Семена прошлого Эндрюс Вирджиния Клео
Но Барт не слышал ее. Он работал кулаками. Что есть силы он нанес удар в красивое лицо Ланса. Я слышала хруст носовой перегородки; брызнула кровь.
– Только не в моем доме! – ревел Барт. – Я не допущу греха в моем доме!
Еще секунду назад я бы, если бы могла, сделала то же самое. Но теперь я бросилась спасать юношу.
– Барт, остановись! Ты убьешь его!
Синди истерически кричала и пыталась прикрыть наготу одеждой. Джоэл уже стоял в комнате, вначале презрительно уставившись на Синди, а потом начал улыбаться, торжествующе глядя на меня: «Я говорил тебе, я же говорил. Яблоко от яблони…»
– Видите, чего вы добились своим баловством? – как с кафедры, провозглашал Джоэл. – С первого момента, как я увидел эту девушку, я понял, что эта потаскушка не смеет жить под кровом моего отца!
– Идиот! – взорвалась я. – Кто вы такой, чтобы судить?
– Нет, это вы идиотка, Кэтрин! Совершенно как ваша мать, точь-в-точь! Она тоже желала любого мужчину, которого видела, даже своего сводного дядю. Она, совсем как эта голая потаскушка, готова была лечь в постель с любым предметом в штанах!
Неожиданно Барт оставил Ланса и бросился к Джоэлу.
– Прекрати! Не смей сравнивать мою мать с ее матерью!
– Когда-нибудь ты убедишься в том, что я прав, – проговорил Джоэл лицемерным мягким голосом. – Коррина получила по заслугам. Как и твоя мать получит в назначенный срок. И если есть на свете Бог и справедливость, когда-нибудь эта недостойная голая распутница будет гореть в вечном огне, чего она и заслуживает.
– Не смей так говорить! – снова взревел Барт, бросившись к Джоэлу и совершенно позабыв в гневе о Синди и Лансе, поспешно натягивающих свою ночную одежду. Он помедлил, будто удивившись тому, что бросился защищать девушку, которую отвергал как сестру. – Это моя жизнь, мое дело, Джоэл, – наконец скованно сказал он. – Это моя семья, а не ваша. Я сделаю то, что нужно, а не вы.
Расстроенный и потрясенный, Джоэл, согнувшись в три погибели, пошаркал прочь по коридору.
Как только Джоэл исчез из виду, Барт обрушил весь свой гнев на меня:
– Вот видишь! Синди как раз доказала тебе и всем, что я не ошибался в отношении ее! Она порочна, мама! Ничего хорошего из нее не вышло! Ничего хорошего! Все это время, пока она была «так мила», она только и думала, как привезет сюда Ланса и как они будут развлекаться. Я хочу, чтобы она исчезла из этого дома и из моей жизни – навсегда!
– Барт, ты не смеешь выгонять Синди – она моя дочь! Если в тебе кипит жажда мести, можешь прогнать Ланса! Но ты, конечно, прав: Синди не должна была так поступать, а Ланс не должен был злоупотреблять нашим гостеприимством.
Он несколько смягчился:
– Ну хорошо, Синди может остаться, раз ты ее любишь, несмотря ни на что. Но этот малый пусть убирается сегодня же! – И он закричал на Ланса: – Поспеши уложить свои вещи! Через пять минут я отвезу тебя в аэропорт! Если ты посмеешь еще раз прикоснуться к Синди, я сломаю тебе оставшиеся кости! И не думай, что я не узнаю: у меня тоже есть друзья в Южной Каролине.
Ланс был очень бледен. Он начал бросать свои костюмы в чемодан, который только что опорожнил накануне.
Проходя мимо меня, не решаясь взглянуть мне в глаза, он хрипло прошептал:
– Простите меня, мне так стыдно, миссис Шеффилд…
Барт поторапливал его, почти подталкивая.
Я обернулась к Синди. Она успела надеть скромную старушечью ночную рубашку и забралась под одеяло, глядя оттуда на меня испуганными, широко раскрытыми глазами.
– Я надеюсь, ты получила по заслугам, Синди, – холодно сказала я. – Ты страшно разочаровала меня. Я ожидала от тебя ответственности, ты же обещала мне. Или твои обещания вообще ничего не стоят?
– Мама, пожалуйста, – всхлипывала Синди. – Я люблю его, я хочу его; я думала, что уже ждала достаточно долго. Это был мой рождественский подарок ему – и мне самой тоже.
– Не лги мне, Синтия! Сегодняшняя встреча для вас не первая. Я не настолько глупа, как ты полагаешь. Ты была с Лансом и до того.
– Мама, разве ты больше не любишь меня?! – громко зарыдала она. – Ты не можешь отвернуться от меня: у меня никого нет, кроме тебя и папы… Если ты разлюбишь меня, я умру! Я клянусь, этого больше не случится… Прости меня, пожалуйста, прости!..
– Я подумаю, – холодно проговорила я, закрыв за собой дверь.
На следующее утро, когда я одевалась, Синди прибежала в мою комнату, истерически крича и плача:
– Мама, пожалуйста, не позволяй Барту прогонять меня! Пока Барт был в доме, у меня никогда-никогда не было праздника. Я ненавижу его! Как я его ненавижу! Он разбил Лансу лицо…
Очевидно, в последнем она была права. Надо научить Барта сдерживать свой гнев. Как ужасно для такого миловидного юноши сломать нос, не говоря уже о кровоподтеках на лице и вокруг глаз.
Однако сразу после отъезда Ланса с Бартом что-то случилось: он стал необыкновенно тих и спокоен. От его носа ко рту протянулись решительные складки, а он был еще слишком юн для морщин. Он не разговаривал с Синди, даже не смотрел в ее сторону. Меня он игнорировал также, будто меня здесь и не было. Он сидел тихий и торжественный, время от времени переводя взгляд на меня, равнодушно пробегая взглядом по плачущей Синди. Я не помню, чтобы раньше мы когда-либо видели, что Синди плачет. Она не позволяла нам этого видеть.
Я испытала невиданные душевные муки, сотни мрачных мыслей роились в моей голове. Где найти понимание? Время разбрасывать камни, время их собирать… Но где наше время для тихих радостей и спокойствия? Разве мы недостаточно страдали?
В то же утро я решила поговорить с Синди.
– Синди, я шокирована твоим поведением. У Барта есть все права, чтобы возмущаться, и все причины на то. Хотя я, конечно, не одобряю его грубости по отношению к этому мальчику. Но я могу понять его, а не тебя. Неразборчивость не приводит ни к чему хорошему: в гостеприимно открытую дверь спальни войдет любой. Синди, ты должна обещать мне никогда этого не повторять. Когда тебе будет восемнадцать, ты станешь хозяйкой себе самой. Но до этого дня – и пока ты еще находишься под этим кровом – ты не должна устраивать здесь сексуальные игры. Ты поняла меня?
Ее голубые глаза стали еще больше, налились слезами.
– Мама, я живу не в восемнадцатом веке! Все девчонки занимаются этим! Я держалась гораздо дольше, чем большинство девушек, и к тому же мне много рассказывали о тебе… и ты ведь неравнодушна к мужчинам, бегаешь за ними…
– Синди! – взорвалась я. – Не смей обсуждать мое прошлое, не смей бросать мне в лицо такие слова! Ты не знаешь всего, что я вынесла, в то время как у тебя было счастливое детство, тебе никогда ни в чем не отказывали…
– Счастливое детство?! – горестно воскликнула она. – А ты забыла, сколько гадостей мне подстраивал Барт? Может быть, я не голодала, меня не закрывали на чердаке и не били, но у меня были собственные проблемы. Барт настолько унижал мою женскую сущность, что я теперь должна перепробовать всех мальчишек подряд, чтобы убедиться, что со мной все в порядке… иначе я просто не могу.
Мы были в спальне Синди. Я обняла ее:
– Не плачь, милая. Я понимаю, что ты должна чувствовать. Но постарайся понять, что должны чувствовать в таких случаях родители. Мы с отцом желаем тебе только счастья. Мы не хотели бы, чтобы ты страдала. Пусть же этот случай с Лансом послужит тебе уроком, предостережет тебя от необдуманных поступков, пока ты не начнешь рассуждать более зрело. Постарайся «продержаться» подольше, храни себя. Когда человек увлекается сексом слишком рано, он платит за это большую цену. Секс в результате может дать совсем не то, что от него ожидаешь. Так это было со мной, а я слышала, что ты собираешься сделать карьеру в кино и на сцене. В таком случае мужей и детей придется отложить на потом. У многих девушек в результате неконтролируемой страсти появляется нежелательная беременность. Будь осторожна. Не влюбляйся безоглядно, иначе тебя ждут неприятности. Наслаждайся романтической любовью без секса, и ты спасешься от горестного ощущения, что отдавала слишком много и слишком рано.
Она крепко обняла меня, ее взгляд стал мягким, мечтательным и сказал мне о том, что она наконец снова моя дочь.
Позже мы с Синди стояли вместе внизу, наблюдая, как снег засыпает все вокруг, заволакивая окрестности белой пеленой, все больше и больше отделяя нас от остального мира.
– Теперь все дороги на Шарлотсвилл занесет, – задумчиво проговорила я. – Что еще хуже, Мелоди ведет себя так странно, что я опасаюсь за здоровье ее ребенка. Джори закрылся в своей комнате и не желает никого видеть. Барт ходит с таким видом, будто он имеет права и на нас всех, не только на этот дом. Ах, если бы Крис был здесь… Как я ненавижу, когда он уезжает…
Я обернулась и увидела, как странно смотрит на меня Синди. Поймав мой взгляд, она вспыхнула. Я спросила, в чем дело. Она пробормотала:
– Я просто удивляюсь, как вы оба можете так долго любить друг друга, в то время как я влюбляюсь и разлюбляю так часто… Мама, ты должна мне рассказать, как сделать так, чтобы мужчина любил меня, а не мое тело… Я бы хотела, чтобы мальчишки сначала заглядывали в мои глаза, как отец смотрит в твои; я бы желала, чтобы они хотя бы раз обратили внимание на мое лицо, потому что оно не самое уродливое, но они все заглядываются на мою фигуру, и больше ничего. Я бы так хотела, чтобы кто-то провожал меня взглядом, как Джори провожает Мелоди…
Синди обняла меня и положила голову мне на плечо.
– Мне так стыдно, мама, правда, так стыдно за вчерашнее ночное происшествие. Спасибо, что не ругаешь и не пилишь меня. Я обдумала то, что ты сказала, и ты права. Ланс был наказан, а виновата во всем я. – Она умоляюще посмотрела мне в глаза. – Мама, я серьезно: я люблю Ланса. Все девушки в моей школе начали делать это, когда им было еще одиннадцать, двенадцать и тринадцать. А я все держалась, хотя мальчишки бегали за мной больше, чем за другими. Девчонки думали, что я тоже занимаюсь этим, хотя я и понятия не имела. Однажды я услышала, как мальчишки обсуждают девчонок, и оказалось, что я одна белая ворона. Они говорили обо мне как о ненормальной или лесбиянке. И тогда я решила, что в это Рождество позволю Лансу все, что он захочет. И это будет мой ему подарок.
Я недоуменно смотрела на нее, думая, правду ли она говорит, а она продолжала оправдываться, говоря, что она единственная девственница в своей группе, что это действительно странно для девушки в нашем мире, что она уже считается старой.
– Пожалуйста, мама, не возмущайся, потому что если ты будешь стыдить меня, то я устыжусь и перестану говорить. Мне хотелось этого начиная с двенадцати лет, но я слушалась тебя и держалась долго. Ты должна понять: то, что я делала с Лансом, не случайная связь. Я люблю его. И пока не вошли вы с Бартом… мне… мне было так хорошо.
Что мне оставалось сказать?
У меня была свобода, я была в те годы предоставлена самой себе, а теперь я надежно упрятала воспоминания юности в дальний ящик, однако они с готовностью нахлынули на меня из этого дальнего ящика памяти, и я вспомнила… я увидела перед собой образ Пола: как я хотела, чтобы он научил меня любить, в особенности после того, как мой первый сексуальный опыт был так горек. Я и сейчас иногда, глядя на луну, вспоминаю и плачу оттого, что луна – свидетельница нашего с Крисом греха.
Около шести позвонил Крис и сказал, что он пытался пробиться раньше, но все линии вышли из строя.
– Мы увидимся на Рождество, – жизнерадостно успокоил он меня. – Я нанял аэросани, чтобы меня доставили в Фоксворт-холл, и я приеду. Как дела?
– Все в порядке, – солгала я, сказав, что Лансу пришлось срочно уехать, так как его отцу стало плохо.
Затем я начала быстро сообщать ему новости: мы все подготовились к Рождеству; елка стоит наряженная, подарки завернуты и разложены, но Мелоди, как обычно, сидит в своих комнатах, будто только там она чувствует себя в безопасности.
– Кэти, – сказал Крис, – было бы здорово, если бы ты не держала меня за недоумка. Ланс не улетел, потому что аэропорт не работает. Полеты прекращены. В данный момент Ланс находится в нескольких метрах от моего телефона. Он пришел ко мне и во всем сознался. Я подлечил его сломанный нос и другие раны, страшно ругая Барта. Он – зверь, у мальчика теперь изуродовано лицо.
Рано утром следующего дня мы услышали по радио, что все дороги завалены снегом. Поступило предупреждение всем не покидать дома. Мы оставили радио включенным на весь день, надеясь, что метеорологи будут беречь нашу жизнь и предупреждать по мере надобности.
– Никогда раньше зима в этих горах не была столь жестокой, – драматизировал ситуацию звучный мужской голос по радио. – Побиты все погодные рекорды.
Час за часом мы наблюдали, как снег заносит нас, стремясь изолировать от остального мира. К нам с Синди присоединился Джори.
И вновь я видела, как мы четверо, закрытые в единственной комнате, шепчемся о Санта-Клаусе, надеясь, что он придет и отыщет нас. Крис тогда написал ему письмо. Как жаль мне было наших близнецов, когда они проснулись наутро после Рождества! Они просыпались для новых несчастий, не в силах даже припомнить ничего хорошего в прошедшем.
Звук кашля Джори вернул меня к настоящему. Я со страхом взглянула на него: каждые несколько минут Джори задыхался от приступов кашля. Вскоре он направился в кресле-каталке в свою комнату, сказав, что хочет лечь. Я с удовольствием помогла бы ему, но знала, что Джори хочет делать все сам.
– Я снова начинаю ненавидеть этот дом, – проворчала Синди. – Теперь вот Джори простудился. Я знала, что здесь так и будет: холодно и страшно. Я специально позвала Ланса с собой, чтобы чуть отвлечься от этого кошмара. Я надеялась, что у нас на Рождество будет каждый день вечеринка, мы все будем слегка пьяные и веселые. И я позабуду, что живу рядом с этими тенями, рядом с Бартом и этим скрюченным Джоэлом. А теперь у меня никого нет, кто бы успокоил меня, кроме тебя, мама. Джори держится так отстраненно, он думает, что я еще совсем ребенок и неспособна понять его проблемы. Мелоди вообще ни с кем не разговаривает. Барт слоняется с таким видом, будто замыслил преступление. А этот старик пугает меня так, что холод пробегает по спине. У нас нет знакомых. Никто никогда не приезжает в гости. Мы все заперты здесь и действуем друг другу на нервы. Я так жду этот бал, который замыслил Барт. По крайней мере, там я смогу встряхнуться и повеселиться.
Как из-под земли появился Барт с криком:
– Ты не останешься здесь! Ты подкидыш, которого пригрела моя мать!
Синди вспыхнула:
– Ты опять пытаешься сжить меня со света, шут гороховый? Но у тебя это не выйдет! Я больше не боюсь тебя!
– Не смей называть меня шутом! Подкидыш!
– Ну, ну, что ты сможешь со мной сделать, шут?! – Синди дразнила его, прячась за стульями и столами, провоцируя погоню. Тем самым она давала себе хоть одно развлечение в этот скучный день.
– Синди! – возмутилась я. – Как ты можешь так разговаривать с Бартом? Сейчас же извинись перед ним, сейчас же!
– Нет, извиняться я не буду – мне не в чем извиняться! – Она кричала не на меня, а на Барта. – Он – зверь, маньяк, он ненормальный и хочет сделать нас всех такими же ненормальными!
Я увидела, как бледнеет лицо Барта, и закричала что было силы:
– Остановись!
Но Барт рванулся и схватил Синди за волосы. Она пыталась вырваться, но он держал ее крепко. Я вмешалась, чтобы предотвратить попытку Барта ударить ее. Барт навис над Синди и произнес:
– Если ты еще хоть раз попытаешься говорить со мной в таком тоне, малышка, ты пожалеешь об этом. Ты любишь свое тело, свое лицо, свои волосы… Но еще одно оскорбление – и ты будешь прятать их от людей и разобьешь все зеркала!
Судя по тону, его угрозы были серьезными. Я помогла Синди встать.
– Барт, ты не посмеешь. Всю жизнь ты отравлял существование Синди. Как ты можешь после этого обвинять ее в том, что она хочет возмездия?
– Ах так? Ты на ее стороне, и это после того, что она сказала?
– Синди, скажи ему, что ты извиняешься, – умоляюще попросила я. Затем обернулась к Барту: – И ты извинись, я прошу.
В темных глазах Барта была нерешительность, когда он увидел мое горе и отчаяние. Но она моментально прошла, едва Синди взвизгнула:
– Нет! Я не извинюсь! И я не боюсь его! Ты такой же придурок, как этот старый шут, который бродит по дому и бормочет себе под нос. Мальчик, из тебя тоже скоро песок посыпется! Может, ты и свихнулся на том, что тебе не надо ничего, что нужно мужчине, братик!
– Синди… – в шоке прошептала я. – Извинись перед Бартом.
– Никогда, никогда, никогда, в особенности после того, как он поступил с Лансом!
Ярость на лице Барта испугала меня.
К счастью, в тот же момент в комнату вошел Джоэл. Он встал со скрещенными на груди руками и спокойно встретил яростный взгляд Барта:
– Сын мой, прости ей. Бог видит и слышит все, и час кары Господней наступит. Она как птичка, которая действует по инстинкту, не зная законов морали. Она говорит, поступает, как дитя, бездумно. Она ничтожество по сравнению с тобою, Барт. Это просто копна волос на голове и вешалка для тряпок – а ты рожден для того, чтобы мыслить и вести за собой.
Ярость Барта погасла. Он последовал за Джоэлом, не взглянув в нашу сторону. Я была потрясена и испугана: Барт так послушно следовал за ним, не задав ни единого вопроса, не изрекая ни единого возражения. Как и чем Джоэл завоевал его?
Синди упала в мои объятия и зарыдала:
– Мама, что с нами случилось? Отчего мы говорим друг другу гадости? Отчего мне так захотелось оскорбить его? Но я хочу отплатить Барту. Я хочу вернуть ему обратно каждую гадость, что он говорил мне.
Она рыдала и всхлипывала у меня на руках, пока не ослабела. Она так напоминала мне себя саму, когда мне страстно хотелось любить и быть любимой, жить полной, насыщенной жизнью, не дожидаясь своей эмоциональной зрелости…
Я вздохнула и прижала ее к себе. Когда-нибудь, как-нибудь, конечно, все наши проблемы разрешатся. Я утешалась только этой мыслью и молилась, чтобы Крис поскорее вернулся домой.
Рождество
Как всегда в прошлом, канун Рождества, с его очарованием и душевным спокойствием, завладел-таки нашими встревоженными сердцами, и даже Фоксворт-холл был на Рождество по-своему красив. Снег все шел и шел, но в нем не было уже того неистовства, и ветер слегка утих. В нашей любимой общей зале Барт и Синди под руководством Джори украшали рождественское дерево. Синди взобралась на лестницу, Барт – на вторую, а Джори сидел в кресле и разбирал перепутавшуюся гирлянду. В других комнатах работали специально нанятые рабочие, украшая их к празднеству, на которое Барт ожидал гостей. Барт был очень возбужден. Один вид смеющегося, счастливого Барта наполнял радостью мое сердце, а уж когда в дверь ввалился Крис, нагруженный всякого рода покупками, которые он приобрел в самый последний момент, что было его привычкой, то уж счастью моему не было предела.
Я выбежала навстречу Крису с распростертыми объятиями, осыпая его поцелуями, чего Барт не смог бы перенести равнодушно. Однако огромное рождественское дерево скрыло нас от его глаз.
– Что тебя так задержало? – спросила я, и Крис рассмеялся, указывая на изящно завернутые подарки.
– Но это еще не все: остальное в машине, – сказал он со счастливой улыбкой. – Я знаю, ты считаешь, что я должен был позаботиться о подарках заранее, но мне вечно некогда. А тут совершенно неожиданно подкатывает канун Рождества, и мне приходится срочно ехать, покупать за двойную цену. Но ты будешь довольна. Если не будешь, то хотя бы не говори мне этого.
Мелоди сидела на низкой скамеечке возле камина в зале и выглядела несчастной. Когда я пригляделась к ней, то поняла, что ее скрутила боль.
– С тобой все в порядке, Мелоди? – спросила я.
Она кивнула в знак того, что у нее все хорошо, а я легкомысленно приняла это за правду. Крис расспросил ее, но она ответила, что все в порядке. Она бросила на Барта умоляющий взгляд, но он не заметил. Мелоди направилась к лестнице наверх. В своей бесцветной и бесформенной одежде она, казалось, постарела с июля на десять лет. Джори, всегда пристально следивший за Мелоди, повернулся вслед за ней с тоской в глазах, которая нарушала весь его покой. Гирлянда соскользнула с его колен и вклинилась между креслом и его колесом, но он не заметил, лишь сидел со сжатыми кулаками, будто хотел сразиться с судьбой и отомстить ей за то, что у него было отобрано его ловкое, чудесное тело, а затем и любимая женщина.
По пути Крис остановился, чтобы дружески похлопать Джори по спине:
– Ты неплохо выглядишь. О Мелоди не волнуйся. Для женщины в последней трети беременности характерно пребывать в раздражении и мрачном настроении. И ты был бы в таком настроении, если бы носил много месяцев столь огромный дополнительный вес.
– Да, но если бы она хотя бы разговаривала со мной изредка, – пожаловался Джори, – или смотрела на меня… Она даже с Бартом теперь не общается.
Я взглянула на него с тревогой. Может быть, он все знает? Я думаю, что сейчас отношения Мелоди и Барта прекратились из-за приближающихся родов, значит Джори мог знать об этом раньше. Ведь именно то, что они уже не могут быть любовниками, отразилось так неблагоприятно на состоянии Мелоди. Я попыталась прочесть ответ в глазах Джори, но он опустил взгляд и сделал вид, что разбирает со вниманием гирлянду.
Как-то давно мы с Крисом установили традицию: в канун Рождества открывать один подарок. Когда стемнело, мы уселись в нашем самом уютном салоне, чтобы выпить вместе шампанского. Мы сдвинули бокалы.
– За то, чтобы каждый новый день мы встречали вместе, – сказал Крис с выражением любви и счастья в глазах.
Я повторила тост. Крис вручил мне мой «особый» подарок. Я открыла маленькую коробочку и увидела в ней грушевидный бриллиант величиной в два карата на красивой золотой цепочке.
– И не смей возражать или говорить, что не любишь драгоценности, – поспешно проговорил Крис.
Но я не возражала: я молча смотрела на кулон, который отражал все цвета радуги.
– Наша мать никогда не носила таких вещей. Я хотел было подарить тебе «оперное» жемчужное ожерелье вроде того, что было у нее. Такое ожерелье и элегантно, и не бросается в глаза. Но, зная, что для тебя значит «как у нее», я оставил мысль о жемчугах и купил вот это. Этот бриллиант в форме слезы, Кэти, и пусть он символизирует все слезы, которые я выплакал бы, если… если бы ты не позволила мне любить тебя.
Мои глаза наполнились слезами: меня переполняли одновременно и чувство вины за то, что мы с ним вместе, и ошеломляющая радость за то, что мы вместе, и скорбь по поводу еще многих предстоящих нам сложностей из-за того, что мы вместе.
Я молча протянула ему свой «особенный» подарок: сапфировое кольцо на указательный палец. Он рассмеялся, сказал, что это слишком пышный для него подарок, но кольцо очень красиво.
Как только мы обменялись подарками, неожиданно в комнату вторглись Мелоди, Джори и Барт. Джори, увидев блеск в наших глазах, улыбнулся. Барт, наоборот, нахмурился. Мелоди погрузилась в глубокое кресло и, казалось, растворилась в нем. Прибежала Синди в ярко-красном свитере и таких же брюках; она громко звенела колокольчиками. И наконец вошел Джоэл и встал, скрестив руки на груди. Он выглядел как мрачный судья, взирающий на порочных, непослушных детей.
Джори первый ответил на призыв Синди, подняв свой бокал шампанского высоко и торжественно:
– Возрадуемся кануну Рождества! Пусть мама и папа всегда глядят друг другу в глаза так же, как в эту ночь, – с любовью и нежностью, с состраданием и пониманием. И пусть я найду такую же любовь в глазах своей жены… когда-нибудь.
Он открыто обращался к Мелоди перед всеми нами, он молил ее и призывал. К сожалению, вызов был не лучшим средством разрешения этой конфронтации. Мелоди только еще больше сжалась в тугой клубок нервов и отказывалась встретиться с ним взглядом. Она внимательно глядела на огонь в камине. Надежда, зажегшаяся было в глазах Джори, погасла. Его плечи опустились; он развернул свое кресло так, чтобы не видеть Мелоди. Он поставил бокал, не выпив, и стал смотреть в огонь так же пристально, как жена, будто надеясь рассмотреть там что-то, что видит она.
В отдаленном темном углу улыбался Джоэл.
Синди старалась быть веселой. Барт поддался той же мрачности, что, казалось, источала Мелоди, как серый туман.
Идея собрать нашу семью и весело встретить Рождество, кажется, провалилась. Барт теперь не желал даже глядеть на Мелоди – настолько она была бесформенна со своим огромным животом. Он начал мерить шагами комнату, поглядывая на подарки, лежащие под рождественским деревом. Случайно он наткнулся на умоляющий взгляд Мелоди и поспешно отвернулся, будто устыдившись этой слишком откровенной мольбы.
Мелоди тотчас же поднялась и вышла, сославшись на то, что плохо себя чувствует.
– Могу я помочь? – вскочил следом и Крис, увидев, как тяжело она начала подниматься по лестнице.
– Со мной все в порядке! – почти выкрикнула Мелоди. – Мне не нужна ваша помощь, не нужна ничья помощь!
– И счастливое Рождество снизошло на всех, – пробормотал Барт совсем в духе Джоэла.
А Джоэл в это время стоял в сумерках и наблюдал – он всегда наблюдал и подслушивал.
Когда вышла Мелоди, следом направил свое кресло Джори, сославшись также на плохое самочувствие. Приступ кашля, последовавший вслед за этим, подтвердил слова Джори.
– У меня есть лекарство для тебя, – вскочил Крис и побежал к лестнице. – Тебе рано еще ложиться, Джори. Останься. Отпразднуй с нами Рождество. Но перед тем как дать тебе средство, которое, возможно, не облегчит твоего заболевания, дай мне прослушать твои легкие.
Барт облокотился на камин и наблюдал эту сцену родственной заботы почти с ревностью. Крис подошел ко мне:
– Может быть, действительно лучше лечь сейчас спать, а утром встать пораньше, позавтракать вместе, открыть подарки и успеть еще поспать перед тем, как приедут гости на бал.
– Ах, бал! – Синди закружилась по комнате в танце. – Люди, много людей, все красиво одетые! Я жду не дождусь завтрашней ночи. Как я хочу слышать смех! Как я желаю этих разговоров, шуток! Мои уши жаждут шума и смеха. Я так устала быть серьезной, так устала глядеть в угрюмые лица и слушать печальные разговоры… я, кажется, уже разучилась улыбаться. Я надеюсь, все эти денежные стариканы привезут с собой своих сыновей? Или хотя бы одного сынишку, которому больше двенадцати лет. Я так соскучилась по веселью, я так жажду!
Барт не единственный бросал на нее красноречивые неодобрительные взгляды, но Синди полностью игнорировала их.
– Я танцевать хочу, я танцевать хочу, – пропела она, решительно не желая подчинять свое настроение каким бы то ни было взглядам, и закружилась по комнате с воображаемым партнером. – Я танцевать могу всю ночь…
Крис и Джори не могли не поддаться ее очарованию. Крис улыбнулся и проговорил:
– На балу должно быть по меньшей мере двадцать молодых людей. Постарайся только сдерживать себя. Ну а теперь, раз Джори так устал, давайте разойдемся по спальням. Завтра предстоит нелегкий день.
Все согласились. Внезапно Синди упала в кресло и сделалась такой же мрачной, как и Мелоди. На глазах ее заблестели слезы.
– Я бы хотела, чтобы Ланс был здесь завтра. Я предпочитаю его всем другим.
Барт бросил на нее бешеный взгляд:
– Именно этот молодой человек никогда больше не переступит порог этого дома. – Затем Барт обратился ко мне: – Не надо, чтобы Мелоди присутствовала на вечере. – И уже со злостью он добавил: – По крайней мере, пока она выглядит так плохо и настолько больна. Пусть сидит и дуется на весь мир в своей комнате, а мы завтра утром поздравим друг друга и одарим подарками. Я думаю, насчет того, чтобы поспать днем, – это хорошая идея; мы должны выглядеть свежо и счастливо на моем вечере.
Джори демонстративно уехал, справившись с подъемником сам. Мы сидели, не желая расходиться. Барт поставил на стереопроигрыватель рождественские песнопения, и я слушала и думала о новой, благоприобретенной разборчивости и привередливости Барта.
Когда он был мальчишкой, он был не просто грязнулей, а сущим поросенком. Теперь же он несколько раз на дню принимал душ, содержал себя почти в непорочной чистоте. Он не успокаивался, пока не проверит на ночь, заперты ли двери, закрыты ли все ставни, не испачкал ли недавно взятый в дом котенок по прозвищу Тревор ковер и тому подобное. А котенок Тревор действительно несколько раз портил ковры, но Барт не настаивал на том, чтобы изгнать котенка, и он остался в доме.
Даже сейчас, готовясь уйти, Барт взбил подлокотные подушки, расправил морщины на пушистом покрывале софы, собрал разбросанные журналы и сложил их аккуратными стопками. Он делал все, что забывала делать прислуга. Утром, проснувшись, он сразу поднимал на ноги Тревора и вменял ему в обязанность проверить добросовестность горничных, иначе он грозил оставить прислугу без дополнительной оплаты.
Ничего удивительного после этого, что прислуга от нас уходила. Верным и неизменным оставался один Тревор. Он прощал Барту надменность и грубость, но глядел на него с сожалением, о чем Барт, впрочем, не знал.
Все это припомнилось мне, когда я наблюдала, с каким энтузиазмом говорит Барт о предстоящем бале. Я взглянула за окно и увидела, что снег продолжает идти. Выпало уже более полуметра снежного покрова.
– Барт… – осторожно начала я. – Завтра все дороги будут подо льдом, а возможно, завалены снегом. Многие из гостей не смогут добраться на традиционный бал в Фоксворте.
– Ерунда! – отозвался Барт. – Я найму вертолет, если они сообщат о местонахождении.
Я вздохнула, несколько обеспокоенная странно злобным взглядом Джоэла, который тут же вышел из зала.
– Мама права, Барт, – мягко проговорил Крис, – поэтому приготовься не слишком разочароваться, если прибудет всего несколько гостей.
Барт будто и не слышал. Он пожелал мне спокойной ночи и пошел к себе. Вскоре разошлись и мы с Крисом и Синди.
Пока Крис зашел к Джори, чтобы сказать ему несколько слов, я ждала Синди. Она вышла из ванной комнаты в коротеньком неглиже, свежая и сияющая.
– Мама, не читай мне снова нотаций. Я больше просто не вынесу. Когда я впервые приехала в этот дом, мне показалось, что это сказка. Теперь мне кажется, что это мрачная крепость, где мы все – узники. Как только кончится бал, я уеду – и ко всем чертям этого Барта! Я очень люблю вас с папой и Джори, но Мелоди стала очень неприятной, а Барт вовсе непереносим. Он не изменится. Он будет вечно ненавидеть меня, а я устала пытаться быть вежливой с ним.
И Синди легла в кровать, проскользнув между одеялом и простыней, и повернулась ко мне спиной.
– Спокойной ночи, мама. Пожалуйста, выключи, уходя, свет. Не проси меня вести себя прилично завтра на балу, поскольку я там буду изображать эталон леди. Разбуди меня за три часа до начала.
– Другими словами, ты не желаешь завтра утром отпраздновать с нами Рождество?
– Ах, – безразличным тоном проговорила Синди, – встать и отыскать свои подарки я всегда успею… не думаю, что я буду последней, кто придет к дереву за подарками… посмотрю, как запоздавшие разворачивают подарки, и порадуюсь вместе с ними. Мне надо выспаться, чтобы быть королевой бала.
– Я люблю тебя, Синди, – проговорила я, выключая свет, а затем нагнулась, чтобы поцеловать ее в теплую нежную шею.
Она мгновенно повернулась, и ее тонкие юные руки обвились вокруг моей шеи. Она зарыдала:
– Мама, мама, ты самый лучший человек! Я обещаю тебе, что буду хорошей. Я теперь стану позволять парням только держать меня за руку… Но разреши мне улететь в Нью-Йорк, чтобы попасть на бал, который устраивает на Новый год один мой хороший знакомый.
Я кивнула:
– Хорошо, если ты хочешь провести Новый год в доме твоего знакомого, пусть будет так; но постарайся, насколько это возможно, не злить завтра Барта. Ты же знаешь, как трудно ему было победить в себе все эти назойливые идеи, одолевавшие его в юности. Помоги ему, Синди. Дай ему почувствовать, что у него есть любящая семья и он дорог всем.
– Я постараюсь, мама. Обещаю тебе, что постараюсь.
Я закрыла за собой дверь ее спальни и пошла пожелать доброй ночи Джори.
Джори был необычайно спокоен.
– Все будет хорошо, мой милый. Как только появится ребенок, Мелоди вновь будет с тобой.
– Будет ли? – горько переспросил он. – Я сомневаюсь. Тогда ее мысли и время будет занимать ребенок. Я буду ей еще менее нужен, чем теперь.
Получасом позже я была в объятиях Криса и с готовностью отдалась единственной любви в своей жизни, которая длилась достаточно долго для того, чтобы я почувствовала твердую почву под ногами и бесконечное счастье… счастье, несмотря на все разрушения судьбы, на все потери.
Призрачный утренний свет проник в мою комнату, разбудив меня еще до того, как зазвонил будильник. Я быстро вскочила и взглянула в окно. Снег перестал падать. Спасибо Господу, Барт будет доволен. Я поспешила обратно к Крису поцеловать его и поздравить.
– С Рождеством, милый доктор Кристофер Шеффилд, – прошептала я ему на ухо.
– Я бы предпочел, чтобы меня называли просто «милый», – пробормотал он, заспанно оглядываясь.
Настроившись на радость в этот чудесный день, я вытащила его из постели, и вскоре уже мы, празднично одетые, вошли в столовую.
В наш дом вот уже два дня приходили наемные рабочие, мужчины и женщины, чтобы украсить дом и приготовить все к балу, повторив блеск и помпезность убранства на день рождения Барта. Плодом их работы стала поистине рождественская сказка, блистающая фантазия, в которую был превращен весь нижний этаж. Я наблюдала за всем этим с долей скептицизма. Была установлена еще одна рождественская ель, которая превосходила нашу «семейную» на пару метров. Синди любовалась этим пиршеством красок, гирлянд, свечей, венков, этой страной сказок. Все, что она увидела в канун Рождества, убедило ее в том, что оставаться в постели неинтересно. Она забыла Ланса и свое одиночество и, как ребенок, восторгалась чудесами.
– Ты только взгляни на этот пирог, мама! Какой он огромный! – Синди так и переполняла радость. – Прости меня, мама, за вчерашнее поведение. Я надеюсь, на балу будет много мальчишек и богатых красивых мужчин. Ах, может быть, в этом доме все-таки будет радость!
– Конечно будет, – проговорил неожиданно вошедший Барт и встал между нами.
Его глаза сияли; он гордо взирал на приготовления. Он был очень возбужден.
– Ты, Синди, оденься построже и постарайся никого не вывести из себя.
Затем Барт присоединился к рабочим и начал раздавать указания. Часто слышался его смех; он был со всеми ласков, включая Джори, Мелоди и Синди, как будто сегодня в честь Рождества все были прощены.
День за днем Джоэл, как мрачная тень, следовал за Бартом, изрекая цитаты из Библии своим надтреснутым голосом. Вот и сегодня в полшестого, уже совершенно празднично одетый, он затянул свое:
– …Легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому пройти в рай…
– Какого черта ты здесь бормочешь, старик?! – закричал на него Барт.
Моментально водянистые глаза Джоэла сверкнули злобой, будто искра, готовая вспыхнуть под порывом ветра.
– Ты бросаешь на ветер тысячи долларов, мечтая впечатлить кого-то. Но никого не поразишь, потому что у них тоже есть деньги! Многие живут в гораздо более роскошных домах. Фоксворт-холл был лучшим в этих краях в свое время, но это время прошло.
Барт в ярости обернулся к Джоэлу:
– Заткнись! Ты готов испортить любую радость в моей жизни, любое счастье. Все, что бы я ни делал, по-твоему, грех! Ты стар и взял свое от жизни, а теперь мой черед. Я молод, и пришло мое время наслаждаться жизнью! Держи при себе свои религиозные мысли и цитаты!
– «Падению предшествует гордость…»
– «Погибели предшествует гордость, а падению – надменность», – поправил его Барт, к моему откровенному удовлетворению.
Наконец-то Барт увидел лицемерие и опасность в лице Джоэла.
– Гордость – вечная мудрость дураков, – изрек Джоэл, презрительным взглядом окидывая праздничное убранство. – Ты истратил уйму денег, которые могли бы пойти на благотворительность.
– Уйди! Иди в молельню и кичись там своей благонравной гордостью, дядя! В твоем сердце нет ничего, кроме зависти!
И Джоэл вышел из зала, бормоча:
– Он поплатится. В этих горах ничего не прощается и не забывается. Я-то знаю. Кому лучше знать, как не мне? Дни Фоксвортов печальны и горьки, несмотря на все их богатство.
Я обняла Барта:
– Не обращай внимания. У тебя впереди замечательный вечер, Барт. Теперь, когда светит солнце, снег на дороге подтает и смогут приехать все приглашенные. Похоже, Бог сегодня на твоей стороне, поэтому радуйся и наслаждайся.
Ах, как благодарно и признательно он взглянул на меня! Он смотрел, желая сказать что-то в ответ, но не мог. Наконец он просто обнял меня и ушел, явно смущенный. Такой красивый мужчина, подумала я с грустью, и никак не найдет себя. Но ведь должен же быть и у Барта уголок, где он почувствует себя нужным, незаменимым и любимым.
Комнаты, закрытые с начала зимы, были открыты и проветрены; были убраны все экраны, чтобы никто из гостей даже не заподозрил, что мы можем экономить тепло или деньги на него. Были тщательно вычищены все ванные и душевые. В туалетах были припасены всевозможные принадлежности, а в умывальных – разложено по полкам дорогое мыло и вывешены прекрасные гостевые полотенца. Из кабинетных шкафов достали специальный рождественский фарфор и хрусталь.
Около одиннадцати мы собрались у рождественского дерева. Барт был свежевыбрит и великолепно одет, впрочем как и Джори. Только Мелоди была одета затрапезно, как вошло у нее в обычай в последнее время.
Как всегда, я попыталась разрядить обстановку. Взяв на руки Младенца Христа из очень реалистично изготовленных яслей, я спросила:
– Барт, это ты купил? Если это так, то я поздравляю: я нигде еще не видела столь красивых скульптурных изображений.
– Они пришли по почте лишь вчера, и я их сегодня распаковал, – отвечал Барт. – Я купил это прошлой зимой в Италии и отослал морской почтой.
Я была счастлива, что Барт так оживился, услышав мое одобрение, и продолжала расспрашивать дальше.
– Этот младенец очень похож на настоящего младенца, и Дева Мария исполнена чистой красоты. И Иосиф… он очень добр и симпатичен, у него такое снисходительное, всепрощающее лицо.
– И недаром, – отозвался Джори, который в тот момент раскладывал под елкой дополнительные подарки. – В конце концов, вряд ли для него могло быть понятным, чтобы Дева могла забеременеть от какого-то невидимого, абстрактного Бога.
– А ты не утруждайся размышлять об этом, – отвечал Барт, не отрывая любящего взгляда от выбранных им фигурок. – Просто принимай то, что написано в Священном Писании.
– Но тогда почему же ты споришь с Джоэлом?
Читать бесплатно другие книги:
