Я буду брать Тулоны в одиночку. Стихи не то корсиканца, не то новосибирца Митин Андрей

4.Блок посмотрел – … «Очень хорошо»

На перекрёстках костры коптят.

Догорает номер «Известий».

Петроград – бивуак,

весь мир – это театр,

театр

военных

действий.

Из-за кулис выплывает Улисс,

на дредноуте HMS,

а вот обычный российский министр

натягивает чепец.

Город —

– купиной неопалимой

горит,

буржуям гибель пророчит,

к нему стекаются пилигримы,

изводит чернила неровный почерк.

Ветер на улице снег поволок,

сидит,

согревает кости,

Российский Поэт,

Александр Блок,

к нему идёт Маяковский.

Будто бы скорбью,

согбен

и сгорблен,

греется Блок, над костром нависши,

разрезан тьмою и пламенем облик.

Маяковский позвал его.

Он не услышал.

Тогда подошёл,

ледоколом настырным,

тронул —

– дёрнулся рвущимся швом,

Спросил —

– ответил:

«Горят костры»

и каково? —

– хорошо,

хорошо!

А после застыл сухими костями,

а потом помутнел и скрючился будто:

«Библиотеку…

сожгли…

крестьяне…».

Час Быка наступил, предвещая утро.

Присел Маяковский немного поодаль,

помолчал,

а всё же сказал, как хотел:

«Жалко, а всё же за годом годы,

сколько построят библиотек!

Не унывай,

Александр Блок,

бежали твои незнакомки и дамы,

но всё же ложится за блоком блок

счастливому новому миру в фундамент.

Нужно нынче смелых и умных,

вырвать,

значит,

подмокшие перья.

Азиаты

и скифы,

и грубые гунны,

кому как не нам работать теперь!

На поминки давно прогнившего мира

варвара зазывает лира!

Нам ли трусливо скулить и мяукать,

ложиться под проститутку-моду,

что же, поэт, подай мне руку!

И поэту

поэт

руку

подал.

5.Вперёд, заре навстречу!

Блеснуло,

тишают свинцовые очереди.

Небо плюнуло в город туманно.

В квартирах лежат,

от холода скорчены

Викторы Лещинские,

Тони Тумановы.

Светлеет,

Небо целует шифер,

черепицу погладил неловкий луч.

Мятежи искали к утопии шифр,

но воздушные замки растаптывал путч.

Всё краснее.

Свет течёт по карнизам,

баба в кастрюле варит хрящи.

Вдоль дороги кровавый жемчуг нанизан,

вдоль дороги распяты Спартак сотоварищи.

Рыжинка.

Тихо журчит водосток.

Сочится ихор из под шляпок гвоздей —

съедены крики катаров костром,

крики первых христьян сожрал Колизей.

Желток.

Ворчит какая-то мымра:

«Деньги,

инфляция,

куры,

забор».

Толпа не услышала – взмахом секирным

был обезглавлен сэр Томас Мор.

Краешек солнца.

– Колбасы полкило

– Может, в газетку вам завернуть?

Рычит в ликовании санкюлот,

монтаньяров спровадив в последний путь.

Вылазь скорее!

Мадама в колье

кокетливо обнажила бюст.

На Голгофе-Монмартре застрелен Варлен,

на баррикаде упал Делеклюз.

Чёртово солнышко, лезь смелее!

Видишь,

костями Питер усеян.

Благовоняет поповским елеем

окровавленное воскресенье.

Нам больше не можется жить в потёмках!

Мы ютимся в грязи,

нам голодно,

тесно.

Знаменем мачту зажёг «Потёмкин»,

ощерилась ружьями красная Пресня.

В парках,

на утренней свежей росе,

вдруг заискрили линзы.

Солнце вскарабкалось! и рассвет

наступал уже

при социализме.

Свет бурит замёрзшую прорубь,

Присыпкиных смачно обругивая,

Пузатый,

будто мешочник,

голубь

подох

на жёрдочке флюгера.

6.Роясь в сегодняшнем окаменевшем г*вне

Обрастает история всяческим хламом,

порой объедается белены.

Октябрь теперь – на биллбордах реклама,

с подписью: «Воинство сатаны».

Шелуха и мура в сердцах и умах,

обваляны в сахаре плети.

В гостинице «Ренессанс Монарх»

Октября отмечают столетие.

Осталась борьба на страницах и плёнках,

а жизнь утюжат бульдозеры.

Революций плоды пожинают подонки,

лебединая песнь – «Лебединое озеро».

Слова, ядовитее белладонны —

за всех хороших и против плохих.

Едкий дым из окон Белого дома

с наслажденьем вдыхали, словно духи

Не стараясь придумать велосипед,

как пену с лапши, сдули сирых и хилых,

и надеясь спрятать кровавый след,

надели на мягкие чешки бахилы.

В руинах страна, потонула в золе,

жизни – ряды разбитых корыт.

Оружьем бряцают, а Мавзолей

как цензурой, щитами прикрыт.

Кулисами стали кремлвские стены,

покрывают абсурда театр.

Как грибы, по России растут антенны,

источая лишь лживый яд.

В ноябре собираются как на тризну,

не на борьбу – ни в коем!

Только призрака Коммунизма

слышите – не упокоить!

Среди подвалов,

среди каморок

и непричесанных чердаков,

в камерах зеков,

в обоймах,