Верные, безумные, виновные Мориарти Лиана

Глава 7

– Давай забудем об этом, – сказала Клементина.

Был уже почти час дня, а Эрика ждала их на чай к трем. Сэм с девочками так и не пошли гулять, чтобы дать ей время позаниматься. Не получилось.

– Нет, – возразил Сэм. – Один маленький башмачок меня не одолеет. Я не сдамся.

Пропала одна из пары новых, очень дорогих кроссовок Руби со светящимися подошвами, а благодаря ее недавнему бурному росту ничего другое ей не годилось.

– Как там говорится в том стишке? – спросила Клементина. – «Не было гвоздя – подкова пропала, не было подковы – лошадь захромала»… и что-то еще, а потом «конница разбита, армия бежит».

– Что? – проворчал Сэм.

Он лежал плашмя на полу, высматривая кроссовку под диваном.

– Не было башмачка, пропало мое прослушивание, – пробормотала Клементина, убирая с того самого дивана подушки, под которыми оказались крошки, монеты, карандаши, заколки для волос, спортивный бюстгальтер, но никаких кроссовок.

– Что? – снова спросил Сэм, протягивая вперед руку. – Кажется, я ее вижу! – И достал запыленный носок.

– Это носок, – сказала Холли.

Сэм чихнул.

– Да, я знаю, что это носок. – Он уселся на пол, массируя плечи. – Мы тратим полжизни на то, чтобы найти свои пожитки. Нам нужны усовершенствованные системы. Процедуры. Для этого нужно приложение под названием «Где мое барахло?».

– Башмачок! – выкрикивала Руби. – Где ты? Башмачок!

Она расхаживала в одной кроссовке, наклонившись в сторону и время от времени топая ногой, чтобы зажглись разноцветные огоньки.

– Руби, у башмаков нет ушей, – снисходительно пояснила Холли.

– Эрика говорит, нам нужна обувная полка у двери. – Клементина водрузила подушки обратно. – Она говорит, надо приучать детей ставить туда обувь, как только входят в дом.

– Она права, – согласился Сэм. – Эта женщина всегда права.

Для человека, не желающего заводить собственных детей, Эрика в избытке обладала материнской мудростью, которой хотела непременно поделиться. Нельзя было спрашивать ее: «Откуда ты знаешь?», потому что она всегда цитировала источники. «Вот я прочитала статью в „Психологии сегодня“», – начнет она, бывало.

– Она, наверное, одна из этих вредных подруг, – сказала однажды Клементине ее подруга Энсли. – Надо от нее избавиться.

– Она не вредная, – ответила Клементина. – Разве у тебя нет подруг, которые тебя раздражают?

Она считала, у всех есть друзья, с которыми общаешься как бы из чувства долга. Если мать снимала трубку с особым стоическим выражением, словно говорящим: «Ну вот, опять», это означало, что звонит ее подруга Луиза.

– Ну уж не так, как достает тебя эта чувиха, – сказала Энсли.

Клементина никогда и ни за что не избавилась бы от Эрики. Эрика была крестной матерью Холли. Давно прошел тот момент, если таковой вообще был, когда она могла бы прекратить эту дружбу. Нельзя поступать так с человеком. Как найти нужные слова? Эрика была бы раздавлена.

– Пожалуйста, папочка, можно мне крекеров? – спросила Холли.

– Нет, – ответил Сэм. – Помоги найти кроссовку сестры.

– Девочки, не забудьте в гостях у Эрики и Оливера говорить «пожалуйста» и «спасибо», ладно? – сказала Клементина детям, пока те искали кроссовку за шторами. – Приятным громким голосом, да?

Холли рассердилась:

– Я и так говорю «пожалуйста» и «спасибо»! Только что сказала папе «пожалуйста».

– Знаю. Вот потому я об этом и вспомнила. Я подумала: «Какие хорошие манеры!»

Если Холли и Руби и забывали сказать «пожалуйста» или «спасибо», то это случалось при Эрике, которая имела привычку подчеркнуто напоминать детям о манерах, что казалось Клементине несколько невежливым. «Я услышала спасибо?» – говорила Эрика, подавая стакан воды и приложив ладонь к уху, а Холли отвечала: «Нет, не услышала».

Холли сняла обувь, взобралась в носках на спинку дивана, широко разведя руки для равновесия, как парашютист в затяжном прыжке, а потом упала лицом в подушки.

– Холли, не делай так, – сказал Сэм. – Я ведь говорил тебе. Можешь удариться.

– Мамочка мне разрешает, – надула губки Холли.

– Ну и напрасно. – Сэм взглянул на Клементину. – Сломаешь шею. Или очень, очень сильно ударишься.

– Холли, надень туфли, – велела Клементина. – Пока они тоже не потерялись.

Иногда она спрашивала себя: задумывается ли Сэм о том, как ей удается не угробить детей, когда его нет и некому предусмотреть все опасности? Когда он был на работе, она всегда позволяла Холли нырять в диван со спинки. Девочки в основном хорошо усваивали различные правила поведения, когда папа был дома, хотя эти правила обычно не озвучивались. Просто это был невысказанный способ сохранения мира. Она догадывалась о других правилах по поводу овощей и чистки зубов, когда мамы не было дома.

Холли спустилась с дивана на пол:

– Мне скучно. Почему нельзя крекеров? Я очень хочу есть.

– Не ной, пожалуйста, – попросила Клементина.

– Но я такая голодная!

Руби тем временем с криками бродила по коридору:

– Башмачок! Где ты, мой милый башмачок?

– Мне правда нужен крекер. Всего один.

– Замолчи! – в один голос воскликнули Клементина и Сэм.

– Вы оба такие злые!

Холли развернулась, чтобы выбежать из комнаты, а по пути лягнула ножку дивана, который Сэм в поисках кроссовки развернул боком, и отчаянно завопила.

– Ах ты боже мой!

Клементина автоматически наклонилась, чтобы обнять девочку, позабыв о том, что Холли требуется минута, чтобы совладать с гневом и успокоиться. Но Холли дернула головой, больно ударив Клементину в подбородок.

– Ой! – Клементина схватилась за подбородок. – Холли!

– Ну, блин! – воскликнул Сэм и быстро вышел из комнаты.

Теперь Холли была готова утешить. Она прижалась к матери, и та обняла дочку, хотя Клементине хотелось хорошенько встряхнуть ее, поскольку челюсть сильно болела. Она бормотала слова утешения, качая Холли на руках и бросая тоскливые взгляды на виолончель, которая с гордым видом прислонилась к стулу для так называемого прослушивания. Никто не предупредил тебя о том, что наличие детей практически сводит на нет твое «я», потому что таланты, образование и успехи с ними ничего не значат.

Клементина вспомнила, как Эрика в шестнадцать лет вскользь сказала, что никогда не заведет детей, и Клементину это немного вывело из равновесия. И только позже она осознала причины своего раздражения. За всю жизнь накопилось много разных причин, почему Эрика раздражала ее, но однажды она спросила себя: а почему я не подумала об этом первой? Предполагалось, что Клементина немного ненормальная, креативная, богемная. Эрика – консерватор, выполняющая все правила. Не пьет спиртное на вечеринках и развозит друзей по домам. Эрика мечтала набрать достаточно баллов и сдать на бакалавра по бизнесу с двумя профилирующими дисциплинами – бухгалтерским делом и финансами. Эрика мечтала о собственном доме, доле в портфеле ценных бумаг и должности в одной из шести крупных финансовых фирм. Клементина мечтала учиться в консерватории, исполнять потрясающую музыку, испытать потрясающую страсть, а затем однажды, конечно же, остепениться и родить от хорошего мужчины детей, поскольку не об этом разве мечтает каждая женщина? Дети такие чудные! Наверное, то, что Клементине никогда не приходило в голову отказаться от мысли о детях, говорило о недостатке ее воображения.

У Эрики-то его было с избытком. Она отказывалась играть одну и ту же роль. Когда ей было семнадцать, Эрика стала готом – подумать только, Эрика! Она выкрасила волосы в черный цвет, ногти покрыла черным лаком, губы красила черной помадой, носила браслеты с заклепками и сапожки на платформе. «Ну и что?» – с вызовом спросила она, когда Клементина впервые увидела ее такой. Стиль рок-звезды у Эрики открывал им дорогу в крутые клубы; там она, нахмурившись, стояла у стены и попивала минералку с таким видом, будто обдумывает мрачные готские мысли, хотя, скорее всего, думала о домашнем задании. А между тем Клементина напивалась, танцевала и целовалась с неподходящими парнями, а потом рыдала всю дорогу домой, потому что, знаете ли, такова жизнь.

Теперь же Эрика носит неприметную, незапоминающуюся одежду – простую, практичную и удобную. Служит в большой финансовой фирме, и у нее есть опрятный дом с тремя спальнями (вероятно, купленный без ипотеки) неподалеку от того места, где они обе выросли. И сейчас Клементина, разумеется, не жалеет о своем желании иметь детей. Она безумно любит их – да, конечно, – просто по временам думает, что они появились слишком рано. Имело бы смысл подождать до выплаты большей части стоимости дома и пока она не определится с карьерой.

Сэм хочет третьего ребенка, но это нелепо, невозможно. Когда он заговаривал об этом, она каждый раз меняла тему. Третий ребенок – это все равно что запустить змею в игре «змейки и лестницы». Неужели он всерьез думает об этом? Она надеялась, что в конце концов он образумится.

Сэм вновь появился в дверях и протянул Холли пакет с крекерами. Девочка спрыгнула с материнских коленей, волшебным образом успокоившись, и в тот же момент зазвонил телефон Клементины, лежавший на полке.

– Это Эрика, – беря телефон, сказала Клементина.

– Может быть, она отменит, – с надеждой произнес Сэм.

– Она никогда ничего не отменяет. – Клементина приложила телефон к уху. – Привет, Эрика.

– Это Эрика, – недовольным тоном произнесла Эрика, как будто Клементина в чем-то ее подвела.

– Знаю. Эта новомодная технология удивительна, она…

– Да, очень смешно, – прервала ее Эрика. – Послушай… Я насчет сегодня. По пути из магазинов я наткнулась на Вида. Помнишь Вида, моего соседа?

– Конечно помню. Как я могу забыть твоего соседа Вида? Великий электрик. Как Тони Сопрано. Мы любим твоего соседа Вида. – Подчас Эрика пробуждала в Клементине нечто вроде фривольности. – Женат на знойной Тиффани. – Она протяжно произнесла имя Тиф-фа-ни. – Сэм просто обожает твою соседку Тиффани.

Она посмотрела через плечо на Сэма – узнал ли он имя? Сэм жестами изобразил впечатляющую фигуру Тиффани, а Клементина подняла большие пальцы. Они только раз встречались с соседями Эрики, на нелепой вечеринке с коктейлями в прошлое Рождество. Эта пара была лет на десять старше Клементины и Сэма, но выглядели они моложе.

– Ну, как бы то ни было, – продолжала Эрика, – я сказала Виду, что вы собираетесь ко мне в гости, и он пригласил всех нас на барбекю. У них дочь Дакота, ей около десяти, и он считает, она захочет поиграть с вашими девочками.

– Звучит здорово, – отозвалась Клементина, чувствуя, как у нее поднимается настроение.

Подойдя к окну, она стала смотреть на сверкающее голубое небо. День вдруг стал похожим на праздник. Барбекю. Не придется готовить ужин. Она возьмет с собой ту бутылку шампанского, которую подарила ей Энсли. Займется музыкой завтра. Ей нравилась эта черта ее характера – то, как ее настроение менялось от меланхолического к приподнятому из-за налетевшего ветерка, или аромата, или красивой последовательности аккордов. Это означало, что она никогда не упивалась своим подавленным настроением. «Чувиха, ты странная девчонка – такое чувство, что ты принимаешь наркотики», – сказал ей однажды брат Брайан. Она всегда помнила об этом замечании, и оно наполняло ее гордостью. Ага, я такая чокнутая. Хотя, вероятно, это как раз доказывало ее относительную нормальность. По-настоящему чокнутые люди обычно не думают об этом.

– Вид прямо заставил меня принять приглашение на барбекю, – как бы оправдываясь, проговорила Эрика.

Это было странно, потому что Клементина не замечала, чтобы Эрику можно было заставить что-либо сделать.

– Мы не возражаем, – сказала Клементина. – Нам они нравятся. Будет весело.

Улыбаясь, она смотрела, как Холли торжественно кружится по комнате с крекером, поднятым наподобие трофея. Холли унаследовала темперамент матери, и это было хорошо, за исключением тех случаев, когда их настроения не совпадали. Руби больше походила на Сэма – разумная и терпеливая. Накануне Клементина зашла в спальню девочек и увидела, что Руби сидит на полу рядом с Холли, ласково похлопывая ее по плечу. Холли с грустным видом плашмя лежала на полу, потому что нарисовала панду совсем не похожей на панду.

– Поплобуй еще! – сказала Руби с озадаченным выражением на лице, совсем как у Сэма, как бы говорившим: «Зачем так усложнять себе жизнь?»

– Ну ладно, хорошо. Весело, да? – откликнулась Эрика. У нее был расстроенный голос, словно она вовсе не планировала сегодня веселиться. – Просто… Оливер немного разозлился на меня за то, что я приняла приглашение Вида, поскольку, как я говорила, мы хотели обсудить с вами это… предложение, и он думает, что теперь у нас не будет возможности. Я подумала: может, после барбекю вы заглянете к нам на кофе? Если будет время.

– Конечно, – ответила Клементина. – Или даже перед тем, если хотите. Как получится. Все это так загадочно, Эрика. Может быть, намекнешь?

– Ах нет, не сейчас, – взволнованно проговорила та.

– Ну и хорошо. Поговорим об этом загадочном предложении после барбекю.

– Или до, – уточнила Эрика. – Ты сейчас сказала, что…

– Или до, – согласилась Клементина.

В этот момент в комнату вошла Руби, держа в каждой руке по крошечному резиновому сапожку, и очень довольная собой.

– Ах, умница, Руби, можно надеть эти сапожки! Прекрасная мысль.

– Что такое? – спросила Эрика, не выносившая, когда во время телефонного разговора с ней Клементина отвлекается на детей.

Похоже, она считала это нарушением этикета.

– Ничего. Конечно. Давайте поговорим перед барбекю.

– Тогда до встречи, – отрывисто произнесла Эрика и бросила трубку, как будто разговаривала с подчиненным.

Это не имело значения. Барбекю с очаровательными соседями Эрики в этот солнечный зимний день – это здорово. Что может быть лучше?

Глава 8

Дождь немного утих, хотя, разумеется, не прекратился. Он никогда не прекратится, черт побери, поэтому Тиффани, воспользовавшись случаем, схватила зонтик и потащила по подъездной дорожке контейнер с мусором, нещадно грохочущий бутылками из-под вина и пива.

Она думала о Дакоте и о ее холодной, вежливой улыбке, которой та улыбнулась, когда Тиффани утром высаживала ее у школы, словно Тиффани чья-то чужая мать.

С Дакотой что-то происходит, что-то неуловимое. Может, ничего и нет, а может быть, есть. Дело не в том, что она плохо себя ведет. Вовсе нет. Но в ней появилась какая-то пугающая отстраненность. Словно она заключена в невидимый стеклянный пузырь.

Например, утром Дакота сидела за завтраком с прямой спиной, аккуратно откусывая от тоста, с непроницаемым взглядом. «Да, пожалуйста. Нет, спасибо». Почему она такая вежливая? Просто мороз по коже! Как будто у них в доме живет очень воспитанная иностранная ученица по обмену. Нарушение аппетита? Но она все-таки ест, хотя без особой охоты.

Несмотря на все попытки, Тиффани никак не могла доискаться до причины такого поведения.

– Я в порядке, – механически повторяла Дакота в своей новой манере.

– Она в порядке, оставь ребенка в покое! – говорил Вид.

От этого Тиффани хотелось завопить. С Дакотой не все в порядке. Ей десять лет. Десятилетний ребенок не должен вежливо улыбаться матери.

Тиффани была полна решимости разбить этот чертов стеклянный пузырь, в котором сидит Дакота. Даже если он ей мерещится.

Почти дойдя до улицы, она увидела Оливера, который тоже тащил контейнер с мусором, правда, без такого грохота, как она.

– С добрым утром, Оливер! – выкрикнула она. – Как поживаешь? Ну разве не ужасный дождь!

Черт! Теперь, после барбекю, каждый раз при виде соседей у нее напрягались мышцы живота, как будто она качала брюшной пресс.

Ей всегда нравился Оливер. Такой прямолинейный и вежливый, немного неотесанный, с черными волосами и в очках, напоминающий выросшего Гарри Поттера. Она не могла не заметить, что у него непропорционально маленькая голова. Ничего с этим не поделаешь, но надо бы сказать Эрике, чтобы купила Оливеру какие-нибудь винтажные очки в черной оправе, тогда ее муж мгновенно превратится в симпатичного хипстера. Вот у Вида голова массивная. Ему было бы никак не подобрать бейсболку. Правда, он не носит бейсболок.

– Как поживаешь, Тиффани? – откликнулся Оливер. Он аккуратно и бесшумно остановил свой контейнер, в то время как Тиффани с ворчанием перетаскивала свой через бордюр. – Тебе помочь?

– Нет-нет, все в порядке. Как мило с твоей стороны предложить помощь! От Вида не дождешься. Уф! На сегодня тренировка окончена! – Тут она отклонилась от истины, поскольку еще собиралась пойти в спортзал. – Чем в такое время занимаешься дома? Приболел?

Подойдя ближе, она заметила, что Оливер с ужасом пялится на ее вырез. Потом он с отчаянным видом перевел взгляд на ее лоб. Да, приятель, ты в очередной раз выдержал испытание!

– В общем, да. Где-то подхватил простуду. – Оливер поднес кулак ко рту и откашлялся.

– Как там Эрика? В последнее время почти не вижу ее.

– Хорошо, – сдержанно, как о чем-то личном, ответил Оливер.

Господи Иисусе, со дня барбекю каждый разговор с Эрикой и Оливером давался с трудом, словно она разговаривала с бывшим бойфрендом сразу после разрыва. Разрыва, в котором была виновата она сама. Разрыва из-за ее измены.

– И… гм… мы с вами почти не виделись с того… – Она замолчала. – Как там Клементина и Сэм?

Оливер снова откашлялся:

– С ними все в порядке. – Потом нахмурился, глядя вдаль поверх плеча Тиффани.

– А как дела…

– Знаешь, похоже, Гарри уже давно не вывозил контейнер с мусором, – прервал ее Оливер.

Повернувшись, Тиффани посмотрела на пустое место на дороге перед домом Гарри. Или домом мистера Харкуна, как его называла Дакота из-за его привычки плеваться на все, что вызывало у него отвращение, и Дакоту в том числе. Иногда он посмотрит на красивую дочку Тиффани и плюнет, словно его оскорбляет само ее существование.

– Он не выносит мусор каждую неделю, – сказала Тиффани. – Думаю, у него немного мусора.

– Угу, знаю, – откликнулся Оливер. – Но у меня такое ощущение, будто он не показывался несколько недель. Может, постучать ему в дверь?

Тиффани посмотрела на Оливера:

– А он возьмет да и наорет на тебя.

– Вполне возможно, – мрачно согласился Оливер. Мужик еще тот. – Просто мне кажется, он давно не бранился.

Тиффани взглянула на обветшавший двухэтажный дом Гарри из красного кирпича, построенный в стиле Федерации. Он всегда производил немного удручающее впечатление: оконные рамы с облупленной краской, вылинявшая, поврежденная красная черепица крыши. Раз в месяц приходили садовники, чтобы постричь лужайки и изгороди, так что дом не выглядел заброшенным. Но со времени их переезда сюда, когда Гарри ради первого знакомства с новыми соседями потребовал от них сделать что-нибудь с их дубом, дом так и оставался старым и печальным.

– Когда я видела его в последний раз? – спросила Тиффани.

Она стала припоминать неприятные эпизоды. Несколько раз Гарри стоял на лужайке и орал на Дакоту, она расплакалась, отчего Тиффани вышла из себя и наорала на него тоже. Потом ей стало стыдно, потому что он все-таки старик и у него, возможно, старческое слабоумие, так что надо было держать себя в руках. Чем же они в последний раз обидели Гарри?

Потом она вспомнила.

– Ты прав, – медленно проговорила она, не сводя глаз с дома. – Я уже давно не видела его.

По сути дела, она в точности знала, когда видела Гарри в последний раз. Утром в день барбекю. Тот адский кошмар вечера с барбекю, который ей совсем не хотелось устраивать.

Глава 9

Было тихо. В тот момент, когда Вид выходил из комнаты, всегда становилось очень тихо. Как бывает в тот миг, когда оркестр прекращает игру и в ушах звенит от тишины. Тиффани слышала тиканье часов. Когда Вид находился в комнате, она никогда не слышала тиканья часов.

Тиффани сидела за кухонным столом, просматривая электронную почту на ноутбуке и поедая тост с веджимайтом. Вид пошел за газетой, ворча, что ему надоело сторожить ее каждый день в саду и что он отменит доставку.

– Читай в электронном виде, как бльшая часть человечества, – часто говорила ему Тиффани, но, хотя Вид обычно с энтузиазмом относился к новым веяниям, его приверженность к определенным привычкам и личным ритуалам, продуктам и людям была непоколебима.

– Правда ведь, как становится тихо, когда папа выходит из комнаты? – спросила Тиффани у Дакоты.

Свернувшись калачиком, как кошка в прямоугольнике мерцающего утреннего света, та лежала на кушетке в эркере. Рядом с девочкой, уткнувшись носом в ее руку, лежал Барни, их миниатюрный шнауцер. Глаза его были плотно закрыты, так что виднелись лишь густые кустистые брови. Барни спал совсем как кошка.

Дакота, разумеется, читала. Она всегда читала, погружаясь в разные миры, куда Тиффани попасть не могла. В общем-то, могла бы, если бы не поленилась взять в руки книгу, но чтение приводило Тиффани в беспокойство. После прочтения одной страницы ноги у нее начинали нетерпеливо дергаться. Телевизор тоже вызывал у нее беспокойство, но, по крайней мере, во время просмотра она могла складывать белье или разбирать счета. В возрасте Дакоты Тиффани никогда не взяла бы в руки книгу ради удовольствия. Она увлекалась косметикой и одеждой. На днях Тиффани предложила покрасить Дакоте ногти, а девочка небрежно ответила: «А-а, может быть, потом, мама». Согласно семейным преданиям, когда ее милая добрая мама предлагала ей испечь что-нибудь, Тиффани спрашивала: «А ты мне заплатишь?» А мама говорила: «Тебе всегда не терпится получить вознаграждение».

Что ж, время – деньги.

– Тихо, правда? – повторила Тиффани, когда Дакота не ответила.

– Что?

– Хочешь сказать «извини»?

– Что? – снова спросила Дакота, переворачивая страницу.

Тиффани фыркнула.

Она открыла очередной имейл. Письмо было из «Сейнт-Анастейша», суперпривилегированной частной школы, которую Дакота будет посещать на следующий год. Тиффани не сможет попасть вслед за дочерью и в этот новый мир. Все три дочери Вида от первого брака учились в «Сейнт-Анастейша», что не являлось для Тиффани такой уж большой рекламой, но у школы действительно была звездная репутация, и Вид хотел послать туда Дакоту после детского сада. Тиффани считала это нелепым, поскольку совсем рядом с ними находилась отличная небольшая государственная школа. Пятый класс был компромиссом. В августе должна состояться информационная встреча. Через два месяца. «Обязательная» для всех учеников и «обоих родителей». Обязательная. Тиффани поежилась от навязчивого тона письма и быстро выключила ноутбук. Почему-то она даже немного занервничала и решила, что не станет тратить на это время. Рассердившись на себя, она захлопнула ноутбук и постаралась не думать об этом. Было воскресенье, свободный день. Впереди неделя с кучей дел.

– Хорошая книга? – спросила она Дакоту.

– Что? То есть извини?

– Я люблю тебя, Дакота.

Долгая пауза.

– Что?

С шумом распахнулась входная дверь. На стене была отметина от двери, поскольку Вид каждый раз, входя в дом, распахивал ее, словно с помпой возвращался из грандиозного путешествия.

– Где вы, женщины? – прокричал он.

– Там, где ты нас оставил, мелкота! – отозвалась Тиффани.

– Я не мелкота. Почему ты постоянно так меня называешь? В этом нет никакого смысла. А теперь послушайте, у меня новость! – Он размахивал сложенной в рулон газетой, как полицейской дубинкой, и прямо-таки кипел энергией. – Я только что пригласил соседей на барбекю. Столкнулся на улице с Эрикой.

– Вид, Вид, Вид… – Тиффани опустила голову на руку. – Зачем тебе понадобилось это делать?

Эрика и Оливер довольно милые, но они чертовски робкие и серьезные. С ними трудно. Лучше приглашать их вместе с другими людьми, чтобы не слишком утомляться их серьезностью.

– Ты обещал, в это воскресенье мы будем отдыхать.

Ей предстоит такая напряженная неделя – во вторник выставляется на продажу объект недвижимости, в среду разбирательство в суде по делам земли и окружающей среды с местным комитетом. Кроме того, ее решения ожидают маляр, мастер по кладке черепицы и электрик (ну, Вид!). Ей нужна передышка.

– О чем ты толкуешь? Именно это мы и делаем! Отдыхаем в этот прекрасный день! – с искренним недоумением запротестовал Вид. – Нигде так не расслабишься, как на барбекю! Хочу позвонить Драго и договориться насчет свинины. О-о, придут также их друзья. Помнишь виолончелистку? Клементина. Клементина и ее муж. Как его зовут?

– Сэм, – оживившись, сказала Тиффани.

Ей нравился Сэм. Он напоминал ей того коренастого, широкоплечего блондина-сёрфера, с которым она встречалась до Вида. Забавный и добродушно-веселый. Они виделись с ними лишь однажды, когда Эрика и Оливер пригласили их к себе на рождественские коктейли. Вечер был таким странным. Вид и Тиффани прежде не бывали на таких коктейлях. Все эти люди стояли, тихо разговаривая, как в библиотеке или церкви. Одна женщина даже пила чай!

– Где еда? – все спрашивал Вид громким шепотом у Тиффани, пока Эрика с Оливером, как им показалось, ужасно долго с деловитым видом протирали тряпками и без того чистые кухонные столешницы, словно показывая, что, пусть гости и насвинячат, у них все под контролем.

Каким облегчением было, когда их познакомили с Клементиной и Сэмом! Вид, любивший классическую музыку, был очень взволнован, когда узнал, что Клементина виолончелистка. Тиффани с Сэмом разговорились о политике и с удовольствием поспорили. Он был склонен проявлять излишнее сочувствие к людям, но она простила ему это. В какой-то момент Сэм прошептал:

– Может, стоит заказать пиццу?

Вид захохотал, хотя после им всем пришлось удерживать его от попытки заказать эту самую пиццу по телефону. Клементина нашла на дне своей сумки плитку шоколада и тайком разделила ее на четверых, пока бедные Эрика с Оливером полировали столешницы. Создавалось такое ощущение, что их высадили на необитаемом острове и они пытаются выжить.

– У них две маленькие девочки, – сказал Вид.

– Помню, они говорили про маленьких детей, – кивнула Тиффани. – Вычурные имена.

– Не помню их имен, – сказал Вид. – Знаешь, во всяком случае, Дакота может с ними поиграть. Правда, Дакота? – Он с надеждой посмотрел на дочь.

– Гм, ребята, там кто-то за дверью, – не поднимая глаз от книги, сказала Дакота.

Барни навострив уши, поднял голову, спрыгнул на пол и, радостно потявкивая, принялся бегать кругами. Барни любил гостей почти так же, как Вид.

Кто-то стучал и стучал во входную дверь, не обращая внимания на звонок.

– Ты ведь не пригласил их прямо на это время, а? – спросила Тиффани. – Ш-ш, Барни. Вид, скажи!

Вид стоял у кладовки, вытаскивая нужные ингредиенты.

– Конечно нет, – рассеянно отозвался он, хотя, несомненно, был на это способен.

Тиффани направилась к двери. Барни в возбуждении зигзагами бегал перед ней, едва не сбивая с ног. На пороге стоял их сосед, старик Гарри, по своему обыкновению одетый в брюки от старого серого костюма (возможно, делового) и белую рубашку с пожелтевшим воротником. Гарри сердито смотрел на нее. Из-под верхней пуговицы его рубашки торчали пучки белых волос. У него были белые кустистые брови, совсем как у Барни.

– Привет, Гарри. – Тиффани улыбнулась по возможности любезно, но при этом подумала: «И чем же мы, блин, обидели тебя сегодня, мой почтенный друг?» – Как поживаете?

– Это не прекращается! – заорал Гарри. – Это неприемлемо! – Он вручил ей письмо, адресованное Виду. – Я и раньше говорил вам об этом. Мне не нужна ваша почта. Я не обязан доставлять вам почту. Она не имеет ко мне никакого отношения.

– Гарри, это почтальон. Он случайно положил письмо не в тот ящик. Бывает.

– Это не в первый раз! – воинственно заявил Гарри.

– Да, по-моему, и правда как-то было, – согласилась Тиффани.

– Ну так вам следует прекратить это! Вы что, дура? Я за это не отвечаю!

– Ладно, Гарри, – сказала Тиффани.