Блондинка за левым углом Куликова Галина
– Ха! – воскликнула Лайма, потому что все получилось просто отлично: окружающие, все, как один, повернули к ним головы, заволновались, заговорили.
Охранники Сандры Барр тоже повернулись и уставились на «глухонемого». В тот же миг «глухонемой» взвился в воздух, задубасил руками по собственному заду, разверз пасть и завопил страшным голосом:
– А-а-а!!! Мать твою!!! Убью, гадина!!!
Трепетную Сандру Барр немедленно заслонили мощные тренированные торсы. В глазах Майка Фергюссона разгоралось фанатичное любопытство. Крупицын прыгнул на Лайму, твердо решив задушить ее, и они вдвоем покатились по полу. Толпа отхлынула, подбирая ноги.
– Что случилось? – испуганно воскликнула какая-то женщина.
– Глухонемые дерутся, – авторитетно заявил мужчина с любительской камерой.
– Какие глухонемые?! – возразили ему. – Слышишь, как мужик матерится?
– Выходит, этот подлец напал на глухонемую женщину!
Новость мгновенно распространилась окрест. Подбежавшие охранники схватили за шкирку малинового от натуги Крупицына, а Лайма на четвереньках побежала прочь.
Выскочив в проход, она завертелась на месте, словно танцующая собака, была заботливо поднята под локотки, поставлена на ноги и подведена к Сандре Барр. Звезда торопливо начирикала в блокнотике несколько слов, оторвала листочек и опасливо подала его Лайме. Та не очень хорошо поняла, с чего это ее вдруг лишили слуха и голоса, однако спорить не стала и вместо «Спасибо!» сделала реверанс. Потом попятилась и нырнула в толпу. Вытерла со лба пот и огляделась по сторонам.
Первое явление звезды русскому народу медленно, но верно шло к концу. Представители встречающей стороны уже вздыхали с облегчением, но… Отлаженный механизм сопровождения и физической защиты вдруг дал сбой. Военным стратегам известно, что самое страшное испытание для обороняющихся – одновременная фланговая атака противника. Так вот разрозненным группкам фанатов, совершенно неожиданно для всех, удалось прорвать оборону звезды.
А произошло следующее. Еще с ночи в аэропорту кинодиву караулили представительницы фан-клуба «Гектор Кук для всех и ни для кого в отдельности!». Они уже изготовились для метания яиц, помидоров и майонеза. Образовали некое подобие журавлиного клина и, подкурлыкивая от нетерпения, стали подбираться к живописной кучке блистательных гостей и вожделевших их журналистов. Маневр не остался незамеченным – живой щит из личных охранников Сандры и угрюмых сотрудников охранного агентства, нанятого принимающей стороной, развернулся в сторону врага, готовясь к отражению наглой агрессии. Сюда же мгновенно подтянулись и дежурные сотрудники милиции, уже давно заприметившие озабоченных фанаток вместе с их метательной снедью.
Но в самый драматический момент, когда стороны уже готовы были сойтись в бескомпромиссном поединке, справа в звездную тусовку с гиканьем и молодецким посвистом врезался небольшой отряд бритых наголо молодых людей в высоких шнурованных ботинках, камуфляжных штанах и кожаных куртках. В руках, правда, они держали не ожидаемые в подобных случаях цепи и бейсбольные биты, а здоровенные мягкие игрушки, которые полетели в ошалевшую Сандру и ее попутчиков. Бритые оказались, как потом выяснилось, молодыми представителями Ассоциации потомственных каскадеров. Так бурно они выражали свое восхищение в связи с тем, что актриса учредила фонд помощи каскадерам, пострадавшим при выполнении профессиональных обязанностей.
Майк Фергюссон, получив по лицу увесистым бежевым бегемотом, попытался рвануть обратно к самолету, но оступился и упал навзничь, чувствительно приложившись затылком к полу. От сотрясения мозга его спасла валявшаяся под ногами сумочка с косметикой, которую выронила присевшая от ужаса звезда. Лайма как завороженная смотрела на эту фантастическую сцену и лихорадочно соображала, какую выгоду можно из нее извлечь.
Между тем охрана, оправившись от шока, перешла в контрнаступление и через минуту овладела ситуацией. Но не до конца. Мягкие игрушки оказались не единственным материальным воплощением безграничной любви потомственных каскадеров к Сандре Барр. Когда их оттеснили на почтительное расстояние, выяснилось, что несколько потрепанные и напуганные первобытным славянским гостеприимством гости пребывают в компании совершенно очаровательного живого котика непонятной половой принадлежности с роскошным красным бантом на шее.
Котик сидел на звездном плече и пучил на лежащего Фергюссона испуганные глаза. Присевшая в самом начале инцидента Сандра так и не смогла распрямиться, в том числе и из-за невесть кем посаженного на нее животного. Глава охранного агентства двумя толстыми пальцами взял котенка за шкирку и осторожно снял с царственного плеча. В связи с тем, что журналистов поклонники актрисы смяли первыми, некорректных снимков в этой толчее никто сделать не успел. Инцидент погасили достаточно быстро, и улыбающаяся Сандра уже готова была к цивилизованному общению. Правда, на загорелом плече виднелись четкие белые царапины, а стоящие в непосредственной близости переводчик и продюсер ощущали едва заметный запах кошачьей мочи – видимо, котик с перепуга оросил звездные одежды.
Все было готово к продолжению церемонии, но никто не знал, что делать с животным. По-прежнему держа котенка за шкирку на расстоянии вытянутой руки, словно он мог ударить его лапой в пах, глава охранников вопросительно посмотрел на телохранителей. Те, в свою очередь, вооружившись профессионально доброжелательным выражением лица, уставились на Фергюссона. Агент, еще не отошедший от пережитого стресса, вяло махнул рукой в сторону Сандры, как бы предоставляя ей казнить или миловать зверя.
Тут Сандра Барр поступила как истинная звезда. Она решительно подошла к главе охранников, взяла котенка на руки и громко чмокнула его в нос. После чего принялась озираться по сторонам. И немедленно наткнулась взглядом на Корнеева, который смотрел на нее неотрывно, с пристальным вниманием. Сандра встрепенулась, расплылась в улыбке и церемониальным шагом двинулась в его сторону. Подошла и протянула руку. Корнеев от неожиданности отдернул свою и спрятал ее за спину. Тогда она схватила его за вторую и что-то негромко сказала охраннику.
Охранник – рад стараться – ухватил Корнеева за шиворот и рванул на себя так, что тот почти по воздуху перелетел заветную черту и оказался примерно в том же положении, что и Лайма пять минут назад, – в проходе на четвереньках. Прямо перед его глазами появились стройные ножки Сандры Барр. Он помотал головой и проворно поднялся, и тогда звезда торжественно протянула ему впавшего от ужаса в транс котенка, на прощание еще раз чмокнув того в розовый нос.
Корнеев, не терпевший живности, немедленно попытался вернуть его обратно, но ему не дали даже дернуться. В одно ухо переводчик радостно прокричал: «Сандра Барр дарит этого очаровашку своему самому красивому русскому поклоннику!», а в другое отчетливо и зло прошипел глава российского охранного агентства: «Бери кота, благодари и отваливай, падла!»
Корнеев решил, что предложение разумное. Держа котенка поперек туловища, подгоняемый болезненными толчками в спину, он быстренько покинул охраняемый периметр, ни разу не оглянувшись на свою благодетельницу.
Тем временем раздача автографов завершилась, и делегация в тесном кольце охраны двинулась прочь. Уже возле выхода на улицу навстречу гостям вывели «настоящего русского мужика». Бородач и ассистенты не знали, как придать Медведю национальный колорит, и в конце концов надели ему на голову овчинный треух, которым собирались потрясти наивного Фергюссона.
Впрочем, Медведь произвел огромное впечатление не только на агента Сандры Барр, но и на нее саму.
– Oh, my God! What a wonderful man! – воскликнула она, протянула руку и потрогала пальцем рельефные мускулы. – What a damn big guy![1]
Польщенный тем, что им восхищаются, Медведь изобразил масленую улыбку. Треух, надетый к летней рубашке, придавал ему авангардный вид. Лайма проследила, как главную надежду группы «У» усадили в один из автомобилей, выстроившихся длинным караваном. Вслед за ним на заднее сиденье втиснулся Майк Фергюссон.
Исчезнувшего куда-то Корнеева Лайма через минуту обнаружила прямо у себя за спиной. Женщины, которые проходили мимо, обстреливали его взглядами, и, если бы каждый такой выстрел производил шум, пришлось бы заткнуть уши. К груди Корнеев прижимал насмерть перепуганный подарок. Подарок открывал розовый рот и почти беззвучно кричал. Лайма испуганно отступила:
– Нет, только не это! Немедленно отдай его кому-нибудь. Ты задушишь беднягу!
– Его нельзя отдавать, – покачал головой Корнеев. – Это наш пропуск к Сандре Барр, неужели ты не понимаешь? Мы с этим котом сможем проникнуть даже в гостиницу. Так что возьми животное и хорошенько о нем позаботься.
– Да я же пытаюсь тебе объяснить, глупая голова! У меня страшная, страшенная, страшнейшая аллергия на кошачью шерсть. Вот увидишь, что сейчас со мной будет. Раз он нам так нужен, придется тебе самому о нем заботиться.
– Да ты что, Лайма! – завопил Корнеев во всю глотку. – Он же маленький еще!
– Не бойся, он вырастет, – ободрила она его.
– Но маленькие коты ужасно шустрые! – продолжал разоряться Корнеев. – Он будет играться компьютерными шнурами! И тогда я его прикончу.
При этих словах котенок извернулся и мертвой хваткой вцепился грядущему убийце в рубашку. Корнеев взвыл и стал безжалостно отдирать его от себя. Смотреть на это зверство было невыносимо.
– Дай сюда! – Лайма подбежала и отцепила коготки от ткани, потом нежно прижала котика к себе и начала успокаивать.
Когда они сели в машину, из глаз у нее уже текли слезы, а нос стал похож на сливу.
– В аптеку! – скомандовала она, и Корнеев ударил по газам.
Возле первой же вывески с зеленым крестом он затормозил, достал из кармана мини-компьютер и сосредоточился на нем. Чертыхаясь, Лайма вылезла из машины и с котенком наперевес побежала в аптеку. В зале было пусто, и женщина за стойкой немедленно обратила на нее свое внимание.
– Ой! – воскликнула она. – К нам с животными ни в коем случае…
– Пчхи! – невежливо перебила ее Лайма, а кот в ответ коротко мяукнул.
– Какое чудо! – не удержалась аптекарша.
Кот был серебристо-серый, с черными ушками, черной кисточкой на хвосте и черным носком на правой передней лапе.
– У меня от этого чуда – пчхи! – свербит в носу.
– Кларитин! – Аптекарша показала пальцем на котенка и повторила еще раз: – Конечно, кларитин!
– С чего вы взяли, что его так зовут? – прогундосила Лайма.
– Я говорю, что вам нужен кларитин. Это лекарство от аллергии. Примите прямо сейчас и потерпите полчасика. Сможете спокойно общаться с вашим любимцем. Как же вы так – не подготовились? – укорила она, пробивая чек.
Лайма прямо тут же, на месте проглотила таблетку и побежала назад, в машину. Корнеев обернулся и спросил:
– Ну? Все в порядке?
– Пока не знаю, – ответила она. – И еще вот что. Если лекарство мне поможет, считай, у нашего кота есть имя.
– Да? – безо всякого интереса спросил кошконенавистник. – И какое же?
– Кларитин.
– А если он – девочка? – Корнеев вырулил на шоссе и посмотрел на своих пассажиров в зеркальце заднего вида.
– Тогда будет Клашкой. Или Кларишкой.
– Знаешь, о чем я подумал? Носи его все время с собой, на всякий случай.
– Он все-таки не собака, – обиделась Лайма. – И маленький еще совсем. Ему нужен дом, собственная миска, нежные руки…
Она замолчала, вспомнив Шаталова и его предложение переселиться к нему и перевезти немедленно любимую чашку и любимую кошку. Посмотрела на котенка и пробормотала:
– Кажется, я знаю, как сделать тебя счастливым.
– Если бы не кот, твоя Сандра Барр даже не посмотрела бы на меня, – поделился своими мыслями Корнеев. Кажется, это обстоятельство его ничуть не задело. – Мою визитку она отдала помощнику, и тот через некоторое время выбросил ее в урну вместе с другими такими же. Так что план «Б» не сработал.
– Я же говорила, что он глупый, – сердито ответила Лайма, которая прокрутила в уме драку с бритоголовым и свое хождение на четвереньках. Ужас, ужас! – Кстати, перед началом операции у меня хотели проверить сумочку. И если бы не случайность…
Она не стала объяснять, что случайностью оказался Шаталов. Корнеев и Медведь нетерпимо относились к ее личной жизни. Они считали, что, раз уж подчиняются Лайме, она должна всецело принадлежать общему делу, принадлежать им.
– А куда укатил Медведь? – поинтересовался Корнеев.
Лайма рассказала ему про Фергюссона и показала пачку денег.
– Иван должен позвонить сразу же, как только станет ясна расстановка сил, – пояснила она. – Где будет он, где Сандра Барр… И тогда мы поймем, что делать.
Они решили не вступать в борьбу с похитителями, если таковые объявятся. Следует держаться поблизости, но не рассекречивать себя. А если произойдет похищение, выследить преступников и подобраться к ним с умом. В багажнике машины лежала сумка, под завязку набитая всякими электронными штучками, которыми Корнеев запасся перед началом операции. Здесь были невообразимые вещи, о которых Лайма до сих пор даже не слышала. Например, приспособление, похожее на пистолет с прицелом. Из него вылетал маленький «маячок», который прилипал к объекту – допустим, к автомобилю. Объект можно было запеленговать, даже если он удалялся на очень большое расстояние. Была там еще дюжина фотоаппаратов, вмонтированных в небольшие вещички – зажигалку, ручку, тюбик губной помады. Были миниатюрные переговорные и подслушивающие устройства, приборы ночного видения, новейшие средства химической защиты, а также пара париков и фальшивая борода. Лайма понятия не имела, где Корнеев разживается всем этим добром. Правда, она слышала, что в Интернете существует какое-то торжище, на котором продается и покупается все, что душеньке угодно.
Дубняку же, судя по всему, не было вообще никакого дела до их оснащения. Порой Лайма доставала из сумки крохотный мобильный телефон – единственную ниточку, которая связывала их с шефом. Она лично следила за тем, чтобы телефон постоянно работал и не разряжался. Но аппарат молчал вот уже несколько недель…
Глава 2
Борис Борисович Дубняк сидел в массивном кресле перед телевизором и знакомился с программой новостей. Конечно, это было так, баловство. Все самые важные новости он узнавал на службе, потому что занимался не чем-нибудь, а безопасностью страны. За окном накрапывал дождь, уютный торшер с тряпичным абажуром тихонько подмаргивал от старости, и под мельтешение сменяющих друг друга картинок Дубняк стал было задремывать, как вдруг…
На экране он увидел нечто такое, что буквально выбросило его из кресла, словно из сиденья неожиданно выпрыгнули наружу сто пружин. Это был репортаж из международного аэропорта, куда сегодня прилетела голливудская дива Сандра Барр. Камера с любовью обрисовала ее фигуру, укрупнила лицо, а потом пробежала по восторженной толпе, колыхавшейся вокруг. И вот тут… Дубняк увидел Корнеева! Это был он, без сомнения! Разве можно ошибиться?! Лощеная физиономия с эстетскими усами и глаза, какими иллюстраторы сказок обычно награждают прекрасных принцев.
Дубняк бросился к телевизору и схватил его за бока, как будто тот мог случайно соскочить с тумбочки и выбежать за дверь, не дав ему досмотреть передачу.
– Борик, зайчик! – укоризненно воскликнула жена, шествуя мимо в атласных тапочках на каблуке, которые цокали по паркету, как козьи копытца. – Нельзя упираться лбом в экран! Вредное излучение повредит твоим мозгам.
Дубняк не обратил на нее никакого внимания. Когда-то его жена была очаровательной девушкой, с которой он хотел поделиться каждой своей мыслью. Теперь же в ее присутствии мысли сворачивались ежиками, а когда она называла его зайчиком, Дубняку хотелось зашить ей рот суровыми нитками.
Репортер выдал сентенцию по поводу возросшего интереса американской элиты к России, камера мазнула по толпе, зацепив блондинку в сером костюме и с пучком на затылке. Лайма Скалбе! Дубняк вздрогнул каждой жилкой, каждой косточкой. Поморгал, чтобы прояснить зрение, и с еще большей жадностью впился глазами в экран. Вероятно, где-нибудь неподалеку болтается Медведь. Группа «У» в полном составе!
Группа «У», нелюбимое детище Дубняка, сотворенное им лишь в связи с жестокой необходимостью. Уродец, которого давно следовало лишить жизни. Так было бы спокойнее, гораздо спокойнее. Но – ничего не вышло.
Дубняк имел покровителя в высоких политических кругах, для которого он готов был сделать если не все, то очень многое. Покровитель носил фамилию Миловидов и щедро оплачивал Дубняку его лояльность.
И вот случилось так, что интересы Миловидова и интересы начальства Дубняка столкнулись друг с другом, вступили в непримиримое противоречие. Миловидов требовал убрать одного важного индуса, прилетевшего в столицу с тайным визитом, а начальство поручило Дубняку его охранять. Что было делать? Разрываясь между служебным долгом и деньгами, Борис Борисович нашел неожиданное решение. Создать для охраны важной персоны такую группу, которая не сможет выполнить задание. Ущербную и убогую – группу «У». Тогда и волки будут сыты, и овцы целы. Сама троица считала, что группа «У» расшифровывается совсем иначе – ударная группа.
Конечно, никто не знал об истинных мотивах Дубняка, а он все устроил очень удачно и мог ответить на любые вопросы руководства. Группа как группа. Созданная для выполнения секретного задания, одна из многих. Командиром стала Лайма Скалбе – дилетантка, чье личное дело попало в архив службы безопасности по пустячному поводу. Дубняк зацепил ее и крепко посадил на крючок.
Евгений Корнеев до недавнего времени занимался хакерством – взламывал системы защиты, словно домушник типовые замки. Служба безопасности изловила его только потому, что держала под колпаком один крупный банк, а Корнееву как раз приспичило попрактиковаться. Он столь виртуозно вошел в систему, что специалисты онемели от восторга. Ему тотчас предложили сотрудничество, и он уже было приступил к своим обязанностям в аналитическом отделе, когда Дубняк подгреб его под себя.
Третий член группы, Иван Медведь, даже не знал, что такое оперативная работа. За плечами у него был единственный бой в Афганистане, ранение и служба на военных базах. В первой же «мирной» операции он получил второе ранение, которое должно было поставить точку в его карьере. Но Медведя не успели списать за негодностью – его подобрал Дубняк и пристроил в свою подпольную группу.
Дубняк планировал ликвидировать троицу вместе с тем лицом, которое она охраняла. Но проклятая группа «У» вопреки его расчетам выполнила задание. Индус вернулся к себе на родину, а трое вояк – живые и невредимые! – явились к нему на доклад. Чтобы поддержать свое реноме, Дубняк срочно придумал им новое задание – охранять известную актрису, которая вскоре приедет в Москву и которую якобы собираются похитить. После чего перестал отвечать на их настойчивые телефонные звонки. И в конце концов вообще отключил тот самый мобильный, который служил им единственным каналом связи.
Увидев на экране телевизора ядро отвратительной группы «У», Дубняк почувствовал себя ученым-экспериментатором, который провел неудачный научный опыт и создал чудовище, вырвавшееся на свободу. Однако это было его собственное чудовище! Оно считало его хозяином и время от времени пыталось вернуться, чтобы лизнуть обожаемую руку.
Дубняк бросился к письменному столу, достал тот самый мобильный телефон и уставился на него в ужасе. Телефон был мертв, в него уже давно не поступала энергия, хотя его ничего не стоило реанимировать. Но зачем ему это? Лучше навсегда забыть о группе «У». Однако она действует, черт бы ее побрал! Дубняк не мог избавиться от ощущения, что группа представляет для него опасность. Странное и неприятное чувство.
Корнеев довез Лайму до ее квартиры, подождал, пока она соберет сумку, и доставил к дому Шаталова. Прежде чем выйти из машины, она попросила:
– Помоги мне снять с киски бант. И хотелось бы все-таки выяснить заранее, кто это – мальчик или девочка.
Корнеев, недолго думая, взял киску поперек туловища и перевернул пузом кверху.
– Мальчик, – уверенно сказал он.
– Ты что! – закричала на него Лайма. – А если бы тебя так – вверх ногами?! Отдай Кларитина немедленно!
– Кларитин – это что, принц какой-нибудь? Или попсовый латиноамериканский исполнитель? Или герой рыцарского романа? – пристал к ней Корнеев. – Ладно, ладно, я в Сети посмотрю.
Пока Лайма прихорашивалась и вытаскивала из машины сумку, он с помощью микрокомпьютера открыл страшную правду и, опустив стекло, радостно сообщил:
– Твоего кота зовут, как упаковку таблеток!
– А тебе не все равно? – ехидно заметила Лайма. – Ты ведь его вряд ли когда-нибудь еще увидишь.
– Не на шапку же ты решила его пустить, – возразил Корнеев. – Кроме того, этот кусок меха нам еще может понадобиться.
– Пока что он понадобился лично мне, – отрезала Лайма. – Жди меня здесь, никуда не уезжай, я скоро.
Она впорхнула в подъезд и побежала по лестнице наверх. Обалдевший от всего произошедшего с ним за день, котенок длинно и тонко кричал.
Когда хозяин квартиры открыл дверь, последнее мявканье повисло в воздухе.
– Это ты! – воскликнул Шаталов потрясенно.
– Это мы, – поправила его Лайма. – Мы приехали к тебе жить.
Она поставила сумку на пол и подошла, чтобы поцеловать любимого. Но как только приблизилась, котенок совершил классический прыжок и очутился на груди Шаталова. Взбежал по футболке вертикально вверх и вцепился ему в горло. Теперь завопили все втроем. Наконец Кларитина отодрали и поставили на пол. Он немедленно наставил крохотные ушки и двинулся в комнату на нетвердых, широко расставленных лапах.
– Маленький, а наглый! – восхитился Шаталов. – Ты же говорила, что у тебя аллергия на кошачью шерсть?
– Я с этим справилась, – ответила Лайма, похлопав себя по сумке, где лежала начатая упаковка таблеток. – И привезла еще кое-какие вещи. Можно их разгрузить?
– Конечно. – Шаталов внезапно разволновался, как мальчишка. – Пойдем скорее.
Он поднял сумку и понес ее в комнату. Кларитин ходил кругами по ковру и все обнюхивал своим любопытным крохотным носом.
– Может, дать ему сосиску? – спросил Шаталов, задумчиво посмотрев на нового жильца.
– У тебя есть молоко? – спросила Лайма, выгружая из сумки вещи.
– Нет, только йогурт. – Он блестящими глазами наблюдал за тем, как любимая женщина вешает в шкаф толстый махровый халат и выкладывает на журнальный столик косметику.
– Надо купить ему молока, – сказала Лайма и легкомысленным тоном добавила: – Я сегодня забегу в супермаркет. Если, конечно, успею.
– А ты что, – немедленно насторожился Шаталов, – снова собираешься уезжать?
– Ну да, собираюсь. – Лайма схватила пудреницу, уставилась в зеркальце и начала поправлять мизинцем помаду. – У меня еще работы ого-го сколько. Мотаться и мотаться.
– Может, тебя отвезти? – Шаталов старался контролировать свой тон. На самом деле ему хотелось затопать ногами и завопить.
– Не надо, меня внизу коллега ждет.
– Так ты, значит, на пять минут. И вещи, похоже, будешь перевозить частями…
– Я привезла тебе кота! – торжественно сказала Лайма.
– И где ты взяла эту красоту? – полюбопытствовал он.
– Подарили. – Лайма подошла к окну проверить, на месте ли Корнеев. Взглянула вниз, во двор, и заторопилась. – Ну, мне пора. Постараюсь приехать вечером. Сегодня. В крайнем случае – завтра. Но ты ведь меня подождешь, да?
Шаталов тоже выглянул в окно, увидел возле машины Корнеева и стиснул челюсти. Тот самый красавчик-брюнет!
– Конечно, подожду, – пробормотал он. – Ты ведь все равно не оставляешь мне выбора.
Когда за Лаймой захлопнулась дверь, его опять потянуло проследить за ней. Он быстро обулся, схватил сумку и вышел во двор. Машина с брюнетом за рулем уже отъезжала. Спрятавшись за кустами, Шаталов посмотрел, куда она свернет, и побежал к своему автомобилю.
На самом деле Лайма и Корнеев ехали совещаться. Шаталов проводил их до штаб-квартиры и вернулся домой, злой и угрюмый. Про штаб-квартиру он ничего не знал. Ему и дом, и подъезд показались самыми обычными, ничем не примечательными. Он решил, что здесь живет красавчик-брюнет с франтоватыми усами, а Лайма отправилась к нему в гости. Конечно, он ревновал. Тем более что ей нравились усачи. «Мужчина с усами, – говорила она, – все равно что блюдо, приправленное специями: в нем есть и острота, и оригинальность».
Войдя в квартиру, Шаталов немедленно вспомнил про своего нового жильца. Не вспомнить было невозможно: кот сделал лужу, растерзал пакет с бумагами, забытый на полу, и в клочья изодрал свежую газету. Шаталов поразился, как такое маленькое существо могло справиться с таким большим печатным изданием.
– Кыс-кыс! – позвал он, но кот не отозвался.
Шаталов начал поиски, обшарил все углы и закоулки и наконец обнаружил мерзавца висящим на занавеске под самым потолком. Он снял его и собрался отругать, но Кларитин уставился на нового хозяина шкодливыми блестящими глазами и тут же принялся грызть его палец. Зубы еще только проклевывались, и получалось щекотно. Весь целиком котенок умещался на ладони, и ругать такого «великана» было по меньшей мере неспортивно.
Однако Шаталов не собирался распускать нюни.
– Еще раз написаешь на пол, запру в туалете, – предупредил он.
Тем временем Лайма с Корнеевым решали проблему связи. Проблема стояла остро. Собственные мобильные телефоны, зарегистрированные на настоящие фамилии, казались им слишком уязвимыми.
– Во время операции, – заявил Корнеев, – мы должны пользоваться незасвеченными номерами.
Он плюхнулся на скособоченный диван, потревожив его старые кости. Диван негодующе закряхтел. Эту квартирку они сняли вместе с обстановкой, решив, что интерьер не имеет значения. Лайма никогда не думала, что можно жить в подобном безобразии. Казалось, что прежние хозяева с маниакальным упорством пачкали обои, выгрызали из стен проводку, царапали линолеум и коптили потолок. Разномастная мебель выглядела так, будто подверглась пыткам, и даже шторы на окнах висели с мученическим видом. Люстра с двумя сломанными патронами походила на рот с недостающими зубами, а несчастный ковер, похоже, пережил нашествие саранчи.
– Но где же нам взять «чистые» телефоны? На друзей, родных и знакомых их тоже регистрировать нельзя, – вслух подумала Лайма. – Разве что бегать по улицам и срывать мобильники со шнурков беспечных граждан?
– Есть мысль получше, – заявил Корнеев. Он устроился удобно, развалившись на подушках, расшитых полинялыми утками. Среди прочего разгрома утки выглядели роскошно. – Для наших целей подойдут старики и старушки. Замечено, что на выборах они готовы проголосовать даже за черта лысого, если он им приплатит. Жизнь отечественного пенсионера сегодня так же трудна, как жизнь полярника, зимующего на льдине, – засыпает и просыпается он с мыслью о пропитании. Так что, если мы немного поможем незащищенной категории населения, она с удовольствием поможет нам.
– Ну да?! – не поверила Лайма. – Все-таки это связано с некоторыми трудностями. Телефон надо зарегистрировать, предъявить для этого документы…
– Ну и что? – пожал плечами Корнеев. – По безналичному расчету человек получает только здоровье и совесть. Все остальное продается и покупается, а то ты не знаешь? Мы хорошо заплатим, и проблема решена.
– А где мы возьмем подходящих стариков и старушек? – озаботилась Лайма, радуясь, что так выгодно продала сегодня Медведя в аэропорту и на руках у нее целая куча свободных денег.
– Рынок пенсионных услуг необычайно широк, – заверил ее Корнеев. – Исполнителей можно поискать во дворах на скамейках.
– И вот еще что! – Лайма наставила на Корнеева указательный палец, невольно приковав его взгляд. – Нам нужны документы. Какие-нибудь крутые. Меня сегодня чуть не поймали в аэропорту с оружием и поддельными паспортами. Никто не застрахован от проверки. Зачем нам лишние проблемы?
– Я уже об этом думал. – Корнеев положил на колени ноутбук и откинул крышку. В глазах его сверкнул жадный огонь. Он был похож на курильщика, который с утра сидел на голодном пайке и наконец добрался до сигарет. Ноутбук призывно пиликнул, готовый поглотить Корнеева без остатка.
– Евгений, подожди! – потребовала Лайма. – Повремени. Мы ведь не договорили. У тебя есть идеи по поводу документов?
– Ну… – Тот завел глаза с видом дегустатора, положившего в рот нечто неопознанное. – Корочки нужны неслабые. Такие, чтобы менты отсыхали сразу.
– В ментах столько здорового цинизма, – засомневалась Лайма. – И никакого воображения. Даже не знаю, в каком обличье перед ними лучше всего предстать. Кем мы будем?
– Сотрудниками секретной военной лаборатории по изучению смертельно опасных вирусов, – предложил Корнеев.
– Нет, это слишком длинно. И с военными лучше не связываться. Давай выдумаем какое-нибудь ведомство, чтобы нас не приперли к стенке, если вдруг что. Вряд ли можно привлечь к ответственности человека, который представляется сотрудником несуществующей организации. Однако звучать это должно солидно, понимаешь? Что-нибудь такое, что сразу испугает и рядового гражданина, и чиновника. Допустим… Мэ-э-э… Федеральная служба интеллектуального надзора.
– Сокращенно получается ФСИН, – задумчиво сказал Корнеев. – Нет, это не катит. Пусть лучше будет Федеральная антитеррористическая служба безопасности. Если вдуматься, то глупо, а если не вдумываться – весьма внушительно. Сокращенно получается – ФАСБ. А произносится вообще волшебно – ФАэСБэ. Вот это звучит!
– Но если нас на этом повяжут…
– Шутишь! – Корнеев нетерпеливо погладил упругую клавиатуру ноутбука. Ему хотелось как можно скорее завершить разговор. – Тут логика простая. Если ты высокий чин и не знаешь о Федеральной антитеррористической службе безопасности, значит, тебя просто не посвятили. Ты не принадлежишь к кругу избранных. Ручаюсь, что никто и никогда не докопается до правды.
– А ты сможешь сделать подходящие удостоверения? – с надеждой спросила Лайма.
В сущности, она почти не сомневалась в успехе. Там, в виртуальном подпространстве, существовало некое информационное братство, к которому Корнеев, безусловно, принадлежал. Это братство было могущественным, словно тайный орден, и обладало неисчерпаемыми мозговыми ресурсами.
– Я – смогу, – самодовольно ответил он. – Только для этого мне нужно немного времени. А ты пока свари нам по чашке кофе. Пожалуйста.
Но до кухни Лайма не дошла – телефонный аппарат на журнальном столике внезапно вздрогнул и разразился рассерженными звонками. Оба с недоумением уставились на него. Аппарат был новенький, обтекаемо-белый, словно облизанное эскимо, и в запущенной комнате выглядел как предмет инопланетной техники. Кроме Медведя, номер телефона штаб-квартиры никто не знал, а Медведь должен был позвонить только вечером. Возможно, произошло нечто экстраординарное? Сандру Барр уже похитили?!
Лайма медленно потянулась к трубке – пальцы дрогнули. Ей не нравилось быть секретным агентом. Приходилось постоянно подбадривать и воодушевлять себя всякими патриотическими глупостями. Не то чтобы она боялась за свою шкуру, хотя порой ей и было до смерти страшно. Нет, пугала ответственность, которую на нее взваливали против воли. Вот, например, сейчас она отвечает за жизнь Сандры Барр. Лично отвечает, как командир группы специального назначения.
– Лайма? – услышала она сдавленное восклицание в трубке и одними губами пояснила для Корнеева: «Это Иван». – У меня тут ЧП!
Его голос был таким глухим, словно он залез с телефоном под одеяло. Глухим и испуганным.
– Докладывай.
Она привыкла пользоваться командирскими словечками, заметив, что ее подчиненные реагируют на это самым положительным образом. Она будто бы напоминала им о своем статусе. И все равно – то один, то другой бессознательно начинали ее опекать. Однако сейчас Медведю самому требовалась опека.
– Сандра кое-чего хочет от меня. – Он заговорил жалобно, как маленький мальчик, жалующийся маме на школьных приятелей. – Ведет себя совершенно беззастенчиво… Фергюссон спит, а она решила на ночь забрать меня к себе в номер. Что делать?
– Как что делать? – вознегодовала Лайма. – Ты окажешься наедине с самой сексапильной женщиной планеты! Начни с поцелуя в щечку.
– Но я так не могу, – возразил Медведь таким придушенным голосом, словно Сандра Барр уже разложила свой трофей на ковре и поставила на него ножку в золоченой туфле. – Мне нравятся застенчивые девушки, за которыми нужно долго ухаживать…
– Господи, – рассердилась Лайма. – Нашел время капризничать! Забудь о застенчивых девушках. С сегодняшнего дня тебе нравятся уверенные в себе киноактрисы.
– А вдруг у меня ничего не получится, и я опозорю родину?!
Лайма несколько секунд молчала, потом сказала:
– Закажи в номер водки. Грамм сто, чтобы не развезло. Вот увидишь, все будет тип-топ, Сандра сама обо всем позаботится.
В ответ Медведь провыл что-то по поводу того, что водку он уже пил, и невежливо отключился. Лайма положила трубку и подняла голову, но объяснять Корнееву ничего не пришлось – на диване сидела только его бренная оболочка, дух же, воспользовавшись моментом, улизнул в виртуальный мир. Экран ноутбука горел ровным голубым светом, ласкавшим благородное лицо Евгения. Кофе для него можно было не варить.
Лайма вздохнула и отправилась на кухню. Здесь было не так тоскливо, как в комнате, потому что она отдраила все рабочие поверхности и прикрыла особо страшные места салфетками. Прочищенная раковина, вся в прожилках длинных трещин, похожих на разветвляющиеся реки, послушно проглатывала пущенную воду. Проделав положенную процедуру приготовления кофе, Лайма водрузила турку на огонь и принялась напевать, постукивая ногой. На столе грудой лежали журналы с веером цветных закладок – статьи о Сандре Барр, вдумчиво прочитанные, с отчеркнутыми фломастером важными деталями.
Наполнив до краев чашку, Лайма устроилась на табурете и принялась рассеянно листать страницы, разглядывая цветные фотографии. Теперь, когда она увидела Сандру Барр живьем, делать это было по-новому интересно. Вот звезда выходит из лимузина, вот она получает главный приз кинофестиваля, вот она под руку с самым скандальным режиссером Голливуда, а здесь – в обнимку с Гектором Куком. Вот она раздает автографы после премьеры «Шоколадной девушки». Кажется, на ней даже те же самые солнечные очки, на которые Лайма обратила внимание сегодня в аэропорту.
Забавно, но у нее тоже есть автограф – закорючка, лично нарисованная знаменитостью на полупрозрачном листке, вырванном из блокнота. Если бы захотела, Лайма могла бы даже дотронуться до размятой массажистами, увлажненной косметологами, упругой, шелковистой, дорого пахнущей кожи. Некоторые люди спят и видят, как они прикоснутся к чему-нибудь подлинному. И ездят за этим на край земли – ощупать египетского Сфинкса, влезть на Эйфелеву башню, продавить пятками снежную шапку Джомолунгмы, потрогать Сандру Барр…
Снимок с раздачей автографов почему-то насторожил Лайму. Что-то в нем было не так. Она сняла журнал со стола и положила себе на колени. Долго и задумчиво смотрела на него, потом встала и сделала вид, что подписывает фотографию. Сверилась со снимком, чертыхнулась, бросила журнал и принялась лихорадочно раскрывать одно красочное издание за другим, разыскивая похожие. Нашла четыре штуки. Сандра Барр в окружении поклонников – лица у всех дикие, головы всклокоченные, словно за место возле актрисы приходилось драться не на жизнь, а на смерть. Сандра Барр раздает автографы. Автографы! Вот где зарыта собака…
Ее догадка подтверждалась. Она была невероятной! Лайма катала ее на языке, боясь, что она сорвется с него раньше времени – недозрелая, кое-как сформулированная – и не будет принята всерьез. Прежде чем обрушивать ее на мужчин, нужно как следует подготовиться.
В комнате что-то стукнуло, и Лайма поспешила на шум. Корнеев добровольно возвратился в мир живой природы и уже зашнуровывал ботинки, которые бессознательно скинул во время погружения.
– Я вот подумал, – поделился он, стоя, подобно страусу, вниз головой, – что нам нужно для документов сфотографироваться в форме. Или хотя бы в фуражках. Чтобы произвести впечатление, надо добавить к внешнему виду что-нибудь особенное, какую-нибудь общую деталь, ловишь мою мысль?
– А пусть это будет пилотка, – предложила Лайма.
В одном из только что просмотренных журналов, в коллекции знаменитого парижского модельера, она углядела черную с белой строчкой пилотку, которая произвела на нее большое впечатление. К пилотке прилагался такой же отстроченный френч.
Она сбегала на кухню, принесла журнал и показала Корнееву. Тот одобрительно хрюкнул, скатал его трубочкой и сунул в пакет.
– Сканирую снимок, увеличу, потом приделаю пилотку к головам и погляжу, как мы будем смотреться. Если хорошо, сразу пущу фотографии в работу. Думаю, к завтрашнему дню корочки будут готовы. Дело непростое, поэтому до утра меня не жди.
– А что с телефонами?
Корнеев посмотрел на часы и сказал:
– Самое интересное время для посиделок: народ пошел с работы, есть тема для пересудов. Думаю, пенсионеров на лавках – пруд пруди. Если хочешь, пойдем вместе, попытаем счастья.
В офисе компании – крупнейшего оператора мобильной связи – все шло своим чередом. Кассиры, словно в скворечниках, сидели в своих окошках, принимая платежи. Основательные менеджеры по продажам оформляли договоры, совершая рутинные действия в привычной последовательности. Правда, сейчас приходилось проявлять расторопность – в зале выстроилась очередь, завернувшаяся хвостом к витринам с образцами моделей.
Очередь, как это ни странно, целиком состояла из старушек весьма преклонного возраста, одетых в разномастные ситцевые платья. Одни сжимали в руках целлофановые пакеты с наличными, другие имели при себе ридикюли, третьи держали наготове вытертые на сгибах кошельки с облупившимися кнопками. Самой молодой из посетительниц вчера исполнилось семьдесят семь лет.
Первым на этот социологический казус обратил внимание старший менеджер. Странное нашествие пенсионерок его поначалу даже развеселило. Их было много, никак не меньше дюжины. «Дети и внуки отправили, – подумал менеджер. – Старушенциям все равно целый день делать нечего». Странным было то, что они пришли в офис одновременно, словно сговорились заранее.
Постепенно все работники сообразили, что происходит нечто из ряда вон выходящее – клиентки одна за другой подсаживались к столам и покупали трубки самых разных фирм, с легкостью переваривая четырехзначную цену.
– Мне подключите безлимитный тариф, – потребовала бабуська с гребнем, воткнутым в воздушный пучок, сооруженный на макушке.
Вторая, обернутая в тончайшую пергаментную кожу, с бирюзовым перстнем на крохотной лапке, потребовала определитель номера. Третью, внушительных размеров старуху, обутую в обрезанные лаковые боты, напротив, интересовал антиопределитель. Четвертая, тощенькая и шустрая, с глазками-бусинками, похожая на ящерку, продемонстрировала потрясающую осведомленность в вопросе посекундной тарификации.
Когда нашествие старушек завершилось, старший менеджер позвонил домой и спросил у жены:
– Свет, ты ничего не слышала? Пенсии, случайно, не индексировали? В Интернете сообщений никаких нет. Может, в новостях скажут? Просто удивительно. Почему-то именно сегодня благосостояние пенсионеров резко повысилось. Звякни матери, поинтересуйся. Да просто любопытно. Потом мне перезвони.
Старушки гуськом выходили из офиса и все, как одна, сворачивали за угол. Корнеев поджидал их в уютном дворике под корявой липой, ощетинившейся коротко остриженными ветвями. В руках у него была вместительная сумка, куда его агентура ссыпала картонные коробки с новенькими, только что подключенными телефонами. Щедрой рукой благодетель раздавал доллары, полученные за проданного Лаймой в сексуальное рабство Медведя.
Лайма, впрочем, ни чуточки не переживала по этому поводу. Ее представления о моральном облике секретного агента были дремучими и корнями уходили в те благословенные годы, когда роль Джеймса Бонда исполнял еще Шон Коннери. У Бонда в каждой серии были новые девушки, и он не зацикливался на том, чтобы хранить верность какой-нибудь одной. Ее Величество, на секретной службе у которой состоял самый известный из шпионов, требовала преданности делу, а не женщинам. Медведь, по разумению Лаймы, должен был действовать по той же схеме, завязывая и разрывая необременительные отношения, возникающие в ходе операции.
Корнеев передал Лайме мешок с телефонами, и она отправилась к себе домой – разбираться. Разделила их на три части – по четыре штуки. Записала в электронную память каждого телефона номера всех остальных. После этого решила посмотреть новости. Ей удалось захватить несколько информационных выпусков, повторявших дневные сюжеты с пресс-конференцией, которую Сандра Барр дала в аэропорту, а также с раздачей автографов. Именно на этот процесс Лайме как раз и хотелось посмотреть еще раз – проверить себя.
Взгляд ее сейчас был особенно придирчивым. Она рассматривала голливудскую звезду без придыхания, внимательно, словно психиатр, которому показали сложного пациента в привычной для него обстановке. И нашла кучу подтверждений возникшей у нее версии. Раскраснелась, разнервничалась, схватила лист бумаги и записала все, что посчитала особенно важным.
Сандра Барр, фотографиями которой были до самых корешков наполнены специальные киношные журналы, писала левой рукой. А Сандра Барр, прилетевшая в Москву, держала фломастер в правой. И очень ловко справлялась со своей задачей. Или звезда могла писать с одинаковой ловкостью обеими руками, или…
Впрочем, ерунда. В Америке не переучивают детей писать «правильной» рукой. Но это только половина новости. «Московская» Сандра была чуть ниже ростом. Лайма пересмотрела кучу снимков, на которых звезда стояла рядом со своим агентом. Если сравнивать с Фергюссоном, то она точно потеряла сантиметра три-четыре. Почему никто, никто не обратил на это внимания?!
Неожиданно Лайма подумала, что Корнеева и Медведя вряд ли поразит ее теория о двух Сандрах. Различие в росте они опротестуют, ссылаясь на каблуки, а потом еще потратят кучу драгоценного времени, придумывая, как заставить американку написать что-нибудь левой рукой. Необходимо доказать им свою правоту – быстро и качественно.
Лайма сразу же придумала способ доказательства. Она вымыла волосы и накрутила их на бигуди, отпарила выходное платье и достала из шкафа коробку с босоножками на высоченной шпильке. В последний раз она надевала их, когда хотела потрясти воображение Шаталова. Хотя про Шаталова сейчас лучше вообще не думать.
Лайма заснула только под утро, с включенным светом, поверх одеяла окруженная десятками фотографий, неаккуратно выдранных из журналов. Это были те самые аргументы, которые она собиралась предъявить Корнееву и Медведю.
Медведь обязался позвонить после утренней побудки и доложить обстановку. Рассказать, где вся компания была вечером, не объявились ли возле Сандры Барр новые люди, не случилось ли чего странного и подозрительного ночью. И какую все-таки роль дива отвела самому Медведю.
Телефонный звонок вырвал Лайму из глубокого сна, протащил по его черной бугристой поверхности и выбросил из кровати. Лайма села и некоторое время тупо смотрела в окно. Солнце взобралось высоко и пыталось проникнуть сквозь занавески. Однако для него была оставлена только узкая щелка, в которую просунулся длинный раскаленный луч. Лайма пробежала по этому лучу к телефону, шлепая босыми ступнями.
– Да! – сказала она, плотно прижав трубку к мятому уху. За ночь голос как будто слежался и противно похрипывал. – Я слушаю!
– Привет, – поздоровалась трубка голосом Шаталова. – Звоню поздравить. Твою фотографию напечатали все утренние газеты. «Глухонемая женщина прорывается за автографом к любимой актрисе», – процитировал он. – Ты стоишь на четвереньках с безумным лицом, а окружающие смотрят на тебя с нечеловеческим сочувствием.
– Не может быть, – пробормотала Лайма, решившая, что вчерашнее происшествие можно считать недействительным. Забыть, как ночной кошмар.
– Поужинаем вместе? – спросил Шаталов. Его просто распирало желание как-то вклиниться в ее жизнь, и не просто вклиниться, а возобладать в ней.
Получилось, что вчера его отодвинули на второй план. Он мог бы смертельно оскорбиться, но испытывал слишком сильные чувства, чтобы рвать отношения.
– Ой, Геннадий, я пока ничего не могу спрогнозировать… – расстроилась Лайма. – Если у меня образуется окно…
Нет, так не годилось, совсем не годилось. Шаталов занервничал. Ее существование было расцвечено опасностями, тайнами и украшено, как ни прискорбно, головокружительно красивыми коллегами. Что он мог этому противопоставить? Деньги? Лайма наверняка не бедствует. Любовь? Красивые блондинки принимают любовь как должное. Нет-нет. Лайма должна нуждаться в нем. Жаждать его общества, в трудную минуту просить о помощи…
Вот! Шаталов нащупал, кажется, то главное, что могло привлечь к нему любимую женщину. Помощь. Своевременная, не требующая благодарности – мужская.
– Конечно, – ответил он повеселевшим голосом. – Если образуется окно, позвони.
Лайма отвела запиликавшую трубку от уха и удивленно уставилась на нее. Странная реакция. Она думала, что Геннадий будет раздражен. Свежие кавалеры зачастую более требовательны, чем законные мужья. Кажется, ей попался идеальный вариант.
Читать бесплатно другие книги:
