Сын Сталина Орлов Борис

– Вот тут намечено несколько основных тем, которые как-то выпали из нашего внимания. Первое – это повышение частоты армейской радиосвязи до двадцати-тридцати мегагерц. Это сразу даст серьёзный выигрыш в дальности даже на пониженных мощностях и уменьшение размеров устройств. Очень важно здесь максимальное сужение полосы у передатчика и приёмника. Так тожеподнимем дальность связи. Кроме того, я предлагаю для особо компактных моделей использовать серебряно-цинковые аккумуляторы. Вопрос в принципе согласован с Госпланом и НКО, завод по изготовлению аккумуляторов и рециркуляции элементов питания, выслуживших срок, запланирован на тридцать седьмой год. Далее по списку – система радиоподавления. Ищем вражескую частоту и давим её паразитным или записанным ранее сигналом. Ну, в общем, здесь всё изложено.

Белов передал папку Асееву и снова взялся за чай, наблюдая, как Борис Павлович медленно проходится по пунктам списка.

Дойдя до последней страницы, он упёрся взглядом в подписи Сталина и Ворошилова и словно испуганная птица метнулся в самое начало документа.

– «Основные направления развития подвижной связи в РККА», – прочитал он вслух и задумчиво перевёл взгляд на Белова: – Значит, это уже директива?

– Понимаете, можно было бы отправить документ обычной почтой, но мне очень важно, чтобы вы понимали, что именно стоит за этими решениями. Не простой взбрык начальственной мысли, а стратегия, которая проистекает из общего плана развития вооружённых сил. Новые танки, самолёты и даже ракеты, новые штатные расписания и решаемые подразделениями задачи – всё это потребует, да и уже требует новой связи. И, кстати, на новых машинах уже предусмотрены не только штатные места под радиостанции, но и специальные генераторы для питания радиосети.

– А форсированные работы по полупроводниковым радиоэлементам?

– Это в обязательном порядке, – Белов вздохнул. – Скажу сразу. Судя по прогнозам наших ведущих физиков, именно полупроводниковые приборы заменят в недалёком будущем радиолампы, и будут они куда мощнее, компактнее и гораздо более экономичными.

– А почему мы об этом ничего не слышали? – обескураженно спросил Асеев.

– Дело в том, Борис Павлович, что в прогнозах, отправляемых в спецотдел ЦК, учёные не связаны ни корпоративной этикой, ни другими сдерживающими факторами. И поэтому они позволяют себе немного помечтать. Теперь дело за вами, товарищ Асеев.

Саша посетил увеличившееся семейство на следующей неделе, и так как это была суббота, утащил Леру погулять, чтобы спокойно и без лишних ушей решить с ней важные вопросы. Центр Москвы чистили от снега довольно качественно, и в тихом сквере, куда Белов привёл Валерию, тоже было убрано.

Они сначала говорили о всяких пустяках, и, кутаясь в подаренный Александром белый, мягкий словно вата полушубок, Лера потихоньку оттаивала от своих переживаний и страхов.

– А чего ты сама-то хочешь? – Белов твёрдо взглянул на девушку. – Варианты я тебе уже расписал, но, может, тебя ни один из них не устраивает?

– Ну отчего же? – Лера улыбнулась. – Университет – это здорово. Поступить туда будет, конечно, не просто, но я уж постараюсь, – она помолчала и уже открыла рот, чтобы что-то сказать, как на аллею с боковой тропинки выкатилась группа сильно поддатых молодых парней, вокруг которых просто клубилось облако перегара, мата и первобытной агрессивности не против кого-то или чего-то, а просто против всего.

Какое-то время Александр хмурился, желая просто переждать, пока толпа пройдёт мимо, но те, завидев одинокую парочку, решили немного развлечься.

– О! Фраерок с курочкой! – куражливо воскликнул один из парней и, рисуясь, пошёл покачивающейся походкой к скамейке. – Ну-ка, что тут у нас? – он протянул руку, желая развернуть лицо Леры к себе, но вместо этого страшно вскрикнул, отдёрнув висящую словно плеть руку.

Движения Белова Лера, вжавшаяся в спинку скамейки, даже не заметила. Просто размытое нечто, и один из хулиганов со сломанной рукой надсадно орёт, баюкая повреждённую конечность у груди.

– Режьте его, братва! – надрывался потерпевший, и Белов, оценив, как парни обходят скамейку, встал и как-то странно шевельнув плечами, шагнул к ним навстречу.

– Последнее предупреждение, – спокойно, но громко и внятно произнёс Александр. – Те, кто не хочет стать инвалидом, могут просто уйти.

Несколько парней вроде чуть сдали назад, но самый высокий и широкоплечий решил всё за них, широко замахнувшись здоровенным кулаком со свинчаткой.

И вновь Лера не увидела ничего, кроме выпученных глаза здоровяка, тело которого словно подломленное падает на колени и через секунду утыкается лицом в снег.

Обманчиво мягкие и скупые движения Белова всегда заканчивались одинаково. Звук удара, хруст и очередное тело валится на обледеневший асфальт. На всё про всё ему потребовалось не более пятнадцати секунд. Убедившись, что все противники лежат и не представляют опасности, он спокойно достал из-за пазухи пистолет, и сделал несколько выстрелов в воздух, расколовших вечернюю тишину сквера.

Через пару минут милицейский патруль уже изучал предъявленное Беловым удостоверение. Почесав в затылке, старшина послал одного из своих бойцов за «скорой».

– Эх, смотри-ка, товарищ старший сержант… – третий патрульный осторожно вытащил из-за пазухи одного из лежащих хулиганов вытертый до белизны «браунинг» и перевёл взгляд на Сашу. – Повезло тебе, товарищ Белов, что не успел он достать оружие.

– Ну, кому повезло, это ещё вопрос, – старшина усмехнулся в усы и вскинул руку к форменной шапке. – Не смею больше вас задерживать, товарищ Белов, и… спасибо.

Лера, видя протянутую руку Александра, встала и, отряхнувшись от нападавшего на плечи лёгкого снега, пошла рядом.

– Так ты не ответила на мой вопрос, – Александр спокойно продолжил беседу. – Сейчас очень важно именно твоё решение, потому что от этого будет зависеть вся твоя дальнейшая жизнь.

А в голове у Леры царил настоящий шторм. Конечно, она допускала правдивость того, что рассказывал маленький Славка, да и своими глазами видела, как в автобус грузили раненых и убитых в той ночной драке, но всё это было как-то далеко. А тут рядом, на расстоянии в пару метров, один человек спокойно и, кажется, даже не запыхавшись, расшвыривает пятерых крепких парней и, словно ничего и не было, терзает её своими дурацкими вопросами.

Маленькая заточка, привезённая Лерой ещё из детского дома, уже скользила в потной ладошке, когда она с трудом разжала пальцы, вытащила руку из кармана и поправила вылезший на лицо локон.

– А я хочу вот как ты… – она остановилась и с вызовом посмотрела на Александра. – Ты же можешь, я знаю.

– Что «как я»? – Белов тоже остановился и усмехнулся. Конечно, девочка впечатлилась быстрой расправой над гопниками, но и характер у неё, насколько он помнил, был совсем не тихий. Даже в детском доме она слыла оторвой и славилась резким и неуживчивым нравом… – Хочешь вставать каждое утро в шесть, а может и в пять, тренироваться до кровавых кругов в глазах и сбитых кулаков, стрелять до синяка во всю руку и учить параллельно воз разных премудростей? Эн то межна фатета!

– ?

– Это арабский, – Белов улыбнулся. – Означает «ты сошла с ума, девочка».

– А что ещё знаешь? – Лера снова пошла вперёд.

– Английский, немецкий, естественно, китайский довольно хорошо, испанский и итальянский слабо, но объясниться смогу. Неплохо стреляю, вожу всё, что двигается, включая то, что ещё пока только в чертежах. Но я сплю по пять-шесть часов в сутки…

– Понимаешь, – Лера на несколько секунд задумалась, подбирая слова, – вот ты тут мне предлагал и университет, и вообще жизнь довольно сытую. Но мне не нужна сытая… – она с вызовом посмотрела на Белова. – Вот ты как стратонавт среди нас. У тебя всё другое. Походка, взгляд, ты даже говоришь совсем по-другому. Спустился на минуточку со своего корабля… А я тоже хочу, как ты. Хочу жить не домохозяйкой, хочу летать. Хочу быть…

– Владычицей морскою, – с улыбкой процитировал Белов, – и чтобы золотая рыбка у тебя на посылках?

– Да!

– Это тяжело, Лера, – Белов аккуратно взял девушку под локоток и повёл по аллее. – Реально тяжело. Я-то уже привык, а вот несколько моих новых родственников периодически заставляют себя перешагивать через собственное «я». Но они занимаются в очень щадящем режиме. А вот тебе, если захочешь во всё это влезть, придётся сначала нагонять сверстников, которые стали заниматься раньше, а потом учиться ещё интенсивнее, хотя часто будет казаться, что дальше некуда. Это настоящий ад, Лера. Да, маленький такой, но настоящий. И от него не убежать, потому что от себя не сбежишь. А всё это время тебя будет греть лишь одно.

– Что? – Валерия, которая всё это время едва дышала, жадно впитывая каждое слово, даже вытянулась вперёд, чтобы услышать.

– Что вы – лучшие. Что лучше вас на всей планете лишь десяток-другой специалистов, и то лишь в узких областях. А вы – лучшие во всём. Конечно, есть ещё и выпускники, и просто ваши инструктора, но они вам не соперники, а коллеги, – Саша поправил шапку на голове Леры и усмехнулся. – И если отступишься, сдашься, то всю жизнь будешь смотреть в небо с тоской о несбывшемся…

Леру забрали от Майеров на второй день. После завтрака, который она помогала готовить Марте, раздался дверной звонок. Марта открыла дверь и отпрянула: на пороге стояли трое в шинелях и фуражках с синими околышами. Немке слегка «поплохело»: после излишне тесного общения с шуцманами и штурмовиками в Германии женщина тяжело переносила общение со стражами порядка, даже если они были советскими. А тут ещё добавилось выражение лица старшего из сотрудников НКВД, а вернее – отсутствие оного. Это лицо было словно высечено из гранита, причем явно наспех. Тяжелые скулы, узкие глаза и губы, мощный подбородок и ничего не выражающие ледяно-холодные глаза.

– Товарищ Майер, – произнес старший, то ли спрашивая, то ли констатируя.

– Я-а… – почти прошептала та.

– Прошу вас ознакомиться, – перешел на немецкий язык старший и протянул Марте лист плотной бумаги.

Марта с трудом сфокусировала взгляд на прыгающем перед глазами документе. Текст на русском и немецком языках гласил, что несовершеннолетняя товарищ Кузнецова Валерия Егоровна поступает в распоряжение ИНО ГУГБ НКВД. Число, подпись, печать…

– Помогите товарищу Кузнецовой собраться, – то ли попросил, то ли приказал каменнолицый, – мы подождем.

Женщина судорожно сглотнула. Ей почему-то было страшно отдавать девочку – пусть своевольную и непокорную, но ставшую уже почти родной этому странному, чтобы не сказать – страшному человеку. Внезапно ее молнией ожгла новая мысль. Она крупно вздрогнула и спросила непослушным языком:

– А Слава? Мальчик Слава?..

На гранитном лице не отразилось никаких эмоций. Старший энкавэдэшник достал из планшета ещё один лист бумаги и протянул Марте:

– Прошу простить. Это вам просили передать из спецотдела ЦК.

Глаза застилали слезы, но немка все же сумела прочесть: «Решением Ленинского районного суда города Москвы право на опеку несовершеннолетнего гражданина Бартеньева Вячеслава Михайловича 1924 г. р. передаётся и закрепляется за гражданками Майер Мартой Генриховной 1897 г. р. и Майер Фридой Адольфовной 1911 г. р.».

– Товарищ Белов просил передать, что вам необходимо пойти и зарегистрировать метрики несовершеннолетнего Бартеньева в домкоме… Тарасов, воды! – старший из энкавэдэшников подхватил стремительно обмякшую Марту. – Фельдман, стул!

Потом пришедшая в себя Марта, обливаясь слезами, собирала Лерины вещички, совала ей в руки кулёк с конфетами, пакет с бутербродами, свёрток с копчёной рыбой и узелок со сливочным маслом, приговаривая: «Деффочка надо кушай… карашо кушай… помни Марта… приходи к мы…» Славка стоял в уголке и делал вид, что ничего особенного не происходит, но при этом яростно шмыгал носом, а глаза его подозрительно блестели. А когда девочка пошла к сотрудникам НКВД, вдруг взвыл в голос, вцепился в неё и, захлебываясь, затараторил:

– Лерка! Ты смотри! Мы тебя найдём! Сашка найдёт. И приедем! Выручим! Ты не забывай нас, а мы!.. – тут его голос сорвался, и продолжать он больше не мог.

Марта с трудом оторвала его от девочки и прижала Славку к себе. А Лера шла как неживая. Ей было очень страшно.

А затем был длинный чёрный автомобиль с зашторенным окнами, обнесённые высоким глухим забором с колючей проволокой поверху здания, приёмный покой, где её внимательно осмотрели врачи и, наконец, большой кабинет, в котором сидели трое. Всё тот же энкавэдэшник с каменным лицом, ещё один сотрудник НКВД с двумя ромбами в петлицах и женщина средних лет с приятным подвижным лицом, одетая в строгий деловой костюм. Они долго беседовали с девочкой, расспрашивали о погибших родителях, о жизни в детских домах, о ребятах, с которыми она познакомилась за последнее время.

– Запомни. На время обучения твоя фамилия – Орлова. Имя можешь оставить прежнее, но старую фамилию на некоторое время придётся забыть.

Потом – обед, куда лучше даже, чем в ресторане на вокзале Калинина, не говоря уже про детский дом, затем переодевание. Вот тут Лера и в самом деле удивилась: ей выдали два комплекта зимней и один комплект летней красноармейской формы, армейское же бельё, сапоги, туфельки с каблуками и без, валенки и спортивные тапочки. А потом…

– Упор лёжа принять! На счет раз – согнуть руки, на счет два – разогнуть! И раз! И два! И раз! И два!.. Держать спину, мокрицы варёные!

Лерка носилась как угорелая по огромному спортивному залу, лазила по канату и шесту, извиваясь как червяк, подтягивалась на перекладине и в конце концов рухнула без сил на мягкие маты. Но преподаватель не обратил на это никакого внимания, наоборот – нагрузки стали ещё больше. Теперь девочку заставили приседать с гантелями в вытянутых вперед руках, потом прыгать, потом…

…В душ Леру буквально внесла крепко сбитая девица, которая сунула её под тугие горячие струи. Девочка безучастно сидела на кафельном полу, ничего не соображая и почти ничего не чувствуя. Девушка-воспитатель дала ей ровно пять минут прийти в себя, а потом растёрла Лерку жёсткой мочалкой так, что та стала аж бордовой. Приятно пахнущее жидкое мыло, горячая вода… Лера чувствовала, как у нее сами собой закрываются глаза…

– А-И-И-И-И-И-И-И!!! – струи внезапно стали ледяными.

Девочка попробовала выскочить, но воспитатель без труда запихнула её обратно. Там уже лилась не холодная вода, а почти кипяток. И снова ледяной душ. И снова горячий…

Когда пытка закончилась, Лера под конвоем воспитательницы отправилась на ужин. Есть ей совсем не хотелось: просто кусок в горло не лез – так измотал её сегодняшний день. Но бдительные воспитатели заставили её съесть полную тарелку бобов с мясом и салом, а потом ткнули ей под самый нос тарелку с двумя пирожными-трубочками и здоровенную чашку какао. Лера не то что объелась, а просто-таки опьянела от еды, и в таком состоянии еле-еле доплелась до кровати, которая стояла не в общей палате, а в трёхместной комнате.

Соседкой оказалась удивительно красивая девица с тонким, породистым лицом и густой гривой ярко-рыжих волос.

– Добрый вечер.

– Угу… – только и смогла выдавить из себя Лерка.

Девушка понимающе усмехнулась:

– Новенькая, – она не спрашивала, а утверждала. – Вещички твои Тётя-Мотя уже занесла. Это вот, – она показала на кровать справа, – моя. Выбирай себе из того, что осталось.

Ноги дрожали и подгибались, и Лере было совершенно всё равно, куда падать. Она рухнула на ближайшую кровать и закрыла глаза, но соседка резко тряхнула её за плечо.

– Эй, давай разденься, а не то завтра два штрафных круга с утра побежишь.

– Плевать, – буркнула Лерка.

– Это сейчас тебе на всё плевать, а вот завтра… – и красавица принялась раздевать засыпающую девочку.

…Следующий день начался с физзарядки, но не такой, как обычно в детдоме, а по полной программе: бег вокруг территории, прыжки в длину и высоту, акробатика… Затем снова душ из горячей и ледяной воды, обильный и очень вкусный завтрак. А после были уроки. Но какие!..

– …Пулемет Максима разбирают так. Поднимаем верхнюю крышку, затем отводим рукоять затвора назад, до упора…

– …Сегодня, товарищи, мы рассмотрим с вами основные виды взрывчатки, используемые в диверсионно-подрывном деле. Вот это, например, пироксилиновая шашка. Можете пустить по рядам – пусть каждый посмотрит… А вот это – тринитротолуол, сокращенно – тол, а вот это динамит. Тоже можно пустить по рядам. Не бойтесь, товарищи, без запала-детонатора они взорваться не могут. Каждое взрывчатое вещество имеет свои характеристики и наилучшим образом приспособлено для выполнения достаточно узкого круга задач.

– …А теперь король всех танцев – вальс. Встаньте друг напротив друга, дама кладет кавалеру левую руку на плечо, а правой надо будет придерживать подол платья. Кавалер обнимает правой рукой даму за талию… Курсант Свенссон, где находится талия?! А вы вообще знаете, что такое талия?! Талия – это там, где пояс! Mon dieu! Comment travailler avec ce matriau?![246] И-и-и… раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…

– …На прошлом занятии мы с вами изучали помощь при проникающих ранениях. Сегодня рассмотрим контузии. Раскройте тетради и запишите: «Виды контузий»…

– …Тема урока: кофе по-варшавски. Для того чтобы приготовить кофе по-варшавски, нужно взять три стакана цельного свежего молока, смолоть кофе, чтобы получились две полные, но не с горкой столовые ложки, три столовых ложки сахара, рюмку коньяку и ваниль на кончике ножа.

– …Внимательно посмотрите на карту одного из районов Лондона. У вас пять минут. Теперь зашторим доску и отвечаем на вопрос: опишите маршрут от Пенни Лейн до Слоун Стрит. Ну вот, хотя бы вы, курсант Сюняев. Не можете? Плохо, садитесь. Кто поможет Сюняеву не заблудиться?

Потом был обед – снова очень вкусный и сытный. После обеда совершенно неожиданно оказался тихий час, а потом – снова спортзал, к которому сегодня добавился ещё и тир. Отдачей тяжеленной трёхлинейки Лерку едва не сбило с ног, но она приспособилась и даже пару раз попала в мишень. Вот только плечо превратилось в один сплошной синяк…

День завершился лыжным кроссом и ужином, после которого до кровати с трудом доползала не только Лера, но и её красавица-соседка, Малика Свержицкая. Вообще-то Свержицкую звали Малгожата, но больно уж долго было выговаривать, и её сокращали все. Кроме преподавателей, разумеется…

Дни слились в одну разноцветную кашу. Лерка бегала, стреляла, плавала, до одурения зубрила морзянку и до потери сознания стучала ключом. Сначала обычным, а по мере освоения перешла на более скоростной – морской ключ. Она сбивала пальцы, запихивая на место неподдающуюся возвратную пружину, ломала ногти, хватая на тренировках партнера за штанину или отворот куртки, засыпала над учебником, даже во сне повторяя неправильные глаголы, причем с истинным северо-английским акцентом, и изучала паспорта разных стран. Но ей это даже нравилось. Жить в этом… месте?.. училище?.. заведении?.. Во всяком случае – не в детском доме, уж это точно! Так вот жить и учиться здесь было совсем не просто, но зато так интересно!

В выходной день шестидневки уроков не было, хотя спортивные занятия никто не отменял. Зато потом показывали кино – тут имелся большой, самый настоящий кинозал. Фильмы были в основном уже звуковые: «Путёвка в жизнь», «Чапаев», «Две встречи». Последние два, правда, потом долго обсуждали на уроках, расписывая, что и как в этих фильмах показано верно, а что – совершенно фантастически.

Кроме советских фильмов, им показывали и заграничные: немецкие, английские, американские. В них лихо скакали ковбои, паля во все стороны из револьверов, крались по прериям и джунглям индейцы, плясали и пели нарисованные мышата. Все это было интересно, забавно и весело.

Весной начались занятия по рукопашному бою с оружием, ориентированию в лесу, потом – занятия по выживанию, и график занятий стал ещё плотнее, ещё напряжённее. Теперь ребятам-«курсантам» удавалось выспаться уже не каждую ночь. Далеко не каждую…

– …Курсант Орлова, подъем! – негромкий голос наставника Матрены мгновенно вырвал Леру из объятий Морфея.

Она резко села в постели и старательно подавила зевок – за зевоту Тетя-Мотя, обычно добрая, могла легко накинуть километра три кросса или десяток-другой выстрелов в зачёт. Уже отработанными до автоматизма движениями девочка принялась быстро одеваться и обуваться, и через несколько мгновений уже неслась вниз по лестнице, на бегу застёгивая гимнастёрку и поправляя ремень. Рядом с ней стремительно летела Малика.

На плац вылетали, точно ошпаренные, курсанты и мгновенно занимали свои места в коротеньком строю. В центре плаца стояла сама начальник спецчасти школы – товарищ Воскресенская[247]: красивая, молодая, подтянутая. Она демонстративно держала в руках секундомер, который неумолимо отсчитывал убегающие секунды.

Внезапно Зоя Ивановна резко взмахнула рукой:

– Всё, можно дальше не стараться! – И, яростно вышагивая вдоль строя, который так и не стал полным, пояснила звенящим от напряжения голосом: – Вы все убиты. Группа вражеских диверсантов захватила вас тепленькими, не успевшими даже получить оружие. Разойдись!

– Ну, держись, подруга, – прошептала Малика в Леркино ухо, – завтра такое начнётся – Йезус Мария!

И завтра началось…

Уже к обеду взмыленные курсанты больше всего напоминали солдат Великой армии Наполеона после переправы через Березину. Йоська Гроссман едва не рухнул мимо стула, Малика добрую минуту пыталась поймать дрожащей рукой ложку, а Ильдар Сюняев чуть только не упал головой в кастрюлю с ароматным супом. Но кураторы заставили ребят съесть всё, а потом…

– …Вот что, товарищи курсанты. Мне стыдно за вас! – Зоя Ивановна подошла поближе и, казалось, посмотрела каждому в лицо. – Мне стыдно и за себя, и за товарищей инструкторов потому что мы так и не смогли сделать из вас настоящих закалённых бойцов с мировым империализмом. Но в первую очередь виноваты вы сами… – товарищ Воскресенская вдруг оборвала на полуслове свою гневную филиппику и приказала: – За мной в кинозал шагом марш!

Это было необычно и неожиданно. Посещение кинозала в рабочий день! Ребята тихонько гомонили, рассаживаясь по местам. Что им сейчас покажут? Фильм про Чапаева, чтобы потом ещё раз пропесочить как следует на примере героев Гражданской войны? Или фильм про чекистов, а потом ещё раз напомнить, что врагов вокруг много и они не дремлют? Или…

Свет погас резко и неожиданно. На экране замелькали какие-то кресты, белые звездочки, потом промелькнул номер и чья-то подпись внизу, а потом…

Лерка закусила губу, чтобы не закричать: на экране бежал Сашка. Чуть раскачиваясь, как бегут на дальнюю дистанцию, потом вдруг резко ускорился. Следом за ним рванулись двое ребят – его сверстников, за ними – с десяток парней в форме красноармейцев без знаков различия.

Опять спокойный бег и снова рывок, и тут же… Девочка шумно вздохнула: с двух сторон из кустов на Сашку кинулись совсем взрослые парни. Они должны были смять его в секунду, но Белов как-то очень легко раскидал всех, а одного ещё и успел пнуть каблуком в голень, оставив за своей спиной настоящую кучу из сваленных словно поленья тел. И тут же картинка поменялась: Сашка легко, словно кузнечик, прыгал по вкопанным вертикально брёвнышкам. Вот он чуть покачнулся, и по залу пронесся общий вздох – это оказались не вкопанные столбы, а простые поленья, выставленные на дорожке.

Вслед за Беловым побежал ещё какой-то мальчишка – широкоплечий, красивый, с горящими глазами и резкими, чуть напряжёнными движениями. Сидевшая рядом Малика тихо выдохнула:

– Вот же красавец… Дружить бы с таким…

В глубине души Лерка была согласна с этими словами, но тут Сашка…

А Белов уже дрался с каким-то узкоглазым, смуглым мужичком, и весь зал снова вздохнул: они-то хорошо видели, что мужчина бьётся не в полную силу, но вполне серьёзно. Но движения Сашки были такими быстрыми, что все ребята понимали: этот паренёк легко расправился бы с любыми десятью из сидящих в зале.

И вдруг всё переменилось: теперь на экране появился большой светлый зал. И… Сашка, которому сам Калинин пожимает руку. А потом ему жмёт руку… СТАЛИН?!!

Действительно – Сталин. И Сашка чуть улыбается краешками губ, а на груди у него – новенький орден Красной Звезды.

А потом всё кончилось. Включился свет и перед экраном появились товарищ Воскресенская и начальник школы товарищ Ловчин[248].

– Вы только что видели занятия товарища Тёмного. Это не настоящая фамилия, – Зоя Ивановна говорила спокойно и размернно. – Настоящую вам пока знать не нужно. Он – ваш сверстник. С раннего детства его готовили товарищи из Коминтерна, и вот, в прошлом году, он выполнил очень важную задачу – принял участие в разработке операции по уничтожению Гитлера и верхушки Рейха, а затем руководил исполнением и принимал в ней непосредственное участие.

Вперед выступил Николай Петрович. Он подошел к краю сцены и заговорил коротко, словно отрубая фразы:

– Вам надо стать такими, как он. Как можно скорее. Вокруг нашей страны – враги. Сейчас только Германия и Италия присоединились к нам. Капиталисты прозевали эти две страны. Но больше они не допустят такой ошибки. Будет война. Никто не знает, когда, но ждать уже не долго. Вы будете передовым отрядом Красной Армии. В тылу врага. В штабе врага. В доме врага. Для этого нужно готовиться. Изо всех сил… – он помолчал, а затем так же коротко отрубил: – Идите по местам занятий.

В тот день все выкладывались до конца. Но Лерка никак не могла забыть увиденное и услышанное: Сашку готовили с детства? Похоже на то. И как ловко он разделался с бандитами тогда в парке. Но почему, если его готовили, он чуть не погиб тогда, от рук шпаны?

На следующий день она все ещё думала об этом. И на следующий день – тоже. А ещё через день Тётя-Мотя отвела её после ужина в кабинет Воскресенской. Зоя Ивановна пристально посмотрела Лере в глаза и спросила:

– Что с тобой, курсант Орлова? Что тебя беспокоит?

Лерка помолчала немного, собираясь с мыслями, а потом торопясь и захлебываясь вывалила всё, что знала о Сашке.

– …И его тогда чуть-чуть не убили, но если его готовили, то зачем он допустил это? И как вообще оказался в нашем детском доме?..

Воскресенская дослушала до конца, подождала, не скажет ли девочка ещё что-то, а потом вдруг звонко и заразительно рассмеялась:

– Курсант Орлова, разве можно быть такой глупой? Ведь тебя уже полгода учат, а ты, – Зоя Ивановна вытерла глаза от выступивших слез, – ты так ничего и не поняла? Операция по внедрению – вот что ты видела. А точнее даже не операция, а экзамен. Товарища Белова уже натренировали так, что ему ничего не угрожало. Он просто выяснял, что не так в вашем детском доме, и выяснил. А попутно – изучал ваш контингент. А когда операция перешла в «горячую фазу», быстро пассивизировал всех противников, причём, насколько я понимаю, в очень мягком режиме. Запросто мог их всех актировать. Заодно, кстати, установил, что Валерия Кузнецова, – Воскресенская внезапно назвала ее настоящей фамилией, – надёжный товарищ, хорошо подходящий для нашей работы. И рекомендовал тебя сюда. Или ты полагаешь, что он ошибся?

Лерка отчаянно замотала головой. Теперь она знала точно: Сашке нужна напарница. Тот красивый парень, наверное, не подходит… или погиб… А он дружил с ней и захотел, чтобы она стала его товарищем по борьбе, третьим плечом, верной опорой. И она не подведёт!

В заботах и беготне минула зима, и над Москвой промчались первые тёплые ветры. Как-то незаметно и в рабочем режиме конструкторское бюро Бартини выдало первый образец ЛД-1 – лёгкого дирижабля с грузоподъемностью в две тонны и поворотными электрическими роторами. Силовую установку для дирижабля сконструировало Объединённое двигательное КБ, и сразу же начались испытания «воздушной двухтонки». Испытывали на трассе Москва-Киев при перевозке почты и срочных грузов. Заодно посчитали экономический эффект, который был прежде всего в скорости и себестоимости доставки, что для почты было совсем не лишним. Скорость дирижабля пусть и была существенно ниже скорости самолёта, но вот цена доставки груза – куда меньше. Потом сразу же сделали пассажирский дирижабль с грузоподъёмностью до пяти тонн, что уже позволяло налаживать воздушное сообщение между крупными городами.

Поскольку дирижабль конструкции Бартини имел высокую вертикальную манёвренность, для его посадки не требовались причальные мачты. Садились воздушные тихоходы на обычные аэродромы, только оборудованные подтягивающими лебёдками.

Неожиданно при взгляде на дирижабль очень возбудился Лаврентий Павлович Берия, и в план выпуска пришлось вносить изменения, включавшие несколько десятков летательных аппаратов специальной конструкции для пограничников. Впрочем, это была та же пятитонка, только с приборами наблюдения, пулемётом и тревожной группой на борту. Но главное, для чего Александром была затеяна вся эта операция, это облегчение жизни геологическим партиям и изыскателям. Воздушный транспорт, двигаясь со скоростью восемьдесят километров в час, мог доставить геологов вместе с оборудованием в любую точку СССР и забрать их по окончании работ. Ему не нужна была взлётно-посадочная полоса, не нужны дороги, а всего лишь относительно открытая площадка в сотню метров диаметром. Поэтому почта и геологи получали дирижабли в первую очередь, а НКВД лишь в третью. Но руководство СССР мгновенно оценило удобство и комфорт пассажирских дирижаблей, и рядом с Первым Дирижаблестроительным, в Долгопрудном, уже закладывались новые цеха.

И наконец-то из ворот ЗиСа на полигон вышел первый полноприводной грузовик с широкими арочными колёсами и системой подкачки воздуха на ходу, а КБ «Красного Путиловца» наконец доделало опытную партию КБМ – колёсной боевой машины. Четыре оси, полный привод и управляемая передняя пара осей делали его весьма манёвренным и проходимым, а новая автоматическая тридцатимиллиметровая пушка Нудельмана – ещё и весьма опасным противником в бою. Машина могла везти до четырнадцати бойцов или перемещать четырёх раненых вместе с санинструктором, а для командиров была создана особая модификация с мощной радиостанцией и дополнительной обзорной башенкой. При этом производство КБМ обходилось не сильно дороже среднего танка и намного дешевле, чем Т-35, которые уже были сняты с производства и в основном переделаны в тягачи и ремонтно-эвакуационные машины.

В этом качестве им и предстояло выработать свой невеликий ресурс, после чего конструкторы обещали уже нормальную БРЭМ и даже универсальную гусеничную платформу под все виды военных потребностей.

В сводках и рапортах НКО всё выглядело если не блестяще, то, во всяком случае, пристойно. Александр закрыл папку и потянулся за другой. Той, в которую попадали документы личной информационной службы Сталина. Эти данные лишь недавно стали появляться на его столе, что Белов воспринял как ещё один знак доверия приёмного отца, поскольку кроме исполнителей и самого Сталина до сих пор эти отчёты не видел никто, даже глава Третьего подотдела ЦК.

В них сухим протокольным языком описывалось то, что порой служило основанием для весьма жёстких кадровых решений главы советского государства. Мелкие и совсем не мелкие грехи чиновников, характер межличностных связей, или вот как сейчас – подробное исследование обстановки на крупнейших оборонных заводах.

После того как Белов перевернул последний лист, он поймал себя на том, что машинально поглаживает свой «вальтер» и прикидывает, как наиболее эффективно зачистить четверть конструкторского бюро и минимум треть директората завода «Красный Путиловец», который уже, наверное, никогда не будут называть «Кировским».

Спрятав оружие в кобуру и одёрнув китель, Александр взял со стола папку и вышел из кабинета.

На вопросительный взгляд секретарь Сталина – Поскрёбышев – только кивнул, подтверждая, что Хозяин свободен, и Белов вошёл в кабинет.

– Садись, – Сталин, неторопливо выбивавший трубку, кивнул Саше. – Судя по твоему виду, последняя папка произвела на тебя впечатление…

– Но как они могут, дайде? – Белов вскинулся. – Воровать у своей страны, подделывать какие-то бумажки, чтобы скрыть свою глупость и непрофессионализм, изворачиваться, лгать… Ну не тянешь – так уйди. Не могут же не понимать, что кончится всё плохо.

Сталин отложил трубку и усмехнулся, глядя Саше прямо в глаза:

– Все понимают. Всё понимают и всё равно не могут не воровать. Это как болезнь, да, – он встал и прошёлся по кабинету, заложив руки за спину. – Никаким страхом это не вытравить. Даже если ты их заставишь самих себя нарезать кусками, то всё равно будут продолжать воровать. Трястись под одеялом, вздрагивать от каждого стука в дверь, но воровать не перестанут. Это уже как воздух для них, понимаешь? Вот ты, наверное, прочитал рапорт и решил, что их всех лучше к стенке поставить. Но это неправильно. Неверное решение. Воровства это не изживёт. Нет, конечно, будем судить и отправлять лес валить, но ты мне скажи, как сделать так, чтобы натуру человеческую выявлять до приёма на должность? Не знаешь? Вот и я не знаю. Так и пробуем, одного, потом другого… А время идёт.

– А ведь есть способ, дайде, – Белов усмехнулся. – Точно как работает эта штука, я не знаю, придётся, наверное, какие-то исследования проводить, но вот что знаю совершенно точно, что у человека, который нервничает, изменяется электрическая проводимость кожи, усиливается пульс и скачет давление. Если к человеку подсоединить все эти датчики да вывести на хорошие приборы, сразу можно будет сказать, что от каких-то вопросов ему становится не по себе, а какие-то вовсе безразличны. Если с психологами ещё поработать, чтобы составили грамотный вопросник, да с электронщиками и врачами… – увлёкшись описанием, Александр не заметил, что Сталин стоит посреди кабинета и глядит на него тяжёлым взглядом.

– Что случилось?

– Хотел я тебя, товарищ Саша, обругать последними словами, что не вспомнил раньше про такую замечательную вещь. Но потом подумал, что не нужно тебя ругать. Тебя хвалить нужно, – Сталин вздохнул и сел за рабочий стол. – Все дети уже спят и третьи сны видят, а ты вот тут сидишь со мной и в бумагах ковыряешься. Да ещё подбрасываешь всяких штучек из будущего. – Он помолчал, внимательно глядя на приёмного сына, и, тяжело вздохнув, встал и подошёл совсем близко. – Пойдём, сынок. Поздно уже. Сейчас спать будем, а с твоей машиной завтра разберёмся. Столько лет терпело, и ещё ночь потерпит.

Апрельское утро нового дня, несмотря на накрапывающий дождик, начиналось всё с той же пробежки, только теперь, кроме ближайшей охраны Сталина и его детей, казалось, начинает бегать весь Кремль. Молодые подтянутые бойцы из кремлёвской пулемётной школы, что потом станет Московским высшим военным командным училищем, парни из «Особой экспедиции» и даже люди из Спецархива и прочих весьма закрытых учреждений. А началось это после того, как Белов уговорил наконец Сталина, и тот стал по утрам выходить на лёгкую разминку. Пример оказался достаточно впечатляющим, и вслед за главой государства потянулись уже не только молодые, но и люди весьма преклонного возраста.

Белов уже не в первый раз наблюдал волну, которая проносилась по всему Советскому Союзу, буквально от одного брошенного камня, и удивлялся, насколько советское общество внутренне мобильно, мгновенно подхватывая конструктивные идеи и делая их действительно народными.

Точно так же случилось и с Прибором Правды, который ещё называли ПП или «полный ….ец».

Сталин первым занял кресло в ПП и перед журналистами центральных изданий ответил на все, даже самые каверзные вопросы. После него в то же кресло, но уже без журналистов, а в присутствии комиссии Партконтроля и трёх членов Политбюро, побывали сначала председатель Совета Народных Комиссаров Серго Орджоникидзе, а после – все наркомы и партийные руководители.

Кое-кто из них прямо из кресла поступал в ведомство товарища Берии, а кое-кто, не дожидаясь такого конца, начинал крайне неаккуратно чистить оружие – со вполне закономерным результатом. Почему? Да потому что так их семьи сохраняли пенсию и пусть урезанный, но все же пристойный социальный статус. Для тех же, кто уже попал в жернова судебной системы, такого исхода – разумеется, в случае обвинительного приговора – не предполагалось.

Происходящее так взбаламутило советскую общественность, что открытие 15 мая первых станций московского метрополитена чуть не оказалось задвинутым на последние станицы газет.

И, конечно, убирая затаившихся троцкистов и просто антигосударственных деятелей, научившихся говорить правильные слова, но так и не научившихся работать, Сталин прежде всего укреплял страну, так как военные приготовления хоть и замедлились после гибели верхушки Третьего рейха, но всё равно продолжались.

Но вот что было потом, не мог предположить даже Александр. После того как через сито Прибора Правды прошёл весь состав высшего руководства страны, включая руководителей республик, к ПП потянулась принудительная очередь из тех, кто отвечал за пропаганду, агитацию и идеологическую работу. Этих в случае чего уже не сажали, а просто понижали в должности или увольняли с пожизненным запретом заниматься партийной и государственной деятельностью.

И уж точно в информационном фоне потонуло сообщение об отъезде большой группы «творческой интеллигенции», лишённой гражданства СССР по результатам проверок. Все те, кто привык «держать фигу в кармане», годами кормясь на ниве культуры, вдруг лишились кормёжки и пополнили ряды русской эмиграции в Париже, Шанхае и Нью-Йорке, где их с распростёртыми объятиями приняли антисоветские организации, а в основном, разумеется, биржи труда.

– …Понимаете, какая штука, – Белов уселся поудобнее, привычно положив руки на стол. – Это совершенно необходимо.

Напротив него сидели и внимательно разглядывали молодого – совсем молодого – человека, уверенно рассуждавшего о необходимости развития производства антибиотиков Бурденко[249], Семашко[250] и Спасокукоцкий[251]. Особенно – последний, поскольку Сергей Иванович особое внимание уделял борьбе с инфекциями.

– Вы имеете в виду пенициллин, молодой человек? Открытие доктора Флеминга?

– И его – в том числе. Но я бы рекомендовал также обратить внимание на амид сульфаниловой кислоты, нитрофураны и тетрациклины. Особенно – на морфоциклин, который обладает не только противовоспалительным действием, но и оказывает обезболивающее воздействие…

Разумеется, Сашка знал, что антибиотиков гораздо больше, но сумел вспомнить только те, с которыми в своё время приходилось сталкиваться полковнику Ладыгину.

– А позвольте спросить, молодой человек, – задумчиво произнес Николай Нилович, – откуда вам известны эти вовсе не тривиальные вещества?

– Спросить вы, конечно, можете, – Белов мягко улыбнулся, – но вот получить ответ – боюсь, что нет. И это не моя прихоть, а просто требование безопасности. Кстати, особо хочу отметить, что работы по некоторым из этих веществ только начались или вообще находятся в планах иностранных лабораторий, так что времени на раскачку нет совершенно.[252]