Мир без конца Фоллетт Кен
Появившаяся следом Керис обняла подругу.
— Кто это? — спросила девушка, когда мужчины ушли.
— Грегори Лонгфелло, законник. Его пригласил Годвин.
— Зачем?
— Граф Роланд не дает аббатству возить камни. Каменоломня расположена на его земле, и Ширинг решил ввести пошлину — пенни за повозку. Годвин намерен обратиться к королю.
— Ты тоже этим занимаешься?
— Грегори считает, напирать нужно на то, что без моста город не сможет платить налоги. Он говорит, это лучший способ убедить короля. Поэтому отец с Годвином едет в королевский суд.
— И ты поедешь?
— Да. Но расскажи о себе. Зачем ты здесь?
— Я была с Вулфриком.
— Правда? — улыбнулась Керис. — Наконец-то! И как?
— Здорово. Лежала с ним всю ночь, он спал, а потом проснулся, и я… его уговорила.
— Расскажи. Все-все-все.
Хотя Гвенде не терпелось перейти к делу, пошептавшись с Керис, она заметила:
— Но мне почему-то кажется, что у тебя похожие новости.
Суконщица кивнула:
— Ага. Сказала Мерфину, что не хочу выходить замуж, и он пошел к этой жирной свинье Бесси Белл. Я так боялась, что она вывалит на него свои сиськи. А потом Фитцджеральд пришел, и я так обрадовалась, что просто не могла удержаться.
— Тебе понравилось?
— Здорово. И с каждым разом все лучше.
— А если забеременеешь?
— Не думаю об этом. Мне плевать, даже если умру. А знаешь, один раз…
Понизив голос, она поведала Гвенде подробности. Та оторопела, но призадумалась. Может, ей попробовать так же с Вулфриком? Керис прищурилась:
— Но ты ведь пришла не для того, чтобы поделиться со мной про Вулфрика.
— Нет. Это все его наследство. — Девушка рассказала о решении лорда. — Филемон считает, что Мерфин может уговорить брата передумать.
Суконщица грустно покачала головой:
— Сомневаюсь. Они поссорились.
— О Господи!
— Ведь это именно Ральф не пропустил повозки с каменоломни. Ужасно. Там как раз был Мерфин. Завязалась драка. Бен Колесник убил одного из головорезов графа, а Фитцджеральд-младший зарезал Бена.
Гвенда ахнула.
— Но у Либ Колесницы двухлетний малыш!
— Теперь у маленького Бенни нет отца.
Крестьянка приуныла, ей было жалко и Либ, и себя.
— Значит, Мерфин мне не поможет.
— Все равно пойдем к нему. Он сейчас на острове Прокаженных.
Подруги вышли из дома и по главной улице спустились к реке. Гвенде каждый шаг давался с трудом. Все как сговорились, давая понять, что рассчитывать ей не на что. Какая несправедливость. Ян Лодочник перевез их через реку. Керис объяснила, что вместо старого моста появятся два новых, по обе стороны острова.
Молодой мастер с четырнадцатилетним помощником Джимми готовил площадку для береговых устоев будущего моста. Используя в качестве меры железный лом высотой в два человеческих роста, он вбивал в каменистую землю заостренные шесты, помечая, где копать фундамент.
Гвенда обратила внимание, как Керис и Мерфин поцеловались. Иначе, чем раньше. Такая тихая радость друг другу. Девушка примерно то же самое ощущала по отношению к Вулфрику. Не то чтобы страстно хотела его, он просто радовал ее всем своим существом, словно принадлежал ей, как и она ему.
Наконец Мостник натянул бечевку, закрепив ее на двух шестах, и велел Джимми сложить инструменты. Гвенда заметила:
— Наверно, без камней тебе делать нечего.
— Можно кое-что подготовить. Кроме того, я послал всех каменщиков на каменоломню тесать камни там. Пусть будет запас.
— Значит, если вы выиграете дело в королевском суде, то сразу начнете строить?
— Надеюсь. Это зависит от того, насколько затянется процесс. И от погоды. Зимой строить нельзя — на морозе раствор стынет. А уже октябрь. Обычно строительство прекращают в ноябре. — Зодчий посмотрел в небо: — Но в этом году, пожалуй, можно будет работать чуть дольше. Тучи удерживают тепло земли.
Гвенда изложила ему свою просьбу.
— Очень хотел бы тебе помочь, — ответил Мерфин. — Вулфрик — хороший парень, и та драка целиком на совести Ральфа. Но я с братом поссорился. Прежде чем просить об одолжении, нужно помириться. А я не могу простить ему Бена Колесника.
Третий срыв подряд, мрачно подумала девушка. Может, вообще вся затея нелепа.
— Но ты можешь сама попытаться, — заметила Керис.
— Да, придется, — решила Гвенда. Хватит просить о помощи, пора полагаться на себя, что она, собственно, и делала всю жизнь. — Он ведь в городе?
— Да, — кивнул Мерфин. — Приехал сообщить родителям, что стал лордом. Они единственные в графстве, кто этому рад.
— Но он остановился не у них.
— Ну что ты, брат теперь слишком важный. Стоит в «Колоколе».
— И как лучше к нему подступиться?
Строитель задумался.
— Ральф очень переживает, что наш отец из рыцаря превратился в монастырского нахлебника. Сделает что угодно, если решит, что это повысит его положение.
Когда Ян Лодочник вез друзей обратно в город, Гвенда думала, как бы изложить свою просьбу, чтобы это польстило новому господину. Был полдень, и Мерфин пошел к Керис обедать. Суконщица пригласила и Гвенду, но той не терпелось увидеть Ральфа, и девушка отправилась в «Колокол».
Мальчишка сказал ей, что лорд наверху. Большинство постояльцев спали в общем зале. Подчеркивая свой новый статус, Фитцджеральд занял отдельную, лучшую комнату. И расплатился за нее деньгами, вырученными с жалкого урожая крестьян Вигли, мрачно подумала Гвенда. Постучала и вошла.
Кутила сидел за кувшином эля, буханкой хлеба и горячей говядиной, от которой поднимался пар. С ним обедал Алан Фернхилл. Они как раз заканчивали. И всем-то довольны, подумала девушка. Она лишь надеялась, что молодые люди не слишком напились. Пьяные мужчины умеют говорить с женщинами только на одном языке: отпускать грязные шуточки и гоготать над собственным остроумием. В комнате было довольно темно, и Ральф прищурился:
— Ты ведь из моих вилланов.
— Нет, милорд, но я бы очень этого хотела. Я Гвенда, мой отец Джоби, безземельный батрак.
Фитцджеральд решил сделать вид, что не помнит ее.
— И что ты здесь делаешь? Сегодня рынка нет.
Девушка сделала шаг вперед, чтобы он получше ее рассмотрел.
— Сэр, я пришла просить за Вулфрика, сына покойного Сэмюэла. Он как-то проявил к вам неуважение, но после этого тяжко трудился. Его родители и брат погибли во время крушения моста, все семейные сбережения пропали, а невеста вышла замуж за другого. Как видите, Бог сурово наказал его за причиненное вам зло, и теперь вы можете оказать ему милость. — Вспомнив слова Мерфина, добавила: — Ведь милосердие присуще истинным аристократам.
Лорд громко рыгнул и вздохнул.
— А тебе-то что до того, получит ли он наследство?
— Я люблю Вулфрика, милорд. Теперь, когда его отвергла Аннет, я надеюсь, он женится на мне. Разумеется, с вашего милостивого дозволения.
— Подойди-ка.
Гвенда вышла на середину и остановилась. Фитцджеральд пожирал ее глазами.
— Не красавица, конечно… Но что-то в тебе такое есть. Ты девственница?
— Милорд, я… я…
— Судя по всему, нет, — рассмеялся Ральф. — Ты уже спала с Вулфриком?
— Нет!
— Врешь, — ухмыльнулся он, довольный собой. — Ну ладно, и что будет, если я все-таки дам ему земли отца? Может, и дам. И что тогда?
— Тогда Вигли и весь мир назовет вас истинным лордом.
— Плевать мне на мир. Ты-то как меня отблагодаришь?
Гвенда с ужасом начинала его понимать.
— Разумеется, я буду крайне вам признательна.
— И чем докажешь?
Девушка попятилась.
— Я сделаю все, что не заставит меня краснеть.
— И платье снимешь?
Сердце ее опустилось.
— Нет, милорд.
— Вот как. Значит, не так-то и признательна.
Она потянулась к ручке двери, но не открыла ее.
— А что?.. О чем вы просите меня, милорд?
— Я хочу видеть тебя голой. А потом решу.
— Здесь?
— Да.
Крестьянка посмотрела на Алана:
— В его присутствии?
— Да.
По сравнению с наследством Вулфрика предстать голой перед этими мужланами казалось не очень страшно. Девушка быстро расстегнула пояс, стянула через голову платье и, держа его в одной руке, а другую положив на дверную ручку, дерзко посмотрела на Ральфа. Лорд жадно оглядел ее, а затем победоносно усмехнулся сквайру. И Гвенда поняла: пожалуй, важнее всего для него демонстрация собственной власти.
— Корова довольно-таки уродлива, но вымя симпатичное, а, дружище?
— Я бы на вашем месте на нее не полез, — ответил тот.
Фитцджеральд захохотал.
— Теперь вы исполните мою просьбу? — спросила Гвенда.
Ральф облизнулся.
— Иди ко мне. На кровать.
— Нет.
— Да ладно, ты же спала с Вулфриком, уже не девственница.
— Нет.
— Подумай о земле — девяносто акров. Все, что держал его отец.
Просительница задумалась. Если согласится, мечта Вулфрика сбудется и они заживут счастливо. Если откажется, возлюбленный, как Джоби, станет безземельным батраком, будет всю жизнь надрываться, чтобы прокормить детей, и все равно без толку. И все-таки девушке было противно. Фитцджеральд неприятный, мелочный, мстительный, настоящий бык; совсем не похож на брата. Высокий рост и красивое лицо ничего не меняли. Как же мерзко. А от того, что вчера была с Вулфриком, только хуже. После счастливой ночи с любимым лечь с другим — подлая измена.
«Не будь дурой, — говорила она себе. — Обречь себя на пожизненную кару или перетерпеть пять минут?» Гвенда подумала о матери, об умерших братьях и сестрах, вспомнила, как их с Филемоном заставляли воровать. Не лучше ли один раз, совсем ненадолго, продаться Ральфу, чем обрекать будущих детей на вечную нищету? Пока она думала, Ральф молчал, понимая, что любые слова только оттолкнут ее. Молчание сослужило ему хорошую службу.
— Пожалуйста. Не заставляйте меня этого делать.
— Ага, значит, ты все-таки хочешь.
— Это грех. — В отчаянии девушка понадеялась устыдить его. — Грех вам просить меня об этом, и грех мне соглашаться.
— Грехи отпускают.
— Что подумает о вас брат?
Новый лорд замолчал, как будто задумался.
— Пожалуйста, — продолжала Гвенда, — просто позвольте Вулфрику вступить в права наследства.
Лицо Ральфа вновь приняло жесткое выражение.
— Я принял решение и не собираюсь менять его, если только ты меня не переубедишь. Никакие «пожалуйста» тут не помогут.
Глаза его потемнели, рот приоткрылся, дыхание участилось, губы под усами увлажнились. Просительница бросила платье на пол и шагнула к кровати.
— Встань на четвереньки. Нет, ко мне спиной.
Девушка послушно встала.
— Отсюда смотрится лучше, — усмехнулся Ральф.
Алан заржал. Неужели он останется? — подумала Гвенда, но Фитцджеральд велел:
— Оставь нас.
Через секунду хлопнула дверь. Хозяин комнаты встал на колени позади Гвенды. Она закрыла глаза и стала молиться о прощении, застонав от стыда. Мстительный лорд понял по-своему:
— Что, нравится?
Сколько же времени ему понадобится? Крестьянка встала поудобнее, и он победно рассмеялся, решив, что расшевелил ее. Больше всего девушка боялась, что эти мгновения навсегда отравят чувства. Неужели потом, с Вулфриком, она все время будет вспоминать их?
И тут с ужасом почувствовала, как ее накрыла теплая волна, и покраснела от срама. Несмотря на глубокое отвращение, тело предало. Испытывая гадливость к себе, Гвенда застыла, но любовник схватил ее за бедра, и она ничего не могла поделать. Внутренне содрогнувшись, вспомнила, что тело так же подвело и в лесу, с Олвином. Сейчас, как и тогда, девушка хотела стать бесчувственной деревянной статуей.
Олвина она убила его же кинжалом. Сейчас она не могла сделать то же самое, даже если бы хотела, потому что похотливый мерзавец находился сзади. Просительница не видела Ральфа и была полностью в его власти. Почувствовав, что скоро все кончится, батрачка обрадовалась, попыталась обмякнуть и не думать о том, что происходит: слишком унизительно ответить ему. Фитцджеральд дернулся, и Гвенда вместе с ним, но не от удовольствия, а от омерзения. Он удовлетворенно вздохнул и упал на кровать. Девушка вскочила и быстро натянула платье.
— Лучше, чем я думал, — буркнул Ральф, словно это комплимент.
Просительница вышла, хлопнув дверью.
В следующее воскресенье перед службой Натан Рив пришел к Вулфрику. Они с Гвендой сидели на кухне возле окна, где посветлее — опять шел дождь. Позавтракав и прибравшись, молодые люди занялись делом — юноша шил кожаные штаны, а батрачка плела веревочный пояс.
Чтобы не оскорблять отца Гаспара, девушка делала вид, что живет в амбаре, но каждую ночь проводила с Вулфриком. К ее огорчению, возлюбленный не заговаривал о свадьбе. Однако, по сути, они жили как муж и жена, что часто бывало, когда люди собирались пожениться, уладив формальности. Знати такие вольности не полагались, но в крестьянской среде на это обычно смотрели сквозь пальцы.
Опасения Гвенды подтвердились. Чем больше она пыталась выбросить Ральфа из головы, тем чаще лорд являлся ее мысленному взору. К счастью, Вулфрик ничего не замечал. Юноша так пылко любил ее, что притуплял чувство вины, хоть и не до конца. Однако Гвенда утешала себя тем, что возлюбленный все-таки получит землю. Это оправдывало все. Она, конечно, не могла объяснить Вулфрику, почему Ральф передумал. Просто рассказала ему, о чем говорила с Филемоном, Керис и Мерфином, и передала смысл беседы с Фитцджеральдом, отметив лишь, что новый лорд обещал подумать. Поэтому Вулфрик не радовался, а только надеялся.
— Эй вы, идите в усадьбу, — крикнул Натан, просунув в дверь мокрую голову.
— А что нужно лорду Ральфу? — спросила Гвенда.
— Ты что, не пойдешь, если тема беседы тебя не интересует? — съязвил Рив. — Не задавай глупых вопросов, просто вставай и иди.
Чтобы добежать до усадьбы, девушка, не имея плаща, накинула на голову одеяло. У Вулфрика были деньги от продажи урожая, он мог бы купить ей плащ, но копил на гериот.
Усадьба представляла собой уменьшенную копию замка какого-нибудь графа. В большом зале на первом этаже стоял длинный стол, а на узком верхнем этаже располагались частные покои лорда. Обстановка выдавала отсутствие хозяйки: на стенах не было ковров, солома на полу издавала неприятный запах, собаки рычали на посетителей, а на шкафу мышь грызла какую-то корку.
Ральф восседал во главе стола, справа от него разместился Алан, ухмыльнувшийся Гвенде, чего она изо всех сил попыталась не заметить. Через секунду вошел Натан, а за ним жирный хитрый Перкин. Он потирал руки и подобострастно кланялся. Его засаленные волосы издали напоминали кожаный колпак. С ним был новоиспеченный зять Билли Говард, бросивший торжествующий взгляд на Вулфрика: дескать, я получил твою девушку, а теперь приберу и землю. Что ж, ему предстоит испытать удар. Натан сел слева от господина. Остальным сесть не предложили.
Гвенда ждала этого момента — награды за свою жертву. Ей не терпелось увидеть лицо Вулфрика, когда он узнает, что земля достается ему. Любимый будет вне себя от радости, да и она тоже. Их будущее обеспечено, по крайней мере насколько это возможно в мире непредсказуемой погоды и неустойчивых цен на зерно. Ральф объявил:
— Три недели назад я пришел к выводу, что Вулфрик, сын Сэмюэла, не может наследовать отцу, так как слишком молод. — Лорд говорил медленно и важно. Как ему это нравится, думала Гвенда, сидеть во главе стола и произносить судьбоносные для других слова, которые крестьяне жадно ловят. — После этого, пока я решал, кто получит земли старого Сэмюэла, Вулфрик на них работал. — Землевладелец помолчал. — И я не убежден, что был прав, не передав наследство.
Перкин выпучил глаза. Хитрец настолько не сомневался в успехе, что потерял дар речи. Билли Говард изумленно промямлил:
— Это как же? Я думал, Нейт…
Тесть пихнул зятя локтем, и тот умолк. Гвенда не могла сдержать победной улыбки. Ральф продолжал:
— Несмотря на молодость, Вулфрик доказал, что умеет работать.
Перкин посмотрел на старосту. Гвенда поняла, что Рив пообещал землю ему. Может, уже и получил взятку. Горбун был потрясен не меньше Перкина. Открыв рот, староста долго смотрел на Ральфа, затем ошеломленно повернулся к Перкину, а после подозрительно посмотрел на батрачку. Лорд продолжил:
— И в этом ему помогала Гвенда, чья сила и преданность меня тронули.
Натан пристально посмотрел на девушку, поняв, что без нее тут не обошлось, и пытался догадаться, как ей удалось переубедить Фитцджеральда. Может, и догадался. Наплевать, лишь бы Вулфрик не узнал. Вдруг староста встал — его горб навис над столом — и тихо что-то сказал господину, Гвенда не расслышала.
— Правда? — спокойно переспросил новый лорд. — И сколько?
Рив повернулся к Перкину и что-то пробормотал сообщнику в самое ухо.
— Эй, что это вы там перешептываетесь? — встревожилась девушка.
Перкин рассердился, но неохотно кивнул:
— Хорошо.
— Что хорошо? — с нехорошим чувством спросила батрачка.
— Вдвое? — уточнил Натан.
Хитрый землепашец вновь кивнул. Гвенда по-настоящему испугалась. Рив громко объявил:
— Перкин готов уплатить двойной гериот — пять фунтов.
Ральф улыбнулся:
— Другое дело.
— Нет! — вскричала девушка.
— Размер гериота устанавливается по обычаю, закрепленному в манориальных свитках, — медленно полумальчишеским-полувзрослым голосом произнес Вулфрик. — Это не предмет торга.
Староста быстро возразил:
— Но он может меняться. Его размеры не прописаны в «Книге Страшного суда».
Ральф, глядя на молодых людей, разозлился:
— Вы что тут, законники? А если нет, заткнитесь. Гериот составляет два фунта десять шиллингов. А все остальные деньги, которые один человек может уплатить другому, вас не касаются.
Гвенда с ужасом поняла, что Фитцджеральд может не сдержать слова. Тихо, медленно, но вместе с тем четко и грозно она проговорила:
— Вы мне обещали.
— С чего это мне что-то тебе обещать?
Это был единственный вопрос, на который девушка не могла ответить.
— Я вас просила, — прошептала она.
— А я сказал, что подумаю. Но ничего не обещал.
Крестьянка ничего не могла сделать, чтобы заставить негодяя сдержать слово. Просто хотела убить его.
— Обещали! — выкрикнула она.
— Лорды не торгуются с вилланами.
Батрачка безмолвно смотрела на обманщика. Все было зря: долгий путь в Кингсбридж, унизительное раздевание перед ним и Аланом и то постыдное, что она делала на кровати в «Колоколе». Гвенда предала Вулфрика, а он не получил землю. Девушка ткнула пальцем в лорда и хрипло выговорила:
— Да будь ты проклят, Ральф Фитцджеральд.
Проклятие разъяренной женщины считалось очень действенным. Землевладелец побледнел:
— Осторожнее со словами. Для ведьм, изрыгаюших проклятия, существуют наказания.
Ни одна женщина не могла отнестись к такой угрозе легкомысленно. Гвенда отпрянула и все-таки не удержалась:
— Тем, кто не получает по заслугам в этой жизни, достанется в следующей.
Ральф не ответил и повернулся к Перкину:
— Где деньги?
Однако Перкин разбогател вовсе не потому, что говорил всем, где хранит деньги.
— Сейчас принесу, милорд.
Вулфрик насупился:
— Пойдем, Гвенда. Милости здесь ждать нечего.
Девушка пыталась сдержать рыдания. Гнев уступил место горю. Они проиграли, и это после всего, что сделали. Она опустила голову и отвернулась, чтобы никто не видел ее лица. И тут раздался голос Перкина:
— Подожди, Вулфрик. Тебе нужна работа, а мне нужны помощники. Иди ко мне. Я буду платить пенни в день.
Парень побагровел от стыда: ему предлагали батрачить на земле, которую держала его семья. Оборотистый крестьянин добавил:
— И Гвенда тоже. Вы молодые, работящие.
Девушка видела, что он вовсе не злорадствует — лишь преследует собственные интересы, мечтая заполучить двух сильных молодых батраков, которые помогли бы ему на увеличившихся владениях. Ему безразлично, а может, он и не понимает, что для Вулфрика это последнее унижение. Помолчав, хитрец добавил:
— Шиллинг в неделю на двоих. Вы будете купаться в деньгах.
На Вулфрика было больно смотреть.
— Работать за деньги на земле, которую моя семья держала десятки лет? — переспросил он. — Никогда.
Развернулся и вышел. Гвенда двинулась за ним, думая, что же, ради всего святого, им теперь делать.
29
Вестминстер-холл оказался огромным, больше иного собора. Высоченный потолок этого самого важного зала в Вестминстерском дворце, пугающе длинного и широкого, подпирали два ряда высоких колонн. Увидев, что Роланд чувствует себя здесь как дома, Годвин испытал удар по самолюбию. Граф и лорд Уильям важно ступали в модных штанах-чулках: одна штанина красная, другая черная. Все графы и почти все бароны были знакомы, похлопывали друг друга по плечу, перешучивались, хохотали. Аббату захотелось напомнить им, что на судебных заседаниях, проходящих в этом помещении, любого из них могут приговорить к смерти, хоть они и знатного сословия.
Сам настоятель и его земляки держались робко, переговаривались только между собой, да и то вполголоса. Однако аббат решил, что причиной тому не почтительность, а волнение. Годвин, Эдмунд и Керис чувствовали себя неловко. Никто из них прежде не бывал в Лондоне. Единственного их знакомого, освоившегося в столице, Буонавентуры Кароли, сейчас в городе не было. Жители Кингсбриджа не знали улиц, одежда их оказалась старомодной, деньги, которых, по их мнению, они взяли с собой довольно много, таяли на глазах.
Олдермен держался уверенно. Керис выглядела рассеянной, как будто думала о чем-то куда более важном, что вряд ли соответствовало истине. И только Годвин извелся. Недавно избранный аббат бросил вызов одному из самых знатных людей страны. На кону будущее города. Без моста Кингсбридж захиреет. Аббатство, в настоящий момент центр одного из самых крупных городов Англии, съежится до размеров незаметной обители в маленькой деревне, где несколько монахов будут молиться в гулкой пустоте осыпающегося собора. Честолюбец боролся за эту должность не для того, чтобы безропотно наблюдать, как его трофей обращается в пыль.
Поскольку ставки высоки, он хотел держать все под контролем, не сомневаясь, что превосходит здесь по уму почти всех, как и в Кингсбридже. Но в Вестминстере аббат почему-то утратил эту уверенность и погрузился в смятение.
Утешением Годвину служил Грегори Лонгфелло, его друг по университету, обладавший гибким умом и хорошо знавший королевский суд. Он энергично и нагло вел Годвина по лабиринтам судопроизводства. Подал прошение в парламент, как подавал прежде множество раз. Парламент его, разумеется, не обсуждал, а спустил в королевский совет, за которым присматривал канцлер. Законники — все друзья или знакомые Лонгфелло — могли передать прошение в суд Королевской скамьи, который рассматривал дела, представляющие интерес для короны. Но, как и предвидел Грегори, они сочли вопрос слишком мелким, чтобы утомлять им короля, и направили его в палату прошений.
Все это заняло шесть недель. Стоял конец ноября, холодало. Строительный сезон практически закончился. Но наконец кингсбриджские истцы предстали перед сэром Уилбертом Уитфилдом, опытным судьей, о котором говорили, что к нему благоволит сам король. Сэр Уилберт был младшим сыном некоего барона с севера. Его старший брат унаследовал титул и имение, а Уилберт сначала собирался стать священником, потом изучал право, приехал в Лондон и приглянулся в королевском суде. Грегори предупредил, что графа он предпочтет монаху, но превыше всего для него интересы короля.
Судья разместился на высокой скамье у восточной стены дворца между окнами. Перед ним за длинным столом сидели два писаря. Для тяжущихся ни скамей, ни табуретов не было.
— Сэр, вооруженный отряд графа Ширинга перекрыл путь из каменоломни, принадлежащей Кингсбриджскому аббатству, — начал Грегори, как только сэр Уилберт обратил на него взор. Его голос дрожал от деланного негодования. — Каменоломня, расположенная в его графстве, была пожалована монахам королем Генрихом Первым около двухсот лет назад. Копия хартии передана суду.