Плохой, жестокий, самый лучший Шолохова Елена

– Он на тебя смотрит.

Зачем она это сказала? Да у Риты и так все мысли вылетели из головы, а теперь она и вовсе выпала из реальности.

К счастью, к концу урока дикое волнение постепенно стихло. Только прозвенел звонок, к ней сразу подскочил Игорь. Она не успела толком сложить учебники, а он уже подхватил её за локоток и утянул из кабинета. Не дал даже краем глаза на Явлегина взглянуть.

Все уроки Рита сидела как на иголках, еле дыша, завидуя Вике, которая запросто могла оборачиваться и видеть его. Казалось, Рите больше ничего и не надо было, насмотреться бы только вдоволь. Но и на переменах не удавалось даже взглянуть в его сторону: Игорёк ни на шаг не отходил, отвлекал разговорами и просто загораживал Риту от него. Даже Вика обратила внимание.

Но и этого Игорьку показалось недостаточно. Он вдруг вздумал при всём классе нахваливать Ритины кулинарные таланты:

– Рита меня такими пирогами на каникулах угощала, до сих пор забыть не могу! Сама для меня испекла.

И по пути из школы весь изворчался:

– Я не понял, Явлегин что, под занавес решил в учёбу удариться? Зачем он вообще пришёл? Гулял бы дальше…

– Ты для него про пироги сказал? – недовольно спросила Рита.

– А разве это неправда? Разве я не могу гордиться тем, что моя девушка прекрасно готовит?

– Неправда, это моя мама готовила, и пекла тоже она, а сказала так, чтобы ты лучше про меня думал.

Игорь немного приуныл, но тут же пожал плечами:

– Да какая разница? Моя мама вообще не готовит. Так что ты не грузись, я к этому нормально отношусь. Да и будет у тебя ещё время научиться.

Рита с трудом подавила вспыхнувшее раздражение. Он ведь даже не понял, что она имела в виду! Или сделал вид, что не понял… Но объяснять, убеждать и вообще разговаривать с ним совершенно не хотелось. Игорь же воспринял её молчание как согласие и, удовлетворённый, успокоился.

На следующий день Явлегин не пришёл на первый урок, и Рита испугалась, что он больше не явится, но, увидев его на следующем, облегчённо вздохнула и тут же упрекнула себя: «Что ты радуешься, дура?! Как будто это для тебя что-то меняет».

Явлегин не подходил к ней. А мог бы хоть позвонить – она весь вечер надеялась, ждала. Или хотя бы пару слов набить в эсэмэске. Ничего… Ещё и Игорь вился вокруг неё, как коршун.

Впрочем, на третий день Игорёк нервничал уже меньше и не так её осаждал. Видать, тоже заметил, что Явлегин не слишком-то рвался к Рите. А она продолжала ждать. День, два, три. Всё напрасно… Саша держался в стороне. И когда Рита украдкой бросала на него взгляды, видела, что он на неё даже не смотрит.

Ночами опять не спалось. Душили слёзы. Прав Игорь: зачем он снова появился? Ведь она уже успокоилась, а со временем и вовсе бы его забыла. А теперь… опять эти муки, эта дрожь, это неимоверное напряжение, которое буквально сводило с ума. И почему он молчит? Почему хотя бы не спросит, как дела? Ведь не чужие. Или чужие?

В пятницу писали пробный тест по математике. Рите хотелось спросить Явлегина, справился ли. Но как, если она и обратиться к нему не осмеливалась? Таким неприступным он теперь казался. Сколько раз она поглядывала на него с надеждой, но если он и ловил её взгляд, то тут же отворачивался. А когда они случайно оказывались рядом, Рита чувствовала, что воздух между ними точно накалялся, напряжение зашкаливало, совсем как раньше, а может, и сильнее.

Явлегин приходил в школу каждый день и даже общался со многими, да, пожалуй, со всеми, кроме неё и Игорька. Их он как будто не замечал.

Однажды Рита с Викой шли по коридору в класс, а он вынырнул с боковой лестницы. Посмотрел на Вику, коротко кивнул. А Риты для него будто и не было. В глазах защипало, еле сдержала подступившие слёзы. Сразу вспомнились слова: «Ты для меня была и есть пустое место». Тогда зачем он потом допытывался у Вики?

Порой Рита видела, как он премило беседовал с Щербаковой, Грибановой и другими девчонками. Ей же за всё время и слова не бросил. Все эти моменты её ранили и долго-долго отзывались сердечной болью.

Уязвлённая его невниманием, Рита, словно к спасительной гавани, кидалась к Игорьку. Он окружит её заботой и любовью, поможет избавиться от страданий, по крайней мере, отвлечёт.

А ещё… пусть этот Явлегин видит, что она без него прекрасно себя чувствует и нисколько не страдает. Пусть думает, что она его забыла. Как и он её…

Ну а Игорь наверняка всё понимал или хотя бы догадывался об истинных причинах столь внезапно проснувшейся в Рите нежности. Но был рад – никогда Рита так звонко не смеялась над его шутками, никогда прежде не отвечала ласковым взглядом, если он вдруг обнимал её на людях, а тут вдруг… Да и позлить Явлегина ему всегда в удовольствие.

Рита же чем сильнее расстраивалась из-за Явлегина, тем теплее привечала Игоря. А расстраивалась она постоянно. Ей казалось, что все девчонки как с ума посходили – наперебой с ним кокетничают, и он отвечает им в том же духе. А ненавистная Щербакова и вовсе от него не отлипала, только и слышно: Саша, Саша. Убила бы! И Явлегин тоже хорош: улыбался, разговаривал с ней, даже вместе ходили в столовую или из кабинета в кабинет.

Как же это было тяжело – любезничать с Игорем, когда сердце тянулось совсем не к нему, смеяться, когда хотелось плакать!

Глава 17

Санину мать выписали из больницы под самый Новый год. Кто знал её до болезни, увидев теперь, ужаснулся бы. Из цветущей яркой женщины она превратилась в призрак. В чёрных кудрях появились седые пряди. И сама вся не то что похудела, прямо иссохла – остались кожа да кости.

Первое время за ней и дома требовался уход. Сане пришлось оставить работу в автосервисе. Не бросать же её, немощную, на целые сутки без присмотра.

Пётр Алексеевич всячески помогал и поддерживал её, и Саня больше не противился его визитам. Иногда им даже удавалось переброситься парой фраз.

Как только матери полегчало, она заговорила об учёбе:

– Саша, ты же неучем останешься. А ты ведь у меня совсем не дурак, неужто ты хочешь всю жизнь ковыряться в чужих машинах? Прошу, ради меня, вернись в школу.

– Не, я там как болван сижу, ничего не понимаю. И вообще не вижу смысла, я же давно говорил…

Но мать настаивала, просила, уговаривала. Затем подключился и Пётр Алексеевич. В конце концов пришли к компромиссу: Саня будет заниматься дома, с репетиторами, чтобы хотя бы экзамены худо-бедно сдать и закончить школу с нормальным аттестатом, а не со справкой.

Репетиторов нанял Пётр Алексеевич – знакомых по университету. Откуда только таких дотошных взял?

Особенно наседал на Саню старичок математик. Грузил по полной программе. Но, надо отдать ему должное, разжёвывал каждый непонятный момент раз по двадцать, пока Саня не начинал соображать. Постепенно занятия перестали казаться такими уж тягостными. И мать повеселела. Даже румянец на щеках заиграл.

После весенних каникул мать окончательно окрепла и вышла на работу. А вместе с ней и Саня вернулся в школу, вечерами продолжая заниматься с репетиторами.

Уроки тоже не вызывали больше такого дикого отторжения. Особенно математика – всё же неплохо поднатаскал его старичок.

Одно мешало жить спокойно – Загорецкая. Сначала он хотел её увидеть, очень. Даже объясниться с ней в конце концов. Спокойно, без надрыва. Без всяких дальнейших прицелов. Просто чтобы между ними всё стало предельно ясно. А вошёл в класс, увидел её – и тотчас охватило волнение, горячее, острое, неуёмное. В груди сдавило до боли, до ломоты. Как же он по ней соскучился! Глаз не мог оторвать. А она ни разу не посмотрела в его сторону. Ни тенью, ни намёком не дала понять, что он ей небезразличен, хотя бы чуть-чуть, самую малость.

А дальше… дальше Саня увидел, как у неё опять всё замечательно с Чепурновым. Парочка голубков. Просто-таки идиллия. Даже вон пирожки ему печёт. А ведь Вике говорила, что жить без него, без Сани, не может. Да говорила ли? Первушина и наврать может, с неё станется. Та ещё дура. В любом случае, вот она – цена её словам. И какой тогда смысл с ней объясняться? Пусть всё катится к чёрту! И Загорецкая со своим дружком. А он забудет её. Пару месяцев осталось, а там уж они разбегутся навсегда и пути их вряд ли ещё где-то пересекутся. Ну а то, что было, останется для обоих маленьким безумием, дурным наваждением, о котором они потом и не вспомнят. Уж она-то точно.

«Скорее бы всё закончилось, – думал Саня, – скорее бы эти чёртовы ЕГЭ, а там – свобода». Потому что каждый день наблюдать, как Загорецкая воркует с Чепурновым, было сущей пыткой. Ведь при этом надо ещё и делать вид, будто ему без разницы, кто там её тискает и кому она улыбается.

Глава 18

Явлегин всех «убил». Особенно Ольгу Ивановну. Когда стали известны результаты пробного теста, она едва в экстаз не впала: как? Каким образом он умудрился написать тест на пятьдесят восемь баллов?! Когда больше половины класса едва до тридцатки дотянули. Риту тоже это ошеломило, но по-хорошему. Казалось бы, ей то что? А было приятно. Даже улыбнулась про себя.

Игорёк, правда, фыркнул:

– Сомневаюсь, что он сам писал. Поди, у него ответы были.

– Откуда?

– Ой, Рита, я тебя умоляю! С реальными-то ЕГЭ столько замутов, а с пробными и подавно.

– А зачем ему это? Ведь пробный нигде не учитывается.

– Ну чтобы мы все офигели. Вот, мол, он какой гений.

Нет, Рита так не думала, но спорить с Игорьком не стала. Скучно с ним спорить. Да и зачем?

Сама Рита написала тест лучше всех в параллели. Казалось бы, можно так уж не беспокоиться, наверняка ведь справится. Но с каждым днём она волновалась всё сильнее. Ещё и учителя как специально нагнетали: «надеяться не на кого… списать, подсмотреть не получится… за вами будут следить и комиссия, и камеры… малейшее нарушение – обнуление результатов и до свидания… не сдадите, год потеряете…» Так можно и до психоза дойти.

Что уж говорить о математике, когда Рита переживала даже за английский. После школы она думала поступать в Лингвистический университет, поэтому решила сдавать язык. А теперь боялась. Вдруг не наберёт баллов? Мало ли…

Рита практически потонула в учебниках. Школьный давно изучила от корки до корки. Купила новые, разных авторов. И хваталась то за один, то за другой. Скачала из Интернета тесты по английскому. И если в грамматике, чтении и письме была более-менее уверена, то аудирования страшилась до тошноты. Когда по-английски говорила учительница или одноклассники, Рита понимала без проблем, но речи носителя языка она почти не воспринимала. Ухо улавливало лишь отдельные слова, смысла из них не уяснишь. Помимо английского Рита выбрала литературу.

Приближались экзамены, и её просто лихорадило. Даже мама с отцом встревожились:

– Ну что ты так себя изводишь? На четвёрку в любом случае напишешь.

– Мне не надо на четвёрку! – восклицала Рита.

Игорёк, может, и не настолько сильно, но тоже нервничал. Зато Явлегин был спокоен как удав. По крайней мере, таким выглядел.

«А что ему волноваться? – думала Рита. – Вряд ли он метит в какой-нибудь престижный вуз. Получит минимальный балл, и достаточно. А напишет лучше – так ещё и восторгаться будут».

Не то что ей. Если не отлично – всё, позор. Хоть мама с папой и утверждали, что и четвёрку получить не страшно, она-то знала, что сами они этого не приемлют и, конечно, в ней разочаруются.

С этой нервотрёпкой даже мысли о Явлегине приходили всё реже и не так сильно травили душу.

В последние дни мая сдавали русский и литературу. И сразу, через два дня, – английский. Трёхдневная передышка, а потом математика, последний!

За эту неделю Рита едва не свихнулась от перенапряжения. И когда наконец вышла с последнего экзамена, вырвалась на свежий воздух из душного кабинета, испытала такое облегчение, что еле сдержалась, чтобы не расхохотаться. Следом вышел Игорёк, и желание смеяться сразу пропало.

– Может, куда-нибудь сходим – отметим такое дело? – предложил он.

– Ой нет! Я хочу одного – выспаться! Я уже месяц нормально не сплю, а вчера вообще не ложилась. И потом, что отмечать-то? Результатов же ещё нет. Вдруг мы плохо написали?

Игорёк скис.

– Ну что ты? – смягчилась Рита. – Со Славкой сходите. Расслабьтесь.

– А ты?

– А я – домой. Сейчас только Вику дождусь.

К Ритиному удивлению, Игорёк и в самом деле пошёл со Славкой, оставив наконец-то её одну.

Странное дело – она тут же ощутила необычайную лёгкость.

В школьном дворе в кои-то веки стояла тишина. По залитому солнцем асфальту прыгали воробьи. Из нежно-зелёной молодой листвы доносилось заливистое пение синицы. Но лучше всего был воздух – ещё не сожжённый зноем, не пропитанный пылью. Рите казалось, что пахнет надеждой и свободой. Правда, сотрудники полиции, патрулирующие территорию школы, несколько портили идиллию.

Рита направилась к школьным воротам и вдруг увидела мать Явлегина. А потом и его самого. Он прошёл мимо, как всегда даже не взглянув. Зато его мать явно Риту узнала, посмотрела пристально, с любопытством. Рита, смутившись, отвернулась. «Наверняка вспомнила, как я позорилась», – подумала угрюмо и пошла домой, с досады забыв, что собиралась дождаться Вику.

Глава 19

Саня категорически не хотел идти на выпускной, но мать уговорила: ей самой туда хотелось.

«Это же такое событие! Единственный раз в жизни!» – восклицала она.

Но Саня подозревал, что матери хотелось появиться перед всеми – учителями, родителями – с гордо поднятой головой. Уж сколько про её сына гадостей говорили: и неуч, и малолетний бандит, и разгильдяй – конечно, в основном, за спиной, из-за Петра Алексеевича, но слухи-то доходили. А бывало, и в глаза всё высказывали – устраивали разборы Саниных выходок. Некоторые фыркали: сына не сумела воспитать, уголовника вырастила. Некоторые смотрели сочувственно, мол, достался же такой сынок бедной женщине. И то и другое рвало сердце. Ведь они не знали её Сашу. А доказывать каждому, что он вовсе не плохой, не бездарь, не хулиган, – гиблое дело.

И вот теперь её сын взял и написал тесты и по русскому, и по математике на четвёрки. Лучше, чем многие в классе. Здесь, конечно, велика заслуга Петра Алексеевича: он и Сашу убедил, и сильных преподавателей нашёл. Но если бы Саша сам не старался, никакой преподаватель не помог бы, будь он хоть семи пядей во лбу. Так разве ж у неё нет теперь повода гордиться сыном? Пусть даже в аттестате у него были одни тройки.

И Саня сдался. В конце концов, почему бы не гульнуть на прощанье? Неважно, как он относился к школе, но это был этап его жизни длиною в целых одиннадцать лет. Просто так его не вычеркнешь.

Но уж в поход, куда собрались отправиться классом через день после выпускного, он точно не пойдёт. Ну хоть мать не уговаривала. Зато Щербакова буквально одолевала – и лично, и по телефону:

– Саш, пойдём! Погода же отличная. Что в городе-то париться? В последний раз классом соберёмся, на природе. Шашлыков нажарим. Оттянемся…

Но он стойко отражал её натиск и искренне не понимал, что такого привлекательного находила Щербакова в обычной вылазке в лес. Да не куда-нибудь, а к чёрту на кулички, точнее, на Берёзовый Ручей.

Это вроде как традиция у выпускников: тащиться в такую даль, чтобы переночевать в палатках, а утром двинуть в обратном направлении.

В четырнадцать лет он ходил туда с классом Дэна. Запомнилось, как несколько часов шагали с рюкзаками – электричка туда не ходит. Как сидели вечером вокруг костра, пили пиво и пели песни, как одолевали комары. Тучи комаров! Естественно, никто не спал, и наутро, уставшие и разбитые, плелись обратно. Но тогда хоть компания была взрослая, интересная. А с одноклассниками-то что он там забыл? Некоторых вообще не хотелось видеть больше никогда.

В конце концов, чтобы Щербакова его не допекала, Саня соврал, что уезжает, а потому никак не сможет пойти в поход. Хватит ему и выпускного.

После болезни мать сильно похудела, и все наряды оказались ей велики.

– Саш, пойдём со мной! Поможешь платье выбрать?

Саня заартачился – вот ещё! Мало того, что тащит на выпускной, теперь он должен и по магазинам бегать. Делать ему нечего. Но мать изобразила мольбу:

– Саш, ну кто мне ещё поможет?

– С Петей своим иди, – буркнул Саня, зная, что всё равно уступит.

– Петру Алексеевичу очень некогда. У него сейчас столько дел, ещё и выпускной.

В общем, вместе поехали в торговый центр. Три часа кружили по гигантскому сейлу, заглядывая в каждый бутик. Мать столько платьев перемерила, что у Сани уже рябило в глазах. Какая от него помощь? Он просто плёлся за ней, измотанный, удивляясь тому, что от тренировок и работы никогда так не уставал. Наконец она выбрала зелёное, под цвет глаз, платье из тонкой ткани. Саша одобрительно кивнул, мечтая, чтобы этот шоп-поход закончился как можно скорее. Только они вышли из последнего бутика, как столкнулись с Загорецкой и Петрушиной. Загорецкая быстро отвела взгляд, пожалуй, даже слишком быстро. А Петрушина поздоровалась, оглядев заодно Санину мать с ног до головы.

Когда они отошли подальше, мать вдруг ошарашила Саню неожиданным вопросом:

– Что у тебя вон с той светленькой было? Мы ведь с тобой её тогда у школы видели?

Саня даже закашлялся.

– С Загорецкой? – переспросил он. – Ничего не было. Она просто моя одноклассница.

– В самом деле? Поэтому она целый месяц с утра до вечера у нашего подъезда торчала?

– В смысле – торчала?

– В прямом смысле. Я иду с работы – она там, прямо как часовой на посту. И в выходные тоже с самого утра и дотемна у нашего дома топталась. Как раз когда ты уезжал. А на улице такой холод собачий стоял. Мне даже жаль девчонку было. Хотела ей сказать, чтобы не ждала тебя понапрасну, да она, как завидит меня, отворачивалась. Наверное, неудобно было. Говорю тебе, точно она. Я её ещё у школы узнала, только сомневалась немного: тогда она в куртке и в шапке была. А теперь вижу – она. Да что ты так на меня уставился? Она же и до твоего отъезда приходила, тебя спрашивала, перезвонить просила. Ну а потом, сразу как ты приехал, куда-то пропала.

Сане казалось, что на него обрушился поток ледяной воды, вмиг разбудив все дремавшие чувства. В груди болезненно заныло. Не хватало воздуха, темнело в глазах. Она его ждала! Каждый день! С утра до вечера! Значит, всё-таки она его… А он… он послал её, наговорил гадостей, каких – уж и не помнил, но, зная себя, мог представить. А потом ещё назло целовался при ней с Настей.

Хотел догнать её тут же. Но как бы глупо это выглядело! Да и не бросать же мать одну с пакетами.

«Ничего, поговорю с ней на выпускном», – решил Саня. Вместе с щемящей тоской проклюнулась надежда: а вдруг она его ещё не забыла?

Весь день он ходил в смятении. Порывался звонить, но одёргивал себя. Разве выскажешь по телефону всё, что кипело в душе? Разве увидишь её лицо, её глаза? А ему хотелось видеть её глаза – они не обманут! Ведь от обиды – а ей-то уж есть на что обижаться! – она могла сказать совсем другое, просто в отместку. Но взгляд бы её выдал!

Торжественная часть выпускного бала проходила в школе, в актовом зале. Саня пытался разглядеть в толпе Риту, но в такой сутолоке проще было самому потеряться. К нему подскочила Щербакова. Нарядная, на шпильках, с невообразимой причёской – он её едва узнал.

– Ну как я? – она крутанулась на каблуках, обдав его облаком сладких духов.

– Супер. А ты не видела Загорецкую?

Щербакова изумилась:

– А тебе она зачем?

– Да надо.

– Видела, подъехала тут минут двадцать назад на чёрном мерине, как будто живёт так далеко, что пешком не дойти. И Чепурнов с ней вместе.

Последняя фраза неприятно кольнула. Как же его достал этот вездесущий Чепурнов!

До начала торжества Сане так и не удалось встретиться с Ритой. Увидел её только тогда, когда завуч стала рассаживать выпускников. Рита вышагивала под руку с Чепурновым и выглядела просто потрясающе в длинном струящемся платье на тоненьких бретельках. У Сани даже дух захватило. Казалось немыслимым, что вот такая могла ждать его целыми днями.

Сначала Пётр Алексеевич поздравил всех, потом приступил к награждению медалистов. И первой, конечно, пригласил Загорецкую. Даже на высоких каблуках она шла изящно и плавно. Бежевый атлас скользил по телу при каждом движении. Саня залюбовался.

После медалистов Пётр Алексеевич вызывал каждого, вручал аттестат, сопровождая вручение добрым напутствием. Затем ещё не меньше получаса выступали с речью завучи, учителя, родители. Саня притомился слушать высокопарные фразы, оглядел зал, но у всех лица казались такими одухотворёнными, что ему даже стало неловко.

Наконец церемония завершилась, и Пётр Алексеевич объявил, что у школы их ждут два автобуса, которые отвезут всех в ресторан, где состоится банкет.

Но и там Сане не удалось подойти к Загорецкой.

В банкетном зале длинные столы были поставлены буквой П. Для каждого класса отдельный стол. И ещё несколько столиков поменьше стояли в стороне – для учителей и родителей. Ведущая быстро рассадила всех по местам, и Рита оказалась в другом конце стола. Сане оставалось лишь поглядывать на неё в ожидании удобного момента. Хорошо хоть рядом с ним сидел Серёга Семакин – по крайней мере, было с кем поговорить.

Ведущая произносила тосты один за другим. Подавали шампанское и красное вино. Саня, наверное, единственный из выпускников не пил. И с удивлением наблюдал, как Загорецкая опрокидывает бокал за бокалом. Кончилось шампанское – переключилась на вино.

Когда зал уже заметно повеселел, ведущая перешла к конкурсам. Саня откровенно заскучал. Ждал танцев. Тогда народ начнёт двигаться и можно будет, не привлекая внимания, подойти к Рите.

Но вот ведущая пригласила трёх девушек и трёх парней на какую-то очередную забаву. Первушина, уже изрядно навеселе, подскочила и поволокла Риту за собой. Та, выбираясь из-за стола, толкнула Дашу, которая держала бокал вина. Миг – и вино выплеснулось на шикарное бежевое платье. Рита оцепенела, с ужасом глядя, как на животе расползается огромное красное пятно. Ей стали предлагать салфетки, кто-то хихикнул, кто-то сочувственно заохал. А в следующую минуту Рита выбежала из зала. Игорёк кинулся следом. Саня думал, что она умчалась в уборную привести себя в порядок, но время шло, а Рита не возвращалась. Тогда он вышел из зала. И наткнулся на администратора.

– Скажите, здесь девушка в бежевом платье не…

– Она минут пятнадцать назад уехала на такси.

Возвращаться Саня не стал. С досады забыл попрощаться с Серёгой и предупредить мать.

Почему всё так? Словно сама судьба чинит ему препятствия. И именно тогда, когда разговор с Ритой стал казаться жизненно важным, когда он и думать ни о чём больше не мог…

Пойти к ней домой? А вдруг там этот пёс цепной, Чепурнов? Разговора по душам не получится. Вроде чего проще – позвонить да узнать? Но Саня долго не решался набрать номер, а когда наконец позвонил, услышал: «Абонент недоступен».

Саня стоял у окна, задумчиво глядя, как солнце, почти закатившееся за горизонт, позолотило улицу и дома. Во дворе ещё галдела ребятня. А за деревянным столиком соседские мужики резались в домино.

«Банкет наверняка в полном разгаре, и музыка грохочет…» – подумал он и набрал номер Щербаковой. Та ответила почти сразу:

– Саш, ты куда скрылся?

– Да так… Слушай, что ты там насчёт похода говорила? Когда, где, во сколько?

– А! Так ты, значит, надумал? Ну молодец! Собираемся послезавтра ровно в десять утра во дворе школы. Берём с собой спальники, сухпай, ну и, в общем, у кого что есть.

Около полуночи вернулась мать. Пётр Алексеевич проводил её до дверей и остался попить чаю. Саня впервые видел его захмелевшим. Не то чтобы тот был слишком не похож на себя обычного, но стал гораздо разговорчивее. Увидел Саню и пустился в откровения. Слушать не очень-то хотелось, но и просто молча уйти Саня не мог.

И тут запел телефон – звонила Щербакова.

– Слушай, а у тебя, случайно, нет палатки? У нас на всех нашлась только одна! Надо ещё, хотя бы одну! – затараторила она.

– Нет, конечно, откуда у меня палатка? Я же тебе не заядлый турист.

– Ну, может, поспрашиваешь у кого?

– Ладно, посмотрим.

Заслышав про палатку, Пётр Алексеевич вскинулся:

– А у меня есть палатка! И спальник! И даже резиновая лодка.

– Рад за вас, – кивнул Саня, гадая, когда уже он уйдёт.

– Приходи завтра ко мне, я тебе палатку отдам. Подарю!

– Да зачем?

– Приходи, приходи! Мне она уже ни к чему. Это я в молодости увлекался активным отдыхом, а теперь она только место занимает.

Допив чай, Пётр Алексеевич направился к двери, у порога снова повторил:

– Обязательно приходи! Я буду ждать.

На следующий день, чуть не с утра, снова стала допекать Щербакова с палаткой.

А немного погодя позвонил Пётр Алексеевич и напомнил, что ждёт Саню к себе. Идти к нему Сане не то что не хотелось, а казалось чем-то немыслимым и противоестественным.

Директор жил в обычной пятиэтажке и встретил его по-домашнему: в спортивных брюках и футболке. Обрадовался, как долгожданному гостю.

Саня чувствовал себя неловко. Он думал, что быстренько возьмёт обещанную палатку – и домой, но Пётр Алексеевич настоял на том, чтобы Саня остался попить чаю.

Он проводил Саню в гостиную, где на столе уже стояли вазочки с конфетами, печеньем и фруктами, усадил в кресло. Сам поспешил на кухню ставить чайник. От его суеты Саня смутился ещё сильнее.

– Тебе какой? – кричал Пётр Алексеевич из кухни. – Зелёный, чёрный, с сахаром, с молоком?

– Просто чёрный.

Саня осмотрел комнату. Всё здесь было просто и скромно и как-то по-холостяцки, что ли.

Через пару минут Пётр Алексеевич внёс поднос с дымящимися чашками и покупным тортиком.

– Присаживайся за стол, – пригласил он и устроился сам.

Саня молча сел.

«Где, интересно, его семья? Наверное, куда-то уехали, вот он и позвал меня, воспользовался моментом».

Пока пили чай, Саня едва ли пару слов обронил. Возникло чувство, будто он вор, прокравшийся туда, где быть ему нельзя. Да и сам хозяин заметно смущался. Поэтому Саня быстро допил чай и собрался уходить.

Но Пётр Алексеевич его остановил:

– Саш, давай я тебя с женой познакомлю. Она давно мечтала посмотреть, какой ты…

«Это что, шутка? Если да, то совершенно дурацкая и неуместная».

Саня уставился на него непонимающе, но тот подхватил его под руку и потянул за собой по коридору в дальнюю комнату.

Здесь стоял полумрак. Плотные шторы едва пропускали солнечный свет, отчего в первый момент Сане показалось, что в комнате никого не было. Затем глаза привыкли, и он увидел на кровати женщину, не сводившую с него взгляда.

– Вот, Маша, познакомься, это мой сын.

Саня внутренне вздрогнул от слова «сын», ещё больше растерялся, когда она улыбнулась ему и слегка приподняла худую руку, которая тут же безвольно упала на одеяло.

– Здрасьте, – пробормотал Саня.

– У тебя очень красивый сын, Петя, – всё так же с улыбкой сказала женщина. Она выглядела намного старше матери, а лицо её напоминало восковую маску, лишь улыбка и взгляд выдавали в ней жизнь.

– Мне пора, – Саня отступил на шаг.

– Приходи ещё, в любой день, – произнесла женщина. Саня кивнул и вышел.

Пётр Алексеевич, казалось, не замечал его смущения.

– Пойдём, достану тебе палатку, – бодро сказал он. Встал на табурет, открыл антресоли. Пока рылся, приговаривал:

– В твоём возрасте и потом, студентом, я исходил всю округу. И в горы ходили, и сплавлялись…

Наконец выудил увесистый рулон в брезентовом чехле, кинул Сане, соскочил с табурета.

– Давно ваша жена больна? – спросил Саня полушёпотом.

Пётр Алексеевич вздохнул, с тоской глянул в тёмный коридор, ведущий в комнату, где лежала его Маша, и тихо сказал:

– Уже больше двадцати лет. Частичный паралич после травмы позвоночника. Раньше она хоть на коляске передвигалась, а в последние годы становится всё хуже. Вообще не встаёт.

– А про меня она давно знает?

– Лет десять.

– И как она?

Он пожал плечами:

– Наверное, ей было больно. Сначала. Но Маша всё понимает. – И зашептал: – Пойми, ты и твоя мама – вы очень много значите для меня. Вы дороги мне. Но не всегда всё складывается так, как хочется… Иногда долг… – Он осёкся и, помолчав, вдруг почти весело добавил:

– Слушай, у меня же для тебя подарок. Пошли-ка.

– Какой ещё подарок? Куда идти?

– Да недалеко, до гаража, там увидишь.

Они спустились во двор, обогнули дом, за которым в два ряда стояли гаражи. Пётр Алексеевич открыл ворота второго с краю.

– Вот! Это тебе – к окончанию школы. Не совсем, правда, новый, с рук купил, но у надёжного человека.

У левой стены стояла серебристо-чёрная «Yamaha». Хромированные трубы призывно поблёскивали, а на баке лежал такой же чёрный с серым шлем.

– У тебя же есть права?

– Угу, – кивнул опешивший Саня, переводя взгляд с мотоцикла на Петра Алексеевича.

– Правда, боюсь, мать твоя голову мне оторвёт, – усмехнулся тот. – Но ты ведь будешь осторожен?

Саня кивнул, не зная, как реагировать. Отказаться? Но не хотелось обижать этого человека, который удивлял его всё больше.

– Ну что? Не хочешь опробовать?

Ещё бы он не хотел!

– Кстати, ставить можешь у меня. Не так уж далеко мы живём. Сейчас я тебе дам вторые ключи.

Ветер со свистом бил в лицо, раздувал волосы. К чёрту шлем! Он лишь мешает полностью, всей грудью вдохнуть пьянящий воздух свободы. Сердце, ликуя, подскакивало, и в эти минуты Саня чувствовал себя почти счастливым.

Остановившись у дома Семакина, он не стал подниматься. Пусть Серёга сам спустится и увидит.

– Ух ты! – Серёга аж рот открыл. – Откуда?

Как скажешь? Директор подарил? Который, между делом, ещё и отец.

– Дали покататься, – отговорился Саня. – Так что завтра в поход поедем верхом.

– Ты же не хотел в поход!

– Пешеходом не хотел, а так, – он кивнул на мотоцикл, – почему бы и нет? До Берёзового часа три? Ну, раз они выдвигаются в десять, я за тобой в час подъеду.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

Исходной точкой движения мысли в этой книге являются понятия культурной формы и заложенной в ней цел...
В учебном пособии раскрываются вопросы спорта – как сложного социального явления и многосторонний пр...
Пьесы и сказки, написанные в 2016—2017 годах, поставленные в Московском камерном театре. Реакция зри...
Вниманию читателей представляются загадки, собранные из народа. Попробуй сначала отгадать сам, затем...
Мне говорили, что мечты – это желания нашего сердца. Но моей одержимостью стали собственные страхи.Е...
Юные и впечатлительные девицы склонны верить в сказки, особенно если их обещает красавец офицер. Ино...