Сокровенное сказание монголов. Великая Яса Чингисхан

Прародители Чингисхана

Прародитель Чингисхана, рожденный по благоволению Неба[1],– Бортэ чоно[2] – и его жена Хоо маралпереправились через воды реки Тэнгэс, пошли и сели в окрестностях горы Бурхан халдун, что в верховьях реки Онон[3]. И родился у них сын, нареченный Батачи-ханом. Батачи-хан родил Тамачу; Тамача родил Хоричар мэргэна, что значит Хоричар – меткий стрелок; Хоричар мэргэн родил Ужим борохула; Ужим борохул родил Сали хачагу; Сали хачагу родил Их нудэна; Их нудэн родил Сэм сочи; Сэм сочи родил Харчу. Харчу родил Боржигидай мэргэна.

У Боржигидай мэргэна была жена Монголжин гоо, что значит Монголжин прекрасная, и сын Торголжин баян, что значит богач Торголжин. У Торголжин баяна была жена Борогчин гоо, молодой слуга Боролдай суялби и два любимых сивых скакуна[4]. Торголжин баян родил двух сыновей – Дува сохора, что значит Дува незрячий, и Добун мэргэна[5].

У Дува сохора[6] был лишь один глаз посередь лба, которым он видел на три поприща[7] вперед. Однажды Дува сохор вместе с братом меньшим, Добун мэргэном, взошли на гору Бурхан халдун. Дува сохор увидал оттуда, что по направлению к речушке Тунхэлиг горхи кочует группа людей. Обратившись к брату, Дува сохор сказал: «Средь тех кочующих к реке людей в кибитке на высоком передке сидит прекрасная девица. И коли незамужняя она, давай сосватаем ее тебе, брат Добун мэргэн».

И, сказав сии слова, послал он Добун мэргэна взглянуть на девушку. Показалась она Добун мэргэну: и лицом красна, и телом ладна, да рода знатного, да еще не сватана. А зовут – Алан гоо.

Отец Алан гоо – хорь тумэдский ноён[8][9] Хорилардай мэргэн, а мать – Баргужин гоо; родилась Алан гоо в уделе хорь тумэдов в местности, называемой Ариг ус. Ее мать Баргужин гоо – дочь Баргудай мэргэна, вождя племени Хул Баргужин тухумов, чьи земли лежат в дальней дали[10]. А люди, с которыми кочевала Алан гоо, стало быть, племя ее отца – Хорилардай мэргэна.

Хорилардай мэргэн отошел от пределов хорь тумэдских по причине раздоров, вспыхнувших меж близживущих родов, кои желали отвоевать друг у друга уделы, обильные зверем – соболем и белкой. Хорилардай мэргэн и люди его обособились, и прозвались они племенем Хорилар по имени ноёна своего.

Прознав, что в окрестностях Бурхан халдуна зверя в изобилии, хорилары перекочевали в удел Шинчи баяна урианхайского[11], который поставил на горе Бурхан халдун кумира для поклонения духам-хранителям той горы. Итак, сосватал Добун мэргэн прекрасную Алан гоо, дочь хорь тумэдского ноёна Хорилардай мэргэна, родившуюся в местности Ариг ус, и стала она женой его.

У Алан гоо и Добун мэргэна родились два сына – Бугунудэй и Бэлгунудэй. У Дува сохора, старшего брата Добун мэргэна, было четыре сына. После смерти Дува сохора его сыновья перестали почитать Добун мэргэна за своего родного дядю, поносили его и прекословили ему, а затем и вовсе отвратились от него и сели вместе с подвластными им людьми отдельно. И прозывалось с тех пор племя четырех братьев этих Дурвун[12][13], а люди их – дурвудами.

По прошествии времени как-то раз Добун мэргэн взошел на сопку Тогоцог поохотиться; в лесу он наехал на одного урианхайца, убившего оленя-трехлетку и теперь поджаривавшего его ребрышки. Приступив к нему, Добун мэргэн сказал: «Истинно говорю тебе: спознаешь друга, когда с тобою он поделится добычей!»

Охотник-урианхаец отсек голову оленя и вместе с сердцем и легкими взял себе[14], а остальное мясо отдал Добун мэргэну. Когда, нагрузив на коня тушу оленя, Добун мэргэн возвращался домой, по дороге он наехал на изможденного, оборванного человека, ведшего за руку отрока.

«Какого рода-племени ты будешь?» – спросил у него Добун мэргэн. На это бедняга отвечал: «Сам я из племени Малиг баягудай[15]. Я голоден и выбился из сил. Прошу, дай мяса мне для пропитанья. Тогда отдам тебе я в услуженье сына своего».

Добун мэргэн согласился и отдал голодному бедняге ляжку оленя, а сына его увел с собою. С тех пор отрок прислуживал ему.

По прошествии многих дней Добун мэргэн скончался. По смерти Добун мэргэна вдова его, Алан гоо, родила трех сыновей и дала им имена – Бугу хатаги, Бугуту салжи и Бодончар мунхаг[16], что значит Бодончар-простофиля.

Родившиеся во дни здравия отца своего Бэлгунудэй и Бугунудэй втайне от матери Алан гоо говорили такие слова: «Мать наша, ни родичей отца, ни прочих мужей не имея, троих нам братьев родила. Но в доме нашем все же есть один чужой мужчина: слуга из племени Малиг баягудай. Должно быть, дети от него»[17].

Прознав, что втайне от нее старшие сыновья ведут такие речи, Алан гоо однажды по весне сварила вяленое мясо, накормила им сыновей своих – Бэлгунудэя, Бугунудэя, Бугу хатаги, Бугуту салжи и Бодончар мунхага, посадила их в ряд пред собой и, дав каждому из них по стреле, сказала: «Преломите!» Что те легко и сделали. Когда же Алан гоо, связав пять стрел вместе, дала каждому из них со словами: «Преломи!» – никто из них не смог сломать связку.

Тогда она сказала: «Бэлгунудэй, Бугунудэй, сыны мои! У вас явились недоуменья, как это ваша мать троих вам братьев народила и чьими будут эти сыновья. В своих сомнениях сыновьих вы правы. Но вам неведомо одно лишь только. И истинно вам это говорю: к нам в юрту каждой ночью чрез орхо[18] посланец Неба нисходил[19], вокруг сиянье исторгая.

Он гладил чрево грешное мое, сияние его в меня входило. Когда ж луна должна сойтись и разминуться с солнцем, он, словно желтый пес, виляющий хвостом, поспешно уходил; и яркий свет за ним струился. Ужели нужно что-то молвить боле. Ведь ваши братья – Неба сыновья.

И заповедала им мать Алан гоо: «Из чрева родились не одного ли вы, пятеро сынов моих?! И коли разлучитесь вы друг с другом, любой из вас легко врагом повержен будет; точь-в-точь как та стрела, которую вы с легкостью такою преломили. Но коль родство и дружество меж вами укрепятся, вы уподобитесь той связке стрел, которые не так уже легко сломать; и вас, сыны мои, не просто будет одолеть злым силам».

Так они жили, доколе матери их, Алан гоо, не стало.

И когда матери их, Алан гоо, не стало, Бэлгунудэй, Бугунудэй, Бугу хатаги и Бугуту салжи разделили на четверых весь скот и еды припасы, Бодончар мунхагу же его долю не дали: «Не родня, – сказали, – он нам, потому как глуп и бестолков».

Бодончар мунхаг, от которого отреклись родные братья, решил не оставаться более в родных пределах. «Жизнь не красна, да и смерть не страшна», – подумал он про себя и, оседлав свою сивую клячу, отправился к реке Онон. Пришел он в местность, называемую Балжийн Арал[20], выстроил себе шалаш и поселился в нем.

Увидев однажды, как ястреб рвет пойманного тетерева, Бодончар мунхаг свил из волоса своей сивой клячи силок и изловил того ястреба. Пропитания вовсе не имея, Бодончар мунхаг подкрадывался к косулям, загнанным волками в овраги, и убивал их меткою стрелой; не гнушался он и падалью, обглоданной волками, а ястреба того все кормил да приручал. Так прошел год. Когда же наступила весна и прилетела всякая птица, он долго морил голодом своего ястреба; потом выпустил его на волю, и тот враз словил ему уток и гусей великое множество; и тогда

В то самое время, перевалив через лесистую сопку, к речушке Тунхэлиг горхи перекочевали люди неизвестного ему рода-племени. Каждый день Бодончар выпускал ястреба, дабы охотиться, и ходил к людям тем, дабы напиться кумыса. И лишь к ночи он возвращался в свой шалаш. Те люди выпрашивали у него ястреба-птицелова, но он не отдавал. Они не допытывались, кто он и откуда. И Бодончар тоже не пытал, что они за люди.

Немного спустя Бугу хатаги, старший брат Бодончара мунхага, сказал: «Отправился к реке Онон наш простофиля. Пойду и разыщу его».

Наехал он на тех людей, что кочевали по речушке Тунхэлиг горхи, и спросил, видали ли они такого-то на лошади такой-то. Те отвечали: «К нам наезжает каждый день один и тот же человек; отведает кумыса – и отъедет. Тот человек и сивая его кобыла, похоже, те, кого ты ищешь. Есть у него отличный ястреб-птицелов.

Приют его ночной, однако, нам неведом. Одно мы знаем: когда северо-западные ветры вдруг задуют, тотчас на небе вьюгой снежной взовьются перья, пух гусей и уток, которых, видимо, без счета ему приносит верный ястреб. А это значит, его жилище недалече. Обыкновенно в это время он объявляется у нас. Ты подожди его, однако».

Вскоре показался всадник, скачущий вдоль речушки Тунхэлиг горхи. Когда он подъехал ближе, Бугу хатаги узнал в нем младшего брата Бодончара и увел его за собой вверх по реке Онон.

Скача за старшим братом, Бодончар сказал: «Послушай, брат! Любому телу голова нужна, как дэлу[21] – ворот!» Но Бугу хатаги значенья не придал его словам. Тогда брат Бодончар реченное им слово снова молвил. Но Бугу хатаги по-прежнему молчал. Когда же в третий раз он к брату с теми же словами подступил, брат старший Бугу хатаги воскликнул: «Почто талдычишь ты одно и то же, Бодончар?»

И младший брат сказал ему в ответ: «Те люди, что сидят на берегу речушки Тунхэлиг горхи, ничьи: главой над ними не стоит никто. И меж собою все они равны. Я истинно вам говорю: добычей легкой станут эти люди, коль нападем всей братией на них. Пусть будут впредь лишь нам они подвластны».

Брат старший Бугу хатаги сказал: «Что ж, коли так, мы приберем к рукам людей ничейных. Но прежде с братьями нам сговориться надо».

Возвратившись, братья держали совет и решили покорить тех людей. Передовым дозорным был послан Бодончар. По пути Бодончару попалась беременная женщина.

«Какого рода-племени ты будешь?» – он спросил.

«Я из Жарчуд аданхан урианхайцев», – молвила она.

Покинув свой удел, пять братьев полонили люд ничейный, и скот, и скарб их к рукам прибрали, и превратили в подданных своих.

Беременная, что повстречалась на пути, вошла в дом Бодончара и родила сына, которого нарекли Жажирадаем, то есть сыном чужого племени. Род Жадаран начался с него. Жажирадай родил сына Тугудэя, Тугудэй – сына Бури булчира, Бури булчир – сына Хар хадана, Хар хадан – сына Жамуху. Все они принадлежали к роду Жадаран[22][23].

Та женщина родила сына и от Бодончара. Нарекли ему имя Баридай, то есть сын пленницы. И начался с него род Барин. Баридай родил Чидухул буха. Чидухул бух взял в жены много женщин и имел тьму детей. И составили они род мэнэн Барин.

От Бэлгунудэя пошел род Бэлгунуд. От Бугунудэя – род Бугунуд. От Бугу хатаги – род Хатагин. От Бугуту салжи – род Салжуд. От Бодончара – род Боржигин[24][25].

Первая жена Бодончара родила от него сына Хабичи по прозвищу толстоногий[26][27]. У матери Хабичи-батора была служанка. Бодончар сделал ее своей наложницей. И родила она от него сына, которому дали имя Жэгурэдэй. Пока Бодончар был жив, Жэгурэдэй участвовал средь прочих в родовых жертвоприношениях. После смерти Бодончара сына оного Жэгурэдэя обвинили в том, что мать прижила его от одного из мужей рода Аданхан урианхадай, и прогнали[28]. С Жэгурэдэя начался род Жэгурэйд.

Хабичи-батор родил сына Мэнэн тудуна. Мэнэн тудун родил семь сыновей, и нарекли им имена: Хачи хулуг, Хачин, Хачигу, Хачула, Харалдай, Хачигун, Начин-батор.

У Хачи хулуга и жены его Номулун родился сын Хайду[29][30].

Хачин родил сына Ноёгидая. Был он высокомерен, словно ноён, потому род, пошедший от него, прозывался Ноёхон.

Хачигу родил сына Баруладая. Был он телом огромен, прожорлив, потому и род его прозывался Барулас, что значит ненасытные.

Сыновья Хачулы также ненасытны были в еде, и прозвали их Большой Барула и Малый Барула, а их братьев – Умный Барула и Глупый Барула. И все они были из племени Барулас.

Сыновья Харалдая словно крупа перемешались, старшинства не зная меж собой. Потому и был прозван их род Будад, что значит крупины.

Хачигун родил сына Адархидая. Среди братьев он был первый спорщик и забияка, и род, пошедший от него, назывался Адархин, что значит раздорные.

Начин-батор родил сыновей Уругудая и Мангудая. И пошли от них роды Уругуд и Мангуд[31]. От первой жены Начин-батора родились сыновья Шижудай и Доголадай.

Хайду родил сыновей Бай шинхора, прозванного догшин, что значит грозный, Чарахай линху и Чаужин ортэгэя.

Бай шинхор догшин родил сына Тумбинай сэцэна, что значит Тумбинай мудрый[32].

Чарахай линху родил сына Сэнгум билгэ, от которого пошел род Амбагайтан Тайчуд[33]. Чарахай линху взял себе в жены старшую невестку, и родился у них сын, нареченный Бэсудэем. И пошел от него новый род Бэсуд.

Чаужин ортэгэй родил шесть сыновей, от которых пошли роды Оронар, Хонхотадай, Арулад, Сонид, Хабтурхас, Гэнигэс.

Тумбинай сэцэн родил сыновей Хабул-хана[34] и Сэм Сэчулэ. Сэм Сэчулэ родил сына Бултэчу-батора.

Хабул-хан родил семерых сыновей. Старшего из них звали Охин бархаг, а остальных – Бартан-батор, Хутугту мунгур, Хутула-хан, Хулан, Хадан, Тудугэн отчигин.

Охин бархаг родил сына Хутугту журхи. Хутугту журхи родил сыновей Сача бэхи[35] и Тайчу. И пошел от них род Журхи.

Бартан-батор родил сыновей Мэнгэту хиана, Нэхун тайши[36], Есухэй-батора[37], Даридай отчигина.

Хутугту мунгур родил сына Бури буха. Того самого, что рассек плечо Бэлгудэю, брату Чингиса, на пиру в роще у реки Онон.

Хутула-хан родил троих сыновей – Жочи, Гирмау и Алтана.

Хулан родил сына Их чэрэна, слуги которого Бадай и Хишилиг во времена правления Чингиса стали дархадскими ноёнами.

У Хадана и Тудугэна потомства не было.

И повелевал тогда улусом Хамаг Монгол[38][39] Хабул-хан. И хотя имел Хабул-хан семерых сыновей, он наказал возвести на престол после себя Амбагай-хана[40], сына Сэнгум билгэ.

По реке Оршун, что течет между озерами Буйр и Хулун, сидели татарские племена[41][42] – айригуды и буйругуды. Амбагай-хан выдал за татарина свою дочь и отправился провожать ее в пределы татарские. И был схвачен там Амбагай-хан татарами и выдан ими Алтан-хану хятанскому[43][44]. И послал тогда Амбагай-хан гонца по имени Балахачи из племени Бэсудэй и заповедал: «Пойди ты к Хутуле, среднему сыну Хабул-хана, приди к Хадан тайши, среднему сыну из десяти сынов моих, и передай им: впредь пусть будет именем моим заказано улуса Хамаг Монгол всем владыкам самим сопровождать их дочерей. Татарами я схвачен здесь.

Охотившийся в ту пору на реке Онон на птицу Есухэй-батор повстречался с Их чилэду из племени Мэргэд[45][46], который, взяв в жены девушку из племени Олхунуд, возвращался теперь восвояси. Есухэй-батор заглянул в возок и увидал в нем несравненной красоты девушку. Он тут же поскакал домой, позвал с собой старшего брата Нэхун тайши и младшего брата Даридай отчигина, и они втроем бросились вдогонку за Их чилэду.

Завидев конную погоню, убоялся Их чилэду, стеганул своего каурого коня по ляжкам и поскакал прочь по склону горы. Трое преследователей, скача друг за дружкой, не отставали. Их чилэду обогнул сопку и возвратился к возку, в котором его ожидала жена. Огэлун ужин[47] воскликнула тогда: «Ты понял, что замыслили те трое?! Уж слишком подозрительны их лица. С тобой они расправиться хотят. Любимый, коли в здравии ты будешь, жену себе достойную отыщешь.

А коль у новой суженой твоей другое имя будет, прозвание Огэлун дай ей. Сейчас подумай о себе! Вдохни мой запах на прощанье и тотчас прочь скачи».

С этими словами Огэлун сняла свою нательную рубашку и подала ее Их чилэду. Когда он нагнулся с коня и взял ее, из-за холма показались трое преследователей. Их чилэду стеганул по ляжкам своего каурого коня и умчался прочь вверх по реке Онон.

Семь перевалов перевалили трое его преследователей, пока гнались за ним. Да так и не догнали, отступились, повернули назад к возку. И взяли они Огэлун и повезли. Есухэй-батор вел на поводу ее лошадь, старший брат его Нэхун тайши ехал впереди всех, а младший – Даридай отчигин следовал сбоку. И возопила тогда Огэлун ужин:

И стенала она так, что река Онон вздыбилась волнами, а бор лесной заколыхался, будто от ветра.

Даридай отчигин увещевал Огэлун:

И привез Есухэй-батор Огэлун в дом свой и женою сделал своею. Вот и весь сказ о том, как Есухэй-батор взял себе в жены Огэлун ужин.

Тем временем Хамаг Монгол и тайчуды собрались на берегу реки Онон в местности, именуемой долиной Хорхонаг, и, сговорившись, поставили над собой ханом Хутулу[48], ибо плененный Амбагай-хан заповедал передать слово свое двоим – Хадану и Хутуле.

В чести у монголов пиры да танцы. Потому, возведя Хутулу на ханский стол, они пировали и плясали под священным раскидистым деревом Хорхонагским[49] до тех пор,

И как стал Хутула ханом, пошел он вместе с Хадан тайши в пределы татарские, чтобы отомстить им, как было завещано Амбагай-ханом. И бились они с Хутун барахом и с Жали бухом татарскими все тринадцать раз, но так и не смогли

И воротился Есухэй-батор восвояси[50], захватив в полон татарских Тэмужин Угэ, Хори буха и других, а жена его, Огэлун ужин, тем временем разрешилась Чингисом[51] в местности, называемой Дэлун болдог[52], что на Ононе.

И родился Чингис, сжимая в правой руке сгусток крови величиной с альчик[53]. И нарекли ему имя Тэмужин, ибо рожденье его совпало с пленением татарского Тэмужин Угэ[54].

Жизнеописание Чингисхана

От Огэлун ужин родилось у Есухэй-батора четверо сыновей – Тэмужин, Хасар, Хачигун и Тэмугэ[55]. И родилась у них дочь, и нарекли ее Тэмулун. Когда Тэмужину исполнилось девять лет, Жочи Хасару было семь, Хачигун элчи – пять, Тэмугэ отчигину – три года; Тэмулун и вовсе лежала в люльке.

И когда исполнилось Тэмужину девять лет, Есухэй-батор отправился вместе с ним к родичам жены – олхунудам – сватать сыну невесту[56]. На полпути между урочищами Цэгцэр и Чихургу повстречали они Дэй сэцэна из племени Хонгирад[57][58].

«Сват Есухэй, куда путь держишь?» – спросил Дэй сэцэн.

«У олхунудов, родичей жены, хочу посватать я невесту сыну», – ответил Есухэй.

Сват Есухэй, поверишь, прошлой ночью сон удивительный привиделся мне вдруг: как будто птица, белый сокол, в когтях неся луну и солнце, спустилась на руки ко мне. Другим уже я говорил: «То – доброе знамение судьбы!» И вдруг приехал вместе с сыном ты! Сну моему не это ль изъяснение? Да сон ли это был?!

То – знак во сне явившегося гения-хранителя Хиадов[59]. Мы, хонгирады, исстари

С этими словами Дэй сэцэн проводил Есухэя в свою юрту, и взглянул на дитя Есухэй,

Девочку звали Бортэ[60]; было ей десять лет, и была она на год старше Тэмужина.

Переночевав у Дэй сэцэна, наутро Есухэй-батор стал сватать его дочь. И молвил Дэй сэцэн в ответ:

Хотя и говорят в народе так[61], но дочь я все равно тебе отдам. Негоже ей у отчего порога век женский коротать. А сына оставляй у нас. Отныне он наш зять»[62].

На это Есухэй-батор отвечал: «Я сына, так и быть, тебе оставлю. Прошу, любезный сват, лишь об одном: собак боится сын мой, Тэмужин; не допусти, чтоб псы его пугали»[63].

И отдал Есухэй-батор свату Дэй сэцэну в подарок заводного коня своего и, оставив сына в зятьях, отправился восвояси.

По пути в степи Цэгцэрской наехал Есухэй-батор на татарский стан и попал на татарский пир. И сошел с коня утолить жажду на пиру. И признали татары Есухэя из хиадского рода, и усадили, и потчевали его на пиру. А сами, отмщения жаждя, сговорились тайно и подмешали в еду ему яду. И на пути домой от стана татарского занемог Есухэй-батор и домой чуть живой воротился через три дня.

«Мне плохо! Есть рядом кто-нибудь?» – вскричал Есухэй-батор.

«Я подле вас», – ответил Мунлиг, сын старика Чарахи из племени Хонхотадай.

Призвав его к себе, Есухэй-батор молвил: «Послушай, Мунлиг! Дети – малолетки у меня. А Тэмужина, старшего из них, оставил я у свата Дэй сэцэна. Но по пути домой в татарском стане я был отравлен. О, как же худо мне! Так позаботься ты, мой верный Мунлиг, о сиротах моих и о вдове. И сына, Тэмужина моего, немедля привези ко мне…» и, заповедав Мунлигу сие, он опочил.

Мунлиг, выполняя волю Есухэй-батора, пришел к Дэй сэцэну и молвил: «Достопочтенный Есухэй по сыну своему истосковался, и я приехал, чтоб его забрать».

И отвечал ему тогда Дэй сэцэн: «Коли скучает сват по сыну, мы Тэмужина тотчас же домой отправим. Но вскорости ему прибыть обратно надлежит». Отец Мунлиг[64][65] выслушал эти слова, забрал Тэмужина и привез в отчину.

В тот год весной[66], когда жены Амбагай-хана – Орбай и Сохатай – принесли дары к жертвеннику на могилах предков, Огэлун ужин запоздала, и ей не досталась ее доля поминальных кушаний. Приступив к Орбай и Сохатай, Огэлун ужин сказала: «Почто обделена я вами на поминальной трапезе сегодня? Не потому ли, что скончался Есухэй, а сыновья мои еще не повзрослели?

Услышав сие, Орбай и Сохатай вознегодовали:

Не потому ли, что нет с нами хана Амбагая, осмеливается теперь глумиться даже Огэлун над нами?!»

И стали они подбивать соплеменников: «Давайте откочуем все отсюда, а Огэлун здесь бросим вместе с сыновьями».

Наутро следующего дня Таргудай хирилтуг и Тудугэн гиртэ, предводители тайчудов[67], во главе своего племени двинулись к реке Онон. Так соплеменники покинули Огэлун и ее сыновей.

Тогда старик Чараха из племени Хонхотадай поскакал, и нагнал их, и стал уговаривать вернуться. И сказал ему Тудугэн гиртэ:

И не вняли словам старца тайчуды и пошли дальше. А Тудугэн гиртэ ударил старика Чараху копьем в спину и прогнал прочь со словами: «Будешь знать, старик, как мне перечить!»

Возвратился старик Чараха раненым и лежал, страданиями мучимый, когда пришел к нему Тэмужин. И молвил старик Чараха из племени Хонхотадай: «Откочевав, тайчуды увели с собою весь народ, что собран был отцом твоим достойным; его нагнал я, воротить желая, да сам, как видишь, едва живым вернулся». И заплакал Тэмужин, и ушел от старика весьма опечаленным.

Тогда Огэлун ужин сама поскакала вослед ушедшим, и держала она в руке знамя святое[68]. Воротила она иных из ушедших, но и они вскоре удалились вслед за тайчудами.

Так братья-тайчуды покинули вдовицу Огэлун ужин и сыновей ее малолетних и отошли от родных пределов[69].

И вот однажды Тэмужин, Хасар, Бэгтэр и Бэлгудэй[70] ловили рыбу, и попалась на крючок светлая рыбешка. Но Бэгтэр и Бэлгудэй себе ее забрали. И приступили тогда Тэмужин и Хасар к матери и с обидой говорили: «Сейчас поймали мы рыбешку, но братья Бэгтэр и Бэлгудэй себе ее забрали».

На это мать им отвечала:

Коли такие промеж вас раздоры, как сможем мы отмстить отмщением ворогам-тайчудам?! Неужто рознь вас одолела, как прежде сыновей Алан гоо? Я истинно вам говорю: не смейте!»

Но не вняли Тэмужин и Хасар материнским словам, прекословили: «Вчерашний день пичугу подстрелили мы, так Бэгтэр с Бэлгудэем также отобрали. И нынче тоже отняли улов. Но коль они такие, как жить нам вместе дальше?!»

И, вознегодовав, вышли они прочь и в сердцах громко хлопнули дверью. И подкрались Тэмужин и Хасар один сзади, другой спереди к Бэгтэру, когда тот на пригорке пас девять соловых[71] коней.

Узрев, что братья приложили стрелы к тетиве и уж готовы выстрелить в него, он возопил: «Покамест мы разора у тайчудов ждем, пока отмщением отмстить им не сумели, за что вы, братья, погубить меня решили; ресницею глазной, навек падучей, блевотиной, ртом извергающейся вон, зачем меня хотите обратить? Пока у нас нет друга, кроме нашей тени, как нет и плети, кроме конского хвоста, почто меня вы вознамерились убить? Прошу, не разоряйте мой очаг, не погубите брата Бэлгудэя!»

С этими словами Бэгтэр сел, скрестив ноги, и смиренно ждал, что будет. И тогда Тэмужин и Хасар пустили в него свои стрелы, один спереди, другой сзади, и убили его.

Когда Тэмужин и Хасар воротились, Огэлун ужин, воззрившись на них, все враз уразумела и вознегодовала:

Долго бранила-вразумляла Огэлун ужин сыновей своих.

Немного спустя, замыслив недоброе против Огэлун и ее сыновей, Таргудай хирилтуг из племени Тайчуд сказал:

И, сказав так, Таргудай хирилтуг со товарищи ополчился на Огэлун и сыновей ее. Убоявшись недругов тайчудских, Огэлун ужин вместе с сыновьями бежала в лес. Там Бэлгудэй возвел укрытие из дерев, что срублены им были. Хасар метал стрелы в наседавших ворогов. Тем временем меньшие – Хачигун, Тэмугэ и Тэмулун – отошли в горное ущелье.

И возопили тогда тайчуды: «Выдайте нам старшего брата вашего, Тэмужина[73]. Прочие нам вовсе не нужны!»

Услыхав речи тайчудские, братья понудили Тэмужина бежать в лес. Проведали о том тайчуды и пустились вослед.

И пробрался Тэмужин в дебри лесные, что на горе Тэргун ундур, а тайчуды не смогли пробиться, и отступили они в бор и выставили дозорных.

Три дня просидел Тэмужин в дебрях лесных, а на четвертый день замыслил возвернуться к родичам. И шел он по лесу, ведя за повод коня своего, как вдруг седло соскользнуло и упало наземь. Глянул Тэмужин: и седельная подпруга, и ремень нагрудный – все на месте, а седло таки упало. «Могла подпруга соскользнуть, ремню нагрудному не соскользнуть, однако. Никак знамение мне Небо посылает!» – воскликнул Тэмужин.

И остался он в чаще лесной, и просидел там еще три дня. И снова хотел было выйти из лесу, но путь ему преградил белый валун величиной с юрту. «Неужто шлет знамение мне Небо снова», – молвил он и вдругорядь вернулся в чащу и просидел еще три дня.

Все девять дней просидел он в лесу без пищи и наконец решил: «Чем в чаще так бесславно сгинуть, уж лучше из лесу мне выбраться, пожалуй!» И пошел он из чащи лесной, ведя за повод коня, и обошел стороной лежавший на дороге белый валун величиной с юрту. А обходя тот валун, рубил он ножом, коим правят стрелы, деревья, стеной стоявшие на его пути. А как вышел Тэмужин из лесу, так и схватили его недруги-тайчуды.

Таргудай хирилтуг привел его в пределы тайчудские, и учинили над ним тайчуды расправу и понудили Тэмужина ходить у них в прислужниках, каждый день передавая его из одной семьи в другую.

На шестнадцатый день первого летнего месяца тайчуды сошлись на берегу реки Онон и пировали там до захода солнца. В ту пору к Тэмужину был приставлен один слабосильный отрок. Когда пировавший люд угомонился и разошелся по своим юртам, Тэмужин, улучив момент, ударил отрока по голове шейной колодкой, которой был обременен, и бросился бежать в рощу, что на берегу Онона; но, опасаясь быть замеченным в роще ононской, Тэмужин лег в заводи на спину; и лежал он в заводи с запрокинутой головой, а шейная колодка его была водою скрыта.

«Пленника упустил!» – возопил отрок, стерегший Тэмужина.

И сошлись снова разбредшиеся было по юртам тайчуды, и светлой, будто день, лунной ночью бродили они в ононской роще в поисках беглеца.

Сорхон шар из племени Сулдус набрел на то место, где в заводи лежал Тэмужин[74]. Узрев его, Сорхон шар молвил: «Ты трижды прав, что схоронился здесь. В глазах твоих огонь, ты ликом светел и мудр не по годам. Вот почему тайчуды так тебя не любят. Будь здесь, мой Тэмужин, тебя не выдам я». С этими словами Сорхон шар удалился.

И сошлись тайчуды порешить, как дальше искать беглеца, и сказал им Сорхон шар: «Пусть каждый еще раз пойдет тропой, где только что прошел, да заново округу оглядит».

«Согласны», – молвили в ответ тайчуды, и каждый из них пошел обратно по уже пройденному однажды пути.

И приступил Сорхон шар к Тэмужину еще раз и молвил ему: «Тайчуды-братья хотят тебя найти во что бы то ни стало. Так жаждут твоей крови, аж наточили зубы. Будь стоек, Тэмужин, и с места не сходи». С этими словами Сорхон шар удалился.

Не нашли тайчуды Тэмужина и собрались вместе вдругорядь, чтоб сговориться о разыскании его. И молвил тогда Сорхон шар: «Средь бела дня мы упустили человека; так разве среди ночи нам сыскать его?! Пусть каждый еще раз пройдет своей тропою, округу напоследок оглядит, тогда не грех и по домам нам разойтись. А поутру на поиски сойдемся снова – в колодке далеко он не уйдет».

Тайчуды согласились с ним, и каждый пошел своей тропой. И приступил Сорхон шар к Тэмужину в третий раз и молвил: «Тайчуды по домам решили разойтись, дабы назавтра на розыски пуститься снова. Тотчас, когда все разбредутся, ты к матери и братьям поспеши. Да только старика не выдай, коли столкнешься с кем-нибудь в пути!» С этими словами Сорхон шар удалился.

И когда тайчуды разбрелись, задумался Тэмужин, что делать дальше: «Когда принудили меня тайчуды-недруги служить им, из семьи в семью переходя, ведь только Сорхон шара сыновья – Чулун и брат его Чимбай[75] – явили милость мне, освободили на ночь от колодки. И нынче Сорхон шар меня не выдал. Быть может, эти люди выручат меня».

Так порешив, Тэмужин в поисках юрты Сорхон шара побрел к реке Онон. Из юрты Сорхон шара и днем и ночью доносился стук мутовки – здесь вечно пахтали кумыс. По стуку этому Тэмужин и разыскал его юрту.

Узрев Тэмужина, Сорхон шар молвил: «Почто ты здесь? Не говорил ли я, чтобы ты к матери и братьям поспешал?!»

Чулун и брат его Чимбай воспрекословили отцу, однако: «Пичуга малая, от ястреба спасаясь, спешит прибежище найти во глубине кустов. И милостиво куст дарует ей спасенье. Так что же ты, отец, такое говоришь, когда у нас приюта ищет человек!»

И освободили Тэмужина братья от шейной колодки и сожгли ее, а его самого схоронили в стоявшей за юртой телеге, нагруженной с верхом овечьей шерстью. И поручили его заботам младшей сестры своей по имени Хадан[76] и наказали строго-настрого ей не проговориться о Тэмужине ни одной живой душе.

На третий день розысков тайчуды заподозрили, что Тэмужина мог схоронить кто-то из своих, и порешили обыскать все айлы[77]. И пришли обыскивающие к Сорхон шару, и перерыли они все в юрте и во дворе и добрались до стоявшей за юртой телеги, нагруженной овечьей шерстью. И стали они стаскивать шерсть с края телеги и уже было добрались до ног Тэмужина, как вдруг Сорхон шар молвил: «В такое пекло разве человек способен усидеть в возу с овечьей шерстью?!» И согласились с ним обыскивавшие, и пошли прочь со двора его.

И после их ухода приступил Сорхон шар к Тэмужину и сказал ему: «Едва по ветру ты не пустил мой прах. И потому ступай тотчас же к матери и братьям, не то и впрямь на нас беду накличешь!»

И отправил Сорхон шар Тэмужина восвояси, усадив на яловую саврасую кобылу, дав ему в дорогу жирной вареной ягнятины, бурдюк с кумысом, лук да две стрелы; седла же и огнива ему не дал.

И удалился Тэмужин от пределов тайчудски, х и добрался до возведенного в лесу братом его, Бэлгудэем, укрытия, и вверх по течению реки Онон поспешил по примятой траве вослед прошедшим здесь родичам. Так добрался он до речушки Химурга горхи, текущей с запада.

И пошел он вверх по течению ее и повстречался с матерью, братьями и сестрой в урочище Хорчухой болдог у скалистого мыса Бэдэр. И, соединившись все вместе, они пошли и сели в местности, называемой Хар зурхний Хух нур, что на южном склоне горы Бурхан халдун у речушки Сэнгур горхи. Там они и жили, промышляя ловлей тарбаганов[78] и сусликов.

И вот однажды на их стойбище налетели конокрады и на глазах у всех угнали восемь соловых коней[79], что паслись подле юрты. И не оказалось у Тэмужина и у его сродников под рукой коня, дабы вдогонку броситься за конокрадами. Как на грех, Бэлгудэй на буланом с коротким хвостом коне поехал поохотиться на тарбаганов. Солнце уже зашло, когда Бэлгудэй возвратился, ведя за повод своего буланого, едва передвигающего ноги под тяжестью нагруженных на него тарбаганов.

И сказали ему сродники, что конокрады умыкнули их соловых, и тотчас Бэлгудэй вызвался ехать в погоню. Но, прекословя брату, Хасар молвил: «Отбить коней не сможешь ты, в погоню я отправлюсь сам!»

И приступил тогда к братьям Тэмужин и сказал: «Коней отбить вам будет не под силу, братья. Я ж этих конокрадов догоню!»

С этими словами Тэмужин вскочил на буланого и поскакал по примятой траве вослед прошедшим здесь соловым жеребцам. Три дня ехал он по следу, а на четвертый день утром наехал на большой табун, и узрел при нем Тэмужин смуглолицего молодого табунщика, доившего кобылицу. И вопрошал он табунщика о восьми жеребцах своих соловых. И сказал молодой табунщик ему в ответ: «Сегодня рано утром, до восхода солнца, прогнали восемь лошадей здесь. Я след их укажу тебе, пожалуй».

С этими словами молодой табунщик пустил в табун буланого коня Тэмужина, а взамен дал ему серого жеребца. И прикрыл он подойник и бурдюк и оставил их прямо средь степи. И, не заглянув домой, вскочил он на саврасого жеребца и молвил: «Видать, изрядно ты измучился в степи. У всех мужей заботы схожи. Я верным нукером[80] тебе отныне стану. Отец мой прозывается Наху баяном; его единственный я сын, зовусь Борчу[81]»[82].

И пустились они вдвоем вдогонку за конокрадами и ехали так три дня по следам соловых коней. И на четвертый день под вечер, когда солнце уже катилось под гору к закату, наехали на курень[83][84]. И увидали они пасущихся подле него восемь соловых коней Тэмужина. И сказал Тэмужин: «Будь здесь, Борчу, мой верный нукер! Соловых, что у куреня пасутся, я мигом пригоню». И сказал Борчу ему в ответ: «Я нукером пошел с тобой сюда. К чему тогда мне хорониться здесь?!»

И наехали они на курень вдвоем и погнали обратно восемь соловых коней Тэмужина. Из куреня повыскакивали люди и в погоню бросились за ними. Когда один из преследователей, на белом коне с укрюком[85] в руке, уже было настиг их, Борчу вскричал: «Отдай мне лук и стрелы, нукер Тэмужин! Стрелою меткой я их остановлю».

И сказал ему Тэмужин в ответ: «Отстреливаться буду я. А ты, мой нукер, поостерегись: из-за меня тебе лишаться жизни, право же, не стоит!»

И пускал стрелу за стрелой Тэмужин в наседавшего сзади ворога. И поотстал тогда всадник на белом коне, и стал он знаки подавать скакавшим сзади соплеменникам, размахивая укрюком своим. Когда нукеры-соплеменники поравнялись с ним, солнце уже катилось под гору, смеркалось. И отстали они, не в силах настичь беглецов.

Как отбили лошадей Тэмужин и Борчу, проскакали они всю ночь напролет, а потом скакали еще три дня и три ночи. И когда приблизились они к юрте Борчу, Тэмужин сказал: «Без помощи твоей, Борчу, я разве бы вернул своих коней! Теперь тебе добром я отплачу. Скажи лишь, сколько взять коней желаешь?»

И сказал Борчу ему в ответ: «Не из корысти, лишь искренне помочь желая, с тобой поехал я. Единственный я сын Наху баяна. На жизнь мне хватит и отцовского добра. Нет, мне коней твоих не надо! Возьми я их – какая ж это помощь!»

Так подъехали они к юрте Наху баяна. А Наху баян уж который день оплакивал пропавшего сына. Как узрел Наху баян сына своего единственного, возрадовался радостью великою. И приступил он к сыну, то плача, то браня его; и вопрошал он Борчу: «Сын мой, с тобою что произошло, отцу поведай».

И сказал ему Борчу в ответ: «Когда прознал я, что достойный нукер Тэмужин, ища своих коней, плутает, я тотчас вместе с ним на поиски пустился. А нынче воротился восвояси».

И с этими словами Борчу поскакал в степь и привез оставленные там бурдюк и подойник. И стали они снаряжать Тэмужина в обратный путь: зарезали на харчи ягненка, что покрупнее, приторочили к седлу бурдюк питья. И молвил Наху баян на прощанье: «Вы молоды, живите в дружбе вечной, друг друга не бросайте никогда!»

И отправился Тэмужин в обратный путь, и скакал он три дня и три ночи, а на четвертый день достиг родной юрты на речушке Сэнгур. Как увидали Тэмужина мать его Огэлун, брат Хасар и другие сродники, прошли их скорбь и печаль, возрадовались души.

С тех пор, когда девятилетним отроком Тэмужин впервые увидал Бортэ, они больше не встречались. И вот поехал Тэмужин вместе с Бэлгудэем на реку Керулен, дабы разыскать суженую свою – Бортэ ужин[86].

Дэй сэцэн вместе с прочими хонгирадами сидел меж урочищами Цэгцэр и Чихургу. Дэй сэцэн, узрев Тэмужина, возрадовался радостью великою и молвил: «Прознал я, будто братия тайчудская питает злую ненависть к тебе. Сие услышав, опечалился весьма я и по сей день был крайне удручен. О, как я рад с тобою новой встрече!»

И отдал Дэй сэцэн дочь свою Тэмужину, и, когда Тэмужин вместе с Бортэ ужин отправились в дорогу, он с женой своею поехал их проводить. И доехал Дэй сэцэн вместе с ними до местечка Ураг цул, что на Керулене, и воротился оттуда в свои пределы. Супруга его по имени Чотан проводила дочь Бортэ ужин до юрты семьи Тэмужина, что кочевала в урочище Хурэлху на речушке Сэнгур.

И послал Тэмужин брата Бэлгудэя проводить тещу Чотан до стойбища хонгирадов и призвать к нему Борчу. И выслушал Борчу Бэлгудэя и, слова не сказав отцу, набросил на плечи серую бурку, вскочил на горбатого буланого коня, и вскорости явились они вместе с Бэлгудэем к Тэмужину. Вот и весь сказ о том, как Борчу стал верным нукером Тэмужина[87].

И откочевал Тэмужин от речушки Сэнгур, пришел и сел в местности Бурги эрэг, что в верховьях Керулена. И взял тогда он черного соболя доху, подаренную ему тещею Чотан, и вместе с братьями Хасаром и Бэлгудэем отправился к хэрэйдского народа владыке Ван-хану[88][89]. Прежде предводитель племени Хэрэйд, Ван-хан был андой-побратимом их отца, Есухэй-хана[90].

«Анда отца мне равно что отец» – так думал Тэмужин, отправляясь в Черную рощу на берегу Толы, в ставку Ван-хана. И, прибыв к нему, Тэмужин сказал: «Вы, побратим отца, мне равно что отец. Я вам привез подарок тещи – доху соболью».

И молвил растроганный Ван-хан:

Принесши дары, Тэмужин пошел и сел в местности Бурги эрэг.

И пришел к нему с горы Бурхан халдун старик урианхаец Жарчудай, ведя с собою сына по имени Зэлмэ[91] и неся на плече раздувальные мехи. И, обратившись к Тэмужину, Жарчудай сказал: «Когда в Дэлун болдоге Тэмужин родился, я преподнес в подарок устланную соболями люльку. И сына своего, Зэлмэ, ему в нукеры пожелал отдать. Но был он мал, и я забрал его домой на время.

Так старик Жарчудай отдал Тэмужину сына в нукеры.

Однажды, когда они кочевали в местности Бурги эрэг, что в верховьях Керулена[92], чуть свет проснулась старуха Хоогчин, прислуживавшая в юрте матушки Огэлун. И, приступив к Огэлун, старуха Хоогчин молвила: «Вставай же, матушка, вставай! Мне конский топот ясно слышен, я чую, сотрясается земля. Никак идут на нас зловещие тайчуды. Вставай же, матушка, вставай!»

И поднялась тотчас Огэлун и приказала разбудить детей немедля. И пробудились Тэмужин и другие дети ее и поймали пасшихся в степи коней своих. Тэмужин, матушка Огэлун, Хасар, Хачигун, Тэмугэ отчигин, Бэлгудэй, нукеры Тэмужина – Борчу и Зэлмэ оседлали каждый по коню. Дочь свою Тэмулун мать держала на руках. На заводную лошадь они навьючили свои пожитки. И только Бортэ ужин осталась без лошади.

Тэмужин с братьями и нукерами своими первыми вскочили на лошадей и двинулись в сторону Бурхан халдуна[93].