Верные, безумные, виновные Мориарти Лиана

Глава 54

Слушая шум дождя, Тиффани и Вид тупо смотрели на рассыпанные по кухонному полу шоколадные орешки.

– И не скажешь, что в этой банке так много стекла, – заметил Вид.

– Или так много орешков, – согласилась Тиффани. – Мы в порядке, Дакота! – прокричала она. – Прости, если ты удивилась! Твой папа разбил банку!

Последовало молчание. Тиффани различила глухой шум от телевизора на фоне шума дождя.

– Никто не пострадал! – прокричал Вид. – Нам не нужна помощь!

Наступила пауза.

– О’кей! – ответила Дакота на редкость высокомерным тоном.

Тиффани и Вид улыбнулись друг другу.

– Я могла бы и догадаться, почему она вела себя так странно, – сказала Тиффани. – Теперь для меня вполне очевидно, что она винила себя.

– Ты все время твердила мне: что-то не так. Но почему она до сегодняшнего дня не говорила нам о своих чувствах? – Вид понизил голос, хотя Дакота никак не могла их услышать. – Зачем все держать в себе? Это нехорошо.

– Похоже, она боялась, что мы тоже виним ее. Наверное, она думала, что мы сердились.

– Глупая! – сердито произнес Вид.

– Я знаю. Ну, мы были расстроены и растеряны, и дети так поступают. Они считают себя во всем виноватыми. Она неправильно истолковала все, что мы делали.

– Но ее даже там не было, когда это случилось!

– В том-то и дело. – Тиффани старалась не показывать своего нетерпения.

Когда Дакота в слезах объясняла, почему она подумала, что все винят ее за происшествие с Руби, Вид тоже был там, но он так энергично размахивал руками, выражая свое недоумение, что толком не слушал ее.

– Она вбила себе в голову, что Клементина считала Дакоту ответственной за детей. Мы же все время твердили ей, что она хорошая нянька.

– Да, но…

– Знаю, – сказала Тиффани. – Конечно, Клементина с Сэмом не стали бы ее винить. Никто не стал бы. Боже правый, ей десять лет. Мы все знали, что она пошла в дом читать. Если кого и надо винить в этой семье, так это меня. Именно я предлагала гостям «танец на коленях».

– Перестань, – быстро проговорил Вид. Со дня барбекю он пресекал любой подобный разговор. – Это был ужасный несчастный случай.

Ну да, вот что такое – держать все в себе. Неудивительно, что Дакота считала происшествие на барбекю позорным секретом. Родители не сказали ей об этом ни слова! Наверное, это показалось бедной девочке таким странным. Разумеется, она подумала, что это имеет к ней отношение.

Тиффани вспомнила, что всю неделю сразу после барбекю была очень занята на работе. Тот чертов таунхаус, с самого начала доставлявший ей одни неприятности, был передан на аукцион, и суд по вопросам земельной собственности и окружающей среды решил не в ее пользу. Неделя выдалась паршивой, и на фоне всех этих стрессов маячил абсолютный ужас случившегося. Она совсем не думала о Дакоте. Совершенно. Дакота была для нее еще одной работой, при выполнении которой нужно поставить галочку. Как только Дакота, одетая в форму и снабженная завтраком, доставлялась в школу, работа бывала выполнена. Вид относился к этому точно так же. Для него та неделя тоже не задалась. Он потерял правительственный договор, что, оказывается, было благом, но тогда он об этом еще не знал. К тому времени как Вид и Тиффани справились со своими затруднениями и начали снова нормально разговаривать с Дакотой, вред уже был нанесен. Бедный ребенок решил: налаживание контактов с родителями означает то, что они ее простили.

Простили!

– Сейчас принесу совок, – сказал Вид. – Не двигайся. Ты босая.

Он пошел за совком и шваброй.

Тиффани смотрела на массивные плечи Вида, когда он, наклонившись, аккуратно выметал стекло и орехи. Она думала о секретах и вреде, который они наносят.

– Сегодня в школе я узнала одного из родителей.

– Да? И кто это был?

Вид продолжал подметать.

– Со времени моих танцев.

Вид поднял глаза:

– И как, нормально?

– Один из моих постоянных посетителей. Почти что друг. Приятный мужик.

– Хорошие чаевые давал?

– Отличные.

– Превосходно, – заметил Вид.

– Он заказывал много частных шоу, – осторожно проговорила Тиффани.

– Рад за него. У мужика был хороший вкус.

Он внимательно осмотрел пол и продолжил сметать крошечные осколки стекла.

– Вид, – начала Тиффани, – да перестань. Немного… неудобно, да? Стоять на корте для игры в нетбол рядом с парнем, который видел, как раздевается твоя жена?

– Почему это должно быть неудобно? – Он посмотрел на нее снизу вверх. – Я горжусь тобой. Вероятно, я не захотел бы смотреть, как раздевается его жена. Ты спала с ним?

– Я никогда не спала ни с одним из них. Ты это знаешь.

– Ну тогда в чем проблема? – Вид внимательно изучал ее. – Ты же не была проституткой.

– Но это престижная частная школа. Для некоторых из этих женщин, вероятно, нет большой разницы между танцовщицей и проституткой. Если пойдут слухи, если он скажет своей жене…

– Он не скажет жене.

Встав, Вид пошел в другой угол комнаты, куда закатились орешки.

– Он может сказать жене, и тогда узнают все девочки, и Дакоту начнут изводить, и у нее появится депрессия, и она может пристраститься к наркотикам.

– Ах, этот наркотик, мороженое – ужасный наркотик. Давай посоветуем ей пристраститься к хорошим наркотикам, от которых делается приятно и не хочется содрать с себя кожу.

– Вид!

– Он не скажет жене, – повторил Вид. – Спорю на миллион долларов, не скажет. А если и скажет? Девочки будут только говорить: «Ах, Дакота, ты такая счастливая, твоя мама очень талантливая, очень красивая, очень гибкая».

– Вид!

– Ты не сделала ничего плохого. Разве ты ограбила банк? Нет. А если случится то, о чем ты беспокоишься, но этого не случится, но если все-таки случится, если случится, что Дакоте будет плохо, мы заберем ее из этой школы! Легко. И устроим куда-нибудь еще. Перестань. Не каждый мужчина в Сиднее видел тебя у шеста. Мы найдем другую школу, где никто тебя не знает.

– Не так все просто.

– Просто, если мы хотим, чтобы было просто. – Вид собрал последние осколки стекла и поднялся. – Ты взвинчиваешь себя по пустякам. Ищешь повсюду катастрофы. Как со сварливым стариком, соседом Гарри…

– Это не пустяки, – возразила Тиффани. – Наш ближайший сосед умирает, и мы даже этого не знаем. Это не пустяки.

Вид пожал плечами:

– Ладно, так что сказала Дакота сегодня в машине? Мы сожалеем. Да, сожалеем. Конечно же. Нам жаль Гарри. Нам следовало чаще к нему заходить, пусть даже он захлопывал перед нами дверь. И если хочешь, можешь сожалеть по поводу твоих танцев, хотя у тебя хорошо получалось, и тебе нравилось, и ты никому этим не навредила, и, знаешь, заработала кучу денег, так что, по-моему, было хорошо, но ладно, если хочешь, можешь сожалеть. Так же, как мы сожалеем по поводу маленькой Руби, знаешь, – ну конечно. Мы все чувствуем себя ужасно. Мы все хотим, чтобы все было по-другому. Мы очень этого хотим. Мы сожалеем – я сожалею – прежде всего, что пригласил этих людей, и сожалею, что не присматривал хорошенько за этими малышками. Как бы мне хотелось, приходя на лужайку за домом, каждый раз не вспоминать о…

Он замолчал. Его губы двигались, словно он жевал жесткий кусок стейка.

– Никогда не забуду ее маленькое белое личико, – произнес наконец Вид. Он овладел голосом, но глаза ярко блестели. Он крепко сжимал в руке совок, полный шоколадных орешков и осколков стекла. – Ее синие губы. Все время, пока вызывал «скорую», я думал про себя: «Слишком поздно. Слишком поздно. Она мертва».

Он отвернулся, и Тиффани на миг прикрыла глаза.

Штраф за превышение скорости пришел на прошлой неделе, и она сразу узнала дату. Вероятно, видеокамера зафиксировала превышение, когда она везла Клементину в больницу. Она никогда не забудет эту поездку. Это было похоже на ночной кошмар, который все время повторяется. Они с Клементиной пережили это вместе. Неправильно, что Тиффани и ее семья полностью отрезаны от жизни Клементины.

Она думала о Дакоте и о том, что дочь глубоко запрятала угрызения совести, превратившись в свою тень.

– Хорошо, – сказала она. Она вдруг очень рассердилась. – Где ключи? Поехали!

Глава 55

Внезапно Тиффани осознала, что вокруг воцарилась абсолютная зловещая тишина. Полиция, парамедики и вертолет – все отбыли. Воскресный вечер в предместье. Время для выполнения домашних заданий, глажения белья и передачи «60 минут».

Стемнело. Включились уличные фонари. Они с Клементиной стояли у входной двери. Тиффани собиралась отвезти Клементину в больницу. Она держала в руке ключи от машины. Только одному родителю разрешили лететь на вертолете вместе с Руби, и полетел Сэм, а Клементине предстояло добраться самостоятельно.

– Я сама поведу, – говорила сейчас Клементина.

Наверное, она растрепала волосы пальцами, потому что теперь они торчали дыбом вокруг головы.

– Нет, – возразила Тиффани. – Вероятно, ты слишком много выпила.

– А ты разве не пила?

– Бутылку легкого пива.

– А-а. – Клементина прикусила губы, и Тиффани заметила кровь. – Хорошо.

Они договорились, что Оливер с Эрикой присмотрят за Холли; на самом деле только Оливер, поскольку Эрика еще не совсем пришла в себя, хотя перестала наконец дрожать.

– Отведу этих двух леди на диван, поставлю им DVD и дам попкорна, – пообещал Оливер.

Бедняга по-прежнему был в мокрой одежде.

Клементина вдруг порывисто обняла Оливера, едва не сбив с ног.

– Я даже не успела еще поблагодарить вас, – уткнувшись ему в грудь, сказала она. – Вас обоих.

Ее голос был полон такого волнения, что мучительно было слушать.

Она протянула руку к Эрике, чтобы обнять и ее, но Эрика отступила назад.

– Поправь волосы, – сказала она, обеими руками приглаживая пряди волос Клементины у лица. – Напугаешь Руби. Ты похожа на ведьму.

– Спасибо, – прерывисто вздохнула Клементина. – Хорошо.

Она наклонилась к Холли:

– Слушайся Эрику и Оливера, ладно? И, гм… может быть, тебе придется остаться на ночь у бабушки!

– Ура! – выкрикнула Холли. – И Руби тоже?

– Сегодня только ты.

Клементина посмотрела на небо, где только что исчез вертолет, и плотней запахнула на себе кардиган. Холли уставилась на мать, и у нее задрожала нижняя губа.

– Пойдем, Холли. – Оливер взял ее за руку. Потом взглянул на Тиффани. – Э-э… Спасибо за гостеприимство, Тиффани, Вид.

– Не за что, приятель. – Вид похлопал его по плечу.

Оливер торопливо повел Холли по подъездной дорожке, рассказывая ей о фильме, который они сейчас посмотрят.

– Позвонишь нам?

Эрика положила руку на плечо Клементины, и Тиффани поняла, что это ее вариант объятия. Сестра Карен в точности такая же.

– В голове не укладывается, что она сейчас в вертолете. – Клементина уставилась в небо. – Надо было мне полететь с ней, а не Сэму. Не знаю, почему я отпустила его, – что, если, что, если…

– Брось думать об этом, – сказала Эрика. – Какая разница, кто полетел? Ей сделали успокоительный укол. Она даже не вспомнит. Поезжай. Давай похлопаю тебя по щекам.

– Что? – Клементина заморгала. – Нет!

– Так позвони нам, ладно?

– Конечно позвоню! – резко ответила Клементина.

Они действительно были как сестры.

Пока Эрика шла босиком с Оливером и Холли по подъездной дорожке, с мокрыми туфлями в руке, из дома вышел Вид, держа в руках бумажник, а вслед за ним Дакота.

– Ну вот. Надеемся, с малышкой Руби все будет хорошо. Уверен в этом, – сказал Вид Клементине. – У тебя ведь есть медицинская страховка? Скажи, что тебе нужны лучшие врачи. Никаких практикантов.

Бедный Вид. В такие моменты он отнюдь не сиял. Тиффани чувствовала напряжение в его плечах, словно он приготовился к бою. Словно все его тело противилось негативным эмоциям.

Клементина изучала Вида. Ее лицо исказило какое-то непонятное чувство.

– Да, – сухо проговорила она. – Спасибо. – Потом взглянула на Тиффани. – Мы можем…

– Конечно, – ответила Тиффани.

Она навела пульт дистанционного управления на дверь гаража. В это время Дакота храбро открыла рот, чтобы сказать что-то Клементине, но та прошла мимо девочки, устремив глаза на машину и желая только поскорей доехать до больницы.

Глава 56

– Просто я хочу на минутку заскочить к соседям, – придя домой, сообщила Эрика Оливеру. – Мой психотерапевт считает, что лучший способ восстановить память – «вернуться на место преступления», так сказать.

– Преступления не было, – хриплым голосом произнес Оливер.

Он уже встал с постели, оделся и сосал леденец от кашля.

– Это просто фигура речи. Вот почему я говорила «так сказать».

– Не думаю, что Вид и Тиффани сейчас дома. Когда ты входила, я видел, как их машина отъезжает.

– Знаю, я тоже их видела. Я бы скорей пошла туда, пока их нет. Не так неудобно.

– Что? Нельзя идти туда, пока их нет дома. Это нарушение границ их участка.

– О господи, Вид и Тиффани не стали бы возражать. Я просто объясню… просто объясню, что там делала.

Это будет неловко, но оно того стоит. Она хотела частично оправдать расход на сеанс у Не Пэт.

– К тому же дождь, – заметил Оливер, разжевывая леденец от кашля. – Нет смысла идти в такую погоду.

В тот день дождя не было. – Он неожиданно проглотил леденец и строго посмотрел на нее. – Стоя на их лужайке, ты ничего не вспомнишь. Ты была пьяна, вот и все. Я говорил тебе раньше. Выпившие люди все забывают. Это совершенно нормально.

– А я говорила тебе и раньше, что опьянела из-за лекарства, – сказала Эрика. «Не переноси на меня свои детские проблемы».

– Не важно, как или почему ты опьянела, говорю тебе. Это не поможет. Перестань. Это безумная идея. Останься здесь. Расскажи, как там у твоей матери. Очень плохо?

– Быстро не расскажешь, – сказала Эрика, подходя к входной двери. – Я скоро вернусь, а потом расскажу тебе про маму.

– На ужин я приготовил курицу с карри. – Идя за ней следом, Оливер без умолку говорил. Он открыл перед ней дверь. – Днем мне стало лучше, и я не знал, есть ли у нас кокосовое молоко, но оно нашлось. О-о, чуть не забыл – сегодня приезжала полиция! По поводу Гарри. Они не могут найти…

– Да погоди ты!

Эрика взяла зонтик. Оливер обычно не был таким говорливым, но за день дома в одиночестве у него накапливались темы для разговора. К тому же у нее возникло ощущение, что таблетки от простуды, которые он принимает, будоражат его. Но она, конечно, не собирается говорить ему об этом, учитывая его страх перед воздействием лекарств и алкоголя. Просто чудо, каким он становится болтливым.

Она быстро пошла под дождем через лужайку к подъездной дорожке у дома Вида и Тиффани. Сначала она позвонила у двери – на тот случай, если кто-то есть дома или кто-то тайно наблюдает за ней, – хотя единственным соседом, который мог это сделать, был Гарри, а он умер. Она подождала с минуту, а потом, обогнув дом, прошла на задний двор. Когда она шла по дорожке вдоль дома, автоматически включилось освещение, и струи дождя стали золотыми. Она понадеялась, что не заденет случайно какую-нибудь сигнализацию.

Все китайские фонарики на лужайке горели, и она вспомнила слова Тиффани о том, что они управляются каким-то автоматическим таймером. Один только вид китайских фонариков вызвал у нее поток чувственных ассоциаций, связанных с тем днем. Она почуяла запах засахаренного лука, которым так восхищалась Клементина. Почувствовала, как земля чуть покачивается у нее под ногами. Туман в голове. Это работает! Не Пэт – гений, она стоит каждого цента.

Не отвлекайся, напомнила она себе. Сосредоточься, но не слишком сильно. Расслабься и вспоминай.

Тогда она шла по этой дорожке от задней двери. Несла голубые с белым тарелки. Смотрела на эти тарелки. Они ей нравились. Ей очень хотелось иметь такие же. Боже правый, разве она их не принесла? Нет. Она выронила тарелки. Она это помнит.

Музыка. И на фоне музыки слышался настойчивый звук, и этот звук был каким-то образом связан с… Гарри. О-о, почему она все время возвращается к Гарри? Что это значит? Только из-за недавнего звонка, когда он просил убавить громкость музыки?

Она прошла еще немного по дорожке. Отсюда фонтана не видно. Ей надо увидеть фонтан. Ее сердце гулко стучало в унисон с каплями дождя, барабанящими по зонту.

Она в замешательстве остановилась. Где фонтан? Она повернулась налево, потом направо. Опустила зонт за спину и стала всматриваться в пелену дождя.

Фонтан исчез. На том месте, где он стоял, не осталось ничего, кроме безобразной бетонной плиты. И воспоминания Эрики стали растворяться, исчезать, смываться, как рисунок мелом на тротуаре под дождем. В тот момент она ощущала себя замерзшей, мокрой дурочкой.

Глава 57

Клементина пошла за Сэмом в их спальню, где он достал из ящика футболку и надел. Потом сменил офисные брюки на джинсы. Его движения были дергаными, как у торчка, которому нужна доза. Он избегал ее взгляда.

– Ты это серьезно? По поводу развода?

– Наверное, нет, – дернув плечами, промолвил он, словно для него состояние их брака было ни то ни се.

Она так разволновалась, что с трудом дышала. Казалось, она не может вспомнить, как это делается. Она задерживала дыхание, а потом судорожно ловила ртом воздух.

– Ради бога, нельзя говорить такие вещи! Ты никогда, мы никогда…

Она хотела сказать, что они никогда, даже в самых бурных ссорах, не говорили слов типа «расстаться» или «развод». Они орали друг другу вещи вроде: «Ты меня бесишь!», «Ты не думаешь!», «Ты самая надоедливая женщина на свете!», «Ненавижу тебя!», «Я больше тебя ненавижу» – и они постоянно использовали слово «всегда», хотя мать Клементины говорила, что никогда нельзя использовать это слово в разговоре с супругом, как, например: «Ты всегда забываешь наполнить кувшин с водой!» Хотя Сэм действительно всегда забывает, это правда.

Однако они никогда не допускали возможности расторжения брака. Они могли топать ногами, кричать и дуться, но оставались уверенными в том, что основа их жизни непоколебима. Как это ни странно, эта уверенность позволяла им вопить громче, выкрикивать еще более глупые, нелепые слова, дать волю чувствам, потому что наутро все должно быть хорошо.

– Извини, – сказал Сэм. – Мне не следовало этого говорить. – Он взглянул на нее, и на его лице отразилась мука, и на миг он снова стал собой, а не этим холодным, странным незнакомцем. – Просто я расстроился из-за того, что Дакота может прийти на день рождения к Холли. Не хочу, чтобы Холли имела что-то общее с этой семьей.

– Они вовсе не плохие люди, – промолвила Клементина, которую на миг отвлекла от предмета спора ненависть, прозвучавшая в тоне Сэма.

Клементина не хотела видеться с Видом и Тиффани, потому что они напоминали ей о худшем дне ее жизни. Одна мысль о них заставляла ее содрогаться, как содрогается человек при мысли о еде или питье, от которых его вывернуло наизнанку. Но она не питала к ним ненависти.

– Послушай, они просто люди не нашего круга, – продолжал Сэм. – Честно говорю, я не хочу, чтобы мои дети общались с подобными людьми.

– Что? Потому что она работала танцовщицей?

– Она работала стриптизершей, – произнес Сэм с таким отвращением, что Клементина немедленно встала на сторону Тиффани.

Легко было бы навесить на Тиффани ярлык «персона определенного типа» и решить, что сильный всплеск желания, испытанный Клементиной, когда Тиффани предложила ей исполнить «танец на коленях», – это всего лишь непроизвольный отклик ее тела, как при использовании вибратора. Легко было бы решить, что поведение Клементины было омерзительным, и что Тиффани омерзительна, и что все просто омерзительно. Это было все равно что сказать, будто с Руби ничего не случилось бы, будь они на барбекю с «правильными людьми». Разумеется, это тоже могло бы случиться, если бы они отвлеклись на разговор о философии, политике или литературе.

– Тиффани симпатичная. Очень симпатичная! Они хорошие люди! – сказала Клементина. Она подумала о Виде и Тиффани, их приветливости и теплоте. Они были такими естественными, без всяких уверток и недомолвок. – Они по-настоящему милые люди.

– Милые! – взорвался Сэм. – Ты в своем уме? Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Я бывал в этих стрип-клубах. Ты там была?

– Нет, ну и что?

– Это отталкивающие, депрессивные места. Не гламурные. Не сексуальные. Там теряешь связь с реальностью. Серьезно.

Еще один поворот в происходящем споре об их браке. У Сэма есть связь с реальностью. Очевидно, у Клементины нет. Сэм стремился приехать в аэропорт заранее. Клементина хотела идти на посадку последней. Сэм предпочитал бронировать билеты заранее. Клементина хотела по купать их перед поездкой. Обычно все приходило в равновесие и оканчивалось шуткой.

– «Серьезно». – Она насмешливо передразнила его тон.

– Серьезно, – подтвердил он. – Никто особо не хочет ходить в эти места. Ни девушки. Ни клиенты.

– Ну конечно, никто не хочет туда ходить, – повторила Клементина. Ее раздосадовало слово «клиенты» (слово консервативного старика). Или дело в том, что сейчас ее раздражает все, исходящее от него? – Значит, тебя и других клиентов заставляли туда ходить?

– В большинстве случаев это ватага подвыпивших парней, и кто-то из них говорит: давайте сделаем это ради хохмы, и ты соглашаешься, и тебе весело, но потом ты видишь сосредоточенные лица этих женщин, двигающихся по спирали, и понимаешь, как это убого, как отвратительно…

– Угу, Сэм, так и есть, и поэтому в тот вечер Тиффани вызывала у тебя настоящее отвращение, – заметила Клементина.

Это просто абсурд. Настоящий исторический ревизионизм, и разве Сэм всегда не отличался этим? Разве она не говорила, что хотела бы, чтобы их жизнь постоянно снимали на пленку и она могла бы вернуться назад и доказать, что он говорил слова, от которых теперь отказывается?

– Ты смеялся, ты подначивал ее. Она тебе нравилась, не притворяйся, что не нравилась, я знаю, это так.

Она сразу же пожалела о сказанном, поскольку понимала, как ее слова задевают его.

– Ты права. И с этим мне приходится жить. Мне постоянно придется жить с этим, но это не значит, что я хочу общаться с ней. Знаешь, вероятно, она была проституткой, да?

– Нет, не была! Танцы были просто работой. Просто прикольной работой.

– Откуда ты знаешь?

– Мы говорили об этом. Когда она везла меня в больницу.

Сэм замер на месте.

– Значит, вы болтали о работе Тиффани в стриптиз-клубе по пути в больницу, пока Руби… пока Руби… – Он осекся, потом перевел дух и заговорил снова, овладев собой. – Как мило. До чего же бесхитростно!

На нее накатил приступ ярости, и она не сразу перевела дух. Он подвергает сомнению ее любовь к Руби. Намекает, что она в чем-то предала Руби, что ей наплевать, что ее любовь меньше, чем у него, что он любит детей больше, потому что сильнее волнуется за них?

– Ты понятия не имеешь, какой была поездка в больницу, – размеренно произнесла она, стараясь сдержать гнев, готовый прорваться наружу. – Это было худшее…

Сэм поднял руку, желая остановить ее:

– Мне неинтересно об этом слушать.

Клементина в отчаянии подняла руки, а потом опустила их. Их отношения совсем запутались – словно они заблудились в разросшемся сказочном лесу, и она не знала, как выбраться в то место, которое там еще существовало (она это знала) и в котором они по-прежнему любили друг друга.

Глава 58

Тиффани гнала машину к детской больнице «Уэстмид» на предельной скорости, а Клементина, сидя рядом с ней, названивала родителям и свойственникам. Звонки были краткими и удручающими. Едва услышав голос матери, Клементина разрыдалась. Тиффани слышала доносящиеся из телефона крики бедной женщины.

– В чем дело? Что случилось? Ради всего святого, Клементина, не плачь и скажи мне!

После переговоров они ехали в молчании, а Клементина шумно шмыгала носом, положив телефон на колени и отвернувшись к окну.

Наконец Тиффани заговорила:

– Мне так жаль…

– Твоей вины в этом нет. Виноваты мы. Я виновата.

Тиффани молчала, устремив глаза на дорогу. А что, если малышка умрет – потому что Тиффани по-прежнему нравится, когда ею восхищаются? Потому что она знает, что это нравится Виду? Потому что считает себя такой чертовски клёвой?

– Я тебя отвлекала.

Она хотела сама сделать признание, прежде чем кто-то ее обвинит.

– Я сама начала, – уныло проговорила Клементина. Повернув голову, она посмотрела в окно. – Мой ребенок. Моя ответственность.

Тиффани не нашлась что ответить. Это не то же, что спорить по поводу оплаты счета за обед. «Нет, я настаиваю! Дай я заплачу!»

– Я все время следила за девочками, – сказала Клементина. – Каждую минуту знала, где они. За исключением того момента. Сэм считает меня не такой внимательной, как он сам, но я следила за ними. Следила.

– Конечно следила, – откликнулась Тиффани. – Я знаю.

– Наверное, она так испугалась. Когда вода…

Тиффани посмотрела в сторону и увидела, как Клементина раскачивается взад-вперед, прижав кулаки ко рту, а ремень безопасности натягивается у нее на груди.

– Наверное, она захлебывалась водой, паниковала и…

Тиффани пыталась различить слова, пока они подъезжали к светофору.

Подавшись вперед, Клементина положила локти на приборную панель, как это рекомендуется делать при авиапроисшествиях. Потом откинулась назад и застонала, прижав ладони к низу живота. Она напомнила Тиффани роженицу.

– Дыши глубоко, – посоветовала Тиффани. – Вдох носом, громкий выдох ртом, вот так: «Ха!»

Клементина подчинилась.