Миф Линкольна Берри Стив
– Но я пока не Пророк.
– Но ты скоро им станешь. И потому тебе полагается кое-что знать. Мне об этом сообщил мой предшественник, когда я, как и ты, был преемником и возглавлял Кворум Двенадцати. Помнишь, что случилось здесь, в храме, в тысяча девятьсот девяносто третьем году? С архивным камнем? История эта стала легендой. Возле юго-восточного угла храма была выкопана яма глубиной десять футов. Сделано это было для того, чтобы найти пустотелый каменный блок. В тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году при возведении храма Бригам Янг положил в него книги, брошюры, газеты и коллекцию золотых монет номиналом два с половиной доллара, пять долларов, десять и двадцать долларов. Этакое своеобразное послание из прошлого. Своего рода капсула времени. Камень нашли, но он оказался треснутым, и большая часть бумаг внутри его сгнила.
Да, чудом сохранились отдельные фрагменты, которые поместили в церковный архив. Часть их время от времени выставлялась в Исторической библиотеке. В 1993 году Роуэн начинал свой третий срок в Сенате и только-только поднялся до ранга Апостола. 13 августа его здесь не было, и он не присутствовал при выемке содержимого «капсулы времени» спустя ровно 136 лет после того, как она была замурована.
– Я там был, – продолжил Сноу. – Из дыры в камне достали несколько ведер бумажной каши, что-то вроде папье-маше. Однако золотые монеты сохранились прекрасно. Они были отчеканены здесь, в Солт-Лейк-Сити. Есть у золота особое свойство – время над ним не властно. Но бумага была безнадежно испорчена. Влага сделала свое дело. – Пророк помолчал, затем заговорил снова: – Меня всегда мучил вопрос, зачем Бригам Янг положил туда золотые монеты. Это казалось мне неуместным. Возможно, это был намек, что есть вещи, неподвластные времени.
– Ты говоришь загадками, Чарльз.
Лишь здесь, в храме, за закрытыми дверями этой комнаты, он мог называть Пророка по имени.
– Бригам Янг был далек от совершенства, – ответил Сноу. – Он нередко заблуждался в своих суждениях. Бригам был человеком, как и все мы. В том, что касается нашего пропавшего золота, он вполне мог допустить прискорбную ошибку. Но в том, что касается Авраама Линкольна, он мог допустить еще большую.
Глава 15
Дания
Сидя за рулем «Мазды», Малоун выехал из Копенгагена и быстро преодолел шестьдесят миль в направлении Калуннборга и северо-западного побережья Зеландии, чему способствовало хорошее четырехполосное шоссе.
– Ты тоже заподозрил Кирка? – спросил он у Люка.
– Он слишком много болтл в твоем магазине. Что тебе сказала по телефону Стефани?
– Достаточно, чтобы я понял, что этот Кирк – личность темная.
– Когда он подкрался ко мне сзади с пистолетом, я подумал, что будет лучше немного подыграть ему. Хотелось понаблюдать за его последующими действиями. Потом я понял, что ты тоже это просек. Чего я не предполагал, так это что ты решишь поиграть со мной в Вильгельма Телля.
– Слава богу, глаз у меня пока зоркий… для моего возраста.
У Люка зазвонил сотовый телефон. Малоун сразу понял, кто это.
Стефани.
Люк слушал ее с каменным лицом, что от него и требовалось. Коттон вспомнил свои старые разговоры с бывшей начальницей, когда она сообщала лишь то, без чего ему нельзя было выполнить свою работу. Но ни крупицей больше.
Люк выключил телефон, после чего сказал Малоуну, как подъехать к поместью Салазара. Владения испанца раскинулись к северу от города, на берегу моря. Машину они оставили в лесу, подальше от автострады, метрах в трехстах к востоку от подъездной дороги.
– Я знаю здешние места, – сообщил Люк – У Салазара тут приличный кусок земли. На участке несколько зданий. Мы сможем подобраться к ним через лес.
С этим словами он шагнул в ночную тьму.
Они оба были вооружены – у Люка теперь был пистолет Кирка.
Малоун же вновь оказался втянут в игру, от которой он вроде как отошел и не собирался больше в нее играть. Три года назад Коттон решил, что игра эта попросту не стоит свеч, зато перспектива стать хозяином букинистического магазина была чересчур соблазнительна, чтобы ей можно было сопротивляться. Сколько себя помнил, он всегда был библиофилом. Неудивительно, что Малоун ухватился за эту возможность, перебрался в Европу и начал все сначала.
Правда, все имеет свою цену. За все в этой жизни приходится платить.
С другой стороны, умный человек всегда знает, чего он хочет.
Эта новая жизнь ему нравилась.
И вот нате вам – некий агент попал в переделку… Его самого выручали не раз. Теперь его долг – отплатить добром за добро.
Риск? Что ж, без него никак.
Они вышли на посыпанную гравием дорогу, которая проходила мимо сложенных из кирпича ворот. Густой полог листвы закрывал потемневшее небо. Малоун испытал знакомое возбуждение. Где-то вдалеке, подобно огоньку свечи на ветру, сквозь листву мерцал тусклый желтый свет. По всей видимости, человеческое жилье.
– По имеющимся сведениям, – прошептал Люк, – охраны там нет. Видеокамер нет. Сигнализации тоже. Салазар старается не привлекать к себе внимания.
– Доверчивая душа.
– Говорят, все мормоны такие.
– Но они далеко не дураки.
У него из головы не выходили даниты. Те два человека на площади Эйбро были вполне реальными. Что, если здесь, в окружавшей их со всех сторон темноте, затаился невидимый враг? Все может быть. Коттон по-прежнему был уверен, что это ловушка. Хочется надеяться, что сообщники Кирка все еще идут по следу сотового телефона, который он сунул за бампер автобуса.
Они благополучно вышли из леса; Малоун разглядел в темноте очертания трех зданий. Небольшой кирпичный дом – двухэтажный, с остроконечной крышей. Рядом два домика поменьше. В двух окнах большого дома чуть выше земли горел свет. Скорее всего, это подвальные окна.
Стараясь держаться в тени, Малоун и Люк метнулись к задней части дома и обнаружили лесенку, что вела в цокольный этаж. Люк спустился по ней. К великому удивлению Коттона, дверь оказалась не заперта.
Люк вопросительно посмотрел на него.
Как-то все подозрительно легко и просто.
Оба достали пистолеты.
За дверью оказался подвал, тянувшийся вдоль всей длины дома. Кирпичные своды поддерживали верхние этажи. Многочисленные закоулки наводили на тревожные мысли. Повсюду грудами лежал инвентарь для садовых работ.
Туда, беззвучно, одними губами, произнес Люк.
Малоун посмотрел в указанном направлении.
Одну из арок перегораживали металлические прутья. Внутри, прислоненный к стене, лежал человек с пулей в голове. Перед смертью несчастного явно пытали. Лицо покойника являло собой кровавое месиво. Подойдя ближе, они увидели по эту сторону решетки ведро с водой и ковш. Здесь было темнее, потому что окон рядом не было. Пол в камере твердый и сухой, словно выжженная земля пустыни. Железная дверь заперта, ключа нигде не видно.
Люк опустился на корточки и посмотрел на своего спутника
– Я его знал. Мы как-то раз работали вместе. У него есть семья.
Малоуна слегка мутило. Он сглотнул набежавшую в рот слюну и опустился на колени рядом с ведром.
– Ты же понимаешь, Салазару хотелось, чтобы ты это обнаружил. Уверен, с нами он рассчитывал сделать то же самое.
Люк встал.
– Я понял. Он считает нас дураками. Я убью этого сукина сына.
– И что потом?
– У тебя есть идея получше?
Малоун пожал плечами.
– Это твое цирковое представление, а не мое. У меня лишь ограниченный ангажемент, который, похоже, истек.
– Ты слишком давно об этом твердишь. Самое время начать в это верить.
– А ты можешь совершить забег по открытой местности. Эти парни все еще наверняка гоняются за автобусом. Впрочем, не исключаю, что кто-то дожидается нас здесь.
Люк покачал головой.
– Салазар платит только пятерым. Трое мертвы. Еще двое находились на площади.
– Ну ты просто кладезь информации! Вот только почему ты не поделился ею заранее? Я был бы крайне тебе признателен.
Коттон понимал, что Люку не терпится от него отделаться. Да и он сам не любитель работать с напарниками, особенно непокорными, как этот парень. Он был готов начать действовать в одиночку. Оставался, конечно, вопрос с полицией Копенгагена, но пусть с ней разбирается Стефани.
– Я должен сделать свою работу, – заявил Люк. – Можешь подождать в машине.
Малоун заблокировал путь отхода.
– Только не надо морочить мне голову. Что Стефани сказала тебе, когда мы ехали сюда?
– Послушай, старикан, у меня нет времени для объяснений. Прочь с дороги и возвращайся в свою книжную лавку. Оставь это дело профессионалам.
От Малоуна не скрылась горечь в его голосе. И он понял. Потерять агента – это всегда трагедия. Для всех.
– Я обещал Стефани, что помогу в этом деле. Что я и собираюсь сделать, нравится тебе это или нет. Предполагаю, тебе интересно посмотреть на дом, заглянуть в тот кабинет, о котором как бы невзначай обмолвился Кирк, верно?
– Это моя работа. У меня нет выбора.
Они вышли из подвала и двинулись через лес на запад, параллельно берегу моря, слыша, как вдалеке шумит прибой. Освещенный особняк, к которому они вышли, оказался прекрасным образцом датского барокко. Три этажа, три крыла, шатровая крыша. Снаружи дом был облицован красным кирпичом – вернее, голландским клинкером, Малоун недавно узнал это название. Он насчитал с ближней стороны тридцать окон. Из них свет горел всего в нескольких и лишь на первом этаже.
– Дома никого нет, – сказал Люк.
– Откуда ты знаешь?
– Хозяин вечером должен был куда-то уехать.
Это, да и не только это, ему сообщила по телефону Стефани.
Они держались задней стены дома, где внушительных размеров терраса была обращена к черной водной глади моря, что раскинулось примерно в пятидесяти метрах от дома. На террасу выходил ряд дверей и окон.
Люк попробовал засовы. Заперто.
Внутри вспыхнул свет. От неожиданности оба вздрогнули.
Малоун бросился влево, в кусты, где можно было укрыться в темноте возле внешней стены. Люк спрятался в подобном месте, но на противоположном конце террасы. Теперь их разделял ряд застекленных створчатых дверей и высоких окон. Оба выглянули из-за угла на освещенную комнату. Взгляду обоих предстала гостиная с красными стенами и элегантной мебелью, зеркалами в позолоченных рамах и картинами.
И два человека.
Одно лицо – мужское – он не узнал. Но не нужно быть специалистом по ракетостроению, чтобы узнать, кто это такой.
Хусепе Салазар.
Второе явилось для него неприятной неожиданностью. О том, что она как-то связана с этим делом, никто даже не заикнулся.
Ни Стефани. Ни этот балбес Люк.
Никто.
И все-таки она почему-то оказалась здесь.
Его подруга. Кассиопея Витт.
Часть вторая
Глава 16
Кассиопея Витт искренне восхищалась интерьером особняка Хусепе Салазара. Каждая деталь здесь служила свидетельством безупречного вкуса его матери. Помнится, это была тихая, утонченная женщина, неизменно уважавшая мужа и заботившаяся о семье. Ее собственная мать была такой же. Именно эта пассивность обеих женщин и стала одной из причин, почему она порвала с Хусепе и религией своих родителей. Эти заповеди могут быть хороши для кого угодно, но зависимость и уязвимость – не в ее характере.
– Я оставил меблировку почти такой, какую в свое время подобрала мать. Мне всегда нравился ее вкус, и я решил, что ничего не стану менять. Когда я бываю здесь, то сразу вспоминаю ее.
Хусепе оставался все тем же красавцем. Высокий, прекрасно сложенный, с типично испанской смуглой кожей и густыми черными волосами. В его выразительных карих глазах читалась уверенность в себе и спокойная сила. Хорошо образованный, прекрасно владеющий несколькими иностранными языками, он добился больших успехов в бизнесе. Его семейное предприятие – так же, как и ее – имело филиалы по всей Европе и в Африке. И так же, как и она, Хусепе мог ни в чем себе не отказывать. Однако, в отличие от нее, он решил посвятить себя религии.
– Ты много времени проводишь здесь? – спросила Кассиопея.
Салазар кивнул.
– Моим братьям и сестрам это место не по душе. Так что я с радостью провожу здесь лето. Но скоро вернусь на зиму в Испанию.
Она никогда не гостила у Салазаров в Дании. Лишь в Испании, где они жили всего в нескольких километрах от ее фамильного поместья.
Кассиопея подошла к высоким застекленным дверям, выходившим на темную террасу. Хусепе встал с ней рядом.
– Представляю, какой отсюда прекрасный вид на океан.
– Ты права. Вид изумительный.
– Отсюда открывается превосходный вид.
С этими словами он опустил вниз дверную ручку и распахнул дверь, впуская в гостиную ночную прохладу.
– Какое чудо! – восхитилась Кассиопея.
В душе она стыдилась себя. Весь вечер она лгала тому, кого когда-то любила. Нет, она не испытала никакого духовного пробуждения. Она не читала Книгу Мормона. Однажды, подростком, попыталась это сделать, но не осилила и десятка страниц. Ее всегда удивляло, почему верующие мормоны с таким благоговением воспринимают историю давно исчезнувших народов. Ведь от нефийцев[4] ничего не осталось. Ни потомков, ни единого следа их цивилизации. Чему тут подражать?
Но она сказала себе, что это обман во благо. Без него нельзя.
Ее старая любовь, Хусепе Салазар, оказался втянут в нечто настолько важное, что им заинтересовалось Министерство юстиции США. На прошлой неделе Стефани сообщила, что Хусепе мог оказаться причастным к смерти ее агента. Ничего определенного, но достаточно, чтобы вызвать подозрения.
Кассиопее во все это верилось с трудом.
– Всего лишь небольшая разведка – вот что мне нужно, – заявила Стефани полгода назад. – Салазар может рассказать тебе то, что не расскажет больше никому.
– Почему ты так считаешь?
– Тебе известно, что в его доме в Испании имеется фотография, на которой вы с ним сняты вместе? Судя по всему, ваша встреча состоялась много лет назад. Рядом с его рабочим столом, среди других семейных фотоснимков. Вот я и решила обратиться к тебе с просьбой. Мужчина не станет держать подобный снимок перед собой без особой причины.
Верно, не станет. Особенно тот, кто был женат и потерял жену.
Затем на прошлой неделе Стефани спросила у нее, не может ли она ускорить встречу с Салазаром. И тут же организовала поездку в Данию.
Когда-то Кассиопея думала, что любит Хусепе. Он точно любил ее и, пожалуй, до сих пор сохранил к ней теплые чувства. За ужином он удержал ее руку в своей дольше положенного – явно неспроста. Она же продолжила играть отведенную ей роль, чтобы доказать и Стефани, и себе самой, что все эти утверждения беспочвенны.
Она просто обязана это сделать – ради Хусепе. Судя по всему, он ничего не подозревал. Ей же хотелось бы надеяться, что она не совершает ошибки, вселяя в него ложные надежды. В юности он был с ней исключительно добр. Их отношения прервались из-за нее. Это она отказалась от веры, которой придерживался и он сам, и его родители. К счастью, Хусепе нашел ту женщину, которая разделила с ним жизнь. Увы, теперь этой женщины больше нет.
Слишком поздно идти на попятную. Она уже сделала шаг навстречу. Придется полностью включиться в игру.
– По вечерам я обычно сижу или здесь, или на террасе, – объяснил он ей. – Может, нам с тобой стоит понаслаждаться ночным бризом?.. Но прежде я хочу тебе кое-что показать.
Малоун поднялся с земли. Увидев и услышав, как человек, который был с Кассиопеей – скорее всего, это Салазар, – открывает стеклянную дверь, он прижался к живой изгороди. Люк на дальнем конце террасы тоже нырнул в тень. К счастью для обоих, на террасу никто не вышел.
Люк выпрямился. Коттон приблизился к нему и шепотом спросил:
– Ты знал, что она здесь?
Тот кивнул.
Стефани не сочла нужным сказать об этом хотя бы слово – похоже, намеренно. Малоун смахнул налипшие на брюки комочки земли.
Застекленная дверь оставалась открытой. Он жестом поманил за собой Люка.
Салазар отвел Кассиопею через первый этаж в библиотеку, некогда принадлежавшую его деду. Именно от него, деда по материнской линии, он научился ценить порядок, который царил в самом начале Церкви, когда вера была превыше всего. Увы, потом все изменилось, и на смену вере пришел конформизм.
Как же он ненавидел это слово!
Америка исповедовала свободу религии: каждому индивиду была дарована свобода совести, а Церковь отделена от государства. Увы, ничто не может быть дальше от истины, чем это. «Святых» в этой стране преследовали с самого начала. Первым местом преследований стал Нью-Йорк, где была основана Церковь. Местом исхода стал Огайо, но нападки продолжились и там.
Затем конгрегация переместилась в Миссури, где прокатился ряд продолжительных беспорядков, повлекших за собой смерти и разрушения. Из Миссури «святые» бежали в Иллинойс, однако насилие не прекратилось и в конечном итоге вылилось в трагедию. «Святые» в очередной раз стали жертвами беснующейся толпы.
Всякий раз, стоило Хусепе подумать об этом дне, ему становилось не по себе.
27 июня 1844 года.
В Карфагене, штат Иллинойс, были убиты Джозеф Смит и его брат. Тем самым враги надеялись уничтожить саму Церковь. Но случилось прямо противоположное. Мученическая смерть Смита лишь теснее сплотила его сторонников. «Святые» не только выстояли – их ряды стали расти, а их Церковь – процветать. Что лично Салазар воспринимал как божественное вмешательство.
Хусепе открыл дверь библиотеки и пригласил гостью войти. Он нарочно заранее зажег здесь свет, надеясь, что у него будет возможность привести ее сюда. Салазар не мог прийти сюда раньше, поскольку в камере неподалеку содержался пленник. В данный момент душа нечестивца уже, по всей видимости, находится на пути к Небесному Отцу, кровью получив туда доступ. Хусепе был доволен: ведь это он даровал врагу такую милость.
– Не проливай ничьей крови, если только это не нужно во имя спасения грешника, – не раз говорил Салазару ангел.
– Я привел тебя сюда, чтобы показать один раритет, – объяснил он Кассиопее. – После нашей с тобой последней встречи я начал приобретать вещи, связанные с историей «святых». У меня собралась их большая коллекция, которую я храню в Испании. Недавно я удостоился чести принять участие в одном специальном проекте.
– Это как-то связано с Церковью?
Салазар кивнул.
– На меня пал выбор одного из Старейшин. Выдающийся человек, он попросил меня поработать непосредственно на него. Обычно я никому не говорю о таких вещах, но думаю, что ты оценишь мою откровенность.
Салазар подошел к письменному столу и указал на лежащую там старую потрепанную книгу в кожаном переплете.
– Эдвин Раштон был одним из первых «святых». Он лично знал Джозефа Смита и был его близким соратником. Он вошел в число тех, кто похоронил Пророка Смита, принявшего мученическую смерть.
Похоже, Кассиопея слушала его с интересом.
– Раштон был человеком глубоко верующим, он любил Господа и посвятил свою жизнь Церкви. Судьба уготовила ему немало испытаний, и он достойно прошел через них. В конце концов он обосновался в Юте и прожил там до своей смерти в девятьсот четвертом году. Раштон вел дневник – своего рода уникальный отчет о первых годах Церкви, который многие считали утраченным. – Салазар указал на стол. – Недавно он попал в мои руки.
На стоявшем рядом пюпитре была плотная карта Соединенных Штатов. Перехватив взгляд Кассиопеи, Хусепе пометил на ней Шарон, штат Вермонт, Пальмиру, штат Нью-Йорк. Затем Индепенденс в Миссури, Науву в Иллинойсе. И, наконец, Солт-Лейк-Сити, столицу Юты.
– Перед тобой путь «святых» от того места, где родился Пророк, туда, где возникла Церковь, затем в Миссури и Иллинойс, где мы жили какое-то время, и, наконец, наше переселение на запад. Мы пересекли всю Америку и стали частью истории этой страны. Причем даже в большей степени, чем принято думать.
Было видно, что Кассиопея заинтересована.
– Этот дневник – документальное тому свидетельство.
– Похоже, для тебя это крайне важно.
Его мысли были ясны. Его цель – неоспорима.
– Расскажи ей! – шепнул голос ангела в его голове.
– Ты слышала о пророчестве Белого Коня?
Кассиопея отрицательно покачала головой.
– Тогда позволь, я прочитаю тебе отрывок из дневника. Он объясняет знаменитое видение…
Малоун сумел подобраться как можно ближе к открытой двери, откуда был слышен разговор Кассиопеи и Салазара. Люк направился к дальней части дома разведать обстановку. Коттон не имел ничего против. Сам он хотел знать, что Кассиопея делает в обществе человека, который убил агента Министерства юстиции США.
Было в этом нечто неправильное, подозрительное.
Кассиопея, женщина, которую он любил, сейчас наедине с этим дьяволом… Но почему?
Они были знакомы вот уже два года. В самом начале их отношения были исключительно дружескими. Лишь в последние месяцы все изменилось: и он, и она поняли, что хотят большего, нежели просто дружба, не желая, однако, заходить в этих отношениях слишком далеко. Нет, он понимал, что они с ней не связаны узами брака и даже не помолвлены и каждый живет той жизнью, какая ему нравится.
Но они разговаривали всего несколько дней назад, и Кассиопея даже словом не обмолвилась о предстоящей поездке в Данию. Более того, она сказала, что всю следующую неделю пробудет во Франции, потому что перестройка замка требует ее присутствия там.
Она ему солгала.
Сколько еще раз она лгала ему?
Стоя снаружи, Малоун заметил Салазара. Высокий, смуглый, густые волнистые волосы. Элегантен, в модном и дорогом костюме. Неужели это ревность? Хочется надеяться, что нет. И тем не менее где-то внизу живота шевельнулось неприятное чувство, которого он не испытывал уже давно. Когда это было в последний раз? Девять лет назад, когда его брак затрещал по швам…
Тогда в этом тоже не было ничего хорошего.
Он услышал слова Салазара о том, что тот недавно приобрел старый дневник. Интересно, подумал Коттон, а не этот ли это раритет Кирк подкинул в качестве приманки, заявив, что его владелец якобы давно мертв? Кстати, не сюда ли Кирк хотел их заманить? Во всяком случае, некий кабинет он упомянул…
Увы, в данный момент Коттон не располагал ответами, способными подтвердить эту гипотезу. И потому велел себе проявить терпение.
Было бы слишком рискованно заглядывать в дверь кабинета. Он и без того рискует, подслушивая в коридоре. Впрочем, почему бы не притаиться в соседней комнате? До нее всего пара метров…
Малоун стоял молча, напряженно вслушиваясь в то, что Салазар зачитывал вслух для Кассиопеи.
Глава 17
6 мая 1843 года состоялся большой смотр легиона «Науву». Пророк Джозеф Смит похвалил ополченцев за их крепкую дисциплину. Погода стояла жаркая, и он попросил воды. Держа в руке стакан, он сказал: «Произношу тост за свержение тех, кто поддерживает погромщиков. Пусть они окажутся посреди моря в каменном каноэ с железными веслами, и чтобы каноэ проглотила акула, которая, в свою очередь, оказалась бы в чреве дьявола, запертого в северо-западном углу преисподней, ключи от двери которой потеряны и его поисками занимается слепец».
На следующее утро один человек, который слышал этот тост, вернулся в дом Пророка и оскорбил его настолько грязными ругательствами, что Смит приказал выставить его за дверь.
Они привлекли мое внимание, особенно этот человек, который орал во весь голос. Я подошел к ним в ту минуту, когда человек этот выходил из дома. В те минуты в доме оставались лишь Пророк, Теодор Терли и я. Пророк начал рассказывать о погромах, насмешках и преследовании, которым мы подвергались.
«Пусть наши недруги устраивают свои погромы сколько хотят. Мы не желаем им зла, ибо когда вы увидите их страдания, то вы будете горько плакать за них».
Во время этого разговора мы стояли возле южной калитки треугольником. Повернувшись ко мне, Пророк сказал: «Я хочу рассказать тебе кое-что о будущем. Буду говорить иносказательно, на манер Иоанна Богослова. Вы отправитесь в Скалистые горы и станете там великими могучим народом, который я назову Белым Конем мира и процветания».
– Где будешь в то время ты? – спросил я.
– Я никогда не отправлюсь туда. Ваши враги будут преследовать вас и проведут в Конгрессе враждебные вам законы, чтобы погубить Белого Коня, но у вас будет пара друзей, которые защитят вас и изымут худшие части закона, чтобы тот не причинил вам зла.
Вы будете вынуждены постоянно обращаться с петициями в Конгресс, но к вам будут относиться как к чужакам и не предоставят вам прав, однако будут управлять вами через посторонних людей и посредников. Вы станете свидетелями тому, как едва не будет уничтожена Конституция США. Она в буквальном смысле повиснет на волоске».
В этом месте в голосе пророка прозвучала грусть.
«Я люблю конституцию. Она была создана благоволением и вдохновением Божьим и будет спасена усилиями Белого Коня и Красного Коня, которые объединят свои силы для ее защиты. Белый Конь найдет горы, полные полезных ископаемых, и вы разбогатеете. Вы увидите, как на улицах грудами будет лежать серебро. Вы увидите, как золото загребают лопатами, как песок. Ужасная революция произойдет на земле Америки, такая, какой еще не бывало: страна останется без верховного правительства, и повсюду будет твориться невиданное ранее зло. Отец пойдет на сына, а сын на отца. Мать против дочери, а дочь против матери. Повсюду будет царить разгул насилия, который даже невозможно себе представить. Людей оторвут от земли, однако мир и любовь будут лишь в Скалистых горах».
В этом месте Пророк сказал, что больше не в силах выносить жуткие картины, что являются ему в видениях, и попросил Господа избавить его от них.
После чего он продолжил: «К этому времени великий Белый Конь накопит силы и отправит старейшин собирать чистых сердцем среди жителей Соединенных Штатов, дабы они защитили Конституцию Соединенных Штатов, поскольку она была дана вдохновением Божьим.
В эти грядущие дни Господь создаст царство, которому суждено существовать вечно, однако придут к нему и другие царства, и те из них, что не допустят проповеди Слова Божьего в их землях, будут повержены. Мир и безопасность в Скалистых горах будут под защитой хранителей, Белого и Красного Коня. Пришествие Мессии к своему народу будет столь естественным, что лишь те, что узрят его, поймут, что это он пришел, но он придет и даст свои законы Сиону и будет проповедовать своим людям».
Кассиопея слышала немало рассказов о мормонах. Эта религия зиждилась на великих легендах и изощренных метафорах. Но ни разу она не слышала того, что зачитал ей сейчас Хусепе.
– Пророк Джозеф предсказал Америке Гражданскую войну за восемнадцать лет до того, как та случилась. Он за четыре года до переселения сказал, что мы переселимся на запад, в район Скалистых гор. Он также знал, что сам никогда не отправится в эти странствия. Пророк Джозеф умер примерно через год после того, как сделал пророчество. Он предсказал, что погромщиков постигнет кара. Те, кто преследовал и убивал «святых», ответят за это. Так и случилось. В образе Гражданской войны, унесшей сотни тысяч жизней.
В свое время отец рассказывал Кассиопее о том, как вплоть до 1847 года приверженцы Джозефа Смита подвергались разного рода гонениям. Их дома и фермы сжигали, людей грабили, калечили и убивали. Это непрекращающееся насилие в конце концов вынудило «святых» покинуть насиженные места. Они поменяли три штата, пока наконец не добрались до Юты. Здесь они осели – в буквальном смысле окопались. Заняли боевые позиции. Дали отпор врагу.
– В пророчестве сказано, что Белый Конь наберет сил, отправив Старейшин собирать чистых сердцем людей среди жителей Штатов. Так и случилось. Церковь стремительно выросла за вторую половину девятнадцатого века. И мы все призваны грудью защищать Конституцию Соединенных Штатов, ибо она была дана вдохновением Божьим.
– И что это означает? – Кассиопея решилась задать очередной вопрос.
– То, что должно произойти нечто грандиозное.
– Вижу, ты полон воодушевления. Неужели пророчество и впрямь вдохновляет тебя?
– Еще как. И этот дневник – еще одно подтверждение верности того, о чем мы давно подозревали. Пророчество Белого Коня – оно реально.
Кассиопея с интересом перелистала ломкие страницы дневника.
– Можешь рассказать мне об этом чуть больше?
– Это великий секрет нашей Церкви. Он уходит корнями в далекое прошлое и связан с Бригамом Янгом. У каждой религии есть свои секреты, наша не исключение.
– И ты этот секрет узнал?
Салазар отрицательно покачал головой.
– Скорее открыл заново. Я наткнулся в закрытых архивах на кое-какую информацию. Мои изыскания привлекли внимание Старейшины Роуэна. Он вызвал меня к себе, и мы вот уже несколько лет работаем вместе.
Кассиопея задала наводящий вопрос:
– И пророчество Белого Коня – часть этого секрета?
Салазар кивнул.
– Совершенно верно. Но это нечто более сложное, нежели просто видение Пророка Джозефа. Многие события произошли уже после его убийства. Тайные вещи, известные лишь немногим.
Интересно, подумала Кассиопея, с какой стати Хусепе так разоткровенничался с ней? Почему после стольких лет он доверяет ей? Или это проверка?
– Все это ужасно интересно, – призналась она. – И наверняка важно. Желаю тебе удачи в этих делах.
– Вообще-то я надеялся, что ты предложишь мне нечто большее…
Салазар ловко подвел Кассиопею к этой своей просьбе: для пущей убедительности заинтересовал ее возложенной на него миссией, хотя и не раскрыл всех подробностей. Почти два года он потратил на поиски дневника Эдвина Раштона, после чего целых три месяца пытался уговорить владельца продать ему бесценную тетрадь. Увы, бесполезно. Ему не оставалось другого выхода, как воздать тому за его упрямство, тем более что человек этот лгал ему, пытался обмануть…
Сейчас он наблюдал, как Кассиопея листает дневник.
Раштон был «святым» того же типа, каким хотел стать и он сам. Один из первых пионеров, он дополнил духовный сан добрыми делами, приняв на себя ответственность за четырех жен. Он до самого конца оставался праведником и наверняка был допущен Небесным Отцом в объятья жизни вечной. Неужели найдется хоть кто-то, кто позволит себе усомниться, что эти первые «святые» с честью прошли все испытания на право быть в вечности рядом с Господом?
Вряд ли.
Ведь кто, как не эти «святые», и построил земной Сион? Он же, равно как и любой другой их потомок, теперь пользовался плодами их преданности Господу.
– Кассиопея, я не хочу, чтобы ты снова исчезла из моей жизни. Ты поможешь мне выполнить возложенную на меня задачу?
– Чем именно?
– Прежде всего, будь со мной. Плоды успеха будут для меня гораздо слаще, если я смогу разделить их с тобой. Далее, есть кое-какие дела, в которых ты сможешь оказать мне содействие. Я много лет следил за тем, чем ты занимаешься, и знаю, что ты перестраиваешь замок на юге Франции.