Когорта Валентинов Андрей

Глава 1. Бегство

Лестница подъезда казалась бесконечной – серая, давно не метеная, она тянулась от пролета к пролету долгими рядами ступеней. Огромный дом довоенной постройки знал когда-то лучшие времена, теперь же в этих обветшалых, насквозь пропитанных едкой пылью стенах явственно чувствовался дух разрушения и распада.

Мик одолел первые пролеты легко, почти бегом, но недвижный сырой воздух подъезда, такой неожиданный после раскаленной августовским солнцем улицы, заставил поневоле замедлить шаг. Плотников пошел не спеша, разглядывая лопнувшую черную кожу квартирных дверей. Многочисленные таблички с указаниями количества звонков безошибочно свидетельствовали, что он оказался в царстве коммуналок. Плотников вздохнул. Подъезд навевал невеселые мысли, да и повод, заставивший его бросить все дела, был не из приятных. Давний друг семьи, бывший доцент университета Ростислав Говоруха позвонил, прося срочно его навестить. В иной раз Плотников, возможно, и отклонил бы просьбу старика, ибо забот у Мика было предостаточно, но пришлось идти – Ростислав Вадимович умирал. Мик знал старого Говоруху с самого детства, и теперь, поднимаясь по пыльной лестнице на седьмой этаж, чувствовал, как у него начинает щемить сердце.

Плотников нашел нужную кнопку и нажал, как и требовала надпись, четыре раза. Дверь открыла пожилая женщина в халате, соседка по коммуналке. Взглянув на гостя без всякой приязни, она первым делом поинтересовалась, не родственник ли он Ростислава Вадимовича, и есть ли у него соответствующий документ. Все стало ясно – вопрос о правах на освобождавшуюся жилплощадь обсуждался в этой квартире, очевидно, уже не первый месяц.

Еще недавно горячий по натуре Мик непременно высказался бы на всю катушку, но события последних месяцев достаточно его изменили. Плотников, не говоря ни слова, взглянул соседке в глаза и не отрывал взгляда до тех пор, пока лицо ее не потеряло всякую живость. Тетка побледнела, что-то несвязно пробормотала и сгинула, совершенно потеряв интерес к гостю. Плотников мельком подумал, что при иных обстоятельствах не преминул бы достать из болтавшейся под мышкой кобуры наган и напрочь выбить у этой «пролетарки» мысли об имуществе умирающего дворянина.

В маленькой комнате Говорухи было неожиданно пусто. Мик, привыкший к виду сотен книг, которыми было заставлено жилище Ростислава Вадимовича, удивленно оглядел голые полки шкафа и пустые углы, когда-то заваленные связками старых журналов и томами энциклопедий.

– Не бойся, Мик, – долетело откуда-то со стороны распахнутого окна. – Меня пока еще не обокрали…

– Здравствуйте, Ростислав Вадимович, – пробормотал Плотников, подходя к старому продавленному дивану, на котором лежал старик. – Как… как вы себя чувствуете?..

– Я? Ты знаешь, мне немного легче. Говорят, это всегда так бывает. Последняя милость.

– Что вы говорите… – неуверенно запротестовал Мик, со страхом глядя на белое, почти неузнаваемое лицо Говорухи. – Если легче, это… это хорошо…

– Конечно, хорошо, – усмехнулся старик и попытался привстать. – Лучше чем доходить при полном кондратии. А книги я в университет отдал, на свою старую кафедру. Разворуют, конечно, но пусть лучше они, чем эти…

И Ростислав Вадимович выразительно кивнул в сторону двери, ведущей в коридор. Мик присел на диван и, стараясь говорить как можно бодрее, начал передавать приветы от родителей, пересказывать запоздалые медицинские советы, вычитанные матушкой Плотникова из научных журналов, и даже попытался завести беседу о погоде. Говоруха слушал, не перебивая, но взгляд живых серых глаз был столь выразителен, что Мик, не договорив фразы, умолк.

– Михаил, – тихо, еле слышно заговорил Ростислав Вадимович, – не надо! У меня есть все болячки, положенные в мои восемьдесят пять, но разжижением мозгов пока не страдаю. Я позвал тебя не для того, чтобы ты изображал тут Евгения Онегина. Я не твой дядя, и завещать мне нечего. Я уже исповедался и причастился. Я ведь верующий, Мик, и мне не страшно, так что можешь меня не утешать. Но кое-что я не рассказал даже на исповеди…

Старик замолчал, несколько раз глотнул воздух.

– Я мог бы позвать твоего отца. Знаю его много лет, куда больше, чем тебя, шалопая. Но мне нужен именно ты…

Говоруха на секунду закрыл глаза, затем вновь заговорил, причем голос его неожиданно окреп, даже белое, подернутое легкой желтизной лицо порозовело, будто разговор придал старику новые силы.

– Мик… Ты ведь оттуда, правда? Тебя не было все эти месяцы. Сначала Миша… Михаил Модестович… Потом Тургул и Витя Ухтомский. Я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, Ростислав Вадимович, – так же тихо ответил Плотников. – Я был там. И скоро вернусь.

– Молодец. Не страшно на войне? Когда – со своими?

– Они не свои! – лицо Мика дернулось. – Рачья и собачья сволочь! Непобедимая и легендарная… Ничего, поглядим!..

– Да… – помолчав, вздохнул Говоруха, – ты стал совсем другим… Это ведь не твоя война, мальчик!

– Моя! – резко ответил Мик, и старик, взглянув ему в глаза, умолк.

Несколько минут стояла тишина. Плотникову стало совестно оттого, что он повысил голос в присутствии больного, и он не знал, о чем вести речь дальше. Впрочем, Ростислав Вадимович заговорил сам.

– Не сердись! Просто я видел за свою жизнь слишком много крови… Впрочем, скоро мне будет уже все равно… Что-то душно…

Плотников оглянулся – окно было открыто настежь, и в комнате стояла приятная прохлада. Старик уловил его взгляд и покачал головой:

– Это все уже не поможет. Слушай, Мик! Мне трудно говорить, но я должен… Ты помнишь рукопись в Ленинке – «Житие Святого Иринея»?

– Помню, – кивнул Плотников, думая, что сознание старого Говорухи уже начинает мутиться. – Ее кажется написал Гийом де Ту. Овернский Клирик…

– Да… Ты и Миша… Михаил Модестович… искали там заклинание, помнишь?

– Помню, не волнуйтесь! Но там ведь не было ничего. Пустой номер!

– Там было заклинание, – Говоруха вновь закрыл глаза. – Оно было написано на полях…

– Как? – поразился Мик, сообразив, что старик не бредит. – Но вы же мне сказали… И дядя Майкл…

– Мы решили ничего не говорить тебе. Это страшное заклинание, Мик! Ты помнишь, для чего оно?

– Кажется помню… – неуверенно согласился Плотников. – Если его прочитать, проклятая душа будет спасена. Обычная мистика!

– Да. Душа ярта… проклятая душа будет спасена. Но тот, кто прочитает заклинание, погибнет сам. Миша велел мне переписать. Наверное, нельзя было этого делать…

– Стойте, стойте! – перебил старика Мик. – Ну, знал дядя Майкл знал это заклинание. Он ведь погиб, он кровью истек!

Плотников не договорил. Перед глазами встало высвеченное лучами фонарей мертвое лицо Корфа – суровое, с глубокими складками у белых, обесцвеченных смертью губ. Барон сидел, прислонившись к влажной, покрытой мелкими капельками воды стене подземного зала. Рядом лежал наган с опустевшим барабаном, а правее…

– Кора? – понял Мик. – Но ведь… Мы убили Волкова! Неужели дядя Майкл?..

– Не знаю! Ничего не знаю! – с отчаянием в голосе произнес Говоруха. – Может, все это и вправду ерунда, средневековые сказки. А если нет? Если он все-таки прочитал заклинание? Зачем я его послушался!

Плотников задумался.

– Ростислав Вадимович, да что вы волнуетесь? В конце концов, какая-то старая книга… Почему вы думаете, что это заклинание действует? Мало ли всякой ерунды пишут?

– А упыри… ярты? – Говоруха застонал. – Это тоже ерунда?

– Да причем здесь ярты? – удивился Мик. – Это просто название такое дурацкое. На самом деле это не мистика, а, к сожалению, наука. Программа «Зомби», она же «СИБ». Подавление психики и все такое. А дядя Майкл погиб…

– Я рассказал тебе, – еле слышно вздохнул Говоруха. – Ты уже взрослый, Мик. Ты должен знать.

Плотников пожал плечами.

– Считайте, знаю, Ростислав Вадимович. Так где написано заклинание?

– Я не помню страницу, но ты ее легко найдешь. Это единственная запись, сделанная зелеными чернилами. Там другой почерк – очень четкий. Только не вздумай, Бога ради…

Говоруха умолк, беззвучно шевеля бескровными губами. Мик уже подумывал, не вызвать ли «скорую», но старик вновь открыл глаза и попытался улыбнуться.

– Не волнуйся, со мною все порядке. Я рассказал, и мне стало легче. Иди!..

Мик попытался вновь заговорить о погоде, но тут в прихожей прозвенел звонок, и в комнату вошла худая девушка в больших очках с сильной диоптрией – внучатая племянница Говорухи. Мик поспешил откланяться.

Очутившись на улице, Плотников перевел дух и поглядел на часы. Об услышанном можно было поразмышлять позже. Мик спешил – в Дворянском Собрании его ждал Ухтомский.

Встречаться в Собрании оказалось удобно: в бывшей бильярдной обычно толпился народ и можно было говорить без помех. Ухтомского в Собрании уже успели запомнить и пропускали без звука. Мик предпочел выправить гостевой билет. Он было заикнулся об анноблировании, но после бурной беседы с отцом решил обойтись без излишних формальностей.

На этот раз в комнатах Собрания было малолюдно – душный август разогнал «белую кость» по курортам и дачам. Мик сразу же заметил Ухтомского – Виктор сидел у окна, причем не один. Рядом с ним был уже знакомый Мику крепкий бородатый мужчина – Александр Александрович Киселев, а третьим в этой компании оказался странный субъект с брюшком, жидкой бороденкой и пони-тейлом, завязанным голубой ленточкой. Плотников всмотрелся и с удивлением узнал знаменитого певца Звездилина. Он хмыкнул и подошел ближе.

– Здравствуйте, господа!

Пухлая ладонь певца оказалась холодной и до противного мокрой. Мик хотел было спросить, что, собственно говоря, случилось, но сдержался. Как он понял, беседа только началась.

– Ну так что, господин Звездилин? – поинтересовался Виктор, пожав руку Плотникову. – У вас что, сложности с репертуаром?

– Господин Ухтомский… Господа, – взволнованно заговорил тот, отчего-то оглядываясь по сторонам. – Я попросил Александра Александровича познакомить нас…

– Оч-чень, оч-чень приятно, – хмыкнул Ухтомский. – Давно мечтал познакомиться с графом Звездилиным.

– Но я ведь артист! Считайте это моим псевдонимом… Ну, бога ради…

– Не поминайте! – скривился Виктор. – Ладно, товарищ Звездилин, ближе к делу.

– Я… я был вчера вечером в одной компании, – выпалил певец и вновь испуганно огляделся. – Совершенно случайная компания, господа! В основном, артисты, так сказать богема, но были и какие-то другие…

Очевидно, выражение лица Ухтомского не вселило оптимизм в Звездилина, поскольку он шумно сглотнул и поспешил продолжить:

– Я лишь хочу пояснить… В общем, там была всякая публика, и среди прочих одна певица. Алия – может, знаете?

– Что? – не выдержал Мик. – Алия?

– Мы с ней, в общем, даже не знакомы. Она, признаться, очень странная, с ней всегда такие сомнительные типы… На этот раз она пришла с каким-то казахом или китайцем. Он был – представляете, господа – в милицейской форме!

Ухтомский и Мик переглянулись.

– Какое у него звание? – поинтересовался Плотников. – Капитан?

– Кажется… Да. Капитан. Мне даже назвали фамилию. Цэпков вроде. Странная такая фамилия…

– Цэбэков, – уточнил Мик, хорошо знавший от Келюса, кто таков этот капитан.

– Да-да, Цэбэков… Меня попросили спеть про поручика Ухтомского… Извините, господин Ухтомский…

– Как же! – скривился князь. – Сидя в седле… двадцать четыре варианта, помню!

– Ну простите! – развел руками певец. – Но я действительно написал несколько вариантов и, между прочим, первый стал петь эту песню с эстрады. Еще в годы застоя, у меня были большие неприятности…

– Да ладно уж, – махнул рукой Виктор. – Славик Арцеулов – человек необидчивый. Может, познакомитесь еще… И что дальше?

– Я спел, потом мы выпили. И тут рядом оказалась Алия. Обворожительная, я вам скажу, женщина, но что-то в ней есть такое… Она спросила, знаю ли я князя Виктора Ухтомского, то есть вас, а потом велела держаться от вас подальше, потому что вами и вашими друзьями скоро займутся. Так и сказала – займутся! Вы представляете, господа?

– Очень мило, – хмыкнул князь. – Чем я прогневил эту мадемуазель?

– Она сказала, что у вас есть очень опасный приятель, у него тоже странная фамилия… французская…

– Келюс, – тихо подсказал Ухтомский, и певец согласно кивнул:

– Да… Алия что-то еще говорила о какой-то крови. Кто-то у кого пил кровь, представляете господа? Ужас!

– А что это Алия с вами разоткровенничалась? – недоверчиво поинтересовался Ухтомский.

– По-моему, она курит какую-то дрянь или даже колется. Вот ее и понесло. А потом к нам подошел этот капитан, отвел Алию в сторону, затем вернулся и велел мне молчать, иначе… иначе…

Звездилин умолк, пугливо поглядывая по сторонам.

– Какой-то бред! – нарушил молчание Киселев. – Но, господа, может, все-таки заявить в милицию?

– Не надо! Не надо милиции! – певец побледнел. – Это страшные люди! Если они узнают, что я рассказал вам…

– Успокойтесь, товарищ Звездилин, – веско проговорил Ухтомский, и тот затих. – Мы благодарим вас за ваш, э-э-э, смелый поступок, но держитесь, прошу вас, с большим достоинством!

Получив очередной выговор от беспощадного штабс-капитана, певец окончательно скис.

– Это не бред, Александр Александрович, – продолжал князь, обращаясь к Киселеву. – А если и бред, то лишь отчасти.

– Да, – согласился Мик. – Спасибо за предупреждение, господин Звездилин. Александр Александрович, где тут у вас телефон?

– У дежурной. Господин Плотников… Господа! Если это так серьезно, то, может, я могу чем-то помочь?

Плотников лишь пожал плечами и направился к выходу, где на столе дежурной дремал телефонный аппарат. Тем временем Звездилин, пробормотав что-то о расстроенных нервах, поспешил откланяться. Через несколько минут Мик вернулся. Ухтомский вопросительно взглянул на него, но тот покачал головой:

– Николая нет дома. Я звонил Лидке, они ушли гулять. Лида взяла с собой этюдник…

– Вот незадача! – огорчился Виктор. – Это, право, даже не героизм, это называется несколько по-другому. Знать бы, где они!

– Где? – Мик задумался. – Раньше она ходила на этюды в… Сокольники, кажется. Мне Келюс говорил…

– Надо ехать, – решительно заявил Ухтомский, вставая.

– У нас дела, – тихо напомнил Плотников, и штабс-капитан, нерешительно постояв, опустился на место. Мик достал записную книжку, быстро перелистал странички.

– Вот что, Виктор. Поезжайте сами и решайте без меня. Думаю, справитесь. А я возьму такси и смотаюсь в Сокольники. Может, мы паникуем, но после всего, что случилось…

– Господа! – вмешался Киселев, – прошу располагать мною по вашему усмотрению. У меня машина на стоянке. Кроме того, если надо будет кому-нибудь… э-э-э… укрыться, моя фазенда в вашем распоряжении. Это далеко – километров сто отсюда, глушь страшная, никакая собака не найдет.

Мик секунду раздумывал, затем, решившись, кивнул Ухтомскому и вместе с Киселевым направился к выходу. Уже сев в автомобиль Александра Александровича – старый потрепанный «жигуленок» – Плотников вынул из кобуры наган и проверил патроны. Прокрутив пару раз барабан и убедившись, что все в порядке, он не стал прятать оружие, положив его на колени. Киселев лишь покосился на наган, и, не сказав ни слова, повернул ключ зажигания.

Келюс и Лида действительно были в парке, в котором прошлой осенью девушка встречалась с Фролом. Именно тут, в нескольких метрах от остановки, девушка увидела мчавшуюся прямо на нее черную громаду грузовика, и Николай удивился, отчего она решила приехать именно сюда.

В последнее время Лида сильно изменилась. Как-то она, словно между прочим, попросила Лунина научить ее пользоваться браунингом. Келюс отделался нравоучительной фразой о вреде шуток с огненным оружием, но понял, что курносая художница не шутит. Сам он с оружием расставался, понимая, что тех, кто убил Фрола, теперь уже ничто не остановит. Последние дни Келюс потратил на перепечатку подробного отчета о всем виденном, куда был добавлен анализ документов из партийного архива и комплект фотокопий. Материалы, собранные в папку, ждали своего часа в ящике стола. Как раз сегодня Николай собирался позвонить по секретному телефону. Выхода не было – ни ему, ни Мику не под силу тягаться с теми, кто методично обкладывал их маленькую когорту.

Августовский день дышал жарой, и Келюс был в одной рубашке. Обычно он, несмотря на лето, носил куртку, чтобы скрыть спрятанный в кобуре под мышкой браунинг, но в этот день жара была какая-то особенная, и Лунин оставил куртку в квартире художницы, положив пистолет в этюдник. Он догадывался, что рисовать девушка не собирается. Действительно, в этот день Лида даже не притронулась к краскам. Они не спеша прогуливались по пустынным аллеям в редкой тени молодых невысоких кленов и молчали. Келюс, по давней привычке, думал завязать легкую беседу ни о чем, но сегодня художница была как никогда неразговорчива.

…О Фроле они больше не говорили. Стоило Лунину упомянуть о нем, как Лида мгновенно умолкала.

Они в который уж раз мерили шагами аллею, когда девушка внезапно попросила еще раз описать внешность Сиплого и Китайца. Лунин без всякой охоты начал вспоминать. Китайца он помнил прекрасно, но Сиплый по-прежнему оставался темным силуэтом в пальто и глубоко надвинутой на глаза шляпе. Художница слушала внимательно, чуть закусив губу, а зачем поинтересовалась, где, по мнению Николая, она могла бы встретить кого-либо из этих двоих. Келюс принялся втолковывать Лиде очевидную истину, что в одиночку ей никак не справиться, и эту войну надо вести всем вместе. Девушка ничего не ответила, помолчала, а затем тихо сказала, что Фрол действовал один. Николай хотел вновь возразить, но понял, что Лиду не переубедишь.

Они вышли к самой трассе, чуть правее автобусной остановки. Внезапно Келюс остановился. Что-то словно ударило в грудь, заныла давно зажившая рана возле локтя, невидимая тяжесть легла на затылок. Он на секунду закрыл глаза, пытаясь прийти в себя, но боль не проходила. Лида тоже остановилась, удивленно поглядев на Лунина.

– Сейчас, Лидуня, сейчас, – странное ощущение становилось все сильнее, но Николай уже овладел собой и, открыв глаза, внимательно огляделся по сторонам.

– Что случилось?

– Кажется… кажется, нам надо уходить, – вздохнул Лунин, прикидывая, как быстрее добраться до метро.

– Они… тут? – поняла девушка. – Ты их почувствовал, да?

Николай кивнул и решительно направился прямо к автобусной остановке. Лида последовала за ним, но Келюс внезапно остановился – на противоположной стороне трассы затормозил большой черный «мерседес». По дороге сплошняком шли машины, ничего удивительного в появлении «мерседеса» не было, но Николай вспомнил, что именно на такой машине ездила Алия.

– Тут есть другой выход, – поняла девушка. – Можно пройти через парк…

– Пошли!

Они повернули назад. Из парка было два выхода: широкая аллея, которая вела к троллейбусной остановке, и узкая дорожка, выходившая прямо к станции метро. Не сговариваясь, Келюс и Лида свернули туда. На небольшой аллее было совершенно пусто, но Лунин вновь почувствовал тревогу. Он мысленно обругал себя паникером, взял девушку за руку и ускорил шаг. Мельком подумалось, что Лиде, лишь недавно ставшей на ноги, трудно идти в таком темпе, но художница, словно угадав его мысли, чуть заметно кивнула и даже попыталась улыбнуться.

До метро было уже рукой подать. Келюс собирался перевести дух, как вдруг где-то слева мелькнула черная тень. Прошелестели ветки росшей вдоль дорожки сирени, и в ту же секунду рука Лиды дернулась – прямо перед ними посреди аллеи стоял Китаец. Похоже, ему довелось изрядно пробежаться, и Николай, стараясь не показать испуга, хмыкнул прямо в лицо запыхавшемуся врагу.

– Чего смеешься, Лунин? – скривился Шинджа, быстро поглядев по сторонам.

«А ведь он меня… боится!» – внезапно понял Николай, и его собственный страх исчез. Он лишь пожалел лишь о том, что не успеет достать браунинг, спрятанный в этюднике. Китаец, словно догадавшись, поцокал языком, и в его руке тускло блеснул вороненый ствол, на конце которого торчал набалдашник глушителя.

– Не двигайся, Лунин! Если хочешь пожить еще минуту, стой смирно… Я бы тебя давно пришил – сначала прострелил бы живот, а потом на твоих глазах кончил девку. Я бы убил ее голыми руками. Знаешь, как это делается?

Келюс не отвечал, прикидывая, не стоит ли все же попытаться. Этюдник был совсем рядом, в правой руке Лиды.

– Гордый ты, Лунин! Давно бы прикончил тебя, но мне запрещали. Он… Тот, о ком ты не должен знать, велел тебя не трогать..

«Ты не должен знать…» Николай понял – Шинджа говорил о том, кого его случайный собеседник назвал «товарищем Вечным».

– Но ты сам виноват, – Шинджа не спеша поднял ствол и прицелился. – Твой йети, товарищ Соломатин, был опасным колдуном. Мы убили его, Лунин, и теперь убьем всех вас. И ту девку, что ты спрятал в Крыму, тоже. Кого обмануть думал, Лунин, а? Око Силы видит все! Сейчас ты умрешь, но могу обещать, что твоя девка, та, которую ты отправил в Судак, умрет не так быстро. Нарак-цэмпо разрешил мне позабавиться. Смерть – лучшая забава, Лунин! А тебя велено убрать сразу… Хорошо, что вы вместе пошли, меньше бегать. А то набегался я за твоим Соломатиным…

В ту же секунду что-то сухо треснуло, Шинджа не договорил и выронил пистолет, на лице его появилось выражение крайнего удивления. Все еще не веря, он схватился за живот и начал медленно оседать на землю.

…Лида держала браунинг двумя руками, глаза ее были прищурены, а уголки губ чуть заметно кривились в странной улыбке. Раскрытый этюдник лежал рядом.

– Лида! – ахнул Николай. Девушка вновь выстрелила, Китаец застонал и рухнул навзничь – вторая пуля попала в живот, и Лунин понял, что Лида не спешит прикончить врага. Он протянул руку к пистолету, но художница помотала головой и шагнула ближе к корчившемуся на земле Китайцу. Кровь лила потоком, Шинджа, прижимая руки к животу, даже не стонал, а шипел. Девушка засмеялась и выстрелила вновь. Третья пуля попала прямо в голову, тело бхота, дернувшись несколько раз, затихло. Лида, не торопясь, отдала пистолет Лунину, подняла с земли этюдник и принялась складывать выпавшие тюбики с краской. Затем, так же не спеша, взяла из рук Николая оружие и, спрятав в этюдник, аккуратно закрыла крышку.

– Надо уходить, Лидуня, – тихо произнес Келюс, боясь что у девушки сейчас начнется истерика.

– Да, – все так же спокойно кивнула она. – Мы сейчас уйдем… Этот козел мучился, правда? Сильно мучился? Я специально стреляла в живот…

– Пойдем, – вздохнул Николай, понимая, что разговаривать с девушкой сейчас бесполезно. Он хотел забрать пистолет Шинджи, но затем передумал. Пусть оружие найдут рядом с трупом…

Они обошли неподвижное тело Китайца и, не оглядываясь, направились к выходу. Вскоре аллея кончилась, Келюс и Лида оказались на оживленной улице, заполненной обычной дневной толпой. Лунин осмотрелся, но ничего тревожного не заметил. На выстрелы, приглушенные уличным шумом, никто не обратил внимания. Келюс полез в карман за мелочью, но тут совсем рядом взвизгнули тормоза. Из остановившейся у кромки тротуара легковушки выскочил Мик.

– Николай! Лида! Слава Богу! – воскликнул он, хватая Лунина за локоть. – Скорее в машину, там, на другой стороне, «мерседес» Алии!

– Знаю, – согласился Келюс, стараясь держаться как можно естественнее. – Так что случилось?

– Как что? Надо уезжать, Александр Александрович нас подбросит…

Лида и Келюс переглянулись и сели в машину. Мик наскоро познакомил их с Киселевым, и «жигуленок» помчался по направлению к центру. Плотников, волнуясь и глотая слова, пересказал то, что услыхал от Звездилина.

– Знаю, – вновь кивнул Лунин. – Мне надо сегодня же лететь в Крым. Эх, черт, лето!.. Где билеты-то взять?

– Я могу помочь, господин Лунин, – отозвался Киселев. – Вам до Симферополя?

– Да, – согласился было Николай, но тут же сообразил, что оружие в самолете провезти сложно. – Нет, поеду поездом, послезавтра утром буду там…

– Вам сколько билетов?

Келюс нерешительно посмотрел на художницу. Та покачала головой.

– Один. Но… Лида, тебе лучше уехать.

– Да, конечно, – поддержал Мик. – Лида, вам лучше действительно где-то переждать недельку-другую. Не обязательно в Крыму.

– Так в чем проблема, господа? – удивился Киселев. – Моя фазенда к вашим услугам. Там тихо, вымирающая деревня, почтальон – и тот бывает раз в неделю…

– А что, – тут же согласился Келюс. – Лидуня, тебе ведь нужен свежий воздух?

Девушка не отвечала. Повернувшись, Николай увидел, что она сидит, бессильно откинувшись на покрытую серым чехлом спинку сиденья, глаза ее закрыты, а по щекам текут слезы.

– В общем, мы это обсудим, – Мик тоже понял, что с девушкой творится неладное. – Спасибо, Александр Александрович!

Лиду высадили у ее дома, Келюс проводил девушку до подъезда, а затем машина вновь тронулась с места, направившись к Дому на Набережной.

– Что-нибудь случилось? – шепнул Мик, пока «жигуленок» продирался сквозь ряды запрудивших улицу автомобилей.

– Да, – дернул губами Лунин. – Потом…

– У меня тоже… – Мик запнулся и махнул рукой. – Ладно, после!..

Поблагодарив Киселева и распрощавшись, они подождали, пока «жигули» скрылись за поворотом, а затем не спеша направился к дому. Плотников, поведав Николаю подробности беседы с бардом, предложил войти во двор первым во избежание засады.

– Поздно, – вздохнул Келюс. – Какая уж тут засада!

– То есть? – не понял Мик. – Так ведь Цэбэков… Китаец который…

– Забудь!

– Вы… его? – понял Плотников. – Когда? Ну, даете, Николай!

– Только что, – Келюс отвернулся. – Как раз перед тем, как ты нас встретил. Только убил его не я.

– Что? Лидка? – ахнул Мик. – О Господи!

– А чего ты удивляешься? Только учти, подполковник, об этом я сказал тебе первому и последнему.

– Могила! – охотно пообещал Мик. – Ну Лидка! Так это ей нужно немедленно мотать!..

– Да. Хотя бы на фазенду господина Киселева. И заняться этим придется тебе, синий гусар. Я уезжаю в Крым, там Ольга, они ее кажется, вычислили…

Оказавшись в квартире, Плотников тут же повис на телефоне, а Келюс по старой привычке отправился на кухню ставить чайник. Уже слышалось уютное шипение закипающий воды, когда в кухне появился оживленный и вполне пришедший в себя Мик.

– Николай, мы достали вам билет на завтра до Симферополя. Лиду берем на себя, отвезем к Киселеву или еще куда-нибудь…

– Кто это «мы»? – поинтересовался Келюс, которому вид суетящегося Плотникова-младшего вернул хорошее настроение.

– Я и Виктор, – Мик заглянул в чайник. – Давайте-ка сообразим кофе, а?.. Так что тут будет все в порядке. И не забудьте взять с собой оружие.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие, – усмехнулся Келюс. – Патроны, бином, тоже брать?

– Благородие, – автоматически поправил Плотников, и Лунин тут же вспомнил Корфа. – Николай, я понимаю, вы по-прежнему считаете меня пацаном. Но, честное слово, там зря званий не дают. Правда, полком я не командовал, но…

– По хозяйственной части… – подхватил Лунин, заваривая кофе.

– Ага, – ничуть не обиделся Мик. – Мы уже сформировали три танковые бригады. Кстати, в первом бою я был в головной машине… Может, мне все же поехать с вами? Правда, у меня сейчас как раз намечается одно дельце…

– Не надо. С Ольгой я уж сам… Правда, не знаю куда нам потом деваться. Может, в Самару, к Валерию?

– Если что, звоните мне, – предложил Мик, глотая горячий кофе с такой жадностью, что Николай даже испугался за сохранность подполковничьего здоровья. – Я назову вам телефон, только не записывайте…

Лунин невольно усмехнулся – это тоже ему что-то напомнило.

– Звоните вечером, – продолжал Плотников, расправившись с кофе и закуривая «Кэмел». – Впрочем, утром тоже можно звонить, меня не будет, но мне передадут.

Он несколько раз повторил телефонный номер, а Лунин по давней привычке мысленно разделил его на несколько исторических дат. Так запоминалось не в пример легче.

– Ладно, если что, позвоню. Слушай, а Ольгу ты сможешь спрятать? Ну, скажем, если меня прикончат.

– Прекратите! – возмутился Мик. – Что значит прикончат? И думать не хочу!

– Да очень просто прикончат, – пожал плечами Лунин. – Как Михаила Модестовича, как Фроата, как многих других. Так все-таки?..

– Понимаете, Келюс, – Плотников замялся. – Может, отправить ее на дачу к Киселеву?

– Этого мало. Лидка-то их не интересует. Пока во всяком случае. А вот Ольга… Ты же сам переправлял ее сюда!

– Да, – кивнул Мик. – Причем не особо удачно, на что вы мне сразу и указали. Но взять ее туда я не могу. Ей там нельзя появляться! Она не просто вне закона, понимаете? Она… Ее там уже нет.

– Кажется, понимаю, – Лунин затянулся сигаретой, и никотиновый дым показался в эту секунду особенно горьким. – Понимаю, Мик. Она вне закона… Ее нет всюду – и у вас, и у нас, и в этой, бином, Утопийской Советской Социалистической…

– Где? – удивился Плотников, но Келюс не стал ничего объяснять. Разговор затих, и вскоре Мик попрощался, обещав заехать вечером, после девяти. Лунин еще некоторое время курил, задумчиво поглядывая на зеленые кроны под окном, а потом решительным движением затушил окурок в пепельнице и направился к телефону.

Номер, который ему было велено набирать только в крайнем случае, долго не отвечал. Николай думал уже положить трубку, как на другом конце провода что-то затрещало, словно там включили глушитель, и он услыхал голос Генерала.

– Это Келюс, – начал Николай. – Мне…

– Ты один? – перебил тот. Лунин успел произнести лишь нечто вроде «ага», как голос в трубке вновь прервал его.

– Никуда не выходи, сейчас за тобой подъедут. И никуда больше не звони, ясно?

– Ясно, – вздохнул Келюс, но в трубке уже гудел отбой.

Ждал он недолго. Вскоре в дверь позвонили, и на пороге появился старший лейтенант Алексей, на этот раз в штатском.

– Привет, Николай, – быстро проговорил он. – Собирайся, отец тебя ждет…

Николай молча пожал ему руку, зашел в кабинет, достал из ящика стола заранее приготовленную папку, а затем, проверив, не оставил ли включенным чайник, так же молча кивнул.

Во дворе их ждала машина. Шофера за рулем белой «волги» с правительственными номерами не оказалось, и Алексей сел за руль сам.

– Ну даешь, – хмыкнул он, заводя мотор. – Что ты натворил такого, а? Отец просто вне себя, я его таким давно не видел. Только когда Украина флот потребовала, он так нервничал. Когда ты позвонил, он чуть трубку не разбил, а потом сказал, что отправит тебя лет на десять в лагеря.

– А что? – охотно откликнулся Лунин. – Пожалуй… Лагерь – это еще ничего.

– А Стелла, как услыхала, так тут же потребовала, чтобы тебя не трогали. Мол, ты хороший человек, и это сразу видно. Ну, отец и высказался!..

Вначале Келюс не понял, о ком идет речь, но потом вспомнил ушастую девицу, интересовавшуюся его планами на август.

– Так что, считай, большая часть нашей семьи за тебя, – резюмировал Алексей.

– Ага, – без всякого энтузиазма отозвался Келюс.

Машина долго кружила по Столице, в конце концов вырулив на Ленинградский проспект. Алексей то и дело посматривал на часы, приговаривая, что опаздывать нельзя ни в коем случае. Наконец «волга» подъехала к огромному старинному дворцу, где почти два века назад квартировал невысокий человек в серой треуголке. Чуть в глубине, на небольшой площадке, Келюс увидел черный автомобиль с зеркальными стеклами.

– Пошли! – поторопил Алексей. – Мы и так опоздали на две минуты.

По тону, с которым были произнесены эти слова, Николай понял, что Генерал не любит шутить. Он взял документы и вышел из машины. В ту же секунду дверца черного чудища отворилась, и оттуда вышел знакомый уже Лунину военный – начальник личной охраны. Его взгляд скользнул по толстой папке, которую Николай держал в руке.

– Не бомба, – понял его Лунин, – там только бумаги. Показать?

Военный секунду раздумывал, затем, не сказав ни слова, кивнул в сторону машины. Николай заглянул в открытую дверцу.

– Садись! – услыхал он голос Генерала. – Да быстрее, чего топчешься?

Келюс забрался внутрь, и дверца тут же захлопнулась.

– Я сделал ошибку, Лунин, что решил с тобой поговорить. Тебя надо было просто арестовать, ты же убийца! Убил офицера милиции! По тебе Колыма плачет!

– По мне многие плачут, – не стал спорить Келюс. – А насчет Колымы, так это бином, еще доказать надо!

Послышался странный звук, словно Генерал зарычал.