Обитель снов Гребенщиков Андрей

– Симпатичный у тебя монокль, – отметил Ник и безропотно покинул помещение.

Десять минут – срок вполне достаточный, чтобы обдумать неожиданную догадку и прийти к неутешительному выводу: мотив к преступлению, даже веский, не обязательно равняется самому преступлению. Для «конкретной предъявы», как выражались на этой станции, аргументов маловато. На более интеллигентной Донской сказали бы: «косвенных улик для обвинения недостаточно». Жаль, что от перемены формулировок смысл не менялся.

Взять карлика на понт? Сомнительная задумка, персонаж этот далеко не прост. Кроме того, раскрывать собственное инкогнито перед конкурентом было не с руки. Узнает тот, на кого работает, и точно пошлет по длинной песне. Обстоятельства же складываются таким гадским образом, что вскорости Ник будет ходить в эту лавочку, как на работу, другого реставратора раритетной техники в округе нет, не передал дядюшка непутевому племяннику хитрую науку.

Бизнес-план, конечно, полный ужас, но за неимением прочих… Несколько месяцев на аутсорсинге продержаться можно. Или это субподряд? Ник быстро запутался в древних терминах и остановился на более уместном определении: гном-на-паях.

– Время вышло, уважаемый мастер старинных таинств, несравненный кудесник секретной машинерии, незабвенный властелин механической…

Величавое красноречие Ника прервалось самым варварским образом:

– Слышь, паяц, меня Лукичом зовут.

– А как же Ильич? – нахмурился Ник, в очередной раз сбитый с толку. И, как полагается, второй раз наступил на те же грабли.

– А Ильич – в мавзолее.

– Тьфу, ты, Карлито!

– Лукич!

Никита сдался:

– Что с диктофоном… Лукич?

– Что с ним может быть? Принимай работу, готовь деньги, – гном протянул девайс. – Осторожно, провод не оторви.

Задняя крышка диктофона отсутствовала, из отсека с заранее извлеченными батарейками торчал длинный провод, конец которого исчезал под прилавком.

«Внешнее питание» – Нику хватило даже куцых знаний, чтобы сделать правильный вывод.

– Батарейки нужные подкинешь? Лучше восстановленные, но возьму и самопал.

– Не возьмешь, типоразмер там полный ахтунг. В нашей части метро такие не водятся.

Ник знал это и сам, но ведь за спрос денег не берут.

– Жаль. Я включаю?

– Дерзай.

Юноша повертел приборчик в руках. Зеленый светодиод на внешней панели сигнализировал о том, что питание подается и раритет готов к работе. Но жидкокристаллический экранчик казался мертвым – ни свечения, ни мерцания.

– Экран накрылся пушным зверьком, без вариантов. Ты жми на «плей», не тяни.

Ник нажал.

– …ица убивает, медленно, он никуда не торопится. Закрываю глаза и смотрю на собственные веки изнутри. Та же темнота, что и вокруг, но теперь она в плену моих век. Жаль, что кожа так тонка…

Щелчок, кнопка «стоп». Странный голос. Мелодичный, тягучий и, в то же время, пронзительный… Женщина, молодая, даже девушка. Всего несколько слов, но они исполнены тревогой, бедой…

Ник встрепенулся, казалось, голос увел его за собой, аккуратно, почти нежно, но… Хватит, это чужие проблемы! Пусть заказчик разбирается.

– Спасибо, Лукич! Ты отличный мастер. Я искренне прошу у тебя прощения, – Никита все еще находился в каком-то непонятном состоянии. Потерянный, напуганный и, одновременно, возбужденный, готовый к действию. Знать бы еще, к какому… Подозрения насчет фотоаппарата и злокозненного коллекционера отошли на второй план, забылись, нужно было срочно возвращаться в реальность, чтобы перестать слышать странный голос в своей голове.

Гном, потрясенный переменой настроения невменяемого заказчика, осторожно пожал протянутую руку.

– Извинения извинениями, но про оплату не забудь.

– Конечно. Держи, заслужил.

Осталось решить последний вопрос – щепетильный и не совсем законный, вернее, совсем незаконный – и можно отправляться в обратный путь.

Проходить таможенный пост, имея при себе запрещенный предмет, – занятие крайне сомнительное. Если попасть на Лесопарковую не составило никакого труда, то покинуть ее… Ник заходил сюда честным человеком, а выйти пытался не менее честным контрабандистом. На этот раз он воспользовался общим гейтом – усталый и раздраженный таможенник гораздо предпочтительнее вежливого, но мающегося целый день от безделья вип-таможенника. Как учил дядя, усталость снижает концентрацию и притупляет внимание, скука же ищет развлечение даже в работе.

Ник не любил очередей, люди в больших количествах тяготили его. Люди озлобленные – а других в очередях не бывает – тяготили вдвойне. Однако чего только не вытерпишь, лишь бы избежать сурового, но справедливого наказания за «контрабас».

– Наркотики, оружие, запрещенная литература? – ничего не выражающий, пустой взгляд таможенника, равнодушный голос, раз за разом повторяющий заученный фразы. Робот в обличье человека, несчастная машина на службе, лишенной смысла.

Ник отрицательно помотал головой. Не нужно разговаривать, когда совесть нечиста, – голос, слова, интонации способны выдать. Против самого себя могут сыграть многие органы: бегающие глаза, дрожащие руки – лишь самые известные приметы лжеца. Напряженные мышцы (губ, щек, скул), скупая или, наоборот, чересчур оживленная мимика, подвижный кадык (естественно, только у мужчин), неестественные движения, капельки пота при совсем не жаркой температуре, пульсация крупных вен на лбу и шее, глупые улыбки невпопад – неопытный врун, боящийся разоблачения, всем своим телом сигнализирует об обмане. Искушенный лжец держит под контролем внутренних «доносчиков»: он еще не в силах с ними совладать, но скрыть наиболее ретивых правдолюбов-предателей вполне способен. Интриганы со стажем не выдадут себя ничем, эти парни умеют обуздать эмоции, страх и неуверенность. И только речь не подлежит укрощению и дрессировке, при любом удобном случае она сдаст тебя! Смотря в лицо, слушай голос: честные глаза, открытый взор, искренняя улыбка – неверные интонации, странный тембр, неподобающие обстановке темп и словесные обороты нарушат притворную гармонию, зрительный и звуковой ряд войдут в резонанс, и все, провал.