Гнилое дерево Найтов Комбат
Полковник Муравьев, командир 209-й, в отличие от генерал-майора Степанова, командира 27-й дважды Краснознаменной дивизии имени Итальянского пролетариата, стоявшей на этих позициях с 21 июня, расположил свой штаб не в Суховоле, что на пересечении шоссе Белосток – Августов с грунтовкой на Осовец, а на ОП «Волков», поближе к складам топлива и боепитания. Тем более что Степанов не стал менять положение своего штаба, несмотря на отвод дивизии в тыл. Впрочем, тылом Белосток назвать было сложно. Дивизию отвели в Городянскую пущу, где и пытались переформировать: начались поставки противотанковых ружей и автоматов ППШ. Степанов не захотел менять полковые «бобики» на УСВ, мотивируя тем же, чем и Владислав, когда просил поставить «сорокапятки» вместо ЗиС-2: более легкая пушка удобнее в городских боях и сосновых лесах с их песчаным грунтом, а 345-й и 132-й полки полтора месяца дрались в Августове, в том числе и в городе. Тяжелой техники у немцев еще не было, и даже короткоствольная «полковуха» справлялась с Т-III и с T-II; Т-4 она брала, но только в борт. И «сорокапятку», и «бобика» расчет свободно просто поднимал, затаскивал их, как пианино, чуть ли не на крышу дома, быстрее окапывал, их было легче маскировать. А потом исполнял концерт Моцарта на скрипках водосточных труб – с участием этих самых пианино! И если пушка справляется практически с любыми целями, то в чем смысл корячиться с тяжелым и неудобным орудием? Для стрельбы по амбразурам вполне подходит и 45-миллиметровые, тем более что немецкие дзоты были рассчитаны противостоять 76-миллиметровым снарядам. То есть УСВ их разрушить мгновенно не могла.
Через некоторое время стало известно, что 209-ю передали в 1-й корпус на постоянной основе. Это сильно выручило остальные дивизиив плане обеспечения транспортом, плюс немаловажно, что 129-й танковый полк получил роту тяжелых танков КВ-1 и КВ-2 (с которыми, правда, намучились изрядно, так как ездить они не шибко умели), и ему заменили все оставшиеся БТ-7 на харьковские Т-34. Они отличались обрезиненными катками и глушителями и не так гремели на марше, как их сталинградские собратья. Вот только башня была неудобной из-за двойного люка. В общем, корпус был усилен, 27-я заменила собой 6-ю кавдивизию, и у Владислава появилась конно-механизированная группа. Не без злого умысла, естественно! Ее придали группе Доватора и приказали обеспечить прорыв конного корпуса в тылы противника. Час от часу не легче! Местечко для этого выбрали явно чисто по карте – напротив города Йоганнисбурга. Там на карте лес нарисован. Во-первых, там хутор на хуторе сидит, и в каждом хуторе войска 42-го корпуса, во-вторых, речка на болоте уселась и озером погоняет, плюс каналы, где каждый шлюз – укрепленная точка обороны с дотом и бронеколпаками. В случае если прижмут, то даже деблокировать не удастся, так как местность для танков непроходима. Владислав связался с Минском: дескать, так и так, место выбрано не слишком удачное. Чтобы прорваться в Великую пущу, придется форсировать шесть рек и четыре канала.
– Критиковать может каждый, что предлагаешь?
– Взять Лик, это вполне по силам кавкорпусу.
– Как ты себе это представляешь?
– У Просткена в лесу крупный опорный пункт 20-й дивизии в районе высоты сто двадцать два. Со стороны леса у озера Тозилово – не просматриваемый участок, который минировали немцы. Опорный пункт на высоте сто двадцать восемь наша разведка уже несколько раз посещала, но не тревожила. Со стороны Длугосенна туда идет дорога. За дотом «Корд» лежит мост через канал. Позиции немцев оттянуты от канала и дота на расстояние восьмисот метров. Как раз на обратном скате этой дороги. Танковый полк при поддержке артиллерии форсирует канал и атакует позиции немцев у Длугосенны, разворачивается и атакует высоту сто двадцать восемь. С нее как на ладони форт Остроколлен, который танкисты и артиллерия берут под обстрел, а кавалерия, в поводу, лесом проскакивает на исходные к высоте сто двадцать два. После этого пускаем танки по правой опушке леса в направлении Реглера и пытаемся перерезать шоссе Лик – Райгород. Всего четыре деревни и две высоты. Везде опорные пункты, так что артиллерии придется много поработать. А на левом фланге плотно поддержать артиллерией войска возможностей маловато.
– Хочу на месте ознакомиться, – ответил Еременко и повесил трубку ВЧ.
Канал Богуши – Райгород был основным местом обороны. На его берегах немцев держали доты УРов и бойцы 2-й и 27-й дивизий с июня. Здесь мы ни разу не переходили в атаку. В месте, где предлагал атаковать Владислав, граница проходила по самому берегу канала. Некогда там был металлический мост, который за два часа до начала войны был вытащен лебедкой на наш берег. Три дота держали берег и окрестности плотно. А разведчики 27-й дивизии частенько пользовались этим местом для скрытного прохода на ту сторону. На том берегу существовали блоки, с помощью которых можно было подтянуть пролет и поставить мост на место. Канал был старинный и очень узкий, но с крутыми каменными берегами. Принципиально его наличие превращало это направление в нетанкоопасное. У немцев здесь противотанковой артиллерии не наблюдалось. Плюс господствующая высота сто двадцать восемь давала возможность наблюдать за всем районом. Еременко не поленился и сам приехал прямо на передний край. Рассмотрев каменные стенки канала, который был шириной около пяти метров, он покачал головой:
– Ну, хорошо, один мост положим, и что?
– Так я в Белостоке видел штук сорок СТ-26, – ответил Влад.
– Они Т-34 не держат.
– Это один не держит! Класть их рядом и пускать каждую гусеницу по своему мосту, по тринадцать тонн на мост, при максимуме двадцать. А таких каналов у нас море, можно надрессировать экипажи так, чтобы мгновенно укладывали.
– Дело говоришь! – сказал Еременко и еще раз припал к стереотрубе, рассматривая рубеж будущей атаки. – Давай, готовь артиллерию, а танкистам я сам задницу надеру. Они ж, гады, в один голос утверждали, что СТ-26 – полная дрянь и нелепость.
Через неделю двадцать шесть танков успешно форсировали канал, часть из них шла еще и с тралами, проделали проходы, смяли опорный пункт немцев у деревни Длугосенны, обеспечив захват господствующей высоты сто двадцать восемь. Туда немедленно перебросили батарею 122-миллиметровых гаубиц, несколько минометных батарей, и сделали существование немцев в Просткене невыносимым. Казаки Доватора совершили рейд на Лик, основательно повредив две железнодорожные станции, крупный склад ГМС и боеприпасов. Еще одной стороной этого рейда был массовый исход немцев, имеется в виду гражданских, со своих хуторов в прифронтовой зоне. Мосты аккуратно сняли и со всеми предосторожностями потащили вправо к Августову. Там огромное множество таких каналов, очень затруднявших использование танков на том направлении. Их, конечно, использовали, но потери были очень солидными.
Спустя буквально два дня после окончания операции под Ликом Еременко, собрав во всех мехкорпусах «устаревшие» СТ-26, организовал многочисленные переправы под Августовом, смял двумя усиленными мехкорпусами – 11-м и 20-м – части 8-го корпуса немцев, и казаки и танкисты ворвались в Сувалки. Оставили там разбираться подоспевшую пехоту и продолжили наступление в направлении Вержболово, стремясь перерезать снабжение группы армий «Север». Опасность осознал сосредоточившийся на берегах Немана Гот, который развернул свои два корпуса и стал подрезать зарвавшихся Мостовенко и Никитина. Те бой приняли, развернулись и нанесли с двух сторон удар по Готу.
В эти дни как никогда тяжело было в Осовце: требовалось перебросить на правый фланг кучу боеприпасов и топлива. И это при том, что оба корпуса не стояли на учете – не входили ни в 10-ю, ни в 13-ю армии, снабжение которых по-прежнему висело на Осовце и, в частности, на Владиславе, но фронтовые снабженцы, в чьем ведении находились корпуса резерва фронта, не успевали перебрасывать их снабжение, так как их склады были под Минском и Могилевом. В итоге пришлось фронту перебрасывать эшелонами все в Осовец, а Владиславу лезть из кожи вон, просовывая снабжение через разбитые дороги под Сувалками.
Взять Вержболово не удалось. Фон Лееб имел достаточно сил, чтобы в конечном итоге отбить неожиданную и эффектную атаку. Корпуса через пятнадцать дней вынуждены были частично оставить позиции севернее Сувалок, но фронт откатился от Августова до Требурга, и вторично был взят Лик, это уже сделал Осовецкий УР и Первый стрелковый корпус.
Красная Армия стояла и вела боевые действия на территории Германии. Именно не Польши, а Германии. К сожалению, 20-й мехкорпус остался без командира. В одном из боев был ранен генерал Никитин, командование принял его заместитель генерал-майор Николай Денисович Веденеев. Ничем особенным он себя не проявил и через некоторое время, из-за больших потерь в корпусе на завершающем этапе боев в районе Сувалок, с командования корпусом был снят и отозван в Москву в распоряжение ГАБТУ.
Еще шли бои за Пшеросль, небольшой еврейский городок на границе с Пруссией, когда Владислава неожиданно вызвали в Минск, в штаб фронта. Было предчувствие чего-то нехорошего. Двести девятая дивизия понесла потери при наступлении. Лик они взяли, но так как кавалеристов забрали на правый фланг к Августову, то наступление шло медленно, с соответствующими потерями как в танках, так и в пехоте. Но деваться было некуда, приказали, и вперед! Требовалось поддержать наступление на Требург, хотя дивизия только вышла из боев и еще не пополнилась.
В штабе было неестественно мало народу.
– Ты чего опаздываешь? – спросил его корпусной комиссар Фоминых. – Давай быстро в театр!
Улица Ленина была перекрыта баррикадами, между ними небольшой проход, но военные машины пропускали. Фоминых подталкивал Владислава в спину, поторапливая его. Прошли в театр, в зале полно народа, на сцене стол, накрытый красным бархатом, и сидит весь генералитет. Фоминых кому-то отчаянно махал на сцене.
– Стой здесь! – приказал он Владу, а сам, чуточку пригибаясь, побежал на сцену. Что-то сказал немолодому бородатому корпусному комиссару и уселся за стол. На трибуне стоял молодой авиационный генерал и громко выдавал в зал сплошные лозунги. На него обрушился шквал аплодисментов. Затем слово взял тот самый бородатый комиссар и вызвал Владислава на сцену. Зачитал приказ командующего фронта, затем приказал расстегнуть гимнастерку, проделал дырку над карманом шилом складного ножа и прикрутил орден Красного Знамени полковнику Преображенскому. Затем подтолкнул его к трибуне. Требовалось что-то сказать, а дыхание перехватило. Смахнул слезу с глаза, которая предательски выступила.
– Гарнизон крепости Осовец первым вступил на землю Германии. Обещаем закончить этот поход в Берлине, – и взял под козырек.
Зал не понял, что это все. Несколько секунд молчания, а затем начались хлопки, довольно быстро перешедшие в овации. Заводить людей не требовалось. Все понимали, что война еще впереди, что будут и победы, и поражения. Враг силен, очень силен. Но это первое наступление на советско-германском фронте.
После награждения состоялся корпоративчик для награжденных, командования фронтом и самых главных фронтовиков: штаба и обслуживающего персонала штаба фронта. Самим себе не откажешь, поэтому вся не выданная в полки по причине убыли личного состава водка выставлена по всему театру. Море закусок, тут же организованы танцы, концерт артистов из Москвы, которые тоже оказались, совсем случайно, в театре. Тосты, здравицы, смех, песни. В общем, праздник. Среди «фронтовиков» немало свеженагражденных, многие сверкают новенькими медалями – ордена в те дни раздавались не очень, и БКЗ считался чуть ли не высшим орденом, остальное выдавали только в Москве, но чаще всего награды оставались в отделе награждения, так как были посмертными. Все правильно, это ж они «обеспечили», «провели», «подготовили», «осуществили», «вдохновили» и «проконтролировали» первое успешное наступление Красной Армии.
Немного посидев за столом, Влад засобирался в обратный путь. На выходе буквально столкнулся с тем бородатым комиссаром. Это был новый ЧВС Булганин, который кого-то проводил, помахав рукой, и повернулся, чтобы войти в театр.
– А вы куда, товарищ полковник? Мало того что опоздали, так еще и с праздника убегаете! Вашего, кстати, праздника.
– Я не мог приехать раньше, выехал сразу, как получил приказание. В десять минут девятого. Приказ пришел в восемь часов три минуты. Собрал бумаги и выехал.
– А почему не самолетом? У вас же эскадрилья в Лазях стоит.
– Так она ж разведывательная и подчинена 1-му корпусу.
– А первый корпус подчинен вам. Мы, Военный Совет фронта, надеялись, что вы примете участие во всех мероприятиях. Раз пять звонили в Осовец.
«Ну вот, теперь надо заезжать в штаб фронта и связываться со своими, чтобы успокоились», – подумал Влад, но вслух ответил, что обычно не пользуется ничем, кроме положенной ему машины и охраны.
– Когда вызывает штаб фронта, требуется использовать самый быстрый тип транспорта! – назидательно сказал корпусной комиссар Булганин. – А что так быстро засобирались?
– Возвращаться долго, только к утру поспею, товарищ комиссар. И бойцы не кормлены.
– Так заводите их в театр, это же и их праздник!
– Они у штаба фронта остались. Здесь только водитель.
– Ну, хорошо, Владислав Николаевич! – «Надо же, имя-отчество знает!» – Жаль, конечно, что так получилось. Ждем вас на партийной конференции в следующем месяце.
– Я не член партии, товарищ комиссар. Я – бывший член партии.
– Я в курсе. Ждем на конференции! – последние слова прозвучали приказом.
Попрощавшись с ЧВС, через пятнадцать минут он был у штаба. Перезвонил по ВЧ в штаб крепости и предупредил, что выезжает, все в порядке. Добирались назад довольно долго, так как ночами дороги крепко забиты транспортом, лишь после Белостока, ближе к утру, обстановка разрядилась.
В небе висит стареющий месяц, на дороге пыль, поднимаемая впередиидущим «БА-10». Высоко прошли возвращающиеся ДБ-3, видимо бомбившие ночью Варшаву или Берлин. Несколько машин пошли на снижение, сядут где-то поблизости, видимо повреждены. Вообще-то, они базируются много дальше, под Витебском.
Заскочил ненадолго в штаб и поехал в Прешовец, к Барбаре. Возвращаться в крепость она не захотела, живет у родителей, ей скоро рожать, и с матерью немного спокойнее. Рудский лес немцы почти не обстреливают, так как тяжелой артиллерии там нет.
Глава 6
Последний довод Рейхенау, восьмидесятисантиметровый
Орден большого интереса у родственников не вызвал, они же «неместные», не знают, что это означает в СССР. Тестя больше интересовало снабжение для его отряда и сводки с других фронтов, тещу – «когда же это, наконец, кончится?», а Барбаре было просто приятно, что муж нашел время и заскочил домой. Просит приезжать почаще, но где взять время для этого! Тем более что не все так хорошо, как хотелось бы. Стало известно, что Карбышева отзывают в Москву, скорее всего сюда он больше не вернется. Дела на Украине идут не очень, немцы продолжают попытки прорваться на юге, перебросили туда часть войск группы «Центр». События там разворачиваются не по самому лучшему сценарию.
Вернувшись в штаб УРа, Влад нашел новое подтверждение этим мыслям. В сводках по снабжению появилась 20-я и 19-я армии, которые начали накапливаться южнее Белостока. Часть снабжения приказали перенаправить на Гайновку. По всей видимости, Генштаб решил фланговым ударом и форсированием Буга ослабить давление на Юго-Западный фронт. То-то по дороге они видели несколько понтонных парков на марше. Так что, не закончив с Готом и фон Леебом, приходится рисковать и бить влево. Единственное более-менее удачное место для этого – район Острова Мазовецкого. Но ведь и немцы понимают, что удар будет там!
На фронте опять изменения, вместо Еременко назначен Жуков. Он собрал всех в Белостоке, куда переместил штаб фронта. Крут! На совещании несколько командиров дивизий разжалованы, два комкора понижены в должности. От северного фланга требуют только одного – держаться, при условии того, что пополнение практически прекратило поступать. Недокомплект в дивизиях укрепрайона уже почти двадцать процентов. Благо, что в снабжении боеприпасами пока не ограничивают. Но северный фланг командующего не сильно волнует. Тем более что Северо-Западный фронт во время наступления Западного сумел сбросить немцев с плацдарма у Алитуса. Из корпуса забрали 86-ю дивизию, переподчинив ее 4-й армии. Правда, и кусок фронта отрезали. Теперь это не участок Владислава.
Двадцать шестого августа Жуков в трех местах: севернее и южнее Бреста, и под Островом попытался форсировать Буг. Зацепиться у Рудни у него не получилось, 21-я армия не смогла закрепиться на левом берегу. А вот 19-я и 20-я армии создали плацдармы у Кильчева и Маковиц. Но немцы остановили продвижение частей этих армий уже через пятнадцать километров. Цель – Соколов-Подляски – достигнута не была, но более глобальная цель достигнута: немцы сняли танковый корпус с Ровенского направления и начали перебрасывать его к местам прорывов. В этот момент Жуков неожиданно вводит свежий, только с переформирования, 20-й танковый корпус Никитина в бой в направлении Вышкува и берет его. С тремя мостами через Буг! Девятнадцатая армия передала плацдарм четвертой и пошла в Вышкув. А оттуда до Варшавы всего ничего. И эти козлятушки-ребятушки из ZWZ поднимают в Варшаве восстание!
Немцы начинают активно долбать артиллерией на севере, постоянно атакуют наши позиции в Восточной Пруссии, Гот предпринимает атаку на Сувалки. Рейхенау, 6-я армия, безостановочно долбит по плацдармам, пока 19-я переползает на восемьдесят километров юго-западнее. Все как с цепи посрывались, а у нас явно не хватает еще одной армии на Западном фронте. Но успели! Плацдармы, правда, пришлось оставить все, кроме одного – под Вышкувом, но освободили междуречье Нарев – Буг и вышли к Сероку, где они сливаются. Оттуда в ясный день видна Варшава. А наступление на Ровно у немцев захлебнулось.
Наконец стало подходить подкрепление, и уже не как раньше, целыми дивизиями, а маршевыми батальонами. Плешь ведь Тимошенко проели, пока добились! А то в большинстве рот по девяносто – сто штыков во всех четырех дивизиях. Танков – кот наплакал: один покоцанный полк в двадцать четыре Т-34 и восемь оставшихся КВ. Но немцы взбеленились, особенно генерал Рейхенау, командующий 6-й армией. Жить этому стервецу оставалось совсем чуть-чуть! Но старый кайзеровский генерал, вложивший кучу денег в штурмовиков Рема и лично в Адольфа Гитлера, получил из-под Ровно 14-й моторизованный корпус фон Виттерсхайма, два сверхмощных 807-миллиметровых орудия «Дора» и «Густав», которые перегнали из Франции в Бяла-Подляску, плюс два корпуса тяжелой артиллерии калибра 210 и 280 миллиметров, и начал сносить старую Брестскую крепость, выдвинутую к самой границе и не имевшую сверхпрочных фортов, как Осовец. В результате обстрела «дорами» сдетонировал армейский склад боеприпасов 4-й армии, и прикрытие осталось без снарядов, а корпусные пушки не обеспечивали поражение тяжелых орудий вермахта. Были задавлены артогнем доты Тереспольского УРа, и их гарнизоны были сожжены, после того как закончились боеприпасы. Массированный огонь немецких батарей позволил вначале создать плацдарм, а затем навести мосты справа и слева от крепости, и моторизованный корпус рванулся к Кобрину, где находился склад стрелкового боепитания 4-й армии.
Немцы сманеврировали частями 17-й и 4-й армий и сунули их в прорыв, взяв направление на Барановичи. Вторая танковая группа Гудериана двумя корпусами поддержала удар в направлении Минска. Они шли мимо реки Неман и Днепровско-Бугского канала, где части Пинского УРа не дали им возможности пробить их оборону фланговым ударом. Они держались за Пинские болота мертвой хваткой. Сопротивлялся и минский УР, но сила солому ломит. Три армии резерва фронта были выдвинуты вперед, и прикрывать тылы было особо некому. Фронтом командовал уже не Жуков, улетевший в Москву, а бывший командующий 19-й армией Конев, отличившийся в наступательных боях конца августа. Он находился под Варшавой и потерял управление войсками. Кроме того, сказывались личные терки между ним с Жуковым и Филатовым, командармом 13-й армии.
Тринадцатая армия занимала позиции у Могилева, прикрывая южный фланг Пинского УР. Ей давали команду срочно выдвинуться в район Острова в августе, но Филатов, понимавший, что он не успеет при любом раскладе, через Тимошенко добился отмены этого приказания, и Коневу пришлось перемещать свою армию. Тот успел выдвинуться и обеспечил успех и удержание позиций под Вышкувом. Сейчас, видя, что Конев замешкался и не может принять единственно верное решение, Филатов оставляет на старых позициях всего одну дивизию и выдвигает армию вперед, стремясь помочь Минскому УРу.
Под Белостоком творится невообразимая свалка: «Смешались в кучу кони, люди…» А главное, поезда! Они отскочили из-за обстрелов от Бреста, и сюда же направлены подкрепления в 20-ю, 19-ю и 10-ю армии, все пути забиты, на всех разъездах стоят поезда, некоторые – уже без топлива.
Владислав с механизированным батальоном 209-й дивизии начал наводить порядок на станциях. У железнодорожников настоящая паника, так как поезда из Бреста выскочили вне графика и забили все. Была ли это диверсия или просто следствие обстрелов и паники, Влад не устанавливал. Удалось за пять бессонных суток раскидать составы. И не без пользы для себя! В 4-ю армию, разбитую под Брестом, направлялось два эшелона с новейшими самоходками СУ-122. Шестьдесят четыре такие машинки были выгружены в Осовце и раскиданы по полкам приданных дивизий по четыре машины в каждый полк. За счет 4-й армии смогли полностью укомплектовать и минометные батареи 120-миллиметровыми минометами. Они тоже находились на эшелонах и не успели занять позиции на Буге.
Филатов подоспел вовремя, Минский УР был практически выбит, когда подошли его корпуса и дивизии. Четверо суток они удерживали позиции под непрерывными атаками немцев как на земле, так и с воздуха. И когда уже казалось, что все кончено, пошел первый за этот период дождь! Сильный и продолжительный. Сразу превративший поля и леса сражений в грязное месиво. Лето кончилось, и начался обычный слякотный осенний период, к которому наша армия была лучше подготовлена. Вспухли все реки и каналы на Белостокском выступе, и без того болотистом. Немцы встали у Березова, на берегах реки Ясельда, где огнем крупнокалиберных корпусных пушек с Бронной горы они были остановлены. Там же находился резервный склад боепитания 4-й армии, который не успели еще взорвать, и у 13-й армии была возможность пополнять боезапас.
Наступление немцев было стремительным, и потеряна большая часть территории республики. В числе самых важных потерь: самолеты 10-й авиадивизии, двенадцать полевых и три стационарных аэродрома. Надо отдать должное люфтваффе, что при наших наступлениях они успевали отводить своих летчиков и техников заранее. Здесь же невосполнимые потери техсостава целой дивизии.
Отделившаяся от основной группы прорыва и пошедшая на Бельск-Подляски 113-я пехотная дивизия большого успеха не добилась и была остановлена 10-й армией у поселка Черемухи, в южной оконечности Беловежской пущи. Части 4-й и 21-й армий оттеснены противником в Рудянские леса, продолжают сопротивление, но связь с фронтом потеряна, войска действуют на свой страх и риск. Стало известно, что командарм-21 Кузнецов не находится в штабе армии, но туда вышел командарм-4 – генерал-майор Коробков, который и принял командование над армейской группой. Двадцать первая была самой большой армией фронта: четырнадцать дивизий! Но благодаря «умелому» руководству, они рассеяны и частично уничтожены. Коробков пытается там что-то организовать.
Через двенадцать дней после начала немецкого наступления наконец в штабе фронта в Белостоке появляется опять Жуков. Как обычно, собирает всех там, по-другому он действовать не привык. На удивление ведет себя тихо и очень спокойно, что настораживает всех еще больше. Более шумного командующего на фронте не было. Полковник Преображенский, которому до смерти надоели все эти перестановки и чехарда с командующими, тихонько стоял позади всех, опустив голову и рассматривая паркет во дворце Браницких. Отчитывался Конев.
– Связь с 21-й и 4-й восстановлена? – Сжатые кулаки в черных лайковых перчатках у Жукова напряглись. Кожа противно заскрипела.
– Устойчивой радиосвязи с ними не имеем. На связи только генерал-майор Коробков. Где находится генерал-полковник Кузнецов, установить не удалось. Возможно, погиб.
– Что вами предпринято, чтобы восстановить снабжение и связь с армиями?
Конев начал перечислять неудавшиеся попытки наладить связь и управление на южном фланге фронта.
– Берешь самолет, и туда! В противном случае, в Москву. Имею все полномочия для этого.
Конев побледнел, но откозырял и вышел. Жуков продолжил опрос командующих армиями и УРами. Дошел и до Владислава.
– Чем занимается командир «самого тылового» укрепрайона? – изволил пошутить комфронта.
– Расчетом сил и средств по взятию Кенигсберга, товарищ командующий.
Все грохнули! Заулыбался и Жуков.
– Ну, а точнее?
– Наводил порядок в тылу, разбирался с перебоями в поставках снабжения на линии Минск – Белосток – Осовец. Затор был. В настоящее время функционирование всех веток железных и шоссейных дорог восстановлено. Вошли в график поставок. Необходимо вдвое увеличить объемы поставок авиационного топлива, товарищ генерал армии. Иначе через семь дней авиация на Белостокском выступе встанет. Второе: из-за наступления у меня изъяли 86-ю дивизию, поэтому активных действий мы не предпринимали. Отбивали отвлекающие атаки противника. Есть задумка навестить «роддом» немецкой армии, но не хватает сил и средств: 6-й кавдивизии и 86-й стрелковой.
– Постой-постой, ты о чем? Владислав разложил карту.
– Это – Арес, это – Арес-зюд, а это – Дригаллен. Здесь родилась немецкая армия. В Аресе находится и штаб 42-го армейского корпуса. Здесь находятся крупнейшие в Германии военные полигоны – артиллерийский, танковый, стрелковый.
– И ракетный, – вставил начарт фронта. Владислав кивнул и продолжил:
– Вот смотрите, что задумано.
Жуков внимательно рассмотрел карту.
– Отличный отвлекающий удар! Товарищ Курочкин! Дивизия у тебя? В каком состоянии?
Курочкин пожал плечами.
– Потери как у всех.
– Отдашь ему!
– А чем я ее заменю у Брока?
– Не понял? – нахмурил брови комфронта. Курочкин понял, что сказал лишнее, и ответил:
– Есть.
Последовала накачка всех присутствующих. Жуков в выражениях не стеснялся.
– Так, товарищи, по местам. Будем исправлять то, что наворотил генерал Конев.
Владислав не сдержался и заметил:
– Генерал Конев на момент начала наступления немцев четвертый день фронтом командовал. Информация о том, что немцы подтянули тяжелую артиллерию к Бяло-Подляске, по каналам связи армии и фронта не проходила. Разведка это дело профукала.
Жуков, повернувшийся к комнате отдыха, остановился и обвел всех недобрым взглядом:
– Смотри-ка! Умный! А знаешь, полковник, не у всех так получается, как у тебя: вышел на исходные и стоишь, как будто ничего вокруг не происходит. И не просто стоишь, а наступаешь, хотя сил и средств с гулькин нос. И сейчас ты не армию у меня попросил, а две дивизии, чтобы выбить корпус. Получишь ты их. Не я этот цирк устраиваю, и не нам это обсуждать. Наладит связь и сопротивление двух армий – в обиду его не дам. Все свободны!
«Похвалили…» – ухмыльнулся Владислав, выходя из кабинета командующего.
– Владислав Николаевич! – услышал он сзади. Вытирая платком чисто выбритую голову, к нему подходил генерал-лейтенант Курочкин.
– Здравия желаю, товарищ генерал!
– И тебе не хворать! Слушай, мне четыре дня требуется, чтобы заменить дивизию на позициях. Договорились?
– Артиллерию сразу отдавайте, а транспорт я подгоню через три дня. Сколько их осталось?
Павел Алексеевич передвинул вперед сумку, вытащил оттуда боевые донесения, пролистал, отделил копию от одной из них и передал Владиславу. Не густо! Почти ничего не осталось, особенно пострадали 128-я ОИПД и 342-я ОЗД, противотанкисты и зенитчики. Да и в полках меньше половины штатной численности.
– А где 124-й гаубичный? Мы же с ним передавали? Он мне требуется. Мне же наступать.
– Без ножа режешь, Владислав. Два гаубичных полка забираешь!
– Что отдавал, то и забираю! Сто двадцать четвертый – это полк 1-го стрелкового корпуса 10-й армии. Мой с самого начала войны.
– Да, знаю, знаю! Ну, хорошо! Но марш ты обеспечиваешь, на машины ты богатый.
Они пожали друг другу руки и сели в разные машины. Павел Алексеевич что-то недовольно пробурчал, но Владислав этого уже не слышал. Как и все командиры, Курочкин пытался подгрести под себя побольше войск. Так же действовал и сам Владислав. Восемьдесят шестая была нужна ему, чтобы подменить 27-ю, которая готовилась взять штурмом Арес.
Созданные еще в июле штурмовые группы не распались, а наоборот, стали основой всех полков в дивизии. Каждая группа имела восемь ручных пулеметов, четыре снайперские винтовки, до взвода автоматчиков, обученных точно метать гранаты, пользоваться толом, минами, огнеметом, и минометный расчет или 45-миллиметровое орудие. Все в группе обучены приемам рукопашного и ножевого боя. Действовали они в основном ночью. Обучались ночной стрельбе, использованию трофейных осветительных ракет, трофейного оружия.
Были в дивизии и проводники – местные жители, хорошо знавшие эти места. Этих людей подбросил Владиславу тесть, так как его 1-я партизанская бригада как отдельное соединение развития не получила. Район прочно удерживался Красной Армией. Владислав направил в штаб фронта требование на пополнение 86-й дивизии, которое, понятно, будет выполнено не сразу, и придержал два маршевых батальона до подхода частей дивизии. Вышел на связь полковник Бойков, командир 86-й, доложил, что отправил в сторону Осовца 883-й ГАП и 248-й артполк.
– А что со 124-м гаубичным?
– Я не в курсе, их на моем участке нет. Подтверждаю готовность к маршу 16 октября из трех районов сосредоточения – Пореба, Лашковицы и Орло.
Восемьдесят шестая под Осовцом еще не была, они все время были на южном фланге, больше общаясь с Замбрувским УРом, чем с Осовецким. На второй день войны был ранен командир дивизии, и полковник Бойков заменил его. Его Краснознаменная дивизия была на хорошем счету в 10-й армии. В самые тяжелые дни она прикрывала танкоопасное направление – от Острова на Белосток, и погранзаставу Гачково. Раз десять немцы объявляли по радио, что 86-я дивизия уничтожена. Жива, курилка, и собирается перебираться на территорию Германии, в Дамерау.
Сам Владислав ближе к ночи сначала заехал в Прешовец, но лишь на несколько минут, узнать, как дела, а потом выехал в Лик, точнее в Дамерау.
Там в подвалах электростанции находился штаб артиллерии и несколько наблюдательных пунктов. Отсюда будет корректироваться артподготовка перед началом прорыва в Дригальский лес. Чуть сзади – высота сто двадцать два, господствующая над местностью. Впереди несколько костелов, на колокольнях которых немцы устроили наблюдательные пункты.
Проверив работу наблюдения и артиллерийской разведки, выехал на высоту сто двадцать два, где собиралась в кулак артиллерия. Второй такой же кулак находится в лесах под Раково. Переехали через мост, объехали горку, стоит большой фольварк – довольно массивный трехэтажный дом, рядом крытый красной черепицей амбар, длиннющий хлев, свинарник, здоровенный сеновал и навес со стоящей техникой. Красноармейцы-артиллеристы все в лагере на холме, там палатки, землянки нарыты, окопы со щелями – в общем, все как положено. Уже горят буржуйки, в палатках и землянках тепло.
Спустились с холма в фольварк. Там три штаба двух артиллерийских бригад и одного полка плюс охранение. В доме несколько женщин, как понял Владислав – немок. Интересно! И какого черта они тут делают? Начал выяснять: хозяйка имения и четыре дочери. Тут же возник вопрос, что они здесь делают. Муж хозяйки призван в вермахт и служит где-то в Греции, а они занимаются хозяйством и помогают охранению обслуживать помещения штабов.
– Что за фигня? – задал вопрос Владислав начштабу 75-го полка. – Почему немцы в расположении?
Вмешалась хозяйка, которая с сильным акцентом, но говорила по-русски:
– А мы не есть немтцы, товаристч! Мы есть мазури!
Сильнейшая логика! Вызвал начальника особого отдела дивизии. Тот приехал довольно быстро, затем отвел в сторону Владислава.
– Это наши люди, товарищ полковник. Проверенные и надежные.
– И дочки?
– Ну, насчет одной есть сомнения, но пока не подтверждаются. Все на контроле.
– Ты понимаешь, майор, что это штаб трех полков и дивизионов!
– В помещениях штаба они не бывают, товарищ полковник.
– А не проще ли было бы их убрать отсюда совсем?
– Нет, не проще. Здесь тоже придется советскую власть устанавливать, товарищ полковник, и мы имеем соответствующие инструкции. Вы ужинали?
– Нет.
– Фрау Марта такие кнёдли делает! Просто объедение.
«Блин! Ему вареное тесто все мозги затмило!» – подумал Влад, глядя на улыбающегося майора ГБ.
– Вы понимаете, майор, что у меня наступление на носу?
– Конечно, понимаю. Муж фрау Марты воевал в Роттен-бригаде в Испании и знаком со многими в нашем Генштабе и Ставке. Его семья находится под нашей защитой.
– Хорошо, майор. Идите, кушайте кнедли. Приятного аппетита!
«Черт! Но более удобного места для артиллеристов нет! Хрен с ним, посмотрим, чем кончится». Владислав, несмотря на то что хотел заночевать здесь, отправился в Раково. Чуть южнее уже расположилась корпусная артиллерия. Здесь все в порядке. Вернулся в Осовец и уснул в комнате отдыха. Поездка не понравилась.
Утром рванул в Прешовец, разбираться, кто есть кто в Мазурии. Теща успокоила:
– Здесь много национальностей – мазуры тоже делятся. Когда-то они жили во всей центральной Польше, потом начали делиться на шесть регионов. Коренным населением в этих местах были пруссы. Они воевали со всеми поляками, и с мазурами в том числе. Польский князь Конрад I Мазовецкий (мазур) пригласил сюда немцев, обратившись к магистру Тевтонского ордена Герману фон Зальцу с просьбой помочь ему в войне с пруссами. Получив разрешение у папы римского и его буллу, орден прибыл сюда и построил первую крепость Торн в 1230 году. Орден тогда получил в дар Хелминскую землю. Там они тоже построили свой замок. Это место сейчас и раньше Кульмом называлось, но после той войны носило название Хелмно.
– Что-то припоминаю: битва под Кульмом.
– Немцам отдали земли на правом берегу Вислы, левый берег был польским.
– Отдали то, что им не принадлежало?
– Да, орден собственной земли не имел и поначалу пытался заполучить земли в Палестине, на земле обетованной. Но поняв, что там усидеть несколько сложно, сначала поселился в Трансильвании, но их оттуда через год выгнали, потом здесь. Их замок в Палестине тоже носил название Торн. Там братья ордена были «госпитальерами». Сюда они пришли надолго: лишь в 1525 году орденские владения были изъяты в пользу герцога Прусского, и орден покинул территорию Пруссии.
– Ну, а причем тут мазуры?
– Мазуры пришли позже, в тот момент, когда орден стал ослабевать и стал вассалом польских королей. Немцев они, мягко скажем, недолюбливают. Но тут сказывается чисто польское упрямство. Когда сформировалась Германская империя, то мазуры уже жили в южной части Восточной Пруссии. И в 1920 году, после поражения Германии в мировой войне, прусские мазуры отказались на плебисците принимать польское гражданство, оставшись в Германии.
– А почему какой-то плебисцит?
– Когда-то давно кто-то даровал право населению Пруссии приносить присягу на верность. Русским они тоже присягали в 1757 году.
– А сами вы полячка?
– Нет, русская. С 1795 года это русская земля. Родилась в России, дома говорю по-русски, ну, а крови у меня смешанные: в семье были и русские, и мазуры, и пруссы, и немцы, и кого только не было. Этот край кто только не захватывал! – улыбнулась Мария Вацлавовна, которая во время рассказа умудрялась шить будущему внуку или внучке какие-то распашонки.
– Молочка на дорожку попей! – сказала она, видя, что Владислав встал, начал поправлять форму, готовясь уходить. Поблагодарив тещу, он выехал на левый фланг в Кольно. Предстояло отправить в тыл немцев несколько групп корректировщиков и артиллерийских разведчиков. Требовалось поставить непосредственные задачи каждой группе. Им предстояло пройти через пишские болота мимо Йоганнисбурга к Аресу, названному так в честь греческого бога войны Ареса. Путь разведчикам предстоял неблизкий и очень опасный. В Йоганнисбурге немцы держали несколько бронеплощадок, и требовалось уничтожить мосты, чтобы помешать им перебрасывать силы по разветвленной сети железных дорог. Местность здесь вроде как удобная, чтобы скрытно передвигаться. Но насыщенность войсками очень высокая, и фельджандармерия свирепствует.
Глава 7. «Дора», «Густав» и бог войны
Днем авиация работала по двум опорным пунктам немцев в Байковене и Ульшивене. Их бомбят часто, так как немцы оттуда обстреливают Граево и окрестности. Это обычные действия нашей авиации. Пока войска только прибывают, и требуется поддерживать видимость того, что ничего не происходит. Ночью шесть тяжелых пулеметных рот усилили позиции на Ликском выступе. Но им пока запрещено открывать огонь. А Жуков тянет и не дает команду начинать. Лишь через пять дней стало понятно, почему: пришло десять эшелонов с казаками группы Доватора и танковая бригада на танках КВ-1 и Т-34. Вроде как усилили, но это такая головная боль! Особенно КВ-1. Да и «тридцатьчетверки» все сталинградские, шумные. Владислав их оставил в резерве. Действовать будет 129-й танковый полк и САУ.
Двадцать седьмого Жуков приехал сам и потащил Влада на НП в Дамерау. Ознакомившись на месте с обстановкой, поставил задачу:
– Начинаешь первым. Действуешь жестко и нахально. Артиллерии ты понаставил до двухсот сорока стволов на километр прорыва, должно хватить. Собственно, меня интересуют только Байковен и Ульшивен, остальное – как получится. Но время проведения операции – не менее шести дней. На третий день мы атакуем их у Кобрина. Ты еще три дня давишь, а потом можешь сворачиваться. Группу Доватора обязательно пропустить в Великую пущу. Ее основное задание там. Через пять часов начинаем! Где здесь можно отдохнуть?
Его проводили в неплохо оборудованную комнату. Вместе с ним приехал и Булганин, тот спать не стал, а потащил Владислава по позициям. Там и так вступить негде, народа втрое больше обычного, а тут еще и проверка. Владислав шел за комиссаром и потихоньку ворчал.
– Вы что там бурчите, товарищ полковник?
– Людям ночью наступать, а мы им поспать не даем. Да и немец может зашевелиться.
– И что вы предлагаете?
– К артиллеристам съездить.
Булганин остановился возле сухого дерева. Спиной облокотился на него. Почесал бородку. Было видно, что в нем борются между собой два человека – нормальный и комиссар.
– Вы считаете, что подбодрить людей не требуется?
– Там сейчас три комплекта людей. Повернуться негде, негде поспать, а тут начальство. Шум возникнет. А ну как немец ударит? Они бьют на шум, и из пулеметов, и орудиями. Потери могут быть.
– Нет, все-таки на КП полка хотя бы надо пройти!
– Мы оттуда идем, впереди только КП батальонов.
– Ну, хорошо. Поедем к артиллеристам.
Они повернули назад, за ними пристроилась и охрана ЧВС. Но дальше КП 770-го полка они не ушли. Булганин зацепился за проволоку и порвал брюки. А тут еще к Байернхофу подошла бронеплощадка, которую обнаружили наблюдатели, и началась перестрелка между ней и артиллерией на высоте сто двадцать два. Проснулся Жуков.
– Что за шум?
– За Вайтенбергом обнаружили бронеплощадку, отгоняем артогнем двух орудий.
– Ну, раз такое дело, то начинай, полковник.
– Еще три часа до атаки. Жуков недовольно сморщился:
– Начинайте!
Владислав снял трубку и перенес начало атаки, назначив пятнадцатиминутную готовность. Начал принимать доклады. Дольше всего готовились корпусные артиллерийские полки. Лишь через четырнадцать минут от них пришло подтверждение, что готовы. Дождавшись окончания пятнадцатой минуты, Влад дал команду:
– Огонь.
Отрепетированная сотню раз артподготовка началась. Главное условие – выдержать темп, иначе корректировщикам будет не поправить огонь, идущий с трех основных мест. Через пятнадцать минут дали команду САУ и танкам выдвигаться на исходные. Двадцать пять минут артподготовки, и артиллеристы перешли на беглый, без корректировки, по целям на переднем крае на поражение. Подключилась полковая на прямую наводку, заработали гаубицы СУ-122. И пошла пехота и танки. Перенос огня на вторую линию обороны.
– Слаженно работают! – довольный Жуков подтолкнул Владислава локтем и снова припал к окулярам стереотрубы. Танки и десант с ходу форсировали первую линию траншей и пошли ко второй, а сзади подбегала пехота. За ними артиллеристы и минометчики катили свои «трубы» и «самовары». Время от времени вспыхивал огонь противника то в одном, то в другом месте, но недостаточно интенсивный, чтобы задержать пехоту. Наконец, от Байернхоффа заговорили немецкие пулеметы, и на них тут же обрушили огонь гаубичники. Стали видны вспышки пушечных выстрелов и из захваченной первой линии траншей. Танкисты доложили, что прошли вторую линию и повернули на Раушендорф.
– Почему не прямо? – грозно спросил Жуков.
– Там танк застрял, вытаскивают. Обойти Клауссен не удалось, товарищ генерал. Дожди.
Жуков выругался и продолжал смотреть в стереотрубу. Что он там мог видеть, кроме огоньков разрывов? А Владислав ввел в бой приданную бригаду 20-го корпуса. Им тоже посадили на борт штурмовые группы и ввели в прорыв с разворотом налево, на Дригаллен, по которому продолжала молотить корпусная и дивизионная артиллерия. Немецкие орудия из Дригалленфорст пытались нащупать позиции корпусников. У Гросс-Бреннена танковая бригада вступила в бой, затем напоролась на минное поле, повернула на Бзуррен, там развернулась в линию и атаковала Дригаллен. Зацепились за окраину, и начался штурм города при поддержке танков. Вот только стреляли танкисты ночью, наверное, первый раз в жизни. Владислав собрал в колонну двенадцать САУ, придал им охранение и отправил вдогонку 129-му полку, который подходил к форту Клауссен. Форт он, конечно, условный: старый монастырь с высоким костелом и каменной старинной стеной вокруг. Там были 88-миллиметровые орудия, а сам форт прикрывал проход между двумя озерами. Но командир 129-го полка, зачистив Малый Клауссен и расстреляв в упор два пулеметных дзота, свернул налево, провел инженерную разведку плотины через Липецкое озеро и выскочил к лагерю немецкой пехоты на окраине полигона в Клауссах. Раздавив там все, что было возможно, обошел Клауссен и рванул в Арес! А две батареи самоходов взяли под обстрел и корректировку форт. К этому времени пехота разобралась с немцами на участке прорыва, и 754-й полк на машинах отправился вслед за танкистами, так как десанта хватит ненадолго. Тем же маршрутом, что и танкисты, они догнали их у Столлендорфа. Немцы замаскировали несколько 37-миллиметровых пушек на кладбище. Один из КВ остановился и расстрелял их прямо на месте. И нести никуда не надо! Танки пробили стену вокруг корпусного городка, и штурмовые группы ворвались туда. Следом за ними и мотострелки подоспели. Особенно упорно немцы сопротивлялись у железнодорожной станции. Сожгли шесть танков. Потом танкисты попали куда-то, и прогремел взрыв такой силы, что станции просто не стало! Осколки и обломки, поднятые этим взрывом, разлетелись по всему городу, кругом пожары. Из бункера возле штаба корпуса замахали белым флагом. Генерал-лейтенант Ханс граф фон Шпонек, создатель немецких воздушно-десантных войск, «героев Крита и Нарвика», предлагал себя в качестве заложника, чтобы спасти жизни женщин и детей – жен офицеров корпуса, оказавшихся под развалинами города после взрыва эшелона с 807-миллиметровыми снарядами и зарядами для пушек «Дора» и «Густав». Подполковник Алабышев связался с полковником Муравьевым, тот с Владиславом, доложили о происшествии и просьбе Шпонека. Жуков и Булганин переглянулись:
– Забирайте генерала и отходите к Столлендорфу. Развалины не сильно нужны. Пусть убедятся, что пушки разбиты.
– Только одна и ствол от другой. Что-то немцы успели отогнать куда-то.
– Потери большие? – поинтересовался Владислав.
– Есть потери.
– Отходите!
С рассветом все вышли из НП в ожидании Шпонека.
– Слушай, хомяк, ты где САУ захомячил? И я смотрю, что их у тебя много! – спросил Жуков, рассматривая новенькую самоходку, стоящую неподалеку от НП. Подошли к ней. Экипаж неохотно вылез из машины, командир доложил:
– Товарищ генерал армии, экипаж самоходного орудия номер восемьдесят шесть отдельной самоходно-гаубичной батареи 169-го Краснознаменного полка отдыхает после боя. Командир орудия младший лейтенант Ковригин.
– Как настроение, бойцы? – тут же поинтересовался ЧВС.
– Устали, товарищ бригадный комиссар. Три боезапаса расстреляли и четвертый погрузили.
– Как вам орудие? – спросил Жуков.
– Да ничего, если прямо стрелять, а если ствол на полную поднимаешь, то снизу дырка появляется. И если в сторону кладешь, то тоже дыра.
– Ну-ка, ну-ка!
Наводчик залез в машину и показал маску на предельных углах. При этом угол возвышения был совсем маленьким, градусов тридцать.
– Двадцать восемь, – поправил генерала командир орудия.
– А как выходите из положения?
– Окоп роем с наклоном назад, – устало сказал младшой. Бойцы устали, им бы поспать, и дождь идет, а тут генералов любопытство разобрало. Еще они пожаловались на задымленность боевого отделения и на неудобство заряжания на больших углах подъема. Наконец Жукову надоело прыгать вокруг машины, и они отпустили экипаж.
– Ни то ни се! – резюмировал Жуков.
– Хотя бы что-то в полки. У немцев 15,0 sIG-33 на вооружении в полках и 75-миллиметровая пушка-гаубица leIG18. Восемь орудий на полк. А мне выкручиваться приходится: либо шесть УСВ, либо шесть «бобиков», либо шесть 120-миллиметровых минометов. САУ и минометы подобрали брошенными. Предназначались для 4-й армии, а оказались под Белостоком в отцепленных эшелонах.
– Сколько нахомячил?
– Шестьдесят четыре гаубицы и восемьдесят восемь минометов. Раздал во все полки по батарее: четыре САУ и восемь минометов, где нет 122-миллиметровой М-30 и нет полковой минометной батареи. Во все не получилось. Больше нет.
– А снабжаешь из каких источников?
– Делю штатный, плюс пока есть излишки за счет 4-й и 21-й. Мы их боеприпасы оприходовали.
– Да, тебя на фронтовой склад только и сажать. Ты ведь высадил три боекомплекта за день.
– Зато потерь мало и есть успех. А комплектов? Наверное, четыре, вечером уточню. Крепостные еще стреляли.
– Артиллеристы у тебя хорошо натасканы! Очень слаженно работают и точно.
– Есть такое. Обучать успеваем, товарищ генерал.
Где-то слева грохотал бой, туда ушли заказанные штурмовики. Пикировщикам сегодня было делать нечего: низкая облачность, местами туман.
– А Шпонек слово держит. По фронту ни выстрела! – заметил Жуков. – Вон, кажется, они.
Он показал на танк, хорьх и БА-10, подъезжавшие к развилке дороги. Вместе со Шпонеком приехал и командир 129-го танкового Алабышев. Он доложился Жукову, и тот поздравил его со взятием Ареса.
– Так мы ж отошли? – недоуменно спросил комполка.
– Свою звезду Героя ты заработал! Верно я говорю, Николай Александрович?
Не умевший никому из старших перечить Булганин привычно закивал и вытащил наградной лист.
Читать бесплатно другие книги:
