Горячее кресло. 1986 год. Телефонный начальник Ааб Виктор
– Вы являетесь начальником ТТС! И вы, – со дня вступления в должность, несёте полную ответственность за то, что на ней или произошло, или происходит! И совсем не важно, что «что-то» там случилась до вас! Именно с вас, – теперь, будет учиняться жесточайший спрос по всем вопросам, касающимся работы связи в городе!
В душе я понимал, что председатель Комитета, по сути, – прав. Но то, с какой жёсткостью это было преподнесено, вызвало во мне глубокий внутренний протест. И я упрямо подтвердил, что выполнять обещание, данное не мной – не буду!!..
– Чтобы сегодня же принесли письменное объяснение по сути отказа, – раздражённо бросил председатель и дал понять, что разговор окончен.
Должен сделать маленькое отступление. Мне очень повезло с моим первым руководителем – начальником ЭТУС – Семеновым Алексеем Николаевичем. Я начал у него работать по окончании института, имея за плечами только голые теоретические знания. Пришлось полностью самостоятельно учиться – как применять на практике эти знания.
Многое сразу не получалось, но Алексей Николаевич очень бережно и деликатно интересовался причинами неудач, построил наши взаимоотношения так, что я ему выкладывал без утайки все свои трудности сомнения и ошибки. Он ни разу меня не упрекнул за мои, – в первое время, не очень продуктивные результаты.
Он не мог мне ничего сообщить о технических решениях касающихся настройки и устранения повреждений на сельской аппаратуре связи, – именно этими вопросами я занимался у него первый год в ранге старшего инженера группы технической помощи. Но он меня успокаивал, подбадривал, увеличивал сроки, и никогда не позволял бросать начатую работу.
Справедливости ради надо сказать, что Алексею Николаевичу перепоручать эту работу просто было некому. Давал мне столько времени, сколько требовалось, чтобы её завершить.
Но как он радовался со мной каждому моему успеху! Ради этих минут общей, неподдельной, его и своей радости, я готов был работать сутками! И работал! Отдача от работы возрастала с каждым днём и очень даже хорошими темпами.
Откровенно говоря, с приходом на ТТС я очень рассчитывал на аналогичную поддержку. Особенно – от горкома партии. И вот, буквально с первых шагов, должен был констатировать, что жестоко просчитался.
Оказалось, что я как собачонка, едва умеющая плавать, был брошен в совершенно незнакомый, очень крупный водоворот. И только от меня самого зависело – утону я, или сумею все-таки, удержаться на плаву, выплыть. И времени, учиться плавать, у меня практически не было. Подтверждения этого вывода увеличивались по нарастающей, с каждым днём.
Меня уже разыскивал начальник промышленно транспортного отдела горкома партии Волнянский Анатолий Никифорович, и – конечно же, по исполнению поручения вчера данного первым секретарём. Назидательным тоном он пытался вбить в мою неразумную голову мысль, что личные поручения, данные руководителями такого ранга, не обсуждаются, а исполняются беспрекословно, максимально быстро и любой ценой.
Но я тоже имел свои взгляды на жизнь. Взгляды – почерпнутые из книжек, замешанные на обострённом чувстве справедливости, приоритете разумной логики, и честного партнёрства взаимодействующих сторон.
Нутром чувствовал, что совершенно не решит установка телефона Дымченковскому «протеже» «глобальных» проблем с отоплением города.
Твёрдо знал, как нас учили, что обеспечение связью объекта – это в первую очередь, – ответственность руководителя этого объекта, и что отрасль «связь» ПОМОГАЕТ этому руководителю ЕГО проблемы решать. Что работники связи, конечно, тоже, несут свою долю ответственности за состояние связи и обеспечение связью объекта, но в рамках строго очерченных правил.
В детстве я мечтал быть военным. Много прочёл литературы на военную тему и был в курсе того, что особенно в первые месяцы войны, многие связисты были расстреляны. По той простой причине, что «на ненадлежащее обеспечение боевых действий оперативной связью» очень легко, в условиях хаоса и общей неразберихи, можно было повесить на них «всех собак». Желающих было много. Всегда беспроигрышно можно было выставить «отсутствие связи» – в качестве главной причины неудачного претворения в жизнь «гениальных планов» их командиров. А связист – вот он, рядом…
О труде связистов на войне…
Из романа В. Астафьева «Прокляты и убиты…»
…(место действия – плацдарм на реке Днепр).
…Почти все телефонные линии, проложенные с левого берега, умолкли или едва шебуршали. Среди великого развала, хозяйственного разгильдяйства, допущенного в подготовке к войне, хуже, безответственней всего приготовлена связь – собирались же наступать, взять врага на «ура!» и бить его в собственном огороде, гнать, колоть, гусеницами давить – чего ж возиться с какой-то задрипанной связью – вот и явились в поле военные рации устарелого образца в неуклюжем загорбном ящике и с питательными батареями, величиной и весом не уступающими строительному бетонному блоку. Парой таскали рации и питание к ним радисты, но, пока настраивались, пока орали, дули в трубку, согретые за пазухой батареи садились. Уже во время войны до ума доводилась контактная более-менее надёжная рация, однако передовой она почти не достигала, оседая где-то в штабах на более важных, чем передовая, объектах.
Неся огромные потери, фронт с трудом сообщался посредством наземной связи – сереньким, жидким проводочком, заключённым в рыхлую резинку и в ещё более рыхлую матерчатую изоляцию. Пролежавши четыре-пять часов на сырой земле, провод намокал, слабел в телефонах звук, придавленной пичужкой звучала по ним индукция. Товарищи командиры, гневаясь, били трубкой по башкам и без того загнанных, беспощадно выбиваемых связистов, тогда как надо было бить трубкой или чем потяжелее по башке любимого вождя и учителя – это он, невежа и вертопрах, поторопился согнуть в бараний рог отечественную науку и безголово пересадил, уморил в лагерях родную химию, считая что учёные этой науки и без того нахимичили лишка, отчего происходит сплошной вред передовому советскому хозяйству и подрывается мощь любимой армии. Его коллега по другую сторону фронта, не менее мудрый и любимый народом, характером посдержанней, хотя и ефрейтор по уму и званию, прежде чем сажать и посылать в газовые камеры своих мудрых учёных, дал им возможность всласть потрудиться на оборонную промышленность.
Чужеземный, более жёсткий, чем русский, провод заключён в непроницаемую пластмассовую изоляцию – ничего ему ни на земле, ни в воде не делается. Телефонные аппараты у немцев лёгкие, катушки для провода компактные, провод в них не заедает, узлы не застревают. Связисту-фрицу выдавался спецнабор в коробочке – портмоне с замочком, в желобки вложены, в кожаные петельки уцеплены: плоскогубцы-щипчики, кривой ножик, изоляция, складной заземлитель, запасные клеммы, гайки, зажимы, проводочки, гильзочки – назначение их не вдруг и угадывалось. Отважным связистам-Степанам вместо технических средств выдавалось несчётное количество отборнейших матюков, пинков и проклятий. Всю трахомудию, имеющуюся на вооружении у фрица, Степан-связист заменил мужицкой смекалкой: провод зачищал зубами, перерезал его прицельной планкой винтовки или карабина, винтовочный шомпол употреблял вместо заземлителя. Линия связи – узел на узле, ящички телефонных аппаратов перевязаны проволоками, бечёвками, обиты жестяными заплатами.
Уютно осевшие на дно траншеи, бойцы отводят глаза, когда уходят из окопа в разведку ребята. А разведчики одаривают завистливым, напряжённо-горьким, прощальным взглядом остающихся «дома». Так разведчики-то не по одному, чаще всего группой идут на рисковое дело. И сколько славы, почёта на весь фронт и на весь век разведчику. Связист, драный, битый, один-одинёшенек уходит под огонь, в ад, потому как в тихое время связь рвётся редко, и вся награда ему – сбегал на линию и остался жив. «Где шлялся? Почему тебя столько времени не слышно было? Притырился? В воронке лежал?» Словом, как выметнется из окопа связист – исправлять под огнём повреждения на линии, мчится, увёртываясь от смерти, держа провод в кулаке – не до узлов, не до боли ему, потому-то у полевых связистов всегда до костей изорваны ладони, их беспощадно выбивали снайперы, рубило из пулемёта, секло осколками. Опытных связистов на передовой надо искать днём с огнём. От неопытных людей на войне, в первую голову в связи, – только недоразумения в работе, путаница в командах, особенно частая у артиллеристов. По причине худой связи артиллерия наша да и авиация лупили по своим почём зря. Толковый начальник связи должен был толково подбирать не просто боевых, но и на ухо не тугих ребят, способных на ходу, в боях, не только сменить связистское утиль-сырье на трофейный прибор и провод, но и познать характер командира, приноровиться к нему. Толковый начальник не давал связистам спать, заставлял изолировать, сращивать аккуратно провода, чтоб в горячую минуту не путаться, сматывать нитку к нитке, доглядывать, смазывать, а если потребуется, опять же под огнём, починить, собрать и разобрать телефонный аппарат. Толковый командир связи обязан с ходу распознать и разделить технарей, тех, кто умеет содержать в порядке технику, носиться по линии, и «слухачей» – тех, кто и под обстрелом, и при свирепом настроении отца-командира не теряет присутствия духа, понимает, что пятьдесят пять и шестьдесят пять – цифры не одинаковые, если их перепутаешь, – пушки ударят не туда, куда надо, снаряды могут обрушиться на окопы своей же пехоты, где и без того тошно сидеть под огнём противника, под своим же – того тошнее. Телефонист с ходу должен запомнить позывные командиров, номера и названия подсоединённых к его проводу подразделений, штабов, батальонов, батарей, рот. Кроме того – Бог ему должен подсоблять – различать голоса командиров: терпеть они не могут, особенно командиры высокие, когда их голоса не запоминают с лету, для пользы дела надо телефонисту мгновенно решить – звать или не звать своего командира к телефону, кому ответить сразу: «Есть!», кому сообщить, что товарищ «третий» или «пятый» пошёл оправиться. И всечасно связист должен помнить: в случае драпа никто ему кроме Бога и собственных ног, помочь не сможет. Связист – не генерал, ему не позволено наступать сзади, а драпать спереди. Убегать связисту всегда приходится последнему, поэтому он всечасно начеку, к боевому манёвру, как юный пионер к торжественному сбору, всегда готов – мгновенно собрав своё хозяйство, он обязан обогнать всех драпающих не только пеших, но и на лошадях которые. Будучи обвешанным связистским оборудованием, оружием, манатки свои – плащ-палатку, телогрейку, пилотку, портянки, обмотки клятые ни в коем случае не терять – никто ему ничего взамен не выдаст, с мертвецов же снимать, да на живое тело надевать – ох-хо-хо. Кто этого не делал, тот не почует кожей своей…
«Где эта связь, распра…» Не дав закончить складный монолог, связист должен сунуть разгорячённому командиру трубку: «Вот она, т-ыщ майор, капитан, лейтенант! Тутока!»
***
Жёстко, сурово, обнажено правдиво, и в самую точку. И хотя сейчас не было войны – и ситуация в мирной жизни совершенно иная и несопоставима по напрягу с реальными ужасами военного времени, но ассоциации просматривались. Я быстро понял, что Телеграфно-телефонная станция в Синегорске – это очень удобный молниеотвод для очень многих руководителей предприятий. На этот «молниеотвод», с молчаливого согласия властей, – очень легко можно переложить, направить собственные просчёты. Недостатки собственной хозяйственной деятельности.
Смириться с навязываемой мне ролью «молниеотвода» я не хотел. Всегда мог постоять за себя. А в данном случае, – моим «Я» должно было стать это, нежданно-негаданно, свалившееся на меня попавшее в беду предприятие. И пока ещё только подсознательно, мне начинало становиться за него обидно.
Поняв, что со мной каши не сваришь, Анатолий Никифорович приказал
– Вот, лично и доложите Дымченко о своём неумении работать.
Делать нечего – надо было звонить Дымченко.
Позвонил в приёмную, секретарь соединила.
– Александр Сергеевич, по таким-то и таким причинам – я не смогу выполнить ваше задание, – виноватым голосом выдавил я.
– Какого же черта вы тогда мне звоните, – раздражённо бросил секретарь и положил трубку.
Да… – с начальством отношения у меня явно не клеились.
А может быть, бросить всё и отказаться от начальнического титула, пока, не успел ещё и окончательно не увяз в этом болоте? – скользнула предательская мысль. Пока, ещё только скользнула…
Поздно вечером возвращался домой, как всегда пешком. Поймал себя на мысли, что постоянно думаю о работе, мучительно думаю, – а ведь раньше со мной такого не бывало. Обычно в дороге я всегда напевал какую-нибудь песню. Сколько себя помню – всегда пел. В зависимости от того, где нахожусь, или «про себя», или вполголоса, или просто мурлыкал мотивчик. Или, – особенно в детстве, – насвистывал. Заливался свистом. Мать так и поддразнивала – наш «свистун»!
Песни были разные. В зависимости от настроения, – о любви, просто красивые, бодрящие и «боевые». Я знал массу песен наизусть, и обладал прекрасным слухом и неплохим голосом.
По этой причине меня непрерывно тянули худруки в самодеятельность, а я её боялся как черт ладана. Почему боялся – это другая история…
И вдруг – молчу. Попытался запеть осознанно – не пелось…
А ночью засыпать становилось все труднее.
Прошло ещё несколько дней. Вопросов без ответов становилось все больше и больше. Вокруг появлялось все больше и больше начальников разного ранга, которые считали своей обязанностью дать мне очередное задание с требованием «исполнить его в кратчайшие сроки». Я все больше и больше огрызался и все больше и больше портил отношения с руководящими работниками города и частично, области.
Наконец не выдержал – пошёл к своему Семенову. Алексей Николаевич после передачи мне власти в ЭТУС выбрал себе место для скромной работы в техническом отделе. Там и находился. Принял меня с радостью – выслушал, посочувствовал.
– Виктор Васильевич, вам надо выдержать этот натиск. Вас сейчас все пробуют «на зуб». Вам надо проявить характер.
– Да, вот я его и проявляю! Но мне за это все чаще, и все больнее, «достаётся на орехи» – пожаловался я. Такое количество поручений – что только от перечисления их кругом идёт голова! И все требуют их выполнить, и все – немедленно!
Алексей Николаевич ответил просто
– А зачем их ВСЕ выполнять? Выполните два-три, из десяти. Главных ваших начальников это устроит. И посоветовал
– Сходите к начальнику Почтамта Селину Степану Ивановичу. Он имеет огромный опыт работы со структурами власти, его советы будут для вас полезны. И добавил на прощание
– Не хватайтесь за все сразу. Определите конкретные, пусть даже маленькие проблемки, поддающиеся решению, и старайтесь последовательно их выполнять.
Странное чувство… Он не был многословен. Говорили его глаза. Из них лучилась твёрдая уверенность в том, что я со всем этим обязательно справлюсь.
К Селину – проработавшему в городских предприятиях связи долгие годы, причём, успешно проработавшему и в настоящее время возглавлявшему городской Почтамт, пока особой нужды идти не было. Чтобы взбодриться, мне хватило Алексея Николаевича. Но напоминание Семенова о нем было кстати. Действительно, полезно было бы с Селиным поговорить, но это я сделаю попозже…
А пока, я приглашал в кабинет Ковалёва, задавал ему возникающие в ходе ознакомления с предприятием вопросы, просил охарактеризовать наиболее ключевых руководителей и работников, мотал его информацию на ус. Выводов никаких не делал, просто принимал её к сведению.
Пётр Романович внешне был для меня полностью открыт, но мне приходилось учитывать, что он обозлён на весь мир, Практически всех работников цеха ГТС, за редким исключением, кроме как сволочами и пьяницами не называл. Убеждал меня, что воздействовать на них, кроме как через ругань и крики, почти невозможно. По поводу взаимоотношений с властями только сочувственно вздыхал, но о том, как строить работу со службами и цехами ТТС – делился охотно.
Вот и сейчас, он вводил меня в курс дела, – каков порядок проведения приёма посетителей по личным вопросам. Делился опытом. В ближайшую пятницу во второй половине дня мне предстояло провести свой первый приём.
Глава 7. Приём по личным вопросам
Оказывается, приём граждан «по личным вопросам» занимает важное место в распорядке дня начальника ТТС. Проводится в специально отведённые для этого действа часы и не подлежит отмене, ни под какими предлогами. На приём посетителей отводится три часа времени, в каждую пятницу, во второй половине дня.
Пётр Романович рассказал о порядке проведения приёма, предупредил, что практически все посещения жителей города касаются либо установки телефона, либо восстановления его работы.
Сообщил, что при приёме на рабочих местах должны находиться начальник цеха ГТС, начальники абонентского и технического отделов. По специально организованной прямой связи необходим постоянный контакт с ними, в процессе приёма. Предупредил, что я должен общаться с посетителями обязательно при свидетеле и порекомендовал, для присутствия в кабинете, почему-то – начальника отдела кадров Парк Светлану, которая будет заодно вести сопутствующую документацию. Посоветовал быть максимально сдержанным, ибо мне придётся иметь дело с совершенно непредсказуемым поведением людей
– Разные люди заходят в этот кабинет…
Рассказал несколько возмутительных историй. О том, как на него один из инвалидов-посетителей набросился с костылём… Другой – пытался схватить за грудки….
При этом, его резко усилившееся заикание выдавало внутреннее волнение. Чувствовалось, что процесс приёма был для него довольно неприятной обязанностью, – одни только воспоминания о которой, вызвали прилив крови к голове. Мало того, что он все сильнее и сильнее заикался, его лицо сильно побагровело, стало откровенно жёстким и угрюмым. Наверное, сказывалось то, что Грачева не просто уволили с работы. На него завели уголовное дело по каким-то махинациям, связанным с установками телефонов. Проводилось следствие, и его ждал суд…
На следующий день, в пятницу, после обеда, мне предстояло испытать приём на себе.
Я уже познакомился и побеседовал с начальником абонентского отдела – Юртабаевой Асией Хасановной и начальником технического учёта – Боровик Любовью Ильиничной – миловидными, приятными женщинами, очень вежливыми и предупредительными со мной.
Любовь Ильинична, маленькая, юркая, вся была усеяна конопушками, что было очень необычно, и они её совершенно не портили. Она откровенно радовалась моему приходу на предприятие и при первой же встрече, видно желая сделать комплимент, сообщила, что наслышана обо мне только с хорошей стороны и уверена, что с моим приходом, на ТТС, наконец, возобладает порядок.
Асия Хасановна – статная, высокая татарка, чувствовалось – женщина себе на уме. Комплиментами не сыпала, держалась настороженно, но с достоинством.
Из беседы с ними при знакомстве я понял, что они прекрасные специалисты, хорошо знают сеть и готовы ответить на любые вопросы, возникающие в процессе приёма. На опасения, что я, пока, вряд ли смогу что-либо обещать людям – уверили, что два-три положительных решения они мне найдут. И этого на приём будет достаточно.
Ну вот! И здесь действовало правило указанное накануне мне в качестве совета у Семенова.
Уже уходя на обед в столовую, в час дня, увидел в приёмной несколько горожан записывающихся на приём у секретаря. Секретарь приёмной на обед не уходила.
Возвратившись с обеда, за пятнадцать минут до начала второй половины рабочего дня, я с трудом смог пробиться в кабинет. Приёмная была буквально набита людьми разных возрастов. Их было человек двадцать. Некоторые были очень пожилыми, явно больными и сидели на немногочисленных стульях, имеющихся в приёмной. Остальные, просто стояли.
Меня, естественно, никто не знал. Я выглядел очень молодо, был стройным и подтянутым и совсем не походил на начальника. Вняв просьбе секретаря, люди расступались, чтобы пропустить меня в кабинет. Я осторожно протискивался сквозь толпу, ощущая на себе удивлённые и любопытные взгляды.
В кабинете уже сидела Парк Светлана. На её столе находилась картотека, в которой по алфавиту были разложены во время предыдущих приёмов заполненные листки на посетителей, стандартной формы, в каждом из которых была зафиксирована суть просьбы, принятое решение, ход и сроки её исполнения. Рядом лежала стопка незаполненных бланков.
Било волнение. По прямому телефону попросил секретаршу впустить первого посетителя. Приём начался.
К моему удивлению – нет, не вошли, – буквально вползли два человека. Это были очень-очень больной старик, практически почти не умеющий передвигаться без посторонней помощи, и молодая, очень бойкая на вид, решительно настроенная девушка, похоже – его внучка. Так и оказалось.
У меня невольно вырвалось
– Зачем Вы привели этого дедушку?
– Для того, что бы вы лично убедились, насколько ему нужен телефон на квартире – нагло ответила девица.
– Покажи, покажи ему документ, – обратилась она к больному дедушке, который трясущейся рукой, что-то бормоча, пытался вытащить из кармана удостоверение участника войны.
– Он – участник войны! У него льготы, а вы ему даже телефона поставить не можете, – продолжала внучка. Ещё ничего не услышав от меня, она уже переходила на крик.
На деда было жалко смотреть. Но он, тоже, пытался что-то говорить, и, похоже, плохо слышал. Его бы в больницу…
– Это же не медицинское учреждение, а я не врач – растерянно пытался девушку урезонить. – Неужели вы не смогли бы сами без его присутствия изложить просьбу об установке телефона? Неужели вам его не жалко было больного, сюда тащить?
– Это вам его не жалко… – накаляла обстановку посетительница.
И тут, вмешалась Парк. По фамилии ветерана войны, указанной в удостоверении, она нашла в картотеке листок приёма с широкой красной полосой, нанесённой по диагонали. В листке было записано, что дом, в котором проживает ветеран, не только сам не телефонизирован, но не телефонизирован и весь микрорайон, только недавно начатый застраиваться в городе. Внизу, под записью стояла резолюция: – телефон будет установлен во втором квартале 1986 года.
– Вам же объясняли, что надо подождать до весны, – твёрдо отчеканила Светлана. – Если что-то наметится ранее, мы вам сообщим. А теперь, прошу вас дать возможность, нам нормально работать.
– Он не доживёт до лета, – визгливо закричала девушка. – Ставите всем телефоны по блату… Ну, ничего, я найду на вас управу!
Взгляд её упал на стоявший в углу телевизор. – Живете здесь в роскоши…
Деду явно было тяжело это выдерживать, он пытался встать. Света подскочила к нему, подхватила его под руку и повела к выходу. Внучка, продолжая сыпать угрозами, невольно поспешила за ними.
– Уф-ф-ф…
Я тут же, позвонил по прямой связи Асие Хасановне и спросил:
– Мы, действительно, сможем установить этому человеку телефон во втором квартале?
– Нет, – помявшись, ответила она.
– Тогда почему же мы ему это обещаем?
– А мы просто не можем отказывать людям, особенно участникам войны – услышал я обескураживающий ответ.
Да, похоже, обещания в этом кабинете раздавались щедро…
Следующей посетительницей была женщина средних лет, интеллигентного вида, почему-то вошедшая раньше многочисленных людей пожилого возраста находившихся в приёмной. Несмотря на свою интеллигентность явно не в её правилах было уступать им очередь. Она очень сочувственно посматривала на меня. Её лицо выражало откровенное презрение к выковылявшему предшественнику. Даме тоже требовался телефон…
Мы приняли более двадцати человек и только двум из них, как и обещала Асия Хасановна, дали надежду на установку телефона, правда, после дополнительной проверки монтёрами свободных линий.
Посетителям, пришедшим лично сказать, что у них очень давно повреждён домашний телефон и что мер по восстановлению его работы не принимается – я тоже, ничего не обещал. Говорил лишь что разберусь. Созванивался с Висящевым по прямой связи, и, видя, что консультации с ним ни к чему определённому не приводят – откровенно говорил людям, что пока не могу им ничего сказать конкретного, кроме как разобраться с причиной повреждения, закреплённого за ними номера. Не обозначая сроков, просто просил их ещё немного потерпеть. Некоторые меня понимали, но на лицах большинства посетителей читалось разочарование и не только оно…
Когда приём закончился, было около восьми часов вечера. Эти, без малого шесть часов непрерывного общения с людьми, показались мне вечностью. Интересно, лицо у меня было таким же багровым как у Ковалёва, при упоминании о приёмах?..
Проблема телефонизации квартир граждан – жгла, горела…
Добрая половина посетителей, прошедших через приём, действительно, нуждалась в телефонах. Многие приходили сюда не первый раз. Почти все заявляли, что стоят в очереди давно, десятки лет, а очередь не продвигается. Некоторые заявляли, что в их доме недавно поставили телефон. Хотя они, в доме по очереди, – первые?!.. И услышав, что сейчас им поставить телефон нет возможности – тут же требовали объяснений. На каком основании (подразумевалось, что, конечно же, – по блату) этот счастливчик – их сосед по дому – сумел получить заветный номер?
Я выяснял это у Асии Хасановны – и, с её слов, сообщал причину установки телефона счастливчику: – «по производственной необходимости»… – «по распоряжению обкома… горкома… горисполкома»… Конечно же, данный ответ их не устраивал, и люди уходили недовольными.
Да лучше бы я вместо встречи с этими людьми разгрузил вручную несколько машин с углём!
Перед приёмом, по совету Ковалёва, я внимательно изучил нормативные документы по Правилам установки телефонов. К сожалению, реальность резко отличалось от идиллии, прописанной в них. К тому же «Правила» были очень не конкретны.
Во время приёма особенно было жаль больных и стариков. Их рассказы о своих «болячках» больно трогали душу.
Мне всегда было жаль слабых и обиженных. В детстве, даже, был случай, когда я очень сильно подрался со своим лучшим другом, только из-за того, – что он убил первую весеннюю муху. Это смешно, но это правда.
А тут люди! Больные, страдающие люди!.. И в настоящее время, не в моих силах было им помочь.
С гнетущим чувством, пешком, возвращался домой. Осмысливал проведённый приём. Получался какой-то парадокс: – мы делали вид, что принимаем людей с целью – сделать им хорошо, а на деле, только озлобляли их.
Люди, приходя к нам, делали вид, что верят нам, а на самом деле, безапелляционно опротестовывали наши решения – и этим, озлобляли нас. Какой-то чудовищно глупый, механизм взаимного озлобления! Кому это выгодно? Ради чего это делается?..
Было ощущение бесполезно потраченного времени. И самое главное – для меня это сразу стало очевидно – выходу из тяжелейшего кризиса с отвратительным качеством работы сети, в котором явно находилось предприятие, эти приёмы совершенно не помогали. Чувствовал, может быть из-за непривычки, что приём просто выбил меня из колеи. Полная неудовлетворённость в душе…
Хотя, двум счастливчикам, все-таки, повезло. По адресам их проживания таки были выписаны справки на дополнительное обследование возможности установки. Пока, только – возможности…
На следующий день, первым делом распорядился, чтобы телевизор был вынесен из кабинета. Его установили в приёмной. В отличие от директора телевизор секретарше в приёмной, наверное, смотреть было можно. Впрочем, она его почему-то, тоже, не включала.
Глава 8. Почему всё так плохо?..
Незаметно пролетели две недели. Ничего существенного за это время не произошло. Висящева понапрасну не дёргал. Собирались втроём по вечерам. Я все больше и больше вникал в суть эксплуатации линейно-кабельного хозяйства города все яснее и яснее представлял для себя весь трагизм ситуации сложившейся в цехе ГТС.
Совсем не случайно получилось, что именно этот цех – цех с очень тяжёлыми и непривлекательными условиями труда, предполагающими в любую погоду, его работникам исполнять свои обязанности на улице, стал наиболее слабым звеном в комплексе взаимоувязанных, очень ответственных, задач поставленных перед ТТС. Здесь, в первую очередь, отражались наиболее неблагоприятные тенденции имевшие место не только в отрасли, но и в народном хозяйстве страны, в целом.
Изучая кадровый состав цеха, я сразу же обратил внимание на то, что в цехе не оказалось ни одного специалиста с высшим образованием. Даже с техникумом связи, не было. Малочисленные инженерные должности занимали самоучки.
Не было заманчивых стимулов привлекающих на этот, особенно в глазах молодёжи, непрестижный участок работы. Поэтому и не шли сюда люди. Инженеры и техники с образованием не шли из-за уравниловки, царившей на предприятии, в целом в системе, оплаты труда. Даже начальник цеха здесь получал заработную плату, в лучшем случае, наравне с кабельщиком—спайщиком, у которых, кстати, заработная плата была тоже неадекватна тем скотским условиям, в которых они работали. По крайней мере, в то время когда я пришёл. Начальник цеха ГТС – Александр Дмитриевич имел за плечами только ПТУ, получал на практике зарплату даже меньше чем у подчинённых ему кабельщиков – в сложившейся ситуации премии он, как правило, не получал. Было много причин – лишить его этой премии.
Прав был Ковалёв. Управление производственными процессами строилось, особенно на запущенных участках, на криках и постоянных уступках со стороны руководства рядовым работникам, представителям рабочего класса. Ещё бы! Рабочий класс, – он ведь, по любимому выражению председателя областного профсоюза работников связи Ситниковой Полины Ивановны – он ведь – «гегемон»! Никто не смеет, обидеть рабочего человека. Рабочий человек везде востребован и всегда – нарасхват. Обидишь – тут же, найдёт другую работу!
Не было честной и справедливой системы оплаты труда за приложенные усилия. Партийная пропаганда, по-прежнему, призывала людей во имя близкого светлого будущего «бросаться на амбразуры».
Понимали эти призывы – каждый, по-своему. Совестливые, честные люди трудились с полной отдачей, рвачи и хапуги, требуя «положенного», брали «на горло». Последние, – они ведь «гегемоны», они давно поняли – честный труд, это для дураков. Они давно поняли, что ту зарплату, которую получают в поте лица эти «дураки-первые», им дадут и так! Только – за присутствие на работе, за видимость работы! И действительно, давали…
Качество работы определялось внутренним состоянием души человека. Циничное, развращающее влияние откровенных халтурщиков, а их появлялось все больше и больше, разлагающе действовало на коллективы. Появление слабых и некомпетентных руководителей резко усугубляло ситуацию.
Я на своём опыте повидал достаточно таких людей и в Эксплуатационно-техническом узле связи. Нахрапистых, бьющих по поводу и без повода себя в грудь
– Я же, рабочий класс! – Равнодушных лентяев, откровенной демагогией прикрывающих явное нежелание и неумение работать…
За последние десять лет самостоятельного плавания Телеграфно-телефонной станции, как отдельного предприятия, цех ГТС в её составе, накопил полный набор наихудших методов производства.
Запас прочности линейно кабельной сети до образования Телеграфно-телефонной станции, накопленный в Городском узле связи, под руководством Селина Степана Ивановича, полностью исчерпал себя. Ушли кадровые работники, была потеряна преемственность производственного процесса. Качество работы сети валилось на глазах. Грянул и завис во времени, кризис. Неразборчивость в подборе кадров привела к появлению в цехе таких руководителей как Обухов. Практически отсутствовала дисциплина.
Не знаю с чьей подачи, но «гегемоны» цеха ГТС нашли, очень характерный для текущего времени, способ зарабатывания денег. В какой-то момент они стали «не успевать» устранять повреждения на сети в рабочее время, стали задерживаться, чтобы окончить работу. Создавалось впечатление заботы о ДЕЛЕ. Но, несмотря на задержки, повреждений становилось все больше. По существу, детально разобраться с причинами их роста своевременно руководство не смогло.
С ростом повреждений необходимость работы в сверхурочные часы всё возрастала. Припозднившихся на работе, хвалили и ставили в пример. Очень скоро задерживающиеся для устранения повреждений «герои» попросили оплаты, полагающейся за работу в сверхурочное время.
Профсоюз бдительно следил, чтобы эта оплата в зависимости от часов переработки оплачивалась в полуторном, а затем и в двойном размерах. И пошло – поехало. Больше повреждений – больше сверхурочных! Больше сверхурочных – выше зарплата! Деньги они и есть деньги – не важно, по какой статье выплачиваются. «Гегемон трудился». Повреждения нарастали как снежный ком. Их количество временами зашкаливало и достигало тысячи…
И по факту, к моему приходу, сверхурочные переработки в цехе ГТС тоже исчислялись тысячами часов.
Профсоюз с одобрения своего областного руководства очень заботился о «гегемоне». Им, прямо на рабочее место, подвозили горячее бесплатное питание, подвозили даже спиртное «для сугреву». Что может быть вреднее – пьяного кабельщика спайщика во время работы?..
Вторым доходным источником были порывы кабелей. А в городе разворачивалось серьёзное жилищное строительство. Предприятию, допустившему порыв кабеля, грозил штраф. Специалистов в городе по устранению повреждений на телефонной сети, кроме как в цехе ГТС, не было. Якобы спасая штрафника порвавшего связь, Обухов со-товарищи, предлагал свои услуги по устранению порыва. Даже – со своим материалом, естественно, не за красивые глаза. «Калым» гораздо превышал потерю премии за плохое качество работы сети. Да и премии их, «гегемонов», «своевременно» устранивших порыв кабеля, никто и не лишал…
За десять лет, в период с 1976 по 1985 годы, новое строительство АТС и телефонных сетей, по существу, в городе только начинало разворачиваться. В 1977 году была введена в эксплуатацию локальная координатная телефонная подстанция ПСК-1000 ёмкостью 1000 номеров в западной части города. В 1978 году была построена декадно-шаговая АТС ёмкостью 1000 номеров в Юбилейном микрорайоне. Затем наступило затишье. Очередная АТС ёмкостью 2000 номеров в центре города строилась ни шатко, ни валко. Началось её строительство в 1979 году, и было, в основном, закончено за год до моего прихода, в 1984 году. При этом, линейно-кабельная сеть опять-таки, по причине крайне низкого качества работы приезжих строителей – тоже – «гегемонов», принималась в эксплуатацию с серьёзными недоделками. А Управлению связи нужно было выполнять план любой ценой. Всё то же торжество показухи.
Буквально во второй половине 1985 года, по рассказу Висящева, был принят в эксплуатацию четырёхсотпарный кабель, оканчивающийся 414-ым, 415-ым телефонными шкафами, по улице им. Урицкого. Он не был герметичным, не держал воздух, при прозвонке нормам не соответствовали почти пятьдесят процентов жил.
Руководство Управления умудрилось заставить принять этот кабель в эксплуатацию в качестве двухсотпарного. На заведомо неисправный кабель стали тут же включать абонентов, причём спаренных абонентов. За счёт этого и установили 400 новых телефонов. В момент моего вступления в должность более сорока из них, только что включённых в работу, числились в неисправных.
Необходимо добавить, что областной центр не имел ливневой канализации, и практически весь год её роль для города исполняла телефонная канализация ГТС. Она почти вся подтапливалась, особенно весенними и осенними водами. Многочисленные порывы водопровода, а в зимнее время – утечки горячей воды из системы отопления, беспрепятственно проникали в канализацию ГТС и заполняли её колодцы по самое горлышко. Короче – наихудших условий эксплуатации кабелей связи не придумаешь и в дурном сне…
***
В промежутках между вызовами в горком и горисполком я продолжал знакомиться с командой и предприятием. Постепенно втягивался, привыкал к новому ритму работы.
Приёмы по личным вопросам, с некоторыми вариациями, повторяли первый. И опять, кроме полного разочарования и ощущения никчёмности происходящего, они ничего не приносили. Выматывали основательно, оставляли в душе горький осадок, и стабильно пополняли и накапливали в сердце болезненную неудовлетворённость.
Глава 9. Собрание по итогам года
Подошёл срок проведения собрания по итогам года. Как новый человек, в дела по подготовке собрания я решил не вмешиваться. Правда, по ходу событий, ко мне подходили сотрудники, пытались советоваться по организационным вопросам, но я с лёгкой душой переправлял их к Макарычеву. Обратил внимание, что особую активность в этом вопросе проявляли начальник планово-финансового отдела, и мой заместитель, курирующий вопросы междугородной связи, взаимодействие с профсоюзами и ещё что-то, связанное с общественными функциями.
Я помнил, что несколько лет назад, на должность заместителя начальника ТТС был назначен молодой специалист, окончивший Ташкентский электротехнический институт связи Нурахметов Аскар Накишевич, но видно не потянул ноши. В настоящее время он работал начальником цеха АТС.
В качестве заместителя Ковалёвым мне была представлена молодая женщина – Белявская Елена Евгеньевна, причём аттестована она была, чуть ли не лучшим работником на всей ТТС. Познакомился поближе и с ней.
Елена Евгеньевна оказалась очень симпатичной. Её глаза источали какое-то странное, успокаивающее, умиротворённо участливое внимание. Всем своим видом она показывала, что готова выполнить любое моё задание. Поговаривали, что к ней неравнодушен Ковалёв, но мне это как-то было все равно. А вот из разговора по работе я так и не понял, чем она конкретно занимается.
Сидела передо мной этакая очень ласковая кошечка. Преданно заглядывая в глаза, в процессе беседы, умудрилась даже, как бы невзначай, положить свою ладонь на мою руку. Руку я убрал – мне стало неприятно.
Предупредил, что ответственность за подготовку предстоящего собрания полностью лежит на ней. Получил от неё горячие заверения, что пройдёт оно наилучшим образом. Разошлись – и забыл об этом. В новых, сложившихся реалиях жёсткого прессинга со всех сторон, мне было явно не до собрания.
Из общения с Еленой Евгеньевной понял, что выполнять обязанности заместителя в тех объёмах, которые обычно распределялись на эту должность в эксплуатационных предприятиях, она явно не сможет. В моем понимании заместитель должен был помимо того, что Елена Евгеньевна якобы исполняет, первым делом – заниматься транспортом, тянуть хозяйственный блок, курировать строительство. Явно почему-то лукавил Ковалёв, так красиво говоря о её достоинствах.
Сразу после обеда, в большом вместительном Красном уголке, который располагался в здании электрокорпуса, собралось более ста работников предприятия – представителей от всех цехов и служб. Я дождался Фенина Андрея Алексеевича, и вместе с ним мы вошли в зал.
Председатель профсоюзного комитета провела нас на пустующие места в первом ряду. Люди с любопытством поглядывали на меня. По залу гуляло жужжащее перешёптывание.
Председатель комитета подошла к трибуне и предложила избрать Президиум. В зале встал один из работников и по заранее заготовленному списку зачитал фамилии людей, в числе которых были и мы с Фениным. Зал дружно проголосовал. Все «выдвинутые» поднялись на подмосток сцены и заняли свои места в Президиуме. Собрание началось.
Доклад Макарычева был объёмный, пестрел цифрами достижений, назывались фамилии передовиков, и если бы я не побывал уже в новой шкуре начальника ТТС, то должен был бы только радоваться и считать, что мне крупно повезло.
Действительно, планы были почти все выполнены, много хорошего было сказано о работе телефонисток. Цех телеграфа гордо назывался цехом Коммунистического труда. Резко были перевыполнены планы цехом радиоузла, качество работы которого с гордостью оценивалось на отлично. Перечислялось введённое в эксплуатацию оборудование, смонтированное и отлаженное собственными силами, – междугородчиками, телеграфистами…
Александр Николаевич выделил и отдельные недостатки. В числе их настойчиво сквозила неудовлетворительная работа цеха ГТС по устранению повреждений на линейной сети. Выражалась осторожная надежда, что с приходом нового начальника предприятия положение и здесь изменится.
Затем последовали отчёты цехов. Их зачитывали передовики, рядовые работники – телефонистка, телеграфистка, монтёр цеха радиофикации, инженер цеха АТС. Все они перечисляли достижения своих служб, обязательно вскрывали недостатки в организации рабочих мест – такие, как холод на переговорном пункте, недостаточное количество телефонных гарнитур для телефонисток, а также, высказывали мелкие претензии к смежным цехам.
Но в одном, они все были дружны.
То, что телефонистки не могли предоставить заказанные переговоры по причине неработающих телефонов – виноват был цех ГТС!
То, что телеграфисты не могли выполнить заявку предприятия на организацию прямой телеграфной линии – виноват был цех ГТС!!
То, что цеху радиоузла не хватало автомашин (большее количество перераспределялось на цех ГТС) – виноват тоже, был цех ГТС!!!
То, что блокировались и залипали приборы на телефонных станциях – виноват был цех ГТС…
Обвинения в адрес цеха ГТС скользили явно по привычной и накатанной колее. Но я заметил, что ни в одном из критических выступлений не предлагалось даже маломальского конструктива. Хотя бы тонких штрихов – а как сделать, чтобы не был виноват, во всем! – цех ГТС??..
Последним выступал от ГТС сам Висящев. В целом, его выступление было кратким. Он тоже сказал немного о достижениях цеха – как ни странно, они были. Странно, что был выполнен план по приросту телефонов-автоматов и план доходов от них, был выполнен. И совсем странно, но был выполнен план и по приросту телефонов? Это – при чрезвычайно большом количестве неработающих на сети? Ставились телефоны и участникам войны, ибо на эти установки тоже был план.
И, конечно же, в его выступлении прозвучали сетования на отсутствие специалистов, на недостаточное обеспечение транспортом, и особенно на практическое отсутствие поставок многопарного телефонного кабеля для замены повреждённых участков а также, поставок других эксплуатационных материалов. По этой причине практически не проводился капитальный ремонт. Закончил Висящев выступление скромно, без обещаний, и вернулся в зал.
В целом собрание прошло очень организованно. В заключение я сказал несколько слов. О том, что увидел сегодня вверенный мне коллектив очень мощным, с хорошими потенциальными возможностями. И видимо, нам всем вместе необходимо подумать, – что, коли уж работа всего предприятия зависит от цеха ГТС – как бы ему оказать посильную помощь? Сказал, что, по моему убеждению – особенно, это мог бы сделать радиоузел. Отметил, что основное, что надо сделать – это максимально снизить повреждения на телефонной сети, и это, потом, позволит работать не аврально, а по планам.
Выступивший в заключение, Фенин особо в критику не впадал, но что важно – пообещал помочь кабелем…
И действительно, через несколько дней кабель поступил. Его было явно недостаточно – но сам факт поступления обнадёживал. Немаловажно было и то, что это был целевой кабель, пришедший не для развития сети, а именно на эксплуатационные нужды, – для ремонта. Даже Александр Дмитриевич приободрился.
Спустя несколько дней оказалось, что радоваться было рановато. Макарычев принёс новость, что главный инженер Управления связи Искандеров требует, чтобы из полученного пятидесятипарного кабеля – четыре километра мы самостоятельно проложили на вокзал. Там требовалась установка новых телефонов. А его, – этого кабеля, всего-то и было четыре километра.
– Вот так и работаем с Управлением, – с горечью заключил он.
Я возмутился.
Пошли вдвоём к Искандерову. Амантай Искандерович на своём распоряжении настаивал. Я пытался убедить его, что сейчас надо все силы сосредоточить на ремонте имеющейся сети, а не на её развитии. Страсти накалялись. Моё природное упрямство давало о себе знать, и я ледяным тоном сказал, что пока не снижу повреждения до разумных пределов, никаким развитием заниматься не буду. Это было Искандерову как нож в сердце.
– Никогда не избавитесь вы от повреждений – бросил он. – Если в городе их количество будет сохраняться на сети не более трёхсот—четырёхсот в день – нас это устроит.
– Меня это не устроит! Горожан не устроит! – посмел я не согласиться.
– Посмотрим… – многозначительно хмыкнул Искандеров. – Это все в ваших мечтах! А вокзалу железнодорожному – сейчас требуется дополнительная и надёжная связь!
Он все ещё не терял надежды – надавить, и добиться моего согласия на перераспределение злосчастного кабеля с эксплуатации на развитие, но я твёрдо стоял на своём. Разругались… И все-таки, одолеть моё упрямство Искандерову не удалось.
Макарычев во время нашей перепалки тоже не оставался в стороне. Он, пытаясь сдержать возмущение и очень волнуясь, запальчиво вставлял реплики, и всячески поддерживал меня. Окончательное решение повисло в воздухе, но покинув кабинет, мы чувствовали – победа будет за нами. Мы тоже печёмся о деле! Ну, не с работы же нас за это снимать…
Глава 10. Волнительное событие
У меня закончился годичный испытательный кандидатский срок. Секретарь партийной организации ТТС – по основной должности, начальник спецотдела – Мелонская Раиса Фёдоровна. Женщина средних лет, очень строгая на вид, молчаливая и замкнутая. Что интересно! – вот ведь – секретарь партийной организации, а говорит как-то косно, и слова из неё вытягиваешь с трудом. Она и сообщила, что надо мне готовить документы на приём в партию.
Среди недели пошёл фотографироваться на партбилет. Получил свои фотографии и сам себя не узнал. Резко похудевшее лицо, хмурый настороженный взгляд, и какая-то усталость… Очень себе не понравился. Какой-то замученный мужик! Решил перефотографироваться рано утром в понедельник, с утра пораньше. После ночного отдыха – выгляжу получше…
Приём в партию проходил в актовом зале городского комитета. Приглашали прошедших кандидатский срок на собеседование с ветеранами партии, членами партийной комиссии строго по списку. Перед этим, до поздней ночи, чтобы «не ударить в грязь лицом», я усиленно штудировал Устав партии. В голову ничего не лезло.
Больше, чем за прошедшие три недели, когда свалилась эта начальническая ноша, казалось, напугать меня уже никто и ничто не может. А вот перед собеседованием волновался очень и трепетал весь – вот ведь – СОБЫТИЕ…
В возрасте в тридцать три года, я уже многое повидал, успел закалить характер и, тем не менее, волнение было особенно сильное. В Партию я вступал по убеждению, в Партию я свято верил и считал за честь – стать коммунистом.
Совсем недавно КПСС возглавил молодой энергичный Генеральный секретарь Горбачёв Михаил Сергеевич. У очень многих появилась надежда, что страна избавится наконец, от обстановки самовосхваления, что реальная жизнь людей будет соответствовать декларируемым ценностям. От Партии зависит все.
На своём опыте убедился, что не только политику определяет, но и непосредственно руководит народным хозяйством страны Партия. А значит – оказывать эффективное влияние на ход производственных процессов, в которых в ходе профессиональной деятельности, принимаю участие, я смогу – только находясь в рядах коммунистов.
По должности, во время работы в ЭТУС, меня часто приглашали на открытые партийные собрания, давали право выступать в прениях по тому или иному вопросу. А вот участвовать в принятии решения могли только коммунисты. Мне это даже мешало иногда в делах.
Пока дожидался своей очереди, перескакивал в мыслях с одного на другое, думал о разном. Понимал – предстоит выдержать очень сложный экзамен.
Словом, волновался очень сильно. Вступление в КПСС было чрезвычайно важным событием. Не опозориться бы! Члены комиссии могли задавать вопросы на любые темы – проверяли убеждения, кругозор… Очень боялся высокопарных вопросов – ну как на них отвечать…
Все прошло максимально быстро. После представления членам комиссии и оглашения краткой моей биографии отнеслись они ко мне очень доброжелательно, не стали мучить отвлечёнными вопросами, спрашивали лишь в разных вариациях, – когда нормально будет работать связь в городе?
Ответил внешне уверенно: – через полгода! Хотя, сам уже в это верил с трудом. Приняли единогласно.
По сути, вроде бы, и не изменилось ничего, а настроение было приподнятое.
Глава 11. Парадоксы очерёдности
В один из дней обсуждали с экономистом Мурносовой Валентиной Васильевной доведённые до ТТС планы на год. Они были довольно напряжённые. Особенно план по доходам, по установке и приросту телефонов. И если основную долю доходов, более семидесяти процентов, обеспечивал цех междугородной телефонной станции, работающий довольно стабильно, и Валентина Васильевна уверила, что с этой частью доходов все в порядке, то по выполнению плана установок телефонов были большие сомнения. В плане на год была заложена установка в городе тысячи телефонов. Экономист предостерегла, что если их не будет, рассчитывать на общее выполнение плана не следует. А где их взять – эти телефоны…
Строительство новых объектов связи в городе не намечается. В планах строительства на 1986 год заложен только один объект: – «Телефонизация Северной промышленной зоны», который должен быть введён в эксплуатацию только в конце года. А установки, согласно плану – требуются уже в январе. На резервы существующей сети, с учётом сложившегося положения с качеством её работы, рассчитывать не приходилось.
И все-таки, маленькие, но резервы были. Александр Николаевич сообщил, что на вновь застраиваемой улице имени Максима Горького удалось от строителей добиться телефонизации одного из домов по адресу Гагарина 68. В соответствии с действующими нормами, дом был телефонизирован на тридцать процентов от количества имеющихся квартир. То есть, только каждая третья семья из заселившихся в него жильцов, может получить телефон. Но ведь жильцы не знают этих тонкостей, знают, что телефонизация их дома проведена и всё с нетерпением ждут…
Асия Хасановна подготовила список очередников и передала мне на рассмотрение. Дом расположился в престижном месте, практически в центре города. Владельцами квартир, помимо льготников и очередников, стали, естественно, и рядовые граждане, и руководители предприятий. Будучи уверенными что кому-кому, а им телефоны будут установлены в любом случае, руководители не спешили писать заявление на установку телефона. Это же надо идти на ТТС – а времени у них – в обрез…
Асия Хасановна предупредила, что распределить телефоны будет очень сложно. Сообщила, что копию списка очерёдности отнесла Фенину. И вот, я впервые взялся за это дело. И, конечно же, как оказалось – всей сложности процесса не мог бы представить себе даже, в самом дурном сне.
Я ещё не успел ознакомиться со списком, а меня вовсю начали одолевать звонками с просьбами о телефонизации квартиры того или иного жильца. Откуда они узнали, что я начал рассмотрение списков?..
Позвонил Фенин, предупредил, что список нужно согласовать с горкомом и горисполкомом. Я про себя удивился, но смолчал. В списке было перечислено около пятидесяти фамилий, с указанием даты подачи заявления, профессии, наличия льгот – если таковые имелись.
Приложены к списку были и личные дела потенциальных абонентов. Чего в них только не было указано. И прописка, и паспортные данные. Различные ходатайства, заверенные печатями и резолюциями руководителей обкома, горкома, облисполкома… У некоторых были приложены справки по истории болезни, копии документов, подтверждающие инвалидность, справки о составе семьи – всего не перечислишь…
Личные дела абонентов заводились с момента написания заявления, и хранились в абонентском отделе. Срок хранения их практически не был ограничен. Они являлись документами строгого учёта, и система работы с ними у меня невольно тут же стала ассоциироваться почему-то, с системой работы с личными делами и другими подобными документами, прямо чуть ли, не как в КГБ. Но там были – государственная безопасность, судьбы людей, а тут – обычные квартирные телефоны.
Может быть, на заре развития государства, в период известной борьбы с «внутренними врагами», когда телефонная связь только начинала развиваться, такая строгая система учёта средств связи и была оправдана. Но сейчас она выглядела, по крайней мере, на мой взгляд, явным нелепым анахронизмом.
Страна живёт в условиях тотального дефицита всего и вся. Люди привыкли стоять в очередях. Житейское дело. Кто-то кого-то обошёл, кто-то кого-то оттолкнул. В живой очереди наглецы могли выбить себе преимущества локтями и наглостью. В очереди по записи – тоже, с помощью связей, знакомств и блата. Но если купил человек по блату холодильник, или телевизор, и если продавца тут, же не схватили за руку – кто к этому возвращался?..
А вот в связи, история установки телефона, в принципе, простого бытового устройства – ну чем важность его наличия отличается от важности наличия телевизора или холодильника? – была полностью прописана документально и хранилась в деле как зеница ока.
Я ни в коем случае не хочу утверждать, что нарушений справедливости при «обложенных документами» установках не было. Правила допускали двойственное толкование многих пунктов. Этим умело пользовались желающие получить личную выгоду. Наверное, все-таки, не зря было заведено уголовное дело на Ковалёва. Может это и неплохо – такой учёт. Но я хочу отметить другую сторону вопроса.
Люди прекрасно знали, что у связистов есть эти бумажные «истории установки телефона». И в пору разворачивающейся Гласности, можно представить, сколько находилось желающих выступить в роли обличителей и следователей, пытающихся доказать, что год или два года назад, по тому или иному адресу, была допущена несправедливость в распределении телефона. И связистам приходилось возвращаться к давно сделанному, поднимать всю подноготную вопроса, вспоминать… Доказывать правомерность решения и оправдываться. И многим людям, обозлённым и обманутым в очередях за другими предметами и благами, очень хотелось отыграться хотя бы на связистах.
Я уже успел провести несколько приёмов граждан по личным вопросам. Пока, получалось удерживать их ход в рамках корректности и приличий. Но сколько нервов, выдержки и усилий требуется, чтобы выдержать эту, очень наглую и нескрываемую подозрительность к себе – особенно, если ты честный, совестливый человек. А родители воспитали меня именно таким. Не от всех исходит, конечно, эта наглая напористость – но попадаются экземпляры… И выбивают из колеи…
Я посвятил полдня изучению стопки дел. Строго, следуя Правилам, распределил двадцать установок. Пять свободных пар в кабеле оставил в резерве на всякий случай. Позвонил в горком Волнянскому и сообщил, что будет телефонизироваться дом по улице Гагарина 68. Он тут же, со списком, пригласил меня к себе. Просмотрел мои кружочки у фамилий кандидатов на получение телефона, и мы вошли в кабинет к Дымченко. Александр Сергеевич тоже заинтересованно и очень внимательно просмотрел весь список. Потом проставил несколько галочек против фамилий, не вошедших по моему распределению, в количество очередников.
Читать бесплатно другие книги:
