Восстание Весперов Корман Гордон

Она вернулась в спальню и села к столу, склонившись над загадочным посланием. Чем больше она на него смотрела, тем меньше в ней оставалось решимости. Желать что-то сделать совсем не то же, что знать, как это сделать. Она решительно сжала зубы и стала думать. Смерть матери. Исчезновение отца. Этому она была бессильна помешать. Семья ее разрушилась, не выполнив своего предназначения, но его еще никто не отменял. И роль Джеймса Кэхилла осталась прежней, хотят они с Беатрис того или нет. И она единственный человек в семье, способный выполнить эту миссию. Если только у нее получится расшифровать послание с яхты.

Вот только как?

Мадам Фуршетт была в ярости.

— Что я скажу вашему отцу, когда он спросит меня, почему его дочь выросла такой невеждой?! — кричала она. — Почему вы не можете быть, как ваша сестра?

— Потому что она одна такая, — пробурчала Грейс.

— Беатрис сделала все домашнее задание, а вы не написали ни строчки! Я выясню, в чем дело! — угрожала учительница.

«Да только не ее ума дело». Она всю прошлую неделю день и ночь, потеряв покой и сон, пыталась разгадать послание с таинственной яхты. Она перерыла всю домашнюю библиотеку, а когда не нашла ответа, обратилась к библиотеке Княжеского дворца в резиденции Гримальди. Теперь стало очевидно, что между людьми по имени ВС, бычьим глазом, Белым домом, утром, факелом и кольцом нет ничего общего. А этот «ДжСП», кто он вообще такой?! Или такая? Она все-таки хорошо знала своего отца и помнила, что в круг его интересов не входят ни Джек-Рассел, спортивный пегий, ни Джорджийская Служебная Почта, ни Джордания серебристо-пятнистая, кем бы она ни была.

— Я так и предполагала, вам даже нечего сказать в свое оправдание, — ледяным тоном продолжала мадам. — И поскольку вы не в состоянии написать сочинение, я требую, чтобы вы пятьсот раз написали предложение: «Я должна выполнять домашнюю работу». И немедленно, s’il vous plait.

Грейс почувствовала, что сейчас у нее голова разорвется на части от боли. Представила эту бессмысленную работу, когда ей предстоит сделать столько всего важного… Хотелось ударить кулаком по столу от злобы.

Спускаясь по винтовой лестнице в спальню, Грейс услышала звон стекла из нижней гостиной. Фиске… Опять он разбил очередной шедевр. И куда смотрит Жизель? Ответ пришел из радиотранслятора, который стоял в прихожей. Оттуда раздавалась музыка по каналу Би-Би-Си из Лондона. Английская музыка была гувернантке явно интересней годовалого младенца, который все сносит на своем пути.

Грейс села за стол и написала три строчки. Очень хорошо. Осталось еще 497. Только она собиралась написать четвертую, как музыка на полпесни оборвалась.

«Мы прерываем нашу программу сводкой новостей. Началась высадка союзнических войск в Северной Африке, военная операция под названием „Факел“. Вчера Британские и Американские войска атаковали северное побережье Африки по трем направлениям — в Алжире, Оране и Касабланке. Наступление под командованием генерала американской армии Джорджа С. Паттона…»

Сводка продолжалась, но Грейс больше ничего не слышала.

Джордж С. Паттон… ДжСП!

Операция «Факел».

Касабланка. В переводе с испанского значит «белый дом»!

Все теперь ясно. Белый дом в Вашингтоне тут совершенно ни при чем. Отец должен отправиться в Касабланку и встретиться там с генералом Паттоном, командующим операцией «Факел»!

Это немыслимо, абсурдно. Но все, что касается Кэхиллов, кажется абсурдным. Если и Бен Франклин, и Наполеон, и русские монархи были Кэхиллами, то почему бы и нет? Паттон может оказаться таким же Кэхиллом, как и они. И в таком случае, генерал сможет расшифровать оставшуюся часть послания Морзе — это «ВС», «бычий глаз» и «перстень».

Сердце ее запрыгало от радости — она расшифровала, у нее получилось! Но тут же радость сменилась отчаянием — а где сейчас отец? Искать его? Да пока она его найдет, операция «Факел» будет уже в учебниках истории. Или ей самой прорваться к генералу Паттону? Но как? Через американское посольство?

Ну разумеется. Сейчас американцы остановят наступление и будут ждать, пока генерал возьмет трубку и поговорит по телефону с какой-то тринадцатилетней девчонкой.

В голове царил полный сумбур. Что делать? Смысл послания очевиден и другого мнения тут однозначно нет — у нее хранится информация высочайшей важности, которая, вероятно, может решить исход войны. Если верить семейной летописи, Кэхиллы настолько влиятельны, что от их решений зависит история человечества. А их военная тактика, соответственно, определяет исход сражений и может стать поворотной в ходе войны. А если это сообщение спасет жизни миллионов людей и война закончится? Наступит конец горю и насилию, и человек будет избавлен от ужасов войны? В семейных преданиях рассказывалось, сколько пришлось вынести Кэхиллам от бесчеловечных войн и бесконечной вражды.

Надо найти отца. Теперь он нужен не только ей, одинокой тринадцатилетней девочке с несмышленым братом на руках. Он нужен всему миру. Но следы его теряются где-то далеко-далеко, совсем на другом конце света.

Что делать?..

Брови ее нахмурились, и вдруг она поняла что-то совершенно для себя новое. Да, да, конечно. Почему именно отец? Эта миссия должна быть выполнена Кэхиллами. И кроме отца… Например, она… она же тоже Кэхилл… Что ж теперь сидеть и разводить руками, что Джеймс Кэхилл пропал? Но существует еще и Грейс Кэхилл! Получается, что…

«Да что я думаю? Как я одна могу спасти мир? Мне только тринадцать и я совсем еще ребенок! Мне даже без спроса из дома-то нельзя выйти! Не то, что на войну…»

А Касабланка? До нее сотни миль, и к тому же она на другом конце Средиземного моря. А точнее, прямо напротив. Да туда и в мирное время не добраться. И сейчас кругом война, там идет наступление. Нет, сейчас туда никакими путями не доедешь. И в самом деле, что за чудовищная мысль? Нет, нет… все исключено. И потом… Ну, предположим, она каким-нибудь чудом попадает туда, в самое пекло, и что ее ждет? Шальная пуля, да и только.

Она встала из-за стола, сложила на груди руки и высоко подняла голову, прислушиваясь к тому, что происходит где-то в самой глубине ее сердца. Это было какое-то новое, незнакомое чувство. И вдруг она со всей ясностью осознала простую и очевидную истину. Она Кэхилл. И этим все сказано. Все прочее — ее сомнения, воображение, тревоги — все чушь. И как это ни чудовищно, как это ни надуманно может показаться, но истина состояла в том, что это ее война. И ей нельзя сидеть, сложа руки. Последствия? Опасность? Ерунда!

Удивительно, но сама того не понимая, она откликнулась на этот зов, сделав то же, что делали ее предки все предыдущие 450 лет.

Из Монако в Касабланку.

Если идти по суше, то это путешествие длиной в тысячу миль через воюющие страны и линию огня. И потом еще Гибралтарский пролив.

Если по воде, то это более прямой путь, но Средиземное море слишком опасно во время войны. И потом, корабли слишком медленные. Когда она, наконец, причалит к берегам Африки, генерал Паттон уже покинет Касабланку. И получится, что она зря проделала весь этот путь.

А если по воздуху? Возможно. Но «возможно» это еще не «наверняка». Разве что долететь до Северной Африки на таком маленьком аэроплане, который не вызовет подозрений у воюющих сторон и его не станут обстреливать?

Грейс погрузилась в раздумья. Ладно — воюющие державы, Бог с ними. А что скажет Беатрис? А еще хуже — Жизель с Мадам Фуршетт? С ними-то что делать? А если потом слухи об ее исчезновении дойдут до отца? Он же наделает шума на весь мир — если, конечно, он еще не забыл, что у него есть семья где-то в Монте-Карло.

Но это теперь не имеет значения. Кэхиллы на протяжении веков вмешивались в ход мировой истории. И сейчас именно тот поворотный момент.

Чемодан лежал на полу с открытой крышкой, и в нем была всего одна вещь — ее паспорт. Будущее, которое ждало ее впереди, настолько туманно, что даже не придумывается, какие вещи взять в дорогу. Смену одежды? Но где она будет переодеваться? Зубную щетку? Где она найдет на войне умывальник? В конце концов, она сунула паспорт в карман, а чемодан задвинула ногой под кровать.

Единственное, что случится наверняка, это то, что ей придется ежедневно спасать свою жизнь. И бегать наперегонки со смертью. Очень быстро. И чемодан вряд ли тут поможет.

И ей точно понадобятся деньги. Очень большие. Чтобы наличными прокладывать себе путь. Они открывают любую дверь, дают зеленый свет и частный самолет во все точки мира. Грейс знала, что денег у отца предостаточно. Но код от сейфа был известен только ему. Признаться, она не раз пыталась найти к нему доступ. Еще как пыталась. На самом деле, она не собиралась воровать его деньги. Зачем они ей? Просто у нее всегда было предчувствие, что в один прекрасный день они могут пригодиться. Так, на всякий случай. И вот, вздохнув, подумала о том, что этот день наступил. Только она не знает кода.

На цыпочках она прокралась в отцовский кабинет, тихонько проскользнув мимо кухни. Маленький Фиске требовал еще печенья, и Жизель отвечала, что хорошо, она даст одно, если тот попросит его на французском. Грейс невольно улыбнулась. Можно подумать, что он понимает, чего она от него хочет. Он конечно же победит. Малыш Фиске еще не знал слова «нет». Сердце ее сжалось — вот теперь и она бросает его. Как папа. Но она уходит не навсегда и уже скоро вернется. Непременно вернется. Хотя впереди столько опасностей… Грейс пока даже не решалась думать, как ей придется с ними справляться, куда приведет ее судьба и сколько впереди неизвестного.

Нет, она была отнюдь не такой, как Беатрис — эта вечная паникерша и законченная пессимистка. Но при всем своем желании, она не могла закрывать глаза на правду и не думать о последствиях. Она честно отдавала себе отчет в том, что это приключение может обернуться путешествием в один конец.

«И если я погибну, кто еще полюбит маленького Фиске?»

Она отогнала грустные мысли и вернулась к делу. Сейф.

Сначала она решила проверить все возможные комбинации с числом 39. Это, насколько ей было известно, было какое-то очень важное число в клане Кэхиллов. Что-то с ним было связано, и родители то и дело упоминали его в своих разговорах. Отец наверняка придумал такой код, в котором были цифры, связанные с его семьей. Например, день рождения Моцарта. Потому что он был страстным его поклонником. 27 января.

Затаив дыхание, Грейс повернула колесо. 30-1-27.

Тихо.

Хорошо, попробуем Авраама Линкольна. 12 февраля. Набираем: 39-2-12.

Тишина.

Потом она перебрала всех: и Говарда Картера — 9 мая, и китайского императора Пу И — 7 февраля, и великую княгиню Анастасию — ее день рождения 18 июня.

Ничего.

Вдруг Грейс осенила мысль, от которой ее бросило в холодный пот — таких имен может быть сотни — сотни Кэхиллов, прославившихся на весь мир за пять последних веков. И у каждого из них по немалой дюжине знаменательных дат — начиная от сегодняшнего дня и заканчивая годом, когда пожар уничтожил лабораторию Гидеона Кэхилла — 1507.

Стоп!

1507! 15–07!

Она набрала 39-15-7 и дрожащими руками повернула колесо замка.

Ее бросило в жар.

Ничего.

Она с самого начала знала, что у нее ничего не выйдет. И ее ждет провал.

«И пусть провал. Но пусть только не сейчас, пока я еще даже не вышла из дома и не выехала из Монте-Карло».

Она упрямо нахмурилась.

И снова набросилась на числа. Только теперь в другом порядке.

15-7-39.

Раздался железный щелчок, и дверь сейфа бесшумно отворилась.

Ничего себе…

Она даже не знала, что бывает столько денег.

Ну, очень много.

Больше, чем она могла себе представить. Пачки и пачки банкнот, перевязанные резинками — французские франки, британские фунты, итальянские лиры, немецкие марки и американские доллары. И даже полотняный мешок с золотыми монетами. Она схватила со стола кожаный отцовский портфель с его инициалами и, сколько влезло, до верху набила его купюрами. В мирные времена ей бы хватило этих денег до Северного полюса и обратно. Но не на войне. На войне все по-другому.

— Пойду погуляю в сад! — крикнула она в воздух.

И почувствовала, как перехватило горло, как хлынули слезы. Она даже не подозревала, что в ней помещается столько слез… Нет, это, конечно, не родина, но именно здесь она в последний раз видела мать. Матерью дышало здесь все, каждый предмет, каждая безделушка. Материнская улыбка, взгляд — все теперь стало лишь воспоминанием для Грейс.

Она запрыгнула на велосипед и поехала по шоссе вдоль моря.

Право, это было бы смешно, если б не было так грустно — катить, крутя педали, на фронт с распухшим от денег портфелем, заброшенным в старую велосипедную корзину. При этом ликование переполняло ее, хотелось зазвенеть на весь мир велосипедным звонком.

Аэродром был совсем близко, потому что в стране, площадь которой одна квадратная миля, близко все.

Монако — это жемчужина, маленькое чудо посреди обычного мира. Грейс любила его огромный кафедральный собор и средневековый замок на верхушке нависшего над морем утеса. Одно из самых прекрасных мест, которые видела Грейс. И одно из самых грустных. Здесь умерла ее мама, а вместе с ней ушло и очарование здешних мест. Горные пейзажи Монако, сияющее под солнцем море, праздничная красота природы — все это померкло в ее глазах и стало бесцветным и будничным.

Она легко преодолела подъем и спрыгнула с велосипеда. Оставив его на улице, она вошла в здание маленького аэродрома. Внутри помещался лишь кабинет врача и билетная касса за небольшим прилавком.

— Простите, пожалуйста, месье, — обратилась она к клерку, выложив на прилавок паспорт. — Я бы хотела заказать перелет.

Клерк подвинул очки, сползавшие с его длинного носа, и недоуменно уставился на Грейс.

— Простите, мадемуазель, а где ваш отец?

— Перелет заказываю я, а не мой отец, и лично для себя. Я лечу в Касабланку, Северная Африка, — без тени смущения ответила она.

— В Касабланку? — рассмеялся клерк. — А вы знаете, что пока мы тут с вами мило беседуем, Касабланка находится под обстрелом нескольких дивизий? Там совершенно нечего делать маленьким девочкам!

— Но мне повезло — я не маленькая девочка, — ледяным тоном ответила Грейс.

— И тем не менее! В Касабланку рейсов нет. Самолеты туда не летают. Кроме тех, которые бросают на нее бомбы!

— Я в курсе, — настаивала она. — И желаю зафрахтовать воздушное судно!

— Если вы найдете таковое, милости просим, но туда полетит разве что сумасшедший! — взорвался клерк. — И то — лишь за баснословные деньги, рискуя собственной машиной и головой!

Грейс, не говоря ни слова, поставила на прилавок портфель и раскрыла его перед носом у клерка.

Длинноносый только открыл рот в недоумении.

— Я должен спросить у пилотов, — промямлил он и исчез в распашных дверях, ведущих на взлетное поле.

Грейс щелкнула замком и застегнула портфель. Она вдруг словно увидела себя со стороны. Может, она и, правда, не похожа на «маленькую девочку», но как находка для грабителей, она просто идеальна.

Клерк вернулся меньше, чем через минуту.

— Как я и сказал, мадемуазель. Никто не летит в Касабланку.

— Но здесь еще золото, — хлопнула она по портфелю.

Он ответил ей немым пожатием плеч. Что было очень, очень по-французски.

— Мертвецу они ни к чему. Мне жаль разочаровывать вас, мадемуазель, но, возможно, это разочарование обернется для вас долгой и счастливой жизнью.

Она тихо вышла из конторы, еле волоча за собой ноги и держа в руках вдруг ставший очень тяжелым портфель. Ей подумалось о том, что за эти деньги легче купить самолет и самой пилотировать его в Касабланку. Но она тут же оставила эту мысль. Во-первых, у нее еще не было лицензии. А во-вторых, она пока недостаточно освоила навигацию, чтобы лететь через море в Касабланку, поскольку вместо нее она с таким же успехом может невзначай приземлиться в какой-нибудь Швеции.

На сердце лежал тяжелый камень.

Неужели это все? Ну, как же туда добраться? Не на прыгунках же прыгать через это море!

Она села на велосипед, поставила ногу на педаль и услышала за спиной чей-то грубый голос с невообразимым иностранным акцентом.

— Зачем тебе туда?

Перед ней стоял какой-то человек с очень темной кожей.

Короткая шея и широкое туловище делали его похожим на гигантского допотопного ящера. Пальто с торчащим во все стороны длинным мехом довершало картину.

— Вы, наверное, пилот? — шепотом сказала она.

— В Касабланке война. Зачем тебе туда? — повторил он.

— Это мое дело, — быстро ответила Грейс.

— А мое дело не попасть в лапы смерти, — парировал он. — Человек с головой на плечах не летает в Касабланку. Человек с деньгами в кармане не летает в Касабланку.

— А вы полетите? — осторожно спросила она.

— Это стоит много денег, — сказал он.

— Я заплачу вам десять тысяч американских долларов.

Брови его поползли вверх, точно две мохнатые гусеницы.

— Двадцать. И в начале, — бесстрастно произнес он.

— Хорошо. Двадцать. И в конце, — также бесстрастно ответила она.

— Как я знать, что деньги есть?

— Как я знать, что самолет есть? — пожала она плечами.

— Приходи в полночь, — прохрипел он. — В черных одеждах. Ты приносить деньги, я приносить самолет. Если кто спросить, молчи, что видела Драго.

Грейс была готова лететь под обстрелом в поисках неуловимого генерала, но так и не набралась смелости вернуться домой. Она боялась, что увидев Фиске и даже свою несговорчивую Беатрис, у нее уже не хватит духу бежать из дома.

Она покатила в сторону замка и на одной из центральных улиц купила себе одежду. Черные брюки, черную рубашку, черные сапоги и черную кожаную куртку. Ее новый гардероб обошелся в кругленькую сумму и был скорее впору молодым светским львицам, одетым по последнему писку моды, чем отчаянной беглянке, решившейся на смертельный полет по ночному небу. Но что правда, то правда — единственное, в чем она не знала недостатка, были деньги. Чего нельзя было сказать о ее мудрости, жизненном опыте и хотя бы самого смутного представления о том, что ее ждет в Касабланке. И если это ее первое испытание как истинного Кэхилла, то она вынуждена признаться: оно грозило полным провалом.

Еще какое-то время Грейс пребывала в иллюзии, что ей удастся найти камеру хранения для старой одежды, но в результате выбросила ее в первую попавшуюся помойку.

Все-таки, жизнь не игрушка.

Операция «Факел» — это реальность, и на Севере Африки идет настоящее наступление. И ее приключение может обернуться гибелью. Но даже если она выживет и каким-то образом вернется, интуиция подсказывала, что прежней уже не будет. Та Грейс Кэхилл, которая любила пышные платьица, зачитывалась толстыми романами и обожала бегать в кино на американские фильмы, исчезла для этого мира навсегда.

Наступил вечер. И мысли ее вернулись к семье. Интересно, они уже забеспокоились, что ее так долго нет? Скорее всего. Остается надеяться, что Беатрис не вызовет полицию, пока не взлетит самолет.

23:55.

Она бросила велосипед в сточную канаву, подхватила портфель и вышла на взлетное поле. Привыкнув к темноте, она заметила невдалеке слабое мерцание света в старом приземистом ангаре. Вокруг царила оглушительная тишина. Грейс вздрогнула, услышав стук собственного сердца.

Среди кромешной тьмы внутри светового пятна ангара угадывались контуры биплана.

Старого, неказистого, залатанного какими-то тряпками поверх видавшей виды обшивки. С кривой надписью «Ольга» на перекрашенном фюзеляже.

Грейс не выдержала и громко ахнула. Откуда они откопали это чудо техники?!

Вдруг прямо перед ней из темноты вырос Драго.

— А ты ждала, что это будет новый «B-29»?

— Нет… просто… а эта штука долетит до Касабланки?

— Нет, — сказал Драго.

— Нет?!

— Горючего хватит до Испания. Там у меня есть одна полоса под Валенсией. Оттуда «Ольга» долетит до Касабланки.

— Что-то не похоже, чтобы «Ольга» вообще могла подняться в небо, — сказала Грейс, с опаской глядя на самолет.

— Моя «Ольга» — чемпион первой в мире гонки «Цюрих — Момбаса», — сказал оскорбленный Драго. — Она доставляла помощь партизанам в Севилье. Она совершила посадку в Стамбуле, когда тот был еще Константинополем.

— Ну, тогда, вперед, — вздохнула Грейс и выудила из портфеля толстую пачку. — Десять тысяч. Вторые десять на месте.

Не успела она моргнуть, как он выхватил у нее деньги и запихнул их куда-то в глубины своего необъятного одеяния.

— Я не жадный. Десять тысяч достаточно. Если не лететь в Касабланку, где ждет верная смерть. Прощай, глупая девчонка.

— Но вы дали слово! — воскликнула Грейс.

— Вот тебе совет, можешь его оставить своим внукам: никому не верь!

Грейс, вне себя от обиды, наступила каблуком ему на ногу. Он взвыл и зажмурился от боли. Открыв глаза, увидел, что девчонка сидит в кокпите и изо всех пытается задвинуть над головой крышку. Еще секунда — и она уже включила мотор и сама начала выруливать из ангара!

Он встал поперек дороги, широко расставив перед бипланом руки, но лопасти винта прогнали его прочь. Руки его беспомощно повисли, и он растерянно наблюдал за тем как эта девчонка выкатывает «Ольгу» из ангара и подруливает к взлетной полосе.

Он сорвался с места и со всех ног бросился догонять свою машину. Нагнав, он подпрыгнул и повис на кромке нижнего крыла. Грейс завиляла из стороны в сторону и пошла по полосе зигзагом, избавляясь от этой досадной помехи. Драго подтянулся на локтях и, забыв об осторожности и встав на четвереньки, пополз между стойками крыла к фюзеляжу. Подтянулся, цепляясь за старую изорванную обшивку, и рванул на себя крышку кабины.

— Стоп!

Грейс в ответ подала на себя ручку газа, и чудо авиатехники еще быстрее закрутило колесами. Так, рычаг управления вперед и… биплан начал взлетать.

Увидев, как земля уходит из-под ног, Драго в последнем отчаянном рывке перегнулся через борт кабины и бухнулся вниз головой на пассажирское сиденье.

— Ладно, по рукам, — сквозь зубы прокряхтел он, — полетели в твою Касабланку.

— С какой стати я должна вам верить? — прокричала Грейс сквозь рев двигателя.

— А с такой! — перекрикивал он ветер. — Я из-за тебя столько страху натерпелся, что, считай, мы квиты! Одного поля ягоды…

Биплан бесшумно летел над границей оккупированной Франции. Драго сидел на своем привычном месте и держал в руках штурвал. Грейс всем телом вжалась в пассажирское сиденье и изо всех сил держалась за старый отцовский портфель.

Путешествие в Касабланку началось.

Их воздушный путь пролегал вдоль моря. Предположительно. Грейс, за неимением выбора, полагалась на своего небесного вожатого. Драго летел вслепую, ориентируясь по Луне, звездам и изредка заглядывая в свою выцветшую, потрепанную временем карту, которая лежала у него на коленях. Во Франции действовал комендантский час, и Грейс тщетно надеялась разглядеть под собой хотя бы полоску света за наглухо зашторенными окнами домов.

— Как вы ориентируетесь в такой темноте? — спросила она пилота, глядя из окна в беспросветную пропасть. — Здесь даже не видно, где земля, а где море.

— Я ничего не вижу, — ответил Драго. — «Ольга» сама знает дорогу.

— Какое странное имя для самолета, — сказала Грейс. — Вы назвали его в честь жены?

— В честь винтовки.

— Вы назвали самолет в честь своей винтовки?

— Это была очень хорошая винтовка.

Она пыталась понять, шутит он или говорит серьезно. Но одно знала наверняка — верить ему нельзя. Обманувший раз, обманет и снова. Этот урок она уже запомнила.

Казалось, этот человек сам получает удовольствие от полета, меланхолично направляя свою «Ольгу» на юго-запад. Грейс незаметно задремала. Прошло некоторое время и, открыв глаза, она ничего вокруг себя не узнала. Исчезла непроницаемая пропасть, а на ее месте то тут, то там, светились огни деревушек и отдельных домов.

— Мы сбились с курса? — воскликнула она. — Где мы? Отвечайте сейчас же!

— Мы перелетели границу Испании. Здесь нет войны, девочка, — ответил он.

— Ой… простите, — смутилась Грейс.

Но на душе стало светлее. Несмотря на союзничество с гитлеровской Германией, Испания сохраняла нейтралитет, на ее территории не было ни боевых действий, ни комендантского часа, ни режима военного времени.

— У тебя есть отец? — неожиданно спросил ее Драго.

— А вам это зачем? — с вызовом ответила она.

Он пожал плечами.

— Да, так. Я сам отец. И надеюсь, что моя дочь без нужды не полезет под пули.

— Ну, хорошо. В таком случае, я вам скажу. Мой отец больше не существует в моей жизни, — вздохнула она. — И поэтому я не могу спросить у него, что он думает по тому или иному поводу.

— Он умер?

Грейс покачала головой.

— Просто ушел. Он нас оставил.

Несмотря на обиду, Грейс отдала бы все, лишь бы папа сейчас оказался рядом. А лучше мама — ее нежное лицо, рыжие волосы, ласковый тихий голос, даже когда она сердилась. Мама, всем своим существом излучающая доброту…

«Нет! Не думай об этом! Отец еще, может быть, вернется, но мама уже никогда…»

— Я тоже так сделал, — после небольшой паузы сказал Драго. — Я бросил свою семью. Но я надеюсь, что моя дочь когда-нибудь это поймет.

— А что нужно понимать, когда родной отец бросает?

— Есть вещи, которые понять надо, — так же бесстрастно продолжал Драго. — Зарабатывать деньги. Выживать в этом мире. Иначе я бы не летел сейчас с тобой в Касабланку.

Грейс во все глаза смотрела на своего пилота. Его суровое лицо, испещренное грубыми шрамами и глубокими морщинами, несло на себе следы тяжелой и, по-видимому, полной опасностей жизни.

«Жить тяжело всем, — подумалось ей. — Не только Кэхиллам…»

Драго заговорил опять.

— Через час мы садимся на дозаправку. Если там есть горючее.

— Если? — переспросила Грейс. — То есть его может не быть?

— Война, — мрачно ответил он. — Даже в мирной зоне может не хватать горючего.

— А если мы не взлетим?

— А если не взлетим? Люди генерала Франко на редкость недоверчивый народ. Меня, в первую очередь, арестуют за шпионаж. А тебя, возможно, спасет твоя юность. Возможно.

Далеко внизу сверкала огнями Валенсия, переливаясь в ночном небе ярким праздничным светом. Какое странное, новое чувство — зависнуть где-то между небом и землей и парить в этой продуваемой ледяными вихрями кабине над Европой. И Грейс, несмотря ни на что, почувствовала себя свободной. Словно здесь, в небесах, ее отпустила и смерть мамы, и исчезновение отца, даже волнения за маленького Фиске куда-то улетучились.

Драго на вираже обогнул город, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, и через полчаса пошел на снижение над ровной полосой огней где-то на окраине города среди жирного чернозема полей.

— Дотянули? — спросила Грейс.

Она последние несколько минут не сводила глаз с датчика горючего, который уже покачивался где-то около нуля. В любом случае им пришлось бы сесть, если только они действительно хотели остаться в живых.

— Я же сказал тебе — «Ольга» дорогу знает, — сказал он.

Будь то «Ольгино» знание дороги или мастерство Драго, не имеет значения. Во всяком случае, они приземлились по всем правилам на бетонной полосе и теперь выруливали к заправочным цистернам.

Драго совершил полную остановку и выключил мотор. Как только винт замер, Грейс почувствовала себя опустошенной. Она так свыклась с воздушными вибрациями, что без них ей словно чего-то не хватало. Полет занял ровно четыре часа. И за это время ее нутро успело несколько раз перевернуться вверх дном и обратно, а легкие были до отказа забиты выхлопными газами.

Кроме летного поля вокруг ничего не было видно.

Драго сдвинул над головой крышу кабины и вытащил наружу свое тяжелое неуклюжее тело.

— Пойду заправлюсь, — буркнул он и показал ей на покосившийся сарай. — Там туалет.

Грейс обожгла его презрительным взглядом.

— Если вы серьезно думаете поймать меня на эту удочку и сбежать с вашей «Ольгой», то, видимо, вы точно, сошли с ума.

— Отсюда еще долго до Касабланки, — пожал он плечами.

— Не беспокойтесь, со мной все в порядке.

— Как вам угодно, — сказал он и спрыгнул на землю.

— Благодарю вас, — ответила она.

Прошло несколько минут, после чего послышался лязг цистерн и журчание горючего в топливном баке.

Она попробовала вытянуть задеревеневшие ноги, но они тут же уперлись в стену кабины. Повернуться в этой тесноте было негде — не то, что размять застывшие ноги и вытянуть спину. Она заставила себя забыть о неудобствах. Пусть это будет самая большая неприятность в ее жизни. А вот через несколько часов начнется главное — поиски посреди огня и боевых дивизий какого-то мифического генерала. Так что наслаждайся тишиной, пока можно.

Вдруг в бок ей ткнулось что-то острое и холодное. Она посмотрела в сторону и увидела прямо перед собой дуло автомата.

Внизу, на нижней перекладине трапа, стоял офицер в испанской военной форме черного цвета.

— Ваши документы, seorita!

Грейс испуганно вытянула из кармана паспорт и высунулась из кабины.