Тюрки и мир. Сокровенная история Аджи Мурад

«Русская карта»

Пожар, зажженный инквизицией, успокоился лишь к XVI веку, доминиканцы выполнили свою миссию: уничтожили следы присутствия тюрков в христианском мире.

На смену им пришел другой орден Церкви – иезуиты, которые, словно маляры-штукатуры, зачищали пробоины и пятна крови на стенах Европы. Это они подчинили себе все университеты, создали новые языки и архитектуру, переписали книги и картины, освободили архивы от «ужасного варварского следа»… Словом, по-своему переустроив европейскую культуру, сделали ее фасад таким, каким он известен ныне – без Бога Небесного и без тюрков. О Тенгри мало уже кто помнит.

Появлению ордена иезуитов в середине XVI века Запад обязан Игнатию Лойоле, этому гению интеллектуальной войны. По сути, Лойола сделал то же, что Чингисхан, он придумал принципиально новые тактику и оружие, которые позволили немногочисленному монашескому ордену подчинить себе Запад, Церковь, а потом и остальной мир. Иезуиты – это, без преувеличения, вершина тюркской духовной культуры, полоненная и трансформированная католичеством. Звучит спорно, возможно, даже оскорбительно, но…

Нужна отдельная книга, чтобы обстоятельно раскрыть это не очевидное, кроющееся в родословной и имени Лойолы, в устройстве и принципах его знаменитейшего братства. Он, как известно, был уроженцем «варварского» поместья в Испании, самой католической из всех католических стран. Знал родной язык, был прекрасным всадником, отлично фехтовал, играл на комузе. В переводе с тюркского его фамилия означает «вести, сопровождать дракона», род относился к числу тех, кто сопровождал выборы царя. То есть бояре… Мать Лойолы, донна Марианна Саес де Ликона-и-Бальда была из очень древнего и знатного рода Балтов, о котором здесь уже говорилось… В основу ордена он положил алтайский монастырский устав, однако преобразованный и доведенный до такого немыслимого совершенства, что получился «механизм» для уничтожения тюркской культуры.

Тюрки Европы, придумывая самые что ни на есть изощренные способы, всегда пытались избавиться от своей собственной тени, но это им ни разу не удалось, поэтому и нужна новая книга об иезуитах, на обложке которой была бы змея, пожирающая свой хвост.

Что делать, если их вера стала другой, а заветы остались прежние?

Иезуиты провели интеллектуальную инквизицию, назвав ее туманно Возрождение. Но возрождение чего? Не уточнили… Тогда же планетарных масштабов достигла и «эпоха» Великих географических открытий, задевшая судьбу целых континентов. Это громкое название скрывало в себе идеи манихейства, которые довлели в политике Церкви. Мечту о неограниченной, вселенской власти несли они. Появление венецианских, генуэзских, испанских, португальских колоний продвинуло границы христианской империи еще дальше, уже за берега Европы.

В обретении колоний состояла цель открытия новых земель и новых времен.

То были две грани политики Запада – самозащита и желание мирового господства. Возрождение и географические открытия обнажали тайны Рима, которые уже ни для кого не составляли тайны. Впрочем, их и не скрывали, на что указывает вся история позднего Средневековья.

Колонии росли, потому что Восток позволил себя колонизировать. Потомки Чингисхана развалили, прокутили все, что собрал их великий предок. Дальний Восток, Средний и Ближний Восток – все потеряли. Силы, способной дать христианам отпор, уже не было. Стоял трухлявый пень, напоминая о древе, под сенью которого недавно лежало полмира. Не духа, не желания, лишь труха. Особенно это почувствовалось после 1396 года, когда по Золотой Орде смерчем прошел хромой Тимур и, как невесту, обесславил ее… Тюркская держава, изменившая вере предков, умирала. Иного будущего у нее и быть не могло. Только мучительная смерть, на которую она сама обрекла себя.

Показательна история Хубилая, внука и любимца Чингисхана. Ему в наследство достался Китай, но дело обернулось печально, как и у остальных Чингисидов. Уже в 1271 году, после долгой дворцовой интриги, Хубилая заставили вернуть китайскую письменность в канцелярии, китайский этикет при дворе, самому принять буддизм и взять китайское имя Шицу, а династию назвать Юань. Как правителя его уже не признавали.

В ответ внук Чингисхана попросил засеять газон со степной полынью перед окном своего дворца. И вечерами, глядя на крошечный луг, он говорил детям: «Помните о ваших предках, берегите этот луг, это – трава скромности».

Но полынь детям ни о чем не говорила, их воспитывали китайцами.

Чингисхан своим новым порядком престолонаследия отпугнул ангела-хранителя тюркского мира. Исход духа из степной страны был неизбежен… Род нецарских кровей, стоящий у власти, не мог дать царя, об этом знали и прежде, собственно, с этим правилом тюрки жили всегда. Тем отличалось их общество в Персии, Индии, Закавказье, Северной Африке, Европе. Всюду. Никому не дозволено менять то, что дал Бог, даже Чингисхану, сколь ни велик он был. Однако ж…

Рядом с утихающей Ордой нарождалась новая жизнь, где все слагалось иначе, по-старому, там крепла Московская Русь – затерянная жемчужина прежнего Востока. Она, приютившая ордынских аристократов, помнила былое и тем все больше занимала Рим. Еще не страна (правителя ей утверждал великий хан), у нее не было своей истории, но была головокружительная перспектива, ее и уловил цепкий взгляд Запада.

Церковь заметила, на арену политической жизни Восточной Европы выходит новое общество – тюрки, порвавшие с тюркским миром. Изгнанные из Орды, служившие варяжской династии Рюриковичей, они шли к вершинам власти на востоке.

Эти люди носили новые имена, но родной язык не забывали, ревностно сохраняли национальную одежду, обычаи, что, собственно, отличало их и Московскую Русь вплоть до XVIII века, то есть до разгула Романовых… Здесь повторялось известное, создавали новое царство по старому, алтайскому образцу. Оно крепло, Москов становился главным городом Руси, столицей еще не созданной страны. Особенно это почувствовалось с 1325 года, с правления Ивана Калиты, внука Александра Невского, тогда московиты вызвались быть сборщиками оброка для Золотой Орды, ее баскаками.

Казалось бы, служить другим Алтай считал позором, однако московиты почему-то пренебрегли тем адатом. Они поняли, у каждого Времени свои правила чести, баскак – это прибыльно и нужно… Почему так? Как могли изменить своим принципам те, которые ими всегда дорожили? Здесь много вопросов.

Но так, с вопросов, начиналась Московская Русь.

Немалая доля оброка «со всея Руси» с тех пор оседала в Москове, что-то уворовывали, что-то брали сверх меры, не без этого, но добро шло на благо Рюриковичей, оно крепило будущую царскую династию. Очевидно, «новые русские» знали об алтайских корнях московского князя и смотрели на своего правителя как на единственную законную власть. Ей присягали на верность и служили. Ее укрепляли они!.. Вот почему из Орды семьями шли на Русь и после Батыя.

О родословной Рюриковичей известно мало, ее будто специально утаивают, но, как сообщают летописи, например Бертинские анналы, в IX веке их называли каганами русских, скандинавские саги Х века – конунгами. По-русски это вроде бы то же самое – великий князь, правитель области, княжества. А по-тюркски – нет, в тех титулах были очень важные оттенки, которые многое открывают… Как уже отмечалось, у тюрков правителем такого уровня могло быть лицо царских кровей, такова воля Бога. Правитель с неограниченной властью и обязательной ответственностью. За неудачи он платил собственной жизнью… Чингисхан лишил власть ответственности перед обществом и тем убил его.

Становится понятнее, почему в Орде исчез титул «каган» и почему о нем вспомнили на Руси. Выражение «кёк-хан» (кок ган ~ коган ~ каган) значило «небесный хан», то есть «посланный Небом во власть». Однако правильнее его объяснение и перевод будут, если учесть, что слово «хан» на древнетюркском языке означало еще и «кровь». Правитель голубых (небесных) кровей. Таков дословный перевод титула… Вот откуда выражение «голубая кровь», которая упомянута даже в стихах скандинавских скальдов и французских трубадуров.

Точно та же лингвистическая калька видна и в другом известном выражении «белая кость». «Аксюек» по-тюркски называли родственников кагана, его приближенных и высшую знать. «Аксюек» означает «белая кость», но еще одно его значение «благородный»… Здесь игра слов. Не пояснив ее, историю зарождения Московской Руси понять трудно, она теряет логику, а ее события – смысл.

Оброк позволял подчинить другие русские земли: кого уступками, кого страхом или хитростью. Добычей московитов стало и само Владимирское княжество, на территории которого размещался Москов, с 1328 года потеряло оно себя. Это привело к переезду русского митрополита в новую столицу, к Ивану Калите. Тем самым московский князь становился великим князем, что соответствовало тюркской традиции двоевластия.

Москва брала много, жила богато под защитой ханского войска, город баскаков других промыслов не знал. И не хотел. Иван Калита тихо, без войн, расширял влияние, утверждал себя уверенно, его признали великим князем, то есть главой рода Рюриковичей.

Хорошо ли, плохо ли, но от него зависело благополучие Владимира и Суздаля, Новгорода и Пскова, Ярославля и Твери – всех русских данников Орды. Князь неторопливо подминал братьев-соседей, его дело продолжил сын, Иван Красный, другой «собиратель русских земель». Их доход рос, был стабилен, отсюда и влияние, и уважение. Серьезную конкуренцию Москве составляли лишь Тверь да Казань, где обосновались такие же отверженные ордынцы. Между собой они и враждовали.

Враждовали отчаянно. Можно утверждать, распря русских княжеств в эпоху Золотой Орды велась за право на жирную кость, падавшую со стола великого хана. Тверской или московской ей быть. Иных причин для вражды не было. Только власть, приближавшая к ханскому столу. Точнее, к заветной кости.

Власть давали меха – собольи шкурки, они занимали и московитов, и тверян, они стравливали русских конунгов (князей). Других сокровищ, кроме меха, на Руси не знали, их и брали… Озираясь, мягкое золото потом «переливали» в желтое золото, во власть. То стоило риска и беспокойства, ведь ни Москва, ни Тверь до середины XIV века не имели собственных денег и рынков, не было у них своей торговли, потому что ничего не производили, через Орду ездили тогда русские купцы за товарами в Иран, Индию. Путь долгий и опасный не только для контрабандного меха.

Их внимание стал притягивать Запад, напоминая о себе полулегальной торговлей и случайными сделками. Не Восток. Европа желала скупать русские меха, давала золото, а с ним – надежду. Та торговля позволяла втайне от Орды продавать излишки оброка со «всея Руси». То был нехитрый житейский расчет, на который Запад, собственно, и рассчитывал, он начал подталкивать Москву, напоминая ей о былых традициях Новгорода.

Они, эти традиции, открывали московитам лазейки на рынки Европы, отдаляли от гнетущей Орды, но все надо было узаконить, сделать легальным. А это что требовало подчинить Великий Новгород, дабы Ганзейские торговые конторы, которые контролировали рынки Северной Европы, могли без опаски высылать суда за московской контрабандой.

Затевалось темное дело, экономической войной его назвать нельзя, могущество Новгорода было несравнимо. Интервенцией тоже. Шанс Москвы на победу в той стратегической операции был ничтожен, она могла победить, но не силой, а политикой. Неожиданным маневром, например. И она победила, блестяще разыграв «русскую карту».

Что это? В двух словах – вид идеологического оружия для манипулирования людьми, чтобы влиять на их сознание, поведение, роднить с чужой этнической средой. Еще можно сказать, это цепочка шагов во внутренней политике «всея Руси», направленная на создание Русского государства и новой русской культуры. Короче, идея, позволявшая Москве объединить Русь и стать во главе ее, отодвинув и Новгород, и Тверь, и всех других своих конкурентов далеко в сторону.

Изобретение не новое, работавшее еще в эпоху Римской империи. Его обновили византийцы в Болгарии и Сербии, взяли на вооружение католики в Западной Европе. То были слова и указы, которые меняли людям национальность, кандалами приковывали к политике нарождающегося государства. Венедов, вепсов, часть финнов, марийцев, тюрков, варягов – всех разом назвали русскими.

Новым народом. Прежде имя относилось к варягам (норманнам). Теперь ко всем. Русский значило житель Руси, подданный Рюриковичей.

Согласно Бертинским анналам, скандинавским сагам и другим рукописным источникам того времени, термин «русский» (рус) относился к царскому роду. К Х веку его значение расширилось, потому что изменилось само понятие «рус». Прежде Русью называли и побережье к северу от Стокгольма, где была царская вотчина, но появились вотчины норманнов на другом берегу Балтики, и русскими стали называть уже всех подданных норманнов.

Эта трансформация обычна у тюрков. Так, подчиненных роду Кира со временем назвали киргизами, подвластных роду Барса – барсилами или парфянами, роду Кушан – кушанами и так далее.

Термин был без малейших этнических признаков, без намека на духовное или кровное родство, на общую культуру. Один голый смысл. Он относился к населению. Но… делал всех своими. Братьями. Согражданами. То была политическая удача Москвы, ни Киевская Русь, ни Новгородская республика до такого изящества мысли не дошли. Решение просто гениально.

Слово, всего лишь слово, объединяло разноязыких вассалов Орды, давало им шанс на создание государства…

Русский значило не ордынец! Для ордынцев, прибывших на Русь, того оказалось достаточно, их новое имя позволяло прижиться в чужой этнической среде, вписаться в новое общество и почувствовать себя как рыба в воде… Караси и щуки плавали теперь рядом. Безвинное на вид словотворчество открыло удивляющие горизонты. Разумеется, никто не видел в том руки Запада.

А это было первое прикосновение Рима к политике Москвы, христианство начинало атаку на арианство, на его последний оплот в Европе, который оставался только на Руси.

Конечно, со стороны все выглядело не как борьба двух религий. Совсем иначе. Сама собой «собиралась» Великая Русь; московский князь завоевывал соседние земли; сама собой зарождалась новая русская культура. Но так – самостоятельно! – ничего в жизни не рождается. Все имеет причины и следствия. Москва своей «русской картой» повторяла известное с эпохи ариев, здесь закипал «котел», где плавились и варились культуры разных народов, но на этот раз у «котла» стоял повар с папской тиарой на голове. Он готовил блюда и меню, он сервировал стол и угощал ариан едой, приготовленной по христианским рецептам…

Политику Европы теперь вел все-таки Рим.

Брак московского князя Ивана III и греческой принцессы Софьи Палеолог, который состоялся в 1472 году по инициативе папы римского, на многое в тех случайных событиях открывает глаза. Многое объясняет. Софья, воспитанница папы, правила в Кремле, она утверждала решения!

«Русская карта» привлекла Рюриковича тем, что позволила московским ордынцам проникнуть в Новгород на правах брата и развалить новгородское вече. Рим через свою воспитанницу умело водил руками московского князя… Конечно, не в один день вершились события. Даже не в один год. Ослабляя доверчивых новгородцев поборами и оговорами, увеличивая им оброк, Иван III действовал через семейные узы, через правила династии. Он провоцировал события, как только мог, пока в 1478 году не явился в Новгород собственной персоной. И город покорился «всей его воле».

То была чистая победа русской Москвы над русскими же. Иных новгородцев, кто из Рюриковичей, взяли в Москву, кто проще, отселили в глушь, чтобы ослабить варяжский клан на Руси и усилить московский.

В Новгород прислали ставленников московского князя из служивых людей. Тогда город, видимо, и стал полноценным Новгородом, а не Холмгардом.

Перемены наступали большие, на политический небосклон Руси выходили новая столица и новый правитель, правда, подчиненные Орде. Из Новгорода вывезли не только родственников князя, но и вечевой колокол, символ свободы Северной Руси, его повесили в Московском Кремле, на колокольне, чтобы «с прочими колоколы звонити»… Русское братство, собранное из «прочих», и колокольному звону придавало значение.

Чтобы каждый знал, где ему звонить. И как.

Ради сплочения народа были заложены новые монастыри арианского устава. Вернее, алтайского. Один из них – Калязинский монастырь, там игуменом служил сын боярина Кожи, с юных лет принявший монашество и имя Макар (Макарач), что по-тюркски значило «великий правитель», «великий арий», его имя потом переделали на «греческий» лад, на Макарий… Тогда же отношение к религии на Руси было серьезным, ведь арианство не только объединяло разноязыкие народы, но и давало право московскому князю в скором будущем стать царем.

И хотя имя «русский» все еще означало данник Москвы, оно не смущало. Наоборот, казалось естественным, потому что жизнь менялась в пользу нарождающейся Московии. А вот «Господин Великий Новгород» терялся в суете новой жизни. Вскоре северный порт Руси стал заштатным городом. Он, потом Псков… Здесь своя долгая, еще не написанная история, но их падение – итог продуманной политики Рима, который имел свои интересы в Скандинавии и на Европейском Севере. Эти города были ему конкурентами.

Умом, и только умом, побеждала Москва, другого оружия не было… Удивительно, захват Северной Руси протекал на глазах Орды и не вызывал подозрений! Почему?

Потому что там события восприняли совсем по-другому, чем в Новгороде, там видели старания московского князя. Иван III захватывал один за другим: Ярославль, Новгород, Тверь, Вятку, Пермь, другие города-княжества, а ордынцы его приветствовали как приверженца великого хана, верного слугу. Благодарили подарками. Это, пожалуй, красноречиво показывало не успехи московской политики, скорее, близорукость ордынской власти. Она уже не умела ничего замечать.

Строго говоря, серьезных проблем с Московской Русью у Орды не было до 1497 года, пока там не приняли Судебник, в котором прописали нормы суда и аппарата насилия, утвердили исполнительную власть, единую на «всей Руси». Иначе говоря, пока Русь не отошла от Ясы Чингисхана. Документ провозглашал Русское государство, субъект права, но и это не заметили в Орде. Там были заворожены Москвой, ее успехами.

Видимо, тот восторг – плод оценок папских советников, которые со времен Батыя осели в столице Золотой Орды и влияли на ее политику… Сомнительно? Нисколько. Хотя и кажется сомнительным. В Сарае был огромный «западный квартал». И не один. Пятую колонну утвердил в Орде сам Батый.

А московский Судебник стал юридическим памятником эпохи, хотя на своих страницах он излагал тюркское право, которым пользовались в Европе, на Ближнем Востоке, в Китае. Московиты, того не ведая, продолжили традиции Дешт-и-Кипчака на Руси. Иначе поступить они не могли. Опять-таки брали то, что знали… В этом скрыта тайна человеческой натуры, она проявилась и в «русских тюрках». Где бы они ни жили, всюду поступали так, как велели традиции предков. Разумеется, те традиции старались изменять с учетом условий новой жизни, но, как говорится, «запах мускуса оставался». Всегда.

Не сама родилась и московская юриспруденция, в ней были «ордал», судебный поединок, или «суд Божий», а главной считалась камча (кнут) – «мать порядка», на которой строилось «московское право». Иного тюрки не признали бы… Документ не расходился с Ясой Чингисхана, но отличия в нем, конечно, были. Например, Иван III себе взял титул «Государь всея Руси и великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тверской, и Пермский, и Югорский, и Булгарский», что тоже в тюркской традиции. Титул показывал численность «орды», то есть тех, кто стоял за ним. Еще шаг, и правитель становился царем арианской Руси, но для этого требовалось время. И воля Всевышнего.