Мир без конца Фоллетт Кен

Ральф пожал плечами.

— Лучше болтаться на веревке, чем подохнуть с голоду. — Лорд-грабитель посмотрел на тела: — И все-таки стоит убрать их с дороги, пока никто не появился.

Левой рукой он оттащил мужчину на обочину, Алан же приподнял тело и забросил в кусты. Тоже самое проделали с женщиной и мальчишкой. Фитцджеральд удостоверился, что прохожим тела видны не будут. Кровь на дороге уже потемнела до цвета грязи, в которую впиталась. Ральф отрезал кусок платья женщины и перевязал рану. Боль не утихла, но кровотечение ослабло. Он почувствовал легкую печаль, которая всегда сопутствует окончанию сражения. Алан принялся собирать трофеи.

— Неплохой улов. Окорок, цыплята, масло… — Глянул в корзину, которую нес мужчина: — И лук! Прошлогодний, конечно, но еще хороший.

— Как говорит моя мать, старый лук лучше, чем никакой.

Когда Фитцджеральд наклонился, чтобы поднять горшок с маслом, который повалил Алана, в зад ему ткнулось острие. Сообщник был впереди — возился с цыплятами. Ральф только начал гневную тираду:

— Какого?..

В ответ раздался грубый голос:

— Не двигайся.

Лорд Вигли никогда не подчинялся таким приказаниям. Он отпрыгнул как можно дальше и обернулся. Человек семь как из-под земли выросли. Ошарашенному Ральфу все-таки удалось левой рукой выхватить меч. Мужчина, что стоял к нему ближе — вероятно, именно он и приказал стоять, — занес свой меч, а остальные принялись подбирать цыплят и драться за окорок. Алан, тоже с клинком в руках, попытался отстоять цыплят, а Фитцджеральд занялся своим противником. Он понял, что их пытаются ограбить другие разбойники, и страшно возмутился: он за эти продукты убил людей, а добычу хотят отнять! Убийца не испытывал никакого страха, одну злость. Он с бешеной силой набросился на противника, несмотря на то что вынужден был сражаться левой рукой. И тут послышался громкий властный голос:

— Бросьте оружие, идиоты.

Разбойники замерли. Ральф, опасаясь ловушки и держа меч наготове, посмотрел в ту сторону, откуда раздался голос, и увидел красивого молодого человека, около тридцати с благородным лицом. На нем была дорогая, но грязная одежда: алый итальянский плащ с прицепившимися листиками и веточками, богатый парчовый камзол, весь в жирных пятнах, и штаны-чулки из дорогой шкуры гнедой лошади, поцарапанные и испачканные.

— Забавно грабить грабителей, — усмехнулся незнакомец. — Это, видите ли, не преступление.

Фитцджеральд понимал, что он не в самом выгодном положении, и все же ему стало интересно.

— Так это вас называют Тэмом Невидимкой?

— Басни про Тэма Невидимку я слышал еще ребенком, — ответил молодой человек. — Но нет-нет, да кто-нибудь доиграет пьесу, как монах, исполняющий роль Люцифера в балагане.

— Вы не обычный разбойник.

— Да и вы тоже. Я так понимаю, Ральф Фитцджеральд.

Изгой кивнул.

— Слышал о вашем побеге и почему-то так и думал, что столкнусь с вами. — Тэм посмотрел на дорогу. — Наша встреча случайна. Почему вы выбрали это место?

— Ну, сначала я выбрал день и время. Сегодня воскресенье, крестьяне по этой дороге несут продукты на рынок в Кингсбридж.

— Неплохо, неплохо. Может, нам стоит объединиться? Не будете ли вы так любезны сложить оружие?

Беглый преступник колебался, но Тэм был безоружен, и лорд, при всей бдительности, не видел западни. В любом случае они с Аланом в меньшинстве, схватки лучше избежать.

— Так-то лучше. — Тэм, одного роста с Ральфом — а лишь немногие могли соперничать с ним в этом, — приобнял собрата за плечи и направился в лес, небрежно бросив: — Тут все подберут. Пойдемте здесь. Нам с вами о многом нужно поговорить.

Эдмунд стукнул кулаком по столу:

— Я пригласил членов приходской гильдии обсудить, что нам делать с разбоем. Но поскольку я становлюсь ленивым и старым, то попросил все рассказать свою дочь.

Благодаря успеху алого сукна Керис тоже теперь являлась членом приходской гильдии. Новое дело спасло ее отца, обеспечив и множество других семейств Кингсбриджа, прежде всего Марка Ткача. Эдмунд смог выполнить обещание, внес деньги на мост и уговорил на это еще некоторых купцов. Строительство продолжилось — к сожалению, под руководством Элфрика, а не Мерфина.

Эдмунд работал теперь меньше и все реже демонстрировал былую проницательность. Керис тревожилась, но поделать ничего не могла. Она испытывала то же бешенство, что и перед смертью матери. Неужели ничем нельзя помочь? Никто не понимал, в чем дело: никто не мог даже сказать, что у него за болезнь. Говорили, старость, но ведь отцу нет еще и пятидесяти!

Девушка молилась, чтобы он дожил до свадьбы. Бракосочетание с Мерфином в Кингсбриджском соборе запланировали на воскресенье после шерстяной ярмарки, через месяц. Свадьба дочери городского олдермена — крупное событие. Для знатных горожан в здании гильдии будет организован банкет, а на поле Влюбленных — праздник еще для нескольких сотен гостей. Несколько дней подряд Эдмунд обдумывал стол и развлечения, но все тут же забывал и на следующее утро начинал сначала. Суконщица заставила себя не думать об этом и занялась проблемой, которую, как она надеялась, решить проще.

— За последний месяц резко увеличилось количество разбойных нападений — в основном по воскресеньям, — и жертвами становятся торговцы, несущие продукты в Кингсбридж.

Ее перебил Элфрик:

— Это все брат твоего женишка! Скажи Мерфину, не нам.

Керис подавила вспышку раздражения. Зять не упускал возможности выстрелить в нее из укрытия. Девушка с болью сознавала, что Ральф действительно может быть причастен к разбоям. Это терзало и зодчего. Элфрик же получал огромное удовольствие. Дик Пивовар высказал свое мнение:

— Я думаю, это Тэм Невидимка.

— Может быть, оба, — пожала плечами Суконщица. — Ральф Фитцджеральд, который обучен воевать, мог объединиться с уже существующей бандой и просто лучше ее организовать.

Толстая Бетти Бакстер всплеснула руками:

— Да кто бы там ни был, они погубят город! Больше никто не придет на рынок!

Это, конечно, некоторое преувеличение, но еженедельный рынок действительно стал малолюднее и последствия ощущали на себе почти все — от пекарей до проституток.

— Более того, — продолжила Керис, — через четыре недели начинается шерстяная ярмарка. Некоторые вложили огромные деньги в новый мост, на котором к ее открытию должен лежать временный деревянный настил. Многие из нас существуют благодаря этой ежегодной ярмарке. Лично у меня полный склад недешевого алого сукна. Если поползут слухи, что по дороге в Кингсбридж грабят, мы можем остаться без покупателей.

Девушка беспокоилась даже больше, чем хотела показать. Ни у нее, ни у отца не осталось наличных денег. Все было вложено либо в мост, либо в грубую шерсть и алое сукно. Выручить деньги можно только на ярмарке. Если приедет мало народу, они окажутся в очень сложном положении. Кроме всего прочего, предстояли расходы на свадьбу. Суконщица беспокоилась не одна.

— Это будет уже третий неудачный год подряд, — подал голос Рик Ювелир, аккуратный, подтянутый, всегда безукоризненно одетый глава соответствующей гильдии. — Для многих моих собратьев это конец. На шерстяной ярмарке мы делаем половину годового оборота.

Эдмунд кивнул:

— Это конец для города. Нельзя этого допустить.

В том же духе высказались и другие. Керис, которая, по сути, вела собрание, дала членам приходской гильдии поворчать. Остро ощутив необходимость, они скорее примут ее радикальное предложение.

— Должен же что-то предпринять шериф Ширинга! — воскликнул Элфрик. — За что ему платят, если не за соблюдение порядка?

— Он не в состоянии прочесать весь лес, — ответила Керис. — У него не хватит людей.

— Которые имеются у графа Роланда.

Пустые мечты, но девушка вновь дала всем свободно высказаться. Потом гильдейцы поймут, что существует только один выход. Олдермен махнул на Элфрика рукой:

— Граф нам не поможет, я уже обращался к нему.

Керис, которой Эдмунд диктовал письмо Роланду, объяснила:

— Ральф был вассалом графа, да и остается им. Как вы могли заметить, разбойники не нападают на тех, кто идет в Ширинг.

Новый строитель моста возмутился:

— Нечего было этим крестьянам из Вигли жаловаться на графского вассала. Что они себе думают?

Суконщица уже собиралась дать негодующий ответ, но Бетти Бакстер опередила ее:

— Так ты думаешь, что лорды могут насиловать кого вздумается?

— Это уже другой вопрос, — быстро вмешался Эдмунд, демонстрируя слабеющие способности. — Случилось то, что случилось, и Ральф объявил на нас охоту. Так что же нам делать? Шериф помочь не может, граф не хочет.

Рик Ювелир думал вслух:

— А лорд Уильям, который занял сторону крестьян Вигли? Это он виноват, что Ральф стал разбойником.

— Его я тоже просил, — ответил Эдмунд. — Кастер сказал, что Кингсбридж не его владения.

— Вот беда, когда у тебя лендлорд — аббат. — Рик схватился за щеку. — Какой от него толк, если нужна защита?

— Это еще одна причина, почему необходимо обратиться к королю за хартией, — вставила Керис. — Тогда мы будем под королевской защитой.

— Но есть же у нас констебль! — снова воскликнул Элфрик. — Он-то чем занимается?

— Мы готовы делать все необходимое, — откликнулся Марк Ткач, один из помощников Джона. — Только скажите, что именно.

— Никто не сомневается в вашей храбрости, — улыбнулась ему Суконщица. — Но ваше дело — разбираться со смутьянами в городе. У Джона Констебля нет опыта преследования разбойников.

Марк даже возмутился:

— Интересно, а у кого же он есть?

Так Керис подвела разговор к тому, что ей было нужно:

— У нас есть опытный воин, желающий нам помочь. Я взяла на себя смелость попросить его прийти сюда сегодня, он ждет в часовне. — Девушка позвала: — Томас, вы не зайдете?

Из небольшой часовни в другом конце зала вышел Томас Лэнгли. Рик Ювелир не поверил своим глазам:

— Монах?

— Прежде чем стать монахом, он был воином, — ответила Керис. — Так и потерял руку.

— Прежде чем приглашать, нужно спрашивать разрешения членов гильдии, — мрачно заметил Элфрик.

Керис с облегчением отметила, что на это никто не обратил внимания. Все хотели послушать Томаса.

— Нужно собрать ополчение, — начал тот. — По всем подсчетам, в банде человек двадцать — тридцать. Не так уж много. Большинство горожан, благодаря воскресным стрельбищам, хорошо владеют луком. Сотня мужчин, хорошо подготовленных и под умелым руководством, легко расправится с разбойниками.

— Это все прекрасно, — заметил Рик Ювелир. — Но сначала нам нужно найти этих головорезов.

— Конечно, — ответил Томас. — Однако я уверен, в Кингсбридже есть люди, которые знают, где их искать.

Мерфин попросил торговца деревом Джейка Чепстоу привезти ему из Уэльса самый большой кусок шифера, какой он только сможет найти. Джейк вернулся из очередной поездки за деревом с тонкой квадратной, в шестнадцать квадратных футов, пластиной серого валлийского шифера, и Мостник вставил ее в деревянную раму — для чертежей.

Этим вечером Керис отправилась на собрание гильдии, а мастер у себя дома на острове Прокаженных составлял карту острова. Меньше всего зодчий хотел сдавать землю под пристани и склады. Строитель мечтал об улице с постоялыми дворами, лавками, которая пересекала бы остров от одного моста до другого. Он сам поставит дома и сдаст их предприимчивым кингсбриджским купцам. Архитектор взволнованно думал о будущем города, представлял удобные дома, улицы. Вообще-то об этом должно заботиться аббатство — если бы во главе его стояли более толковые люди.

На карте Фитцджеральд также пометил их новый с Керис дом. В том, где он сейчас жил, им будет уютно, но, вероятно, тесно, особенно если пойдут дети. Молодой человек подыскал место на южном берегу, где всегда дул свежий речной ветер. В основном остров каменистый, но имелся небольшой пятачок плодородной земли, где можно посадить фруктовые деревья. Работая над чертежом, он с радостью думал, как заживут с женой, день за днем.

Сладкие грезы прервал стук в дверь. Мечтатель испугался. Обычно никто не приходил на остров ночью, только Керис, а она не стала бы стучать.

— Кто там? — нервно спросил Мерфин.

Вошел Томас Лэнгли.

— Вообще-то монахам положено в это время спать, — улыбнулся хозяин.

— Годвин не знает, что я здесь. — Томас посмотрел на шифер. — Ты чертишь левой рукой?

— Мне все равно, могу и правой. Хочешь вина?

— Нет, спасибо. Мне через несколько часов на утреню, не хочу раскиснуть.

Мостник любил Томаса. Они были связаны друг с другом с того самого дня двенадцать лет назад, когда мальчик пообещал рыцарю в случае его смерти передать письмо священнику. Потом вместе восстанавливали собор, и Лэнгли всегда давал четкие указания и не шпынял подмастерьев. Он сохранял искренность своих религиозных убеждений, не впадая в высокомерие. Вот бы все монахи были такими, думал Мерфин. Зодчий кивнул гостю на стул у огня.

— Чем могу быть полезен?

— Я по поводу твоего брата. Его нужно остановить.

Фитцджеральд поморщился, как от резкой боли.

— Если бы можно было что-нибудь сделать, поверь, я бы это уже сделал. Но я его не видел, а если увижу, сомневаюсь, что он станет меня слушать. Было время, когда Ральф просил моих советов, но, боюсь, оно миновало.

— Я с собрания приходской гильдии. Меня попросили собрать ополчение.

— Меня в нем не будет.

— Нет, я не за этим пришел, — усмехнулся Томас. — В большое число твоих поразительных талантов военное искусство действительно не входит.

Мерфин печально кивнул:

— Спасибо.

— Но при желании ты мог бы мне помочь.

Фитцджеральду стало не по себе.

— Ну проси.

— У разбойников должен быть лагерь где-то недалеко от Кингсбриджа. Пораскинь мозгами, где может находиться твой брат. Какое-нибудь место, известное вам обоим: пещера, заброшенная хижина лесничего.

Мостник колебался. Томас продолжил:

— Я знаю, как тебе отвратительна мысль о предательстве. Но вспомни его первых жертв: порядочный работяга-крестьянин, его красивая жена, четырнадцатилетний парень и маленькая девочка. Трое погибли, девочка — сирота. Знаю, ты любишь брата, но все же его необходимо поймать.

— Понимаю.

— Представляешь, где он может находиться?

Мерфин не был готов отвечать на этот вопрос.

— Ты возьмешь его живым?

— Если получится.

Зодчий покачал головой:

— Этого мало. Мне нужны гарантии.

Томас несколько секунд молчал, затем ответил:

— Хорошо, я возьму его живым. Не знаю как, но что-нибудь придумаю. Обещаю.

— Спасибо. — Мерфин замолчал. Он знал, что должен это сделать, но сердце противилось. Через мгновение молодой человек заставил себя заговорить: — Когда мне было лет тринадцать, мы часто ходили на охоту, нередко с парнями постарше, на целый день, варили все, что настреляем. Иногда даже добирались до Меловых гор и видели семьи пастухов, которые живут в тех местах летом. Пастушки ведут себя весьма вольно, иногда даже позволяют целовать. — Он коротко улыбнулся. — А зимой, когда пастухи уходили, мы пользовались их хижинами. Возможно, Ральф там.

— Спасибо. — Томас встал.

— Не забудь, ты обещал.

— Не забуду.

— Ты доверил мне тайну двенадцать лет назад.

— Помню.

— Я тебя не выдал.

— Понимаю.

— Теперь я доверяю тебе.

Мерфин осознавал, что его слова можно понять двояко: и как просьбу о взаимности, и как скрытую угрозу. Ну и хорошо. Пусть понимает как хочет. Томас протянул свою единственную руку, и строитель пожал ее.

— Я сдержу слово. — Лэнгли вышел.

Ральф и Тэм скакали рядом, за ними ехал Алан Фернхилл, остальные разбойники поднимались в гору пешком. У беглого лорда было прекрасное настроение: еще одно удачное воскресное утро. Наступила весна, крестьяне понесли на рынок свежие продукты. Разбойники тащили полдюжины ягнят, кувшин меда, плотно закупоренный кувшин сливок и несколько бурдюков с вином. Как обычно, сами они получили лишь незначительные повреждения — пустяковые порезы и синяки, нанесенные наиболее отчаянными жертвами разбоя.

Спайка с Тэмом оказалась весьма успешной. Несколько минут легкой потасовки — и у них есть все, что нужно для роскошной жизни на неделю. Остальное время грабители охотились днем и пили вечером. Они же не безмозглые крестьяне, чтобы изводить соседей тяжбами насчет границ наделов или дурить друг друга на арендной плате. Не хватало только женщин, и сегодня они исправили положение, захватив двух пухленьких сестричек лет тринадцати-четырнадцати.

Ральф сожалел единственно о том, что ему так и не довелось повоевать за короля. Он мечтал об этом с детства, и мечтал до сих пор. Быть разбойником слишком легко. Преступник не может гордиться тем, что убивает безоружных вилланов. Мальчишка, еще живший в его сердце, стремился к славе. Он так и не доказал — ни себе, ни остальным, — что у него душа настоящего рыцаря.

Однако Фитцджеральд не позволял этим мыслям портить ему настроение. Поднимаясь на вершину, за которой открывалось горное пастбище, где они разбили лагерь, изгой предвкушал вечернее пиршество. Изжарят ягненка на вертеле и будут пить сливки с медом. А потом девочки… Ральф решил, что положит их рядом, чтобы каждая видела, как сестру насилуют разбойники — один за другим. Его сердце забилось быстрее.

Показались каменные хижины. Разбойник подумал, что пользоваться ими осталось недолго. Подрастала трава, скоро появятся пастухи. В этом году ранняя Пасха — значит, Троица будет вскоре после вальпургиевой ночи. Нужно искать другое пристанище.

Когда до ближайшей хижины оставалось ярдов пятьдесят, он в ужасе заметил, как из нее кто-то вышел. Всадники придержали лошадей, а остальные разбойники схватились за оружие. Человек приблизился к верховым, и беглец разглядел, что это монах. Тэм тихонько воскликнул:

— Да что же это?..

Один рукав монашеской рясы был пуст, и Ральф узнал брата Томаса из Кингсбриджа. Лэнгли шел будто случайный встречный на главной улице.

— Привет, Ральф. Помнишь меня?

Том спросил у подельника:

— Ты знаешь этого человека?

Монах подошел к лошади Фитцджеральда и протянул правую руку. Что, черт подери, он здесь делает? С другой стороны, какая опасность может исходить от однорукого? Разбойник смущенно нагнулся и хотел пожать протянутую руку. Вдруг Томас перехватил руку и стиснул Ральфу локоть.

Краем глаза лорд Вигли заметил возле хижин какое-то движение. Подняв взгляд, он увидел, как из ближайшей вышел человек, за ним второй, потом еще трое; затем люди стали выходить из всех хижин и вставлять стрелы в луки. И в этот момент Лэнгли сильным рывком стащил его с лошади.

Разбойники закричали. Фитцджеральд грохнулся на спину. Гриф испугался и легко отскочил в сторону. Когда Ральф попытался подняться, Томас упал на него, как ствол поваленного дерева, и прижал к земле.

— Лежи тихо, и тебя не убьют, — прошептал он.

Затем разбойник-лорд услышал свист десятков одновременно выпущенных стрел — смертоносный свист, его ни с чем не спутаешь, будто внезапный ветер или громовой раскат. Не меньше сотни человек, подумал он. Ясно, стрелки поджидали в хижинах и вышли по условленному сигналу — когда Томас ухватил Ральфа за локоть. Грабитель захотел сбросить монаха, но, заслышав крики разбойников, передумал. С земли он видел не много, хотя заметил, что некоторые головорезы повытаскивали мечи. Однако лесные братья слишком далеко от лучников, и, если двинутся на противника, их прикончат раньше, чем они добегут до ополченцев. Это побоище, а не сражение. Послышался топот копыт. Интересно, подумал пленник, Тэм атакует лучников или удирает?

Неразбериха длилась недолго. Уже через несколько минут Фитцджеральд понял, что разбойники разбиты наголову. Томас встал, вытащил из-под длинной бенедиктинской рясы длинный кинжал и бросил поверженному:

— Забудь про меч.

Ральф поднялся на ноги, осмотрел стрелков и многих узнал: толстого Дика Пивовара, сластолюбца Эдварда Мясника, весельчака Пола Белла, мрачного Билла Уоткина — скромных законопослушных граждан Кингсбриджа, всех. Его победили торговцы. Но это не самое удивительное. Он изумленно посмотрел на Лэнгли:

— Ты спас мне жизнь, монах.

— Твой брат просил об этом, — жестко ответил Томас. — Будь моя воля, ты умер бы, не долетев до земли.

Кингсбриджская тюрьма располагалась в подвале здания гильдии. Камера без окон, с каменными стенами и грязным полом. Она не отапливалась, и зимой заключенные иногда умирали от холода, но теперь стоял май, а кроме того, Ральфа по ночам согревал плащ. У заключенного даже оказалась кое-какая мебель: стул, скамья и маленький столик, — все это за деньги Мерфин одолжил у Джона Констебля, комната которого находилась за запертой дубовой дверью. В рыночные дни и на ярмарочной неделе он с помощниками дежурил там на случай беспорядков. В камере с Ральфом сидел Алан Фернхилл. Кингсбриджский лучник попал ему в бедро, и, хотя рана не представляла серьезной опасности, убежать подручный и сообщник не смог. А вот Невидимка скрылся.

Настал их последний день. Оба уже были заочно приговорены к смерти за изнасилование Аннет и за преступления, совершенные в зале суда на глазах у судьи: нападение на старшину присяжных, Вулфрика и побег. В полдень шериф заберет беглецов в Ширинг, где их повесят.

За час до полудня Джеральд и Мод принесли заключенным обед: горячий окорок, свежий хлеб и кувшин крепкого эля. С ними пришел Мерфин, и Ральф догадался — попрощаться. Отец подтвердил догадку:

— Мы не поедем с тобой в Ширинг.

Мать добавила:

— Мы не хотим видеть, как… — И осеклась. Родители не поедут в Ширинг, чтобы не видеть, как его будут вешать.

Смертник выпил эля, но есть не мог. Он отправляется на виселицу, зачем ему обед. Да и не хотелось есть. Алан обжирался. Ему, казалось, жестокая участь нипочем. Повисло тяжелое молчание. Никто не знал, о чем говорить в эти последние минуты. Мод тихо плакала, Джеральд негодующе сопел, а Мерфин спрятал лицо в ладони. Только Алан Фернхилл скучал. У Ральфа на языке вертелся вопрос к брату. Он не очень хотел его задавать, но понимал, что это последняя возможность.

— Когда брат Томас стащил меня с лошади, защитив от стрел, я поблагодарил его за то, что он спас мне жизнь. — Заключенный, посмотрев на брата, добавил: — Монах сказал, что делает это ради тебя, Мерфин.

Тот просто кивнул.

— Ты просил его об этом?

— Да.

— Значит, знал, что должно случиться?

— Да.

— Вот как… А откуда Лэнгли знал, где меня искать?

Мерфин не ответил.

— Это ты ему сказал, — закончил Ральф.

— Сынок! — в ужасе воскликнул отец. — Как ты мог?

— Мерзкий предатель, — прошипел Алан Фернхилл.

Мерфин ответил брату:

— Вы убивали людей! Невинных крестьян, их жен, детей! Вас нужно было остановить!

Отверженный, к своему удивлению, даже не разозлился. Ему только трудно стало дышать. Он сглотнул и спросил еще:

— Но почему ты просил Томаса пощадить меня? Думаешь, виселица лучше стрелы?

— Ральф, не надо, — зарыдала Мод.

— Не знаю, — ответил Мостник. — Может, просто хотел, чтобы ты пожил чуть подольше.

— Но ты предал меня. — Изгой почувствовал, что сейчас не выдержит. Слезы наворачивались на глаза, в голове заломило. — Ты предал меня, — повторил он.

Мерфин сердито встал:

— Честное слово, ты это заслужил!

— Не ссорьтесь, — взмолилась Мод.

Ральф печально покачал головой:

— Не будем. Это время кончилось.

Дверь открылась, и вошел Джон Констебль.

— Шериф ждет, — объявил он.

Мод обняла сына и со слезами прижалась к нему. Через несколько секунд Джеральд мягко отстранил ее. Джон вышел, Фитцджеральд-младший двинулся следом. Он был удивлен, что его не связали, не наложили цепи. Один раз бежать ведь удалось — неужели не боятся? Висельник пересек комнату констебля и вышел на улицу; за ним — родные.

Наверно, недавно был дождь, яркое солнце отражалось от мокрой земли, так что Ральф невольно зажмурился. Когда глаза привыкли к свету, Фитцджеральд разглядел собственную лошадь, оседланного Грифа, и на душе у него потеплело. Он взял поводья и шепнул гунтеру в ухо:

— Ты-то не предавал меня, правда, малыш?

Конь, обрадовавшись хозяину, дохнул. Шериф и его помощники, вооруженные до зубов, ждали верхом. Значит, отправиться в Ширинг предстоит на лошади, но под надежной охраной. Он понял, что на этот раз бежать не удастся. Затем присмотрелся. Шериф — да, но остальные не его помощники. Это люди графа Роланда. А вот и сам граф, с черными волосами, черной бородой, верхом на гнедом боевом коне. Что он здесь делает? Не сходя с коня, граф наклонился и передал Джону Констеблю пергаментный свиток.

— Прочтите это, если можете, — распорядился Роланд, как обычно, одной стороной рта. — Послание короля. Все заключенные графства помилованы и отпущены на свободу при условии поступления ко мне в королевскую армию.

— Ура! — крикнул Джеральд.

Мод разрыдалась. Мерфин заглянул констеблю через плечо и прочел послание. Ральф посмотрел на Алана. Тот спросил:

— Что это значит?

— Это значит, что мы свободны.

— Если я правильно понимаю, вы действительно свободны, — кивнул Джон Констебль и посмотрел на шерифа: — Вы подтверждаете?

— Подтверждаю.

— Тогда всё. Эти люди могут идти с графом. — Констебль свернул свиток.

Ральф посмотрел на брата. Мерфин плакал. От радости или от досады? Но времени на раздумья не было.

— Поехали, — нетерпеливо сказал Роланд. — Все формальности завершены, так что в путь. Король во Франции. Нам предстоит долгая дорога.

Он развернул лошадь и поехал по главной улице. Фитцджеральд-младший пришпорил Грифа и не долго думая рысью двинулся следом.