Сестры печали Гребенщиков Андрей
Задумчивая складка на лице официантки стала еще глубже:
– Лето, а ты, случаем, не травануть его удумала?
– Сдурела?! Кто ж дойных коров-то колбасит!
– Кого?
– Да никого! Ну хочешь, сама сготовь, мне главное внешний вид похожий придать, чтобы Сиропчик не усомнился в авторстве. Он даже жрать закуску не будет, сразу меня искать кинется.
– Уверена?
– Ну, не бросится, а мирно и степенно выйдет в одиночестве до ветру…
– До чего?
– Катя, тебе сколько лет?
– Восемнадцать.
– Понятно… короче, сделает вид, что в туалет, а сам ко мне. И за отведенные мне минут пять я должна ублажить милка так, чтоб он ни о чем и ни о ком другом думать уже был не в состоянии.
Катя вздохнула, почесала затылок, вновь вздохнула, наконец кивнула:
– Я в тебя верю, за пять, не за пять, но минут за пятнадцать ты точно свое счастье бандитское уработаешь до полусмерти… в самом перспективном смысле слова… Помогу, конечно, только давай уже бахнем – от твоей романтики бл…дской башка трещит.
Глава 5
Скачка в ночи
Глаза Зверя… Они размером с крошечные пуговицы. Не удивительно, что рассмотреть их удается далеко не сразу. Бестии приходится несколько раз ткнуться в меня своей мордой – я стоически переношу эти звериные нежности – прежде чем понимаю: черные навыкате бусинки по бокам уродливого черепа и есть незамысловатые органы зрения современного динозавра. Природа ржала во все свое дарвиновское горло, когда наделяла столь крупное создание такими скромными очами.
«У тебя очаровательные глазки, любовь моя», – уже привычно вру я и ласково поглаживаю ее по… назовем это щекой. «Девочка» довольно мурлычет. Женщины любят ушами… где они, кстати, у нее?
Не верю своему преображению. Пять лет, проведенных практически в могиле, в ожидании смерти… Но стоило на несколько секунд увидеть Илюшку – и жизнь вернулась! Я, вашу мать, жив. Помню об умершей жене, за которой всегда хотел последовать, ждал лишь повода, но думаю только о сыне… Жизнь весомее смерти! Горькой памяти не заткнуть, не перекричать радостных возгласов очумевшего от счастья сознания.
Счастье… Господи, какое забытое слово.
Ночь трепещет перед двумя всадниками, оседлавшими адского скакуна. Зверь срывает ее покровы, с диким шумом прорываясь сквозь темное, замаскированное под черный саван пространство. Что она видит в этой темени своими игрушечными глазками? Наверное, ничего. Но ей не нужна дорога, с такой силищей и с такими габаритами можно сокрушать горы, так некстати оказавшиеся на пути. Прошьем ли мы Уральский хребет насквозь? Да, ставлю на это все свои патроны.
– Сулюк, где это мы мчимся? – стараюсь перекричать завывающий в ужасе ветер.
Мой спутник, сидящий позади меня, молчит. Наверное, впал в кататонию – по словам Мастера Вита, это его обычное состояние. Или дикий свист ветра лишил его слуха – я сам себя слышу с трудом.
Смеюсь без особой причины. Сумасшедший Люк вряд ли осудит меня – ему ли говорить о признаках дурачины! Полуночная скачка пьянит, скорость – пусть я не вижу окрестностей и не могу ее оценить по достоинству – наполняет кровь бурлящим, словно шампанское, адреналином! Постапокалипсис, трясись, сраная ты эпоха, перед нашей поступью! Свердловский цирк выезжает на свою первую с тринадцатого года гастроль! Потрепанные афиши обещают треш и угар – и никто не уйдет обиженным!
Деревянный помост, который мы с неким, весьма условным, комфортом делим с самозванным маркизом де Шизом, ворчливо поскрипывает на загривке несущегося галопом (или чем там носятся «бронтозавры») мутанта, выражая свой протест. Ему, помосту, не по душе столь вопиющее нарушение правил внедорожного движения.
– Сулюк, – я делаю новую попытку, – ты представляешь, где мы?
В напрасном ожидании ответа шокирую сам себя запоздалой мыслью: я начисто забыл о противогазе!
Скачка длится уже минут десять, но ни я, ни шизанутый маркиз даже не вспомнили об обязательном атрибуте поверхности! Резиновый намордник на фейсе, дозиметр на поясе, в руках «калаш», за спиной рюкзак – дресс-код неизменен последние двадцать лет. Ну ладно Сулюк, ему простительно, но о чем думал я?!
Трясущимися руками лезу в рюкзак, краем глаза ловлю насмешливый взгляд де Шиза.
– Не ссы, солдатик, мы в Фарватере!
Солдатик? Не успел я в солдатики, если честно, Конец света наступил чуть раньше неизбежного после института призыва. Но придурка это не касается, мои же мысли заняты упомянутым «фарватером».
Несколько долгих секунд изучаем друг дружку: мои светлые очи полны брезгливой ярости и слегка озадачены, инвалид умственного труда излучает довольство и трудно объяснимую радость.
– Ну и? – первым, как и положено, не выдерживает адекватный член общества. Я кричу и требую объяснений.
– Мы в Фар-ва-те-ре, – нараспев повторяет Сулюк и, как ни в чем не бывало, укладывается на помост. Судя по уютно подсунутым под дурную голову рукам – спать!
Сучонок! Я громогласно награждаю его целым рядом хлестких психиатрических диагнозов, аккурат до тех пор, пока натянутый на лицо противогаз не лишает меня радостей медико-ораторского искусства. Так-то лучше! В тишине, да не в… А почему не трещит дозиметр?
Прибор невозмутим и подозрительно тих, а демонстрируемые им показатели смехотворно мизерны и наверняка лживы. На поверхности не бывает таких «цифр»! Два десятилетия уже не бывает!
– Чудо – лишь одно из проявлений истины, – негромко, но отчетливо выговаривает Сулюк, не меняя своей эмбриональной позы. – Да здравствует ноль микрорентген в час и…
Что и – остается тайной, Зверь резко останавливается, и мы с дебилом едва не слетаем с помоста.
– Граждане, пристегивайте привязные ремни, – хохочет Сулюк, скользя мимо меня и неуклюже хватаясь скрюченными пальцами за плохо обструганные доски. Но впивающиеся под кожу и ногти занозы не в силах успокоить жизнерадостного рахита (термин из детства – медицински не совсем верный, зато эмоционально точный!). – Летайте самолетами Аэрофлота! Покупайте билеты сберегательного…
Непонятная жалость (или сталкерские инстинкты?) заставляет меня ухватить неадеквата за руку и спасти от неминуемого полета к неблизкой земле. До нее лететь метра три, вполне достаточно, чтобы свернуть буйну головушку. На окончательный и не подлежащий обжалованию «бекрень».
– Ты редкостный отморозок! – моя фраза чудесна, в ней нет ни матерного слова, ни подзаборной брани. Дивлюсь сам себе.
Сам я держусь за веревочный поручень, надеясь на тех безвестных мастеров из Ордена Зеркала, кто собирал этот хлипкий на вид помост и всю положенную ему атрибутику. Между тем деревянная плоскость продолжает с геометрическим упорством стремиться куда-то строго вниз – мне не видно, но предполагаю, что Зверь вынюхивает на земле что-то одному ему ведомое. Мой вестибулярный аппарат требует возвращения на исходные позиции, но мутант, на чьей спине раскинулся чудо-помост, глух к его и моим призывам.
– Солдатик! – Сулюк остервенело дергает меня за кисть. – Вытащи из моего рюкзака противогаз!
Маркизу не дотянуться до своих вещичек, он болтается в самом низу нашего насеста, практически упираясь ногами в «гриву» Зверя. Куда же девался твой жизнерадостный хохот и неземное довольство?
Подражая ему, вывожу протяжно:
– Не ссы, лошара, мы в Фар-ва-те-ре!
Сулюк демонстративно закатывает глаза и одними губами кроет меня трехэтажным непотребством, но вслух просит вполне дипломатично:
– Служивый, мы обязательно поговорим об этом, только, пожалуйста, давай начнем наш разговор с выдачи средств индивидуальной защиты, лады?
Звучит слишком разумно для полоумного Люка, но я поддаюсь магии слова «пожалуйста». Однако, протягивая средство индивидуальной защиты страждущему, не забываю вовремя придержать руку:
– Подарки в обмен на объяснения, лады?
Сулюк рычит нечто утвердительное и торопливо выхватывает противогаз. Успокаивается лишь покрыв свое худое, плохо выбритое лицо спасительной резиной.
– Тебе идет, – киваю я и помогаю горе-компаньону занять более удобную позицию на накренившемся вслед за «вьючным животным» помосте. Когда же Зверь уже закончит свои наклонные изыскания?!
– У меня есть история специально для нашего случая, – голос Сулюка в маске глух, но если напрячь слух, расслышать вполне возможно. – До войны – я был тогда молод и по-настоящему безумен – мы с друзьями увлекались моржеванием. Ну как увлекались, друзья с криками и визгами ныряли в прорубь с ледяной водой, я же свой кайф получал от созерцания и радости, что все это не со мной. Кутаясь в теплую шубу, очень приятно наблюдать за игрищами двинутых «моржей». Но!
Сулюк сделал многозначительную паузу и со вздохом продолжил:
– Но однажды эта дурь не обошла стороной и меня. Вечные подколы – «ты боишься застудить придатки?», «будь мужиком, сунь свои яичники в воду» и прочая подобная херь заставили, наконец, принять спор: за ящик не самого дерьмового вискаря окунуть тестикулы в прорубь. Тебе знакомо слово тестикулы?
– Я не идиот, – отвечаю без особой обиды, история внезапно разговорившегося Сулюка обещает быть интересной.
– Так вот… Я был не шибко трезв. Нет, я был исключительно, чертовски шибко не трезв – и это хоть немного объясняет мой поступок. Я стащил с сиденья одной из машин мохнатку. Помнишь, раньше некоторые водилы вместо чехлов использовали такую мохнатую накидку, чтобы жопа зимой не пристывала к «коже»?
Я помню.
– Кинул я мохнатку на лед, в аккурат рядом с прорубью, стянул портки и, раскорячившись, как горный орел или козел – уж не знаю, кого из них так корячит, – макнул свое драгоценное хозяйство прямо в местный ледовитый океан. Кажется, дело на Шарташе было, впрочем, это не важно. Макнул и сижу, выполняю условие спора – минуту нужно было продержаться. Весь алкоголь из башки мигом выбило, матерюсь про себя, кляну собственную тупость, а в голову все сказка не самая подходящая лезет, про то, как волк хвостом в проруби рыбачил. «Ловись рыбка большая и маленькая» – помнишь?
Со смехом подтверждаю: помню и это!
– Там в оконцовке у дебильного животного хвост в полынью вмерз и наутро его мужики всем селом отдирали… Уж не знаю, в каком смысле слова… Однако перспектива в любом случае незавидная! Еще и друзья кругом с мобилами носятся, на камеры мой подвиг снимают, обещают ютуб в клочья порвать… Когда чертова минута прошла, извлекал свою драгоценную пару с превеликой осторожностью, чтоб самому ничего не отодрать…
Помост вслед за телом Зверя дернулся и вернулся в полагающееся горизонтальное положение. Наш бронтозавр нерешительной поступью двинулся куда-то вбок. Таких приставных шагов я в жизни не видел! Преодолев столь странным способом десяток метров, мутант удовлетворенно хрюкнул на всю округу и с довольным урчанием рванул вперед, снова набирая крейсерскую скорость.
– Умница! – непонятно за что похвалил его Сулюк, подкрепив похвалу нежным тычком в загривок. – На чем я остановился?
– На извлечении замороженной яичницы.
– Точно, – маркиз быстрым движением сдернул с себя противогаз и жестом предложил мне последовать дурному примеру. Пришлось отчаянно крутить головой, отказываясь от неумного действия. Настаивать Сулюк не стал, только вздохнул с осуждением. – Вытаскиваю причиндалы и едва не кричу от ужаса. Мои роскошные, практически бычьи тестикулы сжались до размеров зеленого (или в данном случае синего!) горошка. Кроооохотные шарики в заиндевевшем кожаном мешочке!
Сумасшедший Люк настолько живописно и отчаянно врет, демонстрируя размеры «до» разведенными в стороны руками, а «после» – миллиметровым зазором между сложенными в кольцо большим и указательным пальцами, что сдержать хохот у меня нет ни малейших шансов. Раскачиваясь на помосте из стороны в сторону, судорожно нащупываю веревочные поручни – только бы не свалиться с нашего четырехлапого ночного экспресса!
– Зря заливаешься, солдатик! Хочешь докажу?
Сквозь слезы и душащий смех без промедления капитулирую: верю, верю!
– Вооооот! В рот компот, – замысловато протягивает владелец бычьего хозяйства, превратившегося в горошинки. – В чем мораль поведанной мною были?
– Мораль в баснях!
– Не умничай, служивый, мораль – она повсеместна. Она витает вокруг нас, заставляет атмосферу искрить молниями, безграничный космос наполнен ею до предела, все сущее есть лишь форма ее…
Чувствуя, что Сулюк начинает заговариваться, возвращаю его на прежние «рельсы»:
– Хорошо, в чем же мораль твоей были?
– Ты запомнил размер моих горошин после водных процедур? – и не дожидаясь ответа маркиз машет перед моим защищенным противогазом лицом сведенными в кольцо пальцами. Расстояние между большим и указательным пальцем значительно меньше диаметра среднестатистического гороха, по крайней мере того, что сохранился в моей памяти.
– Миллиметры и микроны! – Сулюк горячится, древняя история заводит его. – Вот эти самые карликовые яички по массе и объему в разы превосходят массу и объем мозга нашего Зверя! В разы! – Люк потрясает вытянутым указательным пальцем, окольцованный союз с большим пальцем распадается за ненадобностью. – Зверь непроходимо туп, охренительно, непередаваемо туп! У тебя не хватит воображения, чтобы представить, насколько он туп! Так вот, это все чистая ерунда, настоящая беда в том, что твой мозг в сотню раз меньше звериного! – Сулюк срывается на крик. – Солдатик, ты тупее паровоза, четырехлапая котлета с клыками по сравнению с тобой гений чистой красоты!
Неожиданный поворот истории ставит меня в тупик. Хмурюсь под плотно облегающей резиной маской – вот все, на что хватает моей обескураженной реакции. Легкий ступор… Но кулаки на всякий случай сжимаются – это в битву вступают безотказные рефлексы.
Замечаю, что кулаки в полной боевой готовности и у моего разгорячившегося оппонента. Его угловатое, какое-то острое лицо – обтянутые кожей скулы, чуть вытянутая вперед нижняя челюсть (возможно, таковой она кажется из-за эспаньолки а-ля Политическая Проститутка Троцкий), нервно изогнутые тонкие губы, высокий, испещренный переменной глубины морщинами лоб, впалые глазницы – словно состоит из одних углов. Топорщащаяся во все стороны многодневная щетина лишь добавляет геометрической фигуре гротеска: бородатый треугольник с диагнозом. На «диагноз» работают сверкающие из-под куцых бровей глаза – вот там пылает настоящий огонь, цельная мартеновская печь! Не представляю, как она выглядит, но для красного словца…
– Ты форменный дебил! Увидел сынка и поплыл, как сучка! Включай мозг, мы посреди радиоактивного зоопарка, где обитают весьма злые гориллы, крокодилы и бармалеи! А если ты сдохнешь, Зверь в ту же секунду сожрет меня!
– Слышь, Чуковский, завязывай с истерикой, – не терплю визгов и ора, да и градус беседы пора сбивать. – Я не разобью тебе едало, если ты в течение трех минут объяснишь мне тихим и спокойным голосом суть произошедшего. За «форменного дебила» получишь волшебного пенделя в любом случае, но пищеприемник имеешь реальную возможность сохранить в неприкосновенности. Время пошло.
Сулюк недобро ухмыляется, отчего губы его изгибаются совершенно неестественным образом, так и гляди, треснут на множество малых губешек и подмножество наногубешек. Я – дитя несвершившейся нанореволюции, глупая приставка «нано» паяльником впаяна в прошивку моего головного мозга. Здравствуй, рыжий дедушка Чубайс, надеюсь, черти, что жарят тебя в эти секунды, не носят…
Не успеваю додумать, шипение маркиза заставляет забыть о предприимчивом нанодеятеле эпохи До.
– Ты хорошо слушал, о чем тебе втолковывал Витас? И, главное, хорошо УСЛЫШАЛ?!
Вопрос не в бровь, а в глаз. Слушать-то я его слушал, вот только думал все время о сыне… «Поплыл, как сучка?» Ну да, расклеился слегонца. Впрочем, посыпать голову пеплом перед надоедливым сумасшедшим – привычки не имею. Потому меняю тему:
– Витас – это Мастер Вит по-вашему, по-шизоидному?
Сулюк сплевывает:
– Мастер-ломастер Виталька… От вопроса не уходи, про мертвую реку понял что-нибудь?
Вот упертый баран!
– Зверь чует безопасный фарватер подземной мертвой реки и тупо бежит по нему до упора, до Москвы то есть. Я нахожусь с животным в ментальной связи и потому могу управлять…
– В анальной ты связи с животным! – Сулюк снова срывается на подвизгивающий крик, видимо начисто забыв о моих угрозах. Я не гордый, могу еще раз и напомнить. – Вообще ни хера не понял, горный ты удод!
Замахиваюсь, решаясь сэкономить бесполезные напоминания, но шизоид настолько потешно прикрывается зажатыми в кулачок грязными, измятыми клочками бумаги (и откуда только их вытащил? Надеюсь, моя испорченная фантазия ошибается в своих предположениях), что ударить юродивого никак не получается. Добрый я… есть такая слабость характера.
– С-специльно д-для тебя записал, п-простыми с-словами, – перепуганны, вмиг присмиревший Сулюк жмурится и заикается. Мне почти жаль поганца.
– Давай сюда свою писанину, писатель драный! – превозмогая брезгливость, протягиваю ладонь. Почти жест мира.
Он мнется в испуге сам и мнет без того измятую до безобразия бумагу. Наконец решается: «Держи!»
Кончиками пальцев осторожно берусь за уголок сулюковой рукописи и… пропускаю удар в челюсть. Гаденыш кидается на меня и тут же заваливает на спину. Вероломно! Не успеваю среагировать, как ощущаю прижатое к шее лезвие ножа. Оно наверняка холодное – так пишут во всех книжках, – но толстый резиновый ворот химзы лишает меня возможности проверить данный тезис. Приходится верить графоманам на слово.
– Еще раз вздумаешь угрожать мне, отрежу ухо! – Сулюк брызжет слюной, заплевывая мои окуляры. Хорошо, что я в противогазе! Надеюсь, слюна не ядовитая и не проест стекло…
– Солдатик, я псих, у меня и справка есть, – самозваный маркиз шипит уже по-новому, с противным прихрюкиванием. Похоже, это смех. – Один глазик выколю, другой останется, чтобы знал, говно, кому кланяться!
– Да понял я! Слезай! – пытаюсь представить Сулюка с балалайкой, наигрывающего шариковские куплеты. Получается откровенно плохо, шиз слишком интеллигентен для трехструнного народного инструмента, ему больше пошла бы виолончель. – Почитаю на ближайшем привале твои каракульки. Кстати, скоро привал?
Псих как ни в чем не бывало возвращается на свое место и, не глядя в мою сторону, пожимает хилыми плечами:
– Ты же у нас управляешь Зверем, вот и решай.
Управляю. Наверное… Мысленно отдаю мутанту команду остановиться. В ответ только свист воздуха да ветер в лицо. Наше необычное транспортное средство продолжает скакать неизвестно куда в кромешной ночи. Звучит красиво, дамам наверняка понравится: ветер в лицо, дикий, необъезженный скакун под седлом, прошлое далеко позади, а впереди лишь неизвестность да непроглядная завеса тьмы… Вот только я ни фига не романтик, темноты боюсь, неизвестности опасаюсь, дикий скакун воняет так, что режет глаза, а верный мой спутник Санчо Пансо – патентованный шизофреник с членовредительскими наклонностями.
Предпринимаю еще десяток тщетных попыток связаться со Зверем по ментальному каналу (термин богатый, мне нравится, только «ментало» вот-вот взорвется от напряжения), затем ору на него нечеловеческим голосом. Все без толку, нашему мутанту-паровозу нет никакого дела до горе-машиниста. В сердцах сплевываю (мечусь в спину Сулюку, но в последний момент воспитание сбивает прицел) и с разобиженным видом… сдаюсь. А что еще остается? Вожжей у меня нет, шпор тоже, ментальный канал связи забит помехами (в голове уже шумит, ага), орально-кричальная система связи не работает – Зверь, сука, глухой и тупой! Сда-юсь. Ты неси меня, река (мертвая), за крутые берега!
Глава 6
Сиропчик в собственном сиропчике
Сны не были похожи на возбуждающие воспоминания. Стройная грудастая Катя не попала в грезы, уступив место страхам и гнетущим кошмарам. Поутру Летиция не помнила, что ей привиделось, но тревога после пробуждения никуда не делась. Вязкая, тяжелая, она преследовала девушку и с этой стороны реальности.
«Словно и не спала», – разочарованно пробормотала Лю, поглядев на часы.
Полутьма гостиничной комнаты ответила ей напряженным молчанием. Даже разговорчивая скрипучая кровать притихла, присоединившись к общему бойкоту.
Шершавый, неровный пол ожег голые ступни неуютным бетонным холодом. Заспанная Лю поморщилась, на секунду замерла, сидя на кровати. Решительно поднялась на ноги, от души потянулась. Растревоженные быстрым пробуждением косточки и суставы недовольно защелкали.
Девушка нащупала в темноте выключатель и зажгла тусклую, мерцающую от любого вздоха лампочку под невысоким потолком. Крохотная комната залилась блеклым, безжизненным светом, а Лю спросонья зажмурилась. Свет, хоть и слабый, больно резанул по глазам.
Нужно было одеться и плестись в общую уборную, где, не дай бог, придется отстоять очередь из таких же утренних доходяг. Лю вяло понадеялась, что постояльцы еще спят и столпотворения в туалете удастся избежать, еще более вяло позавидовала обитателям люксов, эти счастливчики наслаждались умывательно-полоскательными радостями в гордом одиночестве.
Натягивала одежду, стоя напротив зеркала и внимательно оценивая свои «прелести». Заспанное, немного опухшее лицо, спутанные волосы, осоловелый взгляд – нет, не любила она рано вставать! – но при этом красота никуда не девалась, здесь она, притаилась, ждет расчески, освежающей прохладной воды, баснословно дорогого крема из каких-то растений-мутантов, легкого массажа кончиками пальцев…
Чуть вытянутое лицо с тонкими чувственными губами, большие сине-серые глаза, аккуратненький носик, длинные, до плеч темные волосы и ее гордость – чистая, ухоженная кожа без малейших следов сыпи. Бледновата, конечно, но не той мертвенной белизной, что уродует большинство метрошных женщин! Ходили слухи, что где-то на востоке метро работал солярий, сохранилась с довоенных времен кабинка, и умельцы даже смогли ее запитать надлежащим образом… Попасть бы туда, вот на что не жалко никаких денег…
«Разберусь с Сиропчиком и отправлюсь в солярийное паломничество, пусть делают из меня негру». – Лю слабо улыбнулась своему отражению:
– Красивая ты, сучка, но дурнааая!
Прежде чем скрыть обнаженную грудь под одеждой, еще немного покрутилась перед зеркалом. Неплохие титьки, но до четвертого размера Катерины далеко… Полноценный, с соблазнительными формами второй размер, жаль, чуть не дотягивает до уже самодостаточного третьего. Раньше, ей рассказывали, женщины могли увеличивать свое парное достоинство хоть до коровьего вымени, только плати бабос!
«Мужики, твари вы последние, на кой ляд такой мир сгубили?! Сделала бы себе сейчас вожделенную троечку… или сразу охренительную пятерку?» – Лю нахмурилась в расстройстве, бесплодные мечтания ее не возбуждали, но тут же расправила кожу на лбу и погрозила отражению пальцем:
– Не вздумай мне фейсик портить! Наморщилась она…
А еще был чудо-ботокс… Летиция с видом мученицы закатила глаза и решительно двинулась навстречу «уничтоженному мужиками» миру.
Спустя час, с минимумом макияжа на лице, в скромной походной одежде, состоящей из камуфляжных штанов и куртки цвета хаки, Летиция отправилась в гости к Екатерине.
Подруга встретила ее тяжелым похмельным взглядом, в котором последовательно отразились удивление, испуг, стыд и, наконец, неискреннее раскаяние с легким оттенком озорства.
– Катерина, зафиксируй это выражение лица! Развратный блеск в глазах гораздо живописнее стыда.
– Леточка, шлюха ты растакая, – хозяйка огороженной пластиковыми панелями клетушки пять на три метра приветливо махнула гостье рукой, приглашая внутрь.
Внутри приобняла и целомудренно чмокнула в щеку.
– Я все еще пьяная! В жизни так не напивалась… еще и в компании с растлительницей практически уже замужних дам!
Летиция окинула взглядом жилище офицерской невесты. Заметив в дальнем углу шкаф с мужской форменной одеждой, поправилась: «жилище молодой пары, офицер плюс официанточка».
Небогато. Чистенько, аккуратненько, но на грани бедненько.
– Ты еще скажи, что тебе не понравилось? – Лю, наконец, отвлеклась от осмотра. Придала голосу обиженно-возмущенные нотки: – Ни за что не поверю!
– Не верь… – Катя потупила взор. – Так хорошо мне еще никогда не было!
– Замечательно! Однако теперь должно последовать разоблачительное «но».
– Но теперь, – девушка послушно кивнула, – я чувствую себя грязной, будто изменила любимому человеку…
– А ты раньше ни-ни?
– Ну… – Катя замялась, глаза ее, до сих пор сверлившие пол, испуганно уставились на гостью. – Пара дружеских мине… петтингов ведь не счет?
Летиция усмехнулась про себя, «молодой офицер у нас уже вполне зрелый рогоносец с незавидным стажем».
– Не в счет, – Лю старалась быть убедительной. – Да и наши вчерашние посиделки не измена. Отнесись ко всему, как к тренировке, я помогла тебе раскрыть собственную чувственность, ощутить себя женщиной – сексуальной и привлекательной. Наши маленькие девичьи хитрости сделают вашу постель чуть более страстным местом. Согласна?
Девушка неуверенно кивнула.
– Катя, изменяют не писькой, а сердцем, запомни это. Я твое сердце не крала – подумаешь, чуть помассировала эрогенности, – и оно по-прежнему принадлежит твоему ненаглядному.
Новый довод показался Катерине более убедительным, она улыбалась гораздо уверенней.
– Спасибо Лето, это как раз то, что я хотела услышать.
– Вот и славно. Тебя успокоили, можно и моей персоной заняться. Ты не забыла, о чем мы вчера договаривались?
– Не забыла. С тебя рецепт, с меня блюдо. Попрошу девчонок на кухне, они твой эксклюзив в два счета сварганят.
– Отлично! – Лю тут же принялась записывать придуманный на ходу рецепт. – Однако перед тем, как ты подашь блюдо, я хочу внести в него пару «внерецептурных» черточек. Милый должен получить не просто угощение, но и послание…
– Лето, мы договаривались, никакого яда! – Катерина посерьезнела.
– Катя, клянусь, никакой отравы, слово даю! – Летиция придала лицу максимально честное и чуть обиженное выражение. – Соусом свои инициалы нанесу – своим же почерком, и даже тугодум Сиропчик мигом просечет тему. Я действую наверняка, второй попытки никто не даст.
– Хорошо, – сдалась официантка. – Пришлю кого-нибудь в твою комнату, доставят тебе блюдо для кулинарного автографа.
– Договорились. Я планирую снять второй вип-кабинет, там тебе расписное кулинарное чудо и верну.
Распрощавшись с подругой, Летиция отправилась к вип-вагону. Предстояло убедиться, что клиент в урочном месте. Клиент был где положено, мордовороты из охраны красноречиво торчали у входных дверей в кабинет. Однако сегодня компанию им составляло трое солдат в военной форме. Вывод из увиденного следовал простой: переговоры начались, местное начальство в эти минуты заседало с бандитами, обговаривая свои темные совместные делишки.
Лю крепко выругалась: заказ был на Сиропчика, но ясеневских бонз трогать при этом наверняка не стоило. Придется ждать, мужики любят почесать языками, а потом еще и обмыть то, что успели «начесать». Проклятье! План требовал пусть небольшого, но все же изменения: до того, как сиропчики расстанутся с руководителями станции, подавать «подарок» нельзя! Нужно довести это до сведения Катерины, чтобы не дергалась раньше времени.
Летиция вспомнила, что в вип-кабинете есть кнопка для вызова официанта. Нажал, и тут же получил ненаглядную Катю, просто и никакого гемору! Однако и здесь ждал облом – на сдвижных дверях кабинета висела табличка «Спецобслуживание», что в простонародье именуется однозначным «Занято».
Впрочем, табличка девушку не смутила, охраны у входа не было, и ничто (кроме предупреждающей надписи) не мешало целеустремленной Лю проникнуть внутрь помещения. Там в интимной полутьме отдыхала немолодая пара – кавалер в парадном кителе со множеством наградных планок и дама в аляповатом цветастом платье довоенного производства – дорогая вещь, но совершенно безвкусная. Что у них нынче? Юбилей свадьбы, день рождения пожилой солдатки (вернее, офицерки), обычный романтический ужин (время было еще обеденное, но фраза «романтический обед» вызывала у Летиции стойкое лингвистическое отторжение) при вонючих самопальных свечах?
– Извините, граждане, проверка коммуникационного оборудования, – Лю с деловым видом протиснулась рядом с замершей от неожиданности женщиной и вдавила кнопку звонка.
В ожидании Кати девушка вызнала у отдыхающих предполагаемую длительность их предпенсионного досуга, совершенно не удовлетворилась прозвучавшим «часа три, не меньше». И предложила освободить кабинет за нескромную взятку в несколько десятков патронов.
Мужчина долго артачился, поминал красный день их супружеского календаря, бросал презрительные, исполненные брезгливости взгляды на патроны, рассыпанные по столу, но конец напыщенным стенаниям положила его спутница:
– Бери патроны, старый дурак. – У женщины оказался командный голос, по силе многократно превосходящий мужнин фальцет. – В задницу день такого знакомства! Всю жизнь с гулящим козлом промучилась, пока, наконец, блудливый йонг не отсох у него от беспрерывного бл…ства! Теперь на романтику его потянуло, впервые в жизни дату знакомства вспомнил! Не позорился бы!
Громко препираясь, супруги покинули кабинет. Естественно, не забыв от вознаграждении. Семейные склоки семейными склоками, а денежки любят счет.
Появившаяся в проеме Екатерина удивленно проводила согбенные спины удаляющейся восвояси парочки, но, заметив в кабинете Летицию, все поняла и от ненужных вопросов воздержалась. Умничка, а не официантка!
– Что-то рано ты… случилось чего?
– Катюш, мой ненаглядный с местными набольшими заседает, ты уж будь ласка, с «угощением» не торопись, – Лю опустилась на диван, нервно застучала пальцами по столу. – Сиропчику до конца переговоров точно не до меня будет. Придется ждать.
Официантка с готовностью кивнула:
– Конечно, что я, не понимаю, что ли. У таких дело на первом месте… Кстати, тебе блюдо сюда принести? Девчонки его уже готовят.
– Да нет, давай в гостиницу, как договаривались, все ингредиенты там. Только кабинет для меня придержи, я закончу и сюда переберусь – поближе к суженому.
Как Лю и просила, блюдо было сервировано на подносе с крышкой. Девушка вилкой подцепила кусочек кулинарного шедевра, изготовленного по ее экспромт-рецепту. На вкус «экспромт» получился гадостным («на особого любителя», по дипломатичному выражению Катерины), но удивляться этому не приходилось: среди множества разносторонних талантов Летиции готовка никогда не значилась.
Без колебаний избавившись от несостоявшегося угощения, Лю принялась готовить «начинку» по настоящему рецепту, которому ее обучили наставники по киллерскому мастерству. От прежнего блюда остался только ресторанный колпак (Катерина открыла ей правильное название подноса с крышкой) в роли троянского коня. Бойтесь данайцев, комплименты от шеф-повара приносящих… Древние греки были бы ею довольны!
Управившись с «готовкой» за полчаса, Летиция озадачилась достойным названием своему кулинарному рецепту: в голове вертелись дикие «Фарш кровавый а-ля Лю», «Сиропчик в собственном сиропчике», «Взрывная-отбивная-отходная», но ничего эпичного – для послужного списка, так и не родилось. Пришлось принять банально-созерцательное: «Катюшкины забавы, смертельные подставы».
Девушка с нежностью погладила вновь закрытый ресторанный колпак и хищно улыбнулась своему искаженному отражению в отполированном металле. Улыбка вышла что надо, почивший Голливуд обзавидуется!
– Милый-мерзкий Сиропчик, моя стряпня – чистый отрыв башки. А также конечностей, кишок и прочей требухи! Настоящий фейерверк вкуса, прощальный бигбадабум для всех отбывающих на небо! Хотя нет, дружище, тебе ведь предстоит иной маршрут, в противоположную сторону… Кому лестница в небо, а кому и прямая дорога в ад!
Лю было немного жаль Катерину, та «попадала» в любом случае, но войны без жертв не бывает.
– Эх, какие титьки пропадают.
Долгое томительное ожидание угнетало, даже уютный вип-кабинет вскоре перестал казаться таковым. Летиция не настолько давно была в профессии, чтобы не волноваться перед операцией. Она боялась, ее ощутимо потряхивало. Чертов мандраж! Но прошел час, за ним другой и третий, а развязка все откладывалась и откладывалась.
Уставший нервничать девичий организм заскучал. Скука сменилась злостью, злость унынием, а потом крайне несвоевременно вспомнился призрак женщины с ребенком из туннеля. Что она там визжала? Шпарь серого кипятком? Садистская, видать, сказочка, волконенавистническая… И, как показала практика, до добра подобные истории не доводят.
Что сгубило несчастную мать и ее вряд ли счастливого детеныша? Кто убил их и за что? И почему они явились ей, Летиции? «Чертова чертовщина! Тоже мне спокойный туннель!»
Лю заказала легкий ужин (от алкоголя благоразумно отказалась – не время и не место), есть не хотелось, кусок, что называется, в горло не лез, но поковыряться в местной грибнице с полчаса – чем не развлечение?
Летиция полюбовалась своими изящными тонкими пальцами – мама называла их пальцами пианистки, но кто видел в метро хоть одно пианино? – произнесла привычное многозначное «эти руки не для скуки» и устало зевнула. День непозволительно затягивался, а заказанный ей клиент все еще напрасно переводил кислород. «Сиропчик, ты живешь в кредит! Дурень, уходи красиво, не тащи долги на тот свет».
Катерина появилась только под вечер:
– Лето, начальство свалило, но и бандюки твои не засидятся, по койкам собираются. Устали, горемычные, языками чесать.
– Ну наконец-то! – Лю нецензурно, зато емко обрисовала свое отношение к болтливым мужикам.
– Слушай, а ты чего как халдейка вырядилась? Все походное, страшненькое, ни титек не видать, ни задницы – на такой прикид у твоего блатного жеребца вряд ли встанет!
– Не то что встанет, вскочет так, что лоб береги! Он же с малолетства по колониям да тюрьмам – у него после Катастрофы в жизни ничегошеньки не изменилось, как были четыре стены вокруг, да небо в клеточку, так все и осталось, – Лю понизила голос и подмигнула подруге. – Он же меня только в ватнике и жучит, причем строго сзади, и приговаривает: «Ничего, браток, ты потерпи немного, зато на воле девок будем щелкать».
Неизвестно, слышала ли Катерина этот анекдот раньше, но заржала она оглушительно, с не замеченным до того умилительным подхрюкиванием.
– Лето, с тобой не соскучишься!
А просмеявшись, заявила уже серьезно:
– Все, родная, наводи марафет на свою кулинарию. Даю тебе минуту, а сама пока гляну, чего у бандюков творится.
Вернулась Катерина практически мгновенно, гораздо раньше обещанной минуты. С шумом разъехались двери, и официантка с криком «шустрей, красавица, твой хахаль счет просит!» тут же унеслась обратно с закрытым подносом в руках. Лю, мысленно посчитав до десяти – в таких случаях бесконечно трудно держать необходимую паузу, – подхватила рюкзак и устремилась за официанткой. Время, совсем недавно бывшее вязким и тягучим, пустилось вскачь.
Теперь события могли развиваться двумя возможными путями:
Катя ставит «комплимент от шеф-повара» на стол и уходит, предоставляя посетителям возможность самим поднимать крышку с блюда; либо выпендривается и с услужливой улыбкой проделывает все это за них. Для дела разницы никакой: прикрепленные к крышке чеки от гранат, которые, в свою очередь зафиксированы на подносе, вызовут неизбежный взрыв с многочисленными и, по большей части, желательными жертвами среди немирного населения. Но в первом случае красивая девочка Екатерина останется жить (по крайней мере, до суда и приговора за пособничество в убийстве), ей всего лишь нужно покинуть помещение до…
Оглушительный взрыв заставил вагон покачнуться на рельсах, заделанные чем попало окна вылетели наружу и разлетелись от удара о бетонную стену тоннеля. Из кабинета повалил густой едкий дым, показались первые языки пламени. Криков и стонов не было, никто не метался по развороченному салону, никто не звал на помощь, только охранники, дежурившие у дверей и оказавшиеся после взрыва на полу, исступленно таращились туда, где секунды назад заседал их могучий шеф с сотоварищами.
Летиция несколько мгновений оценивала картину побоища, взвешивала, кинуть ли еще «контрольную» гранату – последнюю, оставшуюся у нее, – но рисковать не стала. Охрана хоть и контужена, но отнюдь не слепа… а погоня в планы Лю совсем не входила, да и зачем раскрывать себя, сколько пройдет времени, прежде чем местные следаки свяжут залетную девицу с убийством? К тому времени она будет нежиться в солярии, спуская направо и налево шальной гонорар.
– Убивают! Помогите! Пожар! Горим! – истошно вопя, Летиция бросилась в глубь туннеля, мимо безработных теперь вертухаев, навстречу несущимся с поста дозорным. – Мальчики, спасите! Это что же такое делается, люди добрые?!
Суровые дозорные пронеслись мимо истеричной, заламывающей руки бабы, не обращая на крикунью никакого внимания. Что-то серьезное случилось в ресторане, где сегодня отдыхало все станционное начальство с гостями с бандитского севера! Какое им, доблестным постовым, дело до перепуганной тетки, когда дело пахнет «международным» скандалом, а то и войной.
Между тем «перепуганная тетка», миновав опустевший пост и не задержавшись там ни на секунду, как сделал бы любой законопослушный гражданин Общины, опрометью бросилась бежать дальше, прочь от Новоясеневской.
Лю праздновала очередную, уже пятую победу подряд. Удача не отвернулась, узнала в новоявленной «Летиции» бывшую фартовую девочку Айшварию, а значит, все еще только начинается!
Бег по темному туннелю быстро вымотал Летицию. Она была тренированной киллершей, но темнота умеет иссушать даже подготовленных людей.
– Катя, Катя, дурочка ты беспросветная, – Лю спросила себя, жалко ли ей так и не вышедшую замуж за рогатого офицера девушку. Но ответа не дождалась: совесть угрюмо молчала, как и всегда, сердце натужно стучало – но кто поймет его морзянку? – разум же упивался эйфорией. Она смогла, хрупкая девушка отправила на тот свет полудюжину отморозков… и доверчивую дурочку.
С Общины нужно уходить, но и на бандитских станциях нельзя задерживаться, может выйти боком… очень серьезным и фатальным боком… Куда отправиться одинокой, но совсем не бедной девушке? Где она еще не успела наследить? Неплохой вариант Ганза, там умеют ценить женскую красоту по достоинству, а она обладает выдающимся талантом в области траты чужих денег… Или податься сразу в Полис, говорят, там интересно, к тому же самолично выданный квест на солярий нужно непременно выполнить. Как пить дать, кабинка спрятана именно в этом легендарном месте!
Домечтать Летиция не успела, ей на голову упала невесть откуда взявшаяся сеть, а кто-то тяжелый, но при этом невероятно быстрый, сбил девушку с ног.
Глава 7
За кордон
Родной город, опасный, исполненный коварства и ожидания. Я так привык ждать смерть за каждым углом: приняв форму мутанта или другого человека, она выскочит, выползет, ринется с неба, догонит тебя свинцовой пулей в спину – на поверхности ты всегда в опасности, любая секунда может стать последней. Здесь нельзя расслабиться, нельзя ощутить спокойствие, нельзя быть ни в чем уверенным. Радиация, визгливо стрекочущая дозиметром, – еще один враг, вездесущий, неутомимый, следующий по пятам… Наше место под солнцем занял кто-то другой, мы обрекли себя на медленное и мучительное умирание в темных сырых подземельях, выпивающих жизнь по капле! Убежища, подарившие нам кров и многометровую бетонную крышу над головой, – тоже враги. Милосердные и заботливые – они не убивают, как пуля или радиация, изо дня в день они потихонечку лишают надежды, приучают к земле, стирают из памяти звезду по имени…
Солнце. Еще один враг. У нас не осталось друзей и союзников, мы вымираем по одному – в полнейшем одиночестве.
Я прощаю себе охватившую меня эйфорию. Впервые за двадцать лет я забыл о страхе! Вышел на поверхность и ни секунды не готовился к смерти, не ждал ее, не умолял об отсрочке. Ночной променад верхом на огромной бестии… оживший после тысячелетней спячки «динозавр» защитил меня, успокоил, подарил пусть обманчивое, но незабываемое ощущение силы! Я прощаю себе эйфорию, она опьянила сильнее любого вина, она наградила бесконечно веселым безумием – лучшие мгновения за многие-многие годы!
Но эйфория, как и любое опьянение, не может длиться вечно, я чувствую, что раскаяние – это проклятое похмелье для совести – совсем близко, почти настигло меня. Пора вновь быть серьезным и сосредоточенным, ждать беды со всех сторон, готовиться в очередной раз отбить атаку настырной старухи с косой… Я бы лучше опохмелился, честное слово!
Во что я ввязался? Шизик прав, стоило увидеть сына, и я ослеп и оглох от счастья. А еще совершенно отупел. Пересечь полстраны с востока на запад верхом на черт-те ком, да еще в компании черт-те кого, а на финише сделать черт-те что – это, без сомнения, конгениально! Конечно, Мастеру Виту не откажешь, но хоть задание можно было толком послушать ради приличия. Такого авантюризма (вообще-то идиотизма) я от себя не ожидал.
Что теперь? А теперь нужно успокоиться и включить мозг. Поработать с дебетом-кредитом… Броненосец по прозвищу Зверь – это явный плюс, такая мощная дура на твоей стороне, что еще нужно в радиоактивном мире для счастья? Ну, разве что управляемость этой дуры… Тут проблема, дура совершенно непослушна и, похоже, обладает самонаведением. Но Мастер Вит обещал: проблем с навигацией и спортивным ориентированием на пересеченной местности не будет. Значит, пишем в плюс.