Лицо в зеркале Кунц Дин

Глава 1

После того, как яблоко разрезали надвое, половинки вновь сшили грубой черной ниткой. Десятью смелыми, неровными стежками, а каждый узел завязали с хирургической точностью.

Сорт яблока, красное сладкое, мог иметь значение. Учитывая, что послания поступали в форме предметов и образов (словесные — никогда), каждая деталь могла уточнить намерения отправителя, точно так же, как прилагательные и знаки препинания уточняют смысл предложений.

Ожидая дальнейшего изучения, яблоко лежало на столе в кабинете Этана Трумэна. Черная коробка, в которой прибыло яблоко, также стояла на столе, в ней так и осталась изрезанная на полоски черная упаковочная бумага. Коробка уже подверглась всестороннему осмотру, но ничего не выдала.

Расположенная на первом этаже западного крыла особняка, квартира Этана состояла из этого кабинета, спальни, ванной и кухни. Вид, открывающийся из французских окон, воображения не поражал.

Прежний жилец полагал кабинет гостиной и обставил соответственно. Этан слишком редко принимал гостей, чтобы выделять им целую комнату.

Цифровой камерой он сфотографировал черную коробку перед тем, как ее открыть. Он также сфотографировал красное сладкое с трех разных позиций.

Предположил, что яблоко разрезали с тем, чтобы изъять сердцевину и вложить внутрь какой-то предмет. Ему не хотелось резать нитки и смотреть на то, что могло оказаться в яблоке.

Годы работы детективом отдела расследования убийств в чем-то закалили его. Но где-то, учитывая избыток насилия, с которым ему приходилось сталкиваться, сделали более уязвимым.

Ему исполнилось только тридцать семь, но полицейская карьера осталась позади. Однако интуиция, сообразительность, быстрота реакции никуда не делись, так же, как постоянное ожидание столкнуться с самым худшим.

Ветер сотрясал французские окна, по стеклам мягко барабанил дождь.

Непогода стала удобным предлогом для того, чтобы отложить изучение яблока и отойти к ближайшему окну.

Рамы, косяки, поперечины, горбыльки, все элементы оконной конструкции изготовили из бронзы. Наружные поверхности, подверженные воздействию солнца, ветра, дождя, покрывал слой зеленоватой патины. Внутренние, благодаря постоянному уходу, оставались темными, рубиново-коричневыми. Все углы на всех стеклянных панелях скашивались. Везде, даже в самом скромном из служебных помещений, скажем, в судомойне при кухне или в прачечной на первом этаже.

Хотя особняк этот строился неким киномагнатом в последние годы Великой депрессии, нигде, начиная от парадного холла и заканчивая дальним углом последнего из залов, не чувствовалось, что строителей ограничивали в расходах.

Производство стали падало, нераспроданную одежду поедала моль, новенькие автомашины ржавели в салонах из-за отсутствия покупателей, а вот киноиндустрия все равно процветала. В плохие времена, как и в хорошие, у людей только две потребности оставались абсолютными: еда и иллюзии.

Вид из высоких окон кабинета напоминал картину, какие используют при съемках вместо натуры: изысканную пространственную композицию, которая, спасибо обманчивому глазу камеры, может сойти и за ландшафт другой планеты, и за место в этом мире, столь же совершенное, сколь и недостижимое в реальности.

Дом окружали лужайки, более зеленые, чем поля Эдема, идеально выкошенные, без единого сорняка или пожелтевшей травинки. Над ними тут и там раскинули свой кроны величественные калифорнийские дубы и меланхоличные гималайские кедры, посеребренные и вымоченные нудным декабрьским дождем.

Сквозь его пелену Этан видел вдалеке последний поворот подъездной дорожки. Серовато-зеленые плиты из кварцита, отполированные дождем до блеска, вели к монументальным бронзовым воротам в окружающей поместье стене.

Ночью к воротам подходил незваный гость. Возможно, подозревая, что они оснащены современной сигнализацией, которая реагирует на вес человека, пытающегося перелезть через них, и включает сигнал треноги в комнате охраны, он просто перебросил посылку через ворота.

На дороге ее и нашли: яблоко в коробке, набитой обрезками упаковочной бумаги, сама коробка — в белом пластиковом мешке, предохраняющем от дождя. А красный подарочный бант, закрепленный на мешке, гарантировал, что его содержимое не примут за мусор.

Дейв Ладмэн, один из двух охранников замогильной смены[1], нашел посылку в 3:56. Обращаясь с мешком с предельной осторожностью, отнес его в комнату охраны, расположенную в доме смотрителя на задворках поместья.

Дейв и его напарник по смене, Том Мак, прорентгенили мешок на флуороскопе. Они искали проводки, неотъемлемую часть взрывного устройства, или пружину, приводящую в действие боек.

В наши дни бомбу можно изготовить и без металлических частей, а потому, покончив с флуороскопией, Дейв и Том задействовали анализатор, способный определить наличие тридцати двух взрывчатых составов, если их концентрация превышала три молекулы на кубический сантиметр воздуха.

Убедившись, что содержимое мешка не представляет опасности, охранники вскрыли его. Найдя в нем черную подарочную коробку, оставили сообщение на автоответчике Этана и отложили коробку в сторону.

В 8:35 утра один из охранников утренней смены, Бенни Нгуен, принес коробку в квартиру Этана в особняке. Бенни захватил с собой видеокассету с записями камеры наблюдения, которая зафиксировала наличие мешка на территории поместья.

А также традиционно используемый во вьетнамской кухне глиняный горшочек с приготовленным его матерью «ком тей ком», блюдом из риса с курицей, к которому питал слабость Этан.

— Мама опять гадала по свечному воску, — сообщил Бенни. — Она зажгла свечку, произнося ваше имя, посмотрела на потеки расплавленного воска и говорит, что вам нужно собираться с силами.

— Для чего? Самое тяжелое, с чем я сталкиваюсь в эти дни, — утром подняться с постели.

— Этого она не сказала. Но не для того, чтобы разносить рождественские подарки. И произносила эти слова с очень уж суровым лицом.

— При взгляде на которое по телу бегут мурашки?

— Именно так. Она говорит, вы должны сытно есть, молиться каждые утро и вечер и избегать крепких напитков.

— Это проблема. Употребление крепких напитков и есть моя молитва.

— Я скажу маме, что виски вы при мне вылили в раковину, а когда я уходил, молились, благодарили Бога за то, что он создал куриц, из которых она может приготовить «ком тей кам».

— Вот уж не знал, что ответ «нет» может устроить твою мать.

Бенни улыбнулся.

— Ответ «да» ее тоже не устроит. Она вообще не ждет ответа. Только точного выполнения ее указаний.

И теперь, час спустя, Этан стоял у окна и смотрел на пелену дождя, повисшую над холмами Бел-Эра.

Лицезрение природы помогало ясности мыслей.

Иногда возникало ощущение, что реальна только она, тогда как все человеческие творения и действия эфемерны, как грезы.

В те годы, когда он носил сначала полицейскую форму, а потом штатский костюм детектива отдела расследования убийств, друзья не раз и не два говорили ему, что он слишком много думает. Некоторые из них уже умерли.

Яблоко он достал из шестой черной коробки, присланной за последние десять дней. Содержимое предыдущих пяти встревожило его.

Лекции по психологии преступников плюс многолетний опыт работы на улицах убедили Этана, что способность человека творить зло практически беспредельна, и вроде бы удивить его чем-либо не представлялось возможным. Однако эти «подарки» вызвали у него глубокую озабоченность.

В последние годы, спасибо изобретательным злодеям в фильмах, чуть ли не каждый уличный бандит или будущий серийный убийца, начиная «снимать» собственный, к сожалению, реальный фильм, не довольство-палея тем, чтобы сделать свое черное дело и уйти. В (большинстве своем они пытались драматизировать ситуацию, чем-то выделить совершенное ими преступление среди других: то ли пытали свои жертвы перед смертью, то ли потом уродовали тела, чтобы в очередной раз вытереть ноги о компетентность правоохранительных органов.

Правда, источники вдохновения отличались банальностью. Им удавалось лишь превратить жестокие деяний в кривляние неумехи-клоуна, неспособного рассмешить достопочтенную публику.

Но отправитель этих коробочек преуспел там, где другие потерпели неудачу. Как ни круги, его бессловесные угрозы отличала неординарность.

А когда намерения наконец прояснились бы и угрозы стали бы более понятными в свете предпринятых им действий, возможно, не осталось бы сомнений в том, что человек этот очень умен. Пусть ум этот и нацелен на зло.

К тому же он не называл себя каким-нибудь глупым или вычурным именем, которое с радостью подхватили бы таблоиды, со временем пронюхав о затеянной им игре. Он вообще не подписывал свои послания, что указывало на уверенность в себе и безразличие к дешевой славе.

Далее, его целью стала крупнейшая мировая кинозвезда, возможно, наиболее охраняемый в стране человек, за исключением разве что президента Соединенных Штатов Америки. И вместо того, чтобы тайком преследовать выбранную цель, он открыл свои намерения чередой бессловесных головоломок, полных угроз, усложнив для себя и без того нелегкий путь к своей жертве.

Вновь и вновь думая о яблоке, перебирая в памяти мелочи, связанные с его упаковкой и способом доставки, Этан пошел в ванную за маникюрными ножницами. С ними вернулся к столу.

Выдвинул стул, сел, отодвинул черную коробку, поставил яблоко перед собой.

Первые пять черных коробок, как и их содержимое, проверялись на наличие отпечатков пальцев. С тремя посылками он не счел за труд проделать все самолично. Конечно же, отпечатков не нашлось.

Поскольку черные коробки не содержали ни единого что-либо объясняющего слова, власти не стали бы рассматривать их как смертельную угрозу. Пока намерения отправителя оставались предметом дискуссии, полиция предпочитала не ввязываться.

Четвертая и пятая посылки отправились к давнему другу Этана в лабораторию отпечатков пальцев отделения научно-технического обеспечения департамента полиции Лос-Анджелеса. И друг этот всесторонне их обследовал, разумеется, неофициально. Они помещались в стеклянный куб, который заполнялся парами акрилцианида. Вещество это с готовностью конденсируется на тех жиро-грязевых пленочках, из которых и формируются отпечатки пальцев.

Но под флуоресцентным светом конденсата не обнаружилось. Ничего не дало и обследование в темной комнате, при освещении направленными под особым углом лучами галогеновых ламп. Коробки и их содержимое остались «чистыми».

Ничем не помог и мелкодисперсный магнитный порошок. Как и купание в метаноловом растворе родамина G6, с последующим сканированием лучом аргонового лазера.

Безымянный отправитель тщательно позаботился о том, чтобы не наследить.

Тем не менее и с шестой посылкой Этан обращался так же осторожно, как с первыми пятью. Он не сомневался, что и здесь не обнаружится никаких отпечатков, но позднее у него могло возникнуть желание провести соответствующую проверку.

Маникюрными ножницами он разрезал семь стежков, оставив три выполнять роль петель.

Отправитель обработал разрезанные поверхности яблока лимонным соком или другим широко используемым в кулинарии консервантом, дабы сохранить естественный цвет. Так что мякоть осталась белой, коричневые пятнышки появились лишь на окружностях перехода торцевой поверхности каждой из половинок в полусферу, образовавшуюся на месте вырезанной сердцевины с косточками.

А вырезали сердцевину с тем, чтобы освободить место для вложенного в яблоко предмета.

Внутри, на яблочной мякоти, Этан обнаружил глаз.

На какое-то мгновение он подумал, что глаз настоящий. Потом убедился, что пластиковый, но очень похожий на настоящий.

Собственно, не глаз, а его передняя половина. Задняя поверхность оказалась плоской, с пуговичной петлей.

Где-то сейчас продолжала улыбаться одноглазая кукла.

Возможно, глядя на куклу, отправитель-охотник видел свою жертву, изуродованную аналогичным образом.

Пластиковый глаз встревожил Этана ничуть не

Это лестное прозвище одновременно слетело с перьев множества репортеров, освещающих шоу-бизнес, как дань восхищения его харизматической внешностью. На самом-то деле один, несомненно, умный и не знающий сна обозреватель позвонил многим своим коллегам и то ли напомнил об имеющемся за коллегой должке, то ли пообещал заплатить наличными, но обеспечил спонтанное появление прозвища во многих изданиях, а уж потом оно тиражировалось больше десяти нет.

В черно-белом Голливуде, столь далеком по времени и качеству, что многие современные создатели кино тают о тех славных годах не больше, чем об испано-американской войне, великую актрису Грету Гарбо также прозвали Лицом. Прозвище придумали в пресс-службе киностудии, но Гарбо доказала, что заслужила его.

Этан уже десять месяцев возглавлял службу безопасности Ченнинга Манхейма, Лица нового тысячелетия. И однако не находил в нем даже намека на гарбовскую личностную неординарность. Если Лицо и мог чем похвастаться, так исключительно своим лицом.

Этан ни в коей мере не презирал актера. Лицо являл собой дружелюбие и расслабленность, свойственные настоящему полубогу, живущему в полной уверенности, что жизнь и юность останутся с ним навечно.

Безразличие звезды к жизненным обстоятельствам, лично его не касающимся, обусловливалось не зацикленностью на себе, не отсутствием сострадания. Просто интеллектуальная ограниченность не позволяла ему осознать, что другие люди — не просто страничка сценария с изложением их прошлого, а характеры этих людей слишком сложны, чтобы воспроизвести их за девяносто восемь минут экранного времени.

Вот почему его изредка случающиеся жестокие выходки никогда не бывали преднамеренными.

И не будь он, каким он был, не обладай такой незаурядной внешностью, как сказанное, так и сделанное Ченнингом осталось бы незамеченным. В одном голливудском кафе, где сандвичам давали имена звезд, скажем, сандвич с ростбифом мог стать «Кларком Гейблом», из ржаного хлеба с хреном — «Лайденкранцем», с меньше настоящего, окажись тот на месте сердцевины красного сладкого.

Под глазом, в выемке мякоти, лежала в несколько раз сложенная полоска бумаги, влажная от натекшего сока. Развернув полоску, Этан обнаружил отпечатанное послание, первое на шесть посылок: «ГЛАЗ В ЯБЛОКЕ? НАБЛЮДАЮЩИЙ ЧЕРВЬ? ЧЕРВЬ ПЕРВОРОДНОГО ГРЕХА? ЕСТЬ ЛИ У СЛОВ ДРУГОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ, КРОМЕ КАК ЗАПУТЫВАТЬ?»

Этана запутали, это точно. Что бы она ни означала, эту угрозу — глаз в яблоке — он воспринял как особенно зловещую. Она несла в себе полное злобы, пусть и загадочное заявление отправителя, символику которого следовало правильно, а главное, быстро истолковать.

Глава 2

За стеклами со скошенными углами черные облака, скрывающие небо, теперь сами спрятались за серыми клубами тумана. Ветер в своих странствиях отправился в другие края, деревья, вымоченные дождем, застыли, словно свидетели похоронного кортежа.

Серый день дрейфовал в направлении полного штиля, и через каждое из трех окон кабинета Этан, обдумывая значение присланного яблока в контексте пяти странных предметов, его предшественников, лицезрел скорбящую природу. Она смотрела на него сквозь матовую катаракту, сочувствуя его внутреннему зрению, которое пока тоже застилал туман.

Этан предположил, что сверкающее яблоко олицетворяет славу и богатство человека, у которого он состоит на службе, вызывающую зависть жизнь его работодателя. Кукольный глаз мог восприниматься каким-то червем, символом наличия червоточины в сердцевине славы, то есть обвинения, приговора и осуждения Лица.

Двенадцать лет подряд этот актер обеспечивал самые большие в мире кассовые сборы. И с самого первого успешного фильма падкие до знаменитостей средства массовой информации называли его не иначе, как Лицо.

перченым куриным мясом, швейцарским сыром и горчицей — «Гэри Грантом», а «Ченнингом Манхеймом» — разве что с крессом водяным на гренке с маслом.

Нельзя сказать, что Этан не любил своего работодателя, да и не требовалась эта любовь для того, чтобы стремиться защитить его и сохранить ему жизнь.

Если глаз в яблоке — символ порчи, то он мог представлять собой эго звезды внутри прекрасной оболочки.

Возможно, кукольный глаз означалне порчу, а обратную сторону славы. Знаменитости калибра Ченнинга редко удавалось реализовать право на уединение, таких, как он, отслеживали всегда и везде. Глаз в яблоке мог символизировать глаз охотника: мол, наблюдаю постоянно, выжидаю удобный момент.

Чушь. Дерьмовый анализ. Попытки обдумать сложившуюся ситуацию, благо погода располагала к размышлениям, результата не давали. Выводы больно уж очевидные, а потому, скорее всего, бесполезные.

Этан вновь повторил вымоченные яблочным соком слова: «ГЛАЗ В ЯБЛОКЕ? НАБЛЮДАЮЩИЙ ЧЕРВЬ? ЧЕРВЬ ПЕРВОРОДНОГО ГРЕХА? ЕСТЬ ЛИ У СЛОВ ДРУГОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ, КРОМЕ КАК ЗАПУТЫВАТЬ?»

Не зная, что с этим делать, он только порадовался, когда в начале одиннадцатого телефонный звонок вернул его от окон к столу.

Лаура Мунвс, давняя подруга по ДПЛА[2], пробивала для него один номерной знак. Работала она в отделении информационного обеспечения. За последний год он только раз воспользовался их хорошими; отношениями.

— Нашла твоего извращенца, — доложила Лаура.

— Предполагаемого извращенца, — уточнил Этан.

— «Хонда» — трехлетка зарегистрирована на Рольфа Германа Райнерда в Западном Голливуде, — она дала ему адрес.

— Какие же родители могли назвать своего ребенка Рольфом?

Насчет имен Лаура знала все.

— Не такое уж плохое имя. Между прочим, самое оно для мальчика. На старогерманском означает «знаменитый волк». А Этан, понятное дело, означает «постоянный, уверенный».

Два года тому назад они встречались. Для Лауры Этан не стал ни постоянным, ни уверенным. А ей как раз хотелось и постоянства, и уверенности в будущем. Но он оказался слишком занятым, чтобы дать ей желаемое. Или слишком глупым.

— Посмотрела его по ориентировкам. Нигде не проходит. В регистрационном бланке указано: «Волосы каштановые, глаза голубые». Пол мужской. Мне нравится пол мужской. Мне определенно не хватает мужского пола. Рост шесть футов один дюйм, вес сто восемьдесят фунтов. Дата рождения — 6 июня тысяча девятьсот семьдесят второго, то есть ему тридцать один год.

Этан все записал в блокнот.

— Спасибо, Лаура. За мной должок.

— Тогда скажи… у него большая штучка?

— Разве в регистрационном бланке этого нет?

— Я не про штучку Рольфа. Меня интересует штучка Манхейма. Достает до лодыжек или только до колен?

— Я никогда не видел его штучку, но вроде бы она не мешает ему ходить.

— Пирожок, может, ты нас как-нибудь познакомишь?

Этан так и не узнал, с чего она звала его Пирожком.

— Ты найдешь его страшным занудой, Лаура, и это снятая правда.

— С таким красавчиком разговоры и не нужны. Я затолкаю ему в рот тряпку, заклею губы пластырем, и мы отправимся в рай.

— Вообще-то моя работа и состоит в том, чтобы не подпускать к нему таких, как ты.

— Фамилия Трумэн образована из двух староанглийских слов, — ответила Лаура. — Она означает «стойкий, верный, заслуживающий доверия, постоянный».

— Ты не добьешься свидания с Лицом, играя на моем чувстве вины. А кроме того, когда я не был верным и заслуживающим доверия?

— Пирожок, два определения из четырех не доказывают, что ты заслуживаешь своей фамилии.

— Ты была слишком хороша для меня, Лаура. Ты готова дать гораздо больше того, чем может оценить такой олух, как я.

— Хотела бы я заглянуть в твое досье. Должно быть, там отмечены твои заслуги в подхалимаже. Уж не знаю, удастся ли кому сравниться с тобой.

— Если ты закончила с моим послужным списком, у меня есть вопрос… Рольф. Знаменитый волк. Как волк может стать знаменитым?

— Полагаю, задрав множество овец.

К тому времени, когда Этан закончил разговор с Лаурой, вновь зарядил мелкий дождь. В отсутствие ветра крохотные капельки нежно целовали толстые стекла.

С помощью пульта дистанционного управления Этан включил сначала телевизор, потом видеомагнитофон. Кассета в нем стояла. Он отсмотрел ее уже шесть раз.

На территории поместья работали восемьдесят шесть камер наружного наблюдения. Каждая дверь и окно, все пространство и подходы к поместью держались на контроле и фиксировались.

Только северная стена поместья граничила с общественной собственностью. За этим достаточно длинным участком стены, включая ворота, наблюдали камеры, установленные на деревьях по другую сторону дороги. Земля там тоже принадлежала Ченнингу Манхейму.

Если кто и проявил бы интерес к системе наблюдения и сигнализации, установленной на северной стене, механизму действия ворот, процедуре опознания гостя, ему не удалось бы заметить камеры наблюдения ни на деревьях, кроны которых нависали над стеной, ни на тех, что росли на противоположной стороне дороги. Он предположил бы, что все технические средства находятся лишь на территории поместья.

Тем не менее этот незваный гость попал бы в поле зрения таких камер, которые контролировали всю узкую, всего в две полосы, дорогу, проходящую вдоль северной стены и лишенную как пешеходной дорожки, так и уличных фонарей. Камеры эти обеспечивали и мгновенное увеличение, которое позволяло зафиксировать незваного гостя крупным планом, если бы он перешел от простого наблюдения за поместьем к какому-то криминальному действу.

Работали камеры двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. В комнате охраны в домике смотрителя и еще в нескольких местах в особняке имелась возможность вызвать на экран монитора картинку любой из камер. Для этого требовалось лишь знание электронного пароля.

Несколько телевизоров в особняке и шесть в комнате охраны могли показывать картинку с любой камеры наблюдения в реальном режиме времени. Более того, один телевизор сразу показывал четыре таких картинки, в четверть экрана каждая. Таким образом, в каждый момент сотрудники службы безопасности видели перед собой двадцать четыре картинки.

В основном охранники, конечно, пили кофе и болтали друг с другом, не обращая особого внимания на телевизоры. Однако, если поступал сигнал тревоги, они могли тут же взглянуть на тот участок поместья, где фиксировалось нарушение. И без труда выследить незваного гостя, перемещающегося из зоны наблюдения одной камеры в зону наблюдения другой.

С пульта управления комнаты охраны охранник мог подключить любую из восьмидесяти шести камер к видеомагнитофону. Система включала двенадцать видеомагнитофонов, позволяющих одновременно записывать картинку с сорока восьми камер с их последующим показом на четверть экрана.

Даже если охранник отвлекался, детекторы движения, подсоединенные к каждой из камер наблюдения, инициировали включение видеозаписи, когда в зоне ответственности камеры появлялся движущийся объект размерами больше собаки.

Прошлой ночью, в три часа тридцать две минуты детекторы движения, подсоединенные к камере 01, которая контролировала западную часть северного периметра, зафиксировали «Хонду» — трехлетку. Вместо того, чтобы миновать поместье (по дороге автомобили ночью проезжали, но нечасто), автомобиль свернул на обочину, не доехав сотню ярдов до ворот.

Предыдущие пять черных коробочек привозили курьеры службы доставки «Федерал экспресс». Обратные адреса, само собой, указывались ложные. На этот раз у Этана впервые появилась возможность идентифицировать отправителя.

И теперь, почти через семь часов, он стоял в своем кабинете и смотрел на «Хонду», занявшую весь экран. Узкая обочина дороги не позволила водителю полностью съехать с асфальта, так что два колеса остались на нем.

И днем практически закрытые для посторонних дороги-улицы Бел-Эра не страдали избытком транспорта. А уж ночью по ним вообще мало кто ездил.

Тем не менее, заботясь о безопасности, водитель, припарковавшись, не стал выключать фары. Оставил двигатель работающим, включил аварийную сигнализацию.

Камера, оборудованная блоком ночного видения, обеспечивала отличную картинку, несмотря на темноту и дождь.

На мгновение камера 01 начала уходить от «Хонды», затем остановилась и вновь нацелилась на автомобиль. В это время Дейв Ладмэн, как обычно, патрулировал территорию. А Том Мак, оставшийся в комнате охраны, засек присутствие подозрительного транспортного средства и отключил программу, обеспечивающую автоматическое перемещение камеры 01.

Лил сильный дождь. Бесчисленные капли разбивались об асфальт, и дорога в свете фар искрилась мириадами брызг.

Открылась дверца водителя, и камера 01 дала крупный план высокого, крепкого сложения мужчины, вылезающего из кабины. В черной непромокаемой ветровке. Лицо пряталось в тени капюшона.

Если только Рольф Райнерд не одолжил «Хонду» кому-то из приятелей, Этан в этот самый момент видел

на экране знаменитого волка. Габариты совпадали с указанными в регистрационном бланке.

Рольф захлопнул водительскую дверцу, открыл заднюю, достал что-то большое и белое с заднего сиденья. Вроде бы тот самый мешок для мусора, в котором и лежала черная подарочная коробка с разрезанным, а потом сшитым яблоком.

Райнерд захлопнул и эту дверцу, двинулся к воротам, находящимся от него в сотне ярдов. Резко остановился, повернулся, чтобы посмотреть на темную, залитую дождем полоску шоссе, готовый прыгнуть за руль и удрать.

Возможно, ему послышалось перекрывающее шум дождя урчание мощного двигателя. Камеры наблюдения звуков не фиксировали.

Если бы на этой дороге в столь поздний час появился еще один автомобиль, скорее всего, за рулем сидел бы один из сотрудников «Бел-Эр пэтрол», частной охранной фирмы, которая помогала обеспечивать порядок в этом районе, населенном исключительно богачами.

Но патрульная машина не появилась, и мужчина в капюшоне вновь обрел уверенность. Поспешил на восток, к воротам.

Камера 02 подхватила его, как только он покинул сектор обзора камеры 01. А когда он приблизился к воротам, камера 03 взяла его под наблюдение с другой стороны улицы-дороги, выхватывая крупным планом.

Добравшись до ворот, Райнерд попытался перебросить мешок через этот бронзовый барьер. С первого раза не получилось: мешок вернулся к нему.

Вторая попытка оказалась успешной. Когда он отворачивался от ворот, капюшон сдвинулся, и камера 03 четко зафиксировала его лицо в свете фонарей, которые горели по обе стороны ворот.

Такие классические черты — необходимое условие успеха для официанта, работающего в самых модных ресторанах Лос-Анджелеса, где и обслуживающий персонал, и посетители свято верят в легенду о том, что юноши и девушки, во вторник таскающие тарелки из кухни к столикам, в среду могут получить заветную

роль в следующем блокбастере Тома Круза с бюджетом в сотню миллионов долларов.

Доставив яблоко по назначению и повернувшись спиной к воротам, Рольф Райнерд улыбался.

Возможно, если бы Этан не знал, что означает имя этого человека, улыбка не показалась бы ему волчьей. Скорее напомнила бы крокодила или гиену.

Расплескивая черные лужи воды, посеребренные сверху светом фар, Райнерд возвратился к автомобилю.

Когда «Хонда» выезжала с обочины на полосу движения, камера 01 повернулась и взяла машину крупным планом. Потом то же самое проделала камера 02, уже с набравшей ход «Хондой». Обе четко зафиксировали номерной знак над задним бампером.

Растворяясь в ночи, автомобиль на короткое время оставлял после себя призраков, срывающихся с выхлопной трубы.

А потом дорога-улица вновь опустела, погрузилась в темноту, если не считать светлого пятна у ворот поместья Манхейма. Черный дождь лил, лил и лил из прохудившегося неба, наполняя вселенской тьмой всемирно известное поместье в Бел-Эре.

Прежде чем покинуть свои апартаменты в западном крыле, Этан позвонил домоправительнице, миссис Макби, чтобы сообщить, что будет отсутствовать практически весь день.

Этан знал, что не пройдет и пяти минут, как миссис Макби, более эффективная, чем любая машина, более надежная, чем законы физики, верная, как любой архангел, направит в его квартиру одну из шести горничных, которые находились в ее подчинении. Семь дней в неделю горничные выносили мусор и меняли полотенца. Дважды в неделю в комнатах проводилась уборка, после которой они становились идеально чистыми. Окна мыли дважды в месяц.

Жизнь в особняке, который обслуживали двадцать пять человек, имела свои преимущества.

Возглавляя службу, обеспечивавшую личную безопасность Лица и охрану поместья, Этан имел право на многие из них, включая бесплатное питание. Блюда, которые ставились на его стол, готовили или мистер Хэчетт, шеф-повар поместья, или мистер Баптист, домашний повар. Мистер Баптист не учился, как его босс, в лучших кулинарных школах, но на качество его готовки жалоб не поступало.

Еду подавали в просторной и уютной столовой, где сотрудники могли не только позавтракать, пообедать и поужинать, но поговорить о делах, выпить кофе, спланировать подготовку к многочисленным вечеринкам, которые устраивал хозяин поместья. Сам шеф или повар могли по просьбе Этана приготовить тарелку с сандвичами или что-то еще, если он хотел поесть у себя.

Конечно же, будь у него такое желание, он и сам мог бы готовить себе на своей кухне. Миссис Макби забивала холодильник и кладовку в полном соответствии с полученным от него списком продуктов. Опять же, это не стоило ему ни цента.

Кроме понедельника и четверга, когда горничная меняла постельное белье (мистеру Манхейму, если он находился в резиденции, белье меняли ежедневно), Этану приходилось застилать кровать самому. Тяжелая жизнь, ничего не скажешь. И теперь, надев куртку из мягкой кожи, Этан вышел из своей квартиры в коридор первого этажа западного крыла. Дверь оставил незапертой, точно так же, как не запирал бы ее, будучи владельцем всего особняка. С собой он взял папку с материалами, касающимися дела черных коробок, зонт и книгу в кожаном переплете: роман «Лорд Джим» Джозефа Конрада. Роман он дочитал прошлым вечером и намеревался вернуть книгу в библиотеку.

Широкий, более двенадцати футов, коридор выложили плитками известняка, как и на первом, главном этаже здания. Стены были украшены персидскими коврами, вдоль коридора выстроилась антикварная французская мебель, только периода Империи: стулья, комоды, стол, сервант.

И пусть мебель стояла с обеих сторон, Этан мог бы проехать по коридору на автомобиле, не задев ни единого предмета старины.

И он бы с удовольствием проехался, если б потом не пришлось объясняться с миссис Макби.

По ходу воображаемой поездки в библиотеку он встретил двух горничных и уборщика, с которыми обменялся приветствиями. Поскольку он занимал, согласно классификации миссис Макби, высокий пост, то обратился ко всей троице, стоявшей на куда более низкой ступеньке иерархической лестницы, по именам, а его они называли не иначе, как мистер Трумэн.

Каждому новому сотруднику перед первым рабочим днем миссис Макби вручала книжицу «Нормы и правила поведения», которые сама же и составила. И оставалось только пожалеть тех, кто не заучил содержание книжицы назубок и не подстраивался под эти самые нормы и правила.

В библиотеке пол был паркетным, из орехового дерева. А персидские ковры — старинными, и росли они в цене быстрее, чем акции самых лучших компаний на бирже.

Удобные кресла чередовались с полками из красного дерева, на них стояло более тридцати шести тысяч томов. Часть книг занимала полки второго уровня, вдоль которых шла узкая, огороженная дорожка. К дорожке вела лесенка с золочеными стальными перилами.

И если не смотреть на потолок, чтобы определиться с истинными размерами этого огромного помещения, могло создаться ощущение, что оно уходит в необозримую даль. Может, так оно и было. Этану часто казалось, что здесь возможно все.

Середину потолка занимал купол из цветного стекла, диаметром в 32 фута. Густые цвета, алый, изумрудный, темно-желтый, синий, полностью отфильтровывали естественный свет, так что даже в самый ясный день солнечные лучи не представляли угрозы для корешков книг.

Дядя Этана, Джо, который заменял мальчику отца в те частые моменты, когда настоящий отец крепко напивался и не мог выполнять положенные обязанности, работал шофером в пекарне. Развозил хлеб в супермаркеты и рестораны, шесть дней в неделю, восемь часов в день. И по большей части совмещал первую работу со второй: ночным уборщиком, трижды в неделю.

Если сложить заработки дяди Джо за его лучшие мять лет, этих денег, конечно же, не хватило бы, чтобы оплатить стоимость стеклянного купола.

Начав получать жалованье полицейского, Этан почувствовал себя богатым. В сравнении с Джо он просто купался в деньгах.

Но всех его заработков за шестнадцать лет работы в ДПЛА не хватило бы, чтобы оплатить стоимость одной этой комнаты.

— Для этого надо быть кинозвездой, — вынес он свой вердикт, входя в библиотеку, чтобы поставить «Лорда Джима» на то самое место, откуда он и взял книгу.

Все книги в библиотеке стояли в алфавитном порядке, по фамилии автора. Треть в кожаных переплетах, остальные — в суперобложках. Часто встречались редкие и дорогие издания.

Лицо не прочитал ни одной и всех тридцати шести тысяч.

Две трети книг он приобрел вместе с особняком. Следуя инструкциям своего работодатели, миссис Макби покупала наиболее обсуждаемые и расхваливаемые произведения, как романы, так и документальные. Они вносились в каталог и расставлялись по полкам.

Собственно, новые книги приобретались лишь с одной целью: продемонстрировать широту интеллектуальных интересов Ченнинга Манхейма и произвести должное впечатление на всех, кто попадал в поместье, то ли погостить, то ли повеселиться на вечеринке, то ли по другим делам.

Когда у Лица спрашивали, что он может сказать о той или иной книге, он прежде всего интересовался мнением гостя, а потом соглашался с ним в обаятельной манере, не оставляющей никаких сомнений в его эрудированности и близости образа мыслей с собеседником.

Когда Этан ставил «Лорда Джима» между двумя другими романами Конрада, за его спиной послышался пронзительный голосок: «Там есть магия?»

Повернувшись, он увидел десятилетнего Эльфрика Манхейма, практически «утонувшего» в одном из больших кресел.

Согласно Лауре Мунвс, Эльфрик (произносимое как эльф-рик) — староанглийское слово, означающее elf-ruled или ruled by elves[3], которое сначала использовалось для обозначения мудрых и умелых действий, а со временем так стали называть тех, кто действовал мудро и умело.

Эльфрик.

Мать мальчика, Фредерика «Фредди» Найлендер, супермодель, успевшая в течение года выйти замуж за Лицо и развестись с ним, за свою жизнь прочитала по меньшей мере три книги. Трилогию «Властелин колец». Собственно, эти книги она читала постоянно.

И собиралась назвать мальчика Фродо. К счастью или нет, но за месяц до родов ее ближайшая подруга, актриса, наткнулась на имя Эльфрик в сценарии какого-то фильма — фэнтези, в котором согласилась сыграть роль трехгрудой амазонки-алхимика.

Если бы подруга Фредди получила роль второго плана в «Молчании ягнят», Эльфрика, скорее всего, нарекли бы Ганнибалом.

Мальчик предпочитал, чтобы его называли Фриком, и никто, кроме матери, не настаивал на том, чтобы обращаться к нему полным именем. К счастью или нет, она не так часто пользовалась возможностью помучить его.

Вот и в последние семнадцать месяцев Фредди ни разу не виделась с Фриком. Даже у стареющей супермодели карьера отнимала все свободное время.

— Так где должна быть магия? — переспросил Этан.

— В книге, которую вы только что поставили на полку.

— Магия в ней, несомненно, есть, но только не та, о которой ты говоришь.

— В этой вот книге целый мешок говняной магии, — Фрик продемонстрировал книгу в обложке с нарисованными на ней колдунами и драконами.

— Должен ли мудрый и умелый изъясняться такими выражениями? — полюбопытствовал Этан.

— А что тут такого? Все приятели моего старика выражаются куда как хлеще. Да и мой старик тоже.

— Если не знает, что ты в пределах слышимости. Фрик склонил голову.

— Вы называете моего отца лицемером?

— Если бы я так назвал твоего отца, то тут же откусил бы себе язык.

— Злой маг в этой книге использовал бы ваш язык для изготовления отвара. Одна из его самых серьезных проблем — найти язык честного человека.

— А почему ты думаешь, что я — честный?

— Да ладно. В вас три говняных мешка честности.

— А как ты поведешь себя, если мисс Макби услышит, что ты выражаешься подобным образом?