Сказания умирающей Земли. Том III Вэнс Джек
Кугель взглянул на свои сапоги. Исцарапанные и потускневшие, они все еще могли оказывать магическое действие. С достоинством возвысив голос, Кугель заявил: «Караван может прибыть по назначению – благодаря ограбленному, несправедливо обвиняемому и беспощадно униженному Кугелю!»
Вармус резко спросил: «Не могли бы вы уточнить, чт именно вы имеете в виду?»
«Возможно, мои сапоги еще способны придавать невесомость. Приготовьте экипажи и фургоны. Я подниму их в воздух, и мы проследуем по прежнему маршруту».
К Вармусу вернулась прежняя энергия. Он дал указания погонщикам, и те привели экипажи и повозки в более или менее пригодное к использованию состояние. К каждому экипажу и фургону привязали веревки; пассажиры заняли места. Переходя с места на место, Кугель поочередно пинал каждый из фургонов и экипажей, тем самым наделяя их способностью к левитации. Вереница безколесных повозок поднялась в воздух. Тем временем погонщики, державшие в руках концы веревок, ожидали дальнейших приказов. Вармус, которому многочисленные ушибы и растяжения не позволяли идти пешком, взобрался на палубу «Авентуры». Кугель хотел было последовать за ним, но Вармус остановил его: «Нам нужен только один дозорный – человек, доказавший на практике обоснованность своих суждений. Другими словами, дозорным будет Шилк. Если бы не мои увечья, я без сожалений тащил бы за собой судно, но теперь эту обязанность придется возложить на вас. Возьмите трос, Кугель, и ведите караван по дороге со всей возможной поспешностью».
Понимая бесполезность возражений, Кугель схватился за трос и решительно направился вперед, направляя летящую за ним на привязи «Авентуру».
Перед заходом Солнца фургоны и экипажи спустили на землю – пора было устраиваться на ночлег. Под наблюдением Вармуса Славй, главный погонщик, установил ограждение. Развели костер; для того, чтобы развеять мрачное настроение, всем налили вина.
Вармус выступил с краткой речью: «Мы потерпели серьезное поражение и понесли большие потери. Тем не менее, возлагать вину на кого-либо бесполезно. Я сделал кое-какие расчеты с помощью доктора Лаланке и, насколько мне известно, через четыре дня мы сможем прибыть в Каспару-Витатус, где будет произведен необходимый ремонт. Надеюсь, до тех пор никто не будет жаловаться на неудобства. Последнее замечание! Сегодняшние события более или менее объяснимы, но нас продолжают преследовать две тайны – исчезновения Иванелло и Эрмольды. Пока этот вопрос не будет окончательно решен, соблюдайте чрезвычайную осторожность! Никуда не ходите в одиночку! И сразу сообщайте мне о любых подозрительных обстоятельствах».
После того, как подали ужин, всю компанию охватила нервная, почти лихорадочная веселость. Сущь, Скася и Рлысь исполнили ряд головокружительных акробатических упражнений – через некоторое время всем стало ясно, что они подражали стремительным перемещениям перекати-чертей.
Клиссум вдохновился выпивкой. «Разве это не чудесно? – воскликнул он. – Сей замечательный напиток стимулирует все три сегмента моего ума: один наблюдает за пламенем костра и обозревает Ильдийскую Пустынь, другой сочиняет восхитительно величественные оды, а третий плетет гирлянды из воображаемых цветов, прикрывающие обнаженные тела кружащихся в хороводе нимф – тоже, разумеется, воображаемых!»
Экклезиарх Голф Раби, неодобрительно слушавший эстета, добавил в свой бокал четыре капли аспергантиума вместо обычных трех: «Неужели необходимо прибегать к настолько многословным и выспренним гиперболам?»
Клиссум покачал указательным пальцем: «В том, что касается свежайших цветов и грациозных нимф – да, совершенно необходимо!»
Голф Раби строго заметил: «В Коллегии считают, что размышление даже о двух или трех бесконечностях достаточно стимулирует человека – если, конечно, это человек достаточно культурный и образованный». Отвернувшись, экклезиарх возобновил разговор с Перрукилем. Клиссум, тем временем, незаметно подкрался к Голфу Раби сзади и посыпал его мантию щепоткой сухих духов, распространявших приятный, но практически неистребимый запах – каковое обстоятельство позднее вызвало усурового экклезиарха немалое замешательство.
Когда костер догорел, компания снова помрачнела – один за другим пассажиры неохотно возвращались в свои каюты и экипажи.
На борту «Авентуры» Вармус и Шилк теперь занимали койки, ранее предоставленные Иванелло и Эрмольде, тогда как Кугель оставался в палатке на полубаке.
Ночью было тихо. При всей своей усталости Кугель, однако, никак не мог заснуть. Судовые часы отметили полночь приглушенным звоном.
Кугель задремал. Сколько времени прошло? Он не заметил.
Его заставил проснуться какой-то тихий звук. Некоторое время Кугель лежал с открытыми глазами, глядя в темноту. Затем, нащупав рукой эфес шпаги, он осторожно выполз из палатки.
Мачтовый фонарь озарял палубу бледно-голубым светом. Кугель не заметил ничего необычного. Никаких звуков больше не было. Что его разбудило?
Десять минут Кугель сидел на корточках у входа в палатку, после чего снова прилег на матрас.
И снова он не мог заснуть… И снова до его ушей донеслись тишайшие звуки: щелчок, скрип, шорох… Кугель опять выбрался из палатки.
Мачтовый фонарь отбрасывал множество теней, разделявших размытые пятна света. Одна из теней шевелилась, пробираясь вдоль палубы. Это была какая-то угловатая фигура со свертком в руках.
Кугель настороженно наблюдал – у него мурашки бежали по спине. Тень метнулась к поручню и без размаха, исключительно необычным жестом швырнула свою ношу в темноту. Кугель нащупал шпагу в глубине палатки и снова присел, напрягая зрение и слух.
Послышался шорох. Тень слилась с другими тенями – ее больше нельзя было заметить.
Кугель продолжал сидеть на корточках: ему показалось, что на корме со слабым скрипом закрылась дверь, после чего с той же стороны раздался приглушенный вопль, скорее напоминавший визг – вопль тут же оборвался.
Наступила полная тишина.
Через некоторое время Кугель переместился спиной вперед вглубь палатки и продолжал там сидеть, не закрывая глаз, дрожа от холода и не смея размять конечности… Так он и заснул, с открытыми глазами. Красновато-коричневый луч восходящего Солнца проник в палатку и ослепил его; Кугель вздрогнул и пришел в себя.
Постанывая – у него все затекло и болело – Кугель поднялся на ноги и выпрямился. Завернувшись в плащ и нахлобучив шляпу, он прицепил к поясу шпагу и, хромая, прошел на среднюю палубу.
Вармус еще только поднимался с койки, когда Кугель заглянул к нему в каюту. «Что вам нужно? – недовольно спросил вожатый. – Неужели нельзя подождать, пока я оденусь?»
«Ночью я кое-что слышал и кое-что видел, – сказал Кугель. – Боюсь, сегодня еще один пассажир не выйдет к завтраку».
Вармус застонал и выругался: «Кто?»
«Еще не знаю».
Вармус натянул сапоги: «Чт вы видели и чт вы слышали?»
«Я видел тень. Тень выбросила в кусты какой-то сверток. Я слышал щелчок, а затем – скрип двери, закрывшейся на корме. После этого оттуда же послышался крик».
Вармус накинул на плечи холщовый плащ, натянул на золотистые кудри плоскую широкополую шляпу и, прихрамывая, вышел на палубу: «Думаю, прежде всего следует провести перекличку».
«Всему свое время, – задержал его Кугель. – Сначала давайте найдем и откроем выброшенный сверток – возможно, тайное сразу станет явным».
«Как вам угодно». Они спустились на землю. «Вы помните, где эти кусты?» – спросил Вармус.
«Рядом, с другой стороны. Но если бы я ничего не заметил, нам никогда не пришло бы в голову там что-нибудь искать».
Они обошли судно. и Кугель углубился в сплетение гибких ветвей с узкими черными листьями. Он почти сразу нашел пакет, осторожно вытащил его под открытое небо и положил на землю. Вармус и Кугель стояли, глядя на сверток из мягкой голубой ткани. Кугель прикоснулся к нему носком сапога: «Узнаёте материал?»
Вармус кивнул: «Да, это плащ Перрукиля».
Несколько секунд двое молча стояли, рассматривая вещественное доказательство.
«Теперь мы знаем, кто сегодня пропал», – произнес Кугель.
Вармус крякнул: «Откройте сверток».
«Почему я? Вы можете это сделать не хуже меня», – возразил Кугель.
«Помилуйте, Кугель! – возмутился Вармус. – Вы же знаете, что мне больно нагибаться!»
Кугель поморщился. Присев на корточки, он потянул за конец узла, скреплявшего сверток. Складки плаща развернулись: под ними оказались две кучки человеческих костей, изобретательно сложенных так, чтобы они занимали как можно меньше места. «Потрясающе! Это просто какой-то парадокс! – пробормотал Вармус. – Здесь не обошлось без магии. Каким образом убийца ухитрился скрестить череп с тазовой костью таким невероятным образом?»
Кугель, однако, нашел повод для критики: «Не сказал бы, что это оптимальная конфигурация. Извольте заметить, что череп Иванелло вложен в тазовую кость Эрмольды, в то время как череп Эрмольды сходным образом помещен в тазовую кость Иванелло. Думаю, что Иванелло не согласился бы с подобным пренебрежением к индивидуальной принадлежности компонентов скелета».
«Что ж, теперь мы знаем, кто этим занимается, – проворчал Вармус. – Пора переходить к делу».
Движимые одним и тем же побуждением, Вармус и Кугель одновременно обернулись к «Авентуре». Шторка иллюминатора капитанской каюты приподнялась: на них взглянул блестящий глаз. Шторка тут же опустилась.
Вармус и Кугель вернулись на палубу. Вармус напыщенно произнес: «Вам, как владельцу и капитану „Авентуры“, надлежит принять решительные меры. Разумеется, я буду оказывать вам всестороннее содействие».
Кугель задумался: «Прежде всего нужно удалить всех пассажиров. После этого приведите вооруженный отряд ко входу в капитанскую каюту, где вам надлежит провозгласить ультиматум. Я встану бок о бок с вами и…»
Вармус поднял руку: «Я едва стою на ногах и не могу провозглашать ультиматумы».
«Что же вы предлагаете, в таком случае?»
Вармус поразмышлял пару секунд, после чего предложил план, который, по существу, требовал от Кугеля использования полномочий капитана с тем, чтобы взломать дверь каюты и, в случае необходимости, насильственно вторгнуться внутрь. Кугель отверг этот план по техническим причинам.
Наконец Кугель и вожатый каравана согласовали программу, представлявшуюся обоим осуществимой. Кугель приказал всем пассажирам судна сойти на землю. Как ожидалось, Перрукиля в их числе не было.
Вармус собрал служащих и дал им указания. Шилка, вооруженного шпагой, выставили у двери капитанской каюты в качестве часового, а Кугель поднялся на кормовую надстройку. Два опытных плотника взобрались на столы и заколотили досками иллюминаторы кормовой каюты, а другие так же плотно заколотили досками ее дверь. Таким образом предотвращалась всякая возможность побега.
Выстроившись цепочкой, служащие и пассажиры стали передавать ведра с водой, набранной в пруду; ведра поднимали на кормовую надстройку и опорожняли в каюту через вентиляционное отверстие.
Обитательница каюты хранила упрямое молчание. Через некоторое время, однако, по мере того, как вода поступала через вентиляционное отверстие, из каюты послышались тихое шипение и щелчки; затем оттуда донесся яростный полушепот: «Я протестую! Перестаньте лить воду!»
Перед тем, как занять пост перед дверью, Шилк зашел в камбуз и приложился к бутылке вина, чтобы разгорячить кровь. Расставив ноги в вызывающей позе и размахивая шпагой перед дверью каюты, он закричал: «Черная ведьма, твое время настало! Ты утонешь, как крыса в мешке!»
На некоторое время внутри снова наступила тишина – из каюты доносился только плеск льющейся воды. Затем снова послышались шипение и щелчки – значительно громче, чем раньше – и ряд хриплых нечленораздельных восклицаний.
Осмелевший от вина – а также потому, что дверь была крепко заколочена – Шилк продолжал кричать: «Вонючая ведьма! Умирай молча – не то я, Шилк, отрежу тебе оба языка!» Он стал дурачиться, подпрыгивая и выделывая шпагой всякие выкрутасы; тем временем ведра воды непрерывно опорожняли в каюту.
Что-то тяжело налегло на дверь изнутри – надежно прибитые доски выдержали. Дверь подверглась новому сильному удару – доски застонали, сквозь трещины брызнула вода. Третийудар заставил доски разлететься. На палубу хлынул поток дурно пахнущей воды, за которым последовала Ниссифера. Теперь на ней не было ни плащаницы, ни шапки с вуалью: взорам окружающих явилась крепко сложенная черная тварь – нечто вроде гибрида сайма и вазиля с жесткой щеткой черной шерсти между глазами. Под черной головогрудью, словно испещренной пятнами ржавчины, подрагивало сегментированное брюшко гигантской осы; вдоль спины свисали черные хитиновые чехлы надкрылий. Четыре тонкие черные руки кончались удлиненными, но почти человеческими ладонями; головогрудь, вместе с висящим под ней брюшком, поддерживалась тонкими черными хитиновыми голенями и странными, словно подбитыми жесткими шерстяными подошвами ступнями.
Тварь шагнула вперед. Шилк издал сдавленный крик и, запнувшись, упал спиной на палубу. Тварь прыгнула, приземлившись ступнями на его предплечья, и, присев, проткнула ему грудь хвостовым жалом. Шилк взвизгнул, откатился в сторону, несколько раз лихорадочно перекувыркнулся в воздухе, упал с палубы на землю, пробежал дикими скачками к пруду, стал трепыхаться в воде, появляясь и погружаясь то в одном, то в другом месте, и наконец затих. Его труп почти сразу же всплыл, надуваясь газами.
На борту «Авентуры» тварь по имени Ниссифера повернулась и направилась обратно в каюту, будто убежденная в том, что ей удалось отразить нападение врагов. Кугель, стоявший на кормовой надстройке, нагнулся и, размахнувшись клинком, оставлявшим в воздухе след из тысяч микроскопических блесток, разрубил Ниссиферу от левого глаза почти до середины головогруди. Ниссифера громко свистнула от боли и удивления и отступила назад, чтобы рассмотреть своего обидчика.
«А, Кугель! – проскрипела она. – Ты причинил мне боль. Ты умрешь от вони».
Тяжело и часто шелестя надкрыльями, Ниссифера вскочила на кормовую надстройку. Кугель в панике отступил за нактоуз компаса. Ниссифера наступала – ее брюшко поджалось вверх и вперед между тонкими черными ногами, выпятив длинное желтое жало.
Кугель схватил одно из пустых ведер и запустил его Ниссифере в лицо. В тот же момент, пока Ниссифера отмахивалась от ведра, Кугель подскочил ближе и разрубил широким взмахом шпаги винкус, соединявший брюшко с головогрудью чудовища.
Брюшко упало; извиваясь, сжимаясь и разжимаясь, в конце концов оно скатилось по ступеням сходен на нижнюю палубу.
Игнорируя увечье, Ниссифера сделала пару шагов – из ее винкуса текла густая желтая жидкость – и, подступив вплотную к нактоузу, протянула вперед длинные черные руки. Кугель отшатнулся, отмахиваясь шпагой. Ниссифера вскрикнула и, рывком перегнувшись через нактоуз, выбила шпагу из руки Кугеля.
Чудовище приблизилось, шелестя и щелкая надкрыльями, схватило Кугеля и прижало его к себе: «Сейчас, Кугель, ты познаешь, что такое квинтэссенция вони!»
Наклонив голову, Кугель уперся «брызгосветом» в головогрудь Ниссиферы.
Когда Вармус взобрался по сходням со шпагой в руке, он нашел на надстройке только Кугеля, бессильно сидевшего, расставив ноги в стороны и опираясь спиной на гакаборт.
Вармус посмотрел вокруг: «Где Ниссифера?»
«Ниссиферы больше нет».
Через четыре дня караван спустился с холмов к берегам озера Заол. Восемь башен, белевших в розоватой дымке за мерцающим зеркалом воды, отмечали местонахождение Каспары-Витатус, известной также как «Город Монументов».
Обогнув озеро, караван приблизился к центру города по проспекту Династий. Минуя не менее сотни знаменитых памятников. Вармус привел спутников к постоялому двору «Канбоу», где он обычно останавливался и где они могли наконец освежиться и отдохнуть.
Приводя в порядок каюту, которую занимала Ниссифера, Кугель нашел кожаный мешок, содержавший не менее сотни терциев, каковые он присвоил. Вармус, однако, настоял на том, чтобы изучение личного имущества Иванелло, Эрмольды и Перрукиля производилось ими совместно. Они нашли еще примерно триста терциев и разделили их поровну. Вармус завладел гардеробом Иванелло, тогда как Кугелю досталась серьга-цепочка с молочно-белым опалом, привлекшим его внимание в первую очередь.
Кроме того, Кугель предложил Вармусу приобрести полное право собственности на «Авентуру» за пятьсот терциев: «Где еще вы найдете такую выгодную сделку? Где еще вы сможете купить по такой цене добротное, надежное судно, полностью оснащенное?»
Вармус только усмехнулся: «Если бы вы предложили мне приобрести огромную опухоль всего лишь за десять терциев, стал бы я с вами торговаться, как вы думаете?»
«Мое предложение никак нельзя назвать аналогичным упомянутому вами», – заметил Кугель.
«Не наводите тень на плетень! Магические чары слабеют. Каждый день судно оседает все ближе к земле. Здесь, посреди бескрайних пустошей, зачем мне корабль, который не может ни летать по воздуху, ни плыть по песку? Только потому, что я люблю безрассудно рисковать, могу заплатить за „Авентуру“ сто терциев – больше не просите».
«Вы шутите!» – презрительно обронил Кугель, и на этом вопрос остался открытым.
Вармус ушел, чтобы заняться ремонтом экипажей и фургонов; через некоторое время ему повстречались два рыбака, с явным интересом разглядывавших «Авентуру». После длительных переговоров Вармусу удалось согласовать твердую цену – рыбаки согласились приобрести судно за шестьсот двадцать пять терциев.
Тем временем Кугель освежался пивом в трактире постоялого двора «Канбоу». Пока он сидел за столом, погрузившись в размышления, в трактир зашла группа из семи человек с суровыми лицами и грубыми голосами. Кугель дважды взглянул на их предводителя, после чего присмотрелся в третий раз и наконец распознал капитана Вискича, бывшего владельца «Авентуры». Очевидно, Вискич проследил маршрут своего судна и явился в Каспару-Витатус, чтобы востребовать похищенную собственность.
Кугель потихоньку выскользнул из трактира и отправился искать Вармуса – а тот как раз в это же время искал Кугеля. Они почти столкнулись у входа на постоялый двор. Вармус хотел выпить пива в трактире, но Кугель отвел его к скамье на другой стороне проспекта, откуда открывался превосходный вид на озаренное лучами заката озеро Заол.
Через некоторое время разговор двух знакомых коснулся «Авентуры», и соглашение было заключено с неожиданной легкостью. Вармус уплатил за право собственности на воздушное судно двести пятьдесят терциев.
Двое расстались в самых дружеских тонах. Вармус пошел искать рыбаков, а Кугель закутался в плащ, почти закрыв лицо капюшоном, наклеил фальшивую бороду и остановился в гостинице «Зеленая звезда», назвавшись Тиченором, торговцем античными могильными плитами.
Вечером возникла громкая перепалка – сначала в районе озерных причалов, а затем на постоялом дворе «Канбоу»; постояльцы, заходившие в трактир гостиницы «Зеленая звезда», рассказывали, что скандал устроили местные рыбаки, вступившие в конфликт с бандой недавно прибывших путников, причем в конечном счете суматоха затронула Вармуса и его караванных работников.
Со временем порядок был восстановлен, и вскоре после этого два человека заглянули в трапезный зал «Зеленой звезды». Один из них громко и хрипло спросил: «Кто здесь Кугель?»
Другой спросил чуть повежливее: «Срочно требуется найти Кугеля. Если он здесь, пусть пройдет к выходу!»
Никто не ответил, и два грубияна удалились, а Кугель прошел в отведенную ему комнату.
Утром Кугель направился к ближайшей конюшне, где приобрел скакуна для поездки на юг. Малолетний помощник конюха отвел его к лавке, где Кугель купил новую поясную сумку и пару седельных мешков, куда он сложил все необходимое для дальнего пути. К тому времени его трехъярусная шляпа помялась и осела; кроме того, от нее пованивало Ниссиферой. Кугель отцепил от нее «брызгосвет», осторожно завернув его в кусок плотной ткани, и засунул его в новую поясную сумку. Тут же он купил темно-зеленую бархатную кепку с коротким козырьком – не привлекая особого внимания, она в то же время придавала Кугелю сдержанную элегантность.
Кугель платил терциями из кожаного мешка, найденного в каюте Ниссиферы – от этого мешка тоже воняло. Кугель собрался было купить другой мешок, но помощник конюха вмешался: «Зачем тратить деньги зря? У меня есть почти такой же мешок, и я могу отдать его бесплатно».
«Очень щедро с твоей стороны!» – заметил Кугель; они вдвоем вернулись к конюшне, где Кугель высыпал терции из старого мешка в новый.
Привели скакуна. Кугель вскочил в седло, а помощник конюха покрепче пристегнул седельные сумки. К тому времени в конюшне появились два суровых субъекта. Приблизившись быстрыми размашистыми шагами, один из них спросил: «Вас зовут Кугель?»
«Не знаю никакого Кугеля! – заявил Кугель. – Что вы придумываете? Меня зовут Тиченор. Что, собственно, вам нужно от Кугеля?»
«Не ваше дело. Пройдите с нами – ваши заверения вызывают серьезные сомнения».
«Глупости! У меня нет времени. Парнишка, передай-ка мне мешок». Помощник конюха передал кожаный мешок, и Кугель привязал его к седлу. Он уже почти выехал на улицу, но два субъекта преградили ему путь: «Вам придется пройти с нами».
«Это невозможно! – отказался Кугель. – Я еду в Торкваль!» Пнув одного из субъектов в нос, а другого – в живот, он поскакал со всей возможной скоростью по проспекту Династий и вскоре покинул Каспару-Витатус.
Через некоторое время он задержался и обернулся, чтобы проверить, не преследуют ли его.
При этом он почувствовал неприятный запах, исходивший от кожаного мешка. Удивительное дело! Это был тот самый мешок, который он нашел в каюте Ниссиферы.
Кугель тревожно заглянул в мешок – вместо терциев там оказались кусочки ржавого металла.
Кугель отчаянно застонал и, повернув коня, хотел было вернуться в Каспару-Витатус – но тут же заметил вдали дюжину пригнувшихся в седлах всадников, пустившихся в погоню.
Кугель снова испустил яростный вопль раздражения. Вышвырнув кожаный мешок в канаву, он снова развернул коня и галопом поскакал на юг.
5. От Каспары-Витатус до Квирнифа
1. Семнадцать девственниц
Погоня, долгая и упорная, привела всадников в унылую холмистую местность с почвой цвета выцветшей кости, известную под наименованием Бледных Промоин. Наконец, чтобы сбить с толку преследователей, Кугель применил удачный трюк: спрыгнув с седла, он спрятался за скальными выступами – враги с топотом промчались мимо, вдогонку за лишившимся наездника конем.
Кугель таился в укрытии, пока злобно ругавшиеся и спорившие всадники не вернулись по дороге в Каспару-Витатус. Выйдя из укрытия, Кугель погрозил кулаком и прокричал несколько проклятий вслед удалявшемуся за горизонт отряду, после чего повернулся и продолжил путь на юг через Промоины.
Его окружала местность бесплодная и мрачная, как поверхность остывшей звезды, что позволило Кугелю не опасаться встречи с такими сообразительными хищниками, как синдики. шамбы, эрбы и виспы; хотя бы это обстоятельство приносило ему какое-то печальное удовлетворение.
Шаг за шагом мерил расстояние Кугель, выставляя вперед одну длинную ногу за другой – вверх по склону, чтобы бросить взгляд на бесконечную последовательность пустынных покатых возвышенностей, а затем снова вниз по склону, в овраг, где время от времени просочившаяся вода позволяла существовать чахлой растительности. В таких местах Кугель находил черемшу, дурнишник и вопляк, а иногда и саламандру, что позволяло ему не умереть с голоду.
День тянулся за днем. Холодное и тусклое Солнце всплывало по темно-синему небосклону, то и дело подергиваясь синевато-черной пленкой, после чего медленно заходило, как громадная пурпурная жемчужина. Когда темнота делала дальнейшее продвижение практически невозможным, Кугель заворачивался в плащ и спал в какой-нибудь ложбинке.
Вечером седьмого дня Кугель, прихрамывая, спустился с холма в заброшенный сад. Там он нашел и поглотил несколько сморщенных ведьминых яблок, после чего направился по едва заметной тропе, оставшейся от древней дороги.
Примерно через полтора километра тропа вывела его на утес, возвышавшийся над обширной равниной. Внизу, прямо под утесом, река огибала небольшой поселок, после чего устремлялась на юго-запад и постепенно исчезала в дымчатых далях.
Кугель обозревал ландшафт с настороженным вниманием. Равнина напоминала мозаику из ухоженных огородов идеально квадратной формы и одинаковых размеров; по реке дрейфовала рыбацкая плоскодонка. «Мирная картина!» – подумал Кугель. С другой стороны, поселок был застроен причудливыми архаическими зданиями, причем скрупулезная равномерность распределения строений вокруг центральной площади позволяла предположить такую же методичную скрупулезность характера местных жителей. Сами по себе здания были не менее единообразны; каждое представляло собой группу из двух, трех, а иногда и четырех установленных один на другом и уменьшавшихся с возрастанием высоты грушевидных модулей, причем нижний был неизменно выкрашен в синий цвет, второй – в темно-красный, а третий и четвертый – в темноватый горчичный и черный цвета, соответственно. Навершием каждому зданию служил прихотливо искривленный чугунный стержень той или иной длины. Гостиница на берегу реки выглядела не столь чудаковато-канонической, ее окружал радующий глаз – по меньшей мере издали – цветущий сад. Дорога вела вдоль реки на восток, и теперь Кугель заметил движущийся по ней караван из шести фургонов на высоких колесах. Его опасения рассеялись – в поселке очевидно допускали присутствие чужеземцев; Кугель стал с уверенностью спускаться с холма.
На окраине поселка Кугель остановился и открыл сумку, все еще державшуюся у него на поясе, хотя уже существенно потрепанную. Изучив ее содержимое, Кугель нашел пять терциев – сумму, вряд ли способную удовлетворить его потребности. Поразмышляв, Кугель набил сумку небольшими окатышами, подобранными на обочине, что позволило придать ей внушительные вес и полноту. Стряхнув пыль с одежды, он поправил на голове зеленую охотничью кепку и направился в поселок.
Пока он шел по улице, никто не пытался преградить ему путь; никто даже не обращал на него никакого внимания. Пересекая площадь, Кугель задержался, чтобы рассмотреть сооружение еще более причудливое, нежели окружавшие его произведения местных архитекторов: большой и глубокий каменный очаг. В очаге ярко пылали поленья, его окружали пять фонарей на чугунных опорах. В каждом фонаре горели пять фитилей, а над фитилями были устроены сложные конструкции из зеркал и линз, предназначение которых оставалось для Кугеля непостижимым. За этим сооружением прилежно ухаживали два молодых человека, очищавших от сажи двадцать пять фитилей, ворошивших горящие поленья и регулировавших винты и рычажки, в свою очередь контролировавшие положение зеркал и линз. Молодые люди носили, по всей видимости, принятые в этих краях костюмы: голубые шаровары до колен, красные рубахи, черные жилеты с бронзовыми пуговицами и широкополые шляпы. Взглянув на Кугеля без всякого любопытства, они вернулись к своим занятиям, а Кугель прошествовал к гостинице.
В примыкавшем к гостинице саду две дюжины местных жителей сидели за столами и с очевидным аппетитом поглощали какие-то блюда и напитки. Кугель понаблюдал за ними пару минут – их учтивая изящная жестикуляция напоминала манеры, преобладавшие в далеком прошлом. Люди эти были так же непривычны Кугелю, как их строения: бледные и тощие, яйцеголовые и длинноносые, они отличались выразительными темными глазами, причем у каждого из были так или иначе, по-разному, обрезаны уши. Лысины мужчин – а они все были совершенно лысыми – блестели в красных солнечных лучах. Женщины разделяли волосы пробором посередине, а по бокам коротко стригли их «под горшок», так, чтобы они не достигали ушей примерно на сантиметр; Кугелю такие прически показались непривлекательными. Пиршество жителей поселка болезненно напомнило Кугелю о качестве пищи, благодаря которой он выжил в Бледных Промоинах – о терциях он больше не помышлял. Кугель зашел в сад и уселся за стол. К нему приблизился дородный субъект в синем переднике; разглядев потрепанную одежду Кугеля, он нахмурился. Кугель тут же вынул из сумки два терция и протянул их человеку в переднике: «Возьмите это на чай, любезный, чтобы мне не отказывали в самом проворном обслуживании. Я только что закончил долгий и трудный путь и страшно проголодался. Вы могли бы принести мне примерно такое же блюдо, каким угощается господин за соседним столом, и бутыль вина. Попросите также владельца гостиницы приготовить для меня удобный спальный номер». Кугель беззаботно снял с пояса сумку и шлепнул ее на стол так, чтобы стук произвел желаемое впечатление: «Мне потребуются также ванна, чистое белье и услуги брадобрея».
«Я – владелец гостиницы, – отозвался человек в синем переднике. – Сейчас же прослежу за тем, чтобы ваши желания были выполнены».
«Превосходно! – сказал Кугель. – Ваше заведение производит на меня положительное впечатление – возможно, я останусь у вас на несколько дней».
Хозяин гостиницы благодарно поклонился и поспешил проследить за приготовлением ужина для Кугеля.
Кугель плотно подкрепился, хотя второе блюдо – раки с холодцом, приправленным нашинкованным пунцовым мангонилем – показалось ему излишне пряным и жирным. Жареная птица, однако, не вызвала у него никаких нареканий, а вино настолько понравилось Кугелю, что он заказал вторую бутыль. Майер, владелец гостиницы, сам принес эту бутыль, а похвалы принял как должное: «В Гундаре нет лучшего вина! Конечно, оно обходится недешево, но вы – человек, умеющий ценить удовольствия жизни!»
«Вы совершенно правы, – подтвердил Кугель. – Садитесь, выпейте со мной пару бокалов. Должен признаться, ваш необычный городок вызывает у меня любопытство».
Владелец заведения охотно принял предложение Кугеля: «Меня удивляет то, что вы находите Гундар необычным. Я прожил здесь всю жизнь, и наш поселок кажется мне ничем не примечательным».
«Могу обратить ваше внимание на три обстоятельства, на мой взгляд вызывающих интерес, – возразил Кугель, у которого вино вызвало некоторую словоохотливость. – Во-первых, напоминающие луковицы или груши этажи местных построек. Во-вторых, устройства из зеркал и линз над очагом в центре площади – согласитесь, любому чужестранцу хотелось бы узнать их назначение. И в-третьих, тот факт, что на голове всех мужчин в Гундаре нет ни единого волоска».
Майер задумчиво кивнул: «Местные архитектурные особенности, по меньшей мере, легко поддаются объяснению. Древние гунды жили в гигантских тыквах. Когда часть стены растрескивалась или прогнивала, ее заменяли деревянным щитом – и в конце концов обитатели тыкв оказывались жильцами домов, полностью изготовленных из дерева, но оформленных в том же стиле. В том, что касается огня и прожекторов – разве вам не известен распространившийся по всему миру Орден солнечных эмосинариев? Мы стимулируем жизнеспособность Солнца; пока испускаемый нами луч симпатической вибрации регулирует внутреннее сгорание Солнца, оно никогда не погаснет. Такие же станции существуют и в других местах – в Синем Азоре, на острове Бразеле, в окруженном неприступными стенами городе Мунте, а также в обсерватории Великого Звездохранителя в Вир-Виссилисе».
Кугель с сожалением покачал головой: «Насколько мне известно, многое изменилось. Остров Бразель погрузился в пучины вод. Дистропы снесли Мунт до основания уже тысячу лет тому назад. Я никогда ничего не слышал о Синем Азоре и о Вир-Виссилисе, хотя обошел и объездил много стран. Возможно, здесь, в Гундаре, вы – последние солнечные эмосинарии, оставшиеся на Земле».
«Плохие новости! – воскликнул Майер. – Значит, заметному ослаблению солнечной активности нашлось объяснение. Возможно, нам следует удвоить число поленьев под регулятором».
Кугель налил еще вина себе и собеседнику: «В связи с чем возникает вопрос. Если, как я подозреваю, в Гундаре продолжает функционировать последняя станция эмосинариев, кто регулирует Солнце ночью, когда оно заходит?»
Владелец гостиницы покачал головой: «Не нахожу ответа. Может быть, в ночное время Солнце просто отдыхает – спит, если можно так выразиться – хотя, конечно, это не более, чем предположение».
«Позвольте мне выдвинуть другую гипотезу, – рассуждал Кугель. – Вполне возможно, что угасание Солнца достигло уровня, не позволяющего больше как-либо регулировать его светимость, в связи с чем усилия гундов, ранее похвальные и полезные, больше не оказывают желаемое воздействие».
Майер растерянно воздел руки к небу: «Подобные сложности превосходят мое понимание! Постойте-ка – к нам пожаловал нольде Гуруска! – хозяин гостиницы обратил внимание Кугеля на крупного субъекта с грудью колесом и щетинистой черной бородой, остановившегося у входа. – прошу меня извинить, я сейчас вернусь». Поднявшись на ноги, Майер подошел к Гуруске и несколько минут обсуждал с ним какой-то вопрос, то и дело указывая на Кугеля. В конце концов чернобородый субъект решительно махнул рукой, прошествовал по саду к столу Кугеля и произнес гулким басом: «Насколько я понимаю, вы утверждаете, что на Земле не осталось других эмосинариев, кроме гундов?»
«Я не выступал с безапелляционными утверждениями, – осторожно возразил несколько уязвленный Кугель. – Я лишь позволил себе заметить, что посетил много стран, и что нигде, кроме Гундара, мне не приходилось слышать об Ордене солнечных эмосинариев, в связи с чем я осмелился предположить, что какие-либо другие станции, регулирующие солнечное излучение, больше не существуют».
«В Гундаре „невинность“ рассматривается как положительное свойство, а не просто как не заслуживающее внимания отсутствие вины, – заявил Гуруска. – Мы не такие тупицы, как могли бы предположить иные потасканные бродяги».
Кугель сдержал замечание, готовое сорваться с языка, и удовольствовался пожатием плеч. Майер отошел в сторону вместе с Гуруской, и они побеседовали еще несколько минут, нередко поглядывая на Кугеля. Наконец чернобородый обладатель баса удалился, а владелец заведения вернулся к столу Кугеля: «У гундарского нольде не слишком любезные манеры, – признался Майер, – но в целом и в общем он человек весьма компетентный».
«Мне не подобает высказывать какие-либо мнения по этому поводу, – сказал Кугель. – Но в чем, по существу, заключаются его обязанности?»
«В Гундаре точности и методичности придается огромное значение, – пояснил Майер. – Мы считаем, что отсутствие порядка способствует беспорядку, и должностным лицом, ответственным за пресечение всевозможных капризов и отклонений от нормальности, является нольде… О чем мы говорили раньше? Ах да, вы упомянули об очевидном отсутствии волос у гундарских мужчин. Не могу предложить какое-либо неоспоримое объяснение этого факта. По словам наших мудрецов, полное облысение следует считать окончательным усовершенствованием человеческой расы. Другие, однако, больше доверяют древней легенде. Пара чародеев, Астерлин и Молдред, соревновались, стремясь заслужить благорасположение гундов. Астерлин обещал наделить их сплошным волосяным покровом, чтобы они никогда больше не нуждались в одежде. Молдред, напротив, предложил гундам облысение – со всеми сопутствующими преимуществами – и, разумеется, гунды отдали ему предпочтение. По сути дела, Молдред стал первым гундарским нольде, занимая ту должность, на которую теперь назначен Гуруска». Владелец гостиницы поджал губы, глядя куда-то в пространство, за пределы своего сада: «Гуруска – человек недоверчивый. Он напомнил мне о неукоснительном правиле – я обязан просить всех временно останавливающихся у нас гостей ежедневно расплачиваться по счетам. Разумеется, я заверил его в вашей добропорядочности, не вызывающей никаких сомнений – но просто для того, чтобы умиротворить нашего градоначальника, утром я предъявлю вам счет».
«Это равносильно оскорблению! – высокомерно заявил Кугель. – Неужели мы обязаны униженно потакать любым прихотям Гуруски? Только не я, могу вас заверить! Я рассчитаюсь с вами так, как это обычно делается».
Хозяин заведения моргнул: «Могу ли я поинтересоваться, как долго вы намерены оставаться в Гундаре?»
«Я хотел бы отправиться на юг кратчайшим путем – насколько я понимаю, в данном случае мне лучше всего спуститься по реке в какой-нибудь лодке».
«Караван может довезти вас через Лирр-Эйнг до Лумарта за десять дней. Река тоже протекает мимо этого городка, но плавание вниз по течению не рекомендуется в связи с наличием поблизости от берегов трех нежелательных районов. Болота Лалло кишат жалящими насекомыми, древесные карлики из леса Сантальба забрасывают проплывающие мимо лодки нечистотами, а Отчаянные пороги разбивают лодки в щепы и ломают кости тонущим».
«В таком случае мне придется ехать с караваном, – заключил Кугель. – Тем временем я останусь в Гундаре – если, конечно, преследования со стороны Гуруски не станут нестерпимыми».
Облизав губы, Майер оглянулся через плечо: «Я заверил Гуруску, что буду неукоснительно следовать заведенным правилам. Боюсь, что, если я это не сделаю, нам грозят большие неприятности…»
Кугель отозвался великодушным жестом: «Принесите сургуч и печать! Я запечатаю сумку, содержащую драгоценные опалы и квасцы. Мы разместим ее в сейфе, и вы можете хранить ее в качестве залога. Против этого не возразит даже Гуруска!»
Майер в ужасе всплеснул руками: «Я не могу взять на себя такую ответственность!»
«Не беспокойтесь! – доверительно понизил голос Кугель. – Я защитил сумку заклинанием. Если грабитель вскроет сумку, драгоценности тут же превратятся в гальку».
Майер продолжал сомневаться, но согласился принять сумку Кугеля на хранение. Они вместе проследили за тем, чтобы она была запечатана сургучом, после чего ее поместили в сейф владельца гостиницы.
Кугель удалился к себе в номер, где он выкупался, воспользовался услугами брадобрея и переоделся в предоставленный ему новый костюм. Поправив кепку на голове так, чтобы она залихватски сидела набекрень, он вышел прогуляться на площадь.
Конечно, он не преминул подойти к станции солнечных эмосинариев. Так же, как прежде, два молодых человека прилежно работали вокруг очага – один поддерживал огонь и регулировал оптические приборы пяти фонарей, тогда как другой постоянно следил за тем, чтобы передающий стимулирующую вибрацию луч был точно направлен на заходящее Солнце.
Кугель рассматривал станцию со всех сторон, и в конце концов юноша, подкидывавший поленья в очаг, спросил его: «Не вы ли тот самый путешественник, который недавно выразил сомнения по поводу эффективности системы эмосинариев?»
Кугель осторожно выбирал слова: «Беседуя с Майером и Гуруской, я высказал следующие замечания: доподлинно известно, что остров Бразель погрузился в Мелантинский залив – о его существовании уже почти забыли. Известно, что окруженный крепостными стенами город Мунт давно разрушен завоевателями, от него остались только безжизненные руины. По поводу Синего Азора и Вир-Виссилиса я ничего не знаю и никогда о них не слышал. Больше я не выражал никаких мнений».
Молодой хранитель очага раздраженно подбросил в огонь охапку поленьев: «Тем не менее, нам сказали, что вы считаете наши усилия бесполезными».
«Я не делал столь далеко идущих выводов, – вежливо возразил Кугель. – Даже если другие станции эмосинариев заброшены или разрушены, вполне возможно, что гундарского регулятора достаточно. Кто знает?»
«Вот что я вам скажу! – заявил хранитель очага. – Мы трудимся безвозмездно, а в свободное время валим деревья, пилим их и перевозим сюда поленья. Это тяжелая и скучная работа».
Юноша, регулировавший направление луча, генерируемого станцией, тоже пожаловался: «Гуруска и старейшины ни черта не делают, только приказывают нам вкалывать – приказывать легко и удобно! Молодежь – в том числе Джанред и я – не такие простаки, как может показаться. В принципе, мы отвергаем любые догматические учения. Лично я считаю обслуживание системы солнечных эмосинариев бесполезной тратой усилий и времени».
«Если другие станции заброшены, – рассуждал Джанред, подбрасывавший поленья, – кто или что регулирует светимость Солнца, когда оно скрывается за горизонтом? Вся эта система – полнейшая чепуха, враки!»
Оператор зеркал и линз заявил: «И я могу это продемонстрировать, освободив всех гундов от неблагодарного рабского труда!» Он повернул рычаг: «Извольте заметить! Луч регулятора больше не направлен на Солнце. Смотрите! Солнце светит, как прежде, нисколько не нуждаясь в нашем вмешательстве».
Кугель посмотрел на Солнце; действительно, судя по всему, оно светило по-прежнему, время от времени морщась и подрагивая, как старик, страдающий подагрой. Юноши наблюдали за дневным светилом с таким же интересом и, по мере того, как минута проходила за минутой, стали удовлетворенно бормотать себе под нос: «Вот и доказательство! Солнце не погасло!»
Пока они продолжали наблюдение, однако, Солнце – возможно, совершенно случайно – болезненно померкло и, казалось, спазматически ускорило движение к горизонту. За спиной Кугеля и молодых людей раздался возмущенный рев – к ним подбежал нольде Гуруска: «Что означает эта безответственность? Немедленно направьте регулятор на Солнце! Вы что, хотите бродить на ощупь в темноте до конца своих дней?»
Юноша, поддерживавший огонь, возмущенно ткнул большим пальцем в сторону Кугеля: «Он убедил меня в том, что в нашей системе нет необходимости, и что все наши труды бесполезны».
«Как?! – впечатляющие грудь и борода Гуруски повернулись к Кугелю. – Вы появились в Гундаре всего лишь несколько часов тому назад и уже пытаетесь пошатнуть незыблемые основы нашего существования? Предупреждаю вас, наше терпение не бесконечно! Уходите отсюда и больше не приближайтесь к станции эмосинариев!»
Задыхаясь от ярости, Кугель развернулся на каблуках и промаршировал прочь.
На пустыре, где остановился караван, он навел справки о возможности поездки на юг, но прибывшая в полдень вереница фургонов должна была отправиться утром обратно на восток.
Кугель вернулся в гостиницу и сел за стол в таверне. Заметив трех человек, игравших в карты, он приблизился к ним и стал наблюдать за игрой. Гунды развлекались упрощенным вариантом рамполио, и через некоторое время Кугель сообщил игрокам, что хотел бы к ним присоединиться. «Но только в том случае, если ставки не слишком высоки, – предупредил он. – У меня нет достаточного опыта, и я не хотел бы потерять больше пары терциев».
«Ха! – воскликнул один из игроков. – Какой смысл в деньгах? Никто из нас не сможет их потратить после смерти!»
«Если вы проиграете нам все свое золото, вам не придется тащить его с собой», – пошутил другой.
«Каждому приходится учиться, рано или поздно, – заверил Кугеля третий. – Вам повезло: вы повстречались в Гундаре с тремя экспертами и можете приобрести полезнейший опыт».
Кугель испуганно отшатнулся: «Но я не хочу проиграть больше одного терция!»
«Не бойтесь! И не будьте таким скрягой – присаживайтесь!»
«Ну хорошо, – уступил Кугель. – Рискну. Но у вас потрепанные, грязные карты. А у меня есть новая, еще не использованная колода».
«Превосходно! Сыграем на славу!»
Через два часа три гунда бросили карты на стол, смерив Кугеля долгими подозрительными взглядами и, словно по сигналу, одновременно повернулись и вышли из таверны. Кугель подсчитал выигрыш: тридцать два терция и несколько старых медных грошей. Слегка повеселев, он вернулся в свой номер.
Наутро, за завтраком, Кугель заметил прибытие нольде Гуруски, немедленно завязавшего разговор с владельцем гостиницы. Через несколько минут Гуруска подошел к столу Кугеля с довольно-таки зловещей ухмылкой на лице; Майер беспокойно переминался с ноги на ногу в нескольких шагах у него за спиной.
Кугель вежливо спросил тоном, свидетельствовавшим о некотором раздражении: «Что вам понадобилось на этот раз, нольде? Солнце взошло – таким образом, вы можете убедиться в том, что я никоим образом не пытался повлиять на функционирование вашего регулятора».
«Меня интересует другой вопрос. Вам известно, какие наказания полагаются за мошенничество?»
Кугель пожал плечами: «Какое это может иметь отношение ко мне?»
«Эти наказания суровы, и я еще вернусь к их описанию. Но прежде всего позвольте спросить: вы действительно доверили Майеру на хранение сумку, якобы содержащую драгоценности?»
«Да, доверил. Должен заметить также, что мое имущество защищено заклинанием: любая попытка похитить драгоценные камни превратит их в обычную гальку».
Гуруска продемонстрировал сумку Кугеля: «Как вы можете видеть, печати не сломаны. Но я разрезал кожу и заглянул внутрь. В вашей сумке, как прежде, так и в настоящее время, – Гуруска торжествующим жестом высыпал содержимое сумки на стол, – находятся только окатыши вроде тех, какие можно подобрать на обочине!».
Кугель возмущенно воскликнул: «Мои драгоценности! Вы превратили их в мусор! Вы несете за это всю ответственность и обязаны выплатить возмещение!»
Гуруска оскорбительно расхохотался: «Если вы можете превращать драгоценные камни в щебень, вы сможете превратить щебень в драгоценные камни. А теперь Майер предъявит вам счет. Если вы откажетесь платить, я прикажу запереть вас в темнице под виселицей и содержать вас в заключении, пока вы не придумаете, как расплатиться с долгами».
«Ваши отвратительные подозрения абсурдны! – заявил Кугель. – Майер, покажите счет! Покончим с этой вульгарной комедией раз и навсегда!»
Майер приблизился и протянул Кугелю бумажку: «В общем и в целом вы должны мне одиннадцать терциев – не считая, конечно, чаевых, которые мне полагаются, если уж говорить откровенно».
«Чаевые вам не полагаются, – отрезал Кугель. – Вы всех своих постояльцев подвергаете такому непростительному обращению?» Он отсчитал и швырнул на стол одиннадцать терциев: «Возьмите деньги и оставьте мены в покое!»
Майер собрал монеты дрожащими руками; Гуруска издал нечленораздельный звук и отвернулся. Покончив с завтраком, Кугель снова пошел прогуляться по площади. Здесь он увидел бегущего подростка, служившего в таверне поваренком. Кугель попросил его задержаться: «Судя по всему, ты проворный и сообразительный парень. Как тебя зовут?»
«Обычно меня называют Зеллером».
«Надо полагать, ты хорошо знаешь всех жителей Гундара?»
«Можно сказать и так. А почему вы спрашиваете?»
«Прежде всего, – поднял указательный палец Кугель, – я хотел бы знать, желаешь ли ты использовать свои познания с выгодой для себя?»
«Разумеется – если это не привлечет внимание нольде».
«Очень хорошо. Как видишь, поблизости имеется пустующий киоск – он послужит нашим целям. Через час мы приступим к осуществлению нашего плана».
Кугель вернулся в гостиницу, и по его требованию Майер принес ему табличку из плотного картона, кисть и краску. Кугель изготовил объявление:
«ЗНАМЕНИТЫЙ ЯСНОВИДЕЦ КУГЕЛЬ
КОНСУЛЬТИРУЕТ, ИСТОЛКОВЫВАЕТ И ПРЕДСКАЗЫВАЕТ
СПРАШИВАЙТЕ! И ВАМ ОТВЕТЯТ!
ТРИ ТЕРЦИЯ ЗА КАЖДУЮ КОНСУЛЬТАЦИЮ».
Кугель повесил объявление на киоске, раздвинул шторки, закрывавшие проем над прилавком, и стал ожидать клиентов. Тем временем поваренок незаметно спрятался в глубине киоска.
Почти немедленно прохожие, пересекавшие площадь, стали задерживаться, чтобы прочесть объявление. Через некоторое время женщина лет тридцати подошла поближе: «Три терция – дорого! Какие результаты вы гарантируете?»
«Никаких – такова природа вещей. Я – опытный ясновидец, знакомый с магическими методами, но полученные мной сведения поступают из неизвестных источников, не поддающихся контролю».
Женщина положила на прилавок три монеты: «Если вы сможете решить мою проблему, три терция – сущая безделица. Всю жизнь моя дочь была совершенно здорова, а теперь хворает и замкнулась в себе. Все мои попытки ее вылечить не помогают. Что мне делать?»
«Одну минуту, мадам, позвольте мне погрузиться в медитацию». Кугель задернул шторки киоска и откинулся назад, чтобы расслышать шепот поваренка, после чего снова раздвинул шторки: «Я прислушался к голосу космоса, и он просветил меня! Ваша дочь, Далиана, беременна. Я могу узнать имя отца ее ребенка, но это будет стить еще три терция».
«С удовольствием расстанусь еще с тремя монетами», – мрачно проворчала клиентка. Уплатив, она получила интересующую ее информацию и целенаправленно удалилась.