Семена прошлого Эндрюс Вирджиния Клео
– Ну что ж, Синди, ты достигла того эффекта, на который рассчитывала. Почему бы теперь тебе не подняться в свою комнату и не надеть то голубое платье, которое ты и собиралась надеть сначала?
Барт шагнул мимо нас с Крисом, чтобы схватить Синди, но она отскочила и, обернувшись, стала дразнить его за то, что он слишком медлителен и не может догнать ее, хотя на ней и надета такая узкая, сковывающая движение юбка. Я готова была отшлепать Синди, услышав, как нежным воркующим голоском она произнесла:
– Барт, дорогой, я была уверена, что тебе понравится это ярко-красное одеяние… а поскольку ты считаешь, что я дрянь, дешевка, я решила не обманывать твоих ожиданий и сыграть ту роль, которую ты сочинил для меня.
Одним прыжком он настиг ее и ударил ладонью по щеке. Боль и сила этого удара заставили Синди пошатнуться, и она плюхнулась на вторую ступеньку лестницы. Я услышала, как треснула ее узкая юбка, разорвавшись по заднему шву, и кинулась к ней на помощь. Слезы потекли из ее глаз.
Быстро поднявшись на ноги, Синди задом стала подниматься по ступенькам, стараясь сохранить собственное достоинство.
– А все-таки ты гадина, братец Барт. Странный извращенец, который не воспринимает реальный мир так, как другие. Ты или девственник, или, хуже того, гей!
Гнев на лице Барта заставил ее быстрее вскарабкаться по ступеням. Я сделала движение, чтобы остановить Барта, но он оказался проворнее. Безжалостно оттолкнув меня так, что я тоже чуть не упала, он кинулся за Синди. Плача, как наказанный ребенок, она исчезла, преследуемая Бартом.
Издалека до меня ясно донесся крик Барта:
– Как ты осмелилась насмехаться надо мной? Ты маленькая дрянь, чье имя я всегда защищал, когда слышал всякие грязные рассказы о тебе. Я считал, что они лгут. Теперь ты доказала, что ты в точности такая, как о тебе рассказывали! Как только окончится этот бал, я не захочу даже видеть тебя!
– Спроси, захочу ли я видеть тебя! – закричала она. – Я ненавижу тебя, Барт! Ненавижу!
Слыша ее выкрики и вопли, я кинулась вверх по лестнице, хотя Крис пытался удержать меня. Вырвавшись, я успела подняться на пять ступенек, когда появился Барт с довольной усмешкой на красивом, но все еще злом лице. Проходя мимо меня, он прошептал:
– Я задал ей такую взбучку, какую она еще ни разу не получала, – отшлепал как следует. Если через неделю она сможет сидеть, значит ее зад сделан из железа.
Я оглянулась и увидела, как Джоэл нахмурился при этих словах.
Не обращая на этот раз внимания на Джоэла, улыбаясь приветливо, как настоящий хозяин, Барт выстроил нас в шеренгу для встречи гостей, и вскоре гости стали подъезжать. Барт представлял всех нас людям, с которыми я и не подозревала, что он был знаком. Я была изумлена его умением держаться, легкостью, с которой он здоровался со всеми, радушием, с которым он принимал гостей. Его однокашники ввалились толпой, как будто все одновременно захотели увидеть и оценить все, о чем он им рассказывал. Если бы Синди не надела это ужасное платье, я могла бы по-настоящему гордиться Бартом. Но из-за этого случая меня не покидало беспокойство, вдруг он действительно знает что-то, что подтверждает его предположения о поведении Синди.
А сейчас Барт старался очаровать каждого из гостей и преуспел в этом больше, чем Джори, который благоразумно отступил на второй план и позволил блистать Барту. Мелоди почти прижалась к мужу, ухватившись за его руку, и была бледна и невесела.
Я с таким увлечением наблюдала, как Барт ведет прием гостей, что даже вздрогнула, когда кто-то вдруг потянул меня за руку. Это была Синди, одетая в скромное маленькое голубое платьице, которое я сама выбирала для нее. Она выглядела как милое шестнадцатилетнее, непорочное и даже никем не целованное создание.
Я проворчала:
– В самом деле, Синди, тебе не стоит упрекать Барта. Ты вполне заслужила взбучки.
– Да ну его ко всем чертям! – выдохнула она. – Я еще покажу ему! Я буду танцевать в десять раз лучше, чем Мелоди! Я заставлю каждого мужчину на этом вечере возжелать меня, несмотря на это скучное платье, которое вы для меня выбрали.
– Ну, это неправда! Ты ведь так не думаешь, Синди.
Смягчившись, она втиснулась в мои объятия:
– Конечно нет, мама! Я так не думаю.
Барт, увидев рядом со мной Синди, оглядел ее девичий наряд, саркастически улыбнулся и направился к нам. Синди выпрямилась.
– Слушай, Синди! Когда подойдет время, ты наденешь свой балетный костюм и забудешь все, что произошло между нами. Ты должна станцевать свою партию безукоризненно, поняла?
Он в шутку ущипнул ее за щеку. Этот шутливый щипок оставил заметный красный след на ее лице. Она взвизгнула и лягнула его ногой. Ее высокий каблук ударил его по колену. Он вскрикнул и шлепнул ее.
– Барт, – прошептала я. – Прекрати! Не бей ее больше! Того, что ты сделал, уже достаточно для одного вечера!
Крис оттащил Барта от Синди.
– Все, достаточно этого идиотизма, – сердито сказал он, а Крис редко сердился. – Ты пригласил на этот вечер много довольно известных в Виргинии людей, вот и покажи им, что ты умеешь себя прилично вести в обществе.
Грубо оттолкнув Криса, Барт свирепо посмотрел на него и быстро ушел, ничего не сказав. Я улыбнулась Крису, и мы направились в сад. Джори и Мелоди подхватили Синди и стали представлять ее некоторым молодым людям, приехавшим вместе с родителями. Среди гостей было много знакомых Джори и Мелоди, у них была масса друзей и поклонников. В свое время они и познакомили с ними Барта.
Я надеялась, что все будет хорошо.
«Самсон и Далила»
Повсюду в ночи зажглись золотые шары, и в безоблачном, звездном небе показалась луна. На лужайке были расставлены столы, образующие вместе огромную букву «U». Столы были сервированы серебряной посудой. Миниатюрный фонтан выбрасывал в воздух импортное шампанское, затем собирал его в особые емкости, снабженные кранами. На среднем столе размещалась огромная ледяная модель Фоксворт-холла.
Кроме основных столов, на которых громоздились всевозможные деликатесы, вокруг стояли маленькие столики на двоих-троих, покрытые скатертями чудесной окраски: изумрудной с розовым, лазурной с фиолетовым, желтой с оранжевым и иных контрастных сочетаний. Скатерти были оторочены тяжелыми гирляндами цветов, чтобы при порыве ветра они не разлетались.
Хотя нас с Крисом представили гостям в первую очередь, мне показалось, что большинство из них намеренно не хотят общаться с нами. Я посмотрела на Криса, он на меня.
– Что происходит? – спросил он тихим шепотом.
– Старшие гости не разговаривают даже с Бартом, – сказала я. – Посмотри: они только едят, пьют и развлекаются. Они за этим и пришли сюда, и им нет дела до Барта, как и до всех нас. Они ждут от этого вечера только праздничного обеда и развлечений.
– Мне так не кажется, – возразил Крис. – Каждый считает своим долгом сказать пару слов Джори и Мелоди. Некоторые разговаривают с Джоэлом. Не правда ли, Джоэл сегодня вечером необыкновенно элегантен?
Меня никогда не переставала удивлять способность Криса в любом человеке находить что-то восхитительное.
Джоэл, словно распорядитель на похоронах, переходил молча и торжественно от одной группы людей к другой. Он не держал в руке стакан. Он не прикасался к освежающим напиткам, которые поражали своим разнообразием. Я откусила кусочек крекера с гусиным паштетом и старалась отыскать взглядом Синди. Она стояла в центре кружка из пяти молодых людей и казалась королевой бала. Даже в скромном голубом платье она была чрезвычайно соблазнительна, в особенности со спущенной с плеча гофрированной оборкой, из-за чего обнажалась верхняя часть груди.
– Она выглядит как ты когда-то, – прошептал Крис, глядя на Синди. – Только ты в ее годы была более эфирным созданием, будто не по земле ходила, а летала; и ты всегда верила в чудеса.
Он смотрел на меня нежным взглядом, который всегда будоражил мне кровь и поддерживал любовь к нему.
– Да, любовь моя, – прошептал он. – Чудеса случаются, даже здесь.
Каждый из присутствовавших супругов, казалось, искал компании кого угодно, только не друг друга. Одни мы с Крисом все время были вместе. Джори исчез, и Мелоди оказалась в компании Барта. Он что-то говорил ей, и глаза ее блестели. Она хотела уйти, но он схватил ее за руку. Она вырвалась, но он тотчас схватил ее вновь, бесцеремонно притянув в свои объятия.
Они закружились в танце, и Мелоди, казалось, еле сдерживала напор Барта.
Я направилась было к ним, но Крис удержал меня:
– Мелоди справится с ним сама. А твое вмешательство лишь вызовет у Барта ярость.
Вздохнув, я наблюдала за этим конфликтом, пока он, к моему изумлению, не разрешился в пользу Барта: Мелоди смирилась и даже, по-видимому, находила удовольствие в танце с Бартом. Затем он повел ее от группы к группе, будто она была его женой, а не Джори.
Неожиданно от одной из групп людей отделилась очень красивая женщина и улыбнулась нам с Крисом:
– Скажите, не дочь ли вы Коррины Фоксворт, которая на рождественском вечере…
Я быстро прервала ее:
– Простите, но у меня здесь есть некоторые обязанности, которые надо немедленно выполнить.
Я поспешила прочь, крепко держа за руку Криса. Женщина бросилась было за нами:
– Но, миссис Шеффилд…
Я была счастливо избавлена от необходимости отвечать ей: грянула музыка, и развлечения начались. Гости уселись за столы, Барт и Мелоди присоединились к нам, в то время как Джори с Синди поспешили в гримерную переодеться. Вскоре я уже забыла обо всем, хохоча вместе со всеми над выступлением профессионального юмориста.
Какой замечательный праздник! Я бросала восторженные взгляды на Криса, Барта и Мелоди, которые сидели возле нас. Летняя ночь была великолепной. Окрестные горы как бы заключили нас всех в романтическое кольцо, и я вновь удивилась, что больше не воспринимаю их как непреодолимый барьер на пути к своей свободе. Я была счастлива, что Мелоди так звонко смеется, но больше всего я была счастлива за Барта: казалось, ему очень хорошо. Он пододвинул свой стул поближе ко мне:
– Ну что ты скажешь, мама? Разве не потрясающий получился вечер?
– Ах, Барт, ты превзошел все мои ожидания. Вечер чудесный. А погода! Захватывает дух от этой красоты: наверху – звезды и луна, а внизу – россыпь разноцветных огней. А когда начнется балет?
Он улыбнулся и любовно потрепал меня по плечу.
– Для тебя ничего нет лучше балета, правда? – В его голосе звучали теплые нотки понимания. – Ты не будешь разочарована. Еще посмотрим, сравнится ли нью-йоркская или лондонская постановка «Самсона и Далилы» с моей.
Джори до этого вечера танцевал партию только трижды, но это всегда вызывало такие восторженные отклики, что ничего удивительного в том, что Барт очарован этим балетом, не было. Появились музыканты в черных костюмах; они расселись и начали настраивать инструменты.
Неподалеку стоял с мрачным, неодобрительным выражением лица Джоэл. Он будто бы отражал на себе все чувства, которые должен был испытывать его отец, если бы он видел эту чудовищную трату денег на недостойные развлечения.
– Барт, тебе сегодня двадцать пять, с днем рождения тебя! Я отчетливо помню, как няня впервые передала тебя мне на руки. Рожала я тебя в муках, и врачи постоянно твердили мне, что я должна выбирать между твоей жизнью и своей. Я выбрала твою жизнь. Но я выиграла в этой борьбе, и судьба вознаградила меня вторым сыном, очень похожим на своего отца. Ты плакал и кричал, сжимая крошечные кулачки. Ножками ты откидывал одеяло, но, как только ты почувствовал тепло моего тела, ты перестал кричать и прижался ко мне. Твои глаза, до этого закрытые, открылись широко и удивленно. Ты увидел меня и заснул.
– Я уверен, ты все-таки считала Джори более приятным ребенком, – с сарказмом проговорил Барт, но в глазах его светилась нежность; ему, видимо, понравились воспоминания о нем как о ребенке.
Мелоди смотрела на меня с очень странным выражением лица. Мне даже захотелось, чтобы она не сидела так близко ко мне.
– У тебя была с самого начала жизни очень яркая индивидуальность и своеобразная красота. Ты желал, чтобы я была рядом день и ночь. Как только я опускала тебя в кроватку, ты начинал кричать. Как только я брала тебя на руки, ты успокаивался.
– Другими словами, со мной у тебя были одни неприятности.
– Я никогда не сосредоточивалась на них, Барт. Я любила тебя со дня зачатия. Я любила, когда ты улыбался. Ты так неуверенно улыбнулся в первый раз, что это навсегда ранило мое сердце.
Похоже, я тронула его. Он положил свою руку на мою. Но в этот момент началась увертюра к «Самсону и Далиле», и эта взаимная минута нежности растворилась в восторженном шепоте гостей, заметивших в программке известное имя Джори Януса Марке, который должен был танцевать свою самую знаменитую партию; а партию Далилы исполняла его сестра, Синтия Шеффилд. Многие с любопытством взирали на Мелоди, недоумевая, отчего не она танцует Далилу.
Как всегда, когда я смотрела балет, меня уносило куда-то далеко на облаке мечты; я теряла реальный мир и испытывала необыкновенное чувство и боли, и восторга.
Поднялся занавес; декорация представляла звездную ночь в пустыне, а на ее фоне был расставлен разноцветный шелковый шатер. Пальмы тихонько шевелили листьями, паслись очень похожие на настоящих верблюды. Синди, сидящая перед шатром, была в прозрачных одеждах, которые выгодно подчеркивали ее стройную красивую фигуру.
На ней был темный парик, обвитый несколько раз бусами с драгоценными камнями. Далила начала свой заманивающий, полный соблазна танец, желая обворожить Самсона, который пока что-то медлил выходить на сцену. Когда Джори наконец вышел, гости устроили ему звучную овацию.
Джори дождался конца аплодисментов и начал танец. На нем была лишь материя, изображающая львиную шкуру. Она поддерживалась на плече единственной лямкой, пересекающей сильную мускулистую грудь. Его загорелая кожа была смазана маслом и блестела. Длинные и прямые черные волосы лежали на плечах и развевались при прыжках и поворотах. Каждым движением он будто смеялся над Далилой, над ее женственной слабостью, и наслаждался своей силой, быстротой движений.
Та мощь, с которой Джори изображал Самсона, заставила меня вздрогнуть. Холодок побежал по спине: казалось, сам Бог одарил Джори нечеловеческой грацией движений и яркой красотой.
Затем произошло неизбежное: обольстительный танец Далилы – танец соблазнения – сломил сопротивление Самсона, и он поддался ее очарованию. Далила, которая распустила к тому времени свои длинные черные локоны, начала медленно раздеваться… она снимала с себя вуаль за вуалью, и наконец Самсон упал на нее и они утонули в ворохе звериных шкур… Свет на сцене погас, занавес закрылся.
Раздался гром аплодисментов. Я заметила странный взгляд Мелоди, ее бледное лицо. Было ли это ревностью? Или завистью? Может быть, она сожалела, что не танцевала Далилу сама?
– А из тебя получилась бы лучшая Далила, – тихо прошептал ей Барт.
Его губы были так близко от волос Мелоди, что завитки возле ее уха разлетались от его дыхания.
– Синди не может сравниться с тобой…
– Ты несправедлив, Барт, – ответила Мелоди. – Если принять во внимание, что она так недолго репетировала, танцевала она прекрасно. Джори говорил мне, что он удивлен, насколько хорошо Синди вошла в роль. – Мелоди наклонилась ко мне: – Кэти, я уверена, что Синди упорно занималась балетом, иначе она не смогла бы так танцевать.
Когда окончился первый акт, имевший очевидный успех, я облокотилась на Криса, который приобнял меня, и чуть расслабилась.
– Я так горда за своих детей, Крис. Барт ведет себя превосходно. Джори – это воплощение балетного танцора. Никого профессиональнее я не видела. И я совершенно восхищена Синди.
– Джори рожден для танца, – ответил Крис. – Даже если бы он воспитывался в монастыре, он и тогда бы танцевал. Но я прекрасно помню непослушную и упрямую девочку, которая ненавидела балетные тренировки и говорила, что от них у нее мышцы болят.
И мы с Крисом рассмеялись тем интимным смехом давно женатых людей, который выражает больше, чем было сказано. Занавес вновь поднялся.
Пока Самсон спал, коварная Далила выскользнула из его объятий, облачилась в шелковое одеяние и выбежала из шатра. Там она поманила к себе спрятанных ранее шестерых воинов, вооруженных щитами и мечами. Чудодейственные длинные волосы Самсона были уже срезаны ею. Она торжествующе держала их в руке, поощряя нерешительных воинов.
Разбуженный шумом, Самсон вскочил, подпрыгнул и схватил свое оружие. То, что осталось от его волос, было жалкими черными обрезками. Меч показался ему непосильно тяжелым. Он горестно вскрикнул, увидев, что волосы его, а вместе с ними и сила похищены. Его отчаяние было велико: он безжалостно бил себя кулаками, раскаиваясь в том, что поверил в любовь Далилы, затем без сил упал у ног бешено хохочущей соблазнительницы. Он рванулся было к ней, но шестеро воинов схватили и скрутили его. Они сковали его цепями, которые Самсон отчаянно пытался разорвать, но не мог.
И все это происходило на фоне арии Самсона, арии моления любви, исполняемой знаменитостью Метрополитен-оперы. Голос знаменитого тенора спрашивал, что заставило Далилу предать свою любовь. Слезы потекли по моему лицу, когда я увидела, как мой сын изображает слезы обманутой любви, как воины начинают свою пляску мучений, секут Самсона бичами на глазах довольной Далилы.
Зная, что все это театр, представление, выдумка, я все равно в ужасе спряталась за спину Криса, когда на сцене раскаленное добела железо поднесли к глазам Самсона. На сцене померк свет, лишь полоса светящегося металла отражалась на почти нагом теле Самсона. Последним звуком представления был крик ослепленного Самсона.
Окончился второй акт. Занавес опустился. Вновь раздались аплодисменты, крики «браво!». Между актами люди вставали, беседовали, подкреплялись закусками, наливали вновь напитки, а я все сидела, пригвожденная к месту непонятным страхом.
Я увидела, как возле Барта так же неподвижно сидела Мелоди. Она закрыла глаза и чего-то ждала.
Начался третий акт.
Барт подвинул стул поближе к Мелоди.
– Мне ненавистен этот балет, – пробормотала Мелоди. – Меня пугает его жестокость. Кровь кажется мне слишком реальной. Вид ран доводит меня до тошноты. Сказки в балете мне нравятся больше.
– Все будет хорошо, ведь до сих пор все шло прекрасно, – успокоил ее Барт, положив ей руку на плечо.
Мелоди вскочила на ноги и более уже не соглашалась сидеть рядом с Бартом.
Алый занавес поднялся. Теперь декорация изображала языческий храм. Огромные толстые колонны из папье-маше уходили ввысь. Языческий бог, сидящий, скрестив ноги, по центру, взирал жестоким взглядом вниз. Скульптура поддерживалась двумя основными колоннами.
Началась увертюра к третьему, завершающему, акту.
Танцоры изображали служителей языческого храма, собравшихся на казнь Самсона. Каждый из служителей исполнял перед зрителями свою балетную партию, прежде чем сесть на отведенное для него место.
Вышли карлики, тащившие на цепях могучего некогда Самсона. Он выглядел усталым и изможденным. Из многочисленных ран текла кровь. Он слепо кружил по сцене, а карлики дразнили его, толкали, пока он не упал. Едва только он встал, они вновь толкнули его. Я с беспокойством подалась вперед. Крис держал свою руку на моем плече, пытаясь меня успокоить.
Что мог Джори разглядеть через эти специальные линзы, передающие эффект действительной слепоты? Отчего было бы не удовлетвориться повязкой на глазах? Но Джори согласился с Бартом, сказав, что линзы производят гораздо больший эффект.
Среди публики ощущалось напряженное ожидание.
Барт пристально смотрел на Мелоди, а Джоэл мало-помалу приближался к нам, как будто хотел рассмотреть выражение наших лиц.
Ноги Самсона были скованы цепями, к которым был привязан большой шар, имитирующий железный.
За Самсоном бежали карлики, хватали его за ноги, кололи и резали его своими карликовыми мечами. Карликов изображали дети. Джори потрясал фальшивыми цепями, и казалось, что они в самом деле очень тяжелые. На запястьях у него также были железные наручники.
Пока он кружил по сцене, не видя пути, пытаясь найти выход, звучала быстрая, будоражащая музыка. На правой половине сцены в голубом пятне света оперная звезда начала самую знаменитую арию из «Самсона и Далилы».
Ослепший, измученный бичеванием, истекающий кровью, Джори начал свой «танец смерти», танец потерянной любви. Но в этом танце возродилась его вера в Бога. Я никогда не видела столь душераздирающего зрелища. Публика забыла о еде, никто не пил, не шептался с соседями по столику.
Самсон на сцене искал Далилу, а она ускользала из его рук; это было так натурально, будто вышло за пределы спектакля; мука Самсона разрывала мне сердце.
У Далилы в этом действии был поразительный костюм зеленого цвета, сверкающий камнями так, будто это были настоящие изумруды и бриллианты. Я посмотрела на нее пристально через театральный бинокль и пришла в смятение, увидев, что это и есть настоящие камни из наследства Фоксвортов. Сверкали они так, что производили впечатление, будто Далила была вся ими увешана. А всего несколько часов назад Барт гневно осуждал Синди за то, что она нацепила много украшений.
Обежав вокруг холма, Далила спряталась за фальшивой мраморной колонной. Тенор, поющий за Самсона, поднялся до кульминационной точки, изображая агонию мук от предательства. Но на сцене Самсон простирал к Далиле руки, умоляя ее о помощи. Я взглянула на Барта. Подавшись вперед, он глядел на зрелище с таким интересом, будто ничто на свете не волновало его больше. Мне казалось, именно то, что разыгрываемое действо происходило между исполнителями – братом и сестрой, подстегивало его любопытство.
И вновь я напряглась от невесть откуда идущего ощущения опасности, повисшей в воздухе.
Все выше поднимался голос, поющий арию. Самсон начал слепо, неуклюже приближаться к двум колоннам, которые он, по сценарию, должен был вырвать из основания храма – и храм падет.
Над сценой злобный языческий бог торжествующе усмехался.
Песнь любви, льющаяся со сцены, делала происходящее все более трагическим.
По мере того как Самсон приближался к своей цели, на полу храма в постигшем ее раскаянии корчилась Далила. Ей стало жаль своего любимого, с которым так жестоко обошлись. Несколько солдат попытались поймать ее, но она ползала на коленях перед Самсоном, обнимая его цепи, умоляюще глядя на него. Казалось, одно его слепое движение – и он убьет ее своими тяжелыми цепями, но Самсон сомневался. Он смотрел вниз, на невидимую Далилу, и, внезапно протянув руку, нежным движением погладил ее по длинным черным волосам. Он слушал слова, которые за музыкой не были слышны нам, слова Далилы, обращенные к нему.
С возобновленной силой, верой в Бога и в свою любовь, Джори вдруг поднял руки, напряг мускулы – и разорвал цепи!
Публика ахнула, поразившись страсти, которую Джори вложил в свою игру.
Он закружился, пытаясь разорвать все цепи, поразить всех врагов. Далила вскочила и избежала удара цепей, которые сразили двух стражников и карлика. Она начала танец, исполненный такой страсти и такого восторга, что публика затаила дыхание. Далила шаг за шагом подводила Самсона к тем двум колоннам, которым суждено было пасть и которые поддерживали языческого бога. Ария подтверждала ее любовь к Самсону. Далила мудро отвлекала жрецов и жаждущую крови толпу, которая желала видеть Самсона мертвым.
Я посмотрела на публику: все сидели, зачарованные игрой и красотой одного из наиболее знаменитых балетных танцоров мира.
Джори исполнял чудовищные по высоте прыжки; он будто впал в безумие. И вот он одной рукой обнял колонну.
А у его ног Далила то целовала его, то вновь мучила словами, насмехалась над ним неслышными нам репликами. Так она пыталась обмануть толпу язычников, в то время как Самсон знал, что она любит его, хотя и предала из ревности и жадности. Самсон начал выразительными движениями раскачивать колонны. Голос тенора испрашивал у Бога помощи в победе над нечестивыми язычниками.
И вновь началась партия сопрано: Далила нежным голосом упрашивала Самсона не пытаться сделать невозможное. Замерла последняя умоляющая нота сопрано, и Самсон страшным призрачным взглядом посмотрел на своих врагов. Его белые слепые глаза сверкнули.
Далила вскрикнула.
Кульминация.
Мощным движением Джори поднял руки и начал крушить «каменные» колонны. Со страхом я вдруг увидела, что колонны из папье-маше начинают двигаться. Будто Бог придал Самсону новых сил: вот-вот храм падет, погребя под собой всех!
За сценой заблаговременно устроили свалку из картонных листов и металлического мусора и теперь, громыхая по нему железными прутьями, изображали гром как выражение Божьего гнева. Синди потом рассказывала мне с изумлением, что она почувствовала, как что-то тяжелое ударило ее по плечу, будто Бог наказывал кого-то в реальности. Свет на сцене стал красным, включили запись нестройного хора испуганных людских голосов.
И перед самым занавесом я увидела, как огромный фальшивый булыжник скатился прямо на Джори и ударил его по спине и голове.
Джори упал лицом вниз, и из его имитированных ран брызнула настоящая кровь!
Пронзенная мыслью, что песок, которым набита колонна, совсем не безопасен, я вскочила и закричала. Следом за мной вскочил Крис и побежал к сцене.
Колени мои подогнулись, и я опустилась на траву. В глазах у меня стояло ужасное зрелище: Джори лежит плашмя лицом вниз и на нижнюю часть его спины обрушивается колонна.
Вторая колонна рухнула на его ноги. Занавес опустился.
Раздался гром аплодисментов. Никто ничего не понял. Я хотела побежать к Джори, но ноги не слушались меня. Кто-то, поддерживая за локоть, помог мне встать. Я подняла глаза и увидела, что это Барт. Вскоре я оказалась на сцене и в отчаянии застыла над поверженным телом своего старшего сына.
Я была не в силах поверить: мой Джори, мой всегда грациозный Джори, живущий в танце и танцем! Тот маленький мальчик, который в свои три года спрашивал: «Я танцую, мама?» – «Да, Джори». – «Я хорошо танцую, мама?» – «Нет, Джори… ты танцуешь просто чудесно!» Тот Джори, который был превосходен во всем, за что ни брался, Джори, в котором было абсолютное физическое совершенство, сочетавшееся с чутьем на все прекрасное… Нет, только не Джори… не сын моего Джулиана!
– Джори, Джори, – кричала и плакала я, упав рядом с ним на колени, – Джори, что с тобой?! Джори!
Рядом, сквозь слезы, я видела Синди. Джори должен был подняться, время шло, но он лежал распростертый… и окровавленный. «Фальшивая» кровь была вязкой и теплой… и пахла настоящей кровью. Синди тоже плакала. Джори не двигался.
Каким-то боковым зрением я увидела Мелоди, спешащую к нам; ее лицо было так смертельно бледно, что черное платье казалось чернее ночи.
– Он ранен. В самом деле ранен, – сказал кто-то. Может быть, я?
– Не трогайте его. Вызовите «скорую».
– Кто-то уже вызвал, его отец, кажется.
– Джори, Джори… этого не может быть! – услышала я крик Мелоди, которая рванулась к Джори.
Барт пытался удержать ее. Увидев кровь, Мелоди начала истерически кричать.
– Джори, не умирай, пожалуйста, не умирай! – рыдая, повторяла она.
Я в точности знала, что она ощущает. На сцене после занавеса каждый актер, «умерший» в данном акте, сразу вскакивает на ноги. А Джори лежал неподвижно.
Отовсюду слышались крики. Вокруг нас витал запах крови. Я стояла и смотрела на Барта, который хотел, чтобы именно эта опера была переделана в балет. Почему эта роль предназначалась Джори? Почему, Барт, почему? Неужели он запланировал этот несчастный случай много недель назад?
Как Барт устроил это? Я взяла пригоршню песка из колонны и почувствовала, что он мокрый. Я метнула взгляд на Барта. Он стоял и смотрел на поверженное тело Джори, влажное от пота, липкое от крови, грязное от песка. Двое санитаров переложили Джори на носилки и поместили в белую машину «скорой помощи». Барт проводил Джори глазами.
Я растолкала людей и пробралась насколько могла ближе к Джори. Молодой врач считал удары пульса. Криса нигде не было видно.
– Он будет жить? – спросила я.
Врач улыбнулся:
– Да, конечно. Он молод и силен… но, по моим расчетам, пройдет очень много времени, пока он вновь сможет танцевать.
Миллион раз Джори повторял, что жить без балета он не сможет…
Когда кончился праздник
Я втиснулась в машину «скорой помощи» рядом с Джори, а вскоре около меня оказался и Крис. Мы оба припали к неподвижному телу Джори, пристегнутому ремнем к носилкам. Он был без сознания, одна сторона его лица представляла собой сплошной кровоподтек, и кровь текла из множества мелких ранок. Я не могла смотреть на эти раны, они ошеломили меня, на его спине таких ранок было поменьше…
Прикрыв глаза, я повернулась в сторону Фоксворт-холла, его огни все еще сияли, как светлячки в горах. Позднее я узнала от Синди, что сначала все гости очень перепугались и не знали, что им делать и как поступить, но Барт устремился к ним и успокоил, сказав, что Джори только слегка ушибся и через несколько дней поправится.
Впереди, рядом с водителем и врачом, сидела Мелоди в черном вечернем платье. Она время от времени оглядывалась и спрашивала, как Джори.
– Крис, он выживет? – не своим от волнения голосом вопрошала она.
– Конечно выживет, – кратко отвечал Крис. Он хлопотал над Джори, перепачкав кровью свой парадный костюм. – Кровотечение я остановил.
Вой сирены напрягал мои нервы; мне казалось, что нас всех скоро не станет в живых.
Как я могла уговорить себя? Как позволила себе поверить, что Фоксворт-холл принесет нам что-либо, кроме горя?
И я начала молиться, закрыв глаза и повторяя без конца одни и те же слова:
– Не забирай Джори у меня. Боже, не дай ему умереть. Он еще слишком молод, он мало пожил. Его дитя, его нерожденный ребенок нуждается в нем.
И только проехав несколько миль, повторив это сотни раз, я вспомнила, что теми же словами молилась за Джулиана. Джулиан умер.
К этому времени Мелоди впала в истерику. Фельдшер собирался было сделать ей какую-то инъекцию, но я вовремя остановила его:
– Нет! Она беременна, это может повредить ее ребенку. – Я облокотилась на спинку переднего сиденья и прошипела: – Прекрати вскрикивать! Ты только повредишь этим и Джори, и своему ребенку.
Но Мелоди не только не прекратила, но и начала бить меня своими маленькими, но сильными кулачками.
– Если бы мы сюда не приехали! Я говорила, я твердила ему, что не надо этого делать… Приезд в этот дом – худшая из ошибок в нашей жизни, и вот теперь он расплачивается, расплачивается, расплачивается…
Она плакала и говорила, говорила, пока не лишилась голоса. И тут вдруг Джори открыл глаза и насмешливо посмотрел на нас.
– Привет, – слабым голосом проговорил он. – Кажется, Самсон все еще жив.
Я вздохнула с облегчением и разразилась слезами. Крис улыбнулся, отмывая кровь с головы Джори каким-то раствором.
– Ты поправишься, сын, обязательно поправишься. Ты только держись.
Джори закрыл глаза и пробормотал:
– Представление было хорошим?
– Кэти, скажи ему, – предложил Крис тихо.
– Ты был бесподобен, милый, – заверила я его и наклонилась, чтобы поцеловать бледное лицо, на котором еще оставался грим.
– Попроси Мел не волноваться, – прошептал он, будто слышал ее крики и рыдания.
Вскоре он уснул под действием снотворного, которое Крис ввел ему в руку.
Мы прошли через холл больницы. Мелоди вся сжалась в комок от напряжения и страха, ее глаза были широко распахнуты.
– Так же, как его отец… – повторяла она. – Так же, как его отец…
Она повторяла эти слова до тех пор, пока они не засели у меня в голове как стальной гвоздь. Я сама была готова кричать и плакать от страха – страха, что Джори умрет.
Лишь для того, чтобы заставить Мелоди замолчать, я обхватила руками ее лицо и притянула к себе на грудь, утешая ее, как мать утешает неразумного ребенка.
Мы все вновь стали заложниками безжалостного мира Фоксвортов.
Как я могла быть счастлива еще полдня назад? Куда делась моя интуиция?
Вместо моей интуиции на сцене жизни теперь главенствовала злая воля Барта, который забрал-таки у Джори то, чему завидовал всегда и что было самым ценным для Джори, – его здоровье, его сильное, ловкое тело.
Несколькими часами позже пятеро хирургов в зеленом вывезли моего старшего сына из операционной. Джори до подбородка был закрыт одеялами. Весь его чудесный загар куда-то девался, и теперь он был таким же бледным, каким предпочитал когда-то выглядеть его отец. Его темные вьющиеся волосы казались мокрыми. Под закрытыми глазами залегли тени.
– С ним ведь все в порядке, правда? – поспешила к быстро движущейся каталке Мелоди. – Скажите… он выздоровеет и будет таким же, как прежде?
От отчаяния ее голос был тонок и пронзителен. Никто ей не ответил.
Они подняли Джори с каталки при помощи простыни, осторожно перенесли на кровать, затем попросили выйти всех, кроме Криса.
Мы с Мелоди остались в холле и ждали, ждали, ждали…
Мы вернулись в Фоксворт-холл к рассвету, когда состояние Джори стало достаточно стабильным и я чуть расслабилась.
Крис остался в больнице. Он прилег отдохнуть в комнате, используемой для ночного отдыха дежурных врачей.
Я тоже желала остаться, но истеричность Мелоди все возрастала: ей не нравилось, что Джори не открывает глаза, она боялась запахов больницы, ей были неприятны медицинские сестры, входящие и выходящие от Джори с подносами в руках, а также сами врачи, которые избегали прямых ответов.
Мы уехали обратно в Фоксворт-холл на такси. Везде еще горели праздничные огни, дом был освещен. Солнце уже всходило над горизонтом, окрашивая небо в легкий розовый цвет. Птенцы проснулись и осторожно трепыхали едва оперившимися крылышками, а их родители распевали песни, прежде чем улететь на поиски пищи. Я поддерживала Мелоди, провожая ее по лестнице наверх: она была так расстроена, что шаталась и казалась пьяной.
Мы медленно, осторожно поднимались по лестнице, и я каждую секунду думала о ребенке, которого носит Мелоди, и о том, как события этой ночи повлияют на него и на мать. В спальне Мелоди не смогла даже раздеться, так дрожали ее руки. Я помогла ей, надела на нее ночную рубашку, укрыла одеялом и выключила свет.
– Если хочешь, я останусь, – сказала я, глядя на нее, такую несчастную и потерянную.
Она захотела. Ей нужно было узнать мое мнение о том, что с Джори и отчего врачи не сказали ни одного ободряющего слова. Она вновь расплакалась:
– Почему они ничего не говорят нам?
Я не смогла объяснить ей, что это право и манера защиты врача от непредвиденных событий. За всех врачей вместе я заверила ее, что страшного ничего быть не может, иначе бы врачи посоветовали ей остаться.
Наконец она заснула, вздрагивая во сне, называя имя Джори, часто просыпаясь и вновь заливаясь слезами. Это было невыносимо видеть и слышать, и я уже ощущала себя такой же истеричной и издерганной, как сама Мелоди.
Часом позже, к моему облегчению, она погрузилась в глубокий сон, будто знала, что во сне ее спасение.
Я поспала буквально несколько минут, когда внезапно в мою спальню вошла Синди, уселась и стала ерзать на моей кровати, дожидаясь, когда я открою глаза. Я увидела ее лицо, обняла ее и заплакала вновь вместе с ней.
– Что с ним, мама? Скажи, все будет хорошо?
– Милая Синди, с ним сейчас отец. Ему была необходима операция. Теперь он в отдельной палате, спит после наркоза. Когда он проснется, Крис будет с ним. Я собираюсь чего-нибудь перекусить и снова ехать к нему в город. А тебя прошу остаться с Мелоди…
Я уже решила, что поеду без Мелоди: с меня хватит ее истерик.
Читать бесплатно другие книги:
