроме зубной щетки и тюбика с пастой, привезенных Таней из Москвы, находился предмет, который она с собой не привозила и которого здесь не было, когда она вечером покинула номер. «Я бы увидела! Я бы запомнила!»

Чуть дыша, она склонилась над раковиной, разглядывая стоявшую в стакане тонкую веточку какого-то неизвестного ей кустарника, усыпанную крупными, величиной с клубнику алыми ягодами – на вид очень спелыми и сладкими. Они были такими красивыми, что казались ненастоящими – ей пришлось взять веточку в руки, чтобы убедиться в ее естественном происхождении. Таня слегка нахмурилась, разглядывая находку, – ей, как большинству людей, не нравилось то, чего она не понимала, а чего ради здесь появилась эта веточка – она не понимала совершенно. «Горничная оставила? Почему в ванной? Почему в стакане с пастой и щеткой? Что за странный способ украшать номер? Могла бы найти какую-никакую вазочку». В конце концов Таня пришла к выводу, что горничная вовсе не думала декорировать ее комнату с помощью одинокой веточки кустарника, пусть даже такого красивого, а попросту забыла ее здесь во время уборки, хотя и воткнула на самом видном месте. «Интересно, эти ягодки съедобные? Наверное, варенье из них смотрится потрясающе! Спрошу завтра Олю, можно ли их купить и как они переносят перевозку».

Эти простые, хозяйственные мысли окончательно успокоили ее, и она улеглась в постель, продолжая думать о делах, оставленных в Москве, о своей новой работе, мнения о которой даже не успела составить – так недавно и скоропалительно туда устроилась. Посодействовал муж – жена его сослуживца только что ушла в декрет, и ее должность освободилась. На это место стремительно приняли Таню, и она опомниться не успела, как стала менеджером в большом мебельном салоне во Всероссийском выставочном центре. «А чего тебе еще надо? – спрашивал Иван, когда жена пыталась высказать ему свои робкие опасения, что, собственно, не готова к такой работе. – Ты по образованию – дизайнер интерьеров, так что мебель тоже по твоей части. А что бы ты хотела продавать? Чайники? Портьеры? Мягкие игрушки?» Таня отвечала, что вообще не хотела бы что-то продавать и не ради этой карьеры стремилась стать дизайнером. Она думала о творческой работе… На что муж вполне резонно ей ответил, что и творческие работники заняты тем же самым – банальной торговлей. «Потому что, родная, если они не умеют продавать свой труд, то очень легко могут сдохнуть с голода!» Таня больше не возражала – иначе муж наверняка назвал бы ее идеалисткой, а это в его устах было серьезным обвинением.

«Только какая же я идеалистка, если у меня нет никаких идеалов и поступаю я всегда так, как велит здравый смысл? – спросила она себя, погасив свет и опустив отяжелевшую голову на подушку. – Другой вопрос, хочу ли я этого, счастлива ли…» Но этот вопрос она предпочитала не задавать – ни другим, ни самой себе. Ответить «да» она не могла, ответить «нет» – боялась, ведь тогда это значило бы, что вся ее жизнь идет неправильно и ее требуется изменить. Но что нужно менять – работу, окружение, саму себя, – это был и вовсе неразрешимый, пугающий вопрос. Такие мысли чаще всего приходили к ней в тишине и темноте, перед тем, как Таня засыпала, и додумывала она их уже во сне. Вероятно, потому у нее часто было такое грустное, серьезное лицо, когда она спала. Муж удивлялся: «Тебе как будто всегда снится что-то очень печальное! Ты помнишь что?» Она отвечала, что не помнит, и думала о том, что Паша никогда ей этого не говорил – напротив, уверял, что во сне она всегда улыбается. Но Ивану это было совершенно незачем знать.

Она проснулась рано, со странным ощущением, от которого давно отвыкла, – на ее губах подрагивала улыбка. Это было так странно и приятно, что Таня некоторое время не решалась открыть глаза и лежала, прислушиваясь к своим ощущениям. Да, это было новое и вместе с тем хорошо забытое старое – когда-то она просыпалась вот так же, беззаботно и доверчиво улыбаясь миру. «Мне снилось, наверное, что-то очень хорошее, – решила она, приоткрыв глаза и сонно оглядывая свой номер, слабо освещенный тонким лучом света, пробившимся в щель между задернутыми шторами. – А что? Не помню. Почему я никогда не запоминаю снов?» Она выбралась из постели, раздвинула шторы и, как была, в майке, вышла на балкон.

Утро было лучезарным – таким бывает только утро бабьего лета на юге, на берегу медленно остывающего моря. Отсюда, с балкона отеля, выстроенного на склоне холма, Таня видела сбегающий к побережью маленький городок как на ладони – от края до края. Он весь был залит теплым оранжевым светом, и тем глубже казалась бирюзовая гладь тихого моря, густо усыпанного островами. Таня различила на другом конце городка пристань, а возле нее большой белый паром с желтой полосой на боку. В прозрачном воздухе четко читалось его название – «Звезда Эвии». Это на нем она приплыла сюда вчера. Таня с улыбкой кивнула ему, как старому приятелю. Такой же улыбкой она приветствовала пение петухов, раздавшееся вдруг из-за холмов, поросших лиловым вереском, – недалеко была большая деревня. «Я тут и суток не пробыла, а все кажется таким знакомым! – Она вернулась в номер, умылась и быстро оделась. – Вот бы приехать сюда в сезон, когда можно купаться, и прожить тут недели две, нет, три! Только чтобы ничего не опознавать, ни над чем не ломать голову, не думать об этой дикой истории с двумя трупами в одном гробу! Ну вот, я снова об этом!» Она расстроенно взглянула в зеркало и яростно расчесала щеткой спутавшиеся за ночь волосы. Веточку с красными ягодами, так и стоявшую со вчерашнего вечера в стакане с зубной щеткой, Таня после недолгих раздумий пристроила в петлицу своей куртки – ягоды так и горели на фоне коричневой замши. Взглянув на часы, она решила, что в девять утра вполне может рассчитывать на чашку кофе, а мысль, что она позавтракает одна, без Ольги, окончательно подняла ей настроение. «Может, она и замечательный, душевный человек, но, на мой взгляд, могла бы и не выворачиваться наизнанку. И потом, она слишком много пьет!»

Утренний пустой отель больше ее не пугал. Напротив, в нем было что-то веселое, забавное, как в опустевшей на время каникул школе. Спускаясь по лестнице, Таня с трудом удержалась, чтобы не крикнуть, разбудив в коридорах эхо. Внизу, у стойки портье, ее ждала Матильда. Увидев гостью, она широко ей улыбнулась и крепко пожала руку. Ее загорелые пальцы были сильными, чуть грубоватыми и вместе с тем на удивление приятными на ощупь. Эта рука излучала уверенность и дружелюбие.

– Как вы спали? – по-английски поинтересовалась хозяйка. – Хорошо отдохнули?

– Отлично, – искренне ответила Таня. – Здесь удивительно тихо!

Матильда улыбнулась, сузив свои искрящиеся кошачьи глаза – она и была в этот миг очень похожа на кошку, которую почесали за ушком:

– Это на самом деле деревня, особенно, когда кончается сезон. Я сама долго не могла привыкнуть к этой тишине. Я ведь из Милана! Когда Димитрий увез меня сюда, то первые месяцы боялся отпускать домой в гости, боялся, что не вернусь. После большого города трудно привыкнуть… Хотите позавтракать сейчас или подождете Олю?

Таня резко замотала головой. Вышло невежливо, но выразительно – Матильда лукаво улыбнулась, словно отлично поняла чувства своей гостьи.

Завтракала Таня в одиночестве, для нее уже был накрыт небольшой шведский стол. Кукурузные хлопья, йогурт, молоко, сыр и фрукты – все это было заботливо расставлено вокруг большого кофейного термоса и прикрыто крахмальными белыми салфетками. Девушка взяла тарелку и присела у самой балконной двери, чтобы видеть море. «Звезда Эвии» уже ушла, солнце поднималось все выше, заливая узкие улицы Мармари, круто взбирающиеся в гору. Городок менял цвет, становясь из песочно-оранжевого просто белым, каким и должен быть настоящий приморский городок, думала Таня. Она замечталась, сама не зная толком о чем, и вздрогнула, когда рядом раздался голос Матильды. Хозяйка желала знать, не добавить ли чего к завтраку?

– О, что вы, что вы! – почти испугалась Таня. – Все было чудесно!

– Когда у нас сезон, то вы понимаете, меню более разнообразное, – Матильда как будто оправдывалась. Было видно, что кухня – это нечто священное для этой женщины, и ее легче всего обрадовать или уязвить, именно коснувшись этой темы. – Но когда никого нет, трудно поддерживать ассортимент… Мы ведь все продукты покупаем оптом, понимаете?

– Не беспокойтесь, пожалуйста! – Таня начинала чувствовать себя неловко от этой пристальной заботы. Пожалуй, еще никто никогда так не переживал по поводу ее меню. – Я и так буду вспоминать, как меня тут кормили!

Комплимент был найден удачно – Матильда расцвела и разом помолодела, словно скинув лет двадцать. Глядя на нее, Таня задала себе вопрос, насколько хороша была эта все еще красивая женщина в ранней молодости, и тут же ответила без колебаний: «Ослепительно хороша! Даже красивее Роми Шнайдер, на которую она так похожа! Понятно, почему муж боялся отпускать ее домой после свадьбы! Запереть такую красоту в городке с тремя тысячами населения… Интересно, у них есть дети? Наверное, уже взрослые».

Хозяйка остановилась на пороге раскрытого балкона, глядя вдаль, в сторону моря. Всегда оживленная, она на минуту притихла, на ее лице появилось расслабленное, мечтательное выражение, руки безвольно свесились вдоль бедер, глаза полуприкрылись. Казалось, она задремала наяву, усыпленная утренней деревенской тишиной.

– Скоро мы запрем отель и уедем до Рождества в Италию, – тихо проговорила Матильда, ни к кому особенно не обращаясь, тоже как будто во сне. – Сыновья учатся там, вместе проведем каникулы. Может быть, уговорю Димитрия остаться в Милане до конца февраля… Там – жизнь. А здесь…

Матильда слегка повела плечом, не сводя сонного взгляда с безмятежной морской глади. Ее профиль четко рисовался в мягком утреннем свете, напоминая Тане лица ангелов с картин эпохи Возрождения – во время учебы в художественном училище этот период был ее любимым.

– Видите, в море вышли лодки? – Матильда чуть приподняла золотистые загнутые ресницы, в которых, казалось, дрожали пылинки солнца. – Это рыбаки проверяют сети. Больше здесь делать нечего! Мармари – настоящий рыбацкий поселок, и, если ты сам не рыбак, здесь хорошо просто стариться понемногу, доживать свой век… Но жить здесь очень скучно! – Она тряхнула головой, словно отгоняя дрему, и уже бодрее поинтересовалась: – Чем вы сегодня займетесь?

– Даже не знаю. – Таня поставила на стол опустевшую чашку и взглянула на часы. – А что вы посоветуете?

– Съездить на острова, – мгновенно заявила та. Видимо, такое развлечение предлагали здесь гостям первым делом. – Тут рядом много частных островов, владельцев сейчас там, конечно, нет, но сторожа остались. Димитрий со всеми знаком, вы сможете там погулять. Хотите, я скажу ему? Тогда после обеда он отвезет вас на своем катере…

– А что-нибудь еще здесь можно посмотреть? – виновато улыбнулась девушка. – Острова… Это прекрасно, но туда ведь надо ехать по воде, а я боюсь воды! Страшно!

Матильда изумленно и недоверчиво взглянула на нее:

– Да это совершенно безопасно! Если хотите, наденьте спасательный жилет!

– Дело не в жилете, а в том, что я ничего не смогу оценить, просто от страха, – возразила Таня. – Я не так давно тонула в реке, и с тех пор один вид воды…

– Понимаю, – кивнула хозяйка, и взгляд ее стал серьезным и сострадательным. – А я-то хотела предложить вам ближе к вечеру выкупаться в нашем бассейне! Море уже остыло, там купаются только немцы, а вот бассейн нагревается под солнцем… И вода там морская, каждый день свежая, мы не используем хлор… Ну что ж, тогда можно поехать в горы. Там есть потрясающие места, примерно в часе езды отсюда. Димитрий вас отвезет, а если хотите, я могу и сама…

– Да, лучше в горы! – обрадовалась Таня. – Я возьму фотоаппарат, поснимаю… Только хорошо бы вернуться не поздно, завтра утром я должна быть в аэропорту.

Хозяйка гостиницы изумилась и расстроилась – судя по всему, совершенно искренне, хотя бесплатная гостья, разумеется, доставляла только лишние хлопоты.

– Завтра? Как жаль! А у нас как раз установилась такая замечательная погода!

– Я думала, тут всегда замечательная погода? – удивилась Таня.

– Нет, всю первую половину октября шли дожди, был даже ураган и небольшое землетрясение… Но это как раз в горах, часах в двух езды отсюда… Там, откуда эти ягоды, – Матильда указала на лацкан Таниной куртки. – Это вам вчера кто-то в Каристосе подарил?

Та оттянула лацкан и взглянула на веточку, о которой уже успела позабыть. Это было сделано вовремя – одна из ягод, самая спелая, как видно, была неловко задета Таней во время завтрака, и треснув, дала сок, испачкавший замшу. Девушка торопливо отколола свою импровизированную брошку и с улыбкой положила ее на клеенку:

– Нет, это было у меня в номере, в ванной. Наверное, горничная вчера оставила.

– Горничная? – Матильда выговорила это слово медленно, словно не была уверена, что правильно поняла гостью. – Нет, вчера к вам никто не заходил.

– Никто? – все еще улыбаясь, повторила девушка. – Но кто-то все-таки был, наверное, постель стелили… Это было, как раз когда мы с Олей и вашим мужем ездили в Каристос. До этого ягод в ванной не было.

Матильда продолжала покачивать головой, и на ее приветливом открытом лице появилось странное выражение – ей как будто было неприятно продолжать спор, настолько она была уверена в своей правоте. Твердо, но мягко, словно боясь обидеть Таню, она повторила:

– Не было никакой горничной вчера вечером. Горничные все в отпуске, сейчас они не нужны. Я сама постелила постель и приготовила ваш номер вчера утром. И больше туда не входила.

– Как так? Вы уверены? – Таня сама понимала, что это звучит глупо, но все еще делала попытку улыбнуться: – Но может, туда входил кто-то другой?

– Никто и не мог войти, пока вы были в Каристосе! – решительно заявила хозяйка гостиницы, тоже не собиравшаяся сдавать свои позиции. Матильда явно недоумевала, почему ее собеседница так упорствует в своем заблуждении. – Вы увезли ключ от номера, я обратила внимание вчера вечером!

– А разве нет дубликата?

– Есть, – согласилась та, – но все они заперты в моем кабинете… Вчера я туда даже не входила. Вы просто забыли, наверное, как привезли веточку! Вы ведь очень поздно вернулись.

Таня слегка покраснела – она поняла, на что намекает хозяйка. Вкус выпитой вчера анисовой водки до сих пор преследовал ее, и она с досадой подумала, что продолжать спор будет очень трудно – все можно списать на вчерашний поход в ресторанчик… «Но я же не сошла с ума и не так много выпила, чтобы забыть такое! – Она опустила глаза, избегая пристального взгляда Матильды, и сделала вид, будто отыскивает что-то в сумке. – В моем номере кто-то был, и может, она сама, только почему-то не хочет в этом признаваться! Ну и пусть, она же ничего не взяла, деньги и документы у меня были с собой». Это было самое простое, лежащее на поверхности объяснение возникшего недоразумения, но оно все же не устраивало Таню, хотя она и старалась его принять. Хозяйка гостиницы была слишком ей симпатична, чтобы с легкостью допустить, будто та способна на такую мелкую, упорную и бессмысленную ложь. Тем более что Матильда и сама была смущена и, казалось, искала другого ответа на вопрос.

– Я пойду, проверю ключи у себя в кабинете, – сказала она, чуть сдвинув золотистые тонкие брови. Ее искрящиеся глаза приобрели серьезное, даже хмурое выражение. – Но я уверена, никто не мог к вам войти…

Она хотела сказать еще что-то, но тут в столовую ворвалась Ольга. Увидев Таню, она бросилась к ней с хриплым радостным восклицанием. Ее миловидное лицо слегка припухло, глаза сонно смотрели из-под покрасневших век, светлые волосы растрепались – впечатление было такое, словно она спала эту ночь не раздеваясь. Матильда сказала ей что-то по-гречески, Ольга в ответ мотнула головой и бросилась к кофейнику.

– Ты сказала, что проспишь до одиннадцати, звоню-звоню тебе в номер, а тебя нет! – Налив себе кофе, она присела за стол к Тане. – Я испугалась, что ты уже куда-то уехала без меня! Помнишь, куда мы собирались?

– Помню, на острова. – Таня слегка отодвинулась вместе со стулом, чтобы дым от Ольгиной сигареты не попадал ей прямо в глаза. – Но планы изменились. Матильда говорит, можно поехать в горы.

– Горы! С какой стати?! – воскликнула Ольга и, повернувшись к хозяйке отеля, быстро и очень эмоционально заговорила по-гречески. Та ответила коротко, слегка пожала плечами и вышла из столовой, послав Тане на прощанье сдержанную, какую-то казенную улыбку. Та слегка вздохнула:

– Кажется, я ее расстроила. Мне бы промолчать, а я…

– Да, она как в воду опущенная, – согласилась Ольга, выскакивая из-за стола и наливая себе вторую чашку кофе. – А что ты ей сказала? Надеюсь, не критиковала отель? Она этого не переносит, всю жизнь сюда вложила и, кажется, все свои деньги тоже…

– Да мы просто не поняли друг друга. – Таня взяла в руки веточку и задумчиво повертела ее между пальцев. – Наверное, я подзабыла английский и что-то не так высказала… Такое впечатление, что мы говорили на разных языках.

– И очень просто, тем более что Матильда говорит по-английски как Бог на душу положит, – легко согласилась переводчица. – Быстро, много и, на мой взгляд, уж очень лирически… А откуда у тебя кумари?

– Это? – Таня протянула ей веточку. – Это называется кумари?

– Да. – Ольга протянула руку, отщипнула ягоду и кинула ее в рот. – Уже поспело! Ну да, ведь октябрь в середине… Вот время летит! Откуда ты его взяла? Он растет выше, в горах. Такие большие, в человеческий рост кусты, и все усыпаны ягодами… Это надо видеть! Я как-то была с мужем в Стире, набрала там целый багажник, жадность одолела… Потом половину выбросила, а из остального сделала желе… Неплохо получилось!

– Я взяла это в стакане на умывальнике, у себя в номере. – Таня тоже оторвала ягоду и осторожно надкусила ее. Вкус был пресно-сладковатый, и он ей понравился. – А как он туда попал, не знаю, и Матильда тоже. Это случилось вчера, когда мы с тобой были в полиции. Она клянется, что никто ко мне в номер не входил.

– Если Матильда клянется, надо верить. – Ольга задумчиво постучала ложечкой о край чашки и посмотрела на веточку так, словно увидела ее впервые. – А больше у тебя ничего не прибавилось? Может, что-то пропало?

– Да ничего, на первый взгляд. – Таня тоже посерьезнела. Только сейчас до нее стал доходить смысл происходящего. Кто-то был у нее в номере без ее ведома и без ведома хозяйки гостиницы, которая так этим встревожена, что отправилась проверять запасные ключи… Это не могла быть прислуга, потому что прислуга распущена на зимние каникулы. Это не могла быть сама хозяйка, потому что ей незачем лгать. Это был кто-то посторонний… И настолько неосторожный или наглый, что не побоялся оставить такой яркий след – а ведь иначе Таня и понятия бы не имела об этом визите…

– Мне это не нравится, – бессознательно она произнесла это вслух, и Ольга полностью ее поддержала:

– А что тут может нравиться? Знаешь, я вчера сваляла дурака, когда оставила тебя тут ночевать! Расслабилась, забыла, по какому делу ты приехала! У нас хоть и деревня, но убили-то твоего парня здесь, не где-нибудь в Афинах, в албанском квартале! Надо было забрать тебя к нам домой!

Таню передернуло, хотя она и старалась сохранять бодрый вид. Слегка запинаясь, она храбро заявила, что Ольга преувеличивает – ведь ничего страшного не случилось, у нее ничего не пропало, она сама цела и невредима. Это просто какое-то глупое недоразумение.

– И потом, кому я нужна? – с наигранной усмешкой заявила она, ежась под недоверчивым взглядом своей новой приятельницы. – Если бы ко мне вломились до того, как я поехала в полицию давать показания и опознавать вещи… Ну, тогда бы имело смысл меня убить… Может быть. Но после-то зачем? И зачем вообще мне что-то дарить? Еще бы цветы в стаканчик поставили!

– Да, только цветов тут и не хватает, – иронически заметила Ольга, выслушав ее до конца и сохраняя скептический вид. – Тогда можно было подумать, что тебя духи навестили! Сувенир с того света принесли! Как-то же он в номер попал, этот тип с ягодками! Пойдем, посмотрим как следует, может, найдем еще что-нибудь?

Таня собралась уже отклонить это предложение – ей совсем не хотелось возвращаться в номер, оказавшийся столь ненадежным, – когда в столовую быстро вошла Матильда. Взглянув в ее бледное, решительное лицо, девушка сразу поняла – что-то случилось.

– Я должна извиниться перед вами, – заявила Матильда, остановившись рядом с Таней, и той показалось – невероятно! – что эта уверенная, сильная, лучезарная женщина слегка дрожит. – Вы были правы! Ключа от вашего номера нет, все остальные на месте. Я не знаю, как это случилось! Это впервые в истории нашего отеля…

Ее голос звучал глухо, будто придушенно, было видно, что женщина с трудом держит себя в руках и близка к настоящей истерике. Ольга вскочила и быстро заговорила с ней по-гречески. Матильда слушала ее, прижав ладонь к виску – было похоже, что у нее внезапно разболелась голова. Таня беспомощно переводила взгляд с одной женщины на другую. Ей очень хотелось утешить хозяйку гостиницы, но еще больше она желала оказаться как можно дальше от этого пустого молчаливого здания, где, как выяснилось, она вовсе не была в безопасности…

Наконец Ольга повернулась к ней:

– Решено, поживешь у меня! Пойдем, заберем твои вещи, заодно осмотрим номер как следует! Ты будешь заявлять в полицию?

– Об этом? – Таня указала на веточку с ягодами, сиротливо лежавшую на столе среди кофейных чашек. – Глупо. Это же не уголовщина, а так, что-то непонятное…

– Да ведь ключ-то в самом деле украли!

– Вот пусть Матильда и заявляет, если хочет, это ее обокрали, а не меня! – твердо ответила Таня. Она уже успела составить мнение о том, как вести себя в создавшейся ситуации. Решение было простым – как можно скорее покинуть этот городок, как можно меньше оставаться одной, и главное – не поддаваться панике, в которую так легко впадали Ольга и Матильда. «Если бы тут был Ваня, он бы живо все расставил по местам! – с сожалением подумала она. – Почему я так не умею? Ну что мне в этой веточке, в этом ключе, какое мне вообще дело до того, что тут происходит, если я завтра на рассвете отсюда уеду? А переночевать в самом деле лучше у Оли, хотя она наверняка будет доставать меня своими пьяными исповедями…»

– Давайте забудем о том, что случилось, – бодро предложила она по-английски, обращаясь в основном к Матильде. – Это такие пустяки! Мы с мужем когда-нибудь обязательно приедем к вам в отель, я просто не представляю себе лучшего места для отдыха! Вы оставите мне телефон, чтобы я могла забронировать номер заранее?

На лице Матильды появилась бледная тень прежней жизнерадостной улыбки. Она кивнула, будто благодарила свою гостью за моральную поддержку, но вид у нее был по-прежнему встревоженный. Ольга недоверчиво сощурилась:

– И ты не побоишься сюда возвращаться? Я бы не смогла.

– Из-за веточки?!

– Из-за твоего прежнего парня, – отрезала та. – Неужели не видишь – кто-то здесь тобой интересуется и, уж конечно, не только потому, что ты явилась не в сезон! Хорошо, что завтра уезжаешь, у меня хоть сердце будет спокойно! Ну, а пока предлагаю в самом деле выехать на весь день в горы, подальше отсюда! Я как раз на внедорожнике, он везде пройдет!

Ольга сняла со спинки стула свою кожаную куртку и тронула Таню за плечо:

– Ну, рассиживаться нечего! Поехали в Стиру, часа за два доберемся, там и пообедаем! Там этого кумари сколько угодно, наберем, а вечером у меня дома сделаем варенье-пятиминутку! Удивишь своих в Москве!

И Таня подчинилась ее напору, прежде всего потому, что не могла больше выносить похоронного вида Матильды. Они втроем поднялись в номер, Таня еще раз подтвердила, что все ее вещи в полной сохранности, отдала хозяйке гостиницы ключ, взяла у нее визитку, поблагодарила за теплый прием, обещала приехать вместе с мужем, передала привет Димитрию… Ольга так ее торопила, что все это заняло не больше получаса, и только оказавшись в машине и махнув на прощанье Матильде, вышедшей на порог отеля, Таня встрепенулась:

– Погоди, я хотела подарить Матильде сувенир!

– После подаришь, я передам. – Та уже выруливала в переулок, ведущий прочь от отеля, в сторону моря. – А что это?

– Водка. – Таня повернулась, провожая взглядом исчезающее из поля зрения «Солнце Мармари». – Я в последний момент подумала, что надо что-то взять с собой, на всякий случай. Паша тоже брал водку, две бутылки… А у меня как раз было куплено ко дню рождения.

– Водку я им передам, они обрадуются, – пообещала Ольга. Теперь машина ехала вдоль побережья, все больше удаляясь от Мармари. Справа сверкало бирюзовое полуденное море, слева тянулись пологие рыжие холмы, густо поросшие лиловым вереском. На склонах то и дело мелькали обособленные белые виллы, на вершинах холмистой гряды согласно вращались лопасти ветряных мельниц. Таня опустила стекло со своей стороны и подставила лицо порывам свежего морского ветра. Их отъезд из Мармари больше всего напоминал бегство… И от этого ей было немного не по себе, словно она напрасно обидела милый городок, где все были к ней так доброжелательны. «Я обязательно вернусь туда, – пообещала она то ли самой себе, то ли этому морю, то ли ветрякам на окрестных холмах. – И все будет по-другому!»

– А кстати, о сувенирах! – прервала ее идиллические размышления Ольга. – Что-то я не заметила двух бутылок водки в вещах твоего парня! Я понимаю, это предмет расходующийся, но интересно, кто его израсходовал? Наши парни в полиции, Димитрий или кто-то в Афинах? Ведь не мог твой Паша их просто выпить за сутки?!

– Он водку в рот не брал, – сразу помрачнев, отрезала Таня. – А бутылки вез в подарок своему приятелю, этому самому Михаилу, так что они точно остались в Афинах. Скажи, есть вероятность, что его найдут?

– Михаила? – Ольга скептически качнула головой и потянулась за сигаретами, лежащими под ветровым стеклом. Ее неказистый армейский джип резко свернул с шоссе, идущего вдоль моря, и стал взбираться на холм по более узкой дороге, покрытой потрескавшимся асфальтом. Сразу стало потряхивать, и Таня наконец пристегнулась. – Ты сама-то в это веришь? В Греции живет куча русских, некоторые из них отзываются на имя Михаил, но я тебя уверяю – ни один не признается, что угробил твоего парня, прости меня за откровенность! Кого и в чем можно обвинить на основании кучки тряпок и костей, которые ты даже толком не опознала? Забудь и попытайся расслабиться! Мы едем в Стиру!

И Ольга, гневно сжав губы, ударила по клаксону, торопя овечье стадо, лениво переходящее дорогу метрах в двадцати от джипа. Маленькая черная собачка, караулившая овец, залилась в ответ сердитым громким лаем, и стадо, суетливо бренча колокольчиками, принялось спускаться к морю. «Интересно, который раз по счету мне советуют все забыть? – подумала Таня, расстегивая куртку. Становилось по-настоящему жарко. – Наверное, мне станет легче, когда я буду знать все о том, что здесь случилось. Я должна знать, ЧТО ИМЕННО надо забыть, а просто вычеркнуть из памяти имя, лицо, звук его голоса – этого, наверное, не смогу сделать никогда».

Глава 4

Вот уже час они ехали по холмистой рыжей равнине, выжженной за лето солнцем, и Тане казалось, что она попала в другой мир – не в тот, что предназначен для туристов, а в обыденный, домашний, закулисный. Мармари даже после окончания сезона выглядел нарядным, ожидающим гостей, а эта равнина, казалось, ничего о туристах не знала. Дорога шла через крохотные белые деревеньки, живущие своей неторопливой, простой жизнью, изредка попадалась заправка, проезжал навстречу грузовик, пересекало дорогу очередное стадо – и все это повторялось с невозмутимым однообразием, которое начинало понемногу усыплять. День установился по-летнему жаркий – Таня давно уже сняла куртку, бросила ее на заднее сиденье и теперь жалела о том, что оставила дома солнечные очки. Ольга тоже разделась и вела машину в одной легкой майке, лихо управляясь с рулем одной рукой – другой она жестикулировала и держала сигарету. На правом предплечье у нее оказалась броская татуировка – черный дракон с разинутой огненной пастью. Тане подумалось, что такие сюжеты любят, скорее, крутые парни на мотоциклах, а Ольга, поймав ее взгляд на своем плече, рассмеялась:

– Нравится или шокирует? Когда-то мне это казалось чудом красоты, а теперь, пожалуй, избавилась бы… Но это невозможно.

– Зачем же, очень тонко сделано, – возразила Таня, разглядывая татуировку. – А что это означает?

– Это означает, что десять лет назад я была набитой дурой и любила такого же тупоголового парня, – с усмешкой проговорила Ольга, сбрасывая пепел с сигареты себе под ноги, на пол салона. – Он увлекался тату, весь был разрисован под хохлому, ну и я к нему присоединилась… Честно говоря, когда согласилась на это, была пьяна. Думала, выражу ему так свою любовь, сделаю тату, как у него, там же, где у него… Самое смешное, что вскоре после этого я его бросила. Любила, как кошка, в рот заглядывала и вдруг просыпаюсь как-то утром и понимаю, что видеть его похмельную рожу не могу! Просто возьму топор и зарублю – вот до чего! У тебя такое бывало?

– Нет, Бог миловал, – поежилась девушка. – У меня обходилось без сильных страстей. Я вообще не любительница экстрима!

– Завидую, – заметила Ольга, бросив на нее оценивающий взгляд. – Тогда ты смогла бы здесь жить. Греки тоже не любят лишних движений. Особенно это здесь заметно в кафе – быстро обслуживать считается неприличным, дескать, клиент может подумать, что от него стараются избавиться. И чем дороже ресторан, тем дольше ты прождешь свой греческий салат!

Последние слова она выговорила почти с ненавистью. Таня не ответила ей, но задала себе вопрос – стоит ли жить в такой прекрасной стране только для того, чтобы скучать по дому? «И при этом Оля ни разу не сказала, что собирается вернуться в Питер! Потому, что она туда не собирается. Ей, как видно, куда приятней жить здесь и ругать Грецию всем, кто согласится ее слушать!» Таня с удовольствием избавилась бы от своей спутницы, если бы могла как-то обойтись без ее помощи, но такой возможности она просто не видела. Провести еще одну ночь в отеле она не решилась бы, а ночевать в зале ожидания в афинском аэропорту ей вовсе не хотелось. К счастью, Ольга не стала продолжать свою обличительную речь, а сообщила, что близится первая остановка на их пути.

– Надеюсь, ты не плотно позавтракала? Тут шикарно кормят, это лучшее заведение в муниципалитете. Только не говори Матильде, если еще ее увидишь! Это ее добьет!

С этими словами Ольга лихо, с размаху проскочила по узким улицам маленького города, неожиданно возникшего из-за поворота дороги, и остановила джип на крохотной площади, явно являвшейся центром здешней жизни. Среди домов, тесно ее окружавших, был банк, отделение полиции, миниатюрная гостиница и большое кафе, располагавшееся чуть выше прочих домов, на террасе. Туда-то Ольга и повлекла свою упиравшуюся спутницу, которая твердила, что еще не успела проголодаться.

– Для здешней кухни в желудке всегда место найдется! – категорично заявил ее напористый экскурсовод. – Это же местная достопримечательность, в сезон сюда не попасть, надо заказывать столик за неделю! Быть на юге Эвии и не пообедать «У мурии» – это нонсенс!

– У кого пообедать? – Сдавшись, Таня поднялась вслед за ней на террасу, где среди пышно цветущих, несмотря на октябрь, кустарников возвышалось одно-единственное дерево… Но зато какое! Ничего подобного Таня не видела даже в телевизоре или на картинках. Прямое, высокое, на вид очень старое, оно красивым веером выпускало в небо длинные ветви, щедро опушенные крупными резными листьями. Все ветви были одинаковой длины и казались аккуратно подстриженными, хотя кто бы стал этим заниматься на высоте пять метров от земли? Приходилось допустить, что эта симметрия была естественного происхождения, тем более что Таня вспомнила – такие деревья, только куда меньше, уже попадались им по дороге. «Подарок садоводу, и стричь не надо! – подумала она, разглядывая дерево. – Интересно, вырастет у нас в Подмосковье такое?»

– «У мурии» – значит у этого дерева, на которое ты смотришь! – Ольга сладко потянулась, расправляя затекшие за рулем руки, и дракон на ее плече зашевелился, казалось, еще шире раскрывая алую пасть. – Такой старой, как эта, я на Эвии не встречала! Ей лет двести, я думаю!

– Мурия? Так оно называется? – Таня провела ладонью по теплой шершавой коре. – Как-то не по-гречески звучит. Скорее, по-испански.

– Очень даже по-гречески, – возразила Ольга, – и ты это слово произноси осторожнее. Дерево-то вообще называется «мурьос», это я для тебя упростила произношение, а собственно «мурия» – значит «морда». Тебя могут неправильно понять. Ну идем, с меня хватит и ботаники, и лингвистики!

Кафе было полным-полно, несмотря на то что туристический сезон окончился, и Ольга только после переговоров с самим хозяином заполучила столик в самом углу, у огромного очага, выложенного диким камнем. Хозяин кафе – атлетического вида блондин с яркими зелеными глазами, вполне сошел бы за героя древнегреческого мифа и, казалось, не должен был бы интересоваться такими низменными вещами, как меню и карта вин… Однако, уверяла Ольга, был таким же сумасшедшим кулинаром, как и Матильда, и самые важные блюда до сих пор готовил сам. Он и теперь исчез на кухне, внимательно выслушав требования Ольги и сверкнув белозубой улыбкой в сторону Тани. Та даже смутилась:

– Ты что ему про меня сказала? Он смотрел так, будто я какой-то дорогой гость.

– Сказала, что ты русская из России, – пожала плечами Ольга и достала сигареты, с удовольствием оглядывая шумный переполненный зал. – Русских здесь еще любят, мы же свои, православные. Это все остальные от нас уже шарахаются… Он сейчас ради тебя постарается, так что готовься к бою.

– Да я не голодна! Выпили бы по чашке кофе и хватит. – Таня украдкой рассматривала посетителей, сразу отмечая среди них иностранцев. Она выделила группу немцев за двумя сдвинутыми столами, услышала за спиной итальянскую речь, заподозрила в пожилой паре американцев… «Значит, есть все-таки туристы. – Таня взглянула на часы. – Главное, проследить, чтобы Оля не напилась, иначе экскурсия кончится в больнице! Как я не подумала, что по дороге нам будут попадаться кафе?! Сидела бы в Мармари на пляже, грелась на солнышке, нет – потянуло в горы! Да уж, все мы Евины дочки, ищем на свою задницу приключений!»

– Отсюда до Стиры и Драконовых домов езды час, – высчитывала тем временем ее спутница. – Там и нарвем твоих ягодок, а потом, если хочешь, спустимся к морю… День такой жаркий, я бы искупалась!

– Что такое Драконовы дома? – Обреченно поинтересовалась Таня. Она уже поняла, что легким этот день не будет – Ольга настроилась более чем серьезно.

– Увидишь! – пообещала та, радостно оживившись при виде хозяина, подходившего к столику с бутылкой вина. – Это какие-то постройки в горах, очень древние, а к чему они – никто до сих пор не знает… О, это отличное вино, давай выпьем, не дожидаясь обеда! Лично у меня в горле все от пыли пересохло!

– Ты все-таки осторожней, – без особой надежды попросила ее девушка, поднимаясь из-за стола. – Где здесь туалет?

– Во дворе, налево увидишь белый домик. – Ольга, облокотившись на стол, строила глазки хозяину, наливавшему ей вино, и уже не обращала внимания на подругу. Таня вышла, еще раз выругав себя за то, что согласилась на эту поездку.

Несколько минут она простояла во дворе, под деревом, разглядывая пустынную площадь и пытаясь сообразить, что ей следует предпринять. Хуже всего было то, что в незнакомых местах Таня, как правило, терялась и чувствовала себя очень неуверенно. «А что бы сделал Ваня? Ну, он никогда бы не поехал в горы с пьяным водителем. И меня бы не пустил! Так мне что – проститься с Олей и вернуться в Мармари на такси? Интересно, здесь можно взять такси? Деньги у меня есть, по-английски все как-нибудь говорят… Чего я раздумываю? С ней нельзя ехать!» Таня убеждала себя, стараясь быть твердой и решительной, и в то же время понимала, что, когда настанет момент для объяснений, ничего путного она сказать не сможет. «В любом случае надо посмотреть, в каком Оля будет состоянии к концу обеда!» – сказала она себе, стараясь не воображать страшную картину – перевернутый джип под каменистым обрывом, а в нем два безжизненных женских тела. В белом домике, о котором ей говорила Ольга, отворилась дощатая синяя дверь, оттуда вышла полная пожилая гречанка и, что-то бормоча себе под нос, медленно поплелась в кафе. «Что я стою? Олю нельзя оставлять одну, она может нарезаться за пять минут!» И Таня торопливо направилась к туалету. Он оказался по-домашнему уютным – цветы на маленьком окошке, пестрый лоскутный коврик на плиточном полу, вместо одноразовых бумажных полотенец – полотняное, длинное, наполовину мокрое. Вымыв руки, Таня отыскала на полотенце сухой кусок и, вытирая пальцы, бросила беглый взгляд в зеркало, чтобы удостовериться, не нуждаются ли ее волосы в расческе… И застыла, расширенными глазами уставившись в свое отражение… Но не только в него.

В правом нижнем углу зеркала была надпись – таким манером часто подписывают на память фотографии. Довольно крупные строчки, четко выведенные черным маркером. Надпись была сделана по-русски. Осознав последнее, Таня на миг лишилась чувства реальности и спросила себя – действительно ли в Греции она находится? А если это так, то кто и зачем мог оставить эту надпись, причем, надо сказать, вовсе не похожую на те, что так популярны в общественных туалетах? Тут не было ни ругательств, ни похабщины – скорее, это было краткое предложение, почти приказ. Она перечитала его еще раз, смутно начиная сознавать, что текст обращен не к кому иному, как к ней самой.

«Хочешь что-то узнать о П., езжай сейчас же к Драконовым домам». Слово «сейчас же» было дважды жирно подчеркнуто, а вот подписаться автор послания счел излишним. Таня смотрела на эти слова, предельно ясные и в то же время какие-то нереальные, видела сквозь них собственное испуганное лицо и снова спрашивала себя, не спит ли она наяву? Но кое-что в надписи возвращало ее в реальность. «Драконовы дома? О них только что говорила Оля. Это где-то рядом, в горах, туда мы и собирались… Нас кто-то подслушал в кафе? Решил подшутить? Но что это за шутки, ведь речь идет о П., значит о Паше! О ком еще я тут могу что-то хотеть знать!»

Опомнившись, Таня рванула на себя дверь туалета и дернула ее еще несколько раз, прежде чем сообразила, что сперва нужно отодвинуть защелку – в таком состоянии были ее взвинченные нервы.

Ольга не напилась, но ее взгляд значительно повеселел и слегка затуманился, а уровень вина в бутылке уменьшился на треть. Она встретила свою подопечную удивленным возгласом:

– Тебе что, плохо? Что ты ела утром? Вся белая… Ты так долго была в туалете?

– Скажи, ты ведь там не была? – вопросом ответила Таня, усаживаясь за стол и оглядываясь по сторонам. «Тут должны быть русские, но я не знаю, на кого думать! Кто мог нас слышать?»

– А в чем дело? – Ольга налила вина в два бокала. – Неужели грязно показалось? Вообще-то тут простенько, но чистенько…

– Чистенько, не спорю, – Таня понизила голос до шепота, и ее собеседница недоуменно нахмурилась. – Там на зеркале надпись по-русски, и, кажется, адресована мне.

– Брось! – после краткой паузы ответила Ольга. – Так прямо и тебе?

– Имелась в виду я и… Паша. Мне предлагают немедленно ехать в эти твои Драконовы дома, если я хочу что-то о нем узнать. Оля, это ведь не ты написала? – с мольбой проговорила Таня, сознавая нелепость своего предположения. Ольга пристально смотрела на нее, все еще сдвинув брови, ее взгляд был совершенно трезв. Наконец она встала:

– В туалете, говоришь? Я взгляну, а ты пока сиди тут, никуда не уходи! Может, к тебе кто-то подойдет, заговорит, тогда скажи, что без меня никуда не поедешь! Мне это не нравится!

«Мне тоже. – Таня проводила ее взглядом до дверей и снова принялась рассматривать посетителей кафе, пытаясь вычислить среди них автора надписи. – Вон тот седой мужчина, которого я приняла за американца? Он тоже на меня посмотрел и сразу отвел глаза. Крашеная рыжая женщина у окна? Кажется, она нас слышала, мы говорили громко. Может, этот парень-официант понимает по-русски? А если сам хозяин? Туристов тут бывает много… Кто может что-то знать о Паше? И почему этого еще не знает полиция?» Несколько минут, которые отсутствовала ее приятельница, показались Тане бесконечными. Никто не подошел к ней, не заговорил, и единственный взгляд, который она на себе поймала, принадлежал хозяину кафе, который на миг высунулся из кухни, явно оценивая, не настал ли момент подавать заказ. Наконец в дверях появилась Ольга, и одновременно с ней к столику направился официант с подносом. Перед Таней возникло несколько тарелок, но от волнения она даже не разглядела, что в них лежит. Ольга хранила загадочное молчание и не нарушала его, пока официант не отошел от стола. Только тогда она подняла на Таню свои прозрачные голубые глаза, в которых читался немой вопрос.

– Ну и как ты думаешь, к кому это обращено? – не выдержала этого странного взгляда девушка. – Почему ты так смотришь? Думаешь, я с ума сошла?! Тогда растолкуй, как это понимать!

– Мне бы кто растолковал, – задумчиво ответила Ольга, не сводя с нее глаз. – Понимаешь, там ничего нет.

– Как? – Таня невольно заговорила громче, и в тот же миг переводчица протянула руку и слегка сжала ей пальцы, словно призывая к осторожности. Она слегка понизила голос, который все равно звенел от волнения: – Ты смотрела на зеркало и не видела надписи?! Две строчки, черным маркером, вот такими буквами…

– Ничего там нет, – пожатие Олиной руки стало сильнее, голос звучал внушительно и твердо. – Надпись или успели смыть, или ее там не было. Не дергайся, я не говорю, что ты сошла с ума. Но ты все время думаешь о своем парне, у тебя в номере в Мармари почему-то оказались ягоды со здешних гор, а я говорила с тобой о Драконовых домах. И не забывай про акклиматизацию! Может, ты ее не чувствуешь, но она происходит и может давать самые неожиданные эффекты! Мне случалось видеть туристов, которые на первых порах вели себя как обкуренные наркоманы, так на них действовал здешний воздух и солнышко!

– Солнышко тут ни при чем! – прошипела Таня, отбрасывая ее руку. Она чувствовала, как кровь отхлынула от лица и удушливым комком собралась где-то в районе диафрагмы. Ласковая нотация от Оли превысила меру ее терпения. – Ты уже напилась и не туда смотрела! Я видела то, что видела! По-твоему, я сочинила эту надпись?! Или мне здешним воздухом навеяло?!

– Закрыли тему, – с внезапной холодностью заявила ее собеседница. Было ясно, что она обиделась – Ольга подчеркнуто смотрела в сторону и цедила слова с убийственной вежливостью. – Пусть надпись была. Вопрос в том, собираешься ты ехать дальше в горы или нет?

– Не знаю, – слегка остыла Таня. Теперь она жалела, что так набросилась на свою спутницу – в конце концов, та желала ей только добра. – Вроде бы имелся в виду Паша, а может быть, нет… Это вообще могло быть написано давно и не для меня! И мы все равно туда собирались… Не сердись. – Она окончательно остыла и виновато взглянула на Ольгу. – У меня действительно голова кругом, пойми… Наверное, я все неправильно истолковала. Давай съездим туда, раз ты думаешь, что это того стоит!

Ольга сдержанно пожала плечами, отчего дракон, резким пугающим пятном выделявшийся на ее белой, нетронутой солнцем коже, слегка изогнулся, будто готовясь к прыжку. «До чего ей не идет эта татуировка! – снова подумала Таня, стараясь поймать взгляд своей спутницы. Та отводила глаза, по всей вероятности, обидевшись всерьез. – Да и все в ней как-то некстати, одно с другим не сочетается. Замужняя женщина, мать, дочке четыре года – а ведет себя как подросток-переросток! Не нагулялась, что ли? Или по своему татуированному другу скучает?»

К столику подошел хозяин, заговорил по-гречески с Ольгой, то и дело поглядывая на Таню, опустившую глаза в тарелку. Он явно был обеспокоен видом своих гостей и желал знать, не кухня ли тому виной? Так и оказалось – когда эффектный трактирщик отошел, Ольга неохотно, почти сквозь зубы бросила:

– Когда будем уходить, скажи ему, что было очень вкусно, идет? Неохота его обижать, отличный мужик! Он, оказывается, наблюдает за тобой и видит, с каким кислым лицом ты сидишь.

– А ты, можно подумать, сидишь с другим! – парировала Таня, чем вызвала слабую улыбку на губах своей спутницы. – Ну, давай мириться, я беру свои слова назад! Просто я зануда, сама почти не пью и очень боюсь, что мы перевернемся где-нибудь в горах! Но больше на эту тему ни слова!

Ольга улыбнулась шире и собиралась что-то ответить, как вдруг насторожилась и замолчала. Таня обернулась и увидела за своей спиной рыжеволосую женщину, которая прежде сидела у окна, ту самую, которую она включила в список подозреваемых, когда рассматривала посетителей кафе. Женщина неуверенно улыбнулась, встретив ее недоуменный взгляд, а когда поздоровалась, Таня поняла, что была права. Девушка услышала русскую речь, слегка корявую и неуверенную, словно она давно не была в употреблении.

– Извините, что я так вмешалась, но я не могла не подойти! Вы говорили по-русски!

Женщина смущалась и явно нервничала, и ее неуверенность еще больше подчеркивала неискренняя широкая улыбка. Таня заметила, что ее крупные передние зубы, желтоватые от курения, испачканы ярко-розовой помадой, да и вообще на лице этой дамы лет пятидесяти было слишком много косметики. Под густым слоем тонального крема угадывалась дряблая кожа, тщательно взбитые надо лбом рыжие крашеные волосы напоминали парик, а морщинистые загорелые руки с ярким маникюром украшали многочисленные кольца и браслеты. Таня, забыв о приличиях, широко распахнула глаза, разглядывая эту колоритную даму, на Ольгу же она не произвела никакого впечатления. Не слишком дружелюбно, но все же вежливо переводчица поинтересовалась, чем они могут быть полезны?

– Вы из Москвы? – с надеждой спросила та.

– Я из Москвы, – опомнилась наконец Таня. – Извините, я вам задам один вопрос, только не удивляйтесь! Это не вы сделали надпись на зеркале в здешнем туалете?

Дама изумленно уставилась на нее, а потом ее лицо, напоминавшее тщательно раскрашенную маску, задрожало от еле сдерживаемого смеха. Таня поняла, каков будет ответ прежде, чем услышала его.

– В туалете? Нет, что вы, не я! – Дама окончательно развеселилась и, перестав смущаться, положила руку на спинку третьего стула, придвинутого к столику: – Вы разрешите присесть? У меня к вам огромная просьба, надеюсь, вы не откажете… Это просто воля провидения, что я сегодня сюда заехала и встретила вас! Ведь уже не сезон, да и в сезон на Эвии русских туристов почти не бывает… Этого места в России не знают. Вы ведь туристы?

– Нет, – отрезала Ольга, которой это новое знакомство было, по всей видимости, не по душе. – Мы здесь по делу и сейчас уезжаем.

– Я вас не задержу. – Дама чутко уловила неприязненную интонацию и вновь засуетилась. Когда она открывала сумочку, висевшую на плече, ее унизанные массивными кольцами пальцы заметно дрожали. – Где же это… Неужели оставила дома? Ах, Господи… Да вот, нашла!

Она с победным видом извлекла из бокового кармана сумки визитную карточку и, торопливо написав что-то на обороте, протянула ее Тане:

– Не откажите, будьте так любезны! На карточке – адрес фирмы и рабочие телефоны моего сына… Вот тут все его данные, – перегнувшись через стол, она чертила по карточке кончиком накладного розового ногтя. – Я не могу ему дозвониться уже больше полугода, все телефоны молчат, письма писала, но ответа нет. Мобильный телефон не отвечает, со съемной квартиры он съехал, а свою сам сдает, но жильцы уплатили за год вперед и давно его не видели… Я его просто потеряла, понимаете? – тараторила женщина, и в ее торопливой речи ясно слышалось отчаяние человека, которого редко соглашаются выслушать. – Прошу вас, позвоните по этим телефонам, вдруг у вас получится? Если кто-то ответит, попросите с ним связать и дайте мои координаты! Вот, я написала на обратной стороне. Может быть, он их потерял… Я живу тут уже восемь лет, он ни разу ко мне не приезжал, но это понятно, у него же работа, однако мы всегда созванивались, и вот…

Дама говорила таким умоляющим тоном, что у Тани не хватило духу ответить ей «нет», как она собиралась вначале. Девушка взяла визитку, стараясь избегать неодобрительного взгляда Ольги. Рыжеволосой женщине тоже было неловко. Она торопливо встала и попрощалась, не переставая осыпать Таню благодарностями. Подойдя к своему столику, она расплатилась по счету, в дверях еще раз обернулась, послав Тане выразительный умоляющий взгляд, и исчезла.

– Ну и зачем ты ее обнадежила? – спросила Ольга, закуривая и отодвигая от себя опустевшую тарелку. Она уже успела отдать должное местной кухне. – Неужели будешь звонить этому парню?

– А почему нет? – Таня спрятала визитку во внутренний карман куртки и застегнула «молнию». – Или ты думаешь, она ненормальная и никакого сына в Москве у нее нет?

– Думаю, есть, но он или не хочет общаться с мамашей, или с ним что-то случилось. В любом случае тебе какое дело? А если свяжешься с такой вот дамочкой и сама перезвонишь ей в Грецию, она с тебя не слезет, начнет доставать и висеть на телефоне. Это живой труп, таких тут не один десяток! Я сразу поняла, когда она подошла!

– Живой труп? – с опаской переспросила Таня, бросая взгляд в сторону двери, за которой скрылась рыжая дама.

Ольга рассмеялась, поняв ее недоумение:

– Прости, не хотела тебя пугать, но мы это просто так называем! Мы, в смысле местные, а я себя тоже к ним причисляю. Мы так говорим о тех, кто уже несколько лет живет в Греции, связи с родиной потерял, а новых здесь не завел. Из России много приезжали в начале девяностых, покупали тут виллы, целые острова, вкладывали свои бешеные деньги, а потом и сами тут поселились, некоторые целыми семьями. Правда, это уже редкость, молодежи здесь делать нечего, а вот даме такого возраста самое место! Она здесь доживает свой век и подыхает со скуки! Греческий толком не выучила, знакомых не завела, на родине все ее уже забыли… Она не то что я, я-то влилась в местную среду, язык знаю в совершенстве, родила ребенка от грека, дочка вообще по-русски не говорит… Значит, я и сама уже почти гречанка. А эта… Живой труп, а ты бы как это назвала?

– Мне ее жаль. – Таня тоже справилась наконец со своим жарким, не желая обижать хозяина кафе. Аппетита у нее не было совершенно, и она могла только сокрушаться о том, что попала в это заведение в неподходящий момент. – Почему она не вернется домой?

– Наверное, ей некуда возвращаться, – равнодушно бросила Ольга, оглядывая свое лицо в зеркальце пудреницы. – А вообще, выбрось из головы! Тебе ее жаль? Если бы она действительно хотела найти своего сына, давно бы съездила в Москву и навела справки! Нет, ей легче прицепиться в кафе к незнакомому человеку и попросить об одолжении… Паразитка!

Она жестом подозвала официанта, что-то сказала ему, и тот с улыбкой исчез. Через минуту из кухни появился хозяин, но вместо счета Таня увидела у него в руках сверток размером со стандартную книгу. Он галантно вручил его Тане и произнес по-английски пламенную речь, из которой следовало, что «У мурии» всегда рады видеть новых друзей из России и как будет замечательно, если Таня приедет сюда еще раз и останется подольше. Та растерянно благодарила, не зная, чем заслужила такой прием, искала взглядом помощи у Ольги, но та лишь довольно усмехалась, пока наконец не спасла ее, услав на улицу: