Облачный край Васильев Владимир

Как ни старайся избежать этого

Но всякому приходится носить

Промокшие одежды

Пока живешь

Под дождем…

Ямато-моногатари, X в. н. э.

Перевод с японского Л. Ермаковой

Весна в тот год так и не наступила.

Поняли это гораздо позже, когда стаяли февральские заносы и схлынул пронизывающий холод. Зима ушла, отступила за Стылые Горы, но ее место никто не занял. Земля размокла, превратившись в полужидкое отвратительное месиво. Даже сильные шандаларские кони с трудом выдергивали копыта из этой жуткой трясины. А сверху сыпал и сыпал мелкий прохладный дождичек, иногда пополам с мокрым снегом. Не то чтобы беспрерывно: примерно через день или через два на третий. Изредка показывалось солнце – ненадолго, на час-другой, если в плотной облачной пелене случалась прореха. Сначала ждали, что это быстро прекратится, установится ясная погода, потеплеет, подсохнет осточертевшая всем грязища, а там, глядишь, поля зазеленеют, свалится из поднебесья ажурная трель жаворонка…

Не дождались. Ни тепла, ни погоды, ни жаворонков. Тучи ползли низко над Шандаларом, сыпал через день назойливый дождь, а весны все не было и не было.

К исходу апреля люди заволновались: давно пора теплую одежду сбросить и затолкать подальше. До зимы, до холодов. А тут…

Ночью по-прежнему замерзали мелкие ручьи. В тени старых елей грязно-серыми пластами лежал пропитанный водой снег. Грачи, скворцы и ласточки запаздывали.

Пришел май и ничего не изменилось. Дождь, слякоть, тучи, холод. Над Шандаларом вставал призрак большого голода.

Весна забыла о нашем крае. Без нее не пришло и лето. Пора смены сезонов канула в небытие. А нам предстояло научиться жить без времен года, в час, когда зима уже ушла, а весна еще не явилась, и, скорее всего, так и не явится. Предстояло привыкнуть к вечной грязи и влажности и отвыкнуть от солнца.

Не думайте, что это было легко.

Гоба Уордер, настоятель.

Приход Зельги, летопись Вечной Реки, год 6743-й

Сырая безлунная ночь вливалась в долину, как вливается в отпечаток копыта на дороге мутная болотная жижа. Дождь моросил четвертый день кряду, а солнце в последний раз являло свой пламенный лик Шандалару больше трех месяцев назад. Месяцы жители Озерного края отсчитывали по привычке: Луну тоже удавалось увидеть всего раз-два за несколько недель. Виной всему тучи: плотной завесой окутали они Озерный край, словно вознамерились утопить его нескончаемым дождем.

Мирон поплотней закутался в плащ. К сентябрю верховые лоси шалели перед гоном, и укротить их мало кому удавалось, поэтому месяц-другой путники могли рассчитывать лишь на собственные ноги.

Путь Мирона лежал на юг, к заливу Бост, где в устье Санориса кое-как влачил существование городишко-порт Зельга. По Шандаларским меркам город был большим и богатым, но Мирон, повидавший на своем веку немало людных столиц, иначе как дырой и глушью не мог его назвать. В Зельгу изредка наведывались заморские купцы-южане. Шандалар торговал лишь плодами мха-опоки. За долгие годы бессезонья опока, нечто среднее между злаком и ягодой, приспособилась к чудовищной влажности, холоду и буйно разрослась по всему Шандалару. Кое-где ее пытались культивировать и получали более крупные, чем у дички, плоды. Живи в Озерном крае побольше народу, может и удалось бы сделать ее популярной на всем побережье. А так – брали купцы по нескольку мешков и все. Ну и, понятно, дичь, шкуры болотных выдр – то, чем Шандалар славился еще до бессезонья.

Мирон усмехнулся – вспомнил, как старик Копач сватал его к своей внучке. Заживем, говорил, на хуторе, поле расширим – за векшиным болотом хорошая земля есть. Его, Мирона – в землепашцы! Смех, да и только.

Громко зашлепал с дороги прямо через трясину болотный заяц. Со времен Сезонов длинноухие сподобились отрастить себе плоские перепончатые лапы, ни дать ни взять – лягушачьи. Вот и скачут теперь по топям, словно горцы на снегоступах. И не тонут, холера! Даже не проваливаются. Людям бы так.

Тогда бы Мирон потопал напрямик, через реку Бусингу, и дальше – берегом озера Скуомиш, к Маратону. Но он не заяц, его удел – извилистая мокрая тропа, которую по привычке зовут дорогой. И приведет она путника в Зельгу еще ох как не скоро.

Вот и остров – поросший ивняком и ольхой бугорок в бескрайнем болоте. Приятно вновь ощутить под ногами землю, хоть раскисшую, но землю, а не коварную пористую мочалку над болотными ямами…

Мирон стряс с сапог налипшие комья глины и принялся устраиваться на ночлег. Натянул закопченный матерчатый конус и развел огонь. Веселые желтые язычки пламени заколыхались на куске огненного камня. Этот кусок грел Мирона и делал вкусной его пищу уже семнадцатый день. Хорошо, что существует такой камень: дров, пригодных для костра, в промокшем насквозь Шандаларе давно не осталось. Палатка служила Мирону лет восемь. Когда-то он очень удачно выменял ее у одного пройдохи-торговца из Лакримы на два родовых хоразанских ножа.

Путник скинул плащ, расстелив его у огня, – немного, да подсохнет за ночь. Нанизал на шампур походное мясо, скупо полил вином (неслыханная роскошь, но сегодня он мог себе это позволить) и принялся готовить ужин. Дождь шелестел снаружи, шептал свою двухсотлетнюю песню, в палатке же было сухо и уютно, а скоро станет еще и тепло.

Скоро Мирон насытился, надул ложе и растянулся у огня. Вытер жирный шампур пучком мха и сунул в заплечный мешок, брошенный в изголовье. Хотел достать оттуда же Знак Воина – маленькую металлическую пластинку с выгравированными тремя рунами, но поленился. Двигаться совсем не хотелось, а так пришлось бы шарить на самом дне мешка.

Знак Воина обычно носили на цепочке, как паспорт и талисман, но Мирон еще вчера снял его, когда хлопотал у огня.

Он отхлебнул вина из плоской фляги; полудрема захлестнула его, будто туман низину. Ему снился Знак Воина – награда за доблесть, визитная карточка умелого бойца и верного защитника людского рода. Под этим небом Знак имели лишь немногие. В Шандаларе, кроме Мирона, его не имел никто. Вернее, сейчас никто. Двое отмеченных Знаком скитались в дальних землях за пределами Озерного края. Первого из них Мирон не видел семь долгих лет, второго не видел никогда.

Проснулся он поздно. В палатке было на редкость тепло; огненный камень рдел большой жаркой искрой. Мирон соскреб бурые пласты нагара, и язычки пламени тут же заплясали в полумраке палатки, осветив ее и бросив на плотную материю причудливые тени.

Мирон выбрался наружу; разминая одеревеневшее после сна тело, направился к ручью. Дождь за ночь прекратился, тучи из свинцовых стали светло-серыми. Кусты окатывали его целыми водопадами холодных капель, и Мирон подумал, что к ручью, в общем-то, и ходить незачем. Глаза резал непривычный свет: обыкновенно в Шандаларе гораздо сумрачнее, чем в это утро.

Вволю поплескавшись в ручье, Мирон натянул две свои куртки и бодро зашагал назад к палатке, предвкушая скорый завтрак. Идти он старался точно по своим следам: принимать ледяной душ по второму разу совсем не хотелось.

У палатки стоял крепкий длинноволосый парень и вертел в руке Миронов Знак Воина.

Мирон замер. За подобное воровство полагалась немедленная смерть. Рука сама скользнула на рукоять меча.

И он бросился в атаку, издав неистовый боевой клич. В руке незнакомца тоже сверкнул меч; Знак он сунул за пояс.

– Й-э-э-э!

– Й-э-э-э!

Сшиблась сверкающая сталь, которую не брали ни время, ни вездесущая ржавчина. Они рубились, высекая рыжие искры, отхватывая кустам ветви, утаптывая рыхлую грязь на пятачке перед палаткой.

Незнакомец явно не первый день владел мечом: Мирон долго ничего не мог ему сделать, хотя многие искусные фехтовальщики познали мощь Мироновой руки.

Пошли в ход кулаки и ноги: чужак саданул Мирону в ухо, а сам получил сапогом под колено.

Минуты через три Мирон достал ему локоть, а потом плечо, но неглубоко, едва ли глубже кожи. Тем не менее кровь все же хлынула. Но рано успокаиваться: незнакомец ловко отбил боковой секущий, перебросил меч в левую руку и сделал стремительный выпад.

Мирон едва увернулся, но бок словно огнем опалило. Куртка стала липкой от крови – та, что внизу. Даже вторая, верхняя, начала окрашиваться в темно-красный цвет у прорехи.

Еще через минуту чужак невероятным блоком отразил Миронов удар, вывернул кисть под совершенно немыслимым углом и выбил у Мирона меч. Мирон тут же поймал противника на замахе, взял руку на излом и швырнул чужака на вязкую землю. Меч его, вращаясь, отлетел даже дальше Миронова.

Они сцепились врукопашную. Мирон насел на незнакомца сверху, но тот мигом перебросил его через себя. Но и сам не успел навалиться: Мирон мягко перекатился и вскочил. Застыли на секунду друг против друга.

Минуты три они обменивались молодецкими ударами; нет-нет, а удавалось то одному, то другому пробить умелую защиту соперника.

Мирон чувствовал, что устает, а чужак все еще стоял на ногах. Так долго Мирон никогда еще не возился. Ни с кем. Крепок, однако, парень!

Вскоре Мирону все же повезло: противник поскользнулся и на мгновение открыл правый бок. Этого хватило, Мирон тут же ударил и опрокинул вора на землю, благодаря судьбу за вражью оплошность. Рука скользнула за пояс. Вот он, Знак Воина на витой цепочке.

В следующую секунду Мирон отпустил чужака и встал.

– Пожалуй, я должен извиниться, незнакомец. Я решил, что ты стащил мой Знак.

Мирон протянул цепочку хозяину. На серебристой пластинке были совсем другие руны. Вместо «Торн, Еол, Ур», «помощь, защита, определенность», он увидел «Ос, Инг, Хагал», что можно было прочесть как «знание, исполнение, внезапность».

Мирон столкнулся с Воином. Вот почему одолеть его удалось лишь благодаря нелепой случайности.

Незнакомец взял Знак и надел не шею. Только потом встал, вопросительно глядя на Мирона, точнее, на его грудь, где под распахнутыми воротами курток полагалось носить Знак. Пришлось нырять в палатку и лезть в мешок.

Узрев Знак, незнакомец успокоился, подобрал меч, отер его о мох и вложил в ножны.

– Ты – Мирон Шелех! – сказал он уверенно. – Тебя я и ищу. По правде сказать, не ожидал тебя встретить так близко от Зельги. Думал, не ближе Хорикона или даже Дороха.

Мирон миновал озеро Хорикон еще три дня назад. А к Дороху даже не приближался, переплыв Батангаро на челне старика Копача.

– Назовись, Воин! – потребовал Мирон. Он имел на это право. Законы есть законы.

– Демид Бернага.

Мирон кивнул – приходилось слышать это имя. Кроме всего прочего, этот парень оказался еще и одной крови – их предки когда-то пришли в Шандалар из одних и тех же земель, далеко с востока.

Ныне в Шандаларе смешались люди отовсюду, из самых разных краев, от Ледовитого океана до сухих заморских пустынь, от глухой тайги на востоке, до синей Атлантики на западе. Десятки языков и наречий звучали в каждом селении. Чаще всего число наречий совпадало с числом домов, а то и превышало его. Названия рек и озер разнились на слух: наряду с понятными и близкими Мирону (Буса, Чепыга) хватало явно западных (Вудчоппер, Скуомиш, Корондаль), южных и юго-восточных, отдающих жаром и солнцем (Шургез, Шаксурат), северных, тэльских (Кит-Карнал, Батангаро, Рас-Раман). Мирон боялся представить, что творилось на этих землях во времена сезонов, когда в Шандаларе было по-настоящему людно. Когда холода еще не прогнали с насиженных мест целые селения и города.

– Зачем ты искал меня? – спросил Мирон, вгоняя в ножны свой меч.

Демид ответил не сразу. Постоял, размышляя.

– Меня послал Даки.

Даки держал таверну в Зельге. Его знали все путешественники и купцы от Адванса до Сулны. Собственно, Даки и сам был купцом, точнее, перекупщиком, поскольку когда-то осел в Зельге, лет сорок назад, и за все это время не сдвинулся с места. Говорили, что он вообще не покидает старый трехэтажный дом, где первый этаж занимает таверна, а выше расположены комнаты для приезжих. Сказки, конечно.

– Месяц назад явился торговец с запада – из новых, ты его не знаешь. Среди его товаров был Знак Воина.

Мирон посуровел. Это могло значить только одно: кто-то из Братства погиб. Но кто?

Демид словно подслушал его мысли.

– Руны принадлежали Лоту Кидси.

Мирон сжал челюсти так, что заныли зубы. Лот, третий шандаларец, отмеченный Знаком. Тот, кого он не видел семь лет. Самый старший из Воинов Озерного края.

– Даки вытряс душу из пройдохи-торговца, однако тот молчал, словно заговоренный. А потом исчез. Вроде бы, его видели на шхуне, отплывшей на архипелаг, но это так, слухи, никто их не подтвердил. Как медальон попал к нему, мы не выяснили.

Законы Братства гласили: если Воин погиб, убийцу настигнет кара других Воинов. Мирон не собирался нарушать законы, тем более что Лот Кидси был его давним другом и в какой-то степени – учителем. Он потянулся к мечу, чтобы произнести клятву отмщения, но Демид остановил его коротким жестом.

– Погоди, это еще не все. Через неделю другой торговец пытался продать еще один Знак. Знаешь, чей?

Мирон вопросительно глядел Бернаге в глаза. Неужели кто-то из друзей? Два Воина, погибшие в один год – впервые в истории Братства.

– Твой, Шелех. Твой Знак. Он и сейчас у Даки. И ничем не отличается от настоящего, ибо настоящий, без сомнения, у тебя на груди.

Мирон машинально потянулся к металлической пластинке. Два одинаковых Знака? Нет, это невозможно. Знаков много, больше трех сотен на весь Мир, но одинаковых среди них нет. На каждом свои руны, и все Воины, владевшие когда-либо Знаком, подходили к рунам по характеру и нраву. Если Воин погибал или становился слишком старым для битв, Знак забирали траги, подыскивали для него нового обладателя, и тот становился Воином. Постаревшие Воины служили трагам. Погибших просто помнили, отомстив, если было кому. Кто такие траги, никто из Братства толком не знал. Возможно, боги. Возможно, слуги богов. Возможно, маги. Впрочем, это никого не интересовало. Воины просто хранили Мир, такой, какой он есть, не пытаясь изменить. Каждый в своем краю, объединяясь с соседями в трудные времена.

– Помоги свернуть палатку, – сказал Шелех Демиду. – Нас ждет Зельга.

«Значит, Даки решил, что я погиб. И направил Бернагу на хутор, где я зимовал. Хотя нет: Бернага сказал, что ожидал меня встретить, правда, гораздо дальше к северу. Выходит, не поверил Даки в мою смерть. Что бы это значило? В любом случае, надо запомнить».

Дождя не было до самого вечера. Они шли к городу, оставляя в податливой сырой земле округлые вмятины. Грязь липла к сапогам, норовя сдернуть их с ног. Мирон то и дело дрыгал ногами, стряхивая ее. Мысли вертелись вокруг ложного Знака – кому понадобилось подделывать его? И зачем? Мирон терялся в догадках и оттого не глядел по сторонам, ступая за Демидом. Тот еще поутру объявил, что от Цеста пойдут прямой тропой, раз уж дождя нет; ну, Мирон и пустил его вперед, мол, коли предложил, так и веди.

Демид неожиданно замер; Шелех едва не ткнулся ему в спину. Рука потянулась к мечу.

Бернага разглядывал что-то у себя под ногами, пристально и с недоумением, угадываемым даже со спины.

