Клинки максаров Чадович Николай

Генобра наконец что-то неопределенно хмыкнула и переместила свой испепеляющий взор с Артема на пустой кувшин. Смахнув его на пол и беспощадно растоптав, она обошла комнату, заглядывая во все углы, а затем плашмя рухнула на постель.

— Ну хватит, не притворяйся! Я же вижу, что ты не спишь, — язык ее мило заплетался.

Артему не оставалось ничего другого, как изобразить сонное удивление.

— Прошу прощения… Никак не ожидал… — забормотал он. — Если бы меня предупредили заранее…

— Перестань болтать! — Генобра задрала правую ногу и подтянула голенище сапога, отчего ее воздушный наряд окончательно пришел в беспорядок. — Куда ты дел то, что было налито в кувшин?

— Выпил, — сообщил Артем.

— Врешь! Там было любовное зелье. Если бы ты его выпил, то не клевал бы сейчас носом, а ревел, как бык перед случкой, — хохотнула она.

— Ну уж не знаю… Может, доза оказалась чересчур велика, или я к этому зелью вообще не восприимчив.

— Опять ты врешь! К нему даже мухи восприимчивы. Ну признайся, — она перевернулась на бок и пододвинулась поближе, — боишься меня?

— Боюсь, — признался Артем.

— А ме-ня бояться не на-а-до, — промурлыкала Генобра, грозя ему пальчиком. — Меня лю-би-и-и-ить надо.

— Мы тебя любим, — Артем осторожно отодвинулся. — Мы тебе очень благодарны.

— Не верю! Докажи! — Шпора с треском вонзилась в спинку кровати.

— Клянусь тебе. Давай позовем твою сестрицу. Она тоже это подтвердит.

— Позвать ее… — Генобра задумалась. — А что, это было бы пикантно… Впрочем, нет… В другой раз. Нынче нам эта рыбина сушеная только помешает.

Тут уже Артем не нашелся, что ответить. Отодвигаться дальше было некуда, он и так уже наполовину свешивался с кровати; да и изящно закинутая на него ножка в грязном ботфорте не позволила бы это сделать.

— Ты какой-то странный, — Генобра ухватила Артема за подбородок. — На максара совсем не похож, но душа твоя для меня потемки. Таких мужчин у меня еще не было…

«И не будет», — подумал Артем, впрочем, без особой уверенности.

Предсказать поступки Генобры было совершенно невозможно, но Артем догадывался, что она, как истый максар, добиваясь своего, не остановится ни перед чем. Вопрос только — чего именно она добивается? Ладно бы, если только удовлетворения свой похоти. Вся эта пьяная блудливость может оказаться только хитрой игрой.

Прикидываться дурачком и дальше уже не имело смысла. Он погладил Генобру по жестким, немного влажным волосам (лицо ее при этом изобразило высшую степень блаженства) и ласково сказал:

— Ты очень мне нравишься. Но я уже дал клятву верности твоей сестре.

— Кому? — Генобра, едва не проломив постель, вскочила на ноги. — Кому? Ирдане? Этой холодной жабе? — Явно паясничая, она состроила оскорбленную гримасу.

— Как ты ее назвала? Повтори! — переспросил Артем.

— Да ты даже имени ее не знаешь! При рождении твою подружку нарекли Ирданой, что означает — Злополучная. На свет она появилась раньше срока, за мгновение до того, как ее мать испустила дух, пронзенная клинком моего старшего брата. В раннем детстве, играя с угольками костра, Ирдана спалила походный шатер своей опекунши Дроксиды. Вместе с хозяйкой и челядью, конечно. Все, кто с ней имел дело потом, погибли самой нелепой смертью. Адракс, выкрав Ирдану, поступил в высшей степени опрометчиво. Именно с тех пор удача оставила его. Она погубит любого, кого коснется рукой, дыханием или даже взглядом. Вполне возможно, что она погубит всех максаров! Теперь ты хоть понимаешь, с кем связался?

Эффект ее слов был равносилен внезапному удару под ложечку. Защита Артема была пробита, и совсем не тем способом, который он ожидал. Этого секундного замешательства вполне хватило Генобре, чтобы оседлать его. Она действовала быстро, беспощадно и уверенно, словно опытный всадник, укрощающий необъезженного жеребца. Ее руки и ноги были как из железа, острые шпоры пресекали любую попытку сопротивления, а губы несли дурманящий яд. Генобра хлестала его по голове и сжимала шенкелями, то посылая в галоп, то заставляя перейти на шаг, то давая минуту-другую отдыха. Она лучше Артема знала, что ему нужно, и лучше его делала то, что должен был делать он. И вот наступил момент, когда все у них: и темп скачки, и стук запаленных сердец, и лихорадочный ритм дыхания, и накал страстей, и цель устремлений — совпали. Раб стал властелином, всадник — скакуном, страждущий — алкающим. Теперь уже сама Генобра извивалась и брыкалась, как дикая кобылица, теперь уже он давил и мял ее шелковистое, бисером испарины сверкающее тело. Артем чувствовал, как острые ногти раздирают кожу на его плечах, и сам вцепился зубами в ее упругую, душистую плоть. Ничего человеческого не осталось в нем, и то, чего оба они добивались, тоже оказалось нечеловечески восхитительным. Такой экстаз мог испытывать разве что маньяк, живьем пожирающий свою жертву, или наркоман, испепеляемый смертной дозой морфия. Воя, хрюкая и пуская от удовольствия слюни, он умер, но уже через пару мгновений возвратился к жизни — обессиленный, разбитый, сотрясаемый отвращением и стыдом.

А Генобра еще долго одаривала его своими бешеными ласками, и это было не менее мучительно, чем пытка на качающейся раме.

Если Артем и мог сейчас себя с кем-нибудь сравнить, то только с валявшимся на полу кувшином — раздавлен, опустошен (причем раздавлен без всякой вины, а опустошен без всякой пользы). Убийственное наваждение давно схлынуло, оставив боль, слабость и тошноту.

Генобра сидела на краю развороченной постели и, ровняя шпору, сосредоточенно стучала ею об пол. От ее неглиже остались одни клочья (впрочем, как и от одежды Артема), но, видимо, перспектива прогуляться голышом через всю цитадель ничуть не беспокоила огневолосую красавицу.

Все формы и линии ее тела были утрированы, доведены до совершенства, превратившегося в абсурд — уж если талия, то такая, что ладонями можно обхватить, уж если груди, то каждой можно медведя выкормить, уж если бедра, то соблазнительные и пышные, как кремовый торт.

Совершенно непроизвольно в памяти Артема всплыла слышанная когда-то фраза: «Лучшие женщины и лошади — рыжие».

— Ну что, дружок? — Генобра осталась довольна состоянием своих шпор и, притоптывая, прошлась по комнате. — Вижу, что сейчас от тебя толку мало. Так уж и быть, отдохни. Одно горе с вами, мужчинами.

Артему осталось только согласно кивнуть: ты права, дескать. Одно горе с нами. Зато с вами радость. Глаза бы мои тебя больше не видели, потаскуха!

— А теперь поболтаем! — Она с разбегу бросилась на перину, как пловцы бросаются с бортика в бассейн.

Тут же дверь, сбив кресло, распахнулась. Слуга, но уже не тот, что накануне, а другой — чернявый атлет с кукольным личиком, внес накрытый салфеткой поднос. Низко поклонившись, он подал его своей голой хозяйке. К разочарованию порядочно оголодавшего Артема, под салфеткой оказался один-единственный флакон из мутного зеленоватого стекла.

— Угадай, что это такое? — Генобра встряхнула флакон прямо перед его носом.

— Яд, наверное, — наобум брякнул Артем.

— Ну ты молодец! — Генобра закатила глаза. — Сразу догадался. А для кого он предназначен?

— Для меня, — не очень уверенно предположил Артем.

— Еще чего! — Генобра фыркнула. — Тебя отравить проще, чем комара прихлопнуть. Думай лучше.

— Сдаюсь. Ни за что не угадаю.

— Хорошо. Я тебе помогу. Этот яд предназначен для максара.

— Но ведь максар никогда не притронется к чужой еде или питью. А кроме того, я слышал, они невосприимчивы почти ко всем ядам.

— Вот именно — почти! Мне известно множество ядов. Одни лишают зрения, сводят с ума, ввергают в сон или беспамятство, как это было с вами. Другие останавливают сердце, прекращают дыхание, вызывают паралич, сгущают кровь, разжижают мозг, разъедают печень и почки. Почти у каждого яда имеется противоядие, но невозможно иметь при себе противоядия от всех существующих ядов. Тут отравленного может спасти только его собственный организм. В крови каждого существа таятся могучие силы, убивающие все чужое: яды, паразитов, недоступную глазу живую пыль, порождающую недуги. Каждое мгновение внутри тебя идет невидимая схватка, ристалищем которой служат все закоулки тела. Гной, текущий из раны, — это трупы мириад крошечных воинов. Обычно эти силы неподвластны сознанию. Но только не у максаров. Мы давно научились управлять ими. Можем совершенно успокоить, а можем разжечь до невероятных размеров. В последнем случае любой, самый сильный яд обращается в ничто, в тухлую водичку, в порошок для присыпок. Я долго билась, пока не придумала нечто такое, что позволит погубить любого из максаров. Мое зелье как раз и действует на эту защитную силу, таящуюся в крови, печени и селезенке. Одной ее крошки достаточно, чтобы превратить ее в секиру. То, что раньше спасало жизнь, примется рьяно ее уничтожать. Чуждым станет все, что раньше было родным. Тело начнет пожирать самое себя. Если б ты только видел, во что превращаются те, кто отведал этот яд! — Генобра гладила флакон, словно это было не холодное стекло, а любимая собачонка.

«Дожил, — думал Артем. — Слушаю лекции по иммунологии и практической токсикологии, лежа в кровати блудницы».

— А для чего все это нужно знать мне? — спросил он.

— Я собираюсь подарить флакон с ядом тебе. Храни его у себя, но в нужный момент передай Ирдане. Кстати, если желаешь, можешь рассказать ей о том, что здесь произошло. Этим ядом она может воспользоваться против Стардаха. Достаточно, если несколько крупиц попадут ему в ноздри или на губы.

— Ты уверена, что отец и дочка еще встретятся?

— Стардах сделает все, чтобы отыскать ее. Без клинка и сильных союзников она долго не продержится. И дело даже не в том, что папаша одержим жаждой мести. Ему нужен материал для создания чудовища, равного которому еще не знал мир. А для этого, якобы, годится только мозг максара. Догадываешься, чей мозг? Кто сейчас самый беззащитный среди максаров?

— Почему же Стардах не воспользовался Ирданой раньше, когда она была полностью в его власти?

— Это только таким, как ты, можно в любой момент воспользоваться, — ухмыльнулась Генобра. — А максара не переделаешь, если на то не будет его собственного согласия.

— Уверен, что Ирдана никогда не согласится на такое.

— А я уверена, что согласится. Если придется выбирать между жизнью и смертью. Дура она, что ли! Да только сейчас разговор не об этом. Ты сомневаешься, что отец и дочь когда-нибудь встретятся. Но я уверена, что это произойдет уже в самое ближайшее время. Стардах найдет ее даже под землей. И вот тут-то, когда они окажутся лицом к лицу, она вспомнит о моем подарке. Пусть действует смело, хитро и решительно. При этом условии их шансы сравняются. Яд может победить клинок.

— Почему ты сама не дашь ей этот флакон?

— От меня твоя гордячка ничего не примет. Слишком много всего нас разделяет… И запомни… Во флаконе две таблетки. — В черной круглой — яд. В белой квадратной — противоядие. Отличить их друг от друга можно и в темноте. Перед применением таблетку нужно раскусить.

— А для чего противоядие?

— Если заранее принять его, можно спокойно выпить вместе с жертвой отравленное вино… и не забывай, черное — смерть, белое — жизнь.

— Значит, если твой план удастся, Ирдана останется обязанной тебе?

— Об этом еще рано говорить, дружок, — Генобра зевнула и встала, словно сразу потеряв интерес к разговору. — Отдыхай. Скоро увидимся. Надеюсь, в следующий раз ты используешь любовное зелье по назначению.

«Надо бежать, — думал Артем, машинально встряхивая флакон. — Найти Надежду, прихватить Калеку, если тот еще жив, — и прочь отсюда! Лучше сразиться в открытом поле со Стардахом, чем валяться в надушенной постели этой ведьмы, бот только сначала приличную одежду не мешало бы раздобыть».

Мучаясь бездельем и неопределенностью, он долго слонялся из угла в угол комнаты, пока не дождался появления слуги с подносом, заставленным всякими яствами. Выглядели они весьма привлекательно, но Артем решил не рисковать. Еще покормят каким-нибудь приворотным зельем, после которого все на свете забудешь.

Аккуратно отставив поднос в сторону (уж очень не хотелось зря одежду пачкать) он несколько раз трахнул слугу головой об стену — первый раз тихонько, проверяя крепость черепных костей, а потом посильнее, пока у того глаза не закатились. Украшенная галунами и бантами ливрея пришлась Артему почти впору, а в сумке на поясе нашлось место для флакона.

Пытать удачу в коварном лабиринте он не собирался. Из разодранных на полосы простыней получилась довольно прочная веревка, по котором он благополучно спустился на каменные плиты узкого дворика, с двух сторон ограниченного неприступными стенами. Помня, что таящийся от чужих глаз всегда вызывает большее подозрение, чем тот, кто прет напролом, Артем поглубже надвинул на глаза лакейский берет с плюмажем и двинулся в ту сторону, откуда доносилось цоканье лошадиных подков и звон амуниции.

Внутрь цитадели втягивался через узкие ворота отряд всадников, покрытых пылью и кровью. Кони их были взмылены, а доспехи изрублены. Артему сразу бросилось в глаза, насколько эти изнеженные, привыкшие к мягким постелям и изысканной пище воины не похожи на мрачных, утративших человеческий облик головорезов Стардаха. По эмблемам на щитах и пучках пестрых перьев на пиках можно было догадаться, что это личная гвардия Генобры (или, возможно, ее мужской гарем).

Стараясь держаться в тени, Артем обошел двор цитадели, где фонтанов было больше, чем метательных машин, а уединенные беседки встречались чаще, чем капониры. Заглянув в ближайшую из бойниц, он убедился, что пространство перед рвом густо засыпано уже хорошо знакомым ему кремовым порошком, а в самом рву, заполненном чем-то черным и маслянистым, плавают сотни дохлых птиц. Благоухание от расставленных повсюду курительниц не могло перебить запах креозота, смешанный со зловонием развороченного могильника. Уйти отсюда можно было только через одни-единственные ворота, по шаткому подвесному мосту.

Затем внимание Артема привлекла толпа воинов, собравшихся возле низкого парапета, ограждавшего один из колодцев. Громко бранясь, они швыряли вниз камни, которые почти тотчас вылетали обратно. Кто-то уже успел получить по лбу, кто-то потирал зашибленное плечо. Как бы невзначай смешавшись с потными, разгоряченными вояками, он заглянул в темную горловину колодца. На его сухом дне лежал, свернувшись в шар, Калека. Ему уже надоело швырять камни обратно, но временами, когда особо увесистый булыжник звучно шлепал по его упругой коже, он превращался в один-единственный длиннющий щупалец, стрелой взлетающий вверх. До края колодца ему не хватало всего каких-нибудь двух-трех метров, о чем свидетельствовали многочисленные свежие царапины на замшелом камне.

«Если я что-нибудь понимаю в характере Калеки, ярость его дошла до крайней степени», — подумал Артем.

Между тем на Артема стали уже подозрительно коситься. Кто-то грубо толкнул его в бок, кто-то уже тянулся к берету. Следовало торопиться, и, обхватив за плечи двух ближайших воинов, Артем опрокинул их в колодец. Присутствующие были настолько ошеломлены подобной наглостью, что их секундная заминка позволила Артему еще раз повторить свой маневр. В чем другом, но в таких делах Калека всегда был достаточно сообразительным. Он не стал рвать дико верещавших воинов на части, а, мигом подтоптав их под себя, уменьшил глубину колодца сразу на метр. Артему тем временем приходилось туго. Его молотили сразу с десяток кулаков и уже несколько раз сумели достать ножом. Лишь давка пока не позволяла врагам пустить в ход более серьезное оружие, однако в задних рядах уже сверкали секиры. С великим трудом он низверг в колодец еще одного воина. Щупальца Калеки мотались уже совсем рядом, но Артем не мог даже протянуть туда руку. В его голову, грудь и спину били, как в барабан. Сейчас он был почти такой же голый, как и несколько часов назад. «Пропустите! Пропустите! — орал кто-то в тяжелых доспехах, пробиваясь поближе к колодцу. — Дайте, я его топором попробую!»

Чувствуя, что через несколько секунд его буквально растерзают в клочья, Артем облапил за пояс первого, кто подвернулся ему под руку и, головою вниз, сиганул в спасительный сумрак колодца. Из глаз посыпались искры, что-то хрустнуло в шее, болезненно екнуло под селезенкой, но приземление оказалось достаточно мягким (хотя тело Калеки вовсе и не напоминало надувной матрас, как на это надеялся Артем). Вслед за этим он оказался самым верхним в живой пирамиде, с помощью которой его спутник получил шанс вырваться на волю. Что-то твердое, как донышко бутылки, уперлось Артему в грудь, едва не проломав ребра, но уже спустя полминуты он вновь стоял возле парапета, выдернутый из колодца, словно репка из грядки. Рядом, выше его вдвое, жуткой треногой торчал Калека, и все его свободные щупальца мотались, как мельничные крылья. Остальные живые существа, оказавшиеся в этот момент во дворике цитадели, занимали лежачее или, в крайнем случае, полусидячее положение. Их стоны и брань заглушали даже доносящийся из колодца истошный визг.

— Я здесь! — раздался откуда-то сверху знакомый голос.

Только теперь Артем заметил, что в проеме одной из бойниц центральной башни стоит во весь рост Надежда, вот-вот готовая броситься вниз с высоты третьего этажа. Калека, двигаясь с устрашающей стремительностью, мигом оказался у башни и осторожно принял ее в свои щупальца. Короткая передышка позволила врагам кое-как прийти в себя и перегруппироваться. Из всех щелей уже лезли вооруженные люди, мрызлы, рогатые жабы и всякая другая нечисть.

— К воротам! Быстрее! — крикнула Надежда, размахивая подобранной у колодца секирой.

Однако почти сразу выяснилось, что осуществить этот в общем-то реальный план (разметать кучку израненных и изнемогших в недавнем бою всадников, сгрудившихся перед воротами, представлялось делом плевым) вряд ли возможно: последней из-под низкой стрельчатой арки выехала Генобра в полном боевом облачении максара.

— Кому там еще неймется? — крикнула она. — А ну-ка, потише! Это ты, что ли, здесь резвишься, сестричка?

— Я, — сдержанно ответила Надежда.

— Значит, уйти хочешь? Без спроса, с обидой в сердце?

— Я к тебе в гости не набивалась. Поэтому и ухожу без спроса.

— Ну это уже как получится! — Тускло мерцающая лента рванулась из ее руки вверх. — Взять их! Бросить всех в колодец!

Вот тут-то и началась настоящая схватка! Тактика нападающих была хоть и незамысловатой, но эффективной — пока Генобра, размахивая клинком, загоняла Калеку в тупик, образованный двумя сходящимися под острым углом стенами, ее верные слуги заваливали Артема и Надежду своими телами.

После очередного, уже неизвестно какого по счету, тяжелейшего удара в висок, Артем вдруг утратил всякое желание продолжать борьбу и позволил дюжине разъяренных врагов уложить себя на обе лопатки.

«Ну вот и все, — подумал он, впрочем, без всякого сожаления. — Должен же быть когда-нибудь конец моим мучениям. Жаль только, что я так и не нашел на Тропе правильное направление…»

Все перед ним плыло и двоилось, темные точки мелькали перед глазами. Число их быстро увеличивалось, а число воинов, прижимавших Артема к земле, почему-то наоборот, уменьшалось. Те же, кто еще лежал на нем, вдруг утратили былую активность. Затем Артем увидел перед собой лицо Надежды. Черно-зеленая муха с длинным, как у комара, хоботком, упорно пыталась прокусить кожу на ее щеке.

— Накройся с головой и не смей вылезать без моего разрешения! — Она накинула на него толстую, пропахшую лошадиным потом попону. — Это ядовитые мухи. Нам с Калекой они не страшны, но твоя шкура для них недостаточно прочна.

О том, как разворачивались дальнейшие события, Артем мог судить только на слух. Лязг и грохот схватки сменились стонами и хрипом агонии, затем все звуки перекрыл пронзительный крик Генобры: «Поджигайте! Поджигайте все, что горит! Бросайте факелы в ров!» Под попону проник запах гари, а чуть попозже — и нарастающий рев пламени. Но еще до этого за стенами цитадели раздался незнакомый боевой клич и тяжелый топот штурмовых колонн. Кто-то проорал фальцетом, словно петух прокукарекал: «Генобра, последний раз тебе говорю! Если хочешь жить, отдай мне внучку Адракса!»

«Вот, значит, с кем сражалась Генобра, — догадался Артем. — Вот кто преградил нам дорогу. Не Стардах, не Карглак, а тот самый мальчишка-максар, пожелавший взять Надежду в наложницы. А мушки-то его оказались посильнее рогатых жаб и мрызлов…»

Пламя между тем разгоралось все сильнее. Так, наверное, должен был завывать огненный смерч, пожирающий нефтяную вышку. Дышать становилось все труднее, а жар донимал даже сквозь попону.

Артем осторожно выглянул наружу. Картина, открывшаяся его взору, была весьма неотчетливой по причине чрезмерной задымленности перспективы, однако общая ситуация читалась без труда. Как Генобра и велела, горело все, что могло гореть — чадили смоляные факелы, полыхала конюшня и крыша кордегардии. Горела и черная жижа во рву, потому что дым за стенами цитадели был даже гуще, чем внутри. Челядь Генобры или валялась по всему двору без признаков жизни, или хоронилась по всяким норам. Каменные плиты двора как будто поросли черно-зеленой травкой, кое-где еще шевелящейся, а в горячем воздухе вперемешку с жирными хлопьями пепла кружились тельца обгоревших и задохнувшихся мух. Атака оружия биологического была отбита оружием химическим, хотя цели своей достигла — из защитников цитадели уцелел, наверное, только каждый десятый.

Генобра все еще продолжала гонять подвижного, как ртуть, Калеку, а Надежда стояла рядом с Артемом, сосредоточенная, как спринтер, ожидающий сигнал стартера. Крики за стеной утихли, даже сопляка-максара не было слышно.

Наверное, Генобра давно бы разделалась со своей жертвой, если бы догадалась спешиться. Лошадь и седло не только не давали ей никакого преимущества перед стремительным и пластичным Калекой, а, наоборот, мешали. Трудно одной рукой ловить стрижа, когда другая сжимает поводья.

И вот наступил момент, которого дожидались Надежда и во всем послушный ее воле Калека. Лошадь Генобры, отличавшаяся скорее статью и резвостью, чем выучкой и боевым опытом, допустила оплошность, повернувшись к противнику левым боком (а рубить и колоть из такого положения, как известно, чрезвычайно трудно любому всаднику, если только он не левша).

Воспользовавшись секундной заминкой, Калека серой молнией проскользнул под брюхом гнедой красавицы-кобылы (успев попутно выпустить ей потроха) и как пушечное ядро понесся к воротам, сметая на своем пути всех встречных. Надежда, таща за руку все еще полуоглушенного Артема, бросилась за ним следом.

Они миновали лебедку, с помощью которой поднималась запиравшая ворота кованая решетка (на ее рукоятке висело тело стражника с лицом, сплошь усеянным раздавленными мухами) и оказались на мосту. Здесь Артем обернулся.

Генобра уже выбралась из-под рухнувшей лошади и сейчас, выставив перед собой клинок, гналась за ними. Однако бегать быстро ей не позволяли чересчур широкие бедра и тяжелая грудь.

— Прощай, сестрица! — крикнула ей Надежда. — Возвращайся назад. Пешком тебе за нами не угнаться, а все твои скакуны околели.

То, что раздалось в ответ, походило скорее на вой разъяренной медведицы, чем на человеческую речь.

Уже не оглядываясь более, все трое путников помчались по дороге, ведущей прочь от этого проклятого места. Однако им не удалось сделать и сотни шагов.

Из-за ближайшего холма сначала показалась узкая, вертикально уходящая вверх тень, затем сгорбленная фигурка мальчишки-максара и — наконец, двуногое косматое существо, на крутом загривке которого тот восседал. Черная гориллоподобная тварь (судя по свирепому оскалу пасти, вскормленная отнюдь не фруктами и пальмовыми листьями) прикрывала свою грудь и ноги хозяина щитом, массивным, как замковые ворота.

Белое, испятнанное ярким румянцем клоунское лицо кривилось в опасной усмешке, отполированный до зеркального блеска щит слепил глаза, клинок был готов упредить любое неосмотрительное движение беглецов.

— Вот мы и повстречались, дочь Стардаха, — беззаботно расхохотался максар. — Если ты по доброй воле не войдешь наложницей в мой дом, то станешь усладой для моих рабов.

— Никогда этого не случится, Варгал! — раздался сзади голос Генобры. — Даже не надейся, навозная муха! Она — моя добыча, и только я могу распоряжаться ею!

— Значит ли это, тетенька, что ты собираешься помешать мне? — осведомился тот, кого назвали Варгалом.

— А почему бы и нет? Я же помешала твоим прихвостням осквернить стены моей цитадели!

Тут только Артем заметил, что Варгал по сути дела остался полководцем без армии. Все его воины или валялись, как поленья, в ядовитой пыли, или догорали во рву. Но это ничуть не смущало молодого наглеца.

— Так даже и лучше! — кривляясь, воскликнул он. — Значит, никто не станет вмешиваться в наш маленький спор.

Дернув своего кошмарного скакуна за ухо, похожее на скомканную и заскорузлую кабанью шкуру, Варгал послал его вперед.

— Ожидай здесь, — проезжая мимо Надежды, приказал он. — Впрочем, беги, если тебе ног не жалко. От меня еще никто далеко не убегал.

Они встретились посреди моста — рыжая фурия, вся перепачканная кровью своей лошади, и гадкий мальчишка, уверенно правящий гигантской гориллой (спешиться он и не подумал — такие благородные жесты были не в правилах максаров). Их разделяло примерно полсотни шагов, расстояние, лишь немногим превышающее длину клинка. Следующий шаг мог стать смертельным для обоих. Выставленные вперед клинки сходились и расходились, проникая друг сквозь друга безо всякого взаимного ущерба, словно лучи прожекторов. «Пусть лучше победит Генобра, — загадал Артем. — От Варгала мы уже точно никуда не денемся, а с ней в беге на длинную дистанцию вполне можно потягаться».

— Прочь, — сказал достойный продолжатель дела максаров, юный Варгал. — Иди умойся, надушись, приготовь постель и жди мужчину. Я пришлю тебе для забавы вот этого молодца. — Он потрепал за ухо свою обезьяну. — Зачем тебе женщина, тетя? Это уж слишком. Оставь ее мне.

— Сейчас я изрублю вас обоих на тысячу кусков! — прорычала Генобра.

— Только попробуй шевельнуться, — спокойно ответил ей Варгал. — Ты же сама видишь, какое у меня преимущество перед тобой. К чему нам затевать смертельный поединок из-за дочери Стардаха. Когда-нибудь для этого найдется более достойный повод.

— Может быть… Может быть… — Генобра, не опуская клинка, стала медленно отступать. — Уж если тебе так ее хочется…

— Бегите, — сказала своим спутникам Надежда. — Этому щенку нужна только я. За вами он не станет гоняться.

— Нет, — ответил Артем.

Судя по тому, что Калека даже не сдвинулся с места, он принял точно такое же решение.

Генобра между тем уже вступила в проем ворот. Довольный своей победой Варгал расхохотался и тоже начал сдавать назад. Внезапно лицо хозяйки цитадели исказилось злорадной гримасой.

— Рановато ты обрадовался, молокосос! То, что ускользнуло от меня, не достанется и тебе!

Одним молниеносным движением она перерубила настил моста и обе цепи, поддерживающие его. Варгал, не успев даже пикнуть, вместе со скакуном рухнул в ров и на некоторое время исчез из вида.

Обманули дурака, на четыре кулака, вспомнил Артем слышанную в детстве присказку. Варгал хоть и прирожденный злодей, но до Генобры ему еще далеко. Утерла она парнишке нос.

— Ты, сестричка, можешь пока гулять! — крикнула Генобра. — Некогда мне сейчас тобой заниматься. Но про меня не забывай. Еще свидимся. А ты, красавчик, не скучай. Будешь долго помнить, что такое настоящая любовь.

«Ах, чтоб тебя…» — мысленно выругался Артем.

Из рва выкарабкался Варгал, черный, как головешка, но живой и здоровый. Был он облеплен не только дымящейся смолой, но и клочьями обезьяньей шерсти. Первым делом он плюнул в сторону Генобры и пообещал в самое ближайшее время посадить тетеньку на кол, предварительно смазанный ее собственным жиром, да кроме того, посадить не тем местом, каким обычно принято сажать людей, а совсем другим, самым у тетеньки слабым. Генобра ответила не менее заковыристо, и, воспользовавшись этой словесной перепалкой, сопровождаемой гримасами, непристойными жестами и бессмысленными взмахами клинков, трое путников пустились наутек.

Неутомимые ноги все дальше уносили их от цитадели Генобры. Опасаясь ловушки, подобной той, в которую он недавно угодил, Калека уже не катился по дороге, а широко шагал на всех своих щупальцах, обходя каждое пятно неясного происхождения. Почти неуязвимый для железа и огня, он оказался совершенно беззащитным против яда, легко проникавшего в его организм через кожу, в принципе представлявшую собой один сплошной, вывернутый наизнанку желудок.

Надежда молчала, и Артем не решался заговорить с ней первым. Находясь в цитадели, она не выпила даже глотка воды и, оставаясь в пределах владений Генобры, не собиралась нарушить это правило.

— Тебя что-то мучает? — спросила Надежда, когда они отмахали уже порядочное расстояние.

— Мучает? Меня? — замялся Артем. — Нет… Почему ты так решила?

— Вижу по твоей блудливой роже.

— Не понимаю, о чем ты…

— Прекрасно понимаешь! — Надежда резко остановилась. — Я не хочу знать, что там было у тебя с Геноброй. И не смей даже заикаться о ней при мне. Но прошу тебя, еще раз вспомни все, что ты говорил и делал при ней. Не допустил ли ты какой-нибудь оплошности? Генобра умеет превращать мужчин в малодушных животных. Тут ей нет равных, как ив искусстве составлять яды. И всякий раз она делает это с каким-то дальним прицелом. Боюсь, как бы твоя минутная слабость или чрезмерная откровенность не помогли ей навлечь на нас беду. Тогда уж тебе не будет прощения.

Больше она на эту тему не сказала ни слова. Какая-то тень словно пролегла между ними — если и не тень лжи, то тень недоговоренности. Артем и сам не мог понять причину, не позволявшую ему рассказать всю правду, пусть не об острых шпорах и соблазнительных бедрах Генобры, то хотя бы о загадочном флаконе, отягощавшем сейчас его пояс.

Они шли и шли, не ощущая усталости, и синее небо горело над ними, как опрокинутый бокал жженки. Скоро владения Генобры остались позади — об этом свидетельствовали наваленная при дороге куча изрубленных рогатых жаб, да несколько чудовищ необычного вида и с незнакомыми гербами на шлемах, все еще тыкавших в эту шевелящуюся кучу трезубцами-алебардами. Столь живописную группу нашим путникам пришлось обойти далеко стороной.

Теперь можно было уже и напиться, но из предосторожности они миновали еще три или четыре ручья. Дождавшись, когда Надежда и Артем утолят, наконец, жажду, Калека залез в воду и долго бултыхался в ней, смывая с себя остатки яда и дорожную пыль.

Одна за другой, почти без перерыва миновали две короткие ночи — одна светлая, вторая чуть потемнее, с туманом и росой. Вокруг до самого горизонта расстилалась голая пустошь, и даже с вершин самых высоких холмов нельзя было рассмотреть что-нибудь примечательное в переплетении пересохших оврагов и заболоченных стариц. Тропы и всякие признаки жилья исчезли. Возможно, сверхзорким глазам Надежды открывались какие-то другие дали, но для Артема окружающий пейзаж утратил всякий интерес. Он уже начал подозревать, что они сбились с дороги, но стеснялся заявить об этом. Питались все трое мелкой костлявой рыбой, которую Калека научился очень ловко вылавливать из ручьев и речек, изредка попадавшихся на их пути.

Неизвестно, посещало ли за это время Надежду ее знаменитое чувство опасности, но однажды, когда маленький отряд пересекал иссеченную трещинами глинистую низину, бывшую когда-то дном озера, она знаком приказала всем прилечь.

— Впереди на вершине холма стоят двое воинов. И в той стороне тоже. — Она ладонью указала направление.

Сказано это было только для Артема, потому что с Калекой Надежда уже давно общалась без помощи слов. Вот и сейчас, выполняя ее беззвучный приказ, он, превратившись в подобие змеи, быстро уполз куда-то. Надежда затихла, лежа на животе и уткнув лицо в скрещенные руки. Долгое молчание начало тяготить Артема, и он спросил:

— Кто они? Не слуги ли Стардаха?

Однако ответа не последовало — то ли Надежда задремала, то ли задумалась о чем-то своем, то ли продолжала демонстративно игнорировать Артема.

Калека появился не скоро. Быстро двигаться ему мешало бездыханное человеческое тело, волочившееся за ним на буксире двух щупалец. Это действительно был человек, только немного переделанный: его очень крупные и, несомненно, зоркие глаза располагались на подвижных стебельках, в случае нужды способных втягиваться глубоко в глазницы, а шею и грудь прикрывала толстая, складчатая кожа, неуязвимая для ножа. Впрочем, сейчас все это имело довольно жалкий вид. На оружии мертвеца и на его грубой грязной одежде отсутствовали какие-либо эмблемы или отличительные знаки, а на теле не имелось клейма, обязательного для слуг максаров. Артем видел, что Надежда находится в затруднительном положении, и решил помочь ей.

Он еще раз тщательно осмотрел лезвие и рукоять короткого, легкого меча, вывернул наизнанку походную сумку, в которой не было ничего, кроме краюхи черствого хлеба и горсти сушеных ягод, прощупал все складки одежды, снял с широкого пояса полупустую флягу, кривой нож и небольшой медный гонг. Кого-то этот воин смутно напоминал Артему. Но все говорило за то, что он не имеет никакого отношения к челяди Стардаха. Тогда кого же он выслеживал в этой пустыне?

Легкая амуниция и особым образом устроенные глаза выдавали в нем дозорного, причем дозорного опытного, о чем свидетельствовали многочисленные шрамы на теле. Как же тогда Калека умудрился незамеченным подобраться к нему? Тем более, что воин был не один… Нападение должно было произойти мгновенно, иначе бы неминуемо поднялся шум. Не зря же дозорные имеют при себе сигнальные гонги… Конечно, Калека шустрая бестия, но не до такой же степени, чтобы ясным днем, на открытой всем взорам вершине холма задушить сразу двоих поднаторевших в своем деле воинов. Тут нужно быть невидимкой. А может, они спали? Но нет, Надежда сказала вполне определенно — стоят.

— Спроси Калеку, в какую сторону глядел этот воин… Ну, перед тем, как умереть, — попросил он Надежду.

— К нам он стоял спиной, — чуть помедлив ответила она. — Спрашивай сам. Калека тебя прекрасно понимает. Я буду только отвечать за него.

— Он все время так стоял?

— Да.

— А второй?

— Тоже.

— Тогда все ясно, — Артем осторожно коснулся гонга. — Эти воины караулили какую-то опасность, которая может прийти только с одной стороны. Противоположной той, откуда пришли мы. За свой тыл они не опасаются. О нас им, скорее всего, ничего не известно.

— Значит, мы достигли края Страны Максаров, — сказала Надежда. — Эти воины охраняют границу. Прошло немало времени с тех пор, как жестянщики были укрощены в последний раз. Но их смирение — одна видимость. Новая война может начаться в любой момент.

— И ты не боишься войти в их страну безоружной?

— Чтобы максар боялся чумазых жестянщиков? — Надежда фыркнула. — Да они меня даже пальцем не посмеют тронуть. Вперед!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Воспользовавшись окном, образовавшимся в цепи дозорных, путники беспрепятственно добрались до линии границы, обозначенной уже знакомыми им каменными истуканами. Пустое пространство, ограниченное ногами-арками ближайшего из них, никак не прореагировало на брошенный сквозь него камень. Тем не менее чувства, которые испытывал Артем, вступая под низкие, грубо отесанные своды, нельзя было назвать особенно приятными. Однако ничего примечательного не случилось. Границы Страны Максаров действовали по принципу обратного клапана, пропуская всех странствующих и путешествующих только в одном направлении: отсюда — туда.

Слыша за спиной запоздалый перезвон гонгов, они, не таясь больше, двинулись через равнину, которую, похоже, сначала долго молотили гигантскими цепями, а затем поливали горячей смолой или чем-то в том же роде. От каймы леса-сторожа, составлявшего передовой рубеж обороны Страны Максаров, не осталось ничего, кроме голых, аккуратно заточенных к вершине кольев. Не вызывало сомнения, что в не очень отдаленном прошлом на каждый такой кол было нанизано довольно кошмарное украшение, под воздействием непогоды, стервятников и естественных процессов разложения успевшее утратить свой первоначальный весьма поучительный вид. Лишь кое-где на засохших древесных стволах еще висели черепа, тазовые кости и полукружья ребер.

— Калека помнит эту битву, — как бы нехотя сказала Надежда. — В тот раз его народ выступил против максаров в союзе с жестянщиками. Огромную армию прикрывали железные машины, способные метать огонь и гремучие смеси. И вся эта армада погибла, не пройдя и десяти тысяч шагов. Машины принялись уничтожать друг друга, а затем и тех, кого должны были защищать. Стена огня стояла до самого неба. Горели даже камни. А немногие уцелевшие воины готовили для себя острые колья и сами садились на них. Невредимые помогали раненым, сыновья уступали место отцам, а вождей пропускали без всякой очереди. Двое или трое максаров, устроивших всю эту бойню, стояли на ближайших холмах и покатывались со смеху.

Артем так и не понял, чего в словах Надежды было больше, сочувствия к несчастной судьбе жестянщиков или гордости за максаров.

Пройдя мертвый лес, они вновь углубились в запутанный, ветвящийся лабиринт лощин и балок. До того, как сделать очередной привал, путники отмахали немалое расстояние, но окружающий ландшафт ничуть не изменился, разве что кое-где появились редкие кустики жесткой травы. Не верилось даже, что это уже совсем другая страна.

По поведению Надежды было ясно, что все опасности остались позади, и поэтому Артем был слегка ошарашен, когда вокруг них внезапно сомкнулось кольцо вооруженных людей, чей суровый вид не предвещал ничего хорошего. Без всякого сомнения, это были жестянщики — такие же приземистые, большеголовые и коротконогие, как и расставленные вдоль границы изваяния. (Но, естественно, в уменьшенном масштабе). На них была одежда из добротной ткани, обувь на деревянной подошве и металлические шлемы. В руках воинов сверкали не мечи и алебарды, а устрашающего вида сложные устройства. Круглые желтые глаза горели нескрываемой ненавистью.

— Стой, проклятая ведьма! — крикнул один из воинов. — Ни шагу дальше! Мы не враждуем сейчас с максарами, но они также должны уважать наши законы и не переступать без особой надобности границу.

— Ты смеешь приказывать мне? — Надежда величавым жестом запахнула свой пропыленный плащ. — Запомни, жалкий червяк, для максаров не существует границ.

Жестянщик направил свое оружие прямо под ноги Надежды. Бесшумно полыхнувшая вспышка была так нестерпимо ярка, что Артем не только ослеп, но и впал в состояние близкое к ступору. Когда же к нему снова вернулась способность ощущать и мыслить, обстановка вокруг резко переменилась. На прежнем месте осталась стоять только Надежда, возле сапог которой еще продолжало малиново светиться пятно раскаленного камня, а все жестянщики сбились в кучу вокруг смельчака, поднявшего оружие на максара.

— Это мое последнее предупреждение! — Воин хотел сказать еще что-то, но сразу несколько ладоней зажали ему рот.

— Мое тоже. — Надежда повелительным взором обвела толпу, и жестянщики рьяно накинулись на своего товарища. Похоже, они совсем не соображали, что делают. — Отберите у него оружие, а потом забейте камнями. Подобные Наглецы не заслуживают другой смерти.

— Прости его, несравненная! — вперед выступил жестянщик, отличающийся от всех остальных покроем одежды и куда более почтенным возрастом. Кряхтя, он опустился на колени, а затем лег на землю лицом вниз, крестом раскинув руки.

— А тебя, как видно, научили правилам благопристойного поведения, — усмехнулась Надежда. — Но где же ты был раньше, когда это грубое мужичье оскорбляло меня?

— Максары не раз преподавали мне уроки благопристойного поведения, — голос старика звучал сдавленно и глухо, ему все время приходилось отплевываться от пыли. — Я начал осваивать эту науку еще в детстве, когда они убили моих родителей и всех братьев. Да и у твоего отца Стардаха я перенял немало хороших манер. Особенно после того, как он велел оскопить меня за недостаточную почтительность. А в то время, когда это мужичье оскорбляло тебя, я отошел в сторонку. Ведь гнев максара неминуемо должен был обратить их всех в крошево. Вот я и хотел избежать общей участи. Почему ты не покарала этот сброд своим смертоносным клинком, Ирдана?

— Если тебе известно мое имя, значит, известно и многое другое. Например, то, что мой клинок утратил прежнюю силу.

— Известно, — старик не то чихнул, не то удовлетворенно хмыкнул.

— Но тебя и этих людишек я могу уничтожить и без помощи клинка. Запомни это.

— Я это никогда не забываю.

— Тогда встань.

— Благодарю тебя, несравненная. — Старик с трудом поднялся, но остался стоять полусогнувшись, упираясь руками в поясницу.

— Как дошли до тебя все эти известия? Но только не пробуй лгать. Ведь я могу легко прочесть все твои мысли.

— Дабы такое не случилось, человека, выходящего на переговоры с максарами, просто не посвящают в тайны. Можешь сама убедиться, я знаю только то, что имею право знать.

— Тогда смотри мне прямо в глаза! — Несколько минут Надежда буквально пожирала старика взглядом, исследуя самые сокровенные глубины его сознания. Затем она задумчиво сказала: — Значит, в последнее время Стардаха никто не видел? — эта фраза прозвучала как вопрос-полуутверждение.

— Да, несравненная. Рана, нанесенная нашим клинком, не заживает даже на максаре. Ходят слухи, что ему пришлось заменить немалую часть своего тела. Он не оправился до сих пор.

— И все-то ты знаешь, жестянщик!

— Не называй нас жестянщиками. Эту кличку мы получили от врагов. Сами себя мы зовем первозданными. А мое имя — Азд Одинокий.

— Хорошо, Азд. Но и ты не зови меня Ирданой. Будь ты хоть жестянщик, хоть первозданный, мне все равно. Для тебя слишком много чести звать максара по имени. Обращайся ко мне как принято: несравненная.

— Прости мою ошибку, несравненная. — Старик снова попытался лечь, но больше для вида.

— А теперь поговорим о вещах более серьезных. Как скоро я смогу встретиться с вождями твоего народа?

— Никогда. Все переговоры с ними ты будешь вести через меня. Сама знаешь почему…

— Пусть будет так, — Надежда нахмурилась. — А сейчас мне и моим спутникам нужен отдых и хорошая пища.

— Я обо всем позабочусь, несравненная.

Затем все первозданные, кроме Азда, покинули их. Воины, неся оружие на плечах тем же манером, каким пастухи носят свои посохи, двинулись в сторону границы, а старик повел путников в противоположном направлении. Извилистым оврагом они выбрались к дороге, гладкой и ровной, словно ее залили стеклом. Здесь их ожидал пустой экипаж, похожий на небольшие аэросани. (Калека, которому не хватало места в кабине, с трудом устроился на задних лыжах, в опасной близости от винта). Однако ехали они по этому шоссе очень недолго и вскоре пересели на громоздкую машину, передвигавшуюся по бездорожью посредством двух огромных архимедовых винтов.

— Никто не должен знать, в каких местах вы побывали, что делали и с кем общались, — пояснил Азд. — Стардах, конечно, догадается, где вы скрылись, но догадка — это еще не повод для войны.

— А как же те люди, что встретили нас? Ведь они слышали весь наш разговор слово в слово. Воля отца рано или поздно проникнет в их сознание, — сказала Надежда.

— Они смертники, несравненная. Их послали уничтожать дозорных, заметивших, как вы пересекали границу. Эти отступники приходятся нам братьями по крови. Максары приняли их на службу и превратили в сторожевых псов. За кусок хлеба и драную одежду они стерегут владения своих хозяев.

— Но ведь дозорных защищает невидимая стена. Через нее и камень не пролетит, — вмешался в разговор Артем.

— Ненависть наша обоюдна. Приняв вызов, они обязательно выйдут из-под защиты стены. Такие схватки происходят постоянно, и живыми из них редко кто выходит.

— А как же ты сам, Азд Одинокий? Или ты считаешь себя защищенным от прозорливости максаров? — в голосе Надежды прозвучала ирония.

— Я немного умею контролировать свое сознание. И едва только мне покажется, что кто-то копается в нем, нить моей жизни сразу прервется. Смотрите, — он распахнул высокий воротник, скрывавший его шею почти до ушей. — Достаточно нажать на этот обруч в нужном месте, и моя голова отделится от тела. А что можно извлечь из такой головы? Боль да ужас смерти, ничего больше.

— Ну что же, если не умеешь рубить чужие головы, имей хотя бы мужество отрубить свою.

— Ты это верно заметила, несравненная. То, что для одних безделица, для других непосильный труд. Вы с детства привыкаете испытывать на чужих головах клинки, а мы учимся совсем другому.

— А ведь твоя почтительность притворная, Азд Одинокий, — Надежда сбоку уставилась на старика своим разящим взором. — В твоих речах я угадываю презрение и насмешку.

— Значит, я и в самом деле неисправимый наглец. — Старик сосредоточенно смотрел вперед. — Только тебе опять придется простить меня, несравненная. Отрезать у меня, кроме головы и конечностей, больше нечего, а все это еще может тебе пригодиться. Да и мой разум мутить сейчас не стоит. Потеряв управление, эта машина способна погубить всех нас.

— Тогда думай, прежде чем говорить. Мысли я еще могу простить, но не слова.

— Я как раз совсем не то хотел сказать. Разговор зашел о головах. Ведь для максара чужая голова не дороже гнилой репы… Вот я и подумал… Как бы головы твоих слуг не погубили нас… Возможно, будет лучше, если…

— Это не должно тебя беспокоить, — оборвала его Надежда. — Сознание одного из них неподвластно воле максаров. А второго я всегда держу под контролем. Если Стардах посягнет на его душу, я сумею помешать этому. Кстати, вон то существо, оказывается, знает тебя. Оно только что сообщило мне об этом.

— Кто — он? — Азд опасливо покосился на Калеку. — Откуда, интересно?

— Ты был еще совсем молодым, когда он привел на помощь вам свои отряды. Вы вместе выступили против максаров и оба сумели уцелеть в той битве, которую потом нарекли Великой Бойней. Тогда его звали Иллабран. В беспамятстве он попал в плен к Стардаху и был превращен в его прислужника. То, что ты сейчас видишь, уже третий его облик.

— Не ожидал я еще раз увидеть тебя, Иллабран Братоубийца, — старик тяжело вздохнул и покачал головой. — Много я слышал о твоих кровавых подвигах во славу максаров… Хотя я и понимаю, что ты не можешь отвечать за свои поступки, лучше бы тебе здесь не появляться.

Страницы: «« ... 1516171819202122 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Они изменили курс и направили корабль к четвертой планете Телекана — там были обнаружены примитивные...
«Я катил его, упираясь плечом, руками, подталкивая спиной, содранная кожа повисла как лохмотья, руки...
Савелия решили принять в галактическую ассоциацию охотников, а чтобы подтвердить свое охотничье мас...
«– Лена, а вы знаете, кто больше всего страдает сердечно-сосудистыми заболеваниями? Кто чаще всего с...
«Перелом произошел как-то сразу. На столе лежали почти готовые к сдаче три повести, два десятка невы...
В глухой уссурийской тайге геологи наталкиваются на странную деревушку. А живут в ней не аборигены Д...