50 и одно дыхание глубже Мур Лина
– Да. Да, я согласна. Пусть продают хотя бы за эту сумму. Она огромная для меня. Тейре хватит на обучение и на первое время, чтобы встать на ноги. И я смогу оплатить обучение. О, господи, спасибо, – быстро шепчу, кивая как болванчик.
– Хорошо. Тогда мы оформим сделку на будущей неделе. Тебе следует открыть счёт в одном из банков, лучше чтобы это был банк, где работает Марк. Он сможет следить за твоими деньгами и оберегать их. Как и поможет составить тебе бизнес-план на жизнь, – мягко улыбается Адам, отпивая виски.
– А кто её покупает? – Интересуюсь я.
– Это подарок на свадьбу молодожёнам. Они переезжают в Торонто из Ванкувера, и для них родители решили подготовить сюрприз, – незамедлительно произносит он.
– Хорошо… хорошо. Мне надо что-то подписать или быть там? Что требуется от меня? – Сжимаю руки в замок, только бы не выдать своё волнение.
– Я, как твой опекун, могу сам всё оформить без твоего присутствия. Плюс мой адвокат, который занимается этим делом, ответственный за нас. Тебе нужно только дать разрешение мне, оставив подпись на соглашении. И в понедельник подъехать в банк к Марку, чтобы предоставить им счёт, куда будут переведены деньги. Или же ячейку, как будет тебе удобно, – предлагая, Адам ставит бокал на столик и встаёт. Подходит к столу, подхватывая в руки бумаги и ручку, и кладёт передо мной.
– Ознакомься. Если тебя что-то не устраивает, то мы поменяем всё так, как ты захочешь, – произносит он, указывая на контракт. Киваю ему и беру в руки бумаги, вчитываясь в слова. Я даже не думаю о том, что меня могут обмануть, или же что-то иное, поэтому нет опасений. Прочитав, я ставлю свою подпись на каждом листе, кладу ручку на листы бумаги.
– Это всё? – Спрашивая, поднимаю голову на Адама.
– Ты, наверное, удивлена, что я так просто взял на себя обязательства, – говорит мужчина, присаживаясь рядом со мной.
– Меня это не интересует. Почему и зачем, – мотая головой, отвожу взгляд от него.
– Тревор очень переживал за своих девочек. Ещё в Оттаве он просил меня стать вашими опекуном, в случае его скоропостижной кончины. Он знал, что осталось ему недолго. А с Сессиль у них…
– Я не хочу говорить об этом, – резко обрываю его, вставая с дивана. – Если это всё, то я бы предпочла поехать домой.
– Мишель, не воспринимай в штыки нашу помощь. Ты ещё юна и теперь ты моя дочь хоть и не биологическая, но дочь. Я в ответе за тебя и за Тейру, поэтому не злись. Злость плохой советчик, дорогая моя, как и обида. Прости его, что ушёл раньше, чем нам бы хотелось. Прости его и отпусти. Тебе станет легче, но печаль никогда не уйдёт. Она навсегда теперь с тобой, – говорит он, а я сжимаю губы, желая ответить ещё более грубо, чем раньше.
– Твой отец любил тебя и Тейру. Его любовь была странной, но она была. И Сессиль он любил. Я ведь знал его практически всю жизнь, как и твою мать. Он влюбился с первого взгляда, он только и говорил, что о ней. А Сессиль была иной. Очень похожей на тебя, но без той силы, которую подарил тебе Тревор. Она была запуганной, ранимой, боялась всего, а особенно мужчин. Она…
– Она рассказала мне, что не желала меня. Что отец специально сделал так, чтобы она забеременела. Не надо уверять меня в ином, – перебивая его, быстро дышу от ярости из-за такой лжи.
– Я и не собираюсь. Но видел их историю с самого начала. Она пряталась за ним, она нашла в лице Тревора своего рыцаря и спасителя. Да, возможно, твой отец был рад намного больше беременности, чем Сессиль. Но она не виновата, Мишель, что была вот такой. Её никогда не любили, и она боялась, что ребёнок отберёт любовь Тревора у неё. Поэтому она так холодна с тобой. Тревор любил вас обеих, но Сессиль так и не поняла, что это разная любовь. Её на всех хватит.
– Она никогда не любила меня. И его… у него любовница была, – сдавленно шепчу я, стирая быстро слезу, чуть было не выкатившуюся из глаз.
– Я знаю и про это. Тревор делился со мной о своих отношениях. Он не позволял себе этого до того момента, пока не ощутил себя лишним. А эта девушка, я никогда её не видел, она дарила твоему отцу любовь и заботу. Он жил этой любовью, особенно в последнее время, потому что потерял твою. Мы, мужчины, очень отличаемся от женщин. Нам необходима любовь, хоть мы и отрицаем это, но внутри мы умираем без этого и ищем её в другом месте. Нет ничьей вины, что твои родители не сохранили своей любви. Страхи прошлого, злость, обида, всё это скапливалось годами и превратилось в холодные устои, которым тебя учили. Так ты посмотри на этот пример и никогда не пользуйся им. Живи иначе, не слушай никого, а только себя. Если для кого-то твой выбор неверен, то это его проблемы никак не твои. Если ты счастлива, то не подстраивайся ни под кого, – допивает залпом виски и встаёт. И так мягко дотрагивается своими словами до моих чувств, что это открывает внутри меня гнилую рану.
– Ещё я слышал, что ты согласилась составить нам компанию в субботний вечер? – Спрашивает Адам, вставая и подходя ко мне.
– Да… как благодарность, – киваю я, борясь с эмоциями, что ещё немного и накроют меня.
– Не нужно этого делать, Мишель, – серьёзно говорит он, а я удивлённо приподнимаю брови. – Не надо идти против себя. Иногда одиночество бывает во благо. Это время, когда можешь разобраться в себе, поговорить с собой. Одиночество тебе необходимо. Ты сама почувствуешь, когда будешь нуждаться в общении. Я наблюдал за тобой, Мишель, весь вечер, и я видел, насколько ты уже готова бежать отсюда. Беги, если тебе будет легче, то беги. Но когда-нибудь придётся остановиться и тогда одиночество будет спасением. В этой тишине встретишь свои страхи и переборешь их. И я знаю, что такой человек, как ты, выберется оттуда даже будучи одной. Ты похожа на Тревора, поэтому только ты можешь знать, что станет для тебя спасением. Марк пытается помочь тебе, но он не понимает, что ты сейчас переживаешь. Я потерял отца, когда мне было пятнадцать. Посему знаю, о чём говорю. Твои подруги тоже стараются и будут это делать. Но никто тебя не осудит, если скажешь им – оставьте меня. Это твой выбор и твоё право. Чтобы двигаться дальше, тебе следует захотеть этого самой. Внутри захотеть жить, вот тогда ты сможешь идти. А сейчас отправляйся домой, я прошу тебя не думать о финансовой стороне. Ты упряма, и как Тревор не желаешь подачек, но сделаем иначе. Я дам тебе взаймы, к примеру, пару тысяч, а ты мне всё вернёшь, как получишь сумму от продажи квартиры. Согласна? – Копается в карманах, доставая портмоне.
– Вы очень хитрый, – качаю я головой, понимая, насколько красиво он подводит меня к решению.
– Хитрость тоже во благо, если ты будешь улыбаться, а я не буду переживать, ела ли ты сегодня. Да, я переживаю и за тебя, потому что ты теперь моя девочка. Я очень уважал Тревора, хоть и развела нас судьба, а в последнее время он был полностью потерян, но он был моим другом всю мою жизнь. Он помогал мне, он был очень мудрым, пока не потерял часть себя в нелюбви. Что думаешь насчёт моего предложения? Никаких процентов, никаких сроков, никаких напоминаний, дружеская помощь, – усмехается он, но так добро и так весело играют блики в его глазах, что я киваю.
– Идёт. Я верну деньги, как мне переведут сумму на счёт, или как только я их заработаю, – он передаёт мне деньги, кивая, а я прячу их в задний карман джинсов.
– Ах, да. Поздравляю тебя с предложением о работе, – убирает портмоне в карман, указывая мне рукой на дверь.
– Ещё рано…
– Я уверен, всё у тебя получится. И теперь я понимаю, почему Тревор так гордился тобой. В твоём характере есть своя прелесть. Ты сделаешь всё, только бы встать на ноги с достоинством, – перебивает меня, когда мы выходим из кабинета.
– Спасибо, Адам, спасибо за всё, – благодарю я, поворачиваясь к нему.
– Совершенно не за что. Я готов на всё ради своих дочерей. А у меня их теперь три. Я счастливчик, – смеётся он.
Поражаюсь, насколько этот человек хорош. Действительно, хорош и это течёт по венам его детей. И мне тоже хорошо сейчас, словно отпустила что-то из прошлого. Легко. Не совсем, но отчасти после этих слов Адама об одиночестве. Значит, я не сошла с ума, если мне комфортно с собой наедине.
Быстро попрощавшись со всеми, я выскакиваю из квартиры и радуюсь возможности отправиться домой. Чтобы оставили меня одну. Часть проблем разрешилась: на квартиру есть покупатели и, значит, скоро я смогу спокойно спать, зная, что будущее Тейры обеспечено. Ни цента не отдам матери. У неё достаточно драгоценностей, которые она может продать. Да и дом наш в Оттаве наполнен антиквариатом и имеет тоже возможность быть проданным или же обменянным на более простое жильё. Мы справимся. С этим справимся. А как же эти сны, где появляется он? Как же это чувство внутри меня, которое я ненавижу? Как же мне вырвать из себя это? Не знаю. Пока не знаю, но что-нибудь придумаю.
Четвёртый вдох
Неприятный звонок в дверь, который обещаю сменить сегодня же, будит меня. Подскакиваю на постели, моргая и не понимая, где я нахожусь. Вздыхаю, прикладывая руку к груди, чтобы утихомирить сердцебиение. До сих пор ещё не привыкну к тому, что теперь всё вокруг меня другое.
– Хоть бы ты палец сломал, – бурчу я на уже постоянное трезвучие от входной двери. Бросив взгляд на часы, висящие в спальне, отмечаю, что уже полдень. Это и не удивительно, вчера я всё же, заставила себя заниматься и даже написала одну работу по микроэкономике. И теперь натыкаясь на коробки, ругаясь себе под нос, ищу спортивные штаны, натягивая их на ходу.
– Что? – Зло спрашиваю, добравшись наконец-то до двери, набив достаточно шишек на ногах, чтобы не встречать кого бы то ни было с улыбкой.
– Вот ты соня!
– Офигеть, мы так испугались, а она спит! Совсем с ума сошла?
В один голос нападают на меня Ами и Сара, толкая меня и проходя в квартиру. Протираю заспанные глаза и зеваю, слушая их бубнёж, а затем уже восклицания о моей квартире. Они носятся по всему пространству, ловко перепрыгивая коробки, или же огибая их, что-то кричат друг друга. Я проснуться не могу, голова болит, немного кружится, а эти две дуры как помешанные носятся по квартире.
– А ты чего стоишь тут? – Спрашивает Сара, уже хрустя чипсами, которые купил Марк.
– Спать хочу. Что вы здесь забыли? – Потираю лоб, затем глаза, чтобы не грохнуться на пол от бессилия.
– Пришли помогать. Нас мой братик пригнал сюда. Мы бы и раньше приехали, но заехали в супермаркет, потом в магазин, купили новые платья и тебе, кстати, тоже. Думали, что к этому времени ты должна проснуться. Звонили тебе, а ты в ауте. Мы уже подумали самое страшное, – перепрыгивая с темы на тему, торопливо говорит Ами, вырывая из рук Сары чипсы и довольно похрустывая ими.
– Девочки, спасибо, но…
– Ты же ещё не завтракала. Сейчас я приготовлю тебе сэндвич, а ты иди переоденься, – отмахивается от меня Сара, а Ами уже толкает в спину к ванной комнате.
– Мне тоже приготовь, раз взялась за это, – говорит Ами.
– Да пошла ты. Ты сожрала бургер с утра, а мне не дала даже кофе купить! – Возмущается Сара.
– Тебе худеть надо и кофеин на тебя плохо влияет…
Захлопываю дверь, ограждая себя от перепалки двух девушек. Этого ещё мне не хватало для полной красочной картины бардака в моей жизни.
Упираюсь руками в раковину и смотрю на своё помятое лицо. Ужасное зрелище. Да плевать, я хочу тишины. Тишины, как сейчас, внутри меня и такой же снаружи. Слова Адама, до сих пор, остались в моей голове. И я поняла, насколько он прав. Никто мне не поможет, кроме самой себя. Если раньше мне требовалась поддержка, я не представляла себя без неё. То сейчас я вернула свою любовь к одиночеству и единению с собой. Только разобравшись в себе и своём прошлом, чувствах, которые отодвинула на дальний план, но они постоянно рвались из меня, смогу осознать – как мне жить. А сейчас мне предстоит выставить за дверь подруг и вернуться к своим делам.
Быстро умывшись и собрав волосы в спутанный хвост, выхожу из ванной, слыша смех. Войдя в гостиную, нахожу девочек, расположившихся на диване с сэндвичами и газировкой, смотрящих телевизор, который я даже не включала ни разу.
– Миша, завтракай, и приступим, – говорит Сара, указывая на мою порцию.
– Девочки, я очень благодарна вам, но это лишнее, – собираю волю в кулак и произношу это. Они приподнимаются с дивана, бросая друг на друга удивлённый взгляд, и поворачиваются ко мне.
– Мне не нужна сейчас помощь. Мне не нужна компания, со мной всё хорошо. Привыкаю к новой жизни, к обстоятельствам и я должна это сделать сама. Не хочу вас обидеть, я, правда, очень ценю то, что вы сделали для меня и делаете. Сейчас это для меня груз, который тянет обратно. Понимаете? – С надеждой смотрю на них.
– Ага, – медленно кивает Ами, проглатывая кусок сэндвича. – Мы тебе мешаем?
– Конечно, мешаем, она только что об этом сказала, – отвечает за меня Сара.
– Хорошо. Ну тогда мы остаёмся, – пожимает плечами Ами, снова падая на диван и переводя взгляд на телевизор.
– Но…
– Миша, мы просто соскучились по тебе. Она меня достала, если честно. Можно я останусь? – Спрашивает Сара. – А эту можешь выгнать.
– Что? Да я тебя вожу везде, принцесса, недоделанная! Иди на права сдавай тогда! – Восклицает Ами.
– Всё! – Поднимаю руки, останавливая ответ Сары и новый ненужный шум. – Ладно, оставайтесь. Только со мной невесