Свободное владение Фарнхэма Хайнлайн Роберт
– Ты обратил внимание там на дверь? Тебе пришлось наклониться, а Мемток прошел, не сгибаясь – ведь он тоже когда-то был жеребцом. И в любом из бараков для жеребцов по всему миру двери одинаковой высоты. И ни одному слуге, если он выше ростом, никогда не стать жеребцом. И твоя прислуга слишком велика. Этот закон очень мудр, Хью. Не я устанавливал его. Он был введен давным-давно, Их Превосходительством, который правил в те времена. Если бы им позволили рождаться высокими, пришлось бы чаще наказывать их, а это плохо, как для слуги, так и для хозяина. Нет, Хью. Все имеет свои причины. Но не проси невозможного. – Он поднялся с дивана, на котором они с Хью разговаривали и пересел за карточный столик. Взяв колоду, он сказал: – И давай, больше не будем об этом. Ты умеешь играть в двойной солитер?
– Да.
– Тогда подсаживайся, и посмотрим, сумеешь ли ты обыграть меня. Только не будем дуться. А то мужчины обычно расстраиваются, когда их усилия не увенчиваются успехом.
Хью смолк. Он печально раздумывал о том, что Понс ни в коем случае не злонамерен. Просто он является представителем правящего класса, а они по истории, всегда были одинаковы… искренне уверены в своих благих намерениях, и огорчены, когда их пытались разубедить в этом.
Они сыграли партию. Хью проиграл, потому что мысли его витали далеко. Начали вторую, и тут Их Милость заметил:
– Надо бы приказать, чтобы расписали еще одну колоду. А то эта уже поистерлась.
Хью сказал:
– А разве нельзя это сделать быстрее, отпечатав ее, как свиток?
– А? Мне это никогда не приходило в голову. – Понс потер пальцем одну из карт XX века. – Эта, во всяком случае, не очень-то похожа на напечатанную. А что, их в самом деле печатали?
– Конечно. Тысячами. Даже, можно сказать, миллионами, учитывая то, что продавались они в огромных количествах.
– Вот как? Никогда бы не подумал, что бридж, при том, что игрокам необходим острый ум, мог привлечь много людей.
Хью внезапно бросил карты.
– Понс! Вы хотели сделать деньги.
– Да. Хотел.
– Так вот они – у вас в руках. Джо! Иди сюда и давайте обсудим это. Сколько колод продавалось в Соединенных Штатах ежегодно?
– Ну, я точно не знаю, Хью. Наверное, миллионы.
– Я тоже так думаю. С прибылью около девяносто процентов. Ммм… Понс, а ведь бридж и солитер – не единственные игры, в которые можно играть с помощью карт. Возможности тут неограниченные. Есть игры, такие же простые, как солитер, но в которые могут играть два, три или большее число игроков. Есть игры, в которые одновременно может играть дюжина людей. Есть игры простые, есть сложные, есть даже разновидность бриджа – «двойной», как его называют, – более сложная, чем контракт. Понс, каждая семья – маленькая семья – всегда имела одну, две, а то и дюжины колод. В редком доме не держали карт. Можно примерно подсчитать, сколько колод продавалось. Возможно, только в Соединенных Штатах в ходу было около ста миллионов колод. А перед вами девственный рынок. Все, что требуется – это заинтересовать людей.
– Понс, Хью прав, – подтвердил Джо. – Возможности неограниченные.
Понс поджал губы.
– Если продавать их по бычку за колоду, ну, скажем… ммм…
– Слишком дорого, – возразил Джо. – Ты убьешь рынок, еще не начав дела.
Хью спросил:
– Джо, помнишь, есть какая-то формула, для установления цены, дающей максимальную прибыль.
– Она срабатывает только при полной монополии.
– Да? А как здесь насчет этого? Патенты, авторское право и все такое прочее? В тех свитках, что я читал, об этом ничего не было сказано.
Джо ответил:
– Хью, Избранные не имеют такой системы, она им не нужна. Все прекрасно разработано, изменения очень редки.
Хью сказал:
– Это плохо. Не пройдет и двух недель, как рынок переполнится подделками.
Понс встал:
– Что за белиберда? Говорите на Языке. – Вопрос Хью мог сформулировать только по-английски; Джо, соответственно, и ответил на него также по-английски.
Джо сказал:
– Прошу прощения, Понс, – и объяснил ему, что понимается под патентом, авторскими правами и монополией.
Понс облегченно вздохнул.
– О, это очень просто. Когда на человека снисходит вдохновение Небес, Лорд Владетель запрещает кому бы-то ни было другому пользоваться этим. На моей памяти такое было всего дважды. Но, во всяком случае, было.
Хью не был удивлен, узнав, как редко случаются здесь изобретения. Эта культура была статичной, большая часть того, что здесь называлось «наукой», пребывало в руках оскопленных рабов. А поскольку запатентовать новую идею было так трудно, то и инициатива в этом направлении была редка. – Значит, вы заявите, что эта идея – вдохновение Небес?
Понс немного подумал и ответил:
– Вдохновение – это то, что Их Милосердие в Их Мудрости, признает вдохновением. – Он вдруг улыбнулся. – На мой взгляд, все, что будет приносить бычки в сундуки Семьи, является вдохновением. Проблема в том, чтобы Владетель думал так же. Но это можно устроить. Продолжайте.
Джо сказал:
– Хью, охраняться должны будут не только игральные карты, но и игры вообще.
– Конечно. Если не будут покупать карты Их Милости, то пусть и не играют в его карты. Конечно, трудно гарантировать, что кто-нибудь не попытается подделать колоду карт, но монополия сделает это противозаконным.
– И не только такие карты, но и любую разновидность игральных карт.
Ведь в бридж можно играть картами, на которых проставлены одни номера.
– Да, – отозвался Хью. – Джо, а ведь у нас в убежище где-то была коробка со скрэбблом.
– Она здесь. Ученые Понса спасли все, Хью. Я понимаю, к чему ты клонишь, но здесь никто не сможет играть в скрэббл, потому что никто не знает английского.
– А что мешает нам изобрести скрэббл заново – но уже на Языке? Стоит мне только посадить свой штат за частотное исследование Языка, и я очень скоро смогу изготовить скрэббл, и доску и фишки и правила, но уже на Языке.
– Что еще, во имя Дяди, такое этот ваш скрэббл?
– Это игра, Понс. Очень хорошая. Но главное то, что за нее можно просить гораздо дороже, чем за колоду карт.
– И это еще не все, – сказал Хью. Он начал загибать пальцы: – Парчизи, монополия, бэкгэммон, старушка – для детей – ее можно назвать как-нибудь иначе – домино, анаграммы, разные джигсо – вы когда-нибудь видели их?
– Нет.
– Они годятся для любого возраста, бывают самых разных степеней сложности. Жестянщик. Кости – множество игр с костями. Джо, здесь есть казино?
– Своего рода. Здесь есть места для игр и многие играют дома.
– Рулетки?
– Не думаю.
– Тогда страшно подумать, что мы можем сделать. Понс, складывается впечатление, что отныне вы все ночи будете проводить, подсчитывая барыши. – Для этого есть слуги. Я только хотел бы знать о чем вы говорите. Не будет ли позволено спросить?
– Простите, сэр. Джо и я говорили о древних играх… и не только об играх, но и всякого рода развлечениях, которые раньше были в большом ходу, а потом забылись. Так я по крайней мере думаю. А ты Джо?
– Единственная игра, которую я встречал здесь – это шахматы.
– Конечно, неудивительно, что они сохранились. Понс, дело в том, что любая из этих игр может принести деньги. Конечно, у вас есть игры. Но эти игры будут новшеством. Хоть они и очень старые. Пинг-понг… стрельбы из лука! Джо, у них есть все это?
– Нет.
– Биллиард. Ладно, хватит. Мы и так уже перечислили достаточно. Понс, значит сейчас самое важное – это добиться покровительства Их Милосердия, которое должно распространиться на все это… и я кажется придумал, как выдать это за вдохновение свыше. Это было чудом.
– Что? Ерунда. Я не верю в чудеса.
– А вам и не надо верить. Смотрите сами, нас обнаружили на земле, принадлежащей лично Владетелю – а нашли нас вы. Разве это не выглядит как то, что Дядя хотел, чтобы о нашем существовании стало известно Владетелю? И чтобы вы, как Лорд Хранитель, хранили это?
Понс улыбнулся:
– Но это могут начать оспаривать. Может дорого обойтись. Но ведь не вскипятишь воды, не истопив печку, как говаривала моя тетушка. – Он встал. – Хью, я хочу посмотреть на этот самый скрэббл. И как можно скорее. Джо, мы выберем время, чтобы ты объяснил нам все остальное. Мы отпускаем вас обоих. Все.
Киска уже спала, когда вернулся Хью, но в кулачке у нее была зажата записка:
"О, милый, как чудесно было увидеть тебя!!! Жду не дождусь, когда же Их Милость снова позовет нас играть в бридж! Он просто старый душка! Пусть даже и проявив недомыслие кое в чем. Но он исправил свою ошибку, а это признак настоящего джентльмена.
Я так возбуждена тем, что повидалась с тобой, что едва могу писать. А ведь Киска ждет записку, чтобы отнести ее тебе.
Близнецы посылают тебе свои поцелуи, свои слюнявые. Люблю, люблю, люблю! Твоя и только твоя Б."
Хью читал записку Барбары со смешанным чувством. Он разделял ее радость по поводу воссоединения, хотя оно и было довольно непродолжительным, и тоже с нетерпением ждал того времени, когда Понс для своего удовольствия позволит им побыть вместе. А что же касается остального… Лучше постараться вытащить ее оттуда до того, как она начнет мыслить, как обыкновенная прислуга! Конечно, в общепринятом смысле слова Понс был джентльменом. Он сознавал свои обязанности, был великодушен и щедр по отношению к своим подданным. В общем, джентльмен.
Но он же был и проклятым сукиным сыном! И Барбаре не следовало бы недооценивать это! Игнорировать это – да! Иначе просто невозможно. Но забывать – никогда!
Он должен освободить ее.
Но как?
Он улегся в постель.
Промаявшись около часа, он поднялся, перебрался в гостиную и встал у окна. За темным покровом ночи он различил еще более темные очертания Скалистых гор.
Где– то там были свободные люди.
Он мог бы разбить это окно и уйти по направлению к горам, затеряться в них еще до рассвета – и найти свободных товарищей. Ему даже не потребовалось бы для этого разбивать окно – просто проскользнуть мимо дремлющего привратника, или воспользоваться данной ему властью, олицетворяемой хлыстом, и пройти, невзирая на стражу. Никаких особых мер, чтобы помешать слугам удрать, не предпринималось. Стража содержалась скорее для того, чтобы предотвратить проникновение извне. Большинство слуг и не подумало бы бежать, как например, собаки.
Собаки… А ведь одной из должностей была должность содержателя гончих.
Если понадобится, он сможет убить собаку голыми руками. Но как бежать, когда на руках двое грудных детей?
Он взял бутылку и налил себе порцию Счастья, выпил ее и вернулся в постель.
Глава 16
В течение многих дней Хью занимался тем, что перерабатывал игру скрэббл, переводил хойловское «Полное собрание игр», диктовал правила и описания игр и развлечений, которых не было у Хойла (например: пинг-понг, гольф, катание на водных лыжах), и часто встречался с Понсом и Джо – за игрой в бридж.
Последнее было самым приятным. С помощью Джо он научил играть нескольких Избранных, но чаще всего они играли вчетвером: Хью, Понс, Джо и Барбара. Понс отдавался игре с энтузиазмом новообращенного. Когда он не был занят ничем более важным, он старался отдавать игре почти каждую свободную минуту, причем предпочитал, чтобы игроки были всегда одинаковыми – все те же четверо, то есть самые лучшие из доступных игроков. Хью казалось, что Понс искренне симпатизирует Барбаре, равно как и коту, которого он звал «Даклистон» и никогда – просто «Док». Понс даже распространил на котов обращение как с равными и Док, или любой другой из котов, всегда мог запросто вспрыгнуть ему на колени, даже если Понс в это время торговался. Ту же вежливость и доброе отношение он проявлял и по отношению к Барбаре, он никогда не называл ее иначе чем «Барба» или «Деточка». И уже никогда больше не обращался к ней, как к неодушевленному предмету, как то предписывали правила Языка. Барбара, в свою очередь называла его «Понс» или «Дядюшка» и явно испытывала удовольствие от его общества.
Иногда Понс оставлял Хью и Барбару наедине, однажды – на целых двадцать минут. Эти минуты были настоящим сокровищем, ценность которого просто не поддавалась исчислению. Они даже не рискнули потерять эту привилегию и удовлетворились всего лишь легким пожатием рук.
Если наступало время кормить детей, Барбара говорила об этом и Понс отдавал распоряжение принести их. Однажды он даже приказал принести их, когда в этом не было необходимости, заявив, что не видел их целую неделю и хотел бы посмотреть, сильно ли они подросли за это время. Поэтому игру пришлось отложить до тех пор, пока «дядюшка» не навозился с ними всласть на ковре, издавая разные забавные звуки.
Затем он велел унести их, поиграв минут пять. Он сказал Барбаре:
– Детка, они растут, как сахарный тростник. Надеюсь, что увижу их взрослыми.
– Дядюшка, вам еще жить да жить!
– Возможно. Я пережил уже наверное с дюжину пробователей пищи, но это ничего не меняет. А наши мальчишки вполне могут стать прекрасными лакеями. Я так и вижу их подающими блюда на банкете во Дворце – в Резиденции, конечно, а не в этой хибаре. Чей ход?
Несколько раз Хью видел Грэйс, но ни разу более чем несколько секунд.
Если он появлялся в покоях Понса, когда там находилась она, то Грэйс немедленно удалялась с выражением крайнего неудовольствия на лице. Если же Барбара появлялась раньше Хью, то он вообще уже не заставал Грэйс. Было ясно, что она в покоях Понса чувствует себя как дома, было ясно так же и то, что она по-прежнему не переносит Барбару, а заодно и Хью. Но она ни разу ничего не сказала, видимо научившись не поступать вопреки воле Их Милости.
Теперь Грэйс официально имела статус согревательницы постели Их Милости. Хью узнал об этом от Киски. Прислуга всегда знала, у себя ли лорд по тому, была ли Грэйс наверху или внизу. Других занятий она не имела и никто, даже Мемток, не имел права наказывать ее. Кроме всего прочего, каждый раз, когда Хью мельком видел ее, она всегда была роскошно одета и увешана драгоценностями.
Она очень растолстела, настолько растолстела, что Хью испытал облегчение от того, что теперь даже номинально не обязан делить с ней ложе. Но вообще-то почти все согревательницы постели были слишком полными по понятиям Хью. Даже Киска была весьма пышной по меркам XX века, девушка ее габаритов уже вполне могла бы начинать садиться на диету. Но Киска очень огорчалась тому, что никак не может пополнеть еще и все спрашивала Хью, не разонравится ли она ему из-за этого?
Киска была еще настолько молода, что пышность ее форм была довольно приятна, как приятны пухлые дети. Но совсем другое дело – полнота Грэйс.
Где– то в этой расплывшейся туше скрывалась прелестная девушка, которая была когда-то его женой. Он старался не думать об этом и не понимал, как Понсу может нравиться это -если конечно она ему нравилась. По правде говоря, Хью допускал, что официальное положение согревательницы постели, еще ничего не говорило обо всем прочем. Ведь Понсу было более ста лет от роду. Так был ли он еще в состоянии иметь дело с женщинами? Хью этого не знал, да и мало интересовался. На вид Понсу можно было дать лет шестьдесят пять, причем он был еще весьма силен и бодр. Но Хью все же склонялся к мысли, что роль Грэйс в его жизни более чем скромна.
Но если ему было наплевать на Грэйс, то за нее очень волновался Дьюк. Как-то раз сын ворвался к нему в кабинет и потребовал разговора с глазу на глаз. Хью отвел его в свою комнату. Они не виделись уже с месяц. Дьюк только посылал переводы, поэтому не было никакой необходимости встречаться.
Хью попытался сделать встречу хоть немного приятной.
– Садись, Дьюк. Хочешь немного Счастья?
– Нет уж! Спасибо. Ты знаешь, что я слышал такое насчет матери?
– И что же ты слышал? (О боже! Опять начинается!…) – Ты чертовски хорошо знаешь о чем идет речь!
– Боюсь, что нет.
Хью буквально выдавил эти слова из себя. Дьюк располагал всеми фактами, но, что больше всего удивило Хью, узнал их только в этот день. Поскольку более четырехсот слуг были отлично осведомлены о том, что одна из дикарей – не та, высокая и худая, а другая, – проводила в покоях Их Милости гораздо больше времени, чем в помещениях для прислуги, то казалось невероятным, чтобы Дьюку потребовалось столько времени, чтобы узнать об этом. Впрочем у Дьюка было мало общего с другими слугами, да и сам он не пользовался особой популярностью – Мемток называл его «возмутитель спокойствия».
Хью не стал ни подтверждать, ни отрицать то, что выложил ему Дьюк.
– Так что же? – Требовательно спросил Дьюк. – Что ты собираешься предпринимать?
– Ты о чем, Дьюк? Ты хочешь, чтобы я прекратил все эти сплетни среди слуг?
– Я не о том! Ты что же, собираешься вот так просто сидеть здесь и ничего не предпринимать, в то время как твою жену насилуют?
– Не исключено. Ты приходишь ко мне с какими-то слухами, которые дошли до тебя от младшего помощника младшего дворника и требуешь от меня каких-нибудь действий. Прежде всего, я хотел бы знать, почему ты так уверен в правдивости этих слухов? Во-вторых, что общего у того, о чем ты мне тут рассказал, с изнасилованием? В-третьих, каких поступков ты ждешь от меня? В-четвертых, как ты думаешь – что я могу сделать? А теперь подумай над моими вопросами и постарайся быть рассудительным. После этого мы с тобой можем поговорить о том, что я могу и чего я не могу.
– Не увиливай!
– Я ни от чего не увиливаю. Дьюк, ты ведь получил дорогостоящее образование юриста – я знаю, ведь это я платил за тебя. И ты сам много раз повторял мне выражение «волею обстоятельств». Так примени теперь это свое образование. Расположи вопросы по порядку. Почему ты думаешь, что эти слухи – правда?
– Ну… я узнал об этом и проверил. Все это знают.
– Вот как? Но ведь раньше все знали, что Земля плоская. Но это ведь оказалось совсем не так. Согласись.
– Но я же говорю тебе. Мама назначена согревательницей постели этого ублюдка.
– Кто это сказал?
– Да все говорят!
– А ты спрашивал у начальницы прислуги?
– Что я, с ума сошел, что ли?
– Нет, это я так… Кратко можно определить дело так: Грэйс назначена прислуживать наверху. Обязанности ее могут быть самыми разными: прислуживать Их Милости, прислуживать знатным дамам или еще что-нибудь. Может быть устроить тебе свидание с начальницей, чтобы ты сам мог узнать у нее, чем занимается наверху твоя мать? Мне, например, неизвестно, в чем заключаются ее обязанности.
– Нет уж, сам спрашивай.
– Не буду. Я уверен, что Грэйс сочла бы это неприличным и недостойным. Теперь допустим, что ты спросил ее и тебе ответили, что она, как ты и подозреваешь по слухам, действительно согревательница постели Их Милости. Допустим это только в качестве предположения, потому что ты ничем не можешь этого доказать. Но при чем же здесь изнасилование?
Дьюк был удивлен.
– И это ты говоришь мне такое? Значит, ты можешь сидеть здесь и думать, что мама по доброй воле согласится на ТАКОЕ?
– Я уже давно стараюсь не думать, на что способна твоя мать. Но ведь я не сказал, что она что-то сделала. Это предположил ты. Ведь мне ничего не известно о том, что она назначена согревательницей постели, кроме как от тебя. А ты полагаешься на слухи. Но даже если это так, мне ничего не известно о том, что она действительно побывала в его постели – добровольно или нет. Сам я никогда его постели не видел, и не слышал никаких слухах на этот счет. Только твои грязные измышления. Но если твои измышления в чем-то и верны, то опять же у меня нет никаких оснований полагать, что имело место что-то большее, чем совместный сон. Я и сам не раз делил ложе с особами женского пола, причем мы просто спали вместе. Такое бывает. И даже допуская мысль о возможных интимных отношениях между ними – опять же, заметь, твое предположение, а не мое, – я искренне сомневаюсь, что Их Милость хоть раз в жизни изнасиловал какую-нибудь женщину. Особенно в этом возрасте.
– Чушь! Ни один черный ублюдок не упустит случая изнасиловать белую женщину.
– Дьюк! То, что ты говоришь – ядовитая, безумная чепуха! Ты заставляешь меня думать, что ты не в своем уме.
– Я…
– Молчать! Ты ведь прекрасно знаешь, что Джозеф много раз имел возможность изнасиловать любую из трех белых женщин на протяжении долгих десяти месяцев. И ты прекрасно знаешь и то, что его поведение было превыше всяческих похвал.
– Ну… У него просто не было случая.
– Я ведь уже сказал тебе – прекрати молоть этот вздор. Возможностей у него было хоть отбавляй. Хотя бы в то время, когда ты был на охоте. В любой день. Ведь он оставался наедине с каждой из них множество раз. Так что перестань. Я имею в виду – оскорблять Джозефа, пусть даже и заглазно. Мне просто стыдно за тебя.
– А мне – за тебя. Ты – зажиревший кот черномазого короля.
– И прекрасно. Значит, нам обоюдно стыдно друг за друга. Что же касается зажиревших котов, то я в твоих услугах не нуждаюсь. Если тебе не нравится быть зажиревшим котом, можешь отправляться мыть посуду или делать, что прикажут.
– Мне все равно.
– Тогда будь добр, сообщи мне, когда тебе надоест. Правда, это будет стоить тебе собственной комнаты, но ведь отдельная комната – привилегия зажиревших котов. Впрочем, ладно. Я, кажется, вижу только одну возможность узнать, правда ли скрывается под этими твоими грязными подозрениями. Нужно спросить самого Лорда Протектора.
– Отлично! Наконец-то слышу от тебя разумную вещь!
– Только спрашивать буду не я. Ведь не я же подозреваю его в изнасиловании. Спроси его сам. Повидайся с Главным Управляющим. Он выслушает любого из слуг, пожелавших встретиться с ним. На страх и риск слуги, конечно, но я не думаю, что он без достаточно веских причин будет наказывать кого-либо из моего департамента – ведь у меня есть кое-какие привилегии зажиревшего кота. Вот и скажи ему, что ты хочешь встретиться с Лордом Протектором. Думаю, что больше ничего и не понадобится. Разве что подождать неделю или две. Если Мемток откажет тебе, дай мне знать. Я уверен, что смогу добиться от него этой аудиенции. А потом, когда предстанешь перед Лордом Протектором, просто спроси его, напрямую.
– И мне солгут в глаза. Да если я когда-нибудь окажусь рядом с этой черной обезьяной, я убью ее.
Мистер Фарнхэм вздохнул.
– Дьюк, у меня просто в голове не укладывается, что один человек может ошибаться в таком множестве вещей. Если тебя удостоят аудиенции, то рядом с тобой будет находиться Мемток. Со своим хлыстом. Лорд Протектор будет на расстоянии футов пятьдесят от тебя. К тому же, хлыст, который висит у него на поясе – не обычная игрушка-погонялка, а смертоносное оружие. Старик прожил долгую жизнь и убить его не так-то просто.
– Ничего, я попробую!
– Возможно. Но с таким же успехом кузнечик может попытаться напасть на газонокосилку. Можно восхищаться его отвагой, но не его рассудительностью. Но ты так же ошибаешься и в том, что считаешь Их Милость способным солгать тебе. Если он действительно сделал то, что ты предполагаешь – то есть изнасиловал твою мать, силой заставил ее отдаться ему – он ничуть не постыдится этого, равно как и не постыдится дать тебе честный ответ. Дьюк, пойми, он так же не станет лгать тебе, как не подумает, например, уступить тебе дорогу. К тому же… а своей матери ты поверишь?
– Конечно, поверю.
– Тогда попроси его дать тебе возможность увидеться с ней. Я почти уверен, что он не откажет. Позволит тебе встретиться с ней на несколько минут и только в его присутствии. Правила гарема он нарушает только если сам захочет. Если у тебя хватит смелости заявить ему, что ты хочешь услышать из ее собственных уст подтверждение того, что он уже сказал тебе, то думаю, что он будет удивлен. Но потом, скорее всего, рассмеется и согласится. Так что, на мой взгляд, это единственная возможность увидеть мать и убедиться, что она в безопасности и хорошо устроена. Другого способа встретиться с ней нет. То, с чем ты придешь к нему, настолько необычно, что должно ошеломить его – в этом вся твоя надежда.
Дьюк был озадачен.
– Слушай, а какого черта ты сам его не спросишь? Ведь ты видишься с ним почти каждый день. По крайней мере я слышал такое.
– Я? Да, мы видимся довольно часто. Но спрашивать его об изнасиловании? Ты ведь это имеешь в виду?
– Да, если ты предпочитаешь это выражение.
– «Изнасилование» – это то, что беспокоит тебя. Я же ни в коей мере не подозреваю его в этом. И не собираюсь служить выразителем твоих грязных подозрений. Если нужно спросить, то имей смелость сделать это сам. – Хью поднялся. – Мы и так потеряли уже массу времени. Так что, или принимайся за работу или иди и повидайся с Мемтоком.
– Я еще не кончил.
– Нет, кончил. Это приказ, а не предложение.
– Если ты думаешь, что я боюсь твоего хлыста…
– Господи, Дьюк, не стану же я наказывать тебя сам. Если ты доведешь меня, я попрошу Мемтока наказать тебя. Говорят, он крупный специалист. А теперь выметайся. Ты отнял у меня половину утра.
Дьюк ушел. Хью некоторое время пытался собраться с мыслями. Стычки с Дьюком всегда выводили его из себя, даже когда мальчишке было всего двенадцать. Но его беспокоило и кое-что еще. Он использовал все свои возможности убедить сына отказаться от избранного им пути. Его абсолютно не беспокоило то, что составляло основной предмет беспокойства для Дьюка. Что бы ни случилось с Грэйс, он был уверен, что дело не в изнасиловании. Но он с сожалением отметил то, чего, очевидно, не осознал Дьюк – древнего Закона Побежденных, гласившего, что их женщины должны подчиняться победителю и обычно по своей воле.
Подчинилась его бывшая жена или нет, было вопросом скорее академическим. Он подозревал, что ей просто не представилось возможности. В любом случае она, очевидно, была довольна своей судьбой – чисто по-обывательски. Но это ни в коей мере не беспокоило его. Он честно старался исполнить свой долг по отношению к ней, и она сама отдалилась от него. Ему только не хотелось бы, чтобы Барбаре когда-нибудь пришлось испытать на себе гнет этой безнадежности, которая способна была – и превращала на всем протяжении истории – женщин в добровольных наложниц. Хоть он и любил ее, но не испытывал никаких иллюзий по поводу того, ангел Барбара или святая. Даже сабинянки не выдержали выпавшего на их долю испытания и сдались, сдастся и она в случае чего. «Лучше смерть, чем бесчестие» было всегда не очень популярным лозунгом. Чаще всего, его сменяло добровольное сотрудничество, подчас счастливое.
Он достал бутыль Счастья, посмотрел на нее… и поставил на место.
Нет, он никогда не будет решать своих проблем таким путем.
Хью не пытался узнать, виделся ли Дьюк с Мемтоком. Он вернулся к своей бесконечной работе, имеющей цель умаслить Их Милость любым доступным способом, будь то бридж, прибыльные идеи или просто переводы. Он больше не надеялся на то, что босс позволит ему взять к себе Барбару и близнецов. В этом вопросе старый Понс был тверд как кремень. Но быть в фаворе все равно было полезно, даже необходимо, что бы ни случилось. Кроме того, это позволяло ему хоть изредка видеться с Барбарой.
Он ни на миг не забывал о возможности побега. По мере того, как лето подходило к концу, он все больше укреплялся в мысли, что бежать в этом году – всем четверым, да еще с грудными младенцами на руках – невозможно. Вскоре все хозяйство переедет обратно в город, а он понимал, что единственный шанс бежать – это бежать в горы. Ничего. Пусть еще год, пусть два, и даже больше. Может быть, лучше подождать до тех пор, пока мальчишки не научатся ходить. Даже и тогда побег будет более чем труден, но с грудными детьми на руках он вообще невозможен. Он должен сказать все это Барбаре торопливым шепотом, когда их еще хотя бы раз на минуту оставят одних, чтобы она не вешала носа и ждала.
Он не осмелился написать ей все это. Понс смог бы получить перевод его записки – ведь где-то были ученые, знавшие английский язык, даже если Джо и не выдаст его. А Грэйс? Он надеялся, что нет, но судить было трудно. Возможно, Понс и так все знал об этой переписке, каждый день получал переводы записок, смеялся над ними и не обращал на них внимания.
Может быть, разработать код – что-нибудь вроде первого слова в первой строчке, второе слово во второй и так далее. Можно рискнуть.
К тому же, он сообразил, что у них есть еще одно преимущество, которое может здорово помочь им, невзирая на их неискушенность в жизни этого общества. Беглецы редко достигали своей цели просто потому, что их выдавала внешность. Белую кожу еще можно было скрыть, но слуги всегда были на несколько дюймов ниже и на несколько фунтов легче, чем их Избранные.
И Барбара и Хью были высокого роста. В этом отношении они вполне могли сойти за Избранных. Черты лица? У Избранных лица тоже отличались значительным разнообразием черт. Индусские черты смешивались с негроидными и многими другими. Проблему представляла собой его лысость. Значит, придется украсть парик. Или сделать его. Но если у них будет краденная одежда, припасенная пища, хоть какое-нибудь оружие (пусть даже руки) и грим, они вполне могут сойти за «нищее черное отребье» и отправиться в путь.
Если путь только не окажется слишком длинным. Если их не настигнут собаки. Если только они по неведению не допустят какого-нибудь дурацкого ляпсуса. Но слуги, которых сразу выдает телосложение, не имеют права хоть на шаг выходить за пределы имения, фермы, ранчо или своего рабочего места вообще, без пропуска своего повелителя.
Возможно, ему удастся увидеть такой пропуск и даже подделать его. Но ни он, ни Барбара не могли путешествовать в качестве слуг по поддельному пропуску по той же причине, которая позволяла им смутно надеяться сойти за Избранных: у них были слишком крупные габариты, и их сразу же задержали бы.
Чем больше Хью размышлял, тем больше приходил к мысли, что побег следует отложить по крайней мере до следующего лета.
Если бы только они оказались среди слуг, которых отберут для поездки в Летний Дворец на будущий год… Если бы они все четверо оказались… Об этом-то он и не подумал. Господи Исусе! Да ведь их маленькая семья может никогда и не собраться больше под одной крышей. И возможно, что из-за этого им придется бежать сейчас, в тот короткий промежуток времени, который отделял их от переезда. Бежать, несмотря на собак, на медведей, на этих злобных мелких леопардов… бежать, да еще с двумя младенцами на руках. Боже! Было ли когда-нибудь у мужчины меньше шансов спасти свою семью?
Да. У него самого… когда он строил убежище.
Подготовиться, насколько это возможно… и молить о чуде. Он начал припасать еду из тех блюд, которые ему приносили в комнату – то, что можно было хранить. Он стал присматриваться, где бы украсть нож, или что-нибудь, из чего его можно изготовить. Все эти приготовления он тщательно скрывал от Киски.
Гораздо раньше, чем он ожидал, ему удалось достать грим. Праздник всегда означал оргию слуг в большом зале, на которой рекой лилось Счастье. Настал праздник, в который устраивались силами слуг небольшие представления. Хью выпало играть комическую роль Лорда Протектора в небольшой веселой пьесе. Он не колеблясь согласился, потому, что даже сам Мемток отметил, что его комплекция делает его самой подходящей кандидатурой на эту роль. Хью проревел свою роль, размахивая жезлом, раза в три большим, чем тот, который носила Их Милость.
Он имел успех. Он заметил, что Понс наблюдает за его игрой с балкончика, где они с Мемтоком как-то наблюдали за раздачей Счастья слугам. Понс смотрел и смеялся. И Хью, будучи повелителем, пусть даже и на сцене, крикнул:
– Эй, там, на балконе! Потише! Мемток, а ну-ка всыпь этому насмешнику!
Тут Их Милость расхохотался пуще прежнего, слуги чуть ли не катались по полу от восторга, и на следующий день за бриджем Понс похлопал его по плечу и сказал, что лучшего Лорда Чепухи он еще не видывал.
Результат: украденный пакетик краски, которую достаточно было смешать с обыкновенным ароматным кремом, чтобы он стал точной копией Их Милости; парик, который отлично скрывал его лысый череп под копной черных волнистых волос. Это был не тот парик, в котором он играл – тот он вернул Главному Управляющему, даже попросив померить его на себя. Нет, этот парик он выбрал из нескольких, из года в год накапливавшихся после представлений, он тоже отлично подходил ему. Он примерил его, бросил, даже поддал ногой, а затем украдкой подобрал и сунул под балахон, где и держал несколько дней, не зная, хватятся его или нет. Когда стало ясно, что пропажа осталась незамеченной, он спрятал его под стеллажом в рабочем кабинете вечером, задержавшись там немного дольше своих помощников. Он продолжал подыскивать что-нибудь, из чего можно было бы выточить нож.
После их встречи прошло уже три недели и за это время он ни разу не видел Дьюка. Иногда от него поступали переводы, иногда день или два ничего не было. Хью прощал ему эти перерывы. Но когда прошла целая неделя, а от Дьюка не поступило ни одного перевода, Хью решил проверить.
Хью подошел к комнате, которая была одной из «привилегий» Дьюка, как «исследователя истории». Постучав в дверь, он не получил ответа.
Он постучал еще и решил, что Дьюк или спит, или отсутствует. Тогда он приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
Дьюк, хоть и не спал, но витал совершенно в ином мире. Он растянулся на постели совершенно голый, пребывая в самом сильном опьянении Счастьем, которое только приходилось когда-нибудь видеть Хью. Когда открылась дверь, Дьюк поднял голову, глупо хихикнул, взмахнул рукой и произнес:
– Приэтт, старый мшшенник! Кээк тыи ддделла?
Хью приблизился к нему, чтобы получше рассмотреть то, что, как он подумал, ему просто показалось, и тут, когда он убедился, что глаза его не обманывают, его чуть не стошнило.
– Сынок! Сынок!
– Все нноешшш, Хьюги? Старрый ппдлюка Хью, выжжига чертофф!
Судорожно сглатывая, Хью попятился и чуть не налетел спиной на главного ветеринара. Хирург улыбнулся и спросил:
– Пришли навестить моего пациента? Сейчас он вряд ли в этом нуждается. – Пробормотав извинение, он проскользнул мимо Хью, подошел к кровати и поднял Дьюку веко, затем обследовал его еще несколькими способами, шутливо похвалил его:
– Дела идут отлично, кузен. Давай-ка примем еще процедурку, и можно будет посылать тебе вкусный обед. Как ты насчет этого?
– Ааатлична, док! Зазамечатьно! Я тття увжаю! Оччень уввжаю!
Ветеринар покрутил циферблат на каком-то маленьком приборчике, прижал его к бедру Дьюка, подержал немного и удалился. Уходя, он улыбнулся Хью:
– Практически здоров. Еще несколько часов он пробудет в забытьи, затем проснется голодным и даже не заметит сколько прошло времени. Тогда мы покормим его и дадим еще порцию. Прекрасный пациент – никакого беспокойства. Он даже не знает, что случилось. А когда поймет, не будет иметь ничего против. – КТО ПРИКАЗАЛ СДЕЛАТЬ ЭТО?
Хирург явно был удивлен.
– Конечно, Главный Управляющий. А что?
– Почему мне не сообщили?
– Не знаю. Лучше спросить его самого. Для меня это вполне обычный приказ, и выполнили мы его как всегда. Сонный порошок в ужин, затем ночью – операция. Затем послеоперационный уход и обычные большие дозы транквилизаторов. Некоторые из них первое время немного нервничают. Поэтому иногда мы поступаем немного по-другому. Но сами видите, он воспринял это исключительно легко, как будто ему удалили зуб. Кстати, все забываю спросить: как тот мост, который я вам вставил. Довольны?
– Что? Ах, да, доволен. Но это неважно. Я хочу знать…
– С вашего позволения, лучше поговорить с Главным Управляющим. Теперь, если будет дозволено, я осмелюсь покинуть вас, так как спешу к больному. Я заглянул просто чтобы убедиться, что с пациентом все в порядке.
Хью вернулся к себе и тут его вырвало. После этого он отправился разыскивать Мемтока.
Мемток принял его в своем кабинете незамедлительно и пригласил садиться. Хью уже стал понемногу считать Главного Управляющего если не другом, то, по крайней мере, почти другом. Мемток последнее время часто захаживал к Хью по вечерам и, несмотря на то, что по сути дела был просто старшим слугой, оказался человеком недюжинных способностей и острого ума. Создавалось впечатление, что Мемток страдает от одиночества, которое сродни одиночеству капитана судна, и что ему приятно где-то расслабиться и насладиться приятельской беседой.
Поскольку другие старшие слуги были скорее подчеркнуто вежливы со Старшим Исследователем, нежели дружелюбны, Хью так же страдал от одиночества, был рад обществу Мемтока и считал его своим другом. До сегодняшнего…
Хью прямо, не вдаваясь в формальности, объяснил Мемтоку, с чем он к нему пришел.
– Зачем вы сделали это?
– Что за вопрос? Что за неприличный вопрос? Конечно, потому что таков был приказ Лорда Протектора.
– Он отдал такой приказ?
– Дорогой кузен! Оскопление никогда не делается без приказа Лорда. Конечно, иногда я рекомендую ему это. Но приказ о непосредственном исполнении должен исходить только от него. Однако, если это так важно, могу заверить, что подобной рекомендации я не давал. Мне просто был отдан приказ и все. Я его исполнил. Вот и все.
– Но мне тоже есть до этого дело! Ведь он работает в моем департаменте!
– О, но его перевели еще до того, как это было сделано. Иначе я бы не преминул известить тебя. Приличия, приличия – вот что главное в жизни. Я всегда строго контролирую своих подчиненных. Но зато и сам никогда не подвожу их. Иначе хозяйство вести нельзя. Честность есть честность.
Читать бесплатно другие книги:
