Крестовый поход детей Аволедо Туллио

Глава 22

МОЛОХ

Около четырех пополудни в день сражения войска выстроились в полной боевой готовности. Предыдущие часы они посвятили чистке оружия и осмотру техники. Направленные Вагантом разведчики эстафетой передавали информацию о продвижении наземной армии Альберти. Кроме того, ходили слухи о загадочных транспортных средствах, покрытых черным полотном, которые принадлежали не Альберти, а двум городам.

Кадорна была одной из самых крупных станций миланского метрополитена. Ее центральный вестибюль на минус втором этаже еще сохранял признаки былого великолепия. Несмотря на то что резиновое покрытие почти совсем стерлось с пола, обнажив серый цемент, на котором валялись отвалившиеся от стен красные и черные кусочки мозаики, после двадцати лет запустения помещение по-прежнему оставалось в неплохом состоянии.

Войска начали занимать позиции в вестибюле. Армии двух городов были относительно дисциплинированы, а вот Альберти постоянно демонстрировали свой мятежный дух, шутками и оскорблениями провоцируя солдат и, в первую очередь, солдаток Чинос. Среди Альберти женщин не было. Как не было у них и формы, кроме разве что нарукавных повязок с изображением средневекового воина, вооруженного щитом и поднятым вверх мечом. Рисунки были такими же грязными, как и сами носившие их. И молодые, и старые, все Альберти как один были обладателями густонаселенных вшами, неухоженных бород. Создавалось впечатление, что их предрассудки распространялись и на использование мыла. Они просто чудовищно воняли. Их веселость еще больше увеличилась, когда вместо своего сомнительного оружия они получили первоклассную экипировку от двух городов. Они кичились новыми автоматами и шлемами с забралами из плексигласа. Новехонькие, с иголочки противогазы тоже вызвали невероятный энтузиазм. Для людей, привыкших действовать на поверхности, противогазы были самым важным элементом снаряжения.

У Альберти не было Матерей милосердия, и они со смесью презрения и подозрительности смотрели на женщин в ожерельях из голов Барби и с сумками с изображением красного креста, полными сушеных грибов и пузырьков с порошками.

Врачей не было ни у Альберти, ни у Чинос. Зато в каждом отряде было по человеку в маске с черным клювом. Такой человек назывался у них Пульчинелла. Если кого-нибудь из Альберти ранило слишком тяжело, Пульчинелла перерезал ему горло.

Альберти были просто созданы для жизни в постъядерном мире. Чинос шли рядом с ними с недоверием и нескрываемым страхом. Единственный, кто мог бы смешаться с рядами Альберти, если бы не цвет кожи и не отсутствие бороды, был Маркос. Незаконнорожденный сын короля мамбо предстал перед своими людьми, щеголяя кевларовой курткой и оружием: сверкавшим, как елочная игрушка, АК-47 и двумя автоматическими пистолетами Беретта на поясе. Это были хромированные пистолеты с костяными рукоятками. Даниэла с трудом сдержала презрительную ухмылку. Пистолеты висели так, что не было никакой возможности быстро достать их в случае необходимости. Маркос был полным идиотом. Он поймал ее взгляд, но неправильно его понял и в ответ подмигнул и улыбнулся, обнажив неполный теперь ряд ослепительно белых зубов. Девушка с омерзением отвернулась.

Она уже больше получаса искала Ваганта в суматохе и сутолоке станции. Под низкими сводами стоял оглушающий шум. Оклики, смех, детский плач раздавались на фоне ударов металла и звука волочащихся под весом снаряжения ног. Они с Вагантом долго убеждали Альберти вынуть из рюкзаков лишние тяжести, но тщетно. Те презрительно ответили, что привыкли все свое носить с собой. Они привыкли ко многому, к слишком многому. Например, привыкли считать себя законными хозяевами Милана, а всех остальных жителей города — чужаками. Они говорили на странном, непонятном языке. Вагант объяснил ей, что это ломбардский — старый диалект, на котором и раньше разговаривали в этом городе, дополненный жаргоном, сложившимся для описания новых реалий постъядерного мира. От этих людей исходило ощущение тотальной анархии. Даниэла обескураженно смотрела на них, спрашивая себя, какой толк может быть от Альберти на поле боя. Впрочем, хорошо это или плохо, ждать ответа оставалось недолго.

Переживания ночи были еще очень сильны. Даниэла чувствовала пустоту в животе. Преодолев вызванную неопытностью первоначальную застенчивость, Вагант оказался чувственным и в то же время сильным любовником. Они занимались любовью несколько раз подряд. Сколько именно, Даниэла не знала. После первого раза они зажгли светильник, и переживания стали еще более интенсивными: она видела тело своего друга, своего любовника, двигавшегося внутри нее, погружаясь в водовороты наслаждений, в которых оба они терялись три, четыре раза. С нежностью, но и со всей неистовостью людей, у которых нет уверенности в завтрашнем дне.

Вспомнив об этих мгновениях, девушка покраснела. Погруженная в свои мысли, она не замечала стоявшего рядом отца Дэниэлса, пока тот не заговорил с ней.

Даниэла.

Отец Джон.

Произнеся его имя, она покраснела еще сильнее.

Все хорошо?

Да.

Они смущенно смотрели друг на друга, пока девушка не произнесла:

Спасибо вам за то, что вы мне сказали вчера.

Думаешь, мои слова тебе помогли?

Да.

Тогда я доволен. Как ты себя чувствуешь?

Усталой. Испуганной.

Глаза Дэниэлса стали темнее и глубже.

Любовь делает нас более хрупкими. Более беззащитными. Но она того стоит. Я могу что-нибудь для тебя сделать?

После долгого размышления Даниэла ответила:

Молись за нас.

Буду, — пообещал священник. Он протянул Даниэле руку, и та ее пожала.

Но вы не вооружены, — заметила она удивленно.

Я не умею пользоваться оружием.

А следовало бы. В противном случае вам лучше остаться здесь. Снаружи небезопасно.

Я предпочитаю рискнуть. Ведь вы оказались втянуты во все это по моей вине.

По вашей вине или благодаря вам — кто знает?

Но если бы я не потерял бомбу…

Нам все равно рано или поздно пришлось бы вступить в борьбу с этими негодяями. Одни мы не справились бы. Благодаря вам у нас теперь есть целое войско. Не невесть что, но это лучшее, на что мы могли надеяться, учитывая обстоятельства.

Все будет хорошо, — заверил ее священник.

Вы это говорите, чтобы успокоить меня?

Я говорю это, потому что знаю, что все будет именно так. Все будет хорошо.

Даниэла кивнула, закусив губу.

Удачи, отец Дэниэлс.

Удачи.

Когда девушка отошла на некоторое расстояние, Джон закрыл глаза и благословил ее. Как хотел он иметь сейчас способности, которые Монах сперва дал ему, а потом отнял! Способность успокаивать, вдохновлять, излечивать. Теперь он мог делать это только словами, но этого было недостаточно.

Но это все, что у него было.

Все, что ему оставалось.

Он повернулся и направился к выходу.

Глядя на множество людей в камуфляже, двигавшихся по направлению к выходам, Вагант вдруг испытал неожиданную и необъяснимую грусть.

Что с тобой? — спросил его Крисмани.

Вагант выбрал военачальника Бонолы своим помощником. Он уважал его и доверял ему. Но еще недостаточно хорошо знал для того, чтобы раскрыть перед ним душу.

Не знаю, — ответил он, говоря правду лишь отчасти.

А кому пришла в голову фантастическая мысль делать камуфляжную форму?

Исааку. Он наш туз в рукаве. Когда мы выйдем наружу, ты увидишь еще несколько его блестящих идей.

Всякий, кто впервые надевал камуфляжный плащ, приходил от него в полный восторг. С одной стороны плащи были грязно-белого цвета, как снег, а с другой покрыты узором, позволявшим эффективно укрываться на фоне руин.

Крисмани они ужасно понравились.

Напомни мне поблагодарить этого твоего Исаака, когда я увижу его. Мы настолько привыкли думать о Монстрах как о своих единственных врагах, что нам никогда не приходило в голову ничего подобного.

Вот именно. Монстрам плевать на маскировку. У них даже глаз нету. Думаю, они видят в инфракрасном излучении.

Вполне может быть, — ответил Крисмани. — Зато Сыны Гнева несомненно видят глазами. И эта маскировка просто великолепна.

Услышав этот комплимент, Вагант ощутил прилив гордости, хотя никакой его заслуги в этом не было. Разве только тот факт, что это он давал Исааку правильные книги. Защитная форма была лишь одним из изобретений Исаака, при помощи которых Вагант рассчитывал хотя бы частично компенсировать отсутствие поддержки со стороны Монстров. Крисмани и остальные солдаты Бонолы поразились тому, как легко плащи переворачивались всего тремя простыми движениями. Легкость важна, когда делаешь это с противогазом и в неудобных тяжелых перчатках.

Фантастика, — повторил Крисмани.

Спасибо, — ответил Вагант. Положил руку на плечо Крисмани. Еще вчера он не сделал бы этого. Но только что прошедшая ночь его изменила.

Я хочу сказать тебе, что для меня честь познакомиться с тобой и что еще большей честью станет сражаться с тобой бок о бок.

Крисмани улыбнулся.

Мы уже делали это. Против Альберти.

Да, правда. Но это не считается. Это было слишком просто.

Простых сражений не бывает, друг мой.

Вагант долго смаковал это слово, прежде чем использовать его самому.

Удачи, друг.

«В следующем году в Иерусалиме»!

Что?

Еврейское пожелание. Давай, Вагант. Пойду проверю своих ребят. Увидимся снаружи. И учти, что прежде, чем вступить в бой, нужно добраться до места сражения.

Тянувшийся по широкому подземелью поток людей был нескончаем, как река, текущая вспять — вверх. К выходу вело двенадцать лестниц, в том числе четыре эскалатора — не использовавшиеся 20 лет, — которым доверяли немногие. Самуэль выбрал третью слева.

Непрерывный поток тек на верхний этаж, из которого на улицу вело пять выходов. Люди из разных войск жезлами и свистками направляли движение в разные выходы. Джон попал в группу, идущую через центральный. Все вокруг торопились надеть противогазы и с удивлением смотрели на человека, идущего без защиты. Кто-то прокричал что-то в спину на непонятном языке Альберти.

Сделав несколько шагов по лестнице, Джон оказался снаружи. Увиденное поразило его. Огромная площадь, раздираемая ветрами. Полуразрушенные здания высились со всех сторон. Некоторые по десять этажей, — в том числе и то, что стояло напротив. Высокие стекла на голубом фасаде вылетели, и строения напоминали гигантский пустой колумбарий. Надпись «Malpensa Express Stazione Cadorna» практически невозможно было разобрать. Стекло разбито, металлические контуры проржавели и погнулись.

На площади стоял странный памятник: металлическая игла почти в 20 метров высотой с огромной разноцветной нитью, проходившей через ушко. Из фонтана посредине площади торчал металлический узел тех же цветов — желтого, красного и зеленого — высотой почти в десять метров. По-видимому, это были две части одной скульптуры.

Вокруг из покрывавшего площадь снега торчали другие черные иглы. Но это уже были не скульптуры, а то, что осталось от деревьев, которые когда-то росли здесь.

Человек со знаками отличия бригадира Бонолы раздраженно протянул Дэниэлсу противогаз. Чтобы не тратить время на споры, Джон решил надеть его. Бригадир похлопал его по плечу и указал на припаркованные неподалеку автомобили. Они стояли на улице, ведущей на север; в конце сквозь густой снег виднелась старинная стена.

Пойди попроси оружие. У них там есть запасное. Где твоя башка? По-хорошему надо бы доложить на тебя!

Джон кивнул, ничего не ответив. Это было бы бесполезно. Он пошел к автомобилям. Его провожал внимательный взгляд бригадира.

Че надо? — грубо спросил солдат в кузове грузовика.

Я потерял свое оружие. Мне сказали прийти сюда.

Поздравляю, придурок. А может, на самом деле у тебя его украли?

Джон пожал плечами.

Здесь тебе не магазин. Осталось только это, — сказал солдат, протягивая Джону коробку пуль и ружье в очень плохом состоянии.

Если оно не взорвется тебе прямо в рожу или тебя не убьет каким-нибудь другим образом, принеси мне его обратно, когда мы вернемся. Это не подарок. И принеси мне что-нибудь хорошее. Бутылку виски, например.

Джон поблагодарил его и отошел от грузовика.

Многие автомобили стояли с заведенными моторами. Площадь заполнилась грохотом, вонью старых карбюраторов и химических добавок, которые продолжали поддерживать их в рабочем состоянии спустя 20 лет. Серый дым поднимался из вылопных труб, рассеиваясь в кружившем в воздухе сером снеге.

Джон задумался, как они собирались провести неожиданную атаку при таком шуме.

Но потом понял, что ветер дует в благоприятном направлении и, если не изменится, будет относить в сторону шум и вонь карбюраторов, пока войска не окажутся достаточно близко к станции.

Разнообразие транспортных средств его удивило.

Внедорожники, — некоторые из них, видимо, были старыми еще до Страдания. Другие — поновее, но выглядели еще большими развалюхами. Пикапы с минометами на платформах; другие грузовики, на которых стояло какое-то оружие. Около двух десятков машин предназначалось для перевозки солдат. Джон направился к одной из них.

Протянувшиеся из открытого кузова руки помогли ему забраться наверх.

И тут Джон понял, где он оказался.

Он должен был догадаться раньше по шедшей от грузовика вони. Под стандартными касками, за противогазами прятались дикие усмешки, нестриженые волосы и небритые бороды Альберти.

О, гли-ка, чо за шмыра, — прорычал самый старый их них.

Сидевшие в глубине грузовика подвинулись поближе и осматривали Джона, как диковинного зверя, отпуская замечания на своем непонятном языке.

Наконец один из них заговорил на итальянском:

Эй, пидор, а ты один из чуваков из двух городов? Ты из них, да? Из этих милашек?

Да, я их двух городов.

О, ну тогда мы должны поблагодарить тебя за всю эту благодать! Мы в жизни не выглядели так элегантно!

Вы предоставили нам свои грузовики. Мне кажется, это взаимовыгодный обмен.

Альберти некоторое время обдумывал длинное слово «взаимовыгодный», как будто переваривая его.

Потом мотнул головой.

Похоже, вы нормальные пацаны. Почти как мы. Не то что эти китайские и латинские говноеды. Они поэтому все желтые и коричневые: потому что жрут дерьмо.

Его товарищи дружно загоготали над этой шуткой, показавшейся им верхом остроумия.

Знаешь, ведь этот союз долго не продержится. Настоящие хозяева города — мы. Город принадлежит нам. Ну и, может быть, вам, если вы такие же, как мы.

Джон знал, что ему стоило помалкивать, но не смог удержаться.

Конечно, мы такие же, как вы. Во всем, кроме веры.

Какой веры?

Ты знаешь, что жители станции Бонола — иудеи? Евреи.

Все солдаты на грузовике потеряли дар речи от удивления.

Шутишь? — спросил наконец один самый старый. Под его противогазом виднелась длинная седая борода.

Да нет, не шучу.

Евреи…

Да.

Альберти переглядывались в недоумении. Потом старик ткнул в Джона своим тонким крючковатым пальцем и произнес:

Но вы белые.

Священник подмигнул ему.

Более или менее.

Тот собирался было ответить, но тут грузовик тронулся и всех пассажиров резко подбросило вверх. Сидевший ближе всех к краю Альберти чуть не вывалился наружу. Товарищи ловко удержали его за воротник, а потом отвесили ему дружескую оплеуху. Он был самым младшим в машине, судя по тому, что Джону удалось разглядеть под противогазом, — не больше пятнадцати-шестнадцати лет.

Грузовик двигался рывками, изрыгая облака черного газа, пачкавшие сугробы на тротуаре.

Альберти сосредоточились на дороге. Высившиеся по обеим сторонам здания были похожи на горы. Некоторые из них оставались белыми, но большая часть почернела от пожаров. Окна пусты. По мере того, как машины медленно продвигались на север, впереди за снежной пеленой все отчетливей вырисовывались очертания длинной постройки, которая оказалась стеной огромного замка.

Что это? — спросил Джон говорившего по-итальянски Альберти.

Это замок Сфорцеско, — ответил тот с гордостью.

Не веря своим глазам, Джон смотрел на гигантский темный массив, нависавший над дорогой и жалкой вереницей автомобилей, словно выехавших из старой кинохроники о русской революции.

Это был замок Миланского короля, — произнес шестнадцатилетний юноша, тараща глаза под стеклами противогаза.

Джон подумал, что нет никакого смысла поправлять его и объяснять, что в Милане никогда не было короля.

Альберти зачарованно смотрели на древние руины. Замок по-прежнему производил сильное впечатление, несмотря на то что довольно большие участки стены разрушились, а на фасаде виднелись следы пожара.

Колонна проехала мимо въезда в замок и пересекла площадь, загроможденную покрытыми снегом старыми автомобилями. Ехавший в голове грузовик был оборудован бульдозерным отвалом, расчищавшим путь от снега и обломков. Отваливавшаяся от автомобилей ржавчина окрашивала снег, как сухая кровь.

Судя по всему, на поверхности Альберти чувствовали себя уверенно. Время от времени кто-нибудь из них доставал из рюкзака очень странное устройство — что-то вроде стеклянного сосуда, внутри которого находились две станиолевые полоски, прикрепленные к проволоке. Предмет поднимали в воздух и смотрели, как двигаются эти тончайшие полосы, а потом убирали приспособление обратно в рюкзак. Старшие Альберти подшучивали над теми, кто это делал. Но с приближением темноты даже в их поведении все заметнее проявлялась некоторая напряженность.

Они успели проехать меньше мили, когда сумерки начали опускаться на землю. Холод стал еще более сильным и пронизывающим. Ветер ревел оглушительно. Это было на руку, потому что скрывало их приближение. Но временами порывы были настолько сильны, что солдатам приходилось хвататься за борт, чтобы не упасть. Они инстинктивно жались поближе друг к другу. Надвигающаяся ночь внушала страх.

Колонна продолжала двигаться с выключенными фарами. Вагант сказал, что у водителя первого грузовика очень мощный прибор ночного видения. Всем остальным достаточно следовать за ним даже после наступления полной темноты, чтобы свет фар не выдал их приближения. Джону эта идея казалась глупой: грузовики так громко шумели и так сильно воняли, что были заметны за милю и без света фар.

Собрать столько транспорта, наверное, было непросто. Джон слышал, что труднее всего оказалось достать шины. На них приделали самодельные гусеницы из досок и проводов. На низкой скорости это было относительно эффективно, хоть из-за них тревожно вибрировала обшивка грузовиков.

Они ехали уже два часа. Так медленно, что Джона охватывало отчаяние. Но для солдат, большая часть которых уже 20 лет не слышала звука мотора, это было настоящее чудо.

Теперь они пересекали каньон высоких разрушенных стен. Когда-то здесь проходила центральная улица Милана. Солдаты нервно вглядывались в разрушенные фасады, ища признаки жизни или движения. Джон снова пожалел об утрате своего сверхъестественного зрения. У него было неотступное ощущение, что за ними следят. Но Джону не удавалось уловить ни одного признака невидимых наблюдателей, хотя он ни на мгновение не сомневался в их присутствии.

Они пересекли еще площади, проехали еще улицы. Один из грузовиков остановился: мотор работал вхолостую. Пассажиры пытались подтолкнуть его, чтобы снова привести в движение, но это не помогло. Солдатам пришлось сдвинуть машину с дороги и распределиться по другим грузовикам. Один из них влез на грузовик, в котором сидел Дэниэлс. Альберти помогли солдату забраться в кузов.

Когда он сел, Джон увидел, что это Самуэль.

Эй, — прикрикнул на него один из Альберти. — Поставь ружье на предохранитель, козлина.

Раввин кивнул. Но, судя по всему, он представления не имел, как это делается. Презрительно фыркнув, Альберти помог ему. Потом оглядел с ног до головы.

А ты не с Бонолы? — спросил он.

Оттуда, — ответил Самуэль, не задумываясь.

Альберти внимательно оглядел его черные кудри, бороду, нос. Потом сказал что-то своим товарищам, и они все недружелюбно уставились на раввина.

Нам не нравятся евреи, — сказал угрожающим тоном Альберти, сидевший прямо рядом с ним. — Нам не нравятся евреи, негры, китайцы, латиносы и все, кто странно говорит. Как ты, — заключил он, тыча пальцем в отца Джона.

Самуэль покачал головой.

Да ладно. Я родился в этом городе. Моя мать…

Срали мы на тебя, на твою шлюху-мать на всех твоих говнопредков. Будь ты хоть высран на эту землю, ты миланец не больше, чем эти гребаные Монстры, которые захватили Дуомо.

Произнесший эти полные ненависти слова человек сидел в самой глубине грузовика, опираясь спиной на кабину. Он был не очень высоким, но обладал весьма внушительным телосложением, как у медведя. Волосы под шлемом острижены коротко, почти под ноль. В отличие от товарищей, его светлая борода была аккуратной.

Он говорил размеренно, почти безучастно. Как будто то, что он говорил, было совершенно нормальным, как и череда оскорблений, слетавших с его уст.

Вы, чужаки, хотите захватить наш город. Сейчас вот одни придурки хотят разнести его этой гребаной бомбой. Но знаешь что? С вашей незначительной помощью Альберти выставят этих ссаных крыс из центрального вокзала. И мы заберем его себе. Он принадлежит нам по праву. А вы можете вернуться в свои дыры, пока мы не решим, что пришло время покончить и с вами. Потому что эта земля наша, ясно? Наша.

Джон рассматривал лицо этого человека. У него были явно славянские черты. Страдание странно перетасовало карты. Дэниэлс мог бы побиться об заклад, что у Самуэля было больше прав считать Милан своим городом, чем у этого человека. Но в новом мире, созданном ядерными бомбами, право основывалось на силе, а не на справедливости. От зданий суда остались одни руины, и прах правых и неправых смешался и развеялся по ветру. Жизнь превратилась в бесконечное мародерство. Жить в этом новом мире означало постоянно врываться в чужие дома, рыться в чужих вещах, разорять чужие запасы, нарушать святость чужой памяти. Старыми семейными фотографиями разжигали огонь и подтирали задницы. Грубый смех оглашал номера для молодоженов.

Джон отвлекся от своих мыслей. Положение стремительно ухудшалось. Он не мог допустить этого.

Парни, прекратите!

Я не твой парень, — прорычал медведь.

Я всего лишь хочу сказать, что сейчас не время для препирательств. В этой битве мы на одной стороне. Давайте сначала думать о том, как одержать победу, а потом уже о том, что делать после.

Можешь не сомневаться: то, что мы будем делать после, вам не понравится.

Хорошо, я понял. Но сейчас давайте отложим эти…

Джон замер на полуслове. Он ошеломленно смотрел в небо.

Люди на других грузовиках делали то же, и, наконец, все взгляды обратились в одну точку.

В полумиле от них над землей поднимался ядерный гриб.

Или, по крайней мере, что-то очень похожее.

В полной тишине и в слабом сумеречном свете все не отрываясь смотрели на это видение смерти. Гриб вздымался на огромную высоту над руинами города. Он казался неподвижным, но вдруг его шляпка начала как будто разлетаться в стороны, дробиться на куски, пока солдаты вдруг с ужасом не поняли, что на самом деле находится у них перед глазами.

Сотни, тысячи крылатых фигур отделились от верхушки гриба, разлетаясь во все стороны. Их могучие крылья гремели в небе, как буря. На несколько мгновений создания зависли в воздухе, а потом, как стая огромных птиц, одновременно устремились направо, по направлению к Дуомо, к своему Улью.

Улетев, они обнажили разрушенный небоскреб в 20 этажей, почерневший от пожара.

Это невероятное видение сковало льдом сердца солдат.

Когда последнее крылатое создание скрылось, на колонну опустилась пелена страха. Гнетущее ощущение, осознание того, насколько ничтожны были их силы против мощи этих устрашающих и не доступных понимаю существ, выкованных в огне Страдания.

Перед лицом Ночных Созданий люди ощутили себя невероятно маленькими и беззащитными.

В грузовике воцарилась тишина. Даже бесноватый блондин сидел молча, опустив голову, как будто оглушенный ударом дубины.

Первым в тишине прозвучал голос Самуэля:

Мы не должны бояться этих созданий. Они либо будут сражаться на нашей стороне, либо не выйдут на поле боя. Но против нас они ничего не предпримут. Не бойтесь. Давид был пареньком, вооруженным одной только пращой, и тем не менее он победил Голиафа и принес Израилю победу над филистимлянами.

Вы, иудеи, здоровы рассказывать истории, — возразил ему самый старый из Альберти, — но ты видел этих Монстров? Их тысячи.

Какой смысл бороться против Сынов Гнева? Надо бороться против Монстров! — добавил блондин.

Самуэль отрицательно помотал головой.

Если не можешь победить кого-то, нужно стараться сделать его своим союзником. В данный момент наш враг — люди, а с Созданиями ночи у нас перемирие. Я не знаю, сколько оно продлится. Но зато знаю, что, если мы хотим спастись, нам нужно воспользоваться им.

Поразительным образом никто ему не возразил.

Колонна возобновила движение. Еще один грузовик не смог завестись. Пассажиры покинули его и распределились по трем транспортным средствам, покрытым маскировочным полотном. На остальных грузовиках места уже не было.

Джон задумался о том, что могло находиться под этими чехлами.

Они проехали мимо небоскреба, с которого слетело облако Созданий ночи. Если не считать высоты, он совершенно не отличался от остальных обгоревших зданий, ни от тех, что уже проехали, ни от тех, что вырисовывались впереди за густой пеленой снега. И все же, проезжая мимо этого здания, все чувствовали сильную подавленность.

Самуэль наклонился к Джону.

Как они тебе показались? — прошептал он на ухо священнику.

Не слишком-то дружелюбные.

Но и не враждебные.

Да, не враждебные, — подтвердил Джон.

Но их вид явно не поднял боевой дух наших войск.

Да уж.