Сказание о Доме Вольфингов (сборник) Моррис Уильям
Итак, юноша тихо вышел за дверь, закрытую на простую защёлку – в городе не требовались ни засовы, ни запоры, ни замки. Так же спокойно он вышел и за городские ворота, закрывавшиеся только перед приближением войны. Юноша направился напрямик к Дороге Дикого Озера. Шёл он быстрым шагом, лишь изредка оглядываясь через плечо на восток, чтобы решить, сколько он успеет пройти, прежде чем начнёт светать, да посмотреть, как поднимающееся солнце освещает горные перевалы.
Когда юноша дошёл до того места, где каждое лето проводился праздник Девичей Заставы, солнце взошло уже настолько, что всё вокруг окрасилось в привычные цвета, а ночные тени сгинули. Стояло солнечное утро, слабый восточный ветер разогнал туман и высушил луга, которые, если бы ветра не было, теперь покрывал бы иней – погода выдалась холодная. Златогривый слегка замедлил шаг, и взгляд его скользнул по пыльной дороге, напоминавшей ту, о которой пел Сказитель. Осень стояла очень сухая, и потому даже полоска зелени по краям была такой же истоптанной и пыльной, как сама дорога. Из травы на дорогу выползала длинная плеть переступеня с красными ягодами и чёрными листьями. Прямо посреди дороги лежали две ветви крепкого дуба с большими листьями. Казалось, их только вчера бросили здесь резвившиеся женщины или дети. В глубокой пыли виднелись уходившие в самых разных направлениях следы босых и обутых ног. Божественноликий улыбнулся, проходя мимо этого места, как улыбаются счастливому воспоминанию. Он вообразил себе Наречённую – следующим летом она возглавит шествие к Девичьей Заставе и будет петь первой из всех. Юноша представлял её очень отчётливо: он видел её руки, её тело и даже маленькую полоску на правом запястье, место, где кожа у рукава, защищающего от солнца, становилась белее – ему очень нравилось это место. Он представлял себе ямочку на подбородке девушки, её тёмно-рыжие локоны, вьющиеся на лбу и сверкающие так ярко, словно они сделаны из золотых нитей самим Старейшиной. Прекрасная выходила картина! Юноша уже почти слышал голос девушки. Она звала его. Тоска по ней заставила Божественноликого ускорить шаг. За его спиной всё ярче разгорался утренний свет.
Солнце уже почти показалось из-за горизонта, когда на дороге начали появляться другие путники. Большинство из них шли на полевые работы, а не в город. Первым был житель Леса – высокий и худой, он шагал вслед за своим ослом, тащившим нагруженные углем корзины. Дочь угольщика – девочка семи зим от роду, ехала верхом на осле, сидя между корзин с углем и что-то лепеча про себя этим холодным утром. Ей нравились чистый свет на востоке и мягкая трава широких лугов. Она не часто выходила из-под тени больших деревьев, стеной стоявших вокруг их поселения. Божественноликий, поравнявшись с путниками, весело пожелал им доброго дня. Смуглый угольщик холодно кивнул ему, но не сказал в ответ ни слова. Девочка тоже молча осматривала юношу, пока тот проходил мимо.
Затем послышался грохот колёс телеги, а когда дорога завернула за скалу, юноша увидел подводу с четырьмя запряжёнными в неё коровами мышастого цвета. В подводе лежала молодая женщина, завернувшаяся от холода в меха. Рядом с коровами шёл её красивый и статный муж, житель Дола. Одет он был празднично: на поясе висел добрый меч, голову венчал блестящий стальной шлем, в руке лежало длинное копьё с красно-белым древком, обвитым медными лентами. Он был весел и гордился грузом своей телеги. Женщина ласково улыбалась ему из-под пурпура и меха, но, увидев Златогривого (а в Доле все знали друг друга), она обернула своё усталое, счастливое лицо к нему.
Златогривый поравнялся с телегой. Мужчина остановил медленных животных, а женщина приподнялась с подушек, чтобы поприветствовать путника. Впрочем, поднялась она лишь чуть-чуть, потому что была на сносях. Златогривый знал, к чему шло дело, и почему муж её был празднично одет, телега убрана дубовыми ветвями, а на упряжи развешаны позолоченные колокольчики и медные украшения. Дело в том, что во многих родах вошло в традицию отвозить жену в дом её отца, когда она должна родить первенца. День её возвращения в отчий дом считался большим праздником. Зная это, Златогривый крикнул:
– Приветствую тебя, Каменный Ратник! Сегодня утром сильный ветер – позаботься о своей прекрасной яблоньке! В добрый дом держишь ты свой путь, и сладким будет Наследное Вино этим вечером.
Каменный Ратник широко улыбнулся, а жена его опустила голову и покраснела. Муж произнёс:
– А сам ты, сын Старейшины, будешь сегодня с нами? Ведь твой отец точно придёт на праздник.
– Нет, – ответил Божественноликий. – Я бы очень хотел прийти, но у меня есть дела в другом месте.
– Какие дела? – спросил Каменный Ратник. – Должно быть, ты собираешься провести эту осень в городах?
Божественноликий ответил сухо:
– Нет, не собираюсь, – и уже с дружелюбной улыбкой добавил: – Не все же дороги ведут на равнину, друг.
– По какой же дороге уходишь ты? – спросила женщина.
– По самой желанной, – был ответ.
– И куда же она ведёт? – вновь спросила женщина. – Поторопись, я и так без сил, а любопытство утомит меня ещё больше, и моему мужу это совсем не понравится.
– Не расходуй свои силы, – ответил Божественноликий, – пусть любопытство не томит тебя, ибо ответ на этот вопрос неизвестен даже мне самому. Доброго пути вам и вашему ребёнку!
С этими словами юноша подошёл к телеге, поцеловал женщине руку и с добродушной улыбкой направился дальше. Каменный Ратник крикнул что-то своим коровам, они наклонили головы и потянули телегу. Юноша какое-то время слышал её грохот и позвякивание колокольчиков, а потом лишь позвякивание, уже не заглушённое скрипом осей, грохотом оглобель и шумом колёс, катящихся по дороге, но колокольчики звенели всё тише и тише и, наконец, совсем стихли за спиной у юноши.
Божественноликий подошёл к тому месту, где река поворачивала в сторону от скал, которые здесь были не такими высокими, как везде, из-за частых осыпей, случавшихся в древности. Со временем осыпавшиеся камни покрылись намытой дождями землёй и поросли травой, образовав пологий склон, ведущий к реке. Дорога пересекала это место, поднимаясь над прибрежными лугами и подступая ближе к скалам. Противоположный склон был не столь пологим, а местами становился даже крутым. Когда Божественноликий взобрался наверх, солнце уже поднялось над восточным перевалом, озолотив своими лучами луга. Юноша остановился и оглянулся назад, прикрыв глаза ладонью. В этот момент у него за спиной послышались голоса и женский смех, и Божественноликий увидел стройную, загорелую, темноволосую девушку; она карабкалась по крутому склону, цепляясь руками. Оказавшись наверху, девушка, тяжело дыша, со смехом свалилась на траву у дороги. Не переставая смеяться, она глянула вверх и увидела Златогривого, который, заметив её, остановился. Протянув к нему руки, она беспечно, хотя и немного покраснев, попросила:
– Подойди сюда, юноша, и помоги остальным забраться на холм. Они проиграли мне, а потому должны делать то, что я захочу, – таковы были условия.
Юноша подошёл к ней и поприветствовал, поцеловав её руку (у жителей Дола был такой обычай):
– Здравствуй, Долгополая! Кто там с тобой и куда это вы собрались так рано?
Девушка посмотрела на него (и взгляд этот, казалось, выразил нежность) и медленно ответила:
– Со мной две девушки из дома моего отца, ты знаешь их. Мы втроём направляемся в город, на пир Наследного Вина, что будет сегодня вечером.
Не успела она договорить, как над обрывом показалась её подруга. Божественноликий подошёл к ней и, взяв за руки, помог подняться наверх. Она сразу же рассмеялась. Юноша поприветствовал её так же, как и Долгополую, а затем со смехом повернулся, поджидая третью девушку, которая, услышав их голоса, задержалась. Златогривый вытащил и её, поцеловал ей руки, и она упала на траву рядом с Долгополой, вторая же осталась стоять около юноши. Это была светлая, золотоволосая, очень красивая девушка (а ту, что появилась последней, можно было назвать всего лишь хорошенькой, не лучше остальных обитательниц Дола).
Глядя на девушек, Божественноликий спросил:
– Как же так получилось, девушки, что на вас таким прохладным осенним утром только котты? Где же вы оставили свои плащи и куртки?
На девушках и в самом деле были узкие голубые котты тонкой шерсти, расшитые по подолу золотыми и цветными нитями.
Та девушка, что пришла последней, спросила:
– А что это ты так заботишься о нас, Златогривый, словно наша мама или нянюшка? Так вот – наши плащи висят вон на том терновом кусте, ведь мы бежали на спор. Та, что последней заберётся наверх, должна вновь спуститься туда и принести их, так что теперь это моя работа. Но так как мы встретили тебя, сын Старейшины, то этим займёшься ты.
Юноша весело рассмеялся:
– Нет уж! В сутках только двадцать четыре часа, и если вычесть те, что я трачу на еду, питьё и разговоры с красивыми девушками, то оставшегося времени едва ли хватит на важные дела. Вы, девушки, слишком болтливы, а вот споры ваши просты, и сейчас я, сын Старейшины, разрешу ваш спор: пусть одна из вас принесёт плащи, и это будет Долгополая. Ведь она самая быстрая из вас, а значит, лучше других справится с этим. Согласны ли вы с моим судейским решением? Более мудрого у меня нет.
– Согласны, – ответила ему светловолосая девушка, – но не потому, что ты сын Старейшины, а потому, что ты самый пригожий юноша в Доле и можешь просить нас, бедняжек, о чём захочешь.
Божественноликий зарделся при этих словах, а девушки – та, что говорила, и та, что пришла последней, засмеялись. Одна Долгополая промолчала. Бросив на юношу серьёзный взгляд, она быстро помчалась по склону к плащам. Божественноликий подошёл к обрыву и, взглянув вниз, залюбовался бегущей девушкой. Добравшись до тернового куста, где висели ярко расшитые плащи, она, думая, что её не видно, приложила к губам руки, которые Божественноликий поцеловал несколько минут назад.
Юноша отошёл от края и отвернулся, смутившись увиденным. Стараясь не смотреть на стоявших рядом и насмешливо улыбавшихся девушек, он попрощался с ними и быстро пошёл прочь. Если они и говорили что-то после его ухода, то тихо – он уже не слышал их голосов.
Юноша шёл, и солнечные лучи скользили по выступавшим из крутых склонов камням. Он опять вспомнил Наречённую. Встречи с матерью ещё не рождённого ребёнка и с тремя прекрасными девушками не отвлекли его от мыслей о ней. Она будет его, именно она из всех прочих. По красоте с ней не сравнится ни одна другая девушка. Что бы ни случилось в жизни и что бы ни пришлось ему совершить, он будет с ней, он будет знать о её красоте и доброте больше, чем кто-либо другой. И юноше казалось, что он видит себя проходящим через жизненные испытания вместе с ней.
Теперь юноша шёл быстрым шагом, хотя и сам не понимал, куда так спешит. Он почти не смотрел по сторонам и до самой Дороги Дикого Озера никого не встретил, только видел работавших на лугах людей. Но вот появились первые деревья. Не останавливаясь, Божественноликий повернул на северо-восток, в сторону склонов, идущих к великим горам. Входя под полог леса, юноша произнёс:
– Как странно! Вчера вечером я много думал о лесе и решил не ходить туда, а сегодня утром я совсем не думал о нём, и вот я здесь, среди деревьев, и направляюсь в самую глушь.
Путь сначала был довольно простым, ведь он проходил через буковую рощу без подлеска, и юноша легко шагал между высокими и гладкими серыми стволами. Впрочем, на сердце у него было не так радостно, как в солнечной долине. Очень скоро буковая роща начала редеть и, наконец, превратилась в каменистую равнину, испещрённую оврагами. Здесь уже ничего не росло, если не считать нескольких низких дубов да терновых кустов. Солнце поднялось высоко и ярко освещало эту пустынную землю. В траве прятались кролики, разбегавшиеся при приближении юноши. Временами Божественноликий осторожно обходил камень, на котором, греясь на солнце, лежала гадюка, или спугивал оленя с оленихой – они скачками уносились прочь. Иногда с хрюканьем от него убегало стадо кабанов. Ничего необычного не происходило. Да юноша и не ждал встретить что-то необычное – он знал эту часть леса довольно хорошо, и здесь его ничего не интересовало.
Божественноликий шёл по безлесной пустоши уже около часа или более того. Овраги, наконец, исчезли, и появились редкие деревья: дубы, ясени, грабы – невысокие, окружённые зарослями падуба и тёрна. Земля постепенно поднималась к востоку и северо-востоку. Юноша шёл уверенным шагом, как человек, знающий, куда он идёт. Наконец, вокруг него встала стена из деревьев и кустов, но через некоторое время эта стена расступилась и показалась поляна. Вперёд убегала тропинка, как будто вытоптанная человеком. Но Божественноликий до этого не замечал никаких признаков присутствия в лесу людей. Он уверенно пошёл по тропинке, словно она вела туда, куда ему было нужно. Тропинка почти заросла, но юноша хорошо знал лес и находил её, минуя непроходимые места. Так он и шёл вперёд. Солнце изредка проглядывало сквозь ветви деревьев, смыкавшиеся над головой, и Златогривый видел, что время приближается к полудню. Он уже долго был на ногах, к тому же большую часть пути шёл, не разбирая дороги, да ещё карабкался по склону, временами довольно крутому.
Наконец, тропинка, обогнув особенно густые заросли, привела юношу к маленькой полянке, через которую среди тростника и опавшей листвы бежал лесной ручеёк. Ближе к восточному её краю возвышался холм – юноше показалось, что когда-то на нём стояло жилище, но других признаков присутствия здесь человека не было.
Божественноликий остановился, присев на землю у ручья, чтобы отдохнуть и перекусить. Мысли, что приходили ему в голову, пока он шёл через лес (а их было много – о его роде и имени, об отце и путешествии, которое он мог бы совершить в города Запада, о том, что произойдёт, когда он женится, и о возможной войне, что встревожит эти земли), все они смешались от охватившей его сильной усталости. Юноша положил свою заплечную суму на землю, достал из неё пищу и начал в своё удовольствие есть. Он окунул в ручей позолоченный кубок и сделал пару глотков воды, имевшей сырой, заплесневелый привкус леса. Потом он прилёг на короткую траву холма и сразу же заснул. Спал он недолго, но ему приснился очень длинный сон, в котором смешались и утренние мысли, и события вчерашнего дня, и многое другое, о чём он уже давно забыл, но что сейчас напомнило о себе в этом странном, беспорядочном сне. Всё это явилось ему в виде ярких, но непонятных образов. Как это часто случается во сне, движения юноши были как будто скованными.
Пробуждаясь, Божественноликий улыбнулся чему-то необычному в ускользающем видении и взглянул на небо, предполагая увидеть там признаки приближавшегося вечера, поскольку считал, что спал долго. Небо было затянуто облаками, но юноша, часто бродивший по лесу, определил, где находится солнце, и понял, что после полудня едва ли прошёл час. Ещё немного посидев, чтобы окончательно проснуться, он выпил воды из лесного ручья, а потом вслух спросил самого себя (он сильно желал услышать человеческий голос, пусть даже и свой собственный):
– Что мне следует делать дальше? Куда я направлюсь? Что ещё мне предстоит совершить сегодня? И что мне следует изменить в себе, в том, какой я сейчас?
Но даже произнеся это вслух, он не нашёл ответа на свои вопросы, и снова мысли его вернулись к Наречённой. Он думал о том, какая она милая и добрая, но вскоре вспомнил тех двух девушек, что подшучивали над ним на обочине, и Долгополую, задержавшуюся на склоне и поцеловавшую свои руки, которые прежде поцеловал он. Божественноликий пожалел её, ведь она была красивой и весёлой. Но все эти мысли тоже быстро покинули его, и осталась только мысль о том, что он, как и Долгополая, желает того, чего у него нет. Эта мысль была тяжёлой, юноша нахмурился и сказал самому себе:
– Неужели я стал игрушкой для снов наяву? Лучше вернусь назад или пойду вперёд, но думать больше не буду!
Он собрал свои вещи и пошёл по тропинке, поднимавшейся вверх, к Великим горам. Искать её стало ещё труднее, чем прежде, так что Златогривому приходилось быть очень внимательным.
Глава V. Божественноликий встречает горный народ
Божественноликий продолжал медленно, с трудом идти вперёд. Лес долгое время не менялся. Из диких зверей юноше встретились лишь немногие – те, что любили жить в чаще. Дорога шла всё вверх и вверх, хотя иногда встречались ложбинки, после которых вновь начинался крутой подъём. Почти незаметная тропа всё ещё помогала ему обходить густые заросли и упавшие деревья, и юноша шёл, не задерживаясь. Наконец, лес опять поредел, а деревья стали кривыми и как будто уменьшились. День подходил к концу, небо очистилось, и вот наступил прозрачный осенний вечер.
Вскоре лес и вовсе исчез, а склон, который теперь был покрыт только вереском, стал ещё более крутым. Юноша взглянул вдаль. Под ясным небом казалось, что снежные пики находятся гораздо ближе, чем было на самом деле. Заходящее солнце сверкало на их вершинах, выделяя их на фоне тёмно-серого восточного неба. Несколько ниже и ближе этих вершин стояли тёмные скалистые горы, а ещё ниже и ещё ближе – горы, покрытые сосновыми лесами. Но и они стеной возвышались над холмами, по которым он шёл.
Божественноликий немного постоял, а потом обернулся, чтобы осмотреть дорогу, которой пришёл сюда, но дубовый лес, растущий на возвышении, закрывал всё, что было за ним. Точно такой же стеной вставал прежде сосновый лес. На память юноше внезапно пришли те слова, что прошлым вечером сказал Камнеликий, и на какое-то мгновение он поверил, что и в самом деле оказался в ловушке. Но он тут же рассмеялся, сказав себе:
– Я дурак! Это всего лишь из-за того, что я брожу один по тёмному лесу и безлюдной пустоши, а весёлые лица Дола ушли вместе с моими глупыми мыслями о прошлом. Смотрите, вот я – человек из рода Лика, у меня на бедре меч и топор. Если придёт смерть, то она придёт лишь однажды, а если я не боюсь смерти, то что испугает меня? Боги не испытывают ко мне ненависти, и они не причинят мне вреда. Они не злы, а прекрасны.
С этими словами он вновь отправился в путь и вскоре пришёл к неглубокой ложбинке, где вереск сменялся травой. Там росло несколько старых сосен, а между ними лежали большие серые камни. Он прошёл ложбинку и стал карабкаться по новому склону, довольно крутому. Там тоже росли редкие сосны. Наконец, он оказался в настоящем сосновом лесу, хотя и не очень густом. Юноша шёл по нему, весело напевая себе под нос и помахивая копьём. Вскоре он достиг поросшей травой лесной полянки. С трёх сторон её окружали деревья, а с четвёртой поднимался пологий склон, за которым начинались густые заросли. Поляна была с полфарлонга в длину и ширину. Пока юноша пересекал сосновый лес, солнце село, но на полянке всё ещё было светло. Под прикрытием леса на другой её стороне стояла длинная низкая постройка, похожая на те, что строят лесные жители, только более грубая, из нетёсаного дерева. Некоторое время юноша рассматривал её, а потом сказал себе вслух (это вошло у него в привычку):
– Удивительно! Всего-то на расстоянии дня пути от города есть поселение, о котором я ничего не слышал! Возможно, его построил кто-то из жителей Леса, а сейчас ушёл в горы добывать пушнину или искать новые месторождения меди и олова. Что ж, я хотя бы посмотрю, что за люди тут живут. Может быть, они согласятся приютить гостя на ночь. Было бы хорошо поспать под крышей на кровати, плотно поужинав перед этим.
Юноша пошёл вперёд, забыв про лес, который теперь оставался у него по левую руку. Но не успел он пройти и двадцати шагов, как в лесу мелькнуло что-то красное, затем блеснула сталь и из зарослей со свистом вылетело копьё. Оно ударило в копьё Божественноликого чуть ниже наконечника с такой силой, что тот выронил своё. Тут же с громким криком вперёд ринулся воин, одетый в алую котту. В мгновение ока в руке Божественноликого оказался боевой топор, и юноша бросился на противника. Незнакомец быстро сбежал вниз по склону с мечом в руке. Топор и меч скрестились, и вот уже оба воина свалились на траву. Божественноликому почудилось, будто он услышал пронзительный женский крик. Воин подмял под себя юношу, и хотя тот и был силён, но незнакомец был сильнее. Топора Божественноликий уже лишился, а вот у воина ещё оставался его короткий меч. Юноша изо всех сил продолжал борьбу, но противник уже отвёл руку, чтобы поразить его своим мечом. Коленом он придавил Божественноликого к земле, а левой рукой крепко сжимал его правую руку, тогда как левая рука юноши была за спиной прижата к земле. В этот момент юноша услышал (слух его стал острее в предчувствии надвигавшейся смерти) звук приближавшихся шагов и шорох одежды. Что-то тёмное закрыло небо, раздался звук сильного удара, и рослый противник, ослабив хватку, свалился на бок.
Божественноликий вскочил и бросился к топору. Схватив его, он обернулся и оказался лицом к лицу с высокой девушкой, державшей в руке крепкий посох, больше похожий на сук дерева. Она спокойно улыбалась, хотя именно она только что нанесла удар, остановивший меч и спасший шею юноши. Увидев девушку (а она была молодой и красивой), Божественноликий опустил топор и первым прервал молчание:
– Что случилось, милая девушка? Этот человек твой враг? Он обижал тебя? Мне убить его?
Девушка рассмеялась:
– Какое великодушное предложение! Минуту назад этот человек мог бы предложить мне то же самое в отношении тебя!
– Верно, верно, – засмеялся в ответ Златогривый, – но он не предлагал.
– Да, – отвечала ему девушка, – но раз уж ты спросил, то признаюсь, что его смерть коснётся не только его – она принесёт мне печаль. Кроме того, у моего народа не в обычае ломать голову дарителю его же собственным даром. Твой противник – мой брат, о незнакомец, так что, если ты послушаешь меня, то вскоре вы будете ужинать за одним столом. Впрочем, если хочешь, можешь спокойно идти своей дорогой дальше, в лес. Правда, мне бы хотелось, чтобы ты остался у нас на ночь, ведь ты мой должник.
Голос её был звонок и мягок, а последние слова она произнесла уже нежно, подойдя к Златогривому поближе. В этот момент потерявший сознание при ударе воин очнулся, сел и, потирая руками голову, проговорил:
– Какая злая у меня сестра! Видимо, надо всегда надевать шлем, когда она собирается за орехами.
– Нет, – возразила ему сестра, – тебе повезло, что ты был без шлема, иначе мне пришлось бы бить тебя в лицо. Ты груб! Разве есть у нас такой обычай – заколоть кинжалом великородного гостя, прекрасного и добродушного? Подойди же сюда и предоставь ему судить тебя за твой глупый поступок!
Её брат поднялся на ноги и произнёс:
– Что ж, сестра, чем меньше сказано, тем скорее исправишь. Всё-таки остаться с дырявой головой хуже, чем выслушивать женщину, но раз уж ты продырявила мне голову, то могла бы и воздержаться от обидных слов.
Воин подошёл ближе. Это был крупный мужчина крепкого телосложения с тёмно-рыжими волосами, редкой заострённой бородкой и красивым прямым носом. В его больших серых глазах мелькала какая-то свирепая искорка, но злым его никто бы не назвал. На вид ему было около тридцати лет. Одежда его отличалась изяществом: короткая котта из алой материи и из той же ткани капюшон, на левом предплечье виднелось большое золотое кольцо, а на груди, не прикрытой капюшоном, висел золотой торк*.
Его сестра была в коротком платье из синей шерсти, надетом поверх длинного нижнего платья. На ногах у неё были кожаные ботинки.
Рыжий воин подошёл к Божественноликому, взял его за руку и произнёс:
– Я считал тебя врагом, а я не желаю оставлять в живых чересчур много врагов. Но оказалось, что ты друг, и это гораздо лучше. Так что теперь ты вправе судить меня за моё нападение.
Божественноликий рассмеялся:
– Судебное решение уже вынесено: ты свалил меня на землю и получил за то разбитую голову, так что теперь ты никому ничего не должен.
Воин в алом ответил:
– Твой взгляд говорит мне, что ты настоящий мужчина и не нарушишь слово. Что ж, оказалось, врага у нас нет, но есть друг, который, возможно, останется таковым надолго.
Он обнял Божественноликого и поцеловал его, и Божественноликий, обернувшись к сестре воина, спросил:
– Заключён окончательный мир?
Но девушка покачала головой и серьезно ответила:
– Нет, ты слишком красив, чтобы тебя целовать.
Юноша покраснел, как краснел обычно, когда его хвалили женщины, но сердце его предвкушало удовольствия.
Девушка положила руку ему на плечо и произнесла:
– Теперь тебе решать, выбирая между диколесьем и домом. Будешь ли ты этой ночью странником или же нашим гостем?
От её прикосновения юношу охватило какое-то сладостное чувство, которого ранее он не испытывал. Он ответил:
– Я буду твоим гостем, а не незнакомцем.
– Стало быть, пойдём, – взяв его за руку, окончила разговор девушка. Божественноликий едва ли чувствовал землю под своими ногами, когда они втроём направились к дому. Собирались сумерки, и высокие пики на востоке окрасились тем слабым светом, что указывает на восход луны.
Глава VI. О Божественноликом и жителях гор, которых он встретил
Не доходя пары шагов до порога, Златогривый вдруг замешкался от дурного предчувствия, которое бывает, когда собираешься сделать что-то и понимаешь, что ещё не поздно отказаться. Новые друзья юноши заметили его нерешительность и переглянулись. Девушка разжала свои пальцы, но юноша всё ещё держал её руку в своей, словно раздумывая. Но затем выражение его лица изменилось, и он спросил таким тоном, словно остановился только для того, чтобы задать этот вопрос:
– Скажи мне, высокий воин, как твоё имя? И ты назови мне своё, милая девушка! Как мы можем беседовать, не зная имён друг друга?
Мужчина в ответ сразу же рассмеялся и сказал:
– Юный вождь считает, что и этот дом принадлежит ему! Нет, молодой человек, я знаю, что у тебя на уме – не стоит стыдиться своей осторожности. Мы больше не причиним тебе вреда – не сомневайся! Теперь о моём имени: то, с которым я родился, ушло; то, что мне дали, – было у меня отобрано; так что теперь, похоже, я сам должен дать себе имя, а в таком случае я буду называться Лесным Хозяином. Впрочем, возможно, ты сам однажды назовёшь меня иначе – Гостем.
Сестра говорившего всё это время серьёзно смотрела на брата, а Божественноликий смотрел на неё. Ему казалось, что девушка становится всё красивее и красивее, и её красота внушала ему благоговейный трепет, словно незнакомка была богиней. Юноше пришло в голову, что этот необычайно сильный воин и эта необычайно красивая девушка не были простыми смертными. Они разговаривали с ним, как родители разговаривают с капризным ребёнком. В какой-то момент мужество покинуло его, и ему захотелось оказаться в безопасности – в родном городе или даже в безлюдном лесу. Но в этот момент девушка повернулась к нему и вновь взяла его за руку. Ласково взглянув на него, она произнесла:
– А меня можешь звать Подругой. Это хорошее имя, ты ещё не раз вспомнишь его.
Юноша опустил глаза и принялся разглядывать руку девушки. Несмотря на сумерки, он увидел, как ладно она сложена. В то же время было заметно, что обладательница этой руки владела ремёслами, какими должна владеть каждая земная женщина. Страх постепенно рассеялся, и сердце юноши наполнило сладостно-горькое чувство. Он взял руку девушки в свою и поцеловал. Она сразу же её отдёрнула, а Божественноликий объяснил:
– Таков обычай в Доле – целовать руки всем женщинам.
Тогда девушка позволила ему исполнить этот обычай, считая, что ничего большего в этом поцелуе нет. Она серьёзно произнесла:
– Значит, ты из Города-у-Крепости. Дай угадаю… Я бы сказала, что твоё имя Божественноликий из рода Лика.
– Так и есть, – признался юноша, – но многие друзья называют меня Златогривым.
– Это хорошее имя, – сказала девушка. – Так мы и будем тебя называть, ведь ты стал нашим другом. А теперь пойдём, Златогривый, наступает ночь. Хоть мы и бедные люди, и живём в этой глуши, но у нас есть и пища, и кров – всё, что требуется голодному и усталому путнику.
С этими словами девушка шагнула вместе с ним за порог дома. Юноше казалось, что она прекраснее и благороднее любой из королев старинных сказаний.
Дом, неприглядный снаружи, внутри показался Божественноликому уютным. Утрамбованную землю, служившую полом, устилали сосновые ветви, поверх которых местами лежали бурые медвежьи шкуры. У возвышения, поперёк зала, стоял стол, а вот вдоль стен столов не было. Златогривый оглядел большие складывающиеся кровати, правда, их было немного. В противоположном конце зала находилась верхняя комната, служившая спальней. Она была завешана тканями, очень искусно украшенными вышивкой. На стенах зала, впрочем, не закрывая их целиком, висели чудесные шпалеры, прекраснее всех, какие когда-либо видел юноша. Он подумал, что, должно быть, их привезли из далёких земель, возможно, из Города Городов. На них были изображены сцены из далёкого прошлого, когда люди жили вместе с богами, гигантами и удивительными существами. На шпалерах часто встречалось изображение волка, и Божественноликий решил, что они рассказывают историю одного великого рода, чьим родовым знаком был волк. Юноша не мог оторвать взгляд от этих прекрасных шпалер и долго стоял пред ними в свете от догоравших в очаге углей. Лесной Хозяин, заметив, что гость пристально разглядывает изображения на шпалерах, встал, подошёл к нему, постоял некоторое время рядом, а затем, ударив правой рукой по рукояти меча, отвернулся и принялся сердито расхаживать взад-вперёд по залу.
Девушка, назвавшаяся Подругой, принесла воды, а пока юноша омывал руки и ноги, налила бокал Приветного вина и выпила за благополучие гостя. Затем она поднесла кубок ему, и смущённому юноше показалось, что он видит перед собой одну из дев Небесного града. Но вскоре девушка покинула зал через дальний вход, а Лесной Хозяин подошёл и сел рядом с Златогривым и завёл беседу о жизни в Доле: о его городах, пастбищах и урожаях, о том, каков характер жителей долины, кто из них добр, а кто зол, кого любят, а кого презирают. Он расспрашивал как человек, живущий в соседней долине, а Златогривый рассказывал всё, что мог, не видя в этих расспросах ничего дурного.
Но это длилось недолго. Дверь отворилась, и в зал вошла миловидная крепкая девушка лет двадцати пяти. На ней была короткополая юбка и охотничья одежда. В руке она держала лук, за её спиной висел колчан. Охотница сняла с плеча суму и вывалила её содержимое к ногам Лесного Хозяина. Там оказалась пара-тройка зайцев да два силка с горными куропатками. На Божественноликого она совсем не обратила внимания.
Лесной Хозяин сказал:
– Это будет на завтра, сегодня обед у нас уже есть.
Златогривый улыбнулся, вспомнив, как вчера вернулся с охоты. Но охотница произнесла:
– Это не моя вина. Она сказала мне о госте только три часа назад.
– Что? – удивился Лесной Хозяин. – Она ждала его?
– Несомненно, – ответила ему девушка, – иначе зачем бы ещё я пошла в лес? Чтобы устать там, как вчера?
– Ладно, ладно, – сказал Лесной Хозяин. – Займись своей ежедневной работой или отдохни. Сейчас мне мясо не нужно! Ты все шутки воспринимаешь всерьёз.
– Как и ты, вождь, – ответила девушка. – Я такая же, как и ты.
– Только у тебя язык длиннее, – заметил хозяин. – Теперь ты можешь отдохнуть, если не потребуется твоя помощь, чтобы приготовить ужин.
Девушка отвернулась, бросив проницательный взгляд на Божественноликого, и вышла через дверь в дальнем конце зала.
К этому времени уже начало темнеть – в зале не было свечей, а огонь в камине еле тлел. Лесной Хозяин теперь сидел молча, размышляя о чём-то, Божественноликий тоже молчал. В голове его беспорядочно крутились мысли, но он чувствовал себя счастливым. И вот дальняя дверь открылась, и в зал с двумя факелами в руках вошла прекрасная хозяйка, за ней следовала охотница, переодевшаяся в синюю котту, последней шла крепкая и прямая старуха. Охотница и старуха несли еду и столовые приборы. Втроём они накрыли на стол, после чего усадили за него Златогривого и Лесного Хозяина. Прекрасная хозяйка и охотница сели с ними, а старуха подбросила в огонь свежего угля, и теперь каждый уголок зала был хорошо освещён. В этот момент открылась входная дверь, и вошли ещё четверо мужчин: великан-старик, державшийся очень прямо, и трое юношей. На всех была грубая одежда из тёмной шерсти, но голову каждого увенчивал шлем, а в руках были копья, на поясе же висели длинные мечи. Они казались бравыми воинами, готовыми к бою. Один из юношей бросил у дверей тушу длиннорогого горного барана, и все вошедшие проследовали во внешнюю пристройку, откуда вернулись уже в свежей одежде и без оружия. Лесной Хозяин по-дружески им кивнул, и вновь прибывшие сели за стол, приветствуя Божественноликого простым кивком головы.
Старуха спросила:
– Что ж, ребята, рассказывайте: вы делом занимались или спали?
– Спали, мать, – ответил ей один из юношей. – Как и полагалось после такой ночи, как прошлая, да и перед такой, как следующая.
Охотница прервала юношу:
– Попридержи язык, Лесомудрый, пусть он лучше помогает зубам справляться с ужином. Сейчас не время говорить.
– Нет, Лучница, – возразил ей другой юноша. – Сегодня с нами гость, так что можно и поговорить с ним.
Охотница ответила:
– Руки твои действуют лучше твоего языка, Приручивший Лес. Уж они-то тебя никогда не опозорят.
К разговору подключился третий юноша:
– При чём тут позор, если здесь мы далеко от всяких предопределений и тех, кто их выносит – от старейшин и смотрителей? Если наш гость желает говорить, пусть говорит, а если он желает драться, пусть дерётся. Здесь всегда найдётся тот, кто ответит на его вызов!
И вновь заговорила старуха:
– Сын мой, Лесная Погибель, попридержи язык и хоть за ужином забудь о своём мече!
В это время она закончила накрывать на стол. По тому, как трое юношей смотрели на Златогривого, было ясно, что любой из них сию минуту готов с ним подраться. Но их гость ничего не отвечал, будто считал себя не в пример лучше их, а может, даже и презирал их. Молчание нарушил Лесной Хозяин:
– Кто голоден – ешьте! Кто устал – спите! Но если кто хочет драться, ему придётся драться со мной. С нами сидит житель Дола, он пришёл в лес с миром и встретил нас. Рука его крепка, а сердце беспорочно! Если вы боитесь его, то бегите прочь, в чащу. Вернётесь, когда он уйдёт обратно. Но не смейте смеяться над ним, пока я рядом. Так что, ребята, будьте дружелюбны с нашим гостем!
После этих слов юноши поприветствовали Златогривого, а старик спросил:
– Так ты из Города-у-Крепости? Тогда ты, должно быть, из рода Лика, а имя твоё – Божественноликий, ведь именно его считают самым красивым юношей в Доле, а там точно не найдётся никого красивее тебя.
Божественноликий рассмеялся:
– У нас в городе мало зеркал, и я не собираюсь проделывать долгий путь в страну городов, лишь чтобы узнать, как я выгляжу, – это будет слишком расточительно. Но скажи мне, отец, как твоё имя? Имена этих юношей я уже услышал.
Охотница ответила ему:
– Он брат моего отца, а зовут его Лесной Отец. Так его и называй. Меня же зовут Лучницей, потому что я метко стреляю. Эта старушка – жена моего дядюшки и могла бы заменить мне мать, если бы я была ребёнком. А тебе, прекрасноликий житель Дола, нет нужды в зеркалах, пока в Доле есть девушки, ведь их лица лучше любого зеркала расскажут тебе, как ты мил и пригож.
Все рассмеялись, а затем приступили к трапезе. На столе на блюдах лежало мясо лесных зверей и горных птиц – всего в достатке. Хлеба поставили немного, зато отличное вино лилось рекой. Златогривый отметил, что чаши, как и украшения рогов и деревянных кубков, были здесь серебряными, а не золотыми или из позолоченной меди, как в Доле (ведь серебро там было редкостью).
Все пировали. Златогривый постоянно посматривал на Подругу и часто заговаривал с ней. Ему казалось, что она приветлива и что ей нравится, когда он восхищается её красотой. У него даже мелькнула мысль, что девушка подталкивает его к этому. Лесной Хозяин был немногословен и даже грубоват, но всё же Златогривый подмечал, что он старается быть обходительным и жизнерадостным. Из остальных сидящих за столом самой разговорчивой оказалась Лучница.
Лесной Хозяин поднимал тосты в честь Солнца, Луны, всего воинства небесного, божеств земных, лесных духов и, наконец, за здоровье гостя. Пил он и за здоровье других, тех, кого Златогривый не знал. Так, звучали имена Волчьего Клыка, Среброрукого, Алой Длани, Золотой Корзины и Зазубренного Меча, но если юноша спрашивал Подругу, кто все эти люди, она только молча качала головой.
Но вот Лесной Хозяин вскричал:
– Ребята, ночь уже на исходе, а наш гость утомился. Пусть же все, кто хоть немного владеет искусством сказителя, покажут своё мастерство, ибо потом будет уже совсем поздно.
Тогда поднялся Приручивший Лес. Он подошёл к своей складной кровати и достал оттуда скрипичный футляр, из которого вынул весьма изящную скрипку. Он встал посреди зала, а с ним и Лучница. Приручивший Лес положил смычок на струны, и полилась мелодия. Тогда девушка запела, а он отвечал ей, и весь дом пел вместе с ними. Вот слова этой песни.
Девушка пела:
- Зачем, о путник, ты вперёд идёшь?
- Бурлят ручьи и хлещет сильный дождь!
Юноша пел:
- На островке коровы, и вода
- Всё выше – я быстрей стремлюсь туда.
Девушка пела:
- Твои доспехи тяжелы, крепки.
- Ты в них поскачешь к берегу реки?
Юноша пел:
- И овцы в этот день в большой беде,
- За ними надо пристально глядеть.
- Из леса может выйти лютый волк —
- И нет овцы – зубами только щёлк.
Девушка пела:
- Зачем же знамя ты с собой берёшь?
- Ведь волка знаменем ты не спугнёшь.
Юноша пел:
- О женщина, когда мы в бой идём —
- Мы Знамя дней наших отцов берём.
Девушка пела:
- Ах, скоро сенокос, и кто играть
- Под вечер с нами будет, целовать?
Юноша пел:
- Вернёмся мы, когда травой опять
- Покроются луга. Ваш жребий ждать.
И вместе они пели:
- Прекрасен горный крутоярый склон,
- Свидетель битвы станет нынче он.
- И лето красное румяно и светло,
- Пусть жизни юных сохранит оно.
Божественноликому песня понравилась, остальным же она была хорошо знакома. Лесной Отец произнёс:
– Воспитанник мой, для лесного жилища твой названый брат спел хорошо, но, сдаётся мне, для нашего гостя такое пение – это трели скворца по сравнению с тем, что может певчий дрозд. Житель Дола, спой нам одну из тех песен, что поют у вас. И если ты не против, пусть в ней поётся о садах и прекрасных каменных домах, о девах, которые живут в них, и о юношах, которым не нужно работать в поте лица, чтобы добыть себе скудное пропитание, в отличие от жителей дикого края, не ступавших на священные земли.
Златогривый ответил ему:
– Отец, негоже говорить за одинокого чужеродного странника, будто ему не нравится песня, вышедшая из сердца благородного дома, но против твоего предложения я не возражаю. Впрочем, спою я то, что вспомнилось. Это «Песня о броде».
Сказав это, юноша запел нежным и ясным голосом. Пел же он так:
- Идём по лугу. Время сенокоса,
- И редкие цветущие колосья
- Кольчугу задевают. Скоро дом.
- Сражение окончилось, и днём
- Взойдёт на небо солнце, позлатив
- Нам шлемы. Как покоен и красив
- Мир без войны, и клевер так душист,
- И впереди ручей прозрачен, чист.
- Он ивняком зарос, и там, в тени
- Ни тетива от лука не звенит,
- Ни меч разящий не сверкает, но
- Что блещет там, водой окружено?
- В реке играют блики – так красны!
- То ленты тонкие из девичьей косы.
- То наши милые навстречу вышли к нам —
- И волны ластятся к точёным их ногам.
- А на руках сияют кольца. Вот и брод.
- Мы встретим их на середине, и уйдёт
- Печаль безумной, изнурительной войны.
- В саду густом по двое бродим мы
- И опускаемся на землю – мы поём
- О том, что проиграли этот бой,
- О том, что победила нас – легка,
- Нежна, как бархат, девичья рука.
Когда Златогривый закончил петь, все похвалили и его, и песню. Впрочем, Лесной Хозяин чуть заметно ухмыльнулся, а Лучница заявила прямо:
– Нежная песня, её сочинили юноши и сказители, а не воины.
– Ну, родственница, – возразил Лесной Отец, – тебе сложно угодить. Наш гость добр, он спел именно то, о чём я просил, и я весьма благодарен ему за это.
Божественноликий улыбался. Он не слушал этих разговоров – он заметил, что Подруга ласково смотрела на него, пока он пел. Юноше показалось, что один-два раза она даже сделала движение рукой, словно хотела коснуться его, но каждый раз останавливала себя. Немного помолчав, Подруга вступила в разговор:
– Песня эта струилась подобно реке между горами и Долом. Она навеяла прекрасные мысли о прошлом и будущем.
Затем девушка повернулась к Златогривому и достаточно громко, чтобы все слышали, добавила:
– Теперь настало время пожелать тебе доброй ночи, житель Дола. Я так скажу: не думай о ночных опасностях, спи крепко, тебе ничто не угрожает. Когда же ты проснёшься, то если мы ещё будем здесь – хорошо, но если мы уже уйдём – не жди нас долго. Позавтракай тем, что найдёшь на столе, и возвращайся в свой дом. Впрочем, ты можешь не терять надежды увидеть нас ещё раз прежде своей смерти.
С этими словами девушка протянула юноше руку, он поцеловал её, и девушка поднялась в свою комнату в дальнем конце зала. Златогривый вновь подумал, что она из рода богов. С её уходом зал как будто стал темнее, меньше и словно наполнился туманом. Ночь же казалась ему такой длинной, что юноша уже сомневался, наступит ли новый день.
Глава VII. Божественноликий беседует с Подругой о горах
И вот все отправились спать. Складная кровать Божественноликого находилась как раз напротив входной двери, в дальнем от возвышения конце зала. Над изголовьем на стене висели щиты и оружие. Спальня была красивой и просторной. Несмотря на юношеский пыл, Божественноликий сильно устал и заснул сразу же, как только опустил голову на подушку. Впрочем, вскоре (ему показалось, что это было часа в два после полуночи) юношу разбудил лязг снимаемого оружия. Окончательно проснувшись, он услышал по всему дому шаги, словно все встали и занялись какими-то делами. Божественноликий вспомнил, что ему говорила Подруга, и даже не перевернулся на другой бок – лицом к залу. Юноша подумал: «Возможно, эти люди – разбойники, Волки священных мест, но они кажутся мне хорошими, они учтивы, да и мне нечего встревать в вечную борьбу с ними. Подожду до утра. Сдаётся мне, что именно она выбрала для меня это место – с чего бы?»
Снов этой ночью Божественноликий не видел. Проснувшись, он заметил, что солнце уже широко освещает пол зала. Он сел в постели и прислушался, но ничего, кроме стона ветра в сосновых ветвях да щебета скворцов под крышей, не услышал. Казалось, он остался один, и это его немного испугало.
Юноша встал, оделся и вышел в зал. Он осмотрелся – сперва ему показалось, что кроме него здесь и в самом деле никого не было, но вглядевшись, Божественноликий заметил, что под самой крышей, там, где висела одна из искусно выполненных шпалер, на скамье, укрывшись покрывалом, тканным золотом и серебром, сидела прекрасная женщина. Юноша всё глядел на неё в надежде заметить, как она пошевелится. Он гадал, действительно ли это живая женщина, но вот она повернула к нему свою голову – и он узнал Подругу. Сердце юноши взыграло, наполнившись удивлением, страхом и желанием. Все люди теперь казались ему лишь тенями по сравнению с ней – богиней. Это она создала их ему на удивление, создала из ничего, только чтобы затем вновь превратить их в ничто.
Отбросив сомнения и страх, юноша прошёл через зал к девушке и остановился около неё. Он стоял молча, дивясь на её красоту и желая её любви.
У девушки были серые глаза, как и у её брата, но волосы цвета налитой пшеницы, полные алые губы, округлый подбородок и изящный прямой нос. Руки и тело её были изящны. Впрочем, красота её совсем не походила на красоту искусно изготовленного умелым мастером образа. Такой мастер, увидев эту девушку однажды, счёл бы, что в мире нет никого и ничего, подобного ей.
Подол белого нижнего платья девушки был расшит золотой нитью и украшен драгоценными камнями с гор. Верхнее платье также было расшито золотом и серебром – другое такое вряд ли можно было найти во всём свете. На золотой головной повязке сверкали драгоценные камни, а руки обвивали изысканные золотые кольца. Нагими ступнями она стояла на тёмно-серой волчьей шкуре.
Девушка мягко улыбнулась юноше, который выглядел серьёзным и немного смущённым. Голос этого прекрасного существа показался ему неожиданно знакомым:
– Приветствую тебя, Божественноликий! Вот я и осталась одна, хотя вчера считала, что должна буду уйти вместе с остальными. Я решила показаться тебе в более изящной одежде, чем за ужином. Хотя мы и живём в диком лесу, вдали от людского шума, мы не невольники. Подойди же ко мне, прошу тебя, позавтракай со мной и поговори немного, а затем с миром продолжишь свой путь.
Когда Божественноликий отвечал ей, голос его дрожал:
– Кто ты? Временами прошлым вечером мне приходило на ум, что ты из рода богов… Теперь же, когда я вижу тебя такой да при дневном свете, и больше здесь никого нет, словно они и не жили никогда на земле, я не сомневаюсь, что это правда – ты и в самом деле пришла сюда из Града, что пребудет вечно. Если же ты богиня, то мне не о чем молить тебя, кроме как скорее лишить меня жизни, если ты желаешь этого. Если же ты смертная женщина…
Девушка перебила его:
– Божественноликий, прерви свои мольбы и помолчи немного, как бы тебе не пришлось раскаиваться там, где можно обойтись и без раскаяния. Я говорю это, потому что я не из числа богов и состою в родстве с ними разве что через те же отдалённые поколения, что и ты, и все благородные люди. Я прошу тебя, поешь – между сытым и голодным большая разница. Я приготовила всё своими руками, ведь Лучница и Лесная Матушка ушли ещё за три часа до рассвета вместе с остальными. Сядь и поешь. Ты голоден, и если бы я была богиней, ты бы подчинился мне. Давай, друг, иначе я решу, что ты просто девушка из Низины, одетая в благородное платье.
Подруга засмеялась, нагнулась к юноше и протянула ему руку. Он взял её и погладил. Невиданная красота девушки и её одежд, прекрасно ей подходивших, была настолько далёкой, нереальной, что смех и её дружелюбные слова он слышал, словно сквозь сон. И всё же юноша поступил, как ему велели. Он сел за стол и принялся за еду, а девушка, опершись на подлокотник кресла, по-дружески разговаривала с ним. Божественноликий удивлялся тому, как много она знала о нём и его роде, и спрашивал себя: если это действительно она завела его в чащу, то для чего?
Но вот девушка произнесла:
– Скажи, Златогривый, как поживает твой отец, городской Старейшина? Он такой же хороший мастер, как и прежде?
– Да, он по-прежнему работает с железом, медью и золотом, и во всём Доле нет мастера искуснее.
– Разве он не хотел, чтобы ты отправился в города – увидеть, как живут вне Дола?
– Хотел.
– Ты правильно сделал, что отказался. В ближайшие двенадцать месяцев для тебя найдётся много дел и в Доле.
– Ты умеешь предвидеть?
– Говорят, что умею, но это неправда. А как поживает твой брат, Ликородный?
– Думаю, он стал бы защитником нашего рода и Дола, если бы ему позволил его возраст.
– А что с Камнеликим, с этим суровым старцем? Он всё так же любит народ Дола и ненавидит остальные народы?
– Этого я не знаю, но знаю, что он любит нас, а больше других – меня и моего отца.
Девушка задала ещё один вопрос:
– А как поживает Наречённая, прекрасная дева, с которой ты обручён?
Когда она произнесла это, юноше показалось, что в груди его похолодело. Но он пересилил себя и, не покраснев, не побледнев и не изменившись в лице никаким иным образом, ответил:
– Накануне вчерашнего дня с ней всё было хорошо.
Сказав это, юноша вспомнил Наречённую, её красоту и бесстрашие, и он принудил себя добавить:
– День ото дня она всё прекраснее. Нет ни одного юноши и ни одной девушки, кто не любил бы её. Даже дикие звери и домашние животные её любят.
Подруга пристально посмотрела на юношу, но промолчала. Её щёки и лоб слегка порозовели, взгляд изменился, так что Златогривый даже удивился этому – он всё ещё раздумывал, не богиня ли она. Но всё это быстро прошло, и девушка, вновь улыбнувшись, произнесла:
– Гость, тебя, похоже, удивляет, что я так много знаю о тебе, о Доле и о твоём роде? Так знай же – я часто бывала в Доле, а мой брат ещё чаще, и я видела тебя прежде нашей вчерашней встречи.
– Это удивительно, – изумился юноша. – Я уверен, что никогда не видел тебя.
– Нет, ты видел меня, – возразила девушка. – Но не в таком обличье, как сейчас.
И она снова дружелюбно улыбнулась ему.
– Как это может быть? – спросил юноша. – Разве ты можешь менять свой облик?
– Отчасти… Послушай, может, ты помнишь тот день в прошлом году, когда в городе проходила ярмарка? Тогда как раз напротив дома Лика стоял высокий старик, обменивавший оленьи шкуры на различные товары. С ним была высокая смуглая женщина, довольно милая на вид. Волосы она спрятала под белым чепцом, и их совершенно не было видно. Может, ты вспомнишь её, если я скажу тебе, что этот чепец был украшен крупным голубым камнем с гор, оправленным в серебро?
Говоря так, девушка засунула руку за пазуху и, достав что-то, протянула Златогривому. На её ладони лежал большой голубой камень в серебряной оправе.
– Всё это кажется удивительным сном. Я хорошо помню этих двоих и то, что случилось тогда.
– Я сама расскажу тебе, что тогда случилось. Мимо проходил человек из пастушьего народа. Он был пьян или глуп, а может, и то и другое сразу. Он начал торговаться с высоким стариком, но взгляд его был устремлён только на женщину. Вдруг он протянул руку, чтобы схватить её, но старик оказался быстрее – он ударил грубияна, и тот упал носом в землю. Тогда сбежался народ, чтобы оттащить чужака и помочь пастуху, и казалось, что чужаку придётся плохо, как вдруг сквозь толпу протиснулся молодой человек со светлыми волосами и серыми глазами. Он закричал: «Друзья, пустите его! Чужак поступил справедливо, здесь нет повода для ссоры или суда. Пусть ярмарка продолжается! Старик и девушка – хорошие люди!» Услышав эти слова, толпа отпустила старика и женщину, а пастух ушёл своей дорогой, почти не побитый. Скажи мне теперь, кто же был этим юношей?
Читать бесплатно другие книги:
