Я больше не боюсь Фрид Антон

© Антон Фрид, 2018

ISBN 978-5-4490-2068-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Высоко в небе, в редких и ленивых облаках, летит небольшая птица. Я это вижу, но вас это не касается. Вы пришли сюда не за этим. Меня зовут Джек, а вас, наверное… Впрочем, не важно, очень при… Не приятно познакомиться. Будем честны, мы оба не рады этому знакомству, но ведь и обстановка для этого не самая подходящая. Не стоит отвлекаться от темы.

Вокруг себя я вижу зеленую траву и холмы, потому что мы на лугу, и подле нашего холма течет река. Она чистая, к нашему удивлению, но в ней нет рыбы или какой-то еще живности. На многие километры вокруг никого нет. Это просто огромные по своей площади поля: ни дерева, ни намека на лес. Как это прекрасно, мой друг, ты даже не можешь себе представить. В какой-то мере, все на грани пустоты в привычном понимании.

Но сидим мы с тобой именно на деревянных шезлонгах, каркас которых обмотан множеством веревок. Тебе, может быть, сложно это представить, но ты попробуй – мы же, черт возьми, сидим на них. И на них очень удобно, так удобно, что я готов отдать тебе всю свою одежду прямо сейчас. Сам бы остался совершенно без стеснения голым, и мне не было бы холодно – сегодня очень тепло и облака не загораживают лучи солнца. Но заметь, что даже голым я буду выглядеть лучше, чем ты в самых роскошных одеждах мира, нашего чертового шарообразного мира. А пока ты это отрицаешь или, быть может, даже злишься, ведь задеваю твое самолюбие, я скажу. Знаешь всё почему? В отличие от тебя я пришел сюда по своей воле и честен. Нет, ну правда же, чего ты хочешь? Я не собираюсь читать тебе нотации… И, может, даже лучше начать все с самого начала.

Итак, меня зовут Джек. Как вы можете наблюдать, мы находимся на вершине зеленого холма. На многие километры вокруг нет ни души. Есть одна река, чистая, но без рыб и другой живности. В небе, высоко над нами, парит небольшая птица. Кругом пустота. Надеюсь, тебе еще не страшно, хотя моя иногда появляющаяся нервная улыбка может пугать тебя. Я даже считаю, что так было бы правильнее. Но все мы тут не за этим. Ведь не для этого ты сюда пришел. Не для того, чтобы полежать со мной на лугу в самом удобном шезлонге на свете. Давай лучше расскажу тебе несколько историй о том, как так все вышло. Как все получилось с высоко летящей небольшой птицей и огромными зелеными лугами, разделенными рекой, в которой ни черта не водится. Ведь ты за этим сюда пришел на самом деле.

Часть 1

Вчера ты, моя Милая, кричала – и не от экстаза в горизонтальной кровати, совершенно точно нет. Ты, моя Милая, высказывала свое недовольство по всем пунктам нашего быта. Да так серьезно и много, что в какой-то момент, моя Милая, начало казаться, что ты говоришь о самых ужасных человеческих отношениях, которые только могут быть в мире. Впрочем, если честно признаться, может, и были наши отношения такими на самом деле.

Вперемешку с этой правдой разбивалась посуда разных цветов и форм. Несобранные до конца наборы IKEA и кем-то подаренная красивая кружка для чая с блюдцем. Все падало вниз, как капли дождя, а осколки молниями разлетались по новому темному кафелю и забивались в углы, залетали под мебель.

Потом сцена переместилась в нашу гостиную, где ты столкнула со стола вазу с подаренным мной букетом цветов. Моя Милая, ты, видимо, не понимала, что я дарил цветы от всего сердца только тебе. Ты продолжала в том же духе еще около получаса, а потом, хлопнув дверью, ушла в спальню, в то время как я остался в гостиной и через вытянутое прямоугольное окно наблюдал за автобусами на остановке. Когда отъезжал очередной и свет его фар исчез из поля моего зрения, я понял, что утомлен и решил прилечь. Стащил подушку и плед с дивана на пол и лег. Тусклый свет от торшерной лампы падал на предметы вокруг, а я постепенно проваливался в сон.

Утром меня разбудил шум закрывающейся двери, это уходила из дома ты, моя Милая, видимо, еще злая после вчерашнего, но и этот твой настрой пройдет, вероятно, к вечеру.

У меня было мало времени, я вскочил и открыл шкаф, достал ружье со снайперским прицелом. Я не знал его калибр, название и как его заряжать – ружье зарядили при покупке, и дополнительных патронов мне не требовалось. Один выстрел без ошибки – это все, что мне было нужно. И, глянув в окно на автобусную остановку, куда ты еще не подошла, моя Милая, я удобнее устроился на подоконнике. Стрелял я последний раз два десятка лет назад, еще в детстве, с тех пор мне не приходилось брать в руки оружия, даже игрушечного. Сейчас это казалось не помехой. Я перед окном и смотрю в прицел, ожидая твоего появления, Милая, впервые за долгое время с трепетом. Так волнуются подростки перед своим первым свиданием, поцелуем или сексом. Давно забытое мной чувство. Своего рода девственная эмоция.

Прицел был чуть холоден, но прекрасное перекрестие говорило, что нужно это сделать. И вот вижу, как ты подходишь к остановке и замираешь в ожидании автобуса. Кажется, ты не опаздываешь, во всяком случае, не смотришь на часы. Тем временем перекрестие моего прицела находит твою голову. Мимо тебя проходят какие-то люди, по-прежнему светит солнце, освещая тебя. Автобуса не будет еще минут пять, можно насладиться тобой, моя Милая, но не хочу. Воображение бы закончило и это. Нажимаю на курок, и толчок механизма внутри ружья отправляет пулю в путь.

Открыл глаза, встал с пола и резким движением бросил плед с подушкой на диван. Немного тяжело, и в голове начало пульсировать от резких движений.

Ты закрывала второй замок на входной двери, а я уже успел уснуть после первого шума. День начинался как ни в чем не бывало. Я открыл шкаф и достал свой костюм, хоть не хотелось, но на работу идти все же надо было. Впрочем, можно это просто изобразить.

А за прямоугольным окном ты уже стояла, моя Милая, на остановке и ждала автобус. Тебе ничего не угрожало, это меня немного приободряло, хотя сон еще тянулся остатками нитей к моему сознанию. Надо было вызвать такси, и, пока оно едет, выпить кружку кофе. Телефона под рукой не было, и, пошарив в брюках и карманах пиджака, убедился, что и там тоже. Куда-то он исчез.

В памяти всплыла вчерашняя сцена, и взгляд выхватил развалившийся телефон около шкафа. Как же я мог забыть, что в порыве своей ненависти ты вчера, моя дорогая, разбила не только посуду. Мне же сейчас оставалось лишь подобрать остатки телефона и бросить их в мусорное ведро, а позвонить со стационарного. Устройства напоминающего о прошлом.

Когда я уже снял трубку со стены и посмотрел на отверстие, в которое надо будет говорить, и на отверстие, из которого надо слушать, вспомнились слова какого-то писателя, который назвал это бубликами. Разговор по бублику. Когда я набрал номер такси и в этом бублике шли гудки, я смотрел на свои ноги. Бледные, волосатые, в меру крепкие мужские ноги, хозяин которых слушает гудки по бублику в ожидании милого голоса оператора.

Но все это полная ерунда, мне необходимо сосредоточиться на деле.

– Здравствуйте, служба заказа такси, – сказал женский голос в бублике.

– Здравствуйте… – дальше я называл адрес, откуда меня забрать и куда мне ехать. А ее успокаивающий голос перенес меня в состояние ожидания машины на тридцать минут.

Но за это время мне еще надо было успеть сделать несколько дел, и я решил не медлить, повесил бублик на место и пошел в душ. По пути щелкнул переключатель на кофеварке, чтобы к выходу из душа сразу глотнуть пробуждающего кофе.

Войдя в ванную комнату, сразу намочил ноги, ступив на коврик – видимо, он стал мокрым, когда моя Прелестная вытиралась с утра. Но это не огорчило меня. Залез в душевую кабину и включил воду. Струя воды вырвалась из крана над моей головой и сразу вновь намочила стеклянные стенки кабины и меня самого. Потерев лицо руками, я глянул сквозь незакрытую дверь на часы – времени у меня было еще достаточно. Можно постоять и помокнуть, подумать о предстоящем дне. У меня хорошо получалось отсчитывать время в голове.

Раз. Я подставил голову под струю воды, она начала разлетаться на стеклянные стенки и течь по ним вниз. Пришлось опустить лицо, поток воды не давал нормально дышать, по телу прошел холод, и в глазах немного потемнело, кислорода сегодня хотелось больше, чем обычно. Два. Уже пропало желание пить кофе, и ясность в голове требовала новых задач и решений. Я взял бутылку с шампунем и выдавил себе на ладонь, потом намылил волосы. Эти массирующие движения напомнили мне о чем-то, но образ быстро ускользнул, не дав себя рассмотреть. Три. Руки в пене были, как в снегу или в крови, облеплены со всех сторон этой мыльной субстанцией. Все стекало по ним, и казалось, что совершено уже что-то непоправимое. Четыре. За окном прогудел грузовик и поехал, шум двигателя доносился до меня все тише. Пять. Мне казалось, что я слышу, как у кого-то дома звонит старый телефон, но я не был уверен, что это происходит не у меня в голове. Такой звонкий, но мягкий звук, отдающий какой-то стариной и трепетом, а быть может, и страхом уходящей эпохи. Шесть. Тело уже достаточно промокло и было готово ко всему, так что смыв мыло, я вышел из душа. Семь. Ноги ступили на мокрый и холодный коврик, зеркало над раковиной запотело, но небрежным движением руки я вернул себе отражение. Восемь. Вытерся полотенцем и надел халат, кофе все еще не хотелось. Девять. Зубная щетка из прозрачного пластика с черной щетиной, подаренная кем-то на забытом мной мероприятии, быстро сделала свое дело, и я, сплюнув пасту, поставил щетку обратно в стакан. Десять. Выйдя из ванной, я посмотрел на часы. Прошло двадцать минут, до приезда такси оставалось еще десять, надо было скорее одеваться. За окном послышался гром.

Трусы, носки, брюки и вставить ремень. Рубашка падает на пол, поднимаю и надеваю ее, застегиваю, беру пиджак и небрежно его накидываю. На столе лежит бумажник, хватаю его и ключи от дома на крючке у входной двери – мой следующий пункт.

Захлопываю дверь и сбегаю по лестнице вниз. Лифт у меня есть, но я предпочитаю его не использовать. Отговоркой для всех у меня была фраза «поддерживаю себя в форме» – на деле это далеко не так. Боюсь его до смерти, это замкнутое пространство с тусклым светом. У меня не получается это переносить. Не то чтобы я не мог ездить в лифте – конечно, могу. Но с тусклым светом и пошарпанными стенами, вперемешку со скрипящим звуком – это мне не по нутру. Замкнутый ужас.

Выхожу из подъезда и вижу ожидающую меня машину. Машу водителю, он в свою очередь кивает. Дождь льет уже довольно сильно. Я наступаю в пару луж, но кажется, ничего серьезного и ноги не промочили, так что подбежав к машине, сразу прыгаю внутрь. По сути, дело сделано, свою первую миссию на сегодня уже выполнил: я в такси и еду в офис. Можно расслабиться и наблюдать за окружающим миром.

Мы продолжали движение. Я сидел спереди и пытался подавить в себе небольшой порыв ненависти. Она была вызвана тем, что водитель включал дворники только тогда, когда через лобовое стекло уже не было ничего видно от капель дождя. А меня бесило и без того грязное окно, через которое я пытался разглядеть едущие впереди машины и людей на перекрестках. Это должно было меня успокоить, но он все портил.

В боковое окно я тоже ничего не мог рассмотреть, так как оно наполовину запотело, а остальная часть была залита водой, что попадала с лобового. И изредка поскрипывающая педаль, на которую он давил уж слишком резко, завершала эту унылую картину. Я начал представлять, как мы попадем в аварию из-за всего этого. Даже вообразил толчок от столкновения вначале с машиной, потом со столбом на обочине; как от первого столкновения меня бросает на лобовое стекло и я ударяюсь об панель над бардачком. Из носа у меня хлынет кровь, может быть, я даже разобью челюсть, и тогда она будет течь и изо рта. Далее спружинит ремень и оттянет меня обратно на сиденье. От сильного столкновения машина согнется и ударит меня приборной панелью в грудь; плевком крови заляпается остаток лобового стекла. А летящая дальше искореженная машина уже ничего не будет значить для меня, все будет кончено. Она ударится об столб, стену или автобусную остановку, может быть, кто-то пострадает и на тротуаре, но и это уже ничего не будет значить.

Но шины продолжали рассекать лужи, а за окном мелькали машины, люди, столбы и перекрестки со светящимися вывесками забегаловок и небольших магазинов.

Когда мы подъезжали к офису, дождь уже почти прекратился. И, открыв дверь, мне удалось даже не промочить ноги в луже у водосточного слива. Такси уехало. Люди заходили и выходили из здания, наполненного офисами разных, но в то же время связанных структур. Это все довольно привычно и даже не оставляет выбора: я вхожу в эту темную воду мелких рыб и, пробираясь сквозь поток, попадаю к лифту в центре зала. Около меня стоит десяток человек, все зайдут в лифт, но моя игра заключается в том, чтобы угадать количество тех, кто доедет до моего этажа. Лифт еще спускается, а говор вокруг не стихает. Темный полированный кафель под ногами и множество металлических и стеклянных конструкций в зале – все это ломает во мне хрупкие нити спокойствия. Люди начали тесниться, лифт подъезжал. И когда он уже подъехал, я еле успел проскочить вперед всех и встать в углу. Так легче наблюдать за обстановкой и не возникает чувства замкнутого пространства. Хотя и тут не смолкает нескончаемый гул голосов. А цифры на табло переключались, число становилось больше, людей меньше. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать. Тут мне выходить. В лифте я не один, со мной выходит женщина в строгой серой одежде и очках, возможно, чей-то секретарь, хотя она и не в деловом костюме. Далее нужно сесть в следующий лифт, который доставит меня уже на мой этаж. Женщина заходит вместе со мной, и мы мельком переглядываемся. Но мне интереснее табло с этажами, в этом лифте оно обозначено буквами. Один эй. Лифт, явно, выглядит слишком новым для двухлетнего эксплуатирования. Два би. И кнопки приятно светятся зеленым. Три си. Женщина в сером выходит и, когда двери уже закрываются, оборачивается и провожает меня взглядом. Лифт разгоняется. Четыре ди. В воздухе еще чувствуется аромат ее духов, и что-то в нем есть праздничное, во всяком случае, он кажется мне сладким. Пять и. Двери открываются, и я выхожу. Запах духов пропадает и заменяется на запах кофе.

Слышу, как лифт уезжает обратно вниз, а дальше по коридору кто-то кричит и ругается на кого-то. Направляюсь в ту сторону. Открываю тяжелую стеклянную дверь и попадаю в помещение с большим круглым стеклянным столом. Панорамное окно зашторено, и вокруг стола ходит Альма. Она бросает на меня удивленный взгляд:

– Где ты был, Джек?

– Ты уверена, что тоже хочешь высказать свое мнение по этому поводу? – я прохожу мимо стола в направлении своего кабинета.

– Она говорила вчера с тобой? Чем все закончилось?

– Погромом в моей квартире.

Захожу в свой кабинет и ложусь на кожаный черный диван. Сейчас закончится совещание и ко мне зайдет Альма. Разговоры о личном в присутствии других сотрудников нас давно не волнуют. Мы вместе уже три года – против тех пяти лет, на протяжении которых ты, моя Милая, мне изменяешь. И знаешь, с этого момента я, пожалуй, перестану называть тебя моей Милой. Все кончено. Сегодня я не вернусь домой, я растворюсь, прощай.

Сел и налил себе из бутылки, стоящей на столе, воды с газом. Слышал, как за дверью Альма вещала о достижениях прошлой и этой недели. Мне это было неинтересно, ждал, когда она закончит и наконец-то придет сюда. Уже успел решить, что скажу ей, и каждый глоток этой шипящей жидкости приближал меня к неизбежному переломному моменту в моей жизни. По привычке засунул руку в карман пиджака: хотел достать телефон и положить его на стол, но вспомнил, что его уже нет. Это меня рассмешило, и я опять развалился на диване. За стеной послышался шум и шорох, люди вставали и скрипели стульями, шелестели бумагами, потными руками укладывали вещи в сумки и папки. Их задницы отрывались от стульев, и их обладатели потихоньку улетучивались из конференц-зала. Тем временем Альма вошла в кабинет.

Она была несколько встревоженной и сразу подошла ко мне, дверь еще не успела закрыться, как она заговорила:

– Я даже не успела поприветствовать тебя, ты так пролетел, – она наклонилась и влажно поцеловала меня в губы.

– Мне не хотелось находится в толпе этих, с кем ты там говорила, хотелось побыть наедине с собой, – я протянул ей стакан воды.

– Мне уйти? – она взяла стакан и сделала глоток.

– Конечно, нет, у меня есть серьезный разговор к тебе.

– Хорошо, – она закрыла дверь на ключь, села на пол возле дивана, положив руки мне на грудь, и внимательно на меня посмотрела.

Я так люблю ее взгляд. Он похищает меня из реального мира и окунает в какой-то свой, наш с ней мир спокойствия и целостности.

– Альма, мы очень давно вместе. Я хочу уехать.

Она вздохнула и немного опустила глаза.

– Куда ты хочешь уехать? – ее тон изменился и стал грустным.

– Ты меня не поняла, я хочу уехать с тобой! – я коснулся ее лица и провел рукой по ее волосам. Она уже была рада и смотрела на меня горящими глазами.

– Куда мы уедем?

– Мы уедем в том случае, если ты хочешь быть со мной, Альма! – ее глаза прекрасны, не могу оторвать от них сейчас свой взор, как идиот.

Улыбаясь, она положила голову мне на живот. Не знаю, о чем она думает в данный момент, но ее ответ повлияет на столько всего… От осознания чего в какой-то момент у меня даже, кажется, замирает сердце. Но потом вспоминаю, что это же ты, моя Любимая, и мы столько лет поддерживаем друг друга.

– Конечно, я хочу быть с тобой! Ты точно решил оставить все это и уехать? – она села на диван рядом со мной.

– Да, дом у озера будет лучшим вариантом, – я потянулся к ней и поцеловал.

– Хорошо, когда мы поедем? – она налила воды в два стакана, бутылка осталась пустой.

– Сейчас.

– Прямо сейчас? – она была удивлена и посмеивалась через каждое слово. – Что прямо сейчас? Бросим всё? Джек, ты сошел с ума!

– Да нет же, это реально. Просто давай сделаем это. Это только кажется сумасбродством, а когда начнем, все будет хорошо! Все сложится.

– Ооокей, – она слегка потянула первую букву. Затем, еще раз рассмеявшись, встала и, взяв с вешалки какой-то свитерок с большими пуговицами, сказала:

– Ну, мы идем?

– Да! – я вскочил с дивана и со стуком поставил стакан на стол. Он в свою очередь не устоял и упал на пол. Разбился с таким легким и звонким звуком. Мы замерли на какое-то мгновенье из-за этого – пусть думают, что нас похитили.

Альма рассмеялась, и мы вышли из кабинета. Несколько шагов, и мы уже в лифте. Пока мы довольно вульгарно целуемся, на табло ритмично подсвечиваются буквы. Нам смешно, ведь теперь все наше будущее неизвестно, но вкупе с ее сладкими поцелуями это даже возбуждает меня. Это перемены.

Когда мы спускаемся вниз, на проходной нас внимательно изучают. И мне очень хочется съязвить женщине-охраннику, если она что-нибудь скажет, но она отворачивается и молча смотрит в свой экран. В этот момент Альма отделяется от меня и идет отдавать какие-то конверты ей. Не хочу ждать и выхожу на улицу. Ветер устраивает хаос на моей голове. Пасмурно, но дождя уже нет, осталась лишь сырость и мерзлота.

Вот так стоял и ждал, пока из здания выйдет Альма. Дальше по улице вправо, в метрах ста от меня, перегородив дорогу, стояла фура, на которой была погружена какая-то большая хромированная цистерна. Я посмотрел налево. Изредка мелькали машины, на перекрестке перед фурой поворачивали и уезжали. Я еще раз бросил взгляд налево: оттуда ехал грузовик с бетономешалкой и на не малой для него скорости. Не знаю как, но он смог разогнаться, наверное, до восьмидесяти километров в час и пронесся мимо меня, обдав ветром и выхлопами.

Его водитель, заметив, что дорога перегорожена, начал сворачивать влево, но на скорости грузовик стало заносить. Он врезался в угол дома, снеся кусок стены и – видимо, с водителем что-то случилось – поехал дальше в направлении преграды на дороге. После столкновения со стеной он на всем ходу влетел в цистерну. Она издала глухой звук, появилась вмятина. Бетономешалка качнулась. В то же время кабина грузовика просела и оказалась под цистерной. Шум прекратился.

– Так вот она какая, жизнь без меня, – произнес я в воздух, не отрывая глаз от произошедшего.

– Ты так считаешь? – сказала из ниоткуда взявшаяся около меня Альма.

– Мне приходится так считать. Это позволяет мне заполнять моменты жизни, где меня еще нет и познавать новое.

– О, как! – ключи от машины звякнули в ее руке. – Ну тогда заполняй пространство в машине и поехали.

Я посмотрел на машину. Это был ее «Форд-Фокус», уже давно не новый, темно-синего цвета. На его капоте и крыше вода после дождя собралась в аккуратные капли и замерла. Можно было бы долго сидеть и смотреть на эти капли, как они с каждой минутой уменьшаются высыхая, до тех пор, пока они совсем не исчезнут из поля зрения, растворившись в воздухе.

– Как давно тебя стало тошнить от работы?

– Я думаю это всегда было не по мне, возможно, обманывала себя, что завтра станет иначе. Но ничего не менялось. Ты знаешь, как это бывает. В основном тебя все устраивает, ты работаешь, и у тебя получается. Пара повышений, и вдруг ты понимаешь, что уже не в своей тарелке, а пути назад нет, – она вставила ключи в замок двери машины. – Ты думаешь, дальше будет лучше, но там просто работа. Знаешь, что я люблю больше всего?

– Помимо меня? – на моем лице проскользнула улыбка. – Нет, Альма, боюсь, я не знаю. Но ты мне скажи, и буду знать.

– Помнишь первые недели, когда мы познакомились, мы часто гуляли в том маленьком парке, с горы смотрели в даль моря, – ключи в замке чуть позвякивали от силы ветра, я повернулся всем телом и внимательно смотрел на Альму, – а потом ты кончил в меня и мы думали, что я забеременела.

– Помню, тогда совершенно не знал, куда себя деть, все же только начиналось, – коснувшись ее щеки и приобняв за талию, я заглядываю ей в глаза, но она чуть отодвигается.

– А теперь что?

– В каком смысле, теперь что?!

– Я беременна, Джек.

Ее глаза увлажнились, и она вся напряглась.

Какие-то факты столкнулись в моей голове, и я понял, что уже пора что-то начать говорить:

– Это прекрасно, Альма!

– Ты правда так думаешь?

– Да, черт возьми, да! Теперь наша жизнь станет намного осмысленней.

– Больше всего на свете я люблю тебя и нашего ребенка, Джек.

Я поцеловал ее, и мы сели в машину. За рулем был я: не стал пускать ее в таком состоянии. Одна женщина уже разбила недавно вдребезги мой телефон и кучу посуды, не хочу, чтобы еще и Альма, внезапно вспылив из-за чего-то, попала в аварию и разнесла нашу машину. Не сейчас… Может быть, несколько позже.

Около нашей машины резко и криво остановился какой-то безликий автомобиль. Из него выскочил парень, одетый почти как я, и, что-то крикнув в салон, повернулся в нашу сторону с зажигалкой и какой-то книгой. Все произошло быстро и молча. Он поджег книгу и бросил ее в мусорное ведро, но промахнулся, и она упала в лужу около него. Нижняя часть книги промокла, а верхняя была охвачена пламенем. Я успел прочитать название, прежде чем обложка окончательно загорелась. На ней было написано «Библия».

Когда я поднял глаза на парня, он уже садился в машину – один рывок, и она уехала, скрылась за поворотом. Я посмотрел на горящую книгу и подумал, точно ли там была эта надпись, но удостовериться уже было невозможно.

Повернулся к Альме. Она сидела, как будто ничего не произошло, и смотрела на меня. Я оглянулся по сторонам. Альма нарушила тишину:

– Джек, мы поедем или как?

– Что ты думаешь делать с ребенком?

– Каким еще ребенком, Джек?!

– С нашим ребенком!

– Почему ты решил, что у нас есть ребенок?

– Ты мне сказала!

– Я такого не говорила, Джек. Ты, наверное, о чем-то опять замечтался.

У меня начинала болеть голова. В какой-то момент я стал настолько четко слышать свое сердцебиение, стук и шорох протекающей крови, как будто кто-то стучал палкой по жестяной банке. Я услышал шуршащий звук, будто змея выползала из кожи. Это текла кровь.

– Я плохо чувствую себя, не против, если ты сядешь за руль?

– Конечно! Но не веди себя так странно из-за этого.

Мы вышли из машины и, обойдя ее с разных сторон, сели на места друг друга. Она продолжала:

– Тебе действительно показалось, что я сказала о том, что беременна?

– Был уверен в этом на сто процентов.

– Ты хочешь ребенка?

– Я был бы рад, если бы ты забеременела. После всех моих размышлений это именно так.

– Я правда этому рада, Джек. У нас еще есть время, не волнуйся, – она погладила меня по руке. – Заедем ко мне, надо собрать вещи, и потом двинемся в путь, хорошо?

– Конечно, рули, красавица, домой!

Альма улыбнулась, и машина тронулась с места.

Мы ехали по разным улицам. Меня бесконечно радовали чистые окна, в которые я мог смотреть по сторонам, как чертов кот, который целыми днями наблюдает в окно за миром, людьми или пролетающими птицами. Так и я глядел сквозь стекло с редкими каплями, еще не высохшими после дождя, на людей, идущих куда-то, на припаркованные машины разных марок и цветов, на птиц, резко взлетающих с веток в разные стороны, на весь этот хаотичный мир. По отдельности все прямолинейно и однообразно, но вместе – уже просто безумие. Это как множество совершенно разных, хорошо нам знакомых предметов в беспорядочной куче. Поодиночке они просты и понятны, а в этом бардаке уже не разобрать что к чему. Соприкасаться с этим совершенно не хотелось – только наблюдать со стороны и, желательно, как можно дальше.

– Джек, тебе не нужно забрать какие-нибудь вещи из дома? – она включила правый поворотник, и мы стояли на перекрестке в ожидании зеленого цвета.

– Нет, все что нужно, можно купить по дороге в любом магазине одежды, – я посмотрел на Альму, у нее был довольно спокойный и радостный вид. Кажется, она по-настоящему была счастлива, это читалось в ее глазах и поднимало мой дух.

– Я люблю тебя, ты помнишь об этом?

– И я тебя люблю, – она наклонилась и поцеловала меня в губы, загорелся зеленый свет. – Поедем тогда по более короткому маршруту!

Она пересекла еще пару перекрестков и с помощью нескольких поворотов сократила путь до дома. Ехали мы молча, Альма была сосредоточена на дороге и, видимо, каких-то своих мыслях, а я изучал ее телодвижения: как она вращала руль, смотрела по сторонам и на приборную панель, как двигала рычаг коробки передач и включала поворотники.

– Ты в порядке? – спросила меня она.

– Вроде, да, а почему ты спрашиваешь?!

– Ну я рулю и вижу краем глаза, как ты внимательно меня разглядываешь, каждое мое действие и вообще все происходящее вокруг.

– Иногда я бываю слишком любопытным.

– Ты о чем-то беспокоишься?

– Нет, – я дотянулся и посмотрел на себя в зеркало заднего вида, – я в норме, может, даже более чем. Я рад происходящему, устал оттого, что было, и наконец-то ситуация изменилась.

– Ты сам ей не давал разрешиться до этого. Скажи мне честно, Джек, почему ты жил с этой женщиной все это время, ждал пока ситуация станет невыносимой или на что-то надеялся?

– Был занят другим, а когда посмотрел на то, что происходит вокруг, был в ужасе. Если бы в моей жизни не было тебя, тронулся бы умом полностью.

– Ты и так сумасшедший! Посмотри на то, что мы делаем?! – она звонко смеялась, мне тоже стало смешно. Люблю, когда она смеется.

– Считай, что мы улетаем в космос на другую планету. Пошли все, пошло всё.

Вытянул руки вперед перед собой и коснулся ладонями лобового стекла. Оно было холодным, и за этим холодом скрывалась влажность улицы. Литры пролитой дождевой воды, километры дорог впереди нас. Альма смеется рядом и уводит машину все дальше, ей нравится, что я говорю, а мне нравится, что мои слова – правда. Еще мне нравится запах ее духов в воздухе, который проникает мне в ноздри и расщепляется там на мелкие составляющие, тем самым бурным и в тоже время мягким букетом моего любимого аромата. Эти духи были у нее еще до знакомства со мной, а когда флакон начал кончаться, я сам нашел их в магазине среди сотни других ароматов и подарил ей на день рождения. Сейчас этот запах переплетался с еле уловимым запахом моей усталости и холодом улицы.

На десятки кварталов позади оставался мой бывший дом. Там, под шкафом, лежал незамеченный кусок пластика от моего разбитого мобильника. Сам же телефон, насколько я помню, теперь должен валяться в мусорном ведре. Возможно, сейчас ты, моя Милая, даже находишься дома, но это уже не имеет значения. Не имеет значения и все, что ты вчера говорила, я и так это знал. Мне даже кажется, что скорее я бы удивился, не будь этой сцены разгрома.

Но все эти мысли с каждой секундой, с каждым метром, что мы проезжаем на этой машине, улетают всё глубже в прошлое, а оно уже не будет касаться нас, в отличие от холода, который я чувствую своей ладонью на лобовом. Это некое напоминание мне, которое я не хочу удерживать в памяти, и оно улетает вниз, как брошенный лист в темный колодец. Всё, пока.

– Мне кажется, вокруг твоей ладони стекло уже достаточно запотело, – голос Альмы вернул меня назад. – Ты думаешь о ней сейчас?

– Я подумал о прошлом и в некотором роде попрощался с ним.

– Надо знать, когда послать все к черту.

– Я знаю.

– Когда?

– Всё к черту! – я резко повернулся к ней и поцеловал, а она улыбнулась и продолжила вести машину. До ее дома оставалось уже не так много.

Эти ее губы, еще влажные после поцелуя, растянутые в улыбке. Мне нравятся. И кстати, наверное, сейчас она думает о том, что довольна жизнью. Я знаю, что Альма по-настоящему хочет быть со мной. Всерьез меня любит. Знала бы она, как сильно люблю ее я. Все, что делается – ведь только ради нее. Этот город и ее работа, люди, друзья и коллеги – все это погубит ее тут, потому что всему этому она не нужна.

Мы проехали мигающий поворотниками фольк и на перекрестке повернули влево. Стал виден дом Альмы. Мне всегда нравилась ее подсвеченная двумя фонарями входная дверь. Дом навевал особое чувство гостеприимства, будто внутри скрывался самый теплый и уютный мир, который только мог быть. Хотя это все неправда. Я бы сказал больше, это в принципе не может быть правдой. Во всяком случае, до тех пор, пока я не отказался от мысли, что жизнь в городе – плохая идея.

Хорошо, что Альма разделяет мои взгляды и мы уезжаем. Я искренне радуюсь и не могу скрыть улыбку, которая возникает при мыслях об этом. Да и, по правде говоря, скрывать ее вовсе не хочу, от усталости или откровения.

Мы уже подъезжали:

– Оу-ла-ла, Джек. Я соберу вещи, и мы поедем. Или ты хочешь поехать завтра с утра?

– Ну, – улыбнувшись, я погладил ее руку, лежащую на рычаге передач, – если есть какие-то идеи на эту ночь, то лучше, конечно, поехать утром.

Альма слегка покраснела и стеснительно улыбнулась, глянув в мою сторону. Она открыла дверь и вышла из машины. Странно, ведь я не заметил, как мы остановились. Постоянно проваливаюсь куда-то в своих раздумьях в последнее время. И сейчас – вижу, как Альма смотрит сквозь лобовое стекло на меня, ждет, пока выйду и улыбается. Кажется, она думает, что я дурачусь, но нет, просто я немного не в себе.

Дергаю ручку двери и выхожу из машины. Толкаю дверь назад, и она с мягким хлопком закрывается. От капель дождя, что не успели высохнуть на дверце машины, мои руки становятся мокрыми. О, это приятная прохлада и влажность воды. Да, Альма, сегодня я покончу со своей жизнью. Со своей старой жизнью. И полноправно перейду в совершенно новую, иную и бесконечно другую жизнь. Естественно, полностью отречься от всего своего прошлого не получится, но жить наконец-то так, как хочется, точно смогу. Распрощаюсь со своей усталостью, подниму тебя на руки и пробегу столько, сколько ты захочешь. А потом упаду. И ты скажешь мне, что это было прекрасно. Наверное, мы уже будем где-то в поле и над нами высоко-высоко будут летать птицы. Спросить друг друга о том, не безумие ли это, будет уже лишним. Мы будем свободны друг от друга и всего того, что можем встретить вместе.

– Пойдем в дом? – взяв ее за руку, я указал на дверь.

– Да! – она обогнала меня, и сама повела вперед.

И все же, она совершенно безумна. Значит у нее получится выносить меня в моменты наступления моего истинного «Я».

Мы минуем два лестничных пролета и после небольшой манипуляции с замком оказываемся у нее дома.

Тусклый свет в прихожей, отделяющий входящих от остальной части квартиры. Разувшись, я ступаю на ковролин, который был расстелен по всей квартире, кроме ванной комнаты, и по которому она не разрешала ходить в обуви. А я обожал ее ковролин. Он всегда вызывал во мне желание ходить по нему босиком. Этот комфорт и мягкость, даже какое-то ощущение безопасности. Вдобавок к этому Альма прекрасно умела зонировать пространство, художественный вкус у нее был во всем. Такая атмосфера позволяла перемещаться по ее квартире, как на воздушном судне, с некой грацией и спокойствием, не торопясь перебирать ногами и попадать из прихожей в гостиную, кухню, спальню или ванную. Я устроился на диване перед небольшим столиком, верх которого сделан из каленого стекла с гравировкой в египетском стиле. Я узнал изображение бога Анубиса и еще какое-то знакомое божество с головой птицы, которое я никак не мог вспомнить.

– Альма, а как именуют этого бога с головой птицы у тебя на столе?

Послышался ее смех с кухни:

– Ты опять запал рассматривать изображение на столе?

– Ну что-то да… – я откинулся на спинку дивана. – Так ты знаешь?

– Это бог солнца Ра. Разве ты не видишь связи птицы и солнца? – отголоски ее звонкого смеха опять послышались мне с кухни.

– Нет, я бы, скорее, сказал, что это бог ветра или что-то этом духе. Думаю, тебе стоит избавиться от этого столика!

– Почему? – Альма появилась в проеме кухни с прихватками для горячего на руках.

– Он каждый раз отнимает часть моего внимания. Того внимания, что я мог бы уделить моей красавице, – похлопав по ряду лежащих на диване подушек, продолжил, – и что ты там такое делаешь, женщина?

Она опять рассмеялась:

– Готовлю нам ужин. Или ты не голоден?

Ее хорошее расположение духа обещало чудесное продолжение дня. Наверное, мне надо радоваться, что все так отлично складывается. В конце концов, ведь стол не уедет с нами, и значит моя паранойя на его счет прекратится. Слишком много думаю об этом столе. Хватит.

После этого решения я переместился на кухню, неспешно шагая по божественному ковролину, и застал Альму, как раз заглядывающую в духовку.

– Что там? – спросил я и начал вращать стоящие на небольшой барной стойке перечницу и солонку.

– Спряталась куриная грудка в соусе с картофелем! – радостно отрапортовала она и, подойдя ко мне, поцеловала в губы, потом забрала у меня из рук перечницу и солонку.

– Лучший ужин в моей жизни «пойман» самой красивой женщиной в моей жизни, – наклонившись поцеловал ее в ответ и, кажется, из солонки даже немного просыпалась соль в этот момент.

Альма улыбаясь посолила и поперчила содержимое в духовке, потом, надев прихватки на руки, перевернула содержимое на противне и закрыла печь:

– Пока я делаю салат, достань, пожалуйста, из бара в гостиной бутылочку вина.

– Ммм, хорошо, – несколько загадочно протянул я и пошел в гостиную.

Опять этот божественный ковер. Бар скрывался за деревянными дверцами около слегка подсвеченной панели, изображавшей камин. Помимо прочего, он, то есть бар, скрывал в себе несколько бутылок совершенно разных вин и две – чего-то гораздо более крепкого, отчего элементарный выбор становился для меня настоящей проблемой. Ведь, когда я был маленький, даже между двумя видами мороженого не мог определиться.

– Италия или Франция? – крикнул я в сторону кухни.

Бутылки блестели, а этикетки были приятны на ощупь. С кухни послышалось:

– Италия! Это будет дополнение к итальянскому соусу в смешной банке, который ты так любишь.

Ну что сказать, женщина сделала свой выбор. Оставалось лишь взять единственное итальянское вино из бара, оно, кстати, было красным и сухим, и принести его на кухню.

Еда уже была разложена по тарелкам, мне оставалось только удивляться тому, как Альме удается так быстро и отменно готовить. Ведь единственным, чего нам не удалось приготовить, было блюдо с фрикадельками в тесте. При варке все они раскрылись и расплылись по кастрюле в разные стороны.

– От винта! – Альма протянула мне штопор с темной деревянной ручкой.

– Ооокей! – я всадил штопор в верх бутылки, даже не срывая этикетки. Пробка отозвалась легким хлопком. – Бокалы в студию!

Улыбнувшись, она достала с полки бокалы и поставила перед нами. Большие, кстати сказать, бокалы. В два таких бокала, наполненных наполовину, умещалось содержимое всей бутылки вина. Мне казалось это очень удобным, так как не приходилось постоянно подливать и ты точно знал, сколько уже опрокинул – можно контролировать свое состояние (если это вообще нужно).

– Вуаля! – я наклонил бутылку и наполнил один бокал, что стоял ближе к ней, потом второй. Убирая бутылку, случайно задел перечницу, и она упала на пол. – Ох, мать его.

Быстро поднял ее, убедившись, что ничего не просыпалось и перечница не разбилась, убрал ее как можно дальше от себя, на верхние полки.

Выдохнув после произошедшего, посмотрел на Альму, она смеялась в голос. Вся эта сцена, видимо, показалась ей очень забавной. Ей нравилось, когда со мной происходит черт-те что, моя реакция и произносимые словечки. Когда-то она сама рассказывала мне об этом. Но я не фальшивил и не готовился заранее, чтобы удивить ее – все это каким-то неостановимым потоком само лилось из меня. Иногда я был как фонтан словосочетаний, а иногда молчаливым и малословным. В последнем случае Альму удавалось убедить, что ничего не произошло и я не расстроен – в конце концов она привыкла относиться к моему немногословию нормально. Она была довольно смышленой, и ей не приходилось объяснять по нескольку раз важные для меня вещи.

Однажды, когда я был ребенком (кажется, мне тогда было лет шесть или восемь), мои родители поссорились. Не помню, почему и даже что происходило. В моей памяти удалось уцелеть лишь одной фразе, сказанной кем-то из них: «Когда люди по-настоящему близки, им уже необязательно трепать языком, для того чтобы общаться».

Я использовал эту фразу совершенно в разных ситуациях, иногда совсем невпопад. И, да, честно говоря, в эти моменты я просто лгал. Но это была так называемая ложь во спасение.

– Тост не обязателен, но если что, у меня есть предложение! – Альма прервала мои воспоминания и подняла бокал.

– Я всегда открыт для предложений! – я взял второй.

Мы стояли по разные стороны своего рода барной стойки, используемой Альмой для готовки. Она никогда не ела на кухне, все делалось в гостиной, за тем самым чертовым египетским столом. Но сейчас ей хотелось начать здесь, что тут сделаешь? Я совершенно не возражал против этого. Даже если бы она захотела съесть меня, не очень-то сопротивлялся. Может, даже помогал бы ей отрезать кусочки своего тела, поглаживал бы ее по спине, пока она их проглатывала, и уж тем более помог бы выбрать напиток под такое блюдо, как я.

– За наше совместное неизвестное будущее и уходящее прошлое, которое мы подпинываем прочь.

– И ударяем топорами со всех сторон.

– Обливая бензином и…

– Поджигаем ко всем чертям! – она смотрела мне в глаза, лучезарно улыбаясь.

– У нас все будет хорошо? – Альма со смехом задала вполне серьезный для нее вопрос, пытаясь скрыть волнение.

– О, я приложу все свои силы, чтобы иначе у нас просто не могло быть! Уверяю тебя! – бокалы слегка коснулись друг друга и с еще не угасшим звоном стекла мы сделали первый глоток. Она была счастлива.

– Идем тогда поедим, а то мне еще надо собрать некоторые вещи. Ты, кстати, не помнишь, мы что-то оставляли в доме, когда были там в последний раз? – на этой фразе она уже взяла в обе руки поднос с нашим ужином и направилась в гостиную.

– Может, только те два пледа в полоску, вряд ли что-то еще, – я не мог решить, что взять сперва: наши тарелки, бокалы или салатницу с корзинкой хлеба.

В кухню опять вбежала Альма. Ее тонкая юбка слегка развевалась, а сама она посмеивалась. Когда она успела переодеться, для меня оставалась загадкой. Ох, эта сумасшедшая женщина!

– Возьми салат и бокалы! А я займусь тарелками и хлебом, – она погладила меня по руке и, умело взяв корзинку хлеба с двумя глубокими тарелками, пошла в гостиную.

Я почему-то чувствовал себя растерянным. Мысленно я еще был в нашем доме и рассматривал вещи, правда, кроме тех двух пледов, так ничего и не вспомнилось. Не потому, что я плохо помнил тот дом, напротив, помнил почти абсолютно все, даже запах внутри и на крыльце. Там я лежал в огромном кресле-качалке и на длинной палке жарил сосиски над небольшим, собранным мною мангалом.

Тут надо упомянуть, что мастер я криворукий и мангал представлял собой сваленные по кругу кирпичи, которые образовывали нечто, похожее на трубу. Внутрь насыпались угли, потом дрова, и горело прекрасно. Плюс ко всему прочему, чтобы убить двух зайцев сразу и подготовить место к следующему костру, я всегда оставлял догорать огонь до конца.

Это было мое личное место.

С Альмой, если нам вдруг взбредало в голову, мы усаживались перед камином и, опираясь на пуф, смотрели на пламя. Ее, как и меня, это успокаивало. Мы даже купили какую-то полиэстеровую «шкуру», чтобы мягко было сидеть. В остальное время мы отодвигали ее как можно дальше от огня, нас мучали опасения, что она обязательно загорится.

– Джек! – подняв голову, я увидел внимательно смотрящую на меня Альму. – Ты чего завис?

– Я, видимо, задумался. Прости, – я взял салат и бокалы, а она – небольшую пачку салфеток, – идем скорее!

Мне хотелось перевести произошедшее в шутку, чтобы оно скорее забылось.

– О чем ты думал?

Мы садились на диван. Я разочарованно вздохнул – ситуацию не удалось замять так быстро, как этого хотелось.

– Вспомнился наш дом и камин. Не знаю почему, но я действительно много думаю о том месте. Может, оно даже больше, чем спасательная капсула от мира.