Переводы с языка дельфинов Миронова Юлия
– Я. На это. Не пойду.
Возможно, год назад для чужого ребенка предложение Семена показалось бы Алине разумным, но не сейчас, не здесь и не для Вовы. Она развернулась и ушла к компьютеру. По привычке стала переходить по закладкам, проглядывая сайты, которые уже стали ей родными. Ей снова попался форум, предлагающий лечить аутизм с помощью диеты и витаминов. Его Алина еще не изучила, и она углубилась в чтение. Истории успеха поражали. Безнадежные, казалось бы, дети, которым ставили диагноз «аутизм», начинали говорить, играть с другими детьми да и просто становились обычными детьми. Или почти обычными, даже могли ходить в массовые школы и заниматься в спортивных секциях.
Но начинать нужно было как можно раньше. То есть прямо вот с сегодняшнего дня. Никаких «ждать два года». Напротив, почти в каждой теме писали: не упустите время, начните как можно раньше. Звучит, конечно, заманчиво, но, скорее всего, это полная ерунда. Но попытка не пытка. Или пытка? Не попробуешь – не узнаешь. Так и не придя ни к какому решению, Алина пошла готовиться ко сну.
На следующий день утром, припомнив слова мужа, она задумчиво разглядывала Вову, пытаясь понять, а вдруг ему и правда будет лучше в интернате. Вова крутился около нее, время от времени выкрикивая «тыга-дыга».
«Не смотрит в глаза. Совсем не смотрит на меня, – подумала Алина. – И как я раньше не замечала? Вот ведь он со мной сейчас играет, а в глаза мне не смотрит». Алина мягко повернула сына к себе. Вова, было видно, что-то почувствовал, повернул к ней лицо и внимательно стал разглядывать ее глаза. Алина было обрадовалась, но через секунду поняла, что он интересуется ею не как собеседником или партнером по игре. Он смотрел не в глаза, а на глаза – как на предмет. Казалось, его интересует, как эти глаза шевелятся там, внутри головы.
Мальчик вдруг резко протянул цепкие ручонки и вцепился Алине в лицо, двумя пальцами глубоко попав в правую глазницу. Алина вскрикнула и дернулась от пронзительной боли. Вова на секунду замер, а потом стал с большим напором выколупывать ее глазные яблоки. Всерьез, с силой и напором. Терпеть эту странную игру Алина не смогла, отвела его руки и встала. Вова зашелся в истерике, пытаясь залезть на нее, дотянуться руками до вожделенных материнских глаз, которые наполнились отчаянием и слезами.
Как назло, Вове игра понравилась. На следующий день, не успела Алина присесть на диван и посмотреть на Вову, он был уже тут как тут, протягивая ручонки к ее глазам. Алина быстро прикрыла их и отвела взгляд. Уже скорее инстинктивно, чем осознанно. И вдруг Алина словно увидела себя со стороны. Вот она, не аутистка, боится родного сына. Старается не смотреть на него в упор. Избегает встречи взглядов.
Алина была потрясена. Вот так сын показал ей свой мир. Вот он какой, это мир, где каждый, кто смотрит тебе в глаза, хочет выколупать твою душу! Хочет распоряжаться твоим временем, тащить куда-то, куда совсем нет желания идти. Хочет трясти, кричать в ухо, требуя чего-то, а тебе в этот момент спокойно и приятно. Хочет навязывать тебе свои желания, лишь только поймав твой взгляд.
О, в этом мире прятать глаза – первейшая необходимость!
Следующие несколько дней Алина ездила с Вовой по врачам. Она старалась ездить только к опытным, рекомендованным специалистам. Первым был невропатолог – солидный дядечка, лет шестидесяти пяти, с бородкой, вообще на вид полностью соответствующий представлению Алины об успешном опытном враче. Именно таким она ожидала увидеть психиатра. Однако ответы солидного невропатолога оказались еще более уклончивыми. Он упомянул пару чудесных историй о том, как дети не говорили до трех лет. Еще пару историй о том, как ребенок без видимых отклонений так и оставался не говорящим на всю жизнь. Пока Алина пребывала в замешательстве, врач выписал несколько направлений: Вове предстояло пройти исследования головного мозга и УЗИ.
Лор, не менее опытная и популярная в среде молодых мамочек докторша, нашла у Вовы аденоиды первой степени, но отметила, что со слухом у него все в порядке. Остеопат, старый знакомый, привычно посоветовал провести еще сеансов пять. Но тут уже Алина взяла паузу и сказала, что перезвонит ему при первой возможности.
Конечно же, она сделала и рекомендованное УЗИ, и энцефалограмму – и все в Вовиной голове оказалось в норме! С неврологической точки зрения Вова был абсолютно здоровым ребенком. Сходила Алина и в роно, их поставили на очередь в коррекционный сад, но советовали раньше четырех лет ответа не ждать.
У Алины уже был другой план действий. Она увлеклась попытками попасть в мир Вовы и вытащить его наружу. Прежде всего нужно было испробовать все виды занятий со специалистами. Она купила себе элегантный кожаный ежедневник, чтобы записывать в него бесконечный список Вовиных врачей и расписания занятий. К сожалению, почти все было платным и нужно было выбрать. Зато дома Алина не теряла времени даром. Первым делом она стала учить Вову разговаривать. Теперь, когда он прибегал и дергал ее за руку, она не торопилась вставать с кресла, а вместо этого монотонно повторяла ему: пойдем, пойдем! – и не вставала до тех пор, пока Вова не бурчал что-то, хотя бы отдаленно напоминающее это «пойдем». Потом то же самое она стала делать и с конфетами. Вова ловко забирался на холодильник и доставал себе оттуда шоколадку, приносил ее Алине, но она не спешила открывать, несколько раз однообразно повторяла: открой, открой! На удивление, Вова не вредничал, казалось, ему была по душе эта игра. Он смотрел на шоколадку и терпеливо ждал, пока мама скажет свои слова и откроет ее. Конечно, до результата было еще далеко, но Алина была уверена, что результат непременно появится! Это ее воодушевляло.
Она установила сыну несколько игр на компьютер. Самых простых, чтобы он освоил мышку и научился сортировать предметы по цветам и посмотрел на буквы алфавита. Способности к освоению компьютера у него оказались необыкновенные. Мышку он освоил за два дня, а движущиеся машинки не только приводили его в полный восторг, но и подталкивали к обучению. Когда Алина услышала, как он, глядя на экран, тихонько бормочет что-то вроде «масина, масина», она придумала новое занятие. Алина достала с верхней полки шкафа видеокамеру, уже год пылившуюся без дела, и записала себя в маленьких коротких роликах, где повторяла буквально несколько слов: машина едет, это кубики, машина приехала. Потом то же самое она проделала с названиями частей тела – показывала и говорила: рука, нога, язык. Глядя на высунутый язык, Вова хохотал, почему-то больше всего ему нравилось именно это.
Как бы то ни было, процесс пошел! Когда Алина услышала что-то похожее на слова, она удвоила усилия. К съемкам она привлекла Семена. Сцена была очень простая: она давала мячик Семену, и они произносили три слова. Семен говорил «дай» – Алина протягивала ему мячик, произнося «на», Семен отвечал ей «спасибо». Для надежности сцену записали три раза. После этого Алина стала показывать ее Вове. К счастью, Вовик очень любил смотреть одно и то же много раз. Алина радовалась как сумасшедшая, потому что, посмотрев раз десять, Вова схватил мячик и стал бегать с ним по квартире. После этого он стал протягивать его то папе, то маме. Это было уже полдела.
Но конечно же, больше всего им хотелось услышать заветные слова. И это произошло прямо на следующее утро. Алина брала мяч, подбегала к Вове, давала ему его в руки. Вова внимательно смотрел по сторонам, казалось не замечая Алину, но мяч из рук не выпускал. Затем она протягивала к нему руки и, тщательно соблюдая интонацию, как на видеозаписи, говорила: «Дай!» Вова протянул руки с мячом и четко сказал: «На!» Алина еле сдержала подкатывающее к горлу счастливое рыдание, быстро сказала «спасибо» и побежала будить Семена.
– Иди, папочка, посмотри, чему мы научились!
Семен пришел в детскую и с интересом стал наблюдать за ними. Алина с Вовой повторили этот трюк еще два раза. Сейчас Вова напоминал обыкновенного ребенка, который дает мячик по просьбе матери. Алина ликовала. Затем она попыталась изменить ситуацию.
– Семен, теперь ты бери мячик, отдай его Вове, протягивай к нему руку и говори «дай».
Семен тщательно выполнил все инструкции. Он вложил мячик Вове в руки, присел на корточки, протянул к малышу руки и сказал: «Дай!»
– На! – радостно ответил мальчик и вручил мячик маме.
Алина рассмеялась.
– Ты видишь? Он привык, что мячик беру я. Ну конечно же.
Мячик упал на пол. Она повернулась к Вове, протянула ему руки и сказала:
– Дай!
Вова, радостный, довольный, что он понял наконец-то, чего от него хотят родители, протянул к ней руки и сказал:
– На!
Мячик валялся на полу. Улыбка на лице Алины померкла.
Просьбы выпросить у Семена деньги были безуспешны. Он уходил от разговора под самыми разными предлогами. Алина расстраивалась, злилась, недоумевала. Поскольку денег у нее было в обрез, она выбрала только занятия в центре «Дети и мир».
Первый визит ее, можно сказать, шокировал – она никогда еще не видела так много странных детей в одном месте. Мамашки, такие же суетливые и напряженные, как и сама Алина, бегали за своими малышами, пытались из раздеть, успокоить, усадить, чем-то занять.
И все-таки каждый ребенок был наособицу. Очень симпатичная девочка лет трех с должным выражением и мимикой читала вслух стихотворение и казалась совсем обычной. Пока не стала жадно нюхать только что снятые сандалии. Из комнаты для занятий вышел подросток лет двенадцати.
Необычайно толстый, в смешных штанах на подтяжках. Его встречала мама: «Лева! Лева, иди сюда!» Парнишка мотал головой, поглядывал в сторону матери, но не отзывался на призыв. Она встала, подошла к нему, взяла за руку, и они направились к вешалке.
Мальчугана лет четырех-пяти, с широким лицом и соломенными вихрами, привели родители, такие же светловолосые и широколицые. Ребенок, очевидно, совершенно был недоволен приходом в «Дети и мир». Когда всех детей повели в группу, он стал сопротивляться, потом долго кричал и бил ногами по стенам. Родители никак не могли уговорить его зайти в детскую комнату. Прождав еще минут пять и не получив согласия мальчика, отец просто поднял его на руки и внес в помещение для занятий. Оставил там и резво выскочил. Алина хмыкнула, глядя на эту его уловку.
Вова тоже не выказал желания идти со всеми, но терапевт, вышедшая посмотреть, остался ли в «предбаннике» кто-то еще, ловко схватила малыша за руку и сумела одновременно с отцом, вталкивающим шумного мальчика, втащить Вову в группу. Было слышно, как изнутри дверь закрыли на ключ.
Для самих мамочек тоже было предусмотрено занятие. В небольшой комнатке они расселись вокруг стола, во главе которого восседала Ирина Петровна.
– Ну, здравствуйте, – сказала Ирина Петровна, – будем знакомиться.
Мамы и папы начали представляться по кругу. Молодую пару, приведшую упрямого мальчишку, звали Ксюша и Андрей. Они приехали из далекого поселка между Новгородом и Череповцом. Там они не могли найти помощи сыну, поэтому пришлось ехать в Санкт-Петербург.
Невысокую симпатичную темноволосую и черноглазую девушку звали Манана. Она постоянно улыбалась. У ее сына было необычное имя Сандрик. Растила она его одна, без отца.
С девочкой Оленькой, любительницей сандалий, пришла бабушка Тамара Петровна. Родители Оленьки много работали, у них не было времени заниматься с дочерью.
В углу пристроилась хрупкая блондинка, Настя. Она как будто не обращала внимания на окружающих, но иногда в ее глазах мелькал бешеный чертик. Алина сразу вспомнила ее сына Тошу, который в коридоре вел себя почти так же, как и его мама: осторожно поглядывал вокруг себя, но вдруг вскидывал кверху подбородок и разражался гомерическим хохотом.
А вот и Танюша. Она так и представилась – Танюша. Когда она заговорила, Алина поняла, что звонила недавно именно ей. Это была высокая статная женщина, с волосами натурального пепельного цвета. Алина такой цвет терпеть не могла, считая его грязным, мышиным. Холеная красавица Алина была уверена, что любая девушка, которой от природы дан такой ужасный цвет волос, просто из уважения к обществу обязана перекраситься во что-то более приличное. Но саму Танюшу, похоже, ничто не смущало. Никакой прически она тоже не делала, а незатейливо собирала всю длину унылых волос в конский хвост. Одета она тоже была довольно странно: брюки и пиджак, который явно предполагалось носить с блузкой или юбкой, но Танюша надела под пиджак свитер. Танюша оказалась самой активной девушкой, и говорила больше всех именно она. Рассказывала, как проходят занятия. Так Алина подробнее узнала, что такое иппотерапия и дельфинотерапия, что здесь, в центре, есть музыкальная терапия и логопед. Сама Алина молчала, говорить ей было пока не о чем.
Ирина Петровна рассказывала о специальном летнем детском лагере, о том, что скоро будут набирать группы и какой сильный эффект оказывает на детей этот самый лагерь. Алина слушала вполуха, так как лагерь ее не очень волновал, он был предназначен для детей постарше Вовы. Думала она о том, что дети, с которыми она столкнулась в коридоре, так или иначе что-то лопотали. Ее Вова был единственным мальчиком, который вообще не говорил ни слова. Хоть родители и рассказывали обескураживающие истории, но, как бы там ни было, речь у этих малышей была.
Например, Манана рассказывала про сына Сандрика. Он просил шампунь, говорил: «Зеленый, зеленый». Манана перебрала все, что было в ванной комнате зеленого цвета, пока не догадалась, что он имеет в виду лягушку, нарисованную на бутылочке с шампунем. Алина втайне позавидовала Манане, сама она даже не мечтала, чтобы Вова говорил «зеленый» да еще и имел при этом в виду конкретный предмет!
Ксюша рассказывала, как было сложно с сыном Марком, потому что он совершенно бесстрашный и, кажется, вообще почти не чувствует боли.
Тамара Петровна пожаловалась, что Оленька всегда носит с собой по квартире любимую тряпочку, которую невозможно отобрать, даже чтобы постирать.
Послушав еще несколько историй, которыми охотно делились мамы, папы и бабушки, Алина осмелела и решила поделиться своими достижениями в обучении речи. Она начала рассказывать о компьютерной программе и видеозаписи, благодаря которой она научила Вову говорить «на» и «дай». Но по непонятной причине ее скромный рассказ вызвал сильнейшее раздражение строгой Ирины Петровны.
– Вот какой смысл в том, что вы учите его? – Юшкевич нервно постукивала карандашом о стол. – Он же просто копирует вас. Да, мальчик выучит несколько слов, но не сумеет употреблять их в той ситуации, когда они были бы уместны. Обучением на компьютере, с помощью видеокамеры вы задаете программу для робота. Понимаете, мы хотим, чтобы ваш сын перестал быть роботом. А то, что вы делаете, обратно тому, что делаем мы. В нашем центре мы пытаемся научить детей импровизации, общению, сделать их более человечными. А вы со своими программами сделаете их придатком для компьютера!
Алина даже не пыталась возражать, ошарашенная негативной реакцией. Меньше всего она ожидала, что ее незначительный эксперимент, который она тщательно продумала и опробовала, вызовет такую бурю протеста. Да, конечно, она в душе согласилась с Ириной Петровной, так как вспомнила печальный итог – радостное «на» и пустые руки сына. Но гневная тирада… это уже перебор, они, в конце концов, пришли всего лишь в первый раз.
Потом Алина только молчала, но жадно впитывала все, что здесь говорили. К концу занятия она стала понимать, что явно зря она полезла со своими идеями. Сначала нужно попробовать то, что уже проверено другими. Но пока ничего принципиально нового, по сравнению с тем, что уже она успела прочитать в интернете, она не услышала. Самый главный вопрос, который интересовал ее: как вылечить Вову? – здесь даже не звучал. Использовались такие слова, как «социализировать», «адаптировать». Женщины интересовались, женятся ли аутисты, поступают ли в высшие учебные заведения, берут ли их на работу. Казалось, они совсем смирились с тем фактом, что их дети всегда будут не такие, как другие люди. Всегда особые.
Глава 6
Если Алина в связи с Вовиной болезнью была вся в делах и каждый день находила чем заняться, то у Семена с каждым днем дела шли все хуже. Первое время он еще суетился, пытаясь как-то вернуть свои права на патент, но постепенно понял, что так или иначе придется двигаться дальше. Его финансовая состоятельность резко пошатнулась, но даже не это выводило его из себя. Оказалось, что стабильность, которую он с таким трудом и усердием выстроил для себя, была мнимой. До сих пор все, чего он хотел, к чему стремился, само давалось ему в руки. Деньги, квартира, Алина – все было как в сказке! Хотя на самом деле это был точно продуманный план, над которым пришлось поработать. Но вдруг в один момент все стало рассыпаться как карточный домик. И проклятый женьшень был здесь не единственной деталью.
Семен вспомнил: жизнь стала меняться с рождением сына. Да-да, как только Алина родила Вову, привычное существование Семена сразу изменилось, наступило что-то неприятное. Жизнь после рождения ребенка он рисовал себе в радужных красках. В его представлении они с Алиной, нарядные и веселые, живут прежней вольготной жизнью, ходят по театрам и выставкам, ужинают в ресторане, отдыхают в Европе или на островах. А за ребенком присматривает няня. По правде говоря, все сложилось как раз правильно: Алина хорошо справлялась с новой ролью, матерью она оказалась хорошей, но Семену уже тогда не понравилось, что ребенок прочно занял его место возле обожаемой Алины.
Прежде всего крест в их отношениях с женой был поставлен грудным вскармливанием. Семен пытался намекнуть, что не считает кормление ребенка матерью обязательным, но тут Алина встала на дыбы. В конце концов, материнский инстинкт никто не отменял и уж что-что, а грудное молоко для родного ребенка она жалеть не собиралась. Наряду с этим отпали вечерние мероприятия с фуршетами, так как Алина ничего не могла на них есть и практически не пила. В результате Вова был упитан и розовощек, а Алина грустила целыми днями.
Семен все чаще пропадал на работе.
И конечно, Зубова раздражало практически полное отсутствие секса. Справедливости ради надо заметить, что Алина никогда не была особо страстной, но Семен списывал это на неопытность и природную скромность. Но тем не менее ждал, что вот-вот в жене проснется ее женская сущность и тогда они смогут насладиться друг другом по-настоящему. Он слышал, что после родов женщина расцветает и созревает для самых ярких интимных отношений. Он ждал чуда. Но после рождения ребенка сексуальная жизнь прекратилась совсем. Алина не подавала никаких признаков желания и мужу уступала редко и неохотно. Первые полгода после рождения ребенка он вообще не знал, что делать. Никто, кроме Алины, ему абсолютно не был нужен, так что о других женщинах и речи быть не могло. Пачка непристойных журналов в ванной комнате – все, что ему оставалось.