Мир без конца Фоллетт Кен

— Погоди, — попытался остановить его Мерфин.

Вулфрик не среагировал и вновь исчез наверху. Ральф выругался. Какое-то время он надеялся на мир. Теперь его участь решать присяжным. На улице громко зазвонил ручной колокол. Помощник шерифа созывал всех на суд. Мерфин встал. Подсудимый неохотно последовал его примеру.

Оба вернулись в «Суд» и вошли в большую заднюю комнату. В дальнем конце на возвышении из досок стояла судейская скамья, в действительности представлявшая собой резное деревянное кресло, похожее на трон. Она пока пустовала; за столом перед помостом писарь читал какие-то свитки. Сбоку расположили две длинные скамьи для присяжных. Других сидячих мест в зале не было, но стоять разрешалось где угодно. Порядок поддерживал судья, который мог тут же вынести приговор нарушителю спокойствия: судебное разбирательство не требовалось в тех случаях, когда свидетелем являлся сам судья. Ральф заметил до смерти перепуганного Алана Фернхилла и молча встал рядом с ним.

Он начал подумывать, что вообще зря приехал. Выдумал бы какой-нибудь предлог: болезнь, перепутал дни, лошадь охромела по пути. Но это лишь продлило бы удовольствие. Через пару дней явился бы для ареста шериф с вооруженными помощниками, а если бы сбежал, его объявили бы вне закона.

Однако и это лучше, чем повешение. Может, бежать сейчас? Скорее всего он выберется. Но пешком далеко не убежишь. За ним погонится полгорода, и даже если не поймают, следом верхом поскачут помощники шерифа. А бегство равносильно признанию вины. Пока же еще можно рассчитывать на оправдание. Вдруг Аннет, перепугавшись, начнет путаться. Вдруг не появятся важнейшие свидетели. Вдруг в последнюю минуту вмешается граф Роланд.

Судебный зал заполнялся — Аннет, сельчане, лорд Уильям и леди Филиппа, Эдмунд Суконщик и Керис, аббат Годвин и его скользкий помощник Филемон. Писарь, требуя тишины, стукнул по столу, и из боковой двери вышел судья — крупный землевладелец сэр Ги де Буа, лысый, пузатый, старый товарищ по оружию графа, что могло оказаться Ральфу на руку, но, с другой стороны, это дядя леди Филиппы, и она, наверно, ему уже кое-что нашептала. Судья имел довольный вид человека, позавтракавшего соленой говядиной и крепким элем. Он сел, громко пукнул и удовлетворенно вздохнул:

— Ну что ж, приступим.

Первым слушалось дело об изнасиловании, которое больше остальных интересовало присутствующих, включая самого судью. Зачитали обвинение, вызвали для дачи показаний Аннет. Ральф почему-то не мог сосредоточиться. Он, конечно, все это уже слышал, но сегодня ему следовало бы особенно внимательно искать нестыковки, признаки неуверенности, сомнений, колебаний. Но подсудимый сдался на милость судьбы. Его враги во всеоружии, а единственный сильный защитник — граф Роланд — как в воду канул. Рядом стоял один брат, а Мерфин уже сделал все, что мог, — зря только старался. Ральф обречен.

Пошли свидетели: Гвенда, Вулфрик, Пег, отец Гаспар. Лорд Вигли полагал, что имеет абсолютную власть над этими людьми, но каким-то образом они его одолели. Старшина присяжных, сэр Герберт Монтейн, один из тех, кто не подавал теперь Ральфу руки, задавал вопросы, призванные возбудить возмущение преступлением: сильная ли была боль? много ли крови? плакала ли Аннет?

Когда очередь дошла до обвиняемого, он тихо, путаясь в словах, рассказал историю, в которую присяжные не поверили. Алан говорил лучше, твердо заявив, что Аннет сама очень хотела переспать с Ральфом и оба просили его удалиться, после чего забавлялись у ручья. Но присяжные не поверили и ему — лорд-насильник видел это по их лицам. Ему уже почти наскучило заседание, он хотел, чтобы судилище поскорее закончилось и судьба его решилась. Когда Алан вернулся на место, в ухо Ральфу кто-то тихо сказал:

— Слушайте.

Фитцджеральд-младший повернул голову, увидел за спиной писаря графа отца Джерома и почему-то подумал, что такой суд не уполномочен судить священников, даже если они совершили преступление. Судья между тем уже спрашивал мнения присяжных. Отец Джером пробормотал:

— Лошади на улице, оседланы.

Фитцджеральд замер. Может, ослышался? Переспросил:

— Что?

— Бегите.

Обвиняемый повернулся. В дверях толпились сотни людей, многие с оружием.

— Это невозможно.

— Туда. — Джером едва заметно кивнул на дверь, из которой вышел судья.

У этой двери стояли только сельчане Вигли. Старшина присяжных, сэр Герберт, тяжело встал. Ральф поймал взгляд Алана Фернхилла. Тот все слышал и ждал.

— Бегите же! — прошептал Джером.

Подсудимый взялся за эфес меча.

— Мы считаем, что лорд Ральф Вигли виновен в изнасиловании, — объявил Монтейн.

Фитцджеральд выхватил меч и, размахивая им, бросился к двери. На секунду наступила тишина, затем все закричали разом. Но преступник был единственным с оружием в руках, а чтобы обнажить клинки, требуется некоторое время.

Его попытался остановить один Вулфрик. Он решительно и бесстрашно вышел навстречу, даже без испуга в глазах. Насильник занес меч и со всей силы опустил его на голову крестьянина так, чтобы раскроить ее пополам. Но тот ловко увернулся, и меч лишь пропорол левую щеку от виска до челюсти. Отчаянный малый, схватившись за лицо, вскрикнул от резкой боли, и беглец проскочил дальше.

Он распахнул дверь, выбежал и обернулся. За ним мчался Алан Фернхилл. Старшина присяжных был недалеко от сквайра и уже замахнулся мечом. На мгновение Ральф испытал радостное возбуждение. Вот как нужно решать все проблемы — оружием, а не разговорами. Со щитом или на щите, но ему милее так.

С радостным криком Фитцджеральд набросился на сэра Герберта. Меч проткнул кожаную тунику старшины, но Ральф находился слишком далеко, и лезвие не вонзилось в ребра, а лишь поцарапало кожу. Однако Монтейн вскрикнул — больше от страха, чем от боли, — и отпрянул. Беглец с силой пнул дверь и очутился в коридоре, который шел вдоль всего здания; один его конец выходил на рыночную площадь, другой — на конюшенный двор. Где же лошади? Джером сказал только, что на улице. Алан уже бежал к задней двери, и приговоренный устремился за ним. Когда они оказались на дворе, гул стал нарастать — значит, люди приближались.

На дворе лошадей не было. Ральф бросился в арку, которая вела к фасаду здания, и увидел самое прекрасное на свете зрелище — оседланного и бьющего копытом гунтера Грифа и рядом двухлетнего Флетча Алана; обоих держал босоногий мальчишка с набитым хлебом ртом. Фитцджеральд схватил поводья и вспрыгнул на коня, Алан — следом. Оба пустили лошадей в галоп в тот самый момент, когда люди выбежали из арки. Испуганный мальчишка бросился в сторону. Лошади рванули. Кто-то из толпы кинул нож. Он примерно на четверть дюйма вонзился Грифу в бок и соскользнул на землю, только раззадорив лошадь.

Беглецы мчались по улицам, расшвыривая всех, кто попадался на пути — мужчин, женщин, детей, скот, — и через ворота в старой городской стене влетели в предместье, где дома перемежались с огородами и садами. Обернувшись, висельник не увидел преследователей.

Помощники шерифа, конечно, бросятся вдогонку, но сначала им придется вывести и оседлать лошадей, а Ральф с Аланом были уже в миле от рыночной площади и лошади не показывали никаких признаков усталости. Фитцджеральд ликовал. Всего пять минут назад он чуть не примирился с тем, что его повесят. Теперь же — свобода! Дорога раздваивалась. Лорд наугад забрал влево. В миле за полями виднелся лес. Там он свернет с дороги и исчезнет. Но что потом?

39

— Граф Роланд поступил очень умно, — говорил Мерфин. — Он позволил правосудию свершиться почти до конца, не стал подкупать судью, давить на присяжных, запугивать свидетелей или ссориться с сыном. И все-таки избежал унижения — его лорда не повесили.

— И где сейчас твой брат?

— Понятия не имею. Я не видел его с того дня.

Сидели на кухне у Элизабет Клерк. Девушка приготовила для друга воскресный обед: вареный окорок с тушеными яблоками и зимними овощами и небольшой кувшин вина, который ее мать купила, а может, и стянула на постоялом дворе, где работала. Клерк спросила:

— Что же теперь будет?

— Смертный приговор никто не отменял. Ральф не может вернуться в Вигли или появиться в Кингсбридже — его арестуют. По сути, он сам объявил себя вне закона.

— И что теперь делать?

— Ну, можно получить королевское помилование, но это стоит целое состояние — мне столько не собрать.

— И что ты после всего о нем думаешь?

Мерфин поежился.

— Конечно, братец заслуживает казни. Но я не в силах этого желать. Просто надеюсь, что с ним все в порядке, где бы он ни прятался.

За последние несколько дней он много раз рассказывал про суд над Ральфом, но умная Элизабет задала самые важные вопросы и посочувствовала. У Мерфина промелькнуло в голове, что неплохо бы проводить так каждое воскресенье. Сари, как всегда, дремавшая у огня, вдруг открыла глаза и воскликнула:

— Бог мой, я же забыла про пирог! — Хозяйка встала, поправляя спутанные седые волосы. — Обещала гильдии дубильщиков заказать у Бетти Бакстер пирог с окороком и яйцами и забыла. У них последний обед перед Великим постом в «Колоколе».

Она закуталась в одеяло и вышла. Молодые люди редко оставались наедине, и Мерфину стало немного неловко, но Элизабет, похоже, чувствовала себя вполне свободно.

— Что же ты теперь будешь делать, когда мост у тебя отобрали?

— Строю дом Дику Пивовару, занят еще там-сям. Дик собирается на покой и хочет передать дело сыну, но говорит, что не сможет бросить работу, пока живет в своей таверне, и решил поставить дом с садом за городской стеной.

— А-а, та стройка за полем Влюбленных?

— Да. Это будет самый большой дом в Кингсбридже.

— Пивовару денег не занимать.

— Хочешь посмотреть?

— Стройку?

— Дом. Он еще не закончен, но стены и крыша уже есть.

— Сейчас?

— Еще час будет светло.

Девушка помедлила, будто у нее были другие планы, но затем сказала:

— Пойдем.

Оба надели тяжелые плащи с капюшонами и вышли. Снежная пурга первого мартовского дня погнала их вниз по главной улице. На пароме перебрались через реку. Вопреки неурядицам на шерстяном рынке город год от года разрастался, и аббатство сдавало все больше своих пастбищ и садов в аренду. Мерфин подсчитал, что с тех пор как он впервые двенадцать лет назад попал в Кингсбридж, прибавилось около пятидесяти домов.

Новый двухэтажный дом Дика Пивовара стоял в отдалении от дороги. В нем пока не было ни ставен, ни дверей — все проемы заткнули плетеным хворостом, закрепленным в деревянных рамах, но сзади архитектор поставил временную дверь на замке. На кухне перед большим очагом сидел пугливый Джимми, охранявший дом от воров. Парнишка был суеверен, всегда крестился и бросал соль через левое плечо.

— Здравствуйте, мастер. Раз вы здесь, можно, я схожу пообедать? Пол Тернер должен был принести мне еды, но не пришел.

— Только вернись до темноты.

— Спасибо.

Сторож выскользнул из дома. Мерфин прошел с кухни в жилые помещения.

— Четыре комнаты на первом этаже, — показывал он Элизабет.

Клерк ахнула:

— Куда им столько?

— Кухня, гостиная, столовая и зал. — Лестницы пока не было, и Мерфин поднялся наверх по приставной, за ним взобралась Элизабет. — И четыре жилые комнаты.

— Кто здесь будет жить?

— Дик, его жена, сын Дэнни с женой и дочь, которая тоже, наверное, когда-нибудь выйдет замуж.

Большинство семей города жили в одной комнате, все спали рядышком на полу — родители, дети, бабушки, дедушки, сватья. Элизабет восхищенно прошептала:

— Да столько места и во дворцах не найдешь!

Что правда, то правда. Знатные семейства, да еще с людными дворами в придачу, нередко обитали всего в двух помещениях: супружеской спальне и большом зале для всех остальных. А Мерфин собирался строить дома для тех зажиточных кингсбриджских купцов, что мечтали о роскоши — частных покоях. Он считал это новым словом.

— Полагаю, в окнах будут стекла, — предположила Элизабет. — Да.

Еще одно новшество. Молодой строитель помнил времена, когда в Кингсбридже даже не было своего стекольщика — только раз в пару лет пользовались услугами бродячего мастера.

Спустились на первый этаж. Элизабет устроилась на скамье и протянула руки к огню. Мерфин подсел к ней.

— Когда-нибудь я построю примерно такой же дом себе. В большом саду с фруктовыми деревьями.

К его удивлению, девушка склонила ему голову на плечо:

— Какая хорошая мечта.

Молодые люди смотрели в огонь. Волосы Клерк щекотали Мерфину щеку. Через минуту она положила руку на колени Фитцджеральда. В тишине он слышал ее дыхание и треск горящих поленьев.

— А кого ты поселишь в своем доме?

— Не знаю.

— Как это по-мужски. Я не знаю, какой у меня будет дом, но знаю, кто в нем будет жить — муж, дети, мама, свекор со свекровью и трое слуг.

— Да, мужчины и женщины мечтают по-разному.

Она подняла голову, посмотрела на него и погладила по щеке.

— А если все их мечты сложить, то и получится жизнь. — И поцеловала его.

Мостник закрыл глаза. Еще не исчезла память о поцелуях Клерк. Элизабет на мгновение замерла, затем отодвинулась. Мерфин будто сам за собой подсматривал из угла комнаты. Непонятное чувство. Глянул на девушку еще раз, опять увидел, как она красива, спросил себя, что же в ней такого особенного, и сразу же понял, что разгадка всему — гармония, как и в красивой церкви. Если бы он создавал женщину, изобразил бы ее именно такой — рот, подбородок, скулы, лоб. Элизабет смотрела на друга ясными голубыми глазами.

— Обними меня. — Она распахнула плащ.

Фитцджеральд мягко дотронулся до груди. Ее молодой человек тоже помнил — упругая, плоская.

— Я хочу жить в том доме, о котором ты мечтаешь. — Красавица вновь поцеловала его.

Клерк действовала не под влиянием минуты — Элизабет вообще никогда подобного не делала. Она все продумала. Мерфин время от времени заходил в гости, радуясь ее обществу и не думая о будущем, а дочь епископа рисовала себе их совместную жизнь. Может быть, даже просчитала эти объятия. Может, и мать специально оставила молодых людей наедине, сославшись на пирог. Фитцджеральд чуть не нарушил ее план, предложив показать дом Дика Пивовара, но девушка сымпровизировала. В таком рассудочном подходе нет ничего плохого. Она разумна. Именно это ему в ней и нравилось, хотя юноша знал, что под спудом рассудка пылают сильные чувства.

Плохо, что сам он ничего не чувствовал, хотя с женщинами отнюдь не вел себя холодно-рационально — совсем наоборот. Когда Мерфин любил, чувство захватывало его целиком, он неистовствовал, обижался, горел страстью и млел от нежности. Теперь же ему было интересно, лестно, щекотно, но строитель не терял головы.

Не дождавшись ответного поцелуя, Элизабет отодвинулась. Девушка умела владеть собой, но на бесстрастном лице мастер увидел испуганные глаза. Ей, очень сдержанной по природе, должно быть, стоило немалых усилий зайти так далеко, и она боялась, что ее оттолкнут. Клерк встала, подняла платье и обнажила длинные, красивой формы ноги, покрытые почти невидимыми тонкими светлыми волосками. Хотя она была высокой и стройной, торс приятно, по-женски расширялся книзу. Фитцджеральд невольно осмотрел подругу, затем поднял взгляд и увидел в ее лице отчаяние. Красавица сделала все и поняла, что зря. Мерфин буркнул:

— Прости. — Она уронила платье. — Послушай, мне кажется…

Элизабет негодующе перебила:

— Молчи. Что бы ты сейчас ни сказал, это будет ложь.

Клерк была права. Зодчий подыскивал слова для какой-нибудь успокоительной полуправды: что он плохо себя чувствует или что в любой момент может вернуться Джимми. Но она не хотела утешений. Ее отвергли, и слабые отговорки сделают обиду еще горше. Девушка смотрела на него во все глаза, и на красивом лице ясно читались следы борьбы боли и гнева. На глазах показались горькие слезы.

— Но почему? — крикнула Элизабет, и когда он открыл рот, сама же и ответила: — Молчи. Все равно правды не скажешь.

И вновь оказалась права. Резко сорвалась с места, вышла, затем вернулась и с искаженным горечью лицом проговорила:

— Это все Керис. Ведьма заговорила тебя. Суконщица не выйдет за тебя замуж, но и никто больше тебя не получит. Она дьявол!

Наконец Элизабет выскочила на улицу. Мерфин, глядя в огонь, услышал рыдания, потом они затихли.

— Вот черт, — медленно проговорил он.

— Я должен вам кое-что объяснить, — остановил Мерфин Эдмунда неделю спустя по выходе из собора.

Олдермен добродушно улыбнулся. Фитцджеральд хорошо знал эту улыбку. «Я на тридцать лет старше, и тебе бы меня слушать, а не учить, но мне нравится твой юношеский пыл. Я еще не слишком стар, могу чему-нибудь и поучиться».

— Валяй. Но расскажешь все в «Колоколе». Хочу вина.

Оба зашли в таверну и сели возле огня. Мать Элизабет принесла вина, но, задрав нос, не стала с ними говорить. Эдмунд спросил:

— Она злится на тебя или на меня?

— Не важно, — отмахнулся Мерфин. — Вы когда-нибудь стояли на берегу океана босиком, чтобы волны омывали ноги?

— Конечно. Все дети играют в воде. А даже я был мальчиком.

— Вы помните, как волны, отступая, вымывают песок?

— Да. Давно дело было, но, кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду.

— Именно это произошло со старым мостом. Водный поток вымыл грунт под центральными быками.

— Почему ты так решил?

— По направлению трещин на балках перед самым крушением.

— И что?

— Река осталась той же. Если ей не помешать, течение точно так же вымоет грунт и под новым мостом.

— И как же ей можно помешать?

— На чертежах вокруг каждого быка я нарисовал каменную наброску. Она играет роль волнорезов, ослабляя давление воды. Есть разница, когда тебя щекочут мягким прутиком или хлещут туго сплетенной веревкой.

— Откуда ты это знаешь?

— Я спрашивал у Буонавентуры сразу после крушения моста, до его отъезда в Лондон. Кароли сказал, что видел такие кучи камней в Италии и думал еще, зачем они нужны.

— Интересно. Ты мне это рассказываешь для общего развития или с какой-то особенной целью?

— Люди, подобные Годвину или Элфрику, ничего не понимают и не станут меня слушать. Просто на тот случай, если Элфрик своей дурацкой башкой решит не следовать точно моим чертежам, я хочу, чтобы по крайней мере один человек в городе знал, зачем нужны камни.

— Но один человек это уже знает — ты.

— Я уезжаю из Кингсбриджа.

Эдмунд оторопел:

— Уезжаешь?

В этот момент появилась Керис.

— Чего вы тут застряли? У Петрониллы обед готов. Пообедаешь с нами, Мерфин?

Суконщик хмуро бросил:

— Мерфин уезжает из Кингсбриджа.

Керис побледнела, и Фитцджеральд испытал злорадное удовлетворение. Дочь олдермена отвергла его, но известию о том, что друг уезжает из города, тоже не порадовалась. Ему тут же стало стыдно за такое мелкое чувство. Он слишком любил Керис, чтобы заставлять ее страдать, но все-таки расстроился бы, если бы девушка восприняла новость равнодушно.

— Почему?

— Здесь нечего делать. Что строить? Мост у меня забрали. Собор уже есть. А я не хочу остаток жизни посвятить купеческим домам.

Керис говорила совсем тихо:

— И куда же ты поедешь?

— Во Флоренцию. Всегда хотел посмотреть итальянскую архитектуру. Я попросил у Буонавентуры Кароли рекомендательные письма. Может, мне даже удастся проехать с какой-нибудь партией его товаров.

— Но у тебя в Кингсбридже собственность.

— Об этом я и хотел с тобой поговорить. Ты не могла бы вести мои дела? Собирать арендную плату, вычитать свои комиссионные, а остальное отдавать Буонавентуре. А он будет пересылать векселя во Флоренцию.

— К черту комиссионные, — высокомерно ответила Керис.

Мерфин пожал плечами:

— Это работа, за нее нужно платить.

— Как ты можешь так спокойно об этом говорить? — почти крикнула Суконщица, и на них обернулись. Но ей было все равно. — Ты бросаешь всех своих друзей!

— Я вовсе не спокоен. Друзья — это здорово. Но я хочу жену.

— Да за тебя пойдет любая девушка в Кингсбридже, — вставил Эдмунд. — Ты хоть и не красавец, но процветаешь, а это ценится дороже, чем красивые глазки.

Мастер криво улыбнулся. Олдермен мог быть обескураживающе прямым, и дочь унаследовала это качество.

— Какое-то время я подумывал жениться на Элизабет Клерк.

— Я так и предполагал, — кивнул Эдмунд.

— Холодная рыба, — бросила Керис.

— Ошибаешься. Но когда она завела этот разговор, я пошел на попятную.

— А-а, так вот почему красотка последнее время такая мрачная, — протянула Суконщица.

— И мать ее на Мерфина даже не смотрит, — опять кивнул Эдмунд.

— А почему ты ее отверг? — спросила девушка.

— В Кингсбридже есть всего одна женщина, на которой я мог бы жениться, а она не хочет быть ничьей женой.

— Но эта женщина не хочет тебя терять.

Мерфин разозлился.

— И что же мне делать? — громко спросил он. Все вокруг затихли и стали прислушиваться. — Годвин меня вышвырнул, ты меня отвергла, а мой брат теперь вне закона. Ради всего святого, зачем мне здесь оставаться?

— Я не хочу, чтобы ты уезжал.

— Этого мало! — крикнул Фитцджеральд.

В таверне стало совсем тихо. Молодых людей знали все: хозяин Пол Белл и его пышная дочь Бесси, седовласая мать Элизабет Сари, Билл Уоткин, который в свое время отказался взять подмастерье на работу, печально известный волокита Эдвард Мясник, арендатор Мерфина Джейк Чепстоу, монах Мёрдоу, Мэтью Цирюльник и Марк Ткач. Все знали историю Мерфина и Керис и с большим интересом следили за разговором. Мостнику было плевать. Пусть слушают. Он возмущенно продолжил:

— Я не собираюсь всю жизнь бегать за тобой, как собачка Скрэп, ожидая знаков внимания. Хочу быть твоим мужем, а не игрушкой.

— Хорошо, — тихо ответила Суконщица.

Резкая смена интонации удивила его, и строитель точно не понял, что девушка имеет в виду.

— Что «хорошо»?

— Хорошо, я выйду за тебя замуж.

На какое-то время Мерфин потерял дар речи. Затем недоверчиво спросил:

— Ты серьезно?

Керис подняла на него глаза и застенчиво улыбнулась.

— Да, серьезно. Просто попроси меня.

— Ладно. — Фитцджеральд перевел дух. — Ты выйдешь за меня замуж?

— Да, выйду.

— Ура! — воскликнул Эдмунд.

Все в таверне закричали и захлопали. Молодые люди рассмеялись.

— Нет, правда? — еще раз спросил он.

— Правда.

Влюбленные поцеловались, и мастер как можно крепче прижал к себе Керис. Ослабив объятия, зодчий заметил, что она плачет.

— Вина моей невесте! — крикнул он. — Нет, бочонок, вот как, чтобы все выпили по кружке за наше здоровье!

— Несу, — с готовностью отозвался хозяин, и люди вновь зашумели.

Через неделю Элизабет Клерк поступила в монастырь.

40

Ральф и Алан находились в отчаянном положении. Питались дичью, пили холодную воду, и беглый лорд уже мечтал о том, чем обычно пренебрегал, — о луке, яблоках, яйцах, молоке. Место ночлега сбежавшие преступники меняли ежедневно, грелись у костра. У каждого был добротный плащ, но все-таки для ночлега под открытым небом его не хватало, и оба просыпались на рассвете, дрожа от холода. Грабили на дорогах беззащитных людей, но добыча в основном попадалась либо мелкая, либо бесполезная: ношеная одежда, корм для скота и деньги, на которые в лесу ничего не купить.

Однажды удалось украсть большой бочонок вина. Они закатили его на сотню ярдов в лес, выпили сколько могли и уснули. Проснувшись с похмелья, в дурном настроении, отчаянные головы поняли, что не могут взять с собой наполненный на три четверти бочонок, и просто бросили его в лесу. Ральф с тоской вспоминал прежнюю жизнь: усадьбу, гулкие камины, слуг, обеды, — но в ясные минуты понимал, что не хочет и этого. Слишком скучно. Может, именно поэтому изнасиловал Аннет. Ему нужны острые ощущения.

После месяца, проведенного таким образом в лесу, Ральф решил как-то организовать жизнь. Нужно какое-нибудь прибежище, нужно где-то хранить припасы. И грабить следует правильно, добывая действительно необходимые вещи — теплую одежду и свежие продукты.

К тому времени как беглец осознал это, скитания привели их к горам в нескольких милях от Кингсбриджа. Фитцджеральд вспомнил, что с этой стороны горы зимой голы и пустынны, а летом используются под пастбища и пастухи в естественных ущельях оборудовали каменные укрытия. Мальчишками они с Мерфином как-то во время охоты наткнулись на эти грубые хижины, разожгли костер и сварили кроликов и куропаток, которых настреляли из лука. Лорд Вигли помнил, что охота воодушевляла его уже тогда: погоня за испуганным животным, стрельба, наконец, удар ножом или дубиной и восхитительное ощущение власти, которое испытываешь, когда отнимаешь жизнь.

Пока не вырастет густая трава, здесь никто не появится. Издавна сюда приходили на Троицу, когда открывалась шерстяная ярмарка, а до Троицы еще два месяца. Ральф выбрал хижину посолиднее, и отшельники сделали ее своим домом. В ней не было ни окон, ни дверей, лишь низкий вход, но в крыше зияло дымовое отверстие. Изгои разожгли огонь и впервые за месяц уснули в тепле.

Близость к Кингсбриджу навела отверженного лорда еще на одну мысль. Грабить лучше всего людей, направляющихся на рынок. Они несут сыр, сидр, мед, овсяные лепешки: все, что производят сельчане и в чем нуждаются горожане — и разбойники.

Рынок в Кингсбридже проходил по воскресеньям. Беглец потерял счет дням недели, но, прежде чем отнять три шиллинга и гуся, спросил у одного странствующего монаха, какой теперь день. И в следующую субботу они с Аланом сделали привал у дороги на Кингсбридж, провели всю ночь без сна у костра, а на рассвете уселись в засаде.

Первыми ехали крестьяне с кормом для скота. Сотням кингсбриджских лошадей решительно не хватало городской травы, и сено подвозили регулярно. Но разбойникам оно было не нужно: Гриф и Флетч объедались в лесу. Ральф не испытывал скуки. Сидеть в засаде — все равно что смотреть на раздевающуюся женщину. Чем дольше предвкушение, тем ярче удовольствие.

Вскоре молодчики услышали пение. По спине Фитцджеральда поползли мурашки: пели ангелы. Утро было туманным, и когда он увидел певиц, у них над головами словно парили нимбы. У Алана, испытавшего, судя по всему, сходные ощущения, даже слезы на глазах выступили от страха. Но это всего лишь слабое солнце светило путникам в спину. Крестьянки несли корзины с яйцами. Вряд ли стоило их грабить. Беглец дал им пройти, не обнаруживая себя.

Солнце поднялось выше. Лорд начинал беспокоиться, как бы на дороге скоро не появилось слишком много народу, что осложнит задачу. И тут он увидел семью: муж и жена лет тридцати с двумя подростками — мальчиком и девочкой. Крестьяне показались ему смутно знакомыми — несомненно, он видел их на рынке в Кингсбридже, когда жил там. Мужчина нес на спине тяжеленную корзину с овощами, а у женщины на плече покачивался шест, с которого свисали живые цыплята со связанными ногами. Мальчик тащил тяжелый окорок, а девочка — глиняный горшок, вероятно, с соленым маслом. Возбуждение охватило Ральфа, и он кивнул Алану. Когда семья поравнялась с грабителями, те выбежали из-за кустов.

Женщина завизжала, мальчишка вскрикнул от страха. Мужчина хотел сбросить корзину, но прежде беглый преступник налетел на него и, вонзив меч под ребра, вспорол грудную клетку. Крик смертного ужаса замер, как только меч дошел до сердца. Алан подскочил к женщине и почти отрезал ей голову; кровь из распахнутой глотки хлынула струей.

Возбужденный Ральф повернулся к мальчику. Тот уже отбросил окорок и достал нож. Пока Ральф замахивался, мальчишка метнулся к нему и ударил ножом. Неумелый, слишком яростный удар не мог причинить серьезного вреда. Нож пришелся грабителю в правое плечо, но от внезапной резкой боли он выронил меч. Мальчишка развернулся и побежал в направлении Кингсбриджа.

Ральф посмотрел на Алана. Прежде чем заняться девчонкой, Фернхилл прикончил мать, и эта задержка чуть не стоила ему жизни. Девочка бросила в разбойника горшок с маслом. То ли она точно рассчитала удар, то ли ей повезло, но сквайр рухнул как подкошенный и девочка рванула за братом. Лорд левой рукой подхватил выпавший меч и погнался за ними.

Дети, полные сил, бежали резво, но Фитцджеральд на длинных ногах быстро их нагнал. Мальчик оглянулся, увидел приближающегося Ральфа, к его удивлению, развернулся и с криком побежал на разбойника, зажав в кулаке нож. Убийца тоже остановился и занес меч. Мальчик подбежал и остановился на расстоянии вытянутой руки. Грабитель сделал обманный выпад, мальчик увернулся, думая, что противник потерял равновесие, попытался встать в оборонительную позицию, чтобы нанести удар. Именно на это и рассчитывал беглый преступник. Он отступил, встал на цыпочки, замахнулся и вонзил меч мальчишке в горло, проталкивая клинок, пока он не вышел со стороны спины. Ребенок упал замертво, и Ральф вытащил меч, довольный точностью смертельного удара.

Разбойник поднял глаза и увидел, что девочка убегает. Фитцджеральд сразу понял, что пешком ее не догнать, а пока он сбегает за лошадью, резвушка будет уже в Кингсбридже. Убийца посмотрел назад. Алан с трудом поднимался на ноги.

— Я уже думал, она тебя убила.

Он вытер меч о тунику мертвого мальчика и левой рукой зажал рану.

— У меня чертовски болит голова, — ответил Алан. — Вы их всех убили?

— Девчонка убежала.

— Думаете, видела нас?

— Может, она даже знает меня. Во всяком случае, я их всех где-то видел.

— Значит, мы теперь убийцы.

Страницы: «« ... 3132333435363738 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Книга «Человек убежденный. Личность, власть и массовые движения» (The True Believer. Thoughts on The...
Дрова греют дважды: один раз – когда их рубишь, и второй – когда их сжигаешь.Обычная история о дрова...
Iga ol?mpiav?itja on eriline ja kordumatu. Nagu on sootuks erinevad ka teed, kuidas ol?mpiav?itudeni...
Обращаем Ваше внимание, что настоящий учебник не входит в Федеральный перечень учебников, утвержденн...
Последний трагический год жизни императора Александра II. Террористы, наконец, до него доберутся.Но ...
Рад вам представить «белую ворону» информационной безопасности — Владимира Безмалого, человека, соче...