– Ну и ну! Кто ж это тут бродил?

Мирон выглянул из-за плеча – тропу пересекали следы, наполненные целыми озерцами мутной воды. Не следы – следищи! Конское копыто размером с варварский щит и три пальца толщиной с барзунскую сосну. Зверь (если это зверь) должен быть не меньше двухэтажного дома. А то и покрупнее. Следы выходили из сплошной топи, вминали мох на тропе и терялись в такой же топи на противоположной стороне.

Шелех огляделся – болото было спокойным, как и всякое болото. Орали лягушки да шелестела на кочках опока.

– Видал такое прежде? – спросил Демид с надеждой.

Мирон покачал головой и протянул:

– Не-е…

– Тогда пошли, да поторопимся!

Демид прыгнул через след, стараясь не задеть его, потом через другой.

Мирон молча согласился, что встреча с неведомым чудищем в самом сердце болот Скуомиша, мягко говоря, излишня. Прыгать он не стал: сошел с тропы и обогнул следы, разбрызгивая бурую болотную жижу.

Они отошли версты на три, прежде чем Демид обронил:

– Развелось в болотах погани… За Эркутом, говорят, змеи расплодились, да здоровущие! Чуть не длиннее плети.

– Я слыхал – изрядно длиннее. Мол, всадников с лосей на скаку сбивают, – сказал Мирон задумчиво. – Врут, поди.

– Ага, – буркнул Бернага, – врут. А здесь тогда кто бродил? Дракон?

– Драконы мельче. Вернее, следы у них мельче. И на куриные очень смахивают. А эти – нет.

Демид даже обернулся:

– Видел ты их, что ли? Драконов-то?

– Видел, – хладнокровно ответил Мирон, – дважды. В горах.

Бернага умолк, переваривая услышанное. Он получил Знак от вездесущих трагов всего два года назад и не успел еще очень многого увидеть и узнать.

Воины продолжили путь. Скоро подкрались вечерние сумерки; вновь зарядил унылый дождичек. Путники выбрали островок посуше, поставили палатку, развели огонь и подкрепились. У Демида надувного ложа не было, зато имелся теплый мешок, в котором он мог спать даже без палатки, называемый странным словом «спальник». Под уютное мерцание огненного камня Воины уснули, окруженные бескрайними болотами, а сверху сыпал и сыпал мелкий дождь, шурша и всхлипывая.

Демиду снился дракон. Точно такой, какого он видел на картинке в книге Дерта-грамотея, – зеленоватый, с длинной шеей и еще более длинным хвостом, с распростертыми перепончатыми крыльями. Разинув клыкастую пасть, дракон ревел, изрыгая струи ослепительно-яркого пламени. Рев становился все громче.

Когда рев стал нестерпимым, Демид проснулся. Взгляд его упал на закопченный полог палатки. Рядом приподнялся на своем ложе Мирон.

И вдруг совсем рядом прозвучал низкий утробный рев. Язычок пламени на камне вздрогнул и покачнулся.

Мирон вскочил, натянул куртку и сунулся наружу; Демид, выползши из мешка, поспешил за ним.

Ночь умирала: на востоке посветлело затянутое плотной облачностью небо, а над болотами вместо кромешной тьмы шандаларской ночи висели лиловые предрассветные сумерки. Дождь не прекращался; Демид поежился от холода. Мирон вертел головой, всматриваясь в обманчивый полумрак.

И вдруг они увидели. По болотам брел громадный зверь. Мощные, как колонны, лапы разбрызгивали грязь и тину, лоснящееся тело наклонено вперед; на груди болтались непропорционально маленькие передние лапки, отдаленно напоминающие руки людей; хищно посаженная голова медленно поворачивалась, осматривая дорогу, а толстый, с добрую колодину, хвост волочился следом. Разинув пасть, где угадывались устрашающе многочисленные зубы, зверь заревел; глаза его вспыхнули красным. Островок, на котором стояли Демид с Мироном, вздрагивал при каждом его шаге.

Откуда-то издалека донесся слабый ответный рев; чудище поворотило голову и рыкнуло в ответ, а затем направилось прочь от островка, ступая теперь вдвое чаще и быстрее. Скоро оно растворилось во мгле, а звук шагов утонул в мягком шорохе нескончаемого дождя.

Воины переглянулись.

– Ты заметил? – глухо спросил Мирон и закашлялся.

Демид кивнул. Он заметил.

На загривке зверя-гиганта смутно угадывался неясный силуэт всадника.

Кто мог оседлать подобное чудовище, шандаларцы не осмеливались даже предположить.

– Знаешь, – сказал Демид, мелко дрожа от пронизывающего предутреннего холода, – что-то мне подсказывает: это связано с проданными в Зельге Знаками. Назревает что-то.

Мирон обернулся к товарищу, оторвав, наконец, взгляд от однообразных болот.

– Пошли в тепло…

Уже в палатке он подумал: «Хорошо, что огонек не виден снаружи…»

Когда совсем рассвело, они прошли мимо места, где заметили зверя. Следы почти совсем размыло дождем, но даже сейчас легко было понять, что ранее они видели на тропе следы какого-то иного существа.

Мирон мрачно глянул на Бернагу.

– Какие еще у тебя предчувствия?

Демид промолчал.

С этой ночи они оставались настороже, но болота и мокрые приморские равнины больше ничем их не беспокоили, а к нескончаемому дождю шандаларцы привычны сызмальства.

Четыре дня спустя вышли к Зельге. Около полудня Мирон застыл на полушаге, уставившись в небо. Мелкие капли сыпались ему на лицо.

– Эй, Демид! Чайка! Настоящая, морская.

Белая птица, мерно взмахивая узкими крыльями, неспешно летела на юг. Путники залюбовались ею: более свободного создания в Шандаларе не сыскать.

Вскоре из-за близкого горизонта поднялась башня зельгиного маяка, а позже – и мокрые крыши окраинных домов. Тропа незаметно вывела к дороге, мощенной темным булыжником. Идти сразу стало легче – на дороге не было грязи и луж. Вкупе с мыслью о тепле таверны, о горячей пище и кружке доброго эля, это несказанно подняло настроение усталым путникам. Шаг ускорился сам собой, благо по булыжной дороге топать было одно удовольствие.

Зельга приближалась с каждой минутой. Стали видны первые дома, а не только высокие черепичные крыши. Два всадника промчались в сторону соседней деревушки, приветственно вскинув руки. Воины помахали в ответ.

Дорога втекла в город, словно ручей в озеро. За окнами домов мелькали лица людей, разглядывавших путников, били часы на башне мэрии, а из редких кабачков доносились обрывки музыки и песен, чаще всего – матросских.

Вот и Площадь; широкая улица спускается от нее к пристани; слева – мэрия и храм, справа – таверна Даки. Воины повернули направо. В окнах таверны мерцали отсветы каминного пламени. Над массивной дубовой дверью, сработанной еще во времена смены сезонов, – вечно мокрая вывеска: «Облачный край». И ниже: «Заведение Дакстера Хлуса».

Мирон взялся за позеленевшее от сырости и времени кольцо и потянул дверь на себя. В открывшуюся щель хлынул теплый, пахнущий снедью воздух пополам со старой застольной песней:

В Зельге снова попойка,

Каждый вечер у стойки

Дак стоит, прищурив глаз.

В этой старой таверне

Вы бывали, наверно,

Не один десяток раз. [1]

Сколько Мирон себя помнил, в «Облачном крае» пели эту песню. Она давно стала частью городка и частью Шандалара. Моряки и крестьяне, мастеровые и монахи с архипелага – ее пели все. Когда-то давно Дак случайно обмолвился, что песню сложил его старинный друг, матрос по имени Фрол из страны, зовущейся не то Кром, не то Крым, но в Шандаларе никто не слыхал о такой стране. А песню теперь пели не только в Озерном крае, но и далеко за пределами.

Мирон с Демидом стали на пороге зала, затворив за собой дверь. Непогода осталась снаружи, хотелось надеяться, что надолго. В камине жарко пылали здоровенные куски огненного камня; чадили факелы, несмотря на дневную пору. Все столы были сдвинуты вместе; горожане, подняв резные деревянные кружки с элем, раскачивались в такт песне, положив свободную руку на плечо соседу.

Гей-гей, кружки налейте,

Гей-гей, трубки набейте

Дорогим туранским табаком.

Гей-гей, помните братцы,

Гей-гей, грусти поддаться —

Хуже, чем лежать на дне морском.

Кружки с треском сшиблись над столом, роняя искристые брызги доброго заморского эля.

Гей-гей, хватит о смерти,

Гей-гей, пойте и смейтесь:

Нет пока причины горевать.

Гей гей, наша Фортуна,

Гей-гей, добрая шхуна,

На нее лишь стоит уповать».

Людей в таверне собралось больше, чем обычно, да и присутствие мэра с советниками кое о чем говорило. Праздник в Зельге, не иначе.

А вон и Даки за стойкой – ломает печать на только что принесенном бочонке эля.

– Мирон! Демид! Чего стоите? Давно вас ждем!

Шелех повернул голову на голос – за столом призывно махал рукой Лот Кидси, старший Воин Шандалара. Живой и невредимый. У Мирона отлегло от сердца.

Обернулся на шум Даки, швырнул полотенце поваренку и, растопырив руки, выскочил в зал. Мигом наполнили две кружки, и вот уже кто-то стащил с путников плащи, кто-то освободил место за столом, кто-то крикнул, чтобы принесли жаркого; а Мирон вдруг ощутил себя так, словно вернулся домой.

Собственно, так оно и было.

Спустя час, когда Мирон с Демидом успели и подкрепиться, и вымыться, и переодеться в сухое, и согреться доброй порцией эля, стало совсем хорошо.

Праздновали не попусту: Зельга построила два собственных корабля. Долгий труд нанятой тэльской общины мастеров позавчера завершился, и еще пахнущие свежей древесиной суда успешно спустили на воду. До сих пор кораблей Шандалар не имел, и на эти две шхуны возлагались большие надежды. Несомненно, что торговля нуждалась в оживлении, а там, где торговля идет удачно, там и люди живут лучше. Отныне не нужно будет ждать, когда заморские купцы изволят завернуть в Зельгу, и не надо будет платить тройную цену за дерево, зерно, ткани… В общем, народ гулял второй день.

– Сегодня о делах ни слова, – предупредил Лот. – Отдыхайте.

Мирон глянул на Даки – тот молча кивнул.

– Завтра так завтра, – согласился Воин, подмигнув Демиду. – Где там эль?

Эль был совсем рядом.

Наутро голова у Мирона не то чтобы трещала – но уж точно потрескивала. Накануне следовало ограничиться элем, так нет, Даки увел кое-кого из зала к себе в погребок и выкатил бочонок вина. И не какой-нибудь кумской кислятины – настоящего монастырского кагора, крепкого, отдающего жженым сахаром. А потом, помнится, пиво кто-то наверху разливал…

Короче, пока не хлебнул Мирон рассолу изрядно (спасибо, у изголовья добрая чья-то душа целый жбан оставила), утро было не в радость.

Демид тоже отпил, не отказался.

– Ух!

Мирон посмотрел на товарища: тот был на удивление бодр. Пел даже: «Гей-гей, кружки налейте…»

– Какое там наливать, – проворчал Мирон. – После вчерашнего-то. Хватит…

За окнами шел дождь. Небо, одинаково серое, низкое, нависло над Зельгой. Море тоже было серое, но темнее, чем небо. Пристани из окон взгляд не доставал, мешали невысокие деревца на склоне, но мачты новых шхун и трех чужих кораблей виделись ясно.

Вскоре заглянул Даки.

– Проспались, орлы? Спускайтесь, завтрак сейчас подадут. Заодно и потолкуем.

Таверна, несмотря на ранний час, уже открылась. Мастера-тэлы разрезали на части пирог с морошкой; компания моряков-чужеземцев чинно поглощала жаркое, запивая местным пивом. В «Облачном крае» бузить не осмеливались даже самые отпетые гуляки и драчуны. У Даки такие подручные, что не очень-то побузишь.

Парнишка, убиравший со столов, кивнул в сторону малого зала, куда Даки приглашал только своих. Мирон с Демидом прошли мимо стойки, толкнули тяжелую дверь и очутились в небольшой комнате с одним-единственным столом, за которым уже сидели Лот Кидси, мэр, капитаны новых шхун (оба – уроженцы Зельги, многие годы ходившие матросами, а потом и офицерами на кораблях южных купцов), настоятель прихода, местный учитель и сам Даки.

За едой говорили о пустяках, но едва принесли эль и сладкое, Даки перешел к делу.

– Наверное, уже ни для кого не секрет, что двое купцов с запада пытались продать у нас довольно необычный товар – Знаки Воинов. Два Знака, принадлежащие Лоту Кидси и Мирону Шелеху. Сначала я решил, что Воины погибли, а Знаки неким непостижимым образом попали не к трагам, как случалось всегда, а в руки кого-то из людей, а потом и к торговцам. Но тут появился Лот, жив-живехонек и со своим Знаком. Я понял, что Мирон, вероятнее всего, тоже невредим и при Знаке.

Все взглянули на Шелеха – распахнутый ворот рубахи позволял присутствующим видеть его Знак.

– Получалось, что ко мне попали не настоящие Знаки, а копии. Как ими завладел прощелыги-торговцы, я, к сожалению, не выяснил. Не успел. И тот и другой мгновенно убрались из Зельги, да так ловко, что я даже не смог определить, куда. Зато стало ясно, почему в стороне остались траги.

Особо распространяться о случившемся я не стал. Однако теперь, когда присутствуют все Воины Шандалара (впервые за последние семь лет!), я считаю необходимым обсудить эти события, для чего и пригласил вас, – Даки кивнул в сторону моряков и горожан.

Мэр закурил трубку; аромат туранского табака приятно защекотал ноздри.

– Насколько я понял, – заговорил настоятель Ринет Уордер, – лже-Знаки находятся у вас, почтенный Дакстер. Как вы ими завладели?

– Я их купил, – ответил Даки просто. – А что еще оставалось?

– И как намерены распорядиться?

Даки пожал плечами:

– Это предстоит решить.

Лот Кидси, отхлебнув эля, заметил:

– Не думаю, что все это серьезно. Иначе траги давно бы уже вмешались.

– Они тоже не всезнающи.

– Но рано или поздно известие дойдет и до них.

– Да, но не повредит ли это Шандалару? – вступил в разговор мэр. – Мы обязаны об этом подумать. Хоть моя власть и не простирается дальше Зельги, я желаю добра и процветания всему нашему краю.

Один из капитанов, по имени Хекли, поднял руку, испрашивая слова.

– Вопрос: как могут повредить Шандалару лже-Знаки? Ведь это не более чем два кусочка металла на цепочках.

– Знаки были всегда, – сказал настоятель значительно. – Это магические вещи и в них заключена немалая сила. Даром, что ли, траги так за ними следят?

– Гм… – Хекли не выглядел убежденным. – Часто ли вы пользуетесь магией Знаков, Воины?

Лот, Мирон и Демид переглянулись.

– По-правде сказать, вовсе не пользуемся, – ответствовал Лот, как старший. – Мы ведь не траги и не волшебники, а Воины. Однако я заметил, что одного Воина победить хоть и трудно, но можно. А если объединятся пятеро-шестеро носящих Знаки, такой отряд может обратить в бегство целую армию. Такое уже случалось в старину.

Учитель, знаток истории и легенд, закивал головой, подтверждая:

– Было, было. Битва в Артенской долине, так и не состоявшаяся. Двухтысячное войско принца Гартена бежало от отряда в полторы сотни сирских меченосцев, среди которых было восемь Воинов.

– Может, это случайность? Да и давно это произошло…

– Может, случайность. Но скорее – нет. Воины, владеющие Знаками, – огромная сила.

Даки терпеливо поднял руки.

– Мы несколько отклонились. Позволю себе напомнить, что Знаков около трехсот во всем Мире. На каждом – три руны. Нет ни одного Знака с одинаковыми рунами, стоящими в той же последовательности. Точнее, до сих пор не было…

– А не сравнить ли нам эти Знаки с настоящими? – прервал владельца таверны мэр.