Если наступит завтра Шелдон Сидни
– И еще обращай внимание на руки, – добавила другая профи. – Если клиент утверждает, что он из рабочих, у него должны быть грубые руки. Это тебе предупреждение. Многие копы рядятся в рабочую одежду, но забывают о том, что у них на ладонях мозолей нет.
Время текло ни быстро, ни медленно. Это было просто время. Трейси вспомнила афоризм святого Августина: «Что есть время? Я это знаю, доколе меня не спрашивают. Но как только просят объяснить, теряю всякое представление».
День заключенных был всегда одинаков:
4.40 – предупреждающий звонок;
4.45 – подъем, одевание;
5.00 – завтрак;
5.30 – возвращение в камеру;
5.55 – предупредительный звонок;
6.00 – построение на работу;
10.00 – физкультурный двор;
10.30 – обед;
11.00 – построение на работу;
15.30 – ужин;
16.00 – возвращение в камеру;
17.00 – комната отдыха;
18.00 – возвращение в камеру;
20.45 – предупредительный звонок;
21.00 – отбой, выключение света.
Правила никогда не менялись. Все заключенные были обязаны являться в столовую, разговоры в строю не допускались. В маленьких ящичках в камерах разрешалось хранить не более пяти единиц косметики. Кровати надлежало заправлять перед завтраком и в течение дня содержать в порядке.
В тюрьме звучала собственная музыка: бряканье звонков, шарканье ног по цементу, хлопанье дверей, дневной шепот и ночные крики, потрескивание раций охраны и стук подносов в столовой. И везде колючая проволока, высокие стены, одиночество, отрешенность от мира и давящая атмосфера ненависти.
Трейси стала образцовой заключенной. Ее тело автоматически реагировало на тюремную рутину: решетка ее камеры в положенное время открывалась и закрывалась к отбою, звонок оповещал о том, что пора на работу, и тот же звонок сообщал, что рабочий день кончен.
Тело Трейси было телом заключенной, но ум оставался свободным и строил планы побега.
Осужденным не разрешалось звонить на свободу, но сами они могли ежемесячно принимать два звонка по пять минут. Трейси позвонил Отто Шмидт.
– Думаю, вам будет приятно узнать. Похороны были вполне пристойными. Я оплатил счета.
– Спасибо, Отто. Я… вам очень благодарна. – Говорить было не о чем.
Больше Трейси никто не звонил.
– Тебе, подруга, лучше позабыть о внешнем мире, – сказала ей Эрнестина. – Там у тебя никого не осталось.
«Ошибаешься», – мрачно думала Трейси.
Джо Романо.
Перри Поуп.
Судья Генри Лоуренс.
Энтони Орсатти.
Чарлз Стенхоуп-третий.
Трейси снова встретила Большую Берту на физкультурном дворе. С одной стороны двор ограничивала внешняя тюремная стена, с другой стороны – стена внутренняя. Заключенные каждое утро проводили там по тридцать минут. Это было одно из немногих мест, где не запрещались разговоры, и женщины, собираясь группами, делились перед обедом последними новостями и слухами. Когда Трейси впервые попала во двор, у нее возникло внезапное ощущение свободы, но в следующую минуту она поняла: это от того, что она оказалась на свежем воздухе. Высоко над головой светило солнце, плыли кучевые облака, и где-то далеко в небе парил самолет.
– Эй, ты! Я искала тебя, – раздался чей-то голос.
Трейси обернулась и увидела огромную шведку, с которой столкнулась в первый свой день в тюрьме.
– Слышала, завела себе черную лесбу. – Трейси хотела пройти мимо, но Большая Берта железной хваткой стиснула ее запястье. – От меня так просто не уходят, – выдохнула она. – Будь паинькой, littbarn. – Берта грузным телом придавила Трейси к стене.
– Отвяжись!
– Надо тебя как следует полизать. Понимаешь, о чем я? Будешь вся моя, lskade.
– Убери от нее свои грязные лапы, жопа! – прозвучал знакомый голос. Позади стояла Эрнестина Литтл чеп. Она сверкала глазами и сжимала большие кулаки, солнце сияло на ее выбритом наголо черепе.
– Ты для нее недостаточно мужик, Эрни!
– Зато я достаточно мужик для тебя! – взорвалась чернокожая. – Еще раз сунешься к ней, жеребила, и я надеру тебе задницу!
Внезапно воздух наполнился электричеством: амазонки с неприкрытой ненавистью сверлили друг друга глазами. «Они готовы из-за меня убить друг друга», – подумала Трейси. Но сразу поняла, что к ней это не имеет никакого отношения. Вспомнила, что однажды сказала ей Эрнестина: «В этом месте надо драться когтями и зубами, иначе крышка. Нельзя, чтобы тебя поливали грязью, а то ты труп!»
Первой спасовала Большая Берта. Презрительно посмотрев на Эрнестину, она бросила:
– Я не спешу. – И процедила Трейси: – Ты здесь надолго, малышка. И я тоже. Увидимся. – Повернулась и пошла прочь.
Чернокожая посмотрела ей вслед.
– Дрянная маманька. Та самая сестра из Чикаго, которая угробила своих больных. Нашпиговала цианидом и смотрела, как они загибаются. И этот ангел милосердия запал на тебя, Уитни. Поганое дело. Тебе никак не обойтись без защитника. Она от тебя не отстанет.
– Поможешь мне бежать?
Зазвенел звонок.
– Пошли пожуем, – предложила Эрнестина.
В ту ночь Трейси лежала на кровати без сна и думала об этой женщине.
Хотя Эрнестина больше не пыталась касаться ее, Трейси не верила ей. Она не могла забыть, что та самая Эрнестина со своими товарками с ней сделала. Но чернокожая была нужна Трейси.
Каждый день после завтрака заключенным разрешалось провести час в комнате отдыха, где они смотрели телевизор, разговаривали, читали свежие газеты и журналы. Трейси листала какой-то журнал, когда в глаза ей бросилась фотография – свадебный снимок Чарлза Стенхоупа-третьего: под руку с молодой женой он выходил из церкви; оба смеялись. Трейси словно обухом по голове ударили. Глядя на его счастливую улыбку, она испытала боль, которая сменилась холодной яростью. Трейси хотела связать с этим человеком жизнь, а он отвернулся от нее, позволил расправиться с ней, убить ее ребенка. Но это случилось в другом месте, в другое время – в другом мире. То была фантазия. А ныне – реальность.
Трейси захлопнула журнал.
В дни посещений можно было легко догадаться, к кому из заключенных приходили друзья или родственники. Заключенные принимали душ, надевали чистую одежду, подкрашивались. Эрнестина всегда приходила после свиданий улыбающаяся и радостная.
– Мой Эл, – объяснила она Трейси. – Ждет, когда я выйду отсюда. И знаешь почему? Потому что ни одна женщина не даст ему то, что я.
Трейси смутилась.
– В сексуальном плане?..
– А то… Заруби себе на носу, детка: то, что происходит в этих стенах, не имеет никакого отношения к воле. Иногда нам нужно потрогать теплое тело и чтобы нас потрогали – сказали, что нас любят. Что мы кому-то небезразличны. И черт с ним, что все не по-настоящему и не надолго. Но это все, что у нас есть. А когда я выйду отсюда, – Эрнестина широко улыбнулась, – стану долбаной нимфоманкой.
Что-то в ее поведении озадачило Трейси, и она решилась спросить:
– Эрнестина, почему ты защищаешь меня?
– Ради забавы, – пожала плечами чернокожая.
– Я хочу знать правду. – Трейси замялась. – Твои подруги… они делают… все так, как ты прикажешь.
– Естественно, а то я им куски из жоп повыдираю.
– Но я-то не такая.
– Ты недовольна?
– Просто интересно.
Эрнестина немного подумала.
– Ну, хорошо, – наконец проговорила она. – У тебя есть нечто такое, чего нет у меня. – И, присмотревшись к выражению лица Трейси, добавила: – Не то, что ты подумала. Этого у меня как раз навалом. В тебе есть шик, настоящий шик, как в крутых леди из журналов «Вог» и «Таун энд кантри», где все разодеты и пьют чай с серебряных подносов. Ты из их мира. Не представляю, как ты вляпалась на воле в дерьмо, думаю, тебя кто-то подставил. – Она взглянула на Трейси и почти застенчиво продолжала: – В жизни мне попадалось не так много приличных вещей. Ты одна из них. – Эрнестина отвернулась, и ее слова прозвучали едва различимо: – Извини за ребенка. Мне в самом деле жаль…
В тот вечер, когда погасили свет, Трейси прошептала в темноту:
– Эрни, мне надо отсюда выбраться. Помоги мне, пожалуйста.
Эрнестина стала учить ее тайному языку тюрьмы. Трейси услышала, как во дворе разговаривали женщины:
– Эта коблиха скинула пояс и легла под серую телку. Теперь поостерегись – будем кормить ее с ложки на длинной ручке…
– Она была почти на выданье, но попалась на снежке – сцапал твердокаменный коп и потащил к мяснику. Теперь накрылась ее выписка. Ну, пока, на ручки тебе.
Для Трейси все это звучало как полная тарабарщина, словно трепались между собой марсианки.
– О чем это они? – спросила она.
Эрнестина разразилась хохотом.
– Ты что, не понимаешь по-английски, детка? Если лесбиянка скидывает пояс, значит, она превращается из «мужчины» в «женщину». А эта связалась с серой телкой – значит, с белой, вроде тебя. Теперь ей нельзя доверять и следует держаться подальше от нее. Попасться на снежке значит засыпаться на героине. Твердокаменный коп – это тот, который живет по закону и его не подкупишь; он ее застукал и отволок к мяснику, то есть к тюремному врачу.
– А что такое «на выданье» и «на ручки»?
– Вижу, ты совсем не врубаешься. На ручки – это выйти на поруки под честное слово, а выданье – день освобождения.
Трейси понимала, что она не дождется ни того, ни другого.
Стычка между Эрнестиной Литтлчеп и Большой Бертой произошла во дворе на следующий день. Заключенные под наблюдением охраны играли в софтбол. Большая Берта была бэттером, а на первой базе стояла Трейси. Скандинавка отбила мяч, бросилась вперед и повалила ее на землю. Сама села сверху, и Трейси почувствовала ее руку между ног.
– Мне никто не смеет сказать «нет», ссыкуха. Сегодня ночью я приду по твою душу и оттрахаю по первое число.
Трейси извивалась, пытаясь освободиться. Внезапно Большая Берта ослабила хватку – сзади стояла Эрнестина Литтлчеп и душила ее.
– Я предупреждала тебя! – Она расцарапала шведке лицо и ткнула ногтями в глаза.
– Ничего не вижу! – завопила Большая Берта и схватила чернокожую за груди. Женщины покатились по земле. К ним бежали охранники. У них ушло не меньше пяти минут, чтобы разнять дерущихся. Обеих отправили в лазарет. Только поздно вечером Эрнестина вернулась в камеру. Лола и Паулита поспешили к ее кровати и принялись утешать.
– Ты в порядке? – прошептала Трейси.
– Чертовски в порядке. – Голос Эрнестины прозвучал приглушенно, и Трейси задумалась, сильно ли покалечена чернокожая. – Вчера я подала на досрочно-условное освобождение. Когда я выйду отсюда, у тебя возникнут большие проблемы. Эта бабища от тебя не отстанет. И не надейся. А натрахавшись с тобой, она убьет тебя. – Они молча лежали в темноте. Наконец Эрнестина снова заговорила: – Наверное, пора обсудить, как вытащить тебя из этой дыры.
10
– Завтра ты лишишься гувернантки, – объявил начальник Брэнниган жене.
– Почему? – удивилась Сью Эллен. – Джуди очень хорошо относится к Эми.
– Я знаю, но ее срок окончен. Завтра утром Джуди отпустят на свободу.
Они завтракали в удобном коттедже, который составлял одно из преимуществ работы начальника тюрьмы. Были и другие: шофер, горничная, повариха и гувернантка для их дочери Эми. Все работницы из числа заключенных, заслуживших своим поведением определенные привилегии.
Приехав сюда пять лет назад, Сью Эллен нервничала из-за того, что придется жить на территории исправительного заведения. И еще больше от того, что сознавала: в доме будут прислуживать преступницы.
– Откуда ты знаешь, что они не обокрадут нас и не перережут нам ночью горло? – спрашивала она мужа.
– Пусть только попробуют, – отшучивался тот. – Я подам на них рапорт.
В конце концов Брэнниган уломал жену, но не убедил, однако ее опасения оказались беспочвенными. Заключенные хотели произвести хорошее впечатление и насколько возможно сократить свои сроки, поэтому старались на совесть.
– Я привыкла к тому, что Джуди так хорошо заботится об Эми, – говорила Сью Эллен. Она желала заключенной добра, но не хотела, чтобы та уходила. Как знать, какая попадется новая гувернантка. Вокруг рассказывают столько страшных историй о том, какие ужасные вещи могут сделать незнакомки с детьми.
– Джордж, у тебя есть кто-нибудь на примете на место Джуди?
Начальник тюрьмы много думал об этом. Примерно дюжина заключенных подходили на роль гувернантки их дочери. Но Брэннигану никак не удавалось забыть о Трейси Уитни. Что-то в ее деле сильно тревожило его. Брэнниган пятнадцать лет работал криминалистом и гордился тем, что понимает преступников. Одни из его подопечных были закоренелыми преступницами, другие совершили проступок, движимые страстью или поддавшись влиянию момента. Но Трейси Уитни, по мнению начальника тюрьмы, не подходила ни под одну категорию. Его не удивили ее заявления о невиновности – так вели себя все осужденные. Тревожило другое: люди, которые сговорились отправить Трейси Уитни в тюрьму. Начальника тюрьмы назначила на работу городская комиссия Нового Орлеана во главе с губернатором штата. И хотя Джордж Брэнниган решительно уклонялся от участия в политике, он хорошо знал игроков на политическом поле. Джо Романо принадлежал мафии – подручный Энтони Орсатти. Перри Поуп, защищавший Трейси Уитни, состоял у них на жалованье. Как и судья Генри Лоуренс. Так что приговор Уитни имел определенный душок.
И вот теперь начальник тюрьмы Брэнниган принял решение.
– Да, у меня есть кое-кто на примете, – ответил он жене.
В тюремной кухне был альков, где стояли маленький, изъеденный муравьями столик и четыре стула – единственное место, обеспечивающее относительное уединение. Во время десятиминутного перерыва Трейси и Эрнестина сели пить там кофе.
– Хватит скрытничать, давай говори, что так гонит тебя отсюда? – начала чернокожая.
Трейси колебалась. Можно ли доверять Эрнестине? Но выбора у нее не было.
– Там остались люди, которые… устроили это все моим родным и мне. Хочу поквитаться с ними.
– Да ну? И что же они такого тебе сделали?
Слова давались с трудом. Каждое отзывалось болью.
– Убили мать.
– Они – это кто?
– Имена тебе ничего не скажут. Джо Романо, Перри Поуп, судья Генри Лоуренс, Энтони Орсатти…
Эрнестина разинула рот.
– Детка, ты даешь!..
– Ты что, знаешь их? – удивилась Трейси.
– Кто же их не знает? В этом Новогребаном Орлеане ничего не происходит без разрешения Романо или Орсатти. Не лезь к ним. Дунут – и улетишь как дым.
– Они уже выдули меня из жизни, – бесстрастно отозвалась Трейси.
Эрнестина оглянулась, желая удостовериться, что их ни кто не подслушивает.
– Ты или сумасшедшая, или дура, каких я еще не видывала. Эти люди неприкасаемые. – Она покачала головой. – Забудь о них. И как можно быстрее.
– Не могу. Мне надо выйти отсюда. Это можно сделать?
Эрнестина долго молчала и наконец произнесла:
– Поговорим во дворе.
Они стояли во дворе, в самом углу, одни.
– Из нашей тюряги бежало двенадцать человек, – рассказывала Эрнестина. – Двух несчастных застрелили, остальных поймали и снова посадили. – Трейси не ответила. – На вышках двадцать четыре часа в сутки дежурит охрана с пулеметами. Те еще стервецы, спуску не дадут. Если заключенная сбежит, охранника выгонят с работы. Так что им убить – раз плюнуть. Вокруг тюрьмы колючая проволока. Но даже если удастся проскочить и пулеметы, и проволоку, есть еще собаки; у них такие носы, что они идут по следу комариного бздеха. В нескольких милях отсюда база Национальной гвардии. Если случается побег, оттуда поднимают вертолеты с оружием и прожекторами. Им без разницы, как тебя приволочь: живой или дохлой. Мертвой даже лучше. Другим будет неповадно бегать.
– Но люди все-таки пытаются, – упрямо твердила Трейси.
– Тем, кто пытался, помогали с воли: друзья передавали оружие, деньги, одежду. Снаружи их ждали машины. – Эрнестина выдержала эффектную паузу и закончила: – Но их все равно поймали.
– Меня не поймают, – заявила Трейси.
К ним подошла надзирательница и сообщила:
– Уитни, тебя хочет видеть начальник Брэнниган. Марш быстрее!
– Нам нужен человек, который присматривал бы за нашей дочерью, – сказал Джордж Брэнниган. – Работа добровольная. Если не хотите, можете не соглашаться.
«Присматривать за дочерью!» – вертелось в голове у Трейси. Так будет легче сбежать. Работая в доме начальника Брэннигана, она сумеет гораздо больше разузнать о распорядке тюрьмы.
– Хорошо, – ответила Трейси. – Я согласна.
Джордж Брэнниган остался доволен. Его не покидало странное чувство, что он чем-то обязан этой женщине.
– Отлично. Оплата: шестьдесят центов в час. Деньги будут переводиться на ваш счет в конце каждого месяца.
Заключенным не полагались наличные. Заработанное накапливалось на счетах и выдавалось по истечении срока наказания.
«К концу месяца меня здесь не будет», – подумала Трейси, но вслух произнесла:
– Прекрасно.
– Можете приступить утром. Ваша надзирательница сообщит вам детали.
– Спасибо, господин начальник.
Брэнниган хотел добавить что-то еще, но не знал что. И быстро закончил разговор:
– Это все.
Когда Трейси сообщила новость Эрнестине, та задумчиво ответила:
– Значит, тебе, как заслуживающей доверие, дадут определенные привилегии. Будешь свободнее передвигаться по тюрьме. Это может облегчить побег.
– Но как мне удастся выйти отсюда? – спросила Уитни.
– Есть три возможности. Но все они рискованные. Первая – просто улизнуть. Ночью забьешь замки в камере и коридоре жевательной резинкой, выскользнешь во двор, накинешь на колючку одеяло – и вот она, воля.
Если не считать собак за спиной и вертолетов над головой. Трейси содрогнулась, ощутив, как в ее тело впиваются пули охраны.
– А другие?
– Вторая возможность – это прорыв. Когда у тебя есть оружие и ты берешь с собой заложника. Если беглеца ловят, вешают от двушки до пятака. – Заметив недоуменный взгляд Трейси, Эрнестина пояснила: – Прибавляют к сроку от двух до пяти лет.
– А третья возможность?
– Уход. Пользующимся доверием заключенным позволяют по работе выходить из тюрьмы. Ты больше не возвращаешься сюда и все.
Трейси задумалась. Без денег, без машины, без места, где спрятаться, шансов никаких.
– Мое исчезновение обнаружат на следующей же поверке и тут же пустятся в погоню.
Эрнестина вздохнула:
– Идеальных планов побега не существует, детка. Поэтому отсюда никто не смылся.
«Я смоюсь, – поклялась себе Трейси. – У меня получится».
В то утро, когда ее взяли в дом начальника тюрьмы Брэннигана, Трейси отмотала свой пятый месяц в тюрьме. Ей безумно хотелось зацепиться за эту работу, и она очень нервничала перед встречей с его женой и дочерью. Работа могла стать ключом к ее свободе.
Трейси вошла в большую опрятную кухню и села, чувствуя, как пот каплями катится у нее из-под мышек. На пороге появилась женщина в домашнем халате бледно-розовых тонов.
– Доброе утро.
– Доброе утро, – ответила Трейси.
Женщина, видимо, хотела сесть, но стояла. Сью Эллен Брэнниган оказалась приятной блондинкой лет тридцати пяти с неуверенно-растерянными манерами. Худая и суетливая, она никогда не знала, как обращаться со слугами-заключенными. Благодарить за выполненную работу или только отдавать приказания? Вести себя по-дружески или как с арестантками? Сью Эллен так и не привыкла к мысли, что живет среди наркоманок, воровок и убийц.
– Я – миссис Брэнниган, – затараторила она. – Эми почти пять лет, в этом возрасте дети очень активны. Боюсь, за ней надо постоянно приглядывать. – Жена начальника тюрьмы покосилась на левую руку Трейси и не увидела на пальце обручального кольца. «Конечно, в наши дни это ничего не значит, – подумала она. – Особенно если человек из низших классов». Помолчала и осторожно спросила: – У вас есть дети?
Трейси вспомнила нерожденного ребенка.
– Нет.
– Понятно. – Эта молодая женщина смущала Сью Эллен. Она представляла ее совсем не такой. В ней было нечто изящное. – Сейчас я приведу Эми. – Она поспешила в коридор.
Трейси огляделась. Она находилась в довольно большом коттедже, опрятном и мило обставленном. Трейси показалось, что она лет десять не была ни у кого в доме. Такие вещи принадлежали иному миру – миру свободы.
Вернулась Сью Эллен, ведя за руку маленькую девочку.
– Эми, это… – Как же положено называть заключенных – по имени или по фамилии? Она решилась на компромисс. – Это Трейси Уитни.
– Привет! – сказала малышка, такая же худышка, как мать, с такими же глубоко посаженными карими глазами. Ее никто не назвал бы очаровашкой, но в девочке трогало открытое дружелюбие.
«Я не поддамся ее обаянию».
– Ты будешь моей новой няней?
– Да, буду помогать твоей маме ухаживать за тобой.
– Джуди освободили условно-досрочно. Ты тоже так хочешь?
«Нет», – подумала про себя Трейси, а вслух ответила:
– Я буду здесь долго-долго, Эми.
– Это хорошо, – вставила Сью Эллен и тут же, смущенно покраснев, прикусила губу. – Я хотела сказать… – Она заметалась по кухне, объясняя Трейси ее обязанности: – Вы будете есть вместе с Эми. По утрам готовить завтрак и играть с ней. Обед варит повариха. После обеда Эми надо соснуть, а потом она любит прогуляться по окрестностям фермы. Мне кажется, ребенку полезно наблюдать, как все вокруг растет. Как вы считаете?
– Да.
Ферма располагалась по другую сторону основной территории тюрьмы. Двадцать акров, засаженных овощами и фруктовыми деревьями, обрабатывали пользующиеся доверием заключенные. Для орошения использовалось большое искусственное озеро, вокруг которого был по строен каменный парапет.
Следующие пять дней показались Трейси новой жизнью. При других обстоятельствах она обрадовалась бы, получив возможность покидать мрачные тюремные стены, гулять по ферме и вдыхать свежий воздух. Но теперь все ее мысли были только о побеге. Когда она не занималась с Эми, ей следовало возвращаться в тюрьму. На ночь Трейси запирали в камере, но днем она обретала иллюзию свободы. Позавтракав в тюремной столовой, Трейси отправлялась в дом начальника Брэннигана и готовила еду для его дочери. Она научилась стряпать у Чарлза, к тому же количество ингредиентов на полках давало простор воображению. Но Эми предпочитала простую пищу – овсянку или кукурузную кашу с фруктами. Потом они играли или Трейси читала девочке. Невольно она стала учить Эми тем играм, в которые играла с ней мать.
Эми любила куклы, и Трейси попыталась смастерить ей из старых носков Джорджа Брэннигана нечто наподобие знаменитого барашка из телепередачи для малышей, но получилось что-то среднее между лисицей и уткой.
– Красиво, – охотно похвалила ее девочка.
Трейси заставила куклу говорить с различными акцентами: французским, итальянским и немецким, но больше всего Эми понравился мексиканский акцент Паулиты. Заметив радость на маленькой мордашке, Трейси начала уговаривать себя: «Ничего личного. Она – просто средство, чтобы вы браться отсюда».
После дневного сна Эми они вдвоем гуляли по территории тюрьмы, и Трейси каждый раз выбирала новый марш рут: тщательно обследовала все входы и выходы, смотрела, как охраняются сторожевые вышки, подмечала, когда происходит смена караула. С каждой прогулкой Трейси становилось яснее, что ни один из планов, которые они обсуждали с Эрнестиной, ей не подходит.
– Никто не пробовал сбежать, спрятавшись в грузовике, который привозит товары в тюрьму? Я видела машину молочника и фургон с провизией…
– Забудь, – откликнулась Эрнестина. – Все машины, въезжающие в ворота и выезжающие из них, тщательно обыскивают.
Утром за завтраком Эми сказала:
– Я люблю тебя, Трейси. Ты будешь моей мамой?
Слова ребенка пронзили Трейси болью.
– Одной мамы достаточно. Две тебе не нужно.
– Нужно. У моей подруги Сэлли Энн папа снова женился. И теперь у нее две мамы.
– Ты не Сэлли Энн, – бросила Трейси. – Заканчивай завтрак.
Эми обиженно подняла на нее глаза.
– Я больше не хочу.
– Хорошо. Тогда я почитаю тебе.
Начав читать, она почувствовала у себя на руке маленькую теплую ладошку.
– Можно я сяду к тебе на колени?
– Нет. – «Пусть тебя любят твои родители, – подумала Трейси. – Ты не моя. Моего нет вообще ничего».
Дни за стенами тюрьмы переносились легче, зато ночи от этого казались еще тяжелее. Трейси с ненавистью возвращалась в камеру, где ее запирали, словно зверя. Она так и не привыкла к раздававшимся в безразличной темноте крикам из-за стен. Трейси стискивала зубы так, что у нее болела челюсть. «Еще одну ночь, – уговаривала она себя. – Я способна выдержать еще одну ночь».
Трейси мало спала, потому что мысленно все время строила планы. Первый шаг – выбраться отсюда. Шаг второй – разобраться с Джо Романо, Перри Поупом, судьей Лоуренсом и Энтони Орсатти. Третьим шагом будет Чарлз. Но эта тема была слишком болезненной, и она старалась не думать о нем. «Этим займусь, когда придет время», – твердила она себе.
Теперь ей никак не удавалось избегать Большую Берту. Трейси не сомневалась, что гигантская шведка постоянно следит за ней. Стоило Трейси заглянуть в комнату отдыха, как там появлялась Большая Берта. Если Трейси выходила во двор, через несколько минут шведка настигала ее и там.
Однажды она подошла к Трейси и сказала:
– Ты хорошо сегодня выглядишь. Не могу дождаться, когда мы будем вместе.
Читать бесплатно другие книги:
