Кругом одни принцессы Резанова Наталья
— Звери непременно должны быть — в таких-то лесах. Волки там, кабаны… медведи опять же…
— Может, тут и копытные медведи сохранились… и другие чудовища…
— Копытный медведь — это что. Вот косолапая лошадь и волосатая змея — действительно монстры.
Хэм содрогнулся.
— А ты их встречала?
— Встречала. Но не здесь. И вообще, ты не Заволчья бойся, ты другого бойся.
— А… чего?
— У нас впереди принципат Ля Мой и столица его Даун-таун. Очень странное, говорят, место.
— Чем же оно странное?
Я постаралась вспомнить всё, что слышала о стране Ля Мой от тех, кто там побывал.
— Начать с того, что тебе крепко повезло, что одет в кожу, а не в меха. За меховую одежду в Даун-тауне могут избить, а то и просто убить. Это тебе не Волкодавль, где чем больше мехов на тебе, тем больше и почета.
— За что ж такое злодейство?
— А это потому, что меха с живых тварей сняты. То есть сначала убитых, а перед тем живых.
— Так ведь кожи тоже с убитых, но перед тем живых тварей сняты, — совершенно резонно возразил Хэм.
— Так ведь дауны! У них, например, «маршалом» именуют начальника городской стражи. Вообще же об их системе управления у меня представление смутное. Что же до их религии, знаю, что есть у них божество со странным именем «коренное население». Они его сначала принесли в жертву, а теперь ему поклоняются.
— Нормальный ход, — одобрил Хэм.
Больше я ничего не успела сказать, потому что послышался тоненький голосок:
— Скажите, пожалуйста, вы, случайно, не охотники?
Я вскочила на ноги, выхватив меч. Очень мало кому удавалось подобраться ко мне незаметно, а вот эта малышка сумела. Потому что в круге света перед нами появилась именно маленькая девочка с корзинкой в руках. На ней было аккуратное платьице с вышитым корсажем, совершенно неуместное не только в темных заволчанских лесах, но и на улицах Волкодавля, на кудряшках красовался головной убор красного цвета, также производивший некое чужеродное впечатление.
— Тогда, может быть, вы лесорубы? — продолжала допытываться она.
— Нет, и не лесорубы тоже.
— Тогда, значит, вы разбойники, — при этом утверждении она не выказала никакого страха.
— Да с чего ты взяла?
— Моя мама учила меня, что в лесу встречаются только лесорубы, охотники и разбойники.
— Грех, конечно, подрывать у молодежи веру в авторитеты, но в лесу встречается множество самых разных людей. Например, грибники.
— Грибники — это разновидность охотников, — непререкаемым тоном заявила девочка. — А вы можете быть разновидностью разбойников — у вас есть мечи.
При этих словах я задвинула оружие в ножны, чтобы не усугублять впечатления.
— Лучше считай нас разновидностью грибников — они тоже ходят с ножами.
— А что вы здесь делаете?
— Между прочим, могу задать тебе тот же вопрос. Ты заблудилась?
— Наверное, — она вздохнула. — Меня зовут Малютка Шапоруж. И мама послала меня к бабушке с гостинцами.
— Из Волкодавля?
— Нет, что вы, мы живем очень далеко отсюда. Вон там, — она махнула рукой куда-то в юго-западном направлении.
— То-то я гляжу, одета ты не как местные.
— Я очень давно иду… иду… иду… гостинцы пришлось все съесть… можно мне возле вас остаться? Хотя бы на ночь?
— Ах, вот оно что! — вскипел Хэм. — Тетенька, тетенька, дайте попить пожалуйста, а то так есть хочется, что аж переночевать негде!
— Спокойно, парень. — Я села и вынула из сумки лепешку и протянула Малютке Шапоруж. — Садись, девочка, к огню. Меня зовут Конни, вот он — Хэм. Поужинай с нами, а потом подумаем, как с тобой быть.
— Вот именно! — буркнул Хэм, истолковав мои слова несколько превратно.
Девочка ела быстро, но аккуратно, не теряя ни крошки.
— И где живет твоя бабушка? — спросила я, когда она покончила с лепешкой.
— В одиноком домике за лесом, а лес за деревней…
— И сдается мне, что деревня эта называется не Кидалово.
— Не знаю, — спокойно отвечала Малютка Шапоруж. — Может быть, и Кидалово.
— Как же ты передвигаешься при таком минимуме исходных данных?
— А по солнцу. А по ночам — по звездам.
— Тогда не мудрено, что ты заблудилась. Здесь и днем видимость плохая, про ночь и не говорю…
— Что же мне делать? — она задумалась, но ненадолго. — А вы направляетесь в это… Кидалово? Можно мне с вами? Там я могла бы расспросить о бабушке…
— Еще чего! — возмутился Хэм. — Сдается мне, что эта сопля — наводчица у разбойников.
— В таком случае нам лучше иметь ее на виду, — возразила я.
— Верно, — согласилась Малютка Шапоруж. — И я ведь рискую больше вас. Разве вы не можете оказаться подпольными работорговцами?
— Почему подпольными?
— Прекратить дебаты, — скомандовала я. — Ложитесь спать. Хэм, твоя смена — вторая.
— А малявка третьей будет?
— Она будет спать. Детей на часах не ставят.
— Ничего себе! А я как же?
— Как с кикиморами по шалманам шляться, так он мужчина, а как сторожить, так сразу дите… Хватит. Всем спать.
Кидалово оказалось небогатым селом, затерявшимся средь высоких лесов. Его окружали участки выжженной земли пригодной для пахоты. Нива не производила впечатления обильной. Впрочем, приходилось видывать мне места и похуже. При въезде в деревню мы не встретили ни единой души, и это настораживало. Однако Кидалово было обитаемо. В теплой пыли купались тощие куры, псы побрехивали из-за плетней. Не видно было только людей.
Всё разъяснилось, когда мы проехали вглубь деревни. Народ столпился на площади. Старых, малых и женщин, как водится, вытеснили в задние ряды, но не вполне обидели — мужик, устроившийся на крыше самой высокой избы, сообщал о том, что происходит внутри.
— …и наносит удар за ударом! Неустрашимый пятится. Могучий бьет снова! Справа! Слева! Снизу! Сверху! Задай ему! Выпусти ему потроха! Но что я вижу? Неустрашимый собрался! Он бьет в ответ! Из Могучего летят пух и перья… Да что ж ты, Мотя… — скорбно протянул он, когда зрители потрясенно ахнули. — Быть тебе нынче в чугуне, яблоками начиненному…
Из толпы вышел понурый мужчина, волоча за крыло не менее понурого гуся. Если Могучему и впрямь предстояло быть сегодня съеденным, то ощипывать его долго не придется. Проигравшиеся сельчане извлекали из кисетов деревянные и отдавали их бойкому румяному старичку, очевидно, старосте.
— Вот так и живем, — сообщил он мне, когда я спросила, можно ли переночевать в селе женщине с двумя детьми (согласитесь, что это звучит лучше, чем «женщине с мечом, четверкой коней, арбалетом и еще кое-чем в потайных карманах»). — Я что, удовольствия ради гусиные бои устраиваю? Провизию, стыдно сказать, аж в самом Волкодавле закупаем. А что делать? Земля у нас неплодородная, урожаи плохие, да и зерно молоть негде.
— Что, мельницы нет?
— Мельница есть, да мельник сбег. То есть, сперва дочка его, видишь ли, опозорила — в комнатные девицы к царевне Милене подалась, а потом и он дело забросил и ушел на Волк к лихим людям…
— Постой, это не его я на реке видала — он всё бабу символическую топил и потопить никак не мог?
— Может его… а может, и нет.. Охотников засорять Волка-батюшку нынче много развелось… Так, бишь, о чем я? О том, что прожить трудом крестьянским никак невозможно. Баклуши вот бьем, исконный наш заволчанский промысел…
— И всё?
— Да что ты! Мужики и бабы у нас смышленые, в отхожие промыслы пускаемся. Груши околачиваем, шнурки от галош гладим, мозги пудрим, лапшу вешаем, на ходу подметки режем, соловьев баснями кормим, зубы заговариваем…
— А лыко вяжете?
— Нет, лыка не вяжем… А еще мы выгуливаем собак!
— Ладно, старинушка, не отвлекайся. Так переночевать можно у вас?
— Отчего ж нельзя? Только постоялого двора нет у нас больше, с тех пор как в Мочиловскую сторону никто не ходит.
— Где ж ночевать-то?
— А где хотите. Хоть на мельнице, пока она еще не развалилась… Пойдем, я покажу где.
Покуда мы поднимались на холм, над ручьем темнела печальная руина мукомольного заведения. Я спросила у старосты:
— А почему, дедушка, на Мочилово люди ходить перестали?
— И туда перестали, и оттуда! Может, оно для торговли-обмена и в убыток, а своя шкура всё-таки дороже. И душа — тоже.
— Что, разбойники замучили?
— Куда там! Разбойники — они свои, с ними завсегда договориться можно. Опять же нечисть местную мы наперечет знаем, и привычки ейные… А там свирепствует злой демон Лахудра-душераздиратель. Души, говорят, из людей вынимает и в клочья рвет.
— Откуда же он взялся?
— А кто его знает! Ясно, что пришлый, у нас такой пакости сроду не водилось. У нас если чего дерут, то шкуру…
После чего мы попрощались со словоохотливым старцем. Тот правда, еще кричал вслед что-то про бабку Лепестинью, которая знатной медовухой торгует, («заодно бы вас и помянули…») и поднялись к мельнице. Она еще не развалилась. И это было ее единственное достоинство. Впрочем, Малютка Шапоруж тут же соорудила веник, нашла какие-то тряпки, притащила из ручья воды и скоренько превратила horror vacui в место, пригодное для ночлега. Глядя, как ловко она управляется, я спросила:
— Может, тебе лучше пойти в деревню, поспрошать про бабушку?
— Нет, — отрезала она, — это не та деревня, рядом с которой живет моя бабушка. Нужно идти дальше.
— Но ты слышала, что говорил староста? Дальнейший путь опасен. Тебе лучше остаться здесь. По-моему, кидаловцы — люди не злые.
— Слышь, Шапокляк, Конни дело говорит! — поддержал меня Хэм.
— Шапоруж.
— Какая разница. Короче, мы тебя до деревни довели, и хватит. Будешь еще мешаться в решающий момент. Нам ведь демона предстоит мочить. Я правильно врубаюсь?
Я пожала плечами.
— Не знаю.
— Как это «не знаю»? Обходных путей, что ли, будем искать?
— Если бы здесь имелись обходные пути, кидаловцы давно бы их нашли. А насчет прочего… Видишь ли, убиение демонов и чудовищ — не моя специальность. Этим занимаются ведьмаки, драконоборцы и прочие супергерои. А я — простая контрактница. Поэтому, если это не оговорено в моем контракте особой статьей, я, охраняя объект, в данном случае тебя, стараюсь решать проблемы no-возможности без мокрухи. Как это было в случае с кикиморой. Хотя да, ты опять-таки не видел. Теперь у нас, правда, ситуация будет посложнее…
— Почему?
— Когда я поняла, что тебя утащила кикимора, то смогла применить соответственное заклинание. А про демона Лахудру я вообще никогда прежде не слышала, и природа его мне неизвестна. Ничего, будем импровизировать.
— Здорово! — По-моему, он решил, что «импровизировать» — это применять какой-то особый боевой прием. И, в сущности, был не так уж далек от истины. — А малявку Муленруж предлагаю связать и оставить тут, на мельнице. С голода не подохнет. Если орать примется, местные прибегут и развяжут. Зато мы от нее избавимся раз и навсегда.
— Я бы не стала утверждать этого столь категорически, — ледяным голосом возразила Малютка Шапоруж.
— Слушай, Конни, чего эта сопля к нам привязалась?
— И этого я бы не стала утверждать. Мне вовсе не вы нужны. Я должна найти бабушку, а с вами мне просто по дороге.
— Вот мерзкий младенец! — Хэм плюнул на свежевымытый и усыпанный сеном пол. — Интересно, откуда такие берутся?
Прежде чем я успела вмешаться, Малютка Шапоруж ответила:
— Я думала, тебе уже объяснили, откуда берутся дети!
— Не, эту малявку демон не разорвет! Я ее сам раньше убью! — Хэм попытался вскочить, но я поставила ему подножку.
— Эй, детский сад, уймитесь! Мельницу всю развалите. Отбой!
— А как же демон? — в один голос воскликнули Хэм и Шапоруж.
— Об этом я подумаю завтра. Как говорят в Волкодавле — утро мудрее вечера.
Может, насчет мудрости поволчанская поговорка и ошибалась, по очередной сюрприз утро определенно принесло.
Когда на рассвете мы спустились в Кидалово — Хэм что-то ныл насчет парного молока перед дорогой, Малютка Шапоруж помалкивала, но всем своим видом красноречиво выражала согласие, — то снова встретили старосту.
— Ядрена Мать! — благочестиво приветствовал он нас на столичный манер. — Радуйтесь, люди! Ежели вы еще не передумали в Мочилово идти, то я вам спутника нашел… Блюстителя, чемпиона и поборника, так сказать…
На сельской улице, верхом на тонконогом золотистом коне красовался стройный всадник. Я сразу узнала его, хотя он прибавил к своему одеянию красный плащ, и перемотал тюрбан.
Сунув Малютке Шапоруж горсть отложенных на молоко деревянных, я подошла к Рыбину Гранату Кагору.
— Ты что, за нами ехал?
— Отнюдь. — Он подкрутил усы. — Но поскольку вы направляетесь на Ближнедальний Восток, я решил, что нам будет по пути.
— С чего ты взял, что нам в ту сторону?
— В «Белке и свистке» говорили. Разве вы едете не в Чифань?
— Слухами земля полнится, — проворчала я.
— И вообще вы должны радоваться, что я первым вас нагнал.
— С чего вдруг?
— Проповеди этого безумца, святого Траханеота, возымели действие, и несколько воинов снарядилось на поиски Милены Неможной. Царевна же, вместе со своим похитителем, по сведениям, доставленным Бабой-Ягой, обретаются где-то в Заволчье.
— Но ты не объяснил, почему мы должны радоваться именно тебе из всех ратоборцев Волкодавля.
— Потому что, возможно, нам предстоит встреча с демоном Лахудрой.
— А ты его знаешь?
— Нет. Но я кое-что о нем слышал… там, на Востоке. Он бесчинствовал в Балалайских горах, но Индра и Рудра прогнали его оттуда небесной скалкой, которой прежде раскатывали амриту для небожителей. Однако никто не предполагал, что он сумеет забраться так далеко на Север.
— М-да. Ума не приложу, как твои сведения помогут справиться с демоном.
Подошла Малютка Шапоруж с кринкой молока и подала его Хэму, молча слушавшему наш разговор. Тот выглотал содержание кринки, пробормотав «не кумыс, но тоже ничего», и отер молоко с губ.
— Мы едем дальше или нет? — осведомилась девочка.
Рыбин Гранат внимательно оглядел ее.
— Откуда ребенок?
— Из лесу, вестимо. Увязалась вот, к бабушке просится…
— А вы уверены, что не собираетесь принести ее в жертву?
— Я — только за! — воскликнул Хэм. — А что, можно?
Рыбин Гранат перевел на него тяжелый взгляд.
— У жителей Запада бытуют совершенно дикие представления насчет того, что чудовища находят какой-то особый вкус в девственницах. Не мудрено, что нечисть у вас так расплодилась. Ежу понятно, что наилучшая добыча демона — мудрец, предававшийся аскезе не меньше тысячи лет. Лучше всего — стоя на одной ноге между двумя кострами.
— Это ж до какой степени он провялится? — ужаснулся Хэм. — Там и есть нечего.
— В любом случае у нас такого нет. А жертвоприносить девочку мы не собираемся. Тем более, что, по твоим словам, это бесполезно.
— А что, если, типа, на живца демона половить? — снова выступил Хэм.
— Я согласна, — твердо сказала Малютка Шапоруж, и уточнила, — быть живцом.
Я развела руками.
— Вот так и живем, как здешний староста выражается. Сдается мне, после этих ребятишек общение с демоном будет сущим удовольствием.
— Сомневаюсь, — сухо промолвил Рыбин Гранат. — Мы едем или нет?
— Что ж, если ты по-прежнему намерен сопровождать нас и тебя волнует судьба Малютки, сажай ее к себе в седло.
— Правильно! — поддержал меня Хэм, которому пришлось везти Малютку Шапоруж минувшим днем. — Мы скакали, мы скакали, наши лошади устали…
Это он, положим, врал. Мы не скакали, а ехали шагом — на лесных тропах особо не разгонишься, и лошади наши были повыносливее, чем золотистый скакун Рыбина Граната. Онако я не стала опровергать Хэма. Пусть те, кто навязался к нам в спутники, заботятся друг о друге, у меня есть иные заботы.
Так мы покинули гостеприимное Кидалово, и темные своды заволчанских лесов снова сомкнулись у нас над головами. Я ехала впереди, за мной следовал Хэм с вьючными лошадьми, Рыбин Гранат с Малюткой Шапоруж замыкали процессию. Кони мерно ступали по мху и палой листве, ветер гулял над кронами деревьев. Мои размышления о природе предстоящей встречи были прерваны очередным вопросом Хэма.
— Слушай, Конни… А вот почему говорят: «Всю жизнь ждала принца — и не дождалась»? Типа их не хватает, что ли? А принцесс почему тогда столько водится?
— Хороший вопрос… Девочек вообще больше рождается, что в бедных семьях, что в правящих. А в монархини по наследственному праву не всякая попадает. Хотя многим хочется. Вот они и сидят, ждут, потому как в отличие от принцев, пассионарностью редко страдают…
— А пассионарность — это что такое? — в голосе Хэма послышалось опасение человека, только что узнавшего о новой заразной болезни.
— Это когда без царя в голове и семь верст — не крюк.
— Люди! Где вы!
От пронзительного вопля наши с Хэмом лошади шарахнулись, а нервный жеребец восточного единоборца поднялся на дыбы и заплясал на задних ногах. Малютка Шапоруж вылетела из седла, но ловко спружинила при падении, откатилась из-под копыт, и отскочила в сторону.
— Ядрена Феня!
Сквозь заросли на тропинку прорвалась женщина, явно не из числа местных селянок. Ее алое платье чифаньского шелка не предназначалось для пеших прогулок по лесу и сильно пострадало при соприкосновении с сучьями и колючками. Прореха на боку обнажала крутое бедро. Пышные волосы, рассыпавшиеся по плечам, были того дивного белокурого цвета, которого умеют добиваться лишь куаферы высокого класса. Устремив на нас прекрасные воловьи глаза и простирая белые руки, она воскликнула глубоким контральто:
— Наконец-то!
Хэм рванул поводья, осаживая коня.
— Назад! — крикнул он. — Это демон Лахудра! Заманивает! В облике жены багряноодетой!
— Нет, — сказала я. — Это царевна Милена.
— Вот именно, — подтвердила красавица. — Мы что, были представлены друг другу?
— Отнюдь. Но мне приходилось наблюдать парадный выезд Иванов.
— Так вы поможете мне или нет? — нетерпеливо осведомилась Милена. При этом она, несмотря на внешний эффект своего появления, не казалась испуганной или излишне взволнованной. — Двое суток уже питаюсь исключительно орехами и ягодами. Разве это еда для здоровой женщины в расцвете лет?
— Еще чего! — Хэм совершенно пришел в себя после недавнего испуга. — Мало того, что нас всякие соплюхи объедают, так еще и эта! Ладно, девчонка мало хавает, а в большую-то сколько влезет!
Рыбин Гранат кашлянул.
— Позвольте, ваше высочество… а где ваш… — он несколько замялся, — спутник?
Малютка Шапоруж вышла из-за дерева и взглянула на царевну.
Та отозвалась.
— А его демон Лахудра убил…
— Ситуация требует осмысления, — сказала я. — Привал.
Царевна Милена сидела на попоне, постеленной Рыбином Гранатом, и поедала наши припасы, возобновленные в Кидалове. Рядом Хэм коротал время в мучительной борьбе с традиционной для его народа жадностью и одновременно — с возрастными комплексами. Малютка Шапоруж помалкивала.
— Итак, царевна, — спросила я, когда она насытилась, — вам было известно о том, что в Заволчье объявился демон Лахудра?
— Конечно. Во дворце все об этом знают. Иван — не такой дурак, как люди думают, разведка у него работает.
— И Тугарин тоже знал? — уточнил Рыбин Гранат. Милена кивнула.
— Как же он рассчитывал пересечь с вами эту территорию?
— А по воздуху. — Милена вздохнула. — Говорил, что унесет меня на крыльях любви. Крылья у него и вправду имелись, собственной конструкции. Он не планировал приземляться в Заволчье, первая остановка у него была намечена в Суверенном Оркостане. Да только дождь пошел… а крылья оказались бумажные… Пришлось садиться.
— Из этого следует, — сказала я, — что демон Лахудра не умеет летать. Правда, пока не вижу, чем это нам может помочь…
— Да что ты ее слушаешь? — вмешался Хэм. Очевидно, жадность не только победила, но и перешла в наступление. — Откуда мы вообще знаем, что она и впрямь не демон перекинувшийся! Да тут любой может демоном оказаться! И малявка! И этот дядька!
— Молодой человек, — сурово перебил его Рыбин Гранат, — попридержите язык. И кроме того, — добавил он, — на Востоке я никогда не слышал, чтобы Лахудра обладал способностями к оборотничеству.
— Так, две характеристики уже имеются. Осталось немного — узнать, на что он способен и как его победить. Царевна, вы в состоянии описать встречу с демоном?
— Отчего же не описать? — Милена наморщила лобик. — Идет он нам навстречу, еле над травой видать — мелкий такой, противный… Тугаринушка саблю достает, а тот ему говорит, погоди, сейчас я у тебя душу выну. Причем, как говорит, непонятно, у него ж головы не было. Из пуза, что ли, голос шел…
— А может, и не из пуза, — выступил с предложением наследник Великого Хама, но я прервала его.
— Хэм, молчать!
— Короче, Тугарин сабелькой замахнулся, а эта тварь как начала расти, расти, соком наливаться, отовсюду у нее отростки полезли. Тугаринушка весь побледнел, а потом стало его плющить и колбасить — ужас! Я не выдержала, убежала. А когда вернулась — всё, одни клочки по закоулочкам.
Мы почтили молчанием память несчастного влюбленного.
— Да не расстраивайтесь вы! — воскликнула Милена. — Он был тиран и деспот. Требовал, чтобы я варила ему по утрам каву и стирала носки. Это посреди леса-то! Я думала — широкая оркостанская душа, а он…
Мы с восточным единоборцем переглянулись.
— Ты понимаешь, что представляет собой этот демон? — спросил Рыбин Гранат.
— Энергетический вампир.
— Какой еще вампир, это днем было! — возмутилась Милена, но Рыбин Гранат ее не слушал.
— У нас это несколько по-иному называлось, но природа его ясна. Он пьет души, и за счет этого набирает силу.
— Неважно, как назвать, важно, как действовать. Мне проще, нас учили ставить психофизическую защиту против таких явлений.
— Я тоже знаю несколько приемов. Как ты думаешь, мальчика можно успеть научить?
— Не уверена.
— Тогда отправляем детей в тыл.
На протяжении нашего диалога Милена по инерции что-то ворковала, потом стала прислушиваться и, наконец, возмутилась.
— Вы о чем? Разве мы не возвращаемся в Волкодавль немедленно?
— Вообще-то у меня другие планы, — сказала я.
— И у меня, — гордо заявил Хэм.
— И у меня, — пискнула Малютка Шапоруж.
— И у меня, — к моему глубочайшему удивлению произнес Рыбин Гранат.
Царевна, однако, была удивлена еще больше.
— Как? Разве вы сюда явились не меня освобождать?
Мы хором промолчали.
— Ядрена Феня! А я так радовалась, что вас встретила… — Она надула губки, несколько мгновений молчала, а затем просияла. — Тогда я остаюсь с вами.
— Что?! — возопили мы уже сложившимся хором.