Охотники на троллей дель Торо Гильермо

Часть 4

Битва Палой листвы

Джек ввалился через незапертую входную дверь, почувствовал запах едкого воздуха и бросился в мою комнату, где оттолкнул в сторону останки кровати. Моргунчик протянул щупальца, так что покрыл весь пол своим слизеподобным телом. Я взобрался на комод, чтобы убраться с дороги. Кончик каждого щупальца сморщился, словно унюхав мерзкое животное.

– Нос АРРРХ!!! больше подходит для этой задачи, – извинился Моргунчик. – Хотя с другой стороны, у меня их семьдесят семь.

Это дало мне надежду, пока щупальца не втянулись обратно как рулетка. Моргунчик дал задний ход к безопасности шкафа, брызнув шипящей слюной, которая стала разъедать несколько разбросанных предметов моего гардероба.

– Мерзавцы пустили самый кошмарный запах, чтобы сбить нас со следа! Клубника! Ваниль! Азалии! Боюсь, я грохнусь в обморок как барышня в корсете! Или меня стошнит. Или и то и другое разом.

– Мы атакуем, – сказал Джек. – Прямо сейчас. Но нужна другая дверь.

– Что угодно, кроме этой! – простонал Моргунчик. – Или мы будем рыгать весь вечер.

– Я знаю нужное место, – заявил Джек. – Но нужно спешить.

Никто не спорил. Джек нацепил оружие, металл звенел и лязгал, предвещая битву. Я отпихнул в сторону промокшую в слюне тролля одежду и выбрал штаны и футболку, в которых не жалко и умереть. Моргунчик протянул мне Кошку № 6 и Клинок Клэр, они показались тяжелее, чем когда-либо.

Мы промчались через гостиную, я схватился за дверную ручку. Она повернулась, но дверь не открылась. Все десять замков оказались запертыми. Я начал ритуал отпирания и только потом понял, что это означает. Я повернулся и увидел папу, прижимающего к груди потрепанный портфель, лицо в клочках щетины, на расстегнутой левой манжете пятна от фастфуда, на котором он прожил весь день.

Папина реакция на настоящего тролля была настолько незаметной, что я уже забеспокоился, не взорвались ли у него тихонечко мозги под черепом. Пытаясь уменьшиться в размере, Моргунчик спрятал максимальное число щупалец за спину. Джек тем временем теребил в руке маску, явно желая надеть ее и избежать этой встречи. Папа вдыхал и выдыхал, словно под дулом пистолета, и ухватился за полку над электрокамином, чтобы сохранить равновесие. Некоторые предметы из коллекции Джека Старджеса упали.

Заговорив, папа смотрел на школьные фотографии брата.

– Джек, – сказал он. – Почему ты вернулся?

– Мне пришлось, – прошептал Джек.

– Тогда не уходи, – голос папы сорвался. – Останься со мной. Я до сих пор храню коробки с твоей одеждой. Я могу купить нам обоим велосипеды, самые лучшие, тебе красный, а мне желтый. И твое радио я сохранил. Можем кататься и слушать музыку, Джек. Стрелять из лазерных пистолетов. Можем крутить педали так быстро, что просто не успеем вспомнить ничего плохого. Можем наконец-то вырасти вместе! Ну разве это не мечта?

– Я не могу вырасти, Джимбо. Ни с тобой. И ни с кем.

Папа стукнул по полке кулаком. Она дернулась, и рамка с фотографией из молочного пакета свалилась на пол, стекло разбилось о камин. Джек подпрыгнул, а Моргунчик охнул. Папа развернулся, по его лицу текли слезы.

– Я так здесь одинок, Джек! Останься со мной. Или возьми меня с собой.

– Джимбо…

– Куда бы ты ни пошел, я пойду с тобой, мне следовало так поступить много лет назад!

– Я не могу…

– Возьми меня! Я готов!

– Нет.

– Теперь я – старший брат, Джек! Ты должен меня слушаться!

– Ты слишком стар!

От крика Джека замки на двери звякнули, а стальные ставни загудели. Мы стояли, а жестокое эхо мучительно пыталось найти выход. Папино напряженное и ошеломленное выражение лица сменилось печальными складками. Он поднял руку, отмеченную первыми старческими пятнами, и дотронулся до челюсти, под которой в последние годы стали провисать щеки. Рука поднялась к тревожным морщинам на лбу, к теряющему волосы затылку.

– Значит, я опоздал, – сказал папа.

Рука Джека стиснула маску.

– Мне жаль, – пробормотал он.

Мы подтянули оружие и повернулись к двери.

– Ты заберешь Джимми? – спросил папа. – Оставляешь меня и забираешь моего сына?

– Папа, – сказал я. – Мне нужно идти.

– Я запрещаю, – ответил папа, взбодрившись при этой мысли. – Там опасно, разве ты не смотрел новости? Повсюду опасности!

– Я приведу его назад, – пообещал Джек.

– А если нет? Что тогда? Ты разрушишь последние остатки семьи. Когда в твоей власти всё вернуть!

Джек помедлил, положив шипастую перчатку на дверную ручку. На мгновение он уставился в пол, и я понимал, что он взвешивает, какая доля правды содержится в словах папы. Возможно, этой ночью мы отправлялись на самоубийственное задание, и даже если это значило нашествие троллей и уничтожение целого континента, город за городом, вероятно, все же было несправедливо лишать отца и сына последних драгоценных дней.

– Это не обсуждается, – огрызнулся я. – Я ухожу.

– Джим, – сказал Джек. – Ты должен подумать о том, что мы собираемся…

– Мне не нужно думать. Завтра соберут тот мост. Дети погибнут. Ребята, которых я знаю. А мы будем сидеть здесь и это обсуждать? Слушай, все так, как и сказал Таб, хотя тогда я ему не поверил. Вот для чего я здесь, папа. Это единственное, что у меня хорошо получается. Бывают времена, когда нужно поступать правильно, как бы ни было страшно. Вам обоим следовало бы это знать, как никому другому! Если сейчас я не буду сражаться, прямо сейчас, то когда же еще?

Джек уставился на меня. Предупреждающим, вопросительным взглядом.

Я не пошевелился.

На его губах медленно заиграла улыбка. Он кивнул.

– Мы будем сражаться.

– Сражаться? – засмеялся Моргунчик. – Слишком скромное слово для покорения и разрушения!

Папа рухнул на диван как манекен.

– Твой Шекспир, – пробубнил он. – Как же твой спектакль?

Натренированными пальцами я отпер оставшиеся замки. Потом увидел ключи от фургона компании «Сан-Бернардино электроникс» на крючке у двери. Мы опаздывали, и колеса наверняка помогут нам нагнать расписание. Я взял ключи, даже не задумавшись.

– Завтра я поеду на поле, чтобы в последний раз постричь траву, – продолжил папа. – Чтобы оно чудесно выглядело для твоего спектакля.

Я подтолкнул Моргунчика в ночь, потом Джека, который бросил прощальный виноватый взгляд на брата. Я положил руку на литые машинки, покрывающие его грудь, и направил его вниз по ступеням. Взялся за ручку и захлопнул за собой дверь, замешкавшись всего на миг, чтобы увидеть тупо глядящего в выключенный телевизор папу. Возможно, я видел его в последний раз. Мне хотелось, чтобы он обернулся и сказал, что верит в меня, что у меня получится.

– Я вернусь, папа. Я попытаюсь. Изо всех сил попытаюсь.

– Да, конечно.

Он не взглянул на меня.

– Увидимся завтра вечером на спектакле. Уверен, что ты сыграешь прекрасно.

Уходить было больно. Но эта боль знакома каждой семье, потерявшей ребенка, а главная задача охотников на троллей – положить конец этой боли тем или иным способом, прежде чем она превратится в то, что нельзя излечить.

Тем вечером Джек осуществил давнюю мечту: он вел машину. Он вырвал у меня ключи со словами, что знает о вождении не меньше меня, и прыгнул на водительское сиденье, пока я втаскивал Моргунчика в кузов, где папа обычно возил газонокосилку. Как только я пристегнулся на пассажирском сиденье, фургон дернулся вперед, пробив аккуратную дыру в гаражных воротах.

– Ошибка, – сказал он. – Я ошибся.

Он дал задний ход по лужайке и не останавливался, пока колеса не смяли цветочную клумбу на другой стороне улицы. К этому мгновению Джек глубоко дышал, его глаза сверкали с таким неистовством, какое я видел только во время битвы. Он переключил сцепление и надавил на газ. Как только вращающиеся колеса коснулись мостовой, мы рванули вперед в облаке паленой резины, а Джек заулюлюкал с нетипичной веселостью.

Он вел машину так же, как и велосипед в 1969 году: безрассудно, на всей скорости и постоянно импровизируя. К тому времени как мы остановились у дома Таба, мы задели всего три машины, снесли один садовый фонарь и уполовинили недавно посаженное деревце. Джек нажал на клаксон, а Моргунчик распахнул щупальцем заднюю дверь. Фургон запыхтел, каждая клеточка моего тела пришла в движение.

Мы заметили какое-то шевеление в задней части дома. Джек поддал газа в готовности сорваться с места. АРРРХ!!! осторожно проковыляла у стены дома, загородив по пути к фургону садовые фонари. Я снова решил, что она никак не влезет, но она влезла, превратив кузов в вонючий шезлонг из черного меха, на котором уселся Моргунчик. Похоже, для АРРРХ!!! находиться внутри автомобиля было так же в новинку, как и для Джека. Я поправил боковое зеркало и увидел во рту АРРРХ!!! что-то блестящее. Я повернулся.

Она гордо раздвинула мохнатые губы и осклабилась. Каждый гигантский смертоносный зуб обматывала та проволочная сетка, которую четыре дня назад я помог Табу втащить в комнату через окно, ее скрепляли металлические винты.

– Скобки, – объяснил Таб.

Он стоял на подъездной дорожке, облаченный почти как ниндзя: черные кеды, черные треники, черная толстовка, пояс из красной тесьмы от занавесок и слишком большая сумка на поясе со всеми его причиндалами – вероятно, не нунчаками и метательными звездами, хотя кто его знает. К сожалению, сумка была светло-зеленой, но все равно произвела на меня впечатление. Таб показал на собственные скобки.

– Ей понравились мои, – в его голосе не было отвращения, лишь удовлетворение. – Оказывается, внешность заботит ее гораздо больше, чем ты думаешь. Вот я ей и помог. Неплохо, да? Еще лет сто, и у нее будут самые красивые резцы. Но какие это годы для тролля, правда?

АРРРХ!!! высунула морду из боковой двери и положила ее Табу на плечо. Косматая масса волос Таба колыхалась в порывах ее дыхания. Он рассеянно похлопал тролля по носу, будто делал так уже тысячу раз, и я вдруг понял, что, может, это недалеко от истины. Я тут же ощутил угрызения совести и радость: друг, которому я доверил это устрашающее создание, проявил себя гораздо лучше, чем я мог предполагать.

Пять желтых когтей обвились вокруг внушительного живота Таба и перенесли его на заднее сиденье фургона. На нижней челюсти Таба виднелся синяк – в том месте, где он ударился о шкафчик после толчка Стива, но он все равно выглядел более уверенным в себе, чем когда-либо в жизни. Он улыбнулся мне, продемонстрировав знаменитые скобки.

– Ты прикрываешь меня, я прикрываю тебя, – сказал он. – Это справедливо. Он протянул руку, и я ее пожал.

– Мой ниндзя, – ответил я.

– Мой охотник на троллей, – отозвался Таб.

Вряд ли Джек был в восторге от того, что придется присматривать еще за одним подростком. Он стиснул зубы и нажал на газ. Нагруженная машина царапнула днищем подъездную дорожку. Моргунчик одним щупальцем захлопнул дверь, а другим нежно обнял Таба за шею. К моему горлу подступил комок. Возможно, мы все отправлялись на смерть, но сейчас здесь собралась семья, не важно, насколько необычная.

И мы прогрохотали дальше, сдирая куски газона и ударяясь о бамперы машин, которые, по мнению Джека, следовало бы припарковать поближе к обочине. Таб стряхнул обиды и вытащил из поясной сумки ламинированный сакральный предмет семейства Дершовицов.

– Список кошек! – воскликнул я. – Ты его нашел.

– Ага, точно, не так-то сложно оказалось найти, как только были съедены мои компьютерные игры. Но рад сообщить, что с убийствами покончено. Заметил, что из этих новых модных скобок не торчит ни единый кошачий волосок? Я превратил нашу подругу в любительницу чизбургеров.

– Огурцы, – сказала АРРРХ!!!. – Лук.

– Точно, ей нравятся с маринованными огурцами и луком.

– Бумага. Самое вкусное.

– Ага, она любит прямо вместе с бумагой. Кстати, ты не захочешь услышать, сколько стоят две сотни чизбургеров. Боже мой! Но главное, что она не со зла съела всех тех кошек и больше не будет.

– Кошки не для еды. Чтобы грызть.

Я перевел, и лицо Таба вытянулось.

– Нет-нет-нет. С этим покончено. Грызть их тоже нельзя, ясно?

АРРРХ!!! заскрежетала покрытыми металлом зубами, пытаясь переварить эти слова.

Таб вздохнул и хлопнул ламинированным листом.

– Думаю, небольшая поминальная речь будет к месту?

Он откашлялся.

– Во имя всех храбрых кошек, павших в борьбе за свободу, я перечислю эти имена, чтобы вечно помнить милое и неоспоримое любопытство, из-за которого они и были съедены.

– Давай по-быстрому, – сказал Джек. – Мы почти приехали.

– Вот имена усопших. Картошка-фри. Место преступления. Доу Джонс. – Таб пожал плечами. – Бабушка часто смотрит телевизор, – продолжил он. – Братья Уэйэнсы. Невеста-монстр. Министр сельского хозяйства. Такая Рэйвен[5]. Кошка, ранее известная как Принс…

– Паркуемся, – буркнул Джек, словно готовясь к столкновению. – Паркуемся… Паркуемся… держитесь…

Джек и впрямь припарковался, хотя я бы сказал, смел барьер на обочине, проколов оба колеса с водительской стороны. Фургон дернулся и кое-как остановился, двигатель кашлянул и затих. Мне стало стыдно перед папой, но лишь на секунду: Джек натянул маску, положил руки на окно и выпрыгнул.

Я услышал, как он приземлился в кучку палой листвы и побежал. Уже открывались и другие двери, так что и я последовал за ними. Вниз, к сухому руслу канала, вел спуск, но добираться туда пришлось через заросли сорняков. Это замедлило мой бег, как и мусор, что многие десятилетия бросали с улицы. Лишь когда я оказался внизу, вместе с остальными, то понял значение этого места.

Это был Голландский мост.

Хотя папа всю жизнь твердил об этом месте, я всегда его избегал. Это оказалось достаточно легко: уже многие поколения людей сторонились его из-за жуткой городской легенды о мальчике, съеденном под мостом в 60-х. А потом, в 80-х, шоссе перестало быть оживленным.

Теперь здесь находили приют бездомные. Я вступил в тень моста и осторожно осмотрел свисающие над головой на тонкой железной проволоке куски цемента. Огромнейшая груда пустых бутылок возвышалась у бетонной стены, покрытой граффити: похожими на АРРРХ!!! демоническими созданиями и бессмысленными, но грозными заявлениями вроде «Гарпократ жив»[6]. Мост находился в плачевном состоянии, но служил предвестником древних руин. Здесь случилось нечто важное, это чувствовалось.

Джек бродил вокруг с астролябией как человек, пытающийся поймать сигнал в телефоне. АРРРХ!!! обнюхала каждую влажную поверхность, пробуя языком плесень и птичий помет. Щупальца Моргунчика шарили повсюду, надавливая на те места, где могли бы скрываться от взгляда двери. Прошли минуты, потом полчаса. Мы с Табом слали друг другу панические телеграммы, пока Джек не пнул по бетонной опоре, так что вниз по каналу заскакали цементные крошки.

– Это то самое место! Я уверен!

– Гумм-Гуммы, – поддержал его Моргунчик. – Я ощущаю их каждой своей прекрасной порой.

– Я просто не могу выбрать дверь. Просто не могу.

– Машина, Джек. Помни про Машину, и воля к битве победит!

Спор прервал тихий стук. АРРРХ!!! сгорбилась над потрепанной картонной коробкой, которую бросила на землю. От бетона отвалился кусок грязи, и коробка перевернулась. Джек без колебаний вытащил Могучего Виктора из ножен и метнулся к коробке, чтобы пронзить ее мечом.

АРXXХ!!! мягко протянула лапу, чтобы его остановить.

– Выбора нет, – сказала она.

– Чепуха! – вскричал Моргунчик. – Я удвою усилия! Утрою! Учетверю!

АРРРХ!!! подобрала коробку с робостью, молящей о прощении.

– Я вырежу его из твоих рук, клянусь! – протрещало предупреждение Джека из динамика.

АРРРХ!!! улыбнулась другу облаченными в металл зубами, по ее подбородку потекла слюна. Потом она осторожно взялась за коробку и вытащила Глаз Злобы. Желтый шар дергался в ее руках, выпустив длинные присоски, похожие на полосы морских водорослей. Откуда-то из мутной субстанции донесся высокий детский крик.

Тварь хотела есть.

– Брось его! – приказал Джек.

Он обхватил АРРРХ!!! левой рукой, но сил ему и близко не могло хватить, и через секунду Джек уже болтался на бицепсе тролля. Моргунчик связал щупальца узлом вокруг обеих ее лап, но выглядел не особенно оптимистичным. Таб бросил на меня отчаянный взгляд, и мы оба схватились за жесткую черную шерсть.

Глаз Злобы запустил длинные и тонкие пальцы в морду АРРРХ!!! и для охотников на троллей все было кончено. Доспехи Джека лязгнули, когда он рухнул на землю. Моргучника отбросило в столб, посыпалась лавина цементных крошек. Мы с Табом покатились по земле, в ужасе вцепившись друг в друга. Я затормозил и увидел пульсирующий Глаз Злобы, высасывающий из нашей подруги рассудок.

В одной из бетонных опор отворилась дверь в мир троллей. Я уже собирался об этом объявить, но тут начали со скрипом открываться и захлопываться другие в каждой части прохода под мостом: в стенах, в потолке, под нашими ногами. АРРРХ!!! сделала свое дело, но Глаз открывал дополнительные проходы, чтобы сбить нас с толку. В качестве бонуса мы получили взбесившуюся АРРРХ!!! – она бросалась на бывших соратников, отрывала куски бетона от моста и русла канала и кидала их в воздух, как мерзких насекомых.

Щупальца Моргунчика подобрали десяток неровных осколков. Я вытащил Кошку № 6. Придется ли нам ее поранить? Или еще что похуже? Или есть другой выход?

Только Джек, как я заметил, не стал вооружаться. Он неподвижно стоял, опустив руки по бокам.

Я толкнул Таба поближе.

– Джим! Нет! Сейчас не время! Она не в настроении! Не сейчас! Не сейчас!

– Подсади меня! – крикнул я. – Давай!

– Боже мой, боже мой, боже мой, боже мой, – пробормотал Таб, подбежал к разъяренной АРРРХ!!! встал на колени и сомкнул руки. Я поставил ногу на импровизированную опору, и Таб подтолкнул меня вверх, как уже делал сотни раз. На одно безумное мгновение я оказался в воздухе, а потом лицо погрузилось в шерсть. Я обвил всеми четырьмя конечностями ее руку – огромную по сравнению с моей.

АРРРХ!!! тряхнула рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи, но обратила на меня мало внимания, потому что загоняла в угол Моргунчика. Я же ощущал себя как на головокружительном аттракционе, мотаясь вверх-вниз. Я оторвал лицо от ковра вонючей шерсти и стал перебираться к плечу. Глаз Злобы с хлюпаньем вздымался наружу, пытаясь покрыть еще большую поверхность лица тролля, запустив пару присосок даже в нос, и они показались изо рта, словно повернули не в ту сторону.

В бетоне распахнулась дверь в мир троллей и сбила Моргунчика на землю в путанице щупалец. АРРРХ!!! зарычала и воспользовалась преимуществом, поставив гигантские ноги по обеим сторонам ученого Лиззгумпа, и занесла кулак для смертельного удара. Я нацелил Кошку № 6, но находился слишком далеко от Глаза, чтобы ударить.

За несколько секунд до гибели Моргунчика я услышал песню:

Мелодия была едва слышная и неровная, но именно эта шероховатость придала задумчивому напеву остроты. Я зажал пригоршню шерсти, наклонился и увидел, как приближается Джек с маской и астролябией в руках, за спиной торчат мечи. Невероятно, но юный воин пел.

АРРРХ!!! выбросила вперед правую руку как потерявший управление мусоровоз. Рука промелькнула в нескольких сантиметрах от лица Джека, вырвала у него астролябию и с лязгом грохнула ею о груду битых бутылок в канаве. Джек сглотнул страх и продолжил петь.

АРРРХ!!! сморщила изуродованную морду, с трудом припоминая мелодичный напев. Опустила клыкастую голову, чтобы лучше разглядеть любопытное мелкое существо, а потом ее волосатый лоб удивленно вздернулся на голос Моргунчика – приятный тенор, подхвативший мелодию.

Только представьте. Вот Джек, сорок пять лет назад, всего через несколько месяцев после того как охотники на троллей одержали победу над Гумм-Гуммами, он видит, как угасает слава битвы, проходят октябрь и ноябрь, наступает декабрь. Для любого ребенка Рождество остается Рождеством, и его, наверное, переполняло желание вернуться домой. К счастью, некоторые тролли, и среди них выдающийся ученый, знают песню об этом празднике, и Моргунчик поет ее мальчику, а АРРРХ!!! убаюкивает его в мохнатых лапах – их первый семейный ритуал. Одно дело – узы, выкованные войной. Но эти, рожденные любовью, – нечто другое.

На такого неподвижного тролля было легко забраться.

В последнее мгновение Глаз Злобы дернулся в мою сторону, красные вены раздулись и стали шириной с мою руку, зрачок расширился и превратился в манящее озеро тьмы. Недостаточно манящее – я рубанул Кошкой № 6 и отсек половину присосок. Рождественская песня оборвалась, а Глаз сжался от боли и оторвал щупальца от тела хозяина. АРРРХ!!! плюнула, и щупальца взметнулись в воздух, ударяясь о землю как разорванные пополам черви. Той же лапой, что угрожала Моргунчику и Джеку, АРРРХ!!! вырвала Глаз из лица вместе с изрядным клоком шерсти и швырнула его о бетонную опору. Глаз с влажным всплеском шлепнулся на землю.

АРРРХ!!! грузно села, накрыв руками торчащий из черепа валун. Джек запрыгнул ей на ноги и погладил по лицу, несмотря на стекающий из глаз гной и сочащуюся из губ кровь. Моргунчик тоже скользнул к ней и нежно провел щупальцем по свежим ранам. Я спрыгнул на землю и прислонился к липкой шкуре, чтобы перевести дыхание.

Лишь случайно я заметил, что Глаз Злобы ползет как слизняк, оставляя за собой полосу полупрозрачной слизи. Никто из нас еще не понял, что все двери в подземный мир захлопнулись, кроме одной. Я покачнулся и топнул ногой. Чем привлек внимание одного глаза Моргунчика. Через несколько секунд на меня смотрели все восемь.

– Эй, дородный! – прокричал Моргунчик. – Следуй за Глазом!

Мы с Табом переглянулись.

– Я? – спросил я. – Он?

– Тучный мальчик! Пышнотелый мальчик!

– Он? – спросил Таб. – Я?

– Грузный! Кряжистый! Здоровенный! Вперед-вперед!

– Здоровенный, – подтолкнул я Таба. – Это ты!

Лицо Таба стало суровым, как у праведника, он стиснул металлические зубы. Взревев как обезумевший осел, он подобрал кусок бетона размером с мяч и бросился в атаку. Глаз удвоил скорость. Как бы быстро ни двигался Таб – а я никогда не видел его таким проворным – Глаз его опережал, и хвост присосок проскользнул через дверь за пару секунд то того, как туда добрался Таб. Дверь начала закрываться, но Таб метнул кусок бетона, который приземлился в щель, помешав двери закрыться.

– Черт, вот это да! – крикнул Таб. – Вы это видели? Вы видели это, ребята?!

– О-хо! Ха-ха! Хи-хи! – откликнулся Моргунчик. – Ты нас не подвел, воин-толстячок! Соберитесь же вместе, охотники, ибо пришло время для охоты!

Пока мы переводил дыхание, Моргунчик протянул щупальца и сплел их один над другим в изменчивом тягучем узоре, который, казалось, покрыл своей сетью всю ночь. Я невольно застыл по стойке «смирно». Наконец Моргунчик заговорил – поначалу тихо, но потом все громче и высокопарнее.

– Больше не будет отчаяния – нет, друзья, не сегодня. Если печаль, сожаления или гнев охладят ваши животы, позвольте мне согреть вас напитком предвкушения. О, как же все мои четыре желудка сжимаются при запахе крови троллей, темнеющей в грязи подземного мира. Должно быть, десятки охотников на троллей полегли в прошедших войнах, и сегодня нас здесь лишь пятеро, но тем большая слава нас ждет. Идите же за мной, набравшись мужества, как знаменитые горные тролли Старого Света! Следуйте за мной с заточенными клинками, такими острыми, чтобы разрезали даже мстительные клятвы, что выходят из наших уст! Оглянитесь вокруг, бойцы! Это легендарные ночи! Эти мрачные события вдохновляют на величайшие песни! А когда мы уничтожим разрушителя, мои братья и сестры, то будем пировать как короли, пройдя парадом победителей!

Моя грудь раздулась от гордости.

– Парадом победителей!

– Мы увидим свои имена на Обелиске Истины!

– На Обелиске Истины! – подхватил я.

– Или на памятниках Кладбища Славы!

– Кладбища… Погоди, о чем это ты?

– Мы примем любую судьбу так же охотно, как кружку с кипящей желчью!

– Да, – Джек вынул мечи из ножен. – Да!

АРРРХ!!! нетвердо встала на ноги.

– Это будет да.

– Ур-р-рм-м-мх, бли-и-ин-нх-х, пла-а-а-арф, – повторил Таб. – Не забывайте про парня без переводчика.

Охотники на троллей бросились к двери. Я набрал в грудь воздуха и посмотрел на изношенные кроссовки, надеясь на прилив храбрости. И тогда между помятой фляжкой и бутылкой из-под моющего средства в пятнах кетчупа я заметил искореженные остатки астролябии. Я встал на колени и потянулся за ней.

– Не надо, – сказал Джек. – Ее место здесь.

Его глаза сверкали, но были спокойными. Я перевел взгляд с него на мост, нависающий над нами, на остатки тусклых и замусоренных катакомб. Он был сломан, как сломлен и папа, но все-таки предоставил нам способ все исправить. Джек протянул руку. Я обхватил его предплечье, предпочитая тетрадные пружины гвоздям перчаток, а после того как он помог мне подняться, мы постояли, крепко сжав друг друга, на несколько секунд дольше необходимого. История знавала и более странные братские рукопожатия, но не так уж много.

До того как дверь за моей спиной захлопнулась, я мельком увидел одинокую машину, которая предпочла проехать по Голландскому мосту. Это оказался большой грузовик, металлические бока контейнера выпирали изнутри, словно кто-то пытался выбраться. Направление движения грузовика предполагало, что он едет в район города, известный своими магазинами и ухоженными парками, но наверное, самым знаменитым из этих мест был первоклассный музей.

Четыре часа спустя мы загнали Глаз в угол пещеры со свисающими как зубы сталактитами. Нас не удивило, что Глаз может карабкаться по скалам с паучьей ловкостью. Таб в порыве храбрости бросился к нему, Глаз хлестнул его присоской – ядовитой, как обнаружилось, поскольку рубец воспалился. Эта рана заставила нас замешкаться, и Глаз втиснулся в дренажную трубу со звуком соломинки, высасывающей последнюю жидкость в стакане.

Без Глаза, без астролябии и с больной АРРРХ!!! мы все время поворачивали не туда, пока не заблудились. Усталые и удрученные, мы свернули в тупик и оказались в тоннеле, его разрезал луч света – уже настало утро. АРРРХ!!! и Моргунчик попятились как перепуганные коровы, и я заметил каменную неподвижность, уже охватившую их суставы. Они страдали от боли, но мы с Джеком не могли дать им время прийти в себя.

Передвигались мы неуклюже: АРРРХ!!! вела нас с помощью нюха, но из-за опасного солнечного света Джеку, Табу и мне приходилось идти впереди. Это было медленно и тяжело, но мы продолжили путь по уходящему вниз лабиринту заброшенных канализационных труб и покинутых шахт, воздух становился все холоднее и гуще. Потом мы наткнулись на очередной тоннель, расходящийся в трех направлениях, Джек сел на камень и стиснул в руках маску. Тролли тоже остановились, не зная, как быть дальше.

Отчаяние заразительно. Я присел на корточки и уставился на упрямую скалу под ногами, задумавшись обо всем, что оставил в залитом светом мире людей: о контрольной по математике, подготовке к большой игре, последней костюмированной репетиции спектакля, где теперь недоставало ведущей актрисы о краеугольном камне моста Киллахид, о панике или самообмане, через которые проходит папа. Мы находились внизу почти сутки. Надежда угасала.

Голос Таба прозвучал неожиданно для всех.

– Хм, – сказал он. – Обычно здесь не увидишь столько розового.

Он указывал мне под ноги. Я перевел взгляд и заметил клочок полиэстера, болтающийся на пластиковой молнии. Розовый. Я уже тысячи раз видел его прежде.

– Рюкзак Клэр, – сказал я.

– Рюкзак Клэр? – спопугайничал Таб.

– Рюкзак Клэр! – я вскочил на ноги и замахал руками в сторону подавленных охотников на троллей. – Рюкзак Клэр! Рюкзак Клэр!

Их взгляды были краноречивы: Старджес все-таки свихнулся. Я засмеялся, довольно безумно, и побежал по центральному тоннелю. Как только глаза Моргунчика перестали светиться в темноте, я заметил второй розовый лоскуток, на этот раз – шелковую ткань с кружевом. Это было то платье, что она носила по требованию отца, то, что она ненавидела, то, что теперь рвала на кусочки. Возможно, она порывала со всей ложью своей прошлой жизни, потому что впереди была только жизнь или смерть, и она сражалась тем оружием, что имела.

Я поражался такому повороту событий, пока остальной отряд собирался у меня за спиной. К Гунмару нас приведут не объединенные таланты натренированного подразделения охотников на троллей, а смелые хлебные крошки шестнадцатилетней девочки.

И они привели. Мы последовали за розовыми подсказками Клэр по скрытым трещинам и уродливым утесам. Временами в нас вонзались солнечные лучи, но солнце не может светить вечно. Когда оно село, Моргунчик и АРРРХ!!! взбодрились жизненными силами ночи и стремглав – как могут только жители подземелья – мчались по предательской местности. Кровь стучала в висках, а в предвкушении битвы кожа покрылась мурашками. Не могу говорить за Таба, но уверен, что он чувствовал то же самое: никогда еще не видел его таким энергичным.

Тоннель сузился как сжимающийся кулак, а потом выпустил нас, одного за другим, в известняковую пещеру шириной с хоккейный каток. Из земли выступали под разными углами высокие неровные выросты. Мы шли между ними молча, пока они не окружили нас со всех сторон. Моргунчик светил глазами в пол. Вокруг не было никаких живых существ, но все же я ощутил леденящий ужас.

– Кладбище душ, – почтительно прошептал Моргунчик. – Я давно слышал об этом легендарном месте, но никогда не осмеливался взглянуть на него собственными глазами. Разумеется, Голодный устроился там, где может наслаждаться агонией погибших самой мучительной смертью.

– Какая смерть самая мучительная? – спросил я.

– Слушай, Джим, – сказал Таб. – Я бы, пожалуй, смог прожить без ответа на этот вопрос.

– Быть застигнутым солнцем, – ответил Моргунчик. – Говорят, что боль длится десятилетия.

– Поэтому у них такие странные могильные камни? – поинтересовался я.

– Могильные камни? – Моргунчик поднял несколько печальных глаз. – Это не могильные камни.

Сияние красных глаз усилилось, и я понял страшную правду.

Это были не памятники павшим троллям, а сами тролли. Многоголовые и многорукие тела скорчились в предсмертных муках, открыли челюсти в вечном крике, подняли руки, щупальца и крылья в последней бесплодной попытке прикрыться от смертоносного солнца. Я был так ошеломлен, что случайно сбил несколько камней и тут же вспомнил, что это вовсе не камни. Это рога, уши, пальцы и зубы.

Я вернул каждый камень на прежнюю позицию.

Мы прошли по Кладбищу душ без единого слова. К тому времени, как мы добрались до его конца, я чувствовал, будто стал свдетелем геноцида целого вида. Последний розовый клочок был наколот на каменный рог тролля, который погиб, стоя на четырех лапах, и я опустился на колено, чтобы убрать неподобающий цветной лоскут.

Мои товарищи по охоте на троллей ждали впереди. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять – мерцающий свет на их телах исходит не от Моргунчика. На самом деле освещение шло из комнаты, которая ожидала нас за поворотом: огненно-красный свет с раскаленными добела отблесками. Вокруг лодыжек моих друзей словно прилипчивые крысы заклубился бурый дым. Не было необходимости видеть собственными глазами, чтобы понять – мы нашли Гумм-Гуммов.

Сверху длинными липкими струйками капало черное масло, попадая на кожу, оно жгло ее как муравьиные укусы. Стены сочились белым гноем, он полз к полу плоскими червями. С каждым шагом нас обдавала волна горячего пара, который выстреливал из содрогающегося металлического сооружения. Лязгающие стоны этого механизма вливались в стенания, воздух сгустился до тумана.

Мы перешагнули через язык расплавленной стали и оказались за конвейерной лентой, грубо сшитой из лоскутков грязной ткани; лента доставляла груз в большую жестяную воронку. Сейчас конвейер был пуст, на нем виднелись лишь жирные пятна, но я все равно проследил за его бегом. Воронка вела в громыхающую коробку размером с домик на детской площадке, сколоченную железнодорожными костылями из ненужного металла: помятого кузова спортивной машины, детского автомобиля, неоновой вывески стрип-клуба. Вокруг змеились обугленные провода, от кое-как протянутых электрических цепей поднимались ядовитые испарения. Коробка тряслась как стиральная машина, которая вот-вот взорвется, и я услышал, как жужжат внутри пилы и мелодично позвякивает по останкам дробилка. С другого конца торчал желоб.

Мое плечо сжала шипастая перчатка.

– Машина, – сказал Джек. – Ты и правда хочешь на это смотреть?

Через очки-авиаторы ничего нельзя было разглядеть, но в этом не было нужды – твердая хватка говорила сама за себя.

Я вскарабкался вместе с Табом на гору сломанных пинбольных автоматов, чтобы взглянуть поближе. Тонкие опоры поддерживали уходящую вверх ржавую трубу, изнутри доносилось хлюпанье сочной субстанции. Воняло смертью, но я наклонился в сторону одной из секций проржавевшей до дыр трубы.

Внутри было мясо, комковатая колбаса из равных частей красных мышц, белых костей и серых жил, вместе с разноцветными хрящами внутренних органов. Сочная каша вытекала из трубы неровными рывками, когда Машина толкала ее вперед. Калейдоскоп внутренностей вогнал меня в ступор, и я оказался застигнутым врасплох, когда выдавилась новая порция мяса и показалось нечто, утонувшее в этой массе.

Девчачий берет.

К горлу подступила тошнота.

Я мог думать только о девочке в бордовых очках с листовки, погрузил лицо в испарения Машины, и пар проступил на лице капельками, похожими на слезы. Но через секунду рядом оказался Джек и оттолкнул меня обратно к трубе, весьма жестоко. Мне хотелось его убить, хотелось погрузить зубы в его шею и разорвать глотку на мокрые ошметки.

Гвозди перчаток Джека впились мне в голову. Кровь потекла по щекам.

– Посмотри на это! – потребовал он.

– Я тебя ненавижу! Ненавижу!

– Гумм-Гуммы тебя заражают! Здесь все ядовито! Смотри же!

– Я убью тебя!

– Просто посмотри!

Гвозди вокруг головы заставили ее повернуться к трубе, и я задохнулся в вони. Я не мог ничего поделать, только смотреть, куда он велел: вкрапленные в мясо зубы, белые как жемчуг. Меня затошнило, потом мясо скатилось дальше, и я увидел, что зубы мелкие и заостренные.