Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник) Майер Стефани
— Я сосредотачиваюсь, а ты совсем рядом, — объяснил Арчи. — К тому же двухсекундное опережение проще, чем прогноз погоды. Долгосрочные предсказания — вот что ненадежно. Увидеть что-нибудь точно даже за час до события очень сложно.
Арчи продолжал сообщать мне, что происходит с остальными — собственно, не происходило почти ничего. У Джосс отлично получалось убегать. Для этого, по словам Арчи, существуют кое-какие хитрости. Например, запахи нельзя отследить через воду. Похоже, Джосс известны эти приемы. Раз шесть след приводил погоню обратно к Форксу, только чтобы снова удалиться в другом направлении. Дважды Арчи звонил Карин, чтобы дать ей указания. Один раз это было что-то по поводу направления, в котором Джосс спрыгнула с утеса, а второй — насчет того, где они смогут найти ее запах на противоположном берегу реки. Судя по этим описаниям, Арчи видел не ищейку, а будущие действия Эдит и Карин. Наверное, свою семью ему удавалось «разглядеть» наиболее отчетливо. Мне хотелось попросить телефон, но я понимал, что сейчас не время слушать голос Эдит. Они охотятся.
И еще я знал, что должен всеми силами желать Эдит и остальным успешной погони, но мог только чувствовать облегчение, когда дистанция между Эдит и Джосс увеличивалась, несмотря на содействие Арчи. Если это означало, что я застряну в гостиничном номере навеки, я не стал бы жаловаться. Всё что угодно, только бы Эдит была в безопасности.
Один вопрос я хотел задать больше всего, но колебался. Думаю, если бы здесь не было Джесамины, я сделал бы это быстрее. В ее присутствии я чувствовал себя не так свободно, как с одним Арчи. Видимо, только потому, что она не старалась добиться этого.
За едой, во время… ужина? Возможно, ведь я не смог бы припомнить, какой это прием пищи… Я обдумывал различные способы сформулировать этот вопрос. А потом поймал выражение лица Арчи и понял, что он уже знает, о чем я пытаюсь спросить, но, в отличие от дюжин остальных вопросов, этому суждено остаться без ответа.
Я прищурился и мрачно поинтересовался:
— Это содержалось в списке инструкций Эдит?
Кажется, из угла, где находилась Джесамина, донесся почти беззвучный вздох. Вероятно, очень раздражает, когда слышишь только половину диалога. Но ей следовало бы уже привыкнуть к такому. Держу пари, Эдит и Арчи вообще не приходится разговаривать вслух, общаясь друг с другом.
— Это подразумевалось, — ответил Арчи.
Я вспомнил их ссору в «джипе». Неужели они спорили об этом?
— Наверное, нашей будущей дружбы недостаточно, чтобы перетянуть тебя на мою сторону?
Он нахмурился:
— Эдит моя сестра.
— Даже если ты с ней не согласен в этом вопросе?
Минуту-другую мы пристально смотрели друг на друга.
— Так вот что ты видел, — догадался я. И почувствовал, как расширяются мои глаза. — И она так расстроилась. Ты уже видел это, да?
— Это был только один вариант будущего среди многих. Я также видел, как ты умираешь, — напомнил он.
— Но всё-таки ты видел это. Значит, такая возможность существует. — Он пожал плечами. — А ты не считаешь, что в таком случае я имею право знать? Даже если на это есть лишь крошечный шанс?
Он уставился на меня, размышляя.
— Да, — наконец сказал он. — Ты имеешь такое право.
Я ждал.
— Ты не знаешь фурии, подобной Эдит, когда кто-то срывает ее планы, — предупредил меня Арчи.
— Это ее не касается. Только нас с тобой. Прошу тебя — как твой друг.
Он помолчал, а потом принял решение:
— Я могу рассказать тебе о механике этого, но сам не помню, как всё происходило, никогда не делал ничего подобного и не видел, как это делается, поэтому не забывай, что я в состоянии только изложить тебе теорию.
— Как становятся вампирами?
— О, и это всё? — пробормотала позади меня Джесамина. Я совсем забыл, что она слушает.
Я ждал.
— Как хищники, — начал Арчи, — мы имеем в своем арсенале избыточное количество «оружия», присущего нам от природы — гораздо, гораздо больше, чем необходимо для охоты на такую легкую добычу, как люди. Сила, скорость, острые слух, зрение, обоняние, и это не упоминая о том, что некоторые из нас, подобно Эдит, Джесамине и мне, имеют еще и особые возможности. К тому же, словно плотоядные растения, мы физически привлекательны для нашей добычи.
Я снова будто видел всё это — как Эдит проиллюстрировала мне ту же самую идею на поляне.
Арчи широко улыбнулся, блеснув зубами:
— Ко всему прочему, у нас есть дополнительное, довольно-таки лишнее, оружие. Мы еще и ядовиты. Этот яд не убивает — просто выводит из строя. Действует медленно, распространяясь по кровеносной системе — так, чтобы укушенная жертва испытывала слишком сильные мучения, чтобы сбежать от нас. Почти лишнее, как я и сказал. Если мы так близко, нашей добыче не сбежать. Разумеется, если мы этого не захотим.
— Карин, — тихо сказал я. Пробелы в истории, рассказанной мне Эдит, теперь заполнялись. — Значит… если позволить яду продолжить действие?..
— Полная трансформация занимает несколько дней, в зависимости от того, сколько яда в крови, как близко он к сердцу — создатель Карин укусил ее в руку, специально, чтобы было хуже. Пока сердце продолжает биться, яд разносится по всему телу, исцеляя и изменяя его по мере распространения. В конце концов сердце останавливается, и в этот момент обращение завершается. Но всё это время, каждую минуту, жертва хочет умереть… с воплями умоляет о смерти. — Я содрогнулся. — Это неприятно, да.
— Эдит говорила, что это очень трудно сделать… но, похоже, всё довольно просто.
— В каком-то смысле мы еще и похожи на акул. Ощутив вкус крови или, если уж на то пошло, просто уловив ее запах, очень трудно удержаться и не выпить всё. Даже невозможно, пожалуй. Поэтому, видишь ли, стоит действительно укусить кого-то, попробовать кровь — и начнется безумие. То есть это трудно для обоих — у одного жажда крови, у другого — ужасная боль.
— Кажется, такое ты должен был запомнить, — сказал я.
— Для всех остальных боль трансформации — самое яркое воспоминание, оставшееся от человеческой жизни. Не знаю, почему у меня не так.
Застыв на месте, Арчи уставился в пространство. Я задумался о том, каково это — не знать, кто ты. Смотреть в зеркало и не узнавать того, кто глядит на тебя оттуда.
Но мне трудно было поверить в преступное прошлое Арчи: в его лице было что-то неподдельно хорошее. Роял был эффектным, с таких не сводят глаз девчонки в школе, но в чертах Арчи было что-то большее, чем совершенство. Абсолютная чистота.
— В том, чтобы отличаться от других, есть и свои преимущества, — внезапно сказал Арчи. — Я не помню тех, кого оставил позади. Избежал и этой боли, — он посмотрел на меня, и его глаза слегка сузились: — Карин, Эдит и Энист потеряли всех, кто имел для них значение, еще до того, как расстались с человеческой жизнью. Поэтому горевали, но не тосковали. У остальных всё было по-другому. Физическая боль проходит относительно быстро, Бо. Есть гораздо более медленные виды страдания… У Рояла были любящие родители, нуждавшиеся в его помощи… и две младшие сестрёнки, которых он обожал. После обращения он никогда больше не смог увидеться с ними. А потом пережил их всех. Эта боль проходит очень, очень медленно.
Интересно, уж не пытается ли Арчи заставить меня почувствовать жалость к Роялу — стать более терпимым, несмотря на его ненависть ко мне. Что ж… у него получалось.
Арчи покачал головой, словно знал, что я не врубаюсь.
— Это неотъемлемая часть процесса, Бо. Я не испытал такого, а значит, не могу сказать, каково это. Но это часть процесса.
И тогда я понял, о чем он говорит.
Арчи снова застыл в полной неподвижности. Я заложил руку за голову и уставился в потолок.
Если… если когда-нибудь Эдит захочет, чтобы я стал таким… что это будет означать для мамы? Для Чарли?
Мне было о чем поразмыслить. О том, во что раньше мне и в голову не пришло бы вникать… да я и о существовании чего-то подобного даже не подозревал.
Но кое-что казалось очевидным. По каким-то причинам Эдит не хотела, чтобы я думал о чем-то таком. Почему? У меня начинал болеть живот, когда я пытался подобрать ответ на этот вопрос.
Тут Арчи вскочил на ноги.
Я посмотрел на него, испуганный этим внезапным движением, и еще больше встревожился, увидев его лицо.
Оно совершенно ничего не выражало — пустой взгляд, рот приоткрыт.
Сразу же оказавшаяся рядом с ним Джесамина, осторожно толкнула его обратно в кресло.
— Что ты видишь? — спросила она тихим успокаивающим голосом.
— Что-то изменилось, — ответил Арчи еще тише.
Я подался ближе:
— Что там?
— Комната. Длинная, повсюду зеркала. Пол деревянный. Ищейка в этой комнате, ждет. По зеркалам идет какая-то золотистая полоса.
— И где эта комната?
— Не знаю. Чего-то не хватает — еще не все решения приняты.
— Сколько времени?
— Уже скоро. Ищейка будет в зеркальной комнате сегодня или, возможно, завтра. Поживем — увидим. Она ждет чего-то, — лицо Арчи снова стало пустым. — А сейчас она в темноте.
Тон Джесамины был спокойным, методичным:
— Что она делает?
— Смотрит телевизор… нет, видеозапись на кассете, в темноте, в другом помещении.
— Ты можешь разглядеть, где она?
— Нет, слишком темно.
— А зеркальная комната, что там еще есть?
— Только зеркала и золото. Золотая полоса вокруг комнаты. И черный стол с большой стереосистемой и телевизором. Ищейка трогает видеомагнитофон, но не смотрит запись, как в темном помещении. Здесь она ждет, — взгляд Арчи переместился и сфокусировался на лице Джесамины.
— И больше ничего?
Он покачал головой. Не двигаясь, они посмотрели друг на друга.
— Что это значит? — спросил я.
Вначале никто из них не ответил, а через мгновение Джесамина поглядела на меня:
— Это значит, что планы ищейки изменились. Она приняла решение, которое приведет ее в зеркальную комнату и в то затемненное помещение.
— Но мы не знаем, где они находятся?
— Нет.
— Зато точно знаем, что ищейки не будет в горах севернее штата Вашингтон, где за ней охотятся. Она ускользнет от них, — голос Арчи звучал мрачно.
Он взял в руку телефон, который тут же завибрировал.
— Карин, — сказал Арчи. А потом взглянул на меня. — Да… — он слушал еще несколько долгих мгновений, после чего снова заговорил: — Я видел ее, — он описал видение, как только что сделал это для Джесамины, затем добавил: — Что бы ни заставило ее сесть на этот самолет… это приведет ее в эти комнаты, — и, помолчав немного, обронил: — Да.
Он протянул мне телефон:
— Бо?
Я вырвал мобильник у него из руки:
— Алло?
— Бо, — выдохнула Эдит.
— Ох, Эдит, — сказал я. — Где вы?
— Неподалеку от Ванкувера. Мне жаль, Бо… мы ее упустили. Похоже, она подозревала нас — оставалась на таком расстоянии, что я не могла слышать ее мысли. А сейчас вообще пропала — кажется, угнала маленький самолет. Мы думаем, что она возвращается в Форкс, чтобы начать сначала.
Мне было слышно, как Арчи позади меня сообщает содержание своего разговора Джесамине.
— Знаю. Арчи увидел, что она сбежала.
— Но тебе не стоит беспокоиться. Вы не оставили следа, который она могла бы взять. Тебе просто нужно оставаться с Арчи и ждать, пока мы найдем ее снова. Арчи скоро наведет нас на нее.
— Со мной всё будет хорошо. Энист с Чарли?
— Да… мужчина был в городе. Он заходил в дом, но Чарли в тот момент уже уехал на работу. Рыжий не приближался к твоему отцу. Не волнуйся — Чарли в безопасности, ведь за ним присматривают Энист и Роял.
Почему-то упоминание о присутствии Рояла меня не слишком успокоило.
— Что, по-твоему, делает сейчас Виктор?
— Пытается снова взять след. За ночь он прочесал все окрестности, где только не был — в Порт-Анджелесском аэропорту, в школе… Роял повсюду следовал за ним. Рыжий копает, Бо, но ему ничего не найти.
— А ты уверена, что Чарли ничто не угрожает?
— Да. Энист не выпустит его из виду. И я скоро тоже буду там. Если ищейка появится где-то рядом с Форксом, я возьму ее.
Я сглотнул.
— Будь осторожна. Оставайся с Карин и Элинор.
— Я знаю, что делаю.
— Я скучаю по тебе, — сказал я.
— Знаю, поверь мне, я знаю. Такое чувство, словно ты забрал с собой половину меня.
— Тогда приезжай и возьми ее.
— Как только смогу. Вначале я всё исправлю, — ее голос стал твердым.
— Я люблю тебя.
— Можешь ты поверить, что, несмотря на всё, чему я тебя подвергла, я люблю тебя тоже?
— Да, могу.
— Я скоро за тобой приеду.
— Буду ждать тебя.
В трубке стало тихо, а на меня обрушилась внезапная волна уныния. Джесамина резко вскинула голову, и это чувство рассеялось.
Она снова начала следить за тем, что делал Арчи. Сидя на диване, он наклонился над столиком с бесплатной гостиничной шариковой ручкой в руке. Я подошел, чтобы посмотреть, чем он занимается.
Он набрасывал на бланке отеля какой-то рисунок. Я оперся на спинку дивана, чтобы посмотреть через плечо Арчи. Он изобразил комнату: вытянутую, прямоугольную, с более узкой квадратной секцией в дальнем конце. Выводил черточки, показывающие, что доски пола настелены вдоль длинной стороны этого помещения. По стенам сверху вниз тоже шли линии, обозначающие промежутки между зеркалами. Я представлял себе их по-другому — не покрывающими таким образом всю поверхность. А еще по всем стенам на высоте пояса тянулась длинная полоса. Та самая, которую Арчи назвал золотой.
— Это балетная студия, — сказал я, внезапно узнавая знакомые очертания.
Они оба удивленно подняли на меня глаза.
— Ты знаешь эту комнату? — голос Джесамины звучал спокойно, но в ее словах слышался какой-то подтекст. Арчи нагнулся ближе к своему листку, теперь его рука просто летала над бумагой. На задней стене приобрел законченные очертания аварийный выход — именно там, где должен был находиться, насколько я знал; а в правом переднем углу появились стереосистема и телевизор.
— Похоже на студию, где моя мама когда-то давала уроки танцев — хотя она там не задержалась очень уж надолго. Планировка точно такая же, — я дотронулся до рисунка там, где в задней части помещения выделялся квадратный участок, не такой широкий, как остальная комната. — Здесь находился санузел — проход туда был через другой танцевальный зал. Правда, проигрыватель стоял вот тут, — я указал на левый угол, — к тому же более старый, а телевизора вообще не было. И еще было окно в комнате для ожидающих — такой вид открывался именно оттуда.
Арчи и Джесамина пристально смотрели на меня.
— Ты уверен, что это то самое помещение? — спросила Джесамина с тем же неестественным спокойствием.
— Нет, совсем не уверен. То есть большинство танцевальных студий выглядят примерно одинаково: зеркала, станок, — я наклонился через диван и провел пальцем по балетному станку, установленному напротив зеркал. — Просто планировка выглядит знакомой.
— Тебе может понадобиться зачем-нибудь пойти туда сейчас? — спросил Арчи.
— Нет. Я не возвращался туда с тех пор, как мама уволилась — а это было, наверное, лет десять назад.
— Значит, эту студию невозможно связать с тобой? — напряженно уточнил Арчи.
Я покачал головой:
— Даже не знаю, прежний ли у нее владелец. Уверен, что это просто одна из множества танцевальных студий где-то в другом месте.
— А где была та, в которой преподавала твоя мать? — поинтересовалась Джессамина — гораздо более беспечным тоном, чем Арчи.
— Сразу за углом от нашего дома. Именно поэтому мама и пошла туда работать — чтобы я мог встречаться там с ней, когда возвращался домой из школы… — я замолчал, увидев, какими взглядами они обменялись.
— Так эта студия здесь, в Финиксе? — всё так же небрежно спросила Джесамина.
— Да, — прошептал я. — Угол Пятьдесят восьмой и Кактус-Роуд.
Мы все молча уставились на рисунок.
— Арчи, этот телефон надежен? — спросил я.
— Его номер просто приведет обратно в Вашингтон, — объяснил он.
— Значит, мне можно позвонить с него маме.
— Она ведь во Флориде, правильно? Там она в безопасности.
— Да… но скоро она приедет домой, а ей нельзя возвращаться в этот дом, пока… — мой голос задрожал. Я думал о Викторе, обыскивающем дом Чарли, школу, где были сведения обо мне.
— Какой у нее номер? — спросил Арчи, уже с телефоном в руке.
— У них нет постоянного номера, кроме домашнего. Мама должна регулярно проверять сообщения на автоответчике.
— Джесс? — Арчи обернулся к девушке.
Она немного подумала.
— Вряд ли это может повредить… только, разумеется, не надо говорить, где ты находишься.
Кивнув, я потянулся за трубкой. Набрал знакомый номер и дождался, когда после четырех гудков раздастся оживленный голос мамы, предлагающий оставить сообщение.
— Мам, — сказал я после сигнала. — Это я. Слушай, мне нужно, чтобы ты кое-что сделала. Это важно. Как только получишь сообщение, позвони мне на этот номер. — Арчи показал мне на номер, уже написанный под его рисунком. Я дважды отчетливо прочитал его вслух. — Пожалуйста, не езди никуда, пока не свяжешься со мной. Не волнуйся. Я в порядке, но мне нужно поговорить с тобой — сразу же, как бы поздно ты ни прослушала этот звонок, хорошо? Я люблю тебя, мам. Пока.
Я закрыл глаза и помолился о том, чтобы никакие непредвиденные изменения планов не привели ее домой раньше, чем она получит мое сообщение.
Потом мы снова начали ждать.
Я обдумывал возможность позвонить Чарли, но не знал точно, что ему сказать. Смотрел новости, на сей раз сосредоточенно, следя, нет ли каких-то репортажей о Флориде или о весенних сборах… о забастовках, ураганах или терактах — о чем угодно, что могло бы заставить маму и Фила раньше вернуться домой.
Казалось, что бессмертие дарует и бесконечное терпение. Ни Джесамина, ни Арчи, похоже, вообще не чувствовали необходимости что-нибудь делать. Арчи довольно долго рисовал смутные очертания темного помещения из своего видения — то, что смог разглядеть в тусклом свете телевизора. Но закончив с этим, он просто сидел, глядя на пустые стены. Джесамина тоже явно не испытывала никакой потребности метаться по номеру, или выглядывать за шторы, или пробить кулаком дыру в стене — в отличие от меня.
Я уснул на диване, так и не дождавшись телефонного звонка.
Глава двадцать первая
Звонок
Проснувшись, я понял, что еще слишком рано. Ночи и дни для меня словно постепенно менялись местами. Единственным источником света в комнате был телевизор с приглушенным звуком. Часы на экране показывали начало третьего ночи. Я услышал тихие голоса, говорящие слишком быстро, и решил, что это они меня разбудили. Минуту-другую я неподвижно лежал на диване, ожидая, пока придут в порядок слух и зрение.
Потом осознал странность того, что разговаривают достаточно громко, чтобы разбудить меня, и сел.
Арчи снова рисовал, склонившись к столу, а Джесамина стояла за ним, положив руку ему на спину.
Я встал и подошел к ним. Увлеченные тем, что делал Арчи, они даже не посмотрели в мою сторону.
Я пристроился с другой стороны, чтобы разглядеть рисунок.
— Он увидел кое-что еще, — тихо сказал я Джесамине.
— Что-то заставило ищейку вернуться в помещение с видеомагнитофоном, но теперь там светло, — ответила она.
Я смотрел, как Арчи рисует квадратную комнату с темными балками на низком потолке. Стены отделаны деревянными панелями — мрачноватыми, немодными. На полу неяркое узорчатое ковровое покрытие. В южной стене большое окно, а в западной — дверной проем, ведущий в гостиную. Сбоку от него большой камин, сложенный из коричневого камня и открывающийся в обе стороны. Если смотреть отсюда, в центре внимания оказывалась юго-западная часть комнаты, где на слишком маленькой деревянной тумбочке ютились телевизор и кассетный видеомагнитофон. Их огибал старый угловой диван, перед которым стоял круглый журнальный столик.
— Сюда телефон, — прошептал я, показывая нужное место.
Они оба уставились на меня.
— Это дом моей мамы.
Арчи уже стоял у противоположной стены с мобильником в руке и набирал номер. Я пристально смотрел на точное изображение знакомой с детства комнаты. Вопреки обыкновению, Джесамина плавно приблизилась ко мне. Она легко коснулась моего плеча, и физический контакт, похоже, усилил ее успокаивающее воздействие. Страх оставался притупленным, размытым.
Очертания рта Арчи потеряли четкость, он говорил слишком быстро… его речь казалась просто тихим гудением, которое невозможно было понять.
— Бо, — сказал он. Я посмотрел на него, не в состоянии ответить. — Бо, Эдит уже в пути. Они с Элинор и Карин отвезут тебя куда-нибудь, спрячут на время.
— Эдит прилетает?
— Да, первым же рейсом из Сиэтла. Мы встретим ее в аэропорту, и ты уедешь с ней.
— Но… моя мама! Ищейка приехала сюда за ней, Арчи! — несмотря на прикосновение Джесамины, я почувствовал в груди тяжелый ком страха.
— Мы с Джесс останемся до тех пор, пока она снова не будет в безопасности.
— Мы не можем победить, Арчи! Вы не в состоянии вечно защищать всех, кого я знаю. Разве ты не видишь, что делает ищейка? Она уже даже не выслеживает меня. Просто найдет кого-нибудь… причинит боль кому-то из тех, кого я люблю! Арчи, я не могу…
— Мы поймаем ее, Бо.
— А что если пострадаете вы, Арчи? Думаешь, меня это устроит? Думаешь, мне будет больно, только если под удар попадет кто-то из моей человеческой семьи?
Приподняв брови, Арчи взглянул на Джесамину. Меня окутал плотный туман изнеможения, веки опустились помимо моей воли. Я боролся с этим туманом, понимая, что происходит. Через силу заставил себя открыть глаза и отодвинулся от руки Джесамины.
— Не хочу спать, — резко сказал я.
И, захлопнув за собой дверь, ушел в спальню. Против ожиданий, Арчи не последовал за мной. Вероятно, предвидел, как я к этому отнесусь.
Почти четыре часа я сидел на полу, уставившись в стену, со сжатыми кулаками. Мысли кружились в бесконечных попытках найти какой-нибудь выход из этого кошмара. Я не видел никакой лазейки — только единственно возможный исход. Оставалось неясным лишь одно: сколько еще людей пострадает, прежде чем я до него доберусь.
У меня сохранилась последняя надежда — я знал, что скоро встречусь с Эдит. Возможно, если я смогу снова увидеть ее лицо, то сумею и найти решение. Когда мы вместе, всё проясняется.
Зазвонил телефон, и я вернулся в гостиную, немного смущенный своим поведением. Я надеялся, что никого не обидел. Что они понимают: я безмерно благодарен за то, чем они жертвуют для меня.
Арчи снова с огромной скоростью говорил что-то в трубку. Я огляделся, но Джесамины в комнате не оказалось. На часах было полшестого утра.
— Они только что сели в самолет, — сказал мне Арчи. — Приземлятся без четверти десять.
Осталось удержать себя в руках всего несколько часов, пока Эдит не окажется здесь.
— А где Джесамина?
— Пошла платить за номер.
— Вы здесь не останетесь?
— Нет, переедем поближе к дому твоей мамы.
Я почувствовал подступающую тошноту, но тут снова раздался звонок телефона. Арчи посмотрел на номер, а потом протянул трубку мне. Я выхватил ее у него из рук.
— Мама?
— Бо? Бо? — это был мамин голос — с теми знакомыми интонациями, которые в детстве я слышал тысячу раз, стоило мне опасно приблизиться к краю тротуара или исчезнуть у нее из виду в людном месте. В голосе звучала паника.
— Успокойся, мам, — сказал я самым умиротворяющим тоном, медленно отходя от Арчи обратно в спальню. Я не был уверен, что смогу убедительно врать у него на глазах. — Всё в порядке, хорошо? Просто дай мне минутку, и я обещаю объяснить тебе всё.
Я приостановился, удивленный тем, что она меня еще не перебила.
— Мам?
— Тщательно следи за тем, чтобы ничего не говорить без моего приказа, — голос, который я слышал теперь, был настолько же незнакомым мне, насколько и неожиданным. Он принадлежал женщине, но не моей маме. Весьма приятный, ничем не примечательный мягкий альт — из тех голосов, что можно услышать на заднем плане рекламы какого-нибудь роскошного авто. Она быстро продолжила: — Так вот, я не хочу причинять боль твоей матери, поэтому, пожалуйста, делай всё в точности как я скажу, и с ней всё будет в порядке. — Я слушал в немом ужасе, а ищейка с минуту молчала. — Очень хорошо, — похвалила она. — А теперь повторяй за мной и постарайся говорить естественно. Скажи, пожалуйста: «Нет, мама, оставайся там, где ты есть».
— Нет, мама, оставайся там, где ты есть, — мой голос едва ли был громче шепота.
— Вижу, это будет трудно, — ищейка говорила весело, по-прежнему дружелюбным и легким тоном. — Почему бы тебе не уйти в другую комнату, чтобы не испортить всё своим выражением лица? Твоей матери незачем страдать. А пока идешь, скажи: «Мам, пожалуйста, выслушай меня». Сейчас же.
— Мам, пожалуйста, выслушай меня, — умоляюще произнес я. И медленно вошёл в спальню, чувствуя спиной обеспокоенный взгляд Арчи. Я закрыл за собой дверь, пытаясь мыслить ясно сквозь ужас, который сковывал мозг.
— Ну, теперь ты один? Отвечай только «да» или «нет».
— Да.
— Но они наверняка всё еще слышат тебя.
— Да.
— Ну ладно. Тогда, — продолжил приятный голос, — скажи: «Мама, поверь мне».
— Мама, поверь мне.
— Получилось даже лучше, чем я рассчитывала. Я была готова к ожиданию, но твоя мать приехала раньше положенного срока. Так ведь легче, правда? Меньше неизвестности, меньше беспокойства для тебя.
Я ждал.
— А теперь я хочу, чтобы ты слушал очень внимательно. Мне понадобится, чтобы ты ушел от своих друзей — как по-твоему, ты сумеешь это сделать? Отвечай «да» или «нет».