Стратегия лжи Горбачев Михаил

1

Утро наступило мгновенно. Нежный лучик солнца коснулся моей щеки, погладил по волосам и наполнил все тело теплом и радостью.

– Доброе утро! Как спалось? – услышал я мамин голос.

– Хорошо мамочка.

– При твоем заболевании нужно много спать. Сон лечит. Кушать будешь? Тебе надо хорошенько покушать, а потом выпить таблеточку. Это очень хорошие таблеточки. Скоро твоего бронхита и след простынет. Так что, иди, умывайся, чисти зубы и бегом на кухню.

– Иду… – пробурчал я.

Мысли стайками роились в моей голове: «Как мне надоел этот бронхит! И больным я себя не чувствую. А все носятся вокруг меня, жалеют! А в детском саду, пианино новое и Наталья Андреевна песню со мной учила красивую. Теперь сижу дома и таблетки пью. Может выпить их все сразу, и завтра в садик?! Таблетки же на серванте стоят, если стульчик поставить я дотянусь. И мама обрадуется, что не надо меня постоянно таблетками кормить. Почему она сама так не сделает? Может ей хочется со мной на больничном посидеть? Ну и пусть сидит, а я в садик похожу, ее же никто не заставит на работу ходить, пока доктор не закроет больничный».

Стул пришлось тащить через всю комнату. Ну и ладно, мама на кухне ничего не услышала. Хорошо, что сервант на меня не свалился, пока я хватался за все ручки дверок, чтобы дотянуться до таблеток. Но тут меня ждало разочарование. Таблеток оказалось две баночки, почти одинаковые, только наклейки на них разные. «Какие же выпить? – посетила меня мысль. А ладно, выпью и те и другие». На табуретке возле моей кровати стоял графин с водой и пустой стакан. Я взял обе баночки и тихонько слез вниз. Опираться на доступные части серванта, пришлось кулаками, в которых я держал обе баночки. Но и этот мой трюк остался незамеченным. Я поставил обе баночки на табуретку и потащил стул обратно. Все было готово. Я налил воды в стакан и начал пить по несколько таблеток сразу. Они все были в скользкой оболочке, и глотать их не составляло большого труда.

– Ну где тебя носит до сих пор! – прокричала из кухни мама.

– Я тебе сюрприз приготовил мамочка!

– Давай, сюрприз, чеши на кухню скорее.

Я с гордым видом победителя зашагал на кухню.

– Ты чего такой героический, сынок?

– Я с сюрпризом к тебе пришел.

– Ну, давай, показывай свой сюрприз!

– Мам, его показать нельзя, о нем только рассказать можно.

– Что же это за сюрприз такой удивительный?

– Понимаешь, мамочка, я выпил все таблетки, и теперь болеть уже не буду.

– Какие таблетки, сынок?

– Ну те, которые на серванте стояли.

Мама побледнела и быстро побежала в комнату. Когда я зашел за ней, она рылась под кроватью, в поисках таблеток и плакала. Плакала тихо, без всхлипываний.

– Два пальца в рот срочно! Закричала она, и, не давая мне опомниться, сделала это за меня. Но рвотного рефлекса не наступило. Желудок только сокращался, выводя наружу, какую-то светлую пену. Она побежала в коридор, и, схватив телефонную трубку, стала набирать скорую.

Скорая помощь приехала очень быстро. Огромный санитар, подняв меня как пушинку, понес вниз по лестнице к машине скорой помощи. Мама бежала следом. Как только мы оказались внутри, машина сразу рванула с места.

Мне дали стакан с раствором марганца и заставили выпить, за ним последовал второй. Но выпить второй стакан я был уже не в силах.

– Что смотрите?! Расширитель срочно ставьте! – закричал доктор.

Мне в рот попытались вставить какую-то странную штуку, напоминавшую блестящие щипцы с круглыми краями и резиновой накладкой на них.

– Гады, фашисты, дураки-и-и! – кричал я.

Врачи меня не слушали, а просто медленно стали нажимать на блестящие ручки. Рот открывался не зависимо от моего желания. Я шипел, изворачивался, как мог, но ничего не помогало. Раствор начали вливать прямо из чайника, дурацкого, блестящего чайника, который почти ничем не отличался от чайника в детском саду, из которого няня наливала нам компот. Мне показалось, что я превращаюсь в воздушный шарик, до краев наполненный водой, и, если в меня вольют еще каплю, я просто лопну. С меня сняли расширитель, и санитар подхватил меня на руки, поддерживая под живот и наклонив немного вниз. Внизу уже стоял тазик. Быстрым движением он надавил мне в область желудка. Жидкость мощным потоком вырвалась наружу.

– Тридцать восемь штук! Вы понимаете?! Тридцать восемь!!! И они все уже начали растворяться, еще бы несколько минут и было бы поздно! Вашего сына любит Бог, мамочка! – громко говорил врач.

Машина остановилась. Меня положили на носилки и понесли в больницу. Там мне дали что-то выпить и последнее, что я помню – это перепуганное лицо моего отца и дрожащий голос мамы.

Сколько времени я провел в больнице мне неизвестно. Когда я проснулся, мама и папа сидели рядом и счастливо улыбались. На улицу папа нес меня на шее, это было мое любимое положение. Когда мы вышли во двор, было уже темно. Мы сели в машину и там я уснул снова. Тяжелый выдался день, а главное – не понятно, что же хотели от меня врачи, и почему так рыдала мама?

***

Человек поднял голову к небу. Посмотрел на полосы рваных дождевых ран, вздохнул:

– Выводите вы дорогу свою каждой каплей, рисуя сложные орнаменты жизни. И, так же как и вы, капли дождевые, изливается «Все» своей силой в каждой капле и становятся капли сильными, ибо являются они все, единой и многогранной частью «Всего» и «Всем». Каждая капля имеет все, что есть во «Всем» и растет и продолжает деяния свои как «Все» и в единстве со «Всем». И может каждая капля делать все, что делает «Все»! И идет каждая капля своим путем, чтобы приумножить «Все» и сотворить, приумножив множество! И становится каждая капля «Искателем». Ибо «Все» многогранно и едино одновременно, и каждой грани нужно пройти свой путь, дабы приумножить все во «Всем». Эти капли они называют разумом. Но не хотят видеть сути! А именно суть и является правдой, доступной всем и лежащей на поверхности!

– О чем он говорит? Кто такой «искатель»? И что это «Всё»?

– Послушай, и ты поймешь.

Искатель

Он был искатель. Сколько он себя помнил – он все время что-то искал. Он рыл землю, он поднимался в небо, он выходил в море. Он искал везде и, казалось бы, нашел уже все, что можно было найти. Но он все равно искал, потому что знал – самое главное еще где-то очень далеко! Когда-то он знал точно, что он ищет, но шли годы и он забывал, что это и для чего оно нужно. Он искал, потому что знал – нужно искать! В какой-то миг он потерял надежду что-то найти, он думал: «Я уже нашел все, что можно было найти! Я уже все видел, все знаю и, наверное, то, что хотел найти, уже давно нашел, просто не смог увидеть». Он взглянул в небо, вдохнул ветер и вдруг – нашел! Нашел то, что искал всю свою жизнь и то, что всегда было рядом! Он нашел себя и стал – Носителем.

Носитель

Он был носитель. Сколько он себя помнил, он все время что-то нес. Со временем он позабыл, что он несет, почему и куда. Но он точно знал, что должен это нести. С каждым днем его ноша становилась все тяжелее, ноги его подгибались под ее тяжестью, но он шел, ибо знал, что должен идти, остановиться – значит умереть! Каждый раз, когда сил идти уже не оставалось, когда хотелось упасть, когда мысли путались в голове, у него на пути появлялась дверь. И ненавистное ему «если» начинало свой монолог: « А если ты не туда идешь? Если ты сбился с пути и может это совсем не та дверь! А если ноша, которую ты несешь, уже никому не нужна!». Он открывал дверь, делал решительный шаг и….. Все начиналось снова!

Так шли годы, появлялись все новые и новые двери «если» так же монотонно что-то говорило в его голове. Сил идти больше не было! Он потерял смысл того, что он делал, ему было все равно, кто он и что он несет. Он решил остановиться и умереть. И вдруг он увидел перед собой дверь. Он сделал шаг, что-то тянуло его войти именно в эту дверь! «Если» надрывалось в своем монологе: «А если это именно та дверь!?». Ноги не слушались его, он упал на колени, ноша длинным шлейфом тянулась позади, он пополз, потому что идти не было сил, дыхание перехватывало, сердце стучало в висках …. И вдруг он вспомнил! Вспомнил все! Кто он, куда идет, что он несет! Он встал, расправил плечи, вдохнул полными легкими, открыл дверь, сделал шаг и стал – Ваятелем.

Ваятель

Он помнил все. Помнил, как был Искателем, помнил, как стал Носителем…. А потом он начал ваять. Он любил ваять, он был счастлив, когда ваял! Он писал великие стихи, был автором известнейших романов, он создавал удивительные скульптуры, строил неповторимые храмы и дворцы. Он просто ваял, потому что это было его призвание, как он сам считал. Его творениями восхищались, его творениям поклонялись, его творения были всюду! Они были на суше, они были в воде, они были в воздухе, и скоро его творениям не стало хватать места в мире. И в один прекрасный момент он задумался: «Я сотворил все, что меня окружает, моим творениям не хватает места рядом со мной, я восхищаюсь своими творениями, но не могу обрести покоя!» И вдруг, он понял все и, сотворив себя заново, стал – Любовью.

Любовь

Она всегда была только любовью. Она парила в небесах и падала камнем вниз, Она плакала, смеялась, шептала, кричала, она делала все и везде. Она творила и разрушала, она дарила и забирала. И все это лишь потому, что она была Любовью. Она была везде и во всем, потому что она была частью Всего. Она охватывала собой Все, она дарила себя Всему, она была неразлучна со Всем, она и была этим Всем, а точнее самой неотъемлемой частью Всего.

Все

Оно всегда было Всем. Оно было Искателем и искало, оно было Носителем и носило, оно было Ваятелем и ваяло, оно было Любовью и любило. Оно было! И все это было лишь потому, что оно было Всем. Оно сидело во Всем и смотрело на Все и было во Всем. Оно было ВСЕМ!

Было, правда, еще Ничто, Оно смотрело на Все и ничего не видело, оно было со Всем и ничего не делало. Оно было просто НИЧЕМ. А точнее его просто не было».

Человек, который был моими мыслями, продолжал:

– Ведь каждый «Ваятель», сотворив себя заново, не оставлял своих предыдущих творений. Заботился о них, помогая идти по пути «Всего», от уровня «Искателя» и был Богом для каждого своего творения, ибо творил их, как самого себя, по образу и подобию своему. А значит, были наполнены эти творения духом и частью «Всего», потому что «Ваятель» являлся каплей «Всего» и одновременно всем во всем многообразии и единении «Всего». И только воссоединившись со «Всем», он снова начинал свой путь «Искателя» ибо суть «Всего» в единении множества и творении множества во множестве единств. И было еще «Ничто», ибо, прежде чем стать «Ничем», оно было «Всем». И прежде, чем стать «Ничем», оно проходило путь «Искателя», ничего не найдя; оно проходило путь «Носителя», ничего не вынеся; оно даже проходило путь «Ваятеля», ничего не творя; и касалось «Любви», не любя. И только воссоединяясь со «Всем», оно становилось «Ничем». Потому, что только «Ничто», способно приумножить «Все». Ибо только соприкосновение и борьба противоположностей, рождает новые творения.

Сон 1

Странное впечатление: я вижу эту женщину впервые, но имею четкое ощущение, что знаю ее годы! Мы встретились на лесной тропе, невдалеке от нашего поселка. Она собирала какие-то травы. Когда я спросил, для чего ей это нужно, она сказала, что очень любит чистый запах луговых трав. Меня удивил ее ответ, потому что травы она собирала в лесу. Я слез с коня и подошел ближе. Удивительно красивое лицо, чистые глубокие глаза.

– Кто ты? – спросил я.

– Ты скоро узнаешь меня ближе, когда вынесешь мне приговор, – ответила дама. И, коснувшись моей руки, быстро развернулась и исчезла в лесу.

Я спросил у моих людей знают ли они эту женщину, но они очень удивились и все, до единого, подтвердили, что видели, как я сошел с коня, как прошел немного в лес и что-то говорил сам себе. Но, ни женщины, ни тем более трав в ее руках они не видели. Возможно, усталость и отсутствие сна в эти дни, сыграли со мной такую злую шутку, и у меня было видение.

Прошло несколько лет, я получил высокий пост. В мои обязанности входило решать тяжбы и иногда вершить судьбы. Без моей подписи, ни один приговор не мог быть приведен в исполнение. Даже главы ордена инквизиции ждали моего вердикта, но, как правило, я не мог изменить их решения.

Сегодня утром я получил депешу от главного инквизитора. В ней говорилось о рассмотрении дела, связанного с колдовством, и просьба явиться на обсуждение, дабы избрать меру наказания. В моей практике это первое дело подобного рода. Не смотря на то, что я получил прекрасное образование, я не имел ни малейшего понятия о том, что собой представляет колдовство. А тем более, какое решение я могу принять по этому вопросу. Обычно, мне приходили депеши с результатами допросов, и я должен был оценить правильность принимаемых мер, по отношению к обвиняемым.

Зал для собраний, находился в полуподвальном помещении здания службы инквизиции. Тяжелые стены и холодный воздух в помещении, вызывали неприятную дрожь и некоторое волнение. Свечей было очень мало, и полумрак невольно рождал желание быстрее удалиться из этого места и не возвращаться сюда никогда.

Со скрипом открылась дверь, ведущая в подвал, и из нее вышла женщина в сопровождении двух охранников. На ней была простая холщовая рубаха длиной до колен. Ее волосы светились, будто были наполнены солнечными лучами. Она спокойно улыбалась. И вдруг, что-то екнуло у меня в груди, сердце забилось быстрее. Я посмотрел в ее глубокие глаза, они будто приглашали меня войти в их светящуюся бездну радости и удивительного спокойствия. Какая-то удивительная благодать наполнила все мое тело. Это была она, именно ее я видел на лесной тропе.

«Это не возможно! – пронеслась мысль в моем сознании. – За что, ее можно осуждать или наказывать?»

Но инквизитор видимо считал по-другому. Он грубо потребовал от нее подойти ближе и встать на колени. Она не двинулась с места. Оба охранника попытались сделать это силой, но словно не могли до нее дотронуться, их руки все время проходили мимо ее тела, хватая воздух вокруг. Складывалось впечатление, что они видят ее тело вовсе не там, где оно находится на самом деле. Она сделала несколько шагов вперед.

– Я не вижу смысла вставать на колени перед глупцами, – прозвучал ее глубокий нежный голос.

– Ты обязана встать на колени перед вершителями воли господней! – взвизгнул главный инквизитор и закашлялся.

– У меня нет господ, – спокойно ответила она.

– Мы тебя уничтожим, разотрем с золой! – орал главный инквизитор. Но вдруг его голос изменился до неузнаваемости.

Кто-то принес ему воды, он хрипел и кашлял. Связки отказывались работать, из его рта выходило странное шипение, напоминающее шипение раненой змеи. Кто-то еще попытался кричать, но вместо звуков воздух наполнило какое то карканье и бульканье. Началась паника. Люди хватали сосуды с водой, несли откуда-то масло и глотали его, смазывая им же горло снаружи. Через какое то время все затихло. Присутствующие в зале сидели на полу, опустив головы и всхлипывая.

– Ты можешь говорить, ты не такой как они, – обратилась она ко мне.

– Ты ведьма? – удивился я.

– Ты тоже, потому что ты ведаешь.

– Я в неведении!

– Это не так, ты ведаешь, но не владеешь силой. Я тебя научу. Ты можешь понимать людей, ты знаешь, что они хотят, ты понимаешь, когда они лгут и способен предотвратить ложь. Ты чувствуешь добрые намерения и многое другое, что не доступно остальным. Это и есть – Веда.

– Это невозможно!

– Возможно. Именно поэтому ты здесь, и я пришла не к ним, а за тобой.

Она подошла ко мне ближе, ласково прикоснулась к щеке и, взяв за руку, повела за собой. Некоторые из присутствующих пришли в себя, и что-то шепча, смотрели на нее широко открытыми глазами. Никто даже не попытался нас остановить. Мы вышли в коридор и охранники, не раздумывая, открыли нам ворота на улицу. Солнце коснулось нас своими нежными лучами, будто наполняя каждую клеточку.

– Ну что, какой твой приговор мне? – ласково спросила она.

– Я счастлив, что ты рядом!

2

Солнце садилось за горизонт, и нежные оранжевые блики гладили меловые горы нашего городка. Казалось, что мел, выработанный в карьере, начинал дышать теплыми лучиками, меняя свою структуру и тихонько обнажая душу, настолько осторожно, чтобы никто не заметил, что она у него есть.

Сидя у окна, я с удовольствием наблюдал это чудо, которое видят все и никто не может заметить. Тихо вошла мама и, улыбаясь, подошла ближе. Я бросил на нее взгляд и увидел, что она тоже светится. Светится вовсе не так, как меловые горы, а намного ярче и интереснее. Голову ее будто покрывала шляпа с широкими полями, нежного серо-голубого цвета. Далее от шеи вниз спускалось что-то вроде розовато-малиновой накидки, но почему-то эта накидка не прикрывала полностью левое плечо, а будто заканчивалась около шеи, зато справа тянулась почти до самых колен. Слева, на том месте, которое не прикрывала накидка, светился красный овал с желтоватым контуром вокруг. И вся она как будто находилась внутри серебристо-серого кокона, который выступал далеко за пределы ее тела. Местами кокон покрывали небольшие темные пятна, и было такое впечатление, что весь этот свет дышит своим собственным дыханием, перемещаясь и вибрируя.

– Мамочка, ты тоже умеешь светиться, как эти горы! Здорово!

– Снова твои фантазии! Сколько раз я тебя просила не заниматься ерундой! Или ты в психушку захотел?! Так я тебе могу это устроить запросто!

– Мамочка, но я же правду говорю! Это не фантазии! Я видел, как папа тоже светится и тетя Лида и Андрей!

– Марш в угол! А то ты у меня сейчас тоже засветишься!

***

Он замолчал, но оставалось что-то недосказанное, что-то – чего я не мог понять, но хотел услышать. И будто почувствовав мое волнение, слегка улыбнувшись, он продолжил:

– Множество ваятелей создавали свои изваяния, и, боясь стать Ничем, потеряв способность творить, создавали такие же изваяния, которые творили ваятели способные творить. Вкладывали в свои изваяния те же качества, что имели творения других, творящих ваятелей, не могли лишь только вложить в них умение творить, ибо сами творить не умели. И их создания шли по пути своих ваятелей, становясь искателями, носителями, ваятелями, создавая себе подобных и становясь для них господами и не сумев сотворить себя в любви, возвращались к своим создателям, наполняя и приумножая их единство во множестве и давая им силы не возвращаться во Все, превращая их в Нечто, укрепляя и приумножая это Нечто. Чтобы Нечто могло существовать, необходима была ложь. Но эта ложь не могла быть чистой ложью, ибо в противном случае она была бы низложена силой творений, творящих ваятелей. Для существования этой лжи необходимы были частички неоспоримой правды. И стали говорить создания о том, что есть единый Бог для всех существ, который является господом и творения идущие путем искателя, верили им, ибо не могли отделить Бога от господа, ибо не понимали, что Бог творит, а не приходит погостить, принеся свои правила и принципы. Ибо не могли понять, что Бог не подчиняет, а наполняет, не требует, а дарует.

Сон 2

Всю дорогу мы шли молча. Я стеснялся у нее что-то спросить, а она не считала нужным мне что-либо сказать или объяснить.

Небо будто опускалось на нас и ласкало в своих объятиях. Воздух стал плотнее и я начал видеть лучи. Их нельзя было назвать лучами, потому что они искрились и плясали словно мелкие, невидимые глазу искрящиеся точки, которые собирались в лучики, сотканные из хороводов и рисунков.

Мы вошли в чащу, но складывалось впечатление, что деревья расступались, освобождая нам дорогу. Странно пели птицы, создавая многоголосие из своих шепчущих и свистящих трелей, удивляя и пугая многообразием и красотой звуков, будто пели не они, а величайшие голоса нашей вселенной.

– Скоро я тебя оставлю, – сказала она.

– Где оставишь? И что я буду там делать один?

– Ты не один.

– Но рядом со мной нет никого кроме тебя!

– Успокойся. Я же сказала тебе, что ты не один.

Меня начало охватывать волнение. Я шел по лесной тропе, где-то в чаще, не зная и не понимая, где я нахожусь, и, что со мной происходит. И теперь я еще останусь один! В лесу! Без еды и питья! Но вместе с этой паникой, меня, почему-то наполняло спокойствие и радость, мне хотелось плясать и смеяться, любить и дарить эту любовь каждой частичке окружающего меня пространства.

– Я не сумасшедший? Это действительно происходит со мной?

– Ты возвращаешься домой, разве это можно назвать сумасшествием?

Опустив глаза, я брел за ней, сомневаясь и путаясь в своих мыслях. Дорога начала меняться, собственно, то место, по которому мы шли, невозможно было назвать дорогой, тропинка обрела очертания и со временем начала превращаться в широкую дорогу.

Я поднял глаза и обомлел. Передо мной, стоял потрясающей красоты дворец из белого камня, с высокими шпилями башен, полукруглыми балконами удивительной красоты, и двором, выложенным мозаикой в виде разнообразных фигур или надписей. Мы вошли внутрь. Люди, находящиеся там, улыбались нам и немного опускали головы, приветствуя наше появление. Меня поразили их одежды, они были одеты в костюмы и платья светлых тонов, с интереснейшим орнаментом и таких фасонов, о которых местные мастера-портные не могли даже мечтать. Никто не удивился моему приходу, они смотрели на меня так, будто я вышел на минутку из дома, а не вошел сюда впервые.

– Это мой дом? А кто эти люди?

– Это действительно твой дом. А эти люди твои родственники. Из них состоит наш род. А я одна из хранителей рода.

– Значит и ты моя родственница?

– Да, я мать, но не только твоя, а и всего рода в целом.

– А кто наш отец?

– Это ты узнаешь позднее. А сейчас отдохни, тебе многое предстоит еще узнать.

Она прошла вглубь двора, обошла строение и исчезла из виду. Я побежал за ней. За домом, на небольшом расстоянии, протекала река. Я увидел, как она пошла к реке, ступила на воду, но не погрузилась в нее, а некоторое время шла по воде. Потом, она будто начала сливаться с водой, меняя цвет своего тела и медленно погружаясь в глубину реки. Я подбежал к краю реки, зачерпнул воду в ладони, попробовал на вкус, посмотрел в реку. Удивительно вкусная и совершенно прозрачная вода, я видел каждый камешек, каждую песчинку, но ее я не смог увидеть.

– Не волнуйся, я рядом! – услышал я ее голос, звонкий и чистый, как речная вода.

3

Мама попросила меня выйти из кабинета.

– У вас совершенно нормальный и здоровый ребенок! – услышал я голос доктора. – Перестаньте говорить глупости! У него прекрасное ассоциативное мышление! Я проводил с ним тесты, которые мы проводим с взрослыми людьми! Позвольте ему…..

Дверь захлопнулась. Мама разговаривала с ним еще некоторое время, и когда дверь отворилась снова, я услышал:

– Ну, сводите его в церковь, если вам так неймется! А вообще не будьте дурой, мамаша!

Мама с силой захлопнула дверь кабинета. И со слезами на глазах сказала: «сынок, твоя мать может и дура, но она хочет, чтобы ты был здоров. В воскресенье пойдем в церковь!»

Почти всю дорогу домой она молчала и почему то качала головой, повторяя шепотом: «дура, дура».

В храме было прохладно, священник стоял у алтаря и что-то нашептывал. Мама попросила его не отвлекать и немного подождать. Ждать пришлось недолго. Закончив читать, он подошел ко мне и молча положил обе руки мне на голову.

– Силою господа… – услышал я и тошнота начала подкатывать к моему горлу. Дальше все было как во сне, в ушах звенело и громыхало, мне казалось, что я где-то в другом месте возле чистой красивой реки. Из воды вышла женщина, такая же, как вода, прозрачная и чистая. «Не переживай сынок, мы скоро увидимся снова» – сказала она удивительно красивым струящимся голосом, и улыбнувшись растворилась в воздухе. «Бах!» услышал я громкий щелчок, и каким-то шумом и грохотом пронеслось в ушах слово «Аминь».

Я плакал, плакал в церкви и всю дорогу потом. У меня было такое ощущение, что я потерял самых близких и родных мне людей, и они не смогут больше вернуться ко мне. Ком подкатывал к горлу, и я не мог, а точнее даже не хотел сдерживать слез. Несколько дней мне снились страшные сны, но мама только успокаивала меня.

– Так уходят демоны. Не волнуйся, все скоро закончится, – говорила она.

И все действительно скоро закончилось. Я перестал видеть. Нет, я видел все так же как раньше, но меловые горы перестали светиться и ласкать меня своим светом. Люди стали выглядеть, как большие говорящие куклы, они больше не удивляли многообразием световых теней и образов. Все стало тусклым и грустным, так же как и я сам. Я больше не слышал, как поет вода, как шепчут листья деревьев. Все стало шумящим, шуршащим, шипящим. Даже птицы не пели, а крякали и свистели, а иногда даже трещали. Мама сказала, что так и должно быть, что моя детская фантазия рисовала мне образы, которых на самом деле не существует.

Потом я пошел в школу, где меня убедили, что мама права и, что детям свойственно много фантазировать в дошкольном возрасте. Меня считали хорошим учеником, и лишь одно раздражало мою учительницу: то, что я мог писать и рисовать левой рукой, так же как и правой. Она стояла около моей парты, постоянно перекладывая ручку или карандаш из моей левой руки в правую. И не могла понять, как можно писать двумя руками по очереди, если все пишут только правой!? Мне было очень обидно, что я снова какой-то не такой, и я старательно начал писать только правой рукой. Потому что быть как все – тогда считалось правильно и достойно.

Сон 3

Ко мне подошли мужчина и женщина и нежно положили руки на мои плечи, мужчина на правое, а женщина на левое плечо. Ощущение тепла, любви и радости, наполнило мое тело и душу.

– Идем, тебе пора отдохнуть. Нечего сидеть сиднем около реки. Завтра начнем заниматься, – произнесла женщина.

– Чем заниматься?

– Тем, что ты должен ведать, – ответил мужчина.

– Потому что нельзя поведать неизведанное.

Меня отвели в большую комнату. На столе стояли деревянные тарелки с фруктами и овощами и глиняный графин с удивительно вкусной водой.

Нежное и красивое утро, ворвалось солнечным лучом в открытое окно. Я был уверен, что мне снится сон и, стоит мне проснуться, как все вернется. Но этого не произошло. Я вышел во двор. По правую сторону двора стояла огромная бочка с водой, в которой все умывались. Но самое удивительное, что вода в бочке не иссякала и не заканчивалась, а постоянно била ключом. Мне пришла мысль, что подобного колодца для умывания мне видеть никогда в жизни не приходилось. Умывающиеся говорили что-то в благодарность матушке-водице. Мне не удалось расслышать, что они говорят, а спрашивать было неудобно, поэтому матушку-водицу я поблагодарил по-своему, теми словами, которые смог подобрать. И мне показалось, что она журчала что-то тихонько в ответ.

Ко мне подошел мужчина и пригласил меня пройти в палаты. В комнате меня ожидали. Мой проводник поклонился, приложив руку к груди и вышел.

– Почему вы практически не разговариваете между собой? – поинтересовался я.

– В пустых разговорах нет смысла. Слово имеет силу, а пустая болтовня порождает глупость, – ответил с улыбкой мой новый знакомый.

– А имена у вас есть?

– Здесь не нужны обычные мирские имена.

– А для чего они нужны в обычном мире?

– Чтобы не разбрасываться попусту именами, данными по рождению и по родовым традициям. Позднее ты поймешь, о чем я говорю.

– А что здесь делаю я?

– Ты здесь, чтобы вспомнить, кто ты, и получить обратно то, что у тебя забрали.

– У меня что-то забрали?

– У тебя забрали осознание. Осознание того, что ты ведаешь.

– Я не уверен в этом.

– Слушай, и ты поймешь, о чем я говорил. Время не одномерно. Так же как и пространство не имеет трех мер. Но на протяжении жизни, нам пытаются навязать иное восприятие пространства и времени, ограничив его шкалой трех или максимум четырех измерений, четвертое измерение нам пытаются преподнести как неосязаемое. Это неверно. Если ты смотришь на ровную дорогу, то вдали эта дорога начинает сужаться, но ведь ширина ее не меняется, меняется угол зрения. Значит при смене угла зрения, меняется ширина и даже объем. И чтобы ты смог почувствовать и осознать пространство, я предлагаю тебе сделать следующее: нарисуй точку на листе бумаги, не очень мелкую и не слишком крупную, сантиметра три в диаметре. Расположись от нее на расстоянии около метра или полутора. Очисти свое сознание от посторонних мыслей и просто смотри на нее, по возможности стараясь не моргать. Через некоторое время ты заметишь, что точка начинает приобретать объем, потом она начнет приближаться и удаляться, в зависимости от того, как ты будешь принимать ее положение в пространстве. Ну и далее, ты сможешь передвигать ее в разные стороны, не меняя положения своего тела. Но самое удивительное, что при этом ты сможешь видеть и то, как она находится в том же месте и в том же положении, что и раньше. Примерно тоже самое, происходит и со временем. Найди место около водопада и посмотри на воду. Ты видишь, как она мощным потоком стекает вниз, двигаясь во времени. Но, если ты будешь, не отрываясь, длительно смотреть на бегущий поток, мысленно направляя его движение в противоположную сторону, то через некоторое время ты заметишь, что поток замедляет свой ход, а потом тебе будет казаться, что он практически стоит на месте. Еще через некоторое время, ты сможешь увидеть каждую каплю, движущуюся внутри потока. Но ведь дело в том, что время, по той шкале, которую нам предложили для его измерения, движется в том же темпе и с той же скоростью! Следовательно, мы не только можем, а с легкостью воспринимаем не только ту шкалу, по которой измеряем время, а и более мелкие его потоки….

– Я не могу поверить! Мне необходимо все это проверить на собственном опыте!

– В первую очередь, тебе нужно очистить сознание! Иначе восприятие невозможно.

– Что значит очистить сознание?

– Слушай природу. Говори с ветром. Гори вместе с огнем.…

***

Мой человек с тростью вздохнул, и словно боясь потерять суть, возобновил свой монолог:

– Через какое-то время, Нечто вновь начало терять свою силу. Создания не могли дать необходимого, ибо не умели творить. И уже какая-то неведомая им сила, потихоньку тянула их к себе, превращая в «Ничто». И многие стали ничем, наполняя и сохраняя Все. И тогда Нечто, решило стать «Всем». Не для Всего, а для творений, способных творить, чтобы занять место их творцов и сравняться по силе со Всем, или хотя бы к нему приблизиться. Но для этого, необходимо было получить статус Всего. Просто стать богами, живущими во Всем было не достаточно! И создало Нечто свое писание и нарекло его «….» Что означает – Принципы единого истока, утвержденные внешней формой, не несущей нашей сути, но имеющей связь с нами. Но не только Нечто знало значение имен и названий, но и многие творения, сотворенные творцами. Вот тогда и возникла необходимость смешать языки, изменив понятия. В дальнейшем записав это, как великое деяние Всего. Конечно, это ложь, но ложь правдивая, а значит с течением времени она станет «правдой», ибо Всё не касается лжи и не пытается ее ломать, оно просто приносит свою правду, сотворенную от истока Всего. И правду эту начали нести творцы в своем сознании, передавая ее по роду своему. Испугалось Нечто и создало народ из своих созданий и нарекло его народом творца неба и земли и создало летопись этого народа, по роду и имени. И утвердило эти правила.

4

Отец вбежал в комнату, что-то громко говоря моей маме.

– Нам нужно срочно собираться! – услышал я его голос.

– Куда собираться, мне же завтра в школу? – удивился я.

– Школа никуда не денется. А если сестра твоей бабушки обидится, то уж нам всем точно не поздоровится.

– У моей бабушки есть сестра?

– Есть, только она ведьма, или как она сама говорит ведунья. Именно поэтому, ты с ней не знаком. Ее боится весь поселок. А поселок-то цыганский! Вот и думай, ведьма она или ведунья.

– А почему мы едем так срочно?

– Она телеграмму прислала, чтобы не позднее обеда, послезавтра мы были у нее вместе с сыном, а значит с тобой.

Дорога была интересной. Мы ехали на поезде через Украину в Крым. Я все время смотрел в окно и удивлялся, как может быть одинакова и в тоже время многообразна природа. На какой-то большой узловой станции, нас встретил бородатый и неразговорчивый человек. Мы пересели на повозку, запряженную белой лошадью, и поехали почти по бездорожью, тарахтя своими небольшими дорожными сумками.

– Дядь, а можно я на лошади прокачусь? – попросил я бородача.

Он молча остановил повозку и, подняв меня, как пушинку, перенес на лошадиный круп.

– Держи спину, малец!

Лошадь тронулась с места, и я с радостью начал припрыгивать на ее крупе.

– Хорош малец. Сразу видно, какого роду, – с улыбкой произнес наш поводырь.

Я был в таком восторге, что в какой-то момент отпустил руки от лошадиной гривы, подняв их вверх. В ту же секунду лошадь споткнулась, и я скатился с нее прямо на дорогу под ее живот. Лошадь сделала еще несколько шагов, видимо по инерции и остановилась. Я лежал под телегой, около ее задних колес и от испуга боялся вздохнуть. Все молчали. Первым я услышал крик своей матери. Она кричала «А-А-А-А-А!» Сначала тихонько, а потом с надрывом.

– Мам?! Ты чего!

– Живой! Живой!

Она соскочила с телеги и подбежала ко мне.

– У тебя болит что-нибудь, сынок? Ты можешь двигаться?

– Могу, конечно! И нечему болеть. Я что первый раз в жизни падаю? Сама всегда говорила, что мужчина свои шишки сам зарабатывать должен! Вот я и работаю!

Они все вместе засмеялись. И всю оставшуюся дорогу смотрели на меня как-то очень ласково, но в тоже время и немного сердито.

– Ну что! Пришли тетери?! – услышали мы голос, только переступив порог дома.

– Вы что дитя недоглядели!!! Добро, что кобылица переступила, да телега прошла!!!!

– Откуда вы знаете? – удивился отец.

– Знаю. А ты мне не выкай, чай не на брань собрались!!! Войдите, погляжу на вас.