Вокруг света за 280$. Интернет-бестселлер теперь на книжных полках Шанин Валерий

Отец леса

Во время своих путешествий я люблю спать в спальном мешке под открытым небом, наслаждаясь и свежим воздухом, и видом. Когда меня спрашивают: «А если дождь?», я обычно беспечно отвечаю: «Значит, не повезло!» Следуя этой логике, в ту ночь мне очень крупно не повезло.

Дождь вначале только моросил, но постепенно становился все сильнее и сильнее. Я поплотнее закутался в спальник – очень уж неприятно, когда капли дождя барабанят по лицу. Холодная вода вначале подтекла снизу, потом спальник промок и сверху. Вскоре и мешок, и одежда, и рюкзак, и все его содержимое (видеокамеру я предусмотрительно упаковал в три полиэтиленовых пакета и за ее судьбу не волновался) насквозь пропитались водой и стали, тем самым, «водонепроницаемыми» для последующей влаги. А окружающую меня воду я нагрел теплом своего тела и спокойно уснул. Главное, я уже не боялся больше промокнуть.

Утром я проснулся насквозь мокрый. Однако в спальном мешке было тепло. Но стоило из него вылезти, как с одежды начала испаряться вода. В пустынях обматывают сосуд мокрой тряпкой и выставляют на ветер, чтобы охладить воду. В эффективности этого метода я вскоре убедился на собственной – холодной – шкуре. Добравшись до ближайшего поселка, я сразу же отправился искать… библиотеку.

Я уже побывал до этого в нескольких новозеландских библиотеках – там никогда не отказывали в просьбе зарядить аккумулятор видеокамеры. Также, я уверен, это можно было сделать в любом овощном или обувном магазине. Но у библиотек есть несомненное преимущество: там всегда можно найти стул и какую-нибудь интересную книжку, чтобы скоротать пару часов, пока аккумулятор зарядится.

В тот раз я зашел в библиотеку еще и для того, чтобы просушить одежду. На улице опять начался сильный дождь, а в библиотеке было сухо. Я поставил стул вплотную к электрическому обогревателю, воткнул аккумулятор в розетку (с разрешения библиотекаря) и стал читать книжку о китайском искусстве войны.

Мокрые вещи в библиотеке сушить все же не очень удобно. Как только распогодилось, я вышел на окраину Кайкохе и разложил вещи на стоящей у дороги лавочке. Погода выдалась самая подходящая: солнце и ветер. Сохло все прямо на глазах. Но довести процесс до конца я не успел. Ко мне подрулила машина (лавочка была недалеко от дороги, но никаких попыток голосовать я не предпринимал). Сидевшая за рулем женщина поинтересовалась:

– Путешествуешь? Давай мы подбросим тебя до Ома-пере.

В машине были мать с сыном – Сюзан и Саймон. Они пригласили меня к себе; вначале речь шла только о чашке горячего кофе, а затем предложили и переночевать.

Вечером вместе с Сюзан мы заехали к сестре ее мужа-маори, погибшего пару лет назад в автокатастрофе. Бабигел, как она ее называет, живет в Каикохи со вторым мужем-ирландцем. Причем ее трое детей от первого брака остались с бабушкой и дедушкой, а его – тоже трое – с его бывшей женой.

Бабигел спела несколько маорийских песен под гитару. А Ирвин, оказавшийся любителем не только маорийских женщин, но и всей их культуры, взялся рассуждать о философии:

– Маори считают, что каждое творение имеет жизненную силу маури; эта сила объединяет все – людей, богов, животный и растительный мир, реки и горы, моря и воздух – в одно взаимосвязанное целое. Эта идея появилась еще в предании о тех временах, когда мир только создавался. Именно тогда великий бог Танемахута вдохнул жизнь в существо, которое он слепил из глины, и сказал: «Наслаждайся дыханием жизни!» Все живые существа находятся в родстве и черпают жизненную силу из одного общего источника.

– От Бога?

– Нет. Маури каждого существа взаимодействуют с маури земли. Поэтому, например, если человек не будет уважать маури реки или леса, он никогда не получит удачу, потеряет силу и жизнь. Каждое наше вторжение в природу должно быть основано не только на экономической выгоде, но и продумано с точки зрения гармонии и баланса в природе. Маори считают, что без особой причины делать ничего не следует – не только охотиться, но даже рубить деревья. По философии маори, человек не важнее и не выше других живых существ. Поэтому не может быть и речи о борьбе между человеком и природой. Прежде чем вмешаться в природный порядок, маори должны просить разрешения у богов. Для них срубить дерево, это почти как для европейца – убить человека. Все существа священны, имеют душу, являются детьми бога Танемахута. А себя маори считают братьями и сестрами животных и растений.

– Может, именно на таком отношении к природе и основана практика ритуального каннибализма? Ведь если все живые существа – братья и сестры, то употребление в пищу человека ничем не отличается от поедания бифштексов из говядины или свинины?

– Между племенами шли бесконечные распри, и разрешались они с помощью деревянных или каменных мечей и дубинок. Мужчин, женщин и детей, попадавших в плен, победители часто убивали и съедали. Они верили, что к ним переходит жизненная энергия и духовная сила жертв.

Поселок Омапере лежит на берегу залива Хокианга. Именно здесь, по легенде, высадился маорийский вождь Нукутавити, один из потомков легендарного Купе. Он хотел отправиться в глубь залива, но неясный страх и кошмарные сновидения его останавливали. Тогда он воззвал к духам-танива и послал их выяснить, что вызывает в нем такой страх. Оказалось, что он боялся обычной горы, которую теперь называют в честь храбрых духов-охранников – Маунгатанива.

Из Омапере я уехал с Майклом – отшельником из леса Вайпоуа.

– Ты представляешь, какая несправедливость. Мы в Новой Зеландии, наверное, больше, чем в любой другой стране мира, боремся за экологию: уменьшаем выброс загрязняющих веществ, выращиваем органические продукты. И почему-то именно нам приходится страдать от озоновой дыры!

Майкл высадил меня недалеко от огромного дерева каури, которое маорийцы считают олицетворением бога Танемахута.

– Говорят, это самое большое дерево каури во всей Новой Зеландии. Но у меня это вызывает очень большие сомнения. Почему-то оно оказалось не в глубине непролазной чащи, а совсем близко от дороги? Так и кажется, что его выбрали не по размеру, а исключительно из-за удобства посещения туристами.

Дерево, которому, как считают, по крайней мере две тысячи лет, действительно поражает своими гигантскими размерами. Как известно, большое видится на расстоянии. В этом смысле дереву Танемахута не повезло. Оно стоит в густом лесу в окружении почти таких же великанов. Даже снять его целиком не удается. В видоискатель попадают либо корни, либо крона. А стоит отойти на три – пять метров, как дерево сразу сливается с окружающим фоном. Вот стояло бы оно посреди голого поля, тогда, наверное, и поражало бы своим масштабом. Но и вырубить окружающие деревья ни у кого рука не поднимается.

На юг! На юг!

Даргавиль основали у места впадения реки Вайроа в крупнейший в Южном полушарии залив Кайпара. Он мог бы стать прекрасным местом для крупного порта. Но вот незадача! Большую часть гавани занимают песчаные отмели. Это делает ее непригодной для современного судоходства. А во времена парусных судов движение здесь было достаточно интенсивное. Останки парусников до сих пор украшают окрестные дюны.

В 1872 г. Джозеф Мак Муллен Даргавиль купил у вождя Пароре Те Авха 172 акра земли по цене 1 английский фунт за акр и основал город, позднее названный его именем. Один участок он выделил под строительство англиканской церкви Святой Троицы и пожертвовал на ее сооружение 600 фунтов. Как это обычно и бывает, потратили в полтора раза больше, чем планировалось по первоначальной смете. Но в 1878 г. церковь была закончена и до сих пор является самой яркой достопримечательностью города. В конце XX в. все меньше молодых людей стала привлекать карьера священника. Поэтому англиканская церковь пошла на беспрецедентный, но вынужденный шаг – разрешила принимать в священники женщин. В Даргавильской церкви, например, служит Дороти Габриэль – первая женщина-священник на Северном острове Новой Зеландии.

Погода была неустойчивая. Дорога как будто вымерла. В церквях шли воскресные службы. Казалось, на них собрались все без исключения городские жители. Только после 12 часов, когда прихожане стали разъезжаться по своим домам, появилась надежда уехать.

Один из баптистов возвращался с совместной молитвы на свою ферму. Меня он высадил на повороте у пика Тока-тока. Пиком оказался холм высотой метров пятьдесят. Но я нисколько не пожалел, что вскарабкался на самый верх, по скользкой после дождя тропинке. С господствующей над окружающей равниной высоты можно было увидеть уходящие за горизонт поля и петляющую реку.

Католики Кевин и Кетрин, также возвращавшиеся с воскресной мессы, подвезли меня до Руаваи. Там я попал в микроавтобус-камперван с англичанами из Бристоля. Дарек с Анной высадили меня уже в Окленде, у дверей русской православной церкви.

Утром я вышел пешком к началу фривэя. На этот раз я направлялся в южную часть Северного острова. Направление определилось, как это часто в автостопе и бывает, как бы само собой. Англичанин Пол предложил подвезти в Гамильтон.

– Завидую я тебе, можешь свободно путешествовать. Я работаю зоотехником в микробиологической лаборатории. Слышал, наверное, что сейчас в Великобритании эпидемия ящура. Ежедневно нам приходится делать сотни тестов. Я давно запланировал поездку в Новую Зеландию, но до самого последнего момента меня не хотели отпускать. Еле-еле удалось вырваться. И только на две недели!

По территории бывшая колония превосходит Великобританию на три процента (чем новозеландцы особенно гордятся), но в пятнадцать раз уступает метрополии по численности населения. Большая часть его сосредоточена в городах. Причем из трех с половиной миллионов новозеландцев больше миллиона живет в Окленде. Второй по величине новозеландский город – Гамильтон. Большая часть его застроена стандартными деревянными одноэтажными домами. Только в центре есть несколько каменных сооружений. Самые заметные из них – автомобильный мост и англиканская церковь.

Новозеландский Кембридж

Я еще только шел к выезду из Гамильтона, когда метрах в пятидесяти впереди остановилась машина. Я не обратил на нее никакого внимания, но, когда проходил мимо, женщина, сидевшая за рулем, высунулась в окно.

– До Кембриджа? Садись, подвезу. Ты где собираешься ночевать? Поехали к нам. Мы с мужем недавно переехали из Окленда и купили большой дом именно для того, чтобы к нам могли приезжать и останавливаться гости. Ты, наверное, подумал, что Кембридж назван в честь английского университетского городка. А вот и нет! Его назвали в честь командира английского полка, герцога Кембриджского. Район Вайкато считается одним из самых зеленых мест на земле. Пепел, выброшенный на поля во время вулканических извержений, заметно улучшил плодородие местной почвы. Маори не спешили продавать белым поселенцам такую щедрую землю. А чтобы избежать ее насильственной «продажи», они заявили о своем выходе из Новой Зеландии и подчинении непосредственно королеве Виктории. Это было воспринято как объявление войны. Именно тогда сюда и послали полк под командованием герцога.

Джералдина говорила всю дорогу без остановки, свободно перескакивая с темы на тему. Она сообщила мне и о том, что у нее шотландская фамилия – Рейли, и все предки родом из Шотландии. В последние годы она увлеклась генеалогией и изучила свою родословную до десятого колена.

По дороге мы заехали на озеро Кайвапиро (вернее, это водохранилище, образовавшееся после постройки дамбы), затем поднялись наверх, на смотровую площадку Манга Кава.

– Здесь в начале XX в. русский предприниматель построил особняк. Когда он вернулся в Россию, в нем сделали туберкулезный санаторий. Но от него остались только бетонные блоки фундамента.

Дом Джералдины напоминал русскую барскую усадьбу XIX века: анфилада комнат, огромный каминный зал, парадный подъезд с круглой клумбой у входа, помпезное крыльцо, конюшня и хлев на заднем дворе. И как бы в завершение картины: на массивном письменном столе, как сухие опавшие листья, собранные садовником для сжигания, лежали 5—10—20-долларовые банкноты. Мужчина, по внешнему виду типичный бухгалтер, раскладывал их в аккуратные стопки. Он оторвался от своего увлекательного занятия только для того, чтобы представиться.

– Алан Корниш, – представился он и вернулся к своему делу.

А Джералдина продолжила монолог, взявшись подробно рассказывать о том, как они жили в Окленде: занимались транспортным бизнесом, потом открыли свое кафе, потом ресторан, потом… Что было потом, я так и не узнал, потому что в поле зрения моей собеседницы попали лошади. И она так же подробно стала рассказывать про них:

– В районе Кембриджа выращивают элитных скаковых бегунов, получивших всемирную известность своими громкими победами. Даже королева Англии во время визита в Новую Зеландию приезжала на них посмотреть.

Потом Джералдина перескочила на проблемы с реставрацией дома, затем – опять на свою любимую генеалогию. Это ей напомнило о соседях, и она сразу же, не откладывая дела в долгий ящик, решила меня с ними познакомить.

Зельда и Алан не успели переехать сюда с Южного острова, как Джералдина, как раз увлекшаяся тогда генеалогическими изысканиями, пришла брать у них интервью. Так они и познакомились.

– Южане – люди душевные и отзывчивые. На Южном острове у тебя никогда не будет проблем. Там путешественников встречают с распростертыми объятиями.

И тут же Джералдина продемонстрировала мне, что значит настоящее «южное» гостеприимство. Она попросила соседей принять меня на ночь к себе. «Южане» сразу же согласились. Это был первый случай такого «перевписывания», но далеко не последний. Потом в Новой Зеландии часто бывало так, что подвозивший меня водитель отправлял ночевать к своим друзьям, знакомым или родственникам. И, что еще удивительнее, они обычно не отказывались принимать совершенно незнакомого им человека!

На следующее утро Джералдина устроила мне экскурсию по Кембриджу. Старейшее здание – построенная в 1881 г. церковь Святого Андрея. В самом центре города находится парк с дикими утками. В 1908 г. там же установили ротонду для симфонического оркестра, на следующий год закончили строительство суда – сейчас в нем располагается Краеведческий музей. Городской отель, с появления которого новозеландский поселок смог претендовать на «высокое» звание города, построили в 1927 г.

Ротороа: гейзеры и запах сероводорода

Когда я уезжал из Кембриджа, Джералдина (ее муж постоянно был занят подсчетом денег) дала мне адрес своего брата в Палмерстон-Норт в полной уверенности в том, что он меня обязательно примет, и вывезла километров на пятьдесят в сторону озера Ротороа. Там меня сразу же подобрала маорийка – в Новой Зеландии, как и в Австралии, женщины подвозят даже чаще, чем мужчины.

На берегу уникального вулканического озера продолжается термическая активность: повсюду видны фонтанчики горячей воды и клубы пара. Они вырываются из щелей в земле, из луж и даже из канализационных люков, украшенных белыми кремнистыми натеками с желтыми разводами серы. И сильный-сильный запах сероводорода!

Чтобы принять горячую ванну, можно залезть в первую же попавшуюся лужу. А для тех, кто предпочитает мыться с комфортом, в городском парке построили сразу две бани: европейскую, похожую на летний дворец какого-нибудь вельможи, и более современную – полинезийскую. Отели и мотели (а они там на каждом шагу) также рекламируют горячие ванны. От туристов нет отбоя. И даже истории о проваливающихся в кипящие подземные озера домах никого не отпугивают. Скорее, наоборот, создают ощущение романтики и потенциального, но не очевидного риска. Поэтому Ротороа даже в Новой Зеландии, где 90 % страны превращено в национальные парки, один другого интереснее и привлекательнее, остается настоящей туристской Меккой.

Когда туристы разошлись по своим отелям, весь берег озера остался в моем полном распоряжении. Спать я устроился возле самой воды, на конце узкого полуострова. После заката солнца ветер стих, замолкли гнездившиеся на соседнем островке пеликаны. В полуметре от меня плескалась вода, и даже запах сероводорода стал не таким густым и уже не мешал, но, наоборот, подчеркивал уникальное своеобразие этого экзотического места… Утром мне не нужен был будильник – пеликаны в предчувствии восхода солнца подняли несусветный гвалт.

Еще несколько десятков лет назад на берегах знаменитого ныне курортного озера Ротороа стояли только маорийские деревни. Потом началось бурное строительство отелей, супермаркетов и автомобильных стоянок. Сохранившиеся маорийские деревни стали туристическими достопримечательностями.

На берегу горячей реки Пуаренга в окружении курящихся паром ручьев стоит окутанная густыми клубами испарений деревня Вакареварева. Даже в августе, в разгар южной зимы, из-за многочисленных горячих источников там было тепло и влажно, как в русской бане. Деревенская улица окаймлена сотней окрашенных в красный цвет фигур с покрытыми татуировкой лицами, с оскаленными зубами, вытаращенными глазами. Высунутые языки свисают до шеи. Видимо, это и есть хранители «деревни воинственных плясок» – так переводится название Вакареварева.

Интересно, как выглядят маорийские воинственные пляски, если даже дружеское приветствие хака, которым встречают дорогих гостей, состоит в том, что маори со свирепым видом выкрикивают короткие слова, хлопают ладонями по бедрам, со всей силы топают ногами, как будто стремятся пробить пол, сгибают колени, непомерно раздувают грудные клетки, выпучивают глаза и время от времени высовывают языки. И все это для того, чтобы показать свое хорошее к вам расположение! Удивительно гостеприимный народ!

Большинство церемоний происходит в марае (дом собраний) и подчиняется строгому протоколу, среди обязательных элементов которого: хака, хонги – касание носами, которое заменяет маори европейский обычай пожимания рук, принятие праздничной каи (пища), приготовленной на ханги (подземный очаг).

Сразу за последними домами деревни начинается страна гейзеров. Из отверстий в земле с ревом и грохотом курьерского поезда или могучего водопада бьют фонтаны кипятка и пара. С водопада Принца Уэльского вода стекает по «плиссированным» склонам вниз к реке. У одного гейзера образовался бассейн с кипятком, в котором местные маори испокон веков варили мясо. У другого – лужа кипящей жидкой грязи. Удивительная фантасмагория кажется созданной на студии Голливуда.

Вулканическое озеро Таупо

Когда группа маори на каноэ «Арава» высадились в Макету, жрец-тохунга повел ее в глубь острова. Достигнув вершины Таухара, они увидели внизу огромную, но совершенно сухую и безжизненную котловину. Жрец вырвал с корнем огромное дерево тотара и швырнул его вниз, но немного не рассчитал свою силу. Дерево ударилось о противоположный край котловины, рикошетировало, перевернулось в воздухе и приземлилось вверх корнями, а своими ветвями процарапало дно. Сквозь эти царапины хлынула вода и шла до тех пор, пока вся котловина не была заполнена. Именно так, согласно маорийской легенде, и возникло озеро Таупо. Научная же версия более прозаическая, но ничуть не менее удивительная. Ученые считают, что самое большое в Новой Зеландии озеро – площадью 616 квадратных километров и глубиной до 159 метров – появилось примерно 2 тысячи лет назад в результате взрыва вулкана, занесенного в Книгу рекордов Гиннесса как самый сильный взрыв в человеческой истории. Именно он стал причиной необычного потемнения неба, зафиксированного летописцами Древнего Рима и Китая.

Первые маори пришли на берега озера значительно позже катастрофического извержения. Земля, покрытая толстым слоем пепла, оказалась непригодной для земледелия, поэтому им приходилось заниматься собирательством и охотиться на птиц в лесах. Когда на Северном острове появились белые поселенцы, миссионеры стали строить на берегах озера Таупо церкви, обращать туземцев в истинную веру. В 1869 г. новозеландское государство купило – в отличие от Австралии в Новой Зеландии землю не отнимали, а покупали (хотя и не всегда по «рыночной» цене) – участок земли и создало на нем пост военных констеблей – нынешний город Таупо.

Поначалу и европейцы не смогли организовать здесь фермерское хозяйство. Почва оказалась непригодной не только для земледелия, но и для разведения овец. Тогда вспомнили легенду о великом жреце и занялись разведением лесов. А для того, чтобы обеспечить деревообрабатывающую индустрию энергией, построили геотермальную электростанцию.

Первый раз в Веллингтоне

Пенсионер, ехавший в гости к сестре своей бывшей жены, довез меня до города Напьер. Спать я устроился в кустах на пляже. Дождь начался в середине ночи. И не так чтоб уж очень сильный, но холодный. Новозеландская погода уже стала меня доставать.

Погода стояла пасмурная, дождь то немного затихал, то опять усиливался. Было чертовски холодно. «Непромокаемая» пуховка промокла. И хотя тепло она по-прежнему держала, чувствовал я себя очень некомфортно. Поэтому, когда фермер Стивен Букенсон предложил заехать к нему пообедать, я тут же согласился.

Обед состоял из пакетного супа и разогретого в микроволновке мясного пирога. И вдоволь горячего чая. На сытый желудок голосовать стало веселее. И меня сразу же взяла маорийка до Палмерстон-Норт.

– Я всю жизнь мечтала путешествовать, но мне мешало то одно, то другое. В семье я всегда держалась особняком. Из дома я ушла, когда мне исполнилось 14 лет, бродяжничала, хипповала. Рано завела детей: у меня сын и две дочери. Поэтому сейчас мне всего 42 года, а дети уже взрослые и могут прожить самостоятельно. Самое время осуществить свою мечту: проехать вокруг света. Только деньги нужны. Но я быстро смогла их скопить, работая в две смены в отеле-бэкпакерс в Напьере. На следующей неделе улетаю в Лос-Анджелес. Потом в Сан-Франциско, оттуда – в Европу. Все путешествие рассчитано на полгода и обойдется мне в 14 тысяч долларов.

– Как же это удалось узнать заранее, да еще и с такой точностью?

– Я не сама это считала. Пришла в туристическое агентство, чтобы они мне разработали маршрут. А они хотели, чтобы я сама выбрала, что мне нравится. Пришлось мне купить атлас мира. Потом я пошла в библиотеку, думала там найти какую-нибудь книгу, рассчитанную на таких же неопытных туристов. Но куда там! Все путеводители почему-то написаны для тех, кто уже знает, чего хочет. Пришлось мне возвращаться в туристическое агентство и уже вместе с ними решать, куда ехать.

– Одной?

– Я хотела вытащить с собой своего друга, но он у меня страшный домосед и предпочитает размеренный образ жизни. Чтобы каждый день было одно и то же: на работу, в бар, домой, на работу, в бар, домой…

Палмерстон-Норт, основанный на берегах реки Манавату в 1866 г., назван в честь британского премьер-министра виконта Палмерстона (Генри Джон Темпл). В 1871 г. к названию пришлось добавить приставку Норт (северный), чтобы его не путали с другим Палмерстоном, который находится в провинции Отаго, на Южном острове. Сейчас этот город считается одним из крупнейших университетских центров страны. При населении в 75 тысяч человек здесь находится около 70 учебных заведений и научно-исследовательских институтов.

Поздно вечером я позвонил Патрику – брату Джералдины из Кембриджа. Он был уже предупрежден о моем возможном появлении, поэтому сразу же приехал за мной на центральную площадь и повез ночевать в свой холостяцкий домик.

В Веллингтон я въезжал с инженером-компьютерщиком Джоном Колдуэлом.

– Один год по контракту работал в Сиэтле в компании «Майкрософт». Но меня сочли недостаточно башковитым и не оставили на постоянную позицию. Сейчас живу в Англии, а в Новую Зеландию приехал на день рождения своей бабушки. Ей исполняется 100 лет!

Дмитрий Серебряный, которого в заявлении на новозеландскую визу я записал своим «спонсором», как выяснилось, уже сменил и адрес, и телефон. Оказывается, из новозеландского консульства в Сиднее ему даже не звонили. Мне повезло. Иначе не видать бы новозеландской визы как своих ушей.

Дмитрий с женой Саней и пятилетним сыном Гришей попал в Новую Зеландию в 1995 г. по независимой эмиграции из Китая – там он после окончания исторического факультета Волгоградского пединститута работал переводчиком. Естественно, как и подавляющему большинству эмигрантов, профессию пришлось менять.

– Работаю финансовым менеджером отеля «Новотель». По-нашему – бухгалтер. И мне это нравится. Это в советское время бухгалтером была старушка – божий одуванчик. А в западных компаниях финансисты – это самые уважаемые и высокооплачиваемые сотрудники. Именно на нас все держится. С Китаем у нас обоих – у меня и Сани – связано очень многое. Я прожил там четыре года, Саня – восемь. В Китае мы и познакомились. Могли бы и опять туда вернуться – там тоже есть «Новотель». Но прошлое все равно не вернешь. Какое бы оно ни было. Нужно жить в настоящем, думать о будущем.

Новая Зеландия получила независимость еще в 1907 г., но прочные связи с Соединенным королевством сохраняются и до сих пор: портрет английской королевы на банкнотах и монетах; регби и крикет – как самые популярные виды спорта; привычка пить чай с молоком и «Юнион Джек» в верхнем левом углу национального флага. В центре Веллингтона, как и в австралийской столице, сразу два здания парламента – старое, в неоклассическом английском стиле с колоннами, и ни на что не похожее модерновое – в виде круглой сужающейся кверху башни (горожане называют это здание ульем).

Считается, что Веллингтонскую бухту открыл сам легендарный Купе. Он назвал Великий залив Тара. Но у залива было и другое название, связанное с легендой о легендарном Мауи, Голова рыбы, пойманной Мауи (рыбой был весь Северный остров). Нынешний город Веллингтон растянулся вдоль берега бухты. Весь центр можно увидеть со смотровой площадки на вершине холма с обсерваторией и ботаническим садом. Наверх можно подняться на старинном (естественно, по местным меркам) фуникулере.

Как говорится в рекламе масла «Анкор», в Новой Зеландии коровы круглый год едят зеленую траву. Для молока это, может быть, и хорошо. Но мне за две недели уже надоело чуть ли не каждую ночь промокать насквозь, а потом полдня сушиться. Нужно было что-то придумать. В одном из магазинов я увидел шведскую плащ-палатку, судя по рекламе, совершенно непромокаемую. Ее можно ставить в виде маленького домика или использовать в качестве одно-, двухместного спального мешка. Стоило это чудо шведской кемпинговой индустрии недорого, да еще и продавалось со скидкой.

Горы и пещеры

Веселый разговорчивый мужик Аллан Дженкинс постоянно колесит по округе, покупая у фермеров крупный рогатый скот. Возле Элтхама мы свернули с трассы и заехали на ферму к его клиентам и старым друзьям – Малькольму и Джуди Маггеридж. Нас там сразу же пригласили за стол, стали поить чаем и показывать мне фотографии коров. Ими заполнен целый семейный альбом – вид сбоку, спереди, крупные планы морд и вымени. На многих коровах красовались золотые и серебряные медали победительниц смотров и выставок.

Аллану в голову пришла замечательная идея: оставить меня у Малькольма и Джуди на ночь. Об этом он им и сообщил. И что удивительно, хозяева ничуть не удивились такому предложению. Мне выделили одну из пустых спальных комнат. Там я оставил рюкзак и на пару с Алланом отправился на гору Эгмонт.

Погода была безобразная: моросил дождь, вершину вулкана, конус которого считается вторым по красоте после знаменитой Фудзиямы, оседлала туча. Горе Эгмонт (2518 метров), так же как и всему окружающему региону, недавно опять вернули первоначальное маорийское название – Таранаки. В переводе с маорийского это означает Скользящий пик. Согласно маорийской легенде, бог Таранаки жил вместе с другими богами-вулканами Тонгариро, Руапеху и Нгарухое в центре Северного острова. И надо же было так случиться, что влюбился он в жену вулкана Тонгариро, прекрасный холм Пиханга. Естественно, ее муж приревновал. Между вулканами началась страшная битва. Таранаки был побежден и вынужден был сбежать на запад, на то место, где сейчас и находится. А его текущие от неразделенной любви слезы превратились в реку Фангануи, в десятки ручьев и горных речек. А так как это к тому же еще и одно из самых влажных мест страны (7000 мм осадков ежегодно), то все подножие вулкана и его склоны заросли буйной растительностью – от субтропического леса до альпийских лугов.

Аллан подвез меня наверх до конца автомобильной дороги и пообещал вернуться через три часа. Этого времени мне хватило на то, чтобы подняться по пешеходной тропинке к заброшенному горнолыжному курорту. Склон уже растекся, но кое-где еще лежал снег, быстро таявший под струями дождя. На обратном пути мы заехали на водопад «Даусон-фолс». Потом заглянули в частный ботанический сад. По календарю в Новой Зеландии был конец зимы, но в природе, кажется, все смешалось. Одни деревья сбрасывали листву, другие, наоборот, вовсю цвели.

Название района Вайтомо, известного на всю Новую Зеландию своими известняковыми пещерами, происходит от маорийских слов «вай» (вода) и «томо» (отверстие в земле). Местные пещеры почитались святым местом. Но европейцы открыли их только в конце XIX в. Уже в начале XX в. сюда стали забредать любопытные, а потом к ним присоединились и толпы туристов. Уникальность пещер состоит не в размере и не в уникальных сталактитах. Там живут светлячки glow-worms (типа комаров). Поэтому, когда тихо проплываешь на лодке по подземной реке, кажется, что над тобой не каменный свод, а звездное небо.

От пещер фермер на пикапе подбросил меня до «моста». Так называют каменную перемычку, соединяющую склоны узкого ущелья. Естественно, что и здесь все обустроено для удобства туристов. Проложены дорожки, сделаны, где нужно, ступеньки и перила. Затем на попутном грузовике меня подбросили до водопада «Марокопа». Спускаясь вниз по крутому склону под проливным дождем, я несколько раз поскользнулся и перепачкался глиной. Очень уж там было мокро. Выбирался назад из этого медвежьего угла на столбовую дорогу короткими перебежками: на цементовозе до Отороханги, оттуда с маорийцем до Пукетотара, затем с семьей маори – до Ватавата.

Буддисты и мистики

В кромешной темноте я оказался на какой-то безымянной развилке. Накрапывал дождь, вокруг тянулись залитые водой безбрежные пастбища… Один плюс – место было освещено фонарем. Под ним я и стоял, рассматривая сверкающие в электрическом свете косые струи дождя. Так впервые в Новой Зеландии мне пришлось заняться ночным автостопом. И довольно успешно. Вскоре я уехал в красной «Хонде» до Раглана, где устроился спать в прибрежных дюнах. Дождь, к счастью, уже кончился, либо туча туда не дошла.

Утром с маорийкой я доехал до Гамильтона, а оттуда с первокурсницей факультета психологии местного университета (опять сплошные женщины!) – до городка Те Аруха, примостившегося на склоне высокого холма. В городском парке седой старичок продавал свои картины. Франц Ван Эрп всю жизнь работал инженером-механиком, а после выхода на пенсию подался в художники.

– Меня никто не учил рисовать, сам учился, опираясь на свою инженерную подготовку. Я, конечно же, не профессиональный художник и не собираюсь заниматься живописью для пропитания. Однако то, что люди платят за мои картины, мне очень приятно – я считаю это признанием важности моего труда. Быстрее всего, как я заметил, раскупаются пейзажи с огромными деревьями. Они, наверное, мне удаются лучше всего. Сейчас я подумываю о том, чтобы заняться еще и скульптурой. Мне только не нравится, что это связано с постоянным шумом – долбить камни. И вообще в жизни столько много интересного. Посмотришь на людей моего возраста – мне уже за семьдесят – и удивляешься, какие же они скучные и унылые. Кажется, что они уже не живут, а влачат существование.

Полуостров Коромандл привлекает хиппи, артистов, художников и всякого рода экстравагантных личностей. С одной из них я и познакомился на следующее утро.

Джанет предложила посетить мистический центр «Мана».

– У нас есть христиане, буддисты, мусульмане… Мы считаем, что все религии по-своему отражают одну общую Истину. Бог – один! А лиц у Него – множество. К нам приезжают духовные лидеры, психотерапевты и мастера медитации со всего мира. Они читают лекции, проводят семинары. Я принимаю участие в работе одной из «групп личностного роста». Интересно, что как раз сейчас мы разучиваем русскую песню «Мария».

Центр «Мана» занимает вершину поросшего лесом холма. На самый верх ведет извилистая тропинка. Вдоль нее расставлены: фигурки Будды, иконы, древнеримские боги, индуистские божества… Недалеко от вершины уже построена христианская церковь, колокола для которой привезли из Германии. Неподалеку строится синагога.

Полуостров Коромандл

Полуостров Коромандл – один из заповедных уголков Северного острова. Сейчас он является чем-то вроде парково-дачного пригорода Окленда. На современной машине по хорошему шоссе сюда можно добраться за один-два часа. Поэтому многие оклендцы совмещают работу в самом крупном новозеландском мегаполисе с жизнью на лоне природы.

То ли город назвали по имени полуострова, то ли наоборот. Но в любом случае это свидетельствует о недостатке фантазии первооткрывателей этих мест. Да и неудобно. Чтобы сразу было понятно, что речь идет не о полуострове, а о его столице, приходится к названию добавлять приставку «таун».

Коромандл-таун возник на месте, где впервые в Новой Зеландии было найдено золото. На мосту через золотоносный ручей установлена мемориальная табличка, посвященная этому историческому событию. В период золотой лихорадки город, видимо, был значительно больше, чем нынешний приморский поселок. Тогда здесь было так много золотоискателей, что пришлось создать специальную горнопроходческую школу. В ее деревянном здании сейчас размещается краеведческий музей (работает только летом, в разгар туристического сезона).

На выезде из Коромандл-тауна возле меня остановился Томас, директор школы из Колвила – маленького поселка на побережье.

– И много у вас учителей? – Директор выглядел очень уж молодо.

– Я же и учитель.

– А учеников сколько?

– Пятеро.

– Понятно…

У директора почему-то не возникло желания пригласить меня к себе домой или, например, предложить переночевать в школе, а я и не напрашивался.

– Где же тебя высадить? – спросил он, когда мы приехали в Колвил.

– Я предпочитаю спать на берегу моря, у самой кромки воды. – И это истинная правда!!!

– Тогда могу порекомендовать отличное место.

Томас провез меня еще километров на 20 дальше по дороге. Чем уж так это «хорошее» место отличается от всего остального побережья, я так и не понял. Пляжа как такового нет, на берегу крупная галька, море мелкое, дорога близко… Но все эти бытовые неудобства скрашивались ярко-бордовыми лучами солнца и плеском резвящейся неподалеку стайки дельфинов.

Вдоль берега моря на север идет асфальтированная дорога. Летом по ней снуют отдыхающие на джипах с караванами, а сейчас, в начале весны, надежда только на случайные оказии. Мне, можно сказать, повезло. В кузове пикапа с овцами я добрался до порта Джексона. Шесть километров до залива Флетчер я прошел, так и не встретив ни одной машины. Дальше дороги не было совсем.

На подробной карте, которую можно бесплатно взять в любом туристическом офисе, пунктирной линией обозначена пешеходная тропа. Очередной раз я убедился в преимуществах автостопа. У меня не было машины, о которой пришлось бы заботиться. Можно пройти с западного побережья по крайней северной оконечности полуострова и выйти к началу автомобильной дороги уже на восточном побережье.

Проходя по пастбищам, я чуть не утонул в жидкой глине, истоптанной коровьими копытами. Но в лесу тропа стала достаточно широкой и хорошо утоптанной. Видимо, лет сто назад здесь была дорога, которую потом забросили за ненадобностью. Пройдя километров двадцать по заросшим лесом склонам, я вышел к заливу Стони. Там начинается автомобильная дорога, правда не асфальтированная, а лишь выровненная грейдером. Здесь можно было надеяться на попутку. Я и надеялся. Но зря! Так и пришлось идти пять километров до Порт-Чарльза пешком.

Фермер, выехавший из Порт-Чарльза, провез меня километров десять и высадил на развилке за мостом через мелкую речушку. Пока я бродил по берегу, раздумывая, стоит ли оставаться здесь на ночь, на дороге показалась машина. Она неслась так быстро, что я не успел выскочить ей наперерез. Жаль! Видимо, так и придется здесь заночевать. Сумерки уже сгущались. Скоро окончательно стемнеет. А голосовать ночью на лесной дороге – занятие глупое и бессмысленное. Удивительно, что в такой глуши вообще хоть кто-то ездит. Ну, кто может выезжать из Порт-Чарльза? Там и домов-то – раз-два и обчелся. На одной машине меня уже подвезли, вторую я пропустил… Может, на этом местный автопарк и исчерпан?

Однако всего минут через десять со стороны Порт-Чарльза появилась еще одна машина. И, что еще удивительнее, водитель предложил подвезти меня прямо до Окленда.

– Это всего полтора часа в одну сторону. Я чуть ли не каждый день туда езжу. Мне нравится жить здесь. Но на пенсию мне еще рано, вот и приходится мотаться на работу в город.

Когда я вышел из машины на окраине Коромандл-тауна, было уже очень темно. Спать пришлось практически в таких же условиях, которые забраковал всего лишь парой часов ранее – на берегу реки среди густых зарослей влажного вечнозеленого леса. Вот так всегда: когда я собираюсь ложиться спать еще засветло, вокруг то слишком грязно, то слишком шумно, то слишком светло или, наоборот, темно, то душно, то ветрено… А с наступлением темноты, когда уже нет ни времени, ни желания на долгие поиски, все кажется не так уж и плохо.

Кафедральная бухта

11 сентября 2001 г. Этот день, навсегда связанный с трагедией нью-йоркских башен-близнецов, у меня выдался очень будничным и скучным. Было пасмурно, дождь то начинал капать, то на некоторое время прекращался. Я старался воспользоваться перерывами, для того чтобы поймать попутку и доехать до очередного поселка. Вначале меня подвезли до Куаотуну, затем до Витианги. Когда дождь нагнал меня и там, я отправился в библиотеку: обсушиться, посидеть в тепле, зарядить аккумуляторы видеокамеры.

Дождь прекратился, но мог с минуты на минуту начаться опять. Поэтому я не стал выходить из города, а пошел снимать местные достопримечательности. В случае необходимости всегда успею нырнуть под ближайшую крышу. Когда я ходил вокруг церкви, прикидывая, с какой точки ее лучше снимать, возле меня остановился джип с женщиной за рулем.

– Ты только что приехал в город? Или уже выезжаешь? Тогда садись!

Она довезла до очередной развилки. Оказавшись посреди поля, я стал оглядываться в поисках хоть какой-нибудь крыши. И не зря. Дождь не заставил себя ждать. А ничего лучше сосновой кроны там не было.

Уже наполовину промокшего, меня подобрала семейная пара из поселка Хахей. Там, к счастью, мне уже не пришлось искать крышу. Погода стала значительно лучше, и я отправился в сторону знаменитой Кафедральной бухты.

Засветло дойти не успел, а карабкаться по мокрым камням в темноте не рискнул. Поэтому с наступление сумерек свернул в сторону берега моря, и вскоре тропинка вывела меня к заливу Стринвил. Трудно бороться с искушением лечь спать на берегу, у кромки волн. Но погода внушала опасения: а вдруг ночью польет дождь? Пришлось пойти на компромисс – спать на берегу, но под кроной дерева. Какая-никакая, а все же защита.

Дождь шел почти всю ночь. Крона дерева от него никак не защищала. Однако плащ-палатка выдержала испытание. Но у нее обнаружилась интересная особенность: когда в ней спишь под мелким и непродолжительным дождем, то внутри сухо. Но если сырую плащ-палатку сложить в мешок, то на следующий вечер ее достанешь уже мокрую насквозь. Поэтому приходится днем выкраивать пару часов на просушку.

Виды Кафедральной бухты с причудливыми скальными островками и сквозным гротом можно увидеть на многих открытках. Оценить всю прелесть этой картины мешала только пасмурная погода. Солнце иногда все же появлялось, но затем набегала очередная туча, и опять начинал моросить дождь.

Из Хахея я поехал дальше на юг вдоль восточного побережья Коромандла. Следующая остановка была на Пляже с горячей водой (Hot water beach). Он включен в десятку лучших пляжей мира из-за своей уникальной особенности: при отливе здесь можно выкопать в прибрежном песке ямку и варить там яйца – настолько горячая вода просачивается из подземных источников.

Когда я вышел с пляжа, мне застопился микроавтобус. После короткого знакомства водитель стал взахлеб рассказывать новость, потрясшую в тот день весь мир.

– В Нью-Йорке террористы взорвали два небоскреба. Погибло около 50 тысяч человек.

Так я впервые узнал о трагедии 11 сентября и, честно признаюсь, вначале не поверил. Очень уж это напоминало сцену из очередного голливудского боевика.

Золотые прииски Ваихи

Утром меня вез бывший хитч-хайкер Дейв Скорринг.

– Жаль, что я тебя вчера не встретил, – сокрушался он. – Я бы тебя обязательно пригласил на ночь к себе. У меня есть небольшое кафе в Фангамате. Если когда-нибудь приедешь в наш город, то легко меня найдешь. Но на всякий случай я запишу тебе адрес.

Потом ему пришла в голову замечательная идея: завезти меня на ночь к мужу своей сестры. Это был очередной случай такого странного, на мой взгляд, поведения. Практически в каждой стране незнакомые люди приглашали меня переночевать. Но к себе же! А не привозили к своим родственникам со словами: «Хитч-хайкера заказывали? Получайте!»

Его свояка мы застали врасплох. Однако он, казалось, совсем не обрадовался «нежданному гостю». Или просто был занят: кормил с ложечки свою мать.

– Она живет в старческом доме. Ко мне в гости приехала только на пару дней. Завтра утром мне нужно отвозить ее назад.

Мне и самому не хотелось оставаться там «третьим лишним».

– Лучше поедем в Ваихи.

Дейв посоветовал мне заглянуть в ущелье Карангахаке. Сам же он и довез меня до начала проходящей вдоль реки туристической тропы.

В конце XIX в. в ущелье нашли золото. Жизнь здесь сразу же закипела. Сюда потянулись десятки тысяч людей со всей страны. Они построили шахты, тоннели, печи, железную дорогу… Когда золотая лихорадка закончилась, от нее остались заброшенные рельсы, ржавеющие под открытым небом механизмы и детали неизвестного предназначения. Это и составляет сейчас «историческую экспозицию». Плюс к ним – само ущелье с водопадом удивительно правильной пирамидальной формы. И в результате получается необычный музей под открытым небом. Да еще и с погодой очень повезло. День выдался прохладный, но очень солнечный.

Когда у меня опять возникла необходимость зарядить аккумуляторы видеокамеры, я зашел в англиканскую церковь Святого Иоанна Евангелиста. Днем в Новой Зеландии все церкви, как правило, открыты. Но почему-то только в англиканских церквях (в отличие от, например, католических) в розетках есть электричество.

Обычно в те два-три часа, которые мне требовались для зарядки аккумуляторов, я находился в полном одиночестве. Но на этот раз ко мне пришли гости – церковный староста с женой. Они принесли с собой пылесос и рьяно принялись за уборку. Слово за слово – мы разговорились, потом Чарли и Сьюзан пригласили меня к себе переночевать.

По следам капитана Кука

С Тауранги начиналось мое путешествие по Новой Зеландии. Правда, тогда я проскочил город в темноте и ничего не видел. Но и в этот раз, хотя времени было достаточно, найти там хоть что-нибудь достойное упоминания не удалось. Обычный приморский городок, который легко спутаешь с любым другим.

На окраине Тауранги я попал в «Жигули».

– Отличная машина! – прокомментировал водитель. – Я не боюсь ее оставлять в любом месте, даже на ключ не закрываю. На нее ни один угонщик не позарится!

Алан по профессии учитель новейшей истории. И российскую машину он купил, не только позарившись на ее дешевизну, но и из-за своего интереса к нашей стране.

– Вы в России, наверное, никогда не слышали ни про одного новозеландского политика. А мы всех ваших лидеров отлично помним. Советский Союз был сверхдержавой, и за поведением ваших генсеков весь мир следил с интересом и плохо скрываемым страхом. Брежнев казался нам человеком мрачным, скрытным и совершенно непредсказуемым. От него мы постоянно ждали какого-нибудь подвоха. А вот Михаил Горбачев произвел настоящий фурор. Он вел себя как какой-нибудь западный политик-популист. Именно благодаря ему мы смогли избавиться от постоянного страха перед «русской угрозой».

В Гибсоне я спал под раскидистым деревом на берегу моря, недалеко от того места, где в 1769 г. капитан Кук впервые высадился в Новой Зеландии. Она, видимо, произвела на него не лучшее впечатление. Недаром ведь он назвал это место Заливом бедности. Памятник отважному мореходу, «основателю нации», благодарные потомки поставили у подножия холма Каити. Рядом, возле устья реки, стоит бронзовый «Молодой Ник» – юнга, который первым увидел новозеландскую землю. Тогда в честь него капитан назвал белые утесы, возвышающиеся на противоположном берегу залива, Голова юнги Ника. Кстати, капитана Кука маори выгнали со своей земли, а ко мне они относились радушно.

Вулканы возле Таупо

Полумаори-полушотландец Кейт Биссет предложил подвезти до Таупо, а по пути мы свернули к водопаду Хука, посмотреть, как вода, прежде чем сорваться с грохотом вниз, несется мощным потоком по длинному, как бы прорубленному в гранитных скалах каналу.

– Ты, наверное, обратил внимание, что большинство водителей, подвозящих автостопщиков, христиане? Вот и я – христианин! К какой я принадлежу церкви? Скажем так, моя вера центрирована на Иисусе Христе. Я верю, что он Сын Божий, пострадал за нас и дал нам надежду на жизнь вечную. Но чтобы эта надежда оправдалась, мы должны не сидеть сложа руки, а активно работать для своего спасения.

В Таупо я попал уже во второй раз. Но, как оказалось, далеко не в последний. Этот город служит главной транспортной развязкой всего Северного острова. И туристы приезжают сюда не только по пути из Окленда в Веллингтон и обратно.

От Таупо мужик с двумя дочерьми-подростками подбросил меня до Туранги, откуда тюремный надзиратель довез до деревни Вакапапра, в Национальном парке Тонгариро. Спать я устроился с видом на вулкан Нгаурухое. А проснулся уже без вида. В густом предутреннем тумане ни один из окружающих вулканов рассмотреть было невозможно. Только когда я поднялся наверх до озера Верхнее Тара, снежные вершины Нгаурухое и Руапеху засверкали во всей своей ослепительной белизне.

На хождение по горам среди вулканов, горных ручьев и водопадов я потратил целый день, а вечером доехал до Охакуне. Оттуда, с края национального парка, открывался не менее впечатляющий вид на весь вулканический район.

И снова в надежде на авиастоп

Утром торговец «Крайслерами» из Окленда подбросил меня до Баллса. Там я попал в машину к Полю Риду. Целый год он путешествовал по Австралии.

– Помню, однажды возле Калгули, перед началом пустыни Налларбор, я застрял на целых три дня. Там собралось сразу несколько пар автостопщиков, а дороги там сам знаешь какие!

– Так ты вокруг всей страны за год проехал?

– Нет. Только до Перта и обратно. Большую часть времени я провел в Сиднее. Работал там таксистом. Принцип работы был простой. Своей машины у меня не было, поэтому каждый день я должен был платить за аренду по 25 долларов. Некоторые и этого за смену заработать не могли. А у меня в день выручка была до 300 долларов!

– Как же тебе это удавалось?

– Нужно уметь разбираться в психологии пассажиров. Например, я часто использовал такой трюк. Садится ко мне солидный пассажир и просит отвезти к себе домой. Я не везу его самым коротким маршрутом, а прикидываюсь новичком, еще плохо ориентирующимся в городе, и прошу подсказывать, как проехать. Клиент доволен, чувствует себя боссом. А ведь не понимает, что тот маршрут, который он мне показывает, зачастую отнюдь не самый короткий. Я мог бы довезти его быстрее. Но тогда бы никакой благодарности не дождался. Скорее, наоборот, он подумал бы, что я специально счетчик накручиваю.

– А еще какие приемы?

– Я никогда не торчал на стоянках такси в ожидании пассажиров, как это делают большинство таксистов, а всю смену колесил по городу. И вскоре я уже знал, когда служащие возвращаются с работы, когда они идут в паб, когда – на стадион. И самый главный трюк! Я никогда не брезговал короткими поездками – до ближайшей автобусной остановки или железнодорожной станции. Это всего-то по 2 доллара, но за смену таких поездок можно сделать десятки. И в результате две-три сотни всегда наберешь!

Вернувшись в Веллингтон, я стал искать возможности переправиться через пролив на Южный остров. Вначале в аэроклубе попытался поймать… попутный самолет. Напрашиваться в попутчики всего лишь через неделю после 11 сентября было непросто. Но один из летчиков все-таки согласился меня подвезти. Жаль, летел он в противоположном направлении. Затем я зашел в находящийся неподалеку яхт-клуб. Но там тоже не нашлось желающих отправиться на Южный остров. В проливе Кука бушевал штормовой ветер, и владельцы яхт, катеров и моторных лодок ждали, пока погода там улучшится.

В Веллингтоне погода была тоже не подарок: сильный ветер, пасмурно, периодически моросил противный дождь, а с наступлением темноты еще и похолодало. Я достал свою куртку, и сразу стало теплее, но спать под открытым небом очень не хотелось. Найти бы хоть какую-нибудь крышу над головой. Именно за этим я и зашел в ближайшую католическую церковь.

В церкви никого не было, но в соседнем доме горел свет. На мой звонок вышел священник – отец Петр. Мне показалось, что мой поздний визит его совсем не обрадовал.

– Негде ночевать? Из России? А как ты сюда попал? Прямо с самолета? Нет? Подожди, я позвоню – сейчас за тобой приедут.

Вскоре на легковушке за мной приехал пожилой мужчина, и мы поехали. Куда именно, я понял только, когда мы оказались у дверей ночлежки. Ну, вот свершилось! В Австралии католики несколько раз пытались отправить меня в ночлежку для бездомных. Но там им это не удавалось. Каждый раз оказывалось, что есть места только для мужчин или, наоборот, только для женщин.

– Ценные вещи и паспорт лучше сдать мне на хранение, – посоветовал неимоверно толстый мужик, работавший там охранником. – Или, если ты мне не доверяешь, прячь их под подушкой. Народ тут бывает разный. Ненароком могут и украсть. В 9 часов вечера я выключу свет – до 6 часов утра. Подъем по команде, на сборы будет десять минут.

Сумку с видеокамерой и паспортом я сдал охраннику, а рюкзак – в камеру хранения, где уже были свалены какие-то грязные баулы. Мне выдали комплект постельного белья и пару пакетиков чая. Внутри ночлежка удивительно напоминала общественную баню: несколько отделанных плиткой залов, большая душевая и кухонька с кипятильником, набором чайных кружек и банкой с сахаром (никаких признаков еды или ее приготовления). Постояльцев было только человек двадцать, и половина коек пустовала. Стариков не было совсем. Или местные бродяги до старости не доживают? Или их отправляют в специальные заведения? Контингент собрался колоритный: в татуировках, с огромными шевелюрами или, наоборот, наголо бритые. Но, что меня сразу поразило, каждый держался обособленно и не рвался знакомиться с соседями.

Бродяги ложились спать на чистое белье прямо в одежде. То ли они так привыкли, то ли боялись, что ночью их тряпки украдут? Некоторые забирались в кровати прямо в ботинках. По примеру окружающих я тоже не стал раздеваться, хотя обувь все же снял. Интересно, не придется ли уходить утром в носках? Однако ночь прошла тихо и спокойно. Ровно в шесть часов утра прозвенел «школьный» звонок, и сразу же во всех комнатах включился свет. Бродяг стали выпроваживать на улицу, где только-только начинал брезжить рассвет.

От ночлежки я пешком дошел до паромной переправы. Выяснилось, что самый дешевый билет на паром до Южного острова стоит всего 10 долларов (стандартный – в три раза дороже). Не так чтобы совсем уж дешево, но и не настолько дорого, чтобы три дня дежурить в яхт-клубе в ожидании попутной яхты или пытаться просочиться на паром бесплатно. Однако дешевизна этого билета объясняется тем, что купить его можно только на паром, отправляющийся на следующий день, да и то не на каждый. В тот раз был только один вариант – на 1.30 ночи.

Паром через пролив Кука

Недалеко от офиса паромной переправы на набережной построили широко разрекламированный огромный, страшно дорогой (300 миллионов долларов), но не особо интересный, как и вся история Новой Зеландии, музей Те Папа. Здание из стекла и бетона кажется скорее пустым, чем полным. Видимо, экспозицию еще только начали собирать. Стартовали, естественно, с самого простого – с истории маори, их культуры и архитектуры.

В музее есть бесплатная камера хранения. Сдав в нее рюкзак, я целый день ходил по городу налегке. За вещами зашел только поздно вечером по пути на пристань. И здесь дискриминация «бедных». Дорогие катамараны отправляются прямо от центра Веллингтона, а до пристани более дешевых паромов нужно идти километра три.

Паром пересек пролив Кука всего за три часа и в 4.30 утра пришвартовался к пристани Пиктона на Южном острове. Снаружи было темно и холодно, а в зале ожидания морского вокзала – тепло. Там на одном из пустых уютных кресел я и покемарил еще пару часов до рассвета.

На Северном острове мне часто говорили о том, что южане – более душевные люди и у меня на Южном острове с автостопом проблем не будет. Вот и настала пора это проверить. Пройдя по спящему городку, я вышел на окраину. Машин мимо проходило мало, но и те не думали притормаживать. Вот тебе и южане! Я простоял уже больше часа. И безуспешно!

Из соседнего дома на меня посматривал седой маленький старичок. Он выглянул в окно раз, другой, третий. Наконец подошел ко мне.

– Парень, ты здесь уже долго стоишь. Может, зайдешь на кружку чая? Заодно и позавтракаем вместе.

Видно, все же не зря мне говорили об особенном гостеприимстве южан. Если здесь так запросто прямо с дороги зазывают к себе домой, то и с автостопом проблем быть не должно. И действительно, едва я вернулся на трассу, как сразу же уехал до Бленхейма.

Крайстчерч – самый «английский» город

Выездная табличка на окраине Бленхейма с обратной стороны исписана местными хитч-хайкерами. Я тоже оставил свой автограф – первую запись на русском языке. Знай наших!

На хорошей позиции автостопщику скучать некогда. Да и задерживаются там не надолго. Наличие огромного количества автографов могло означать, что отсюда не так-то легко уехать. Однако в тот раз мне повезло. Практически сразу же застопился дальнобойщик, причем сразу до Крайстчерча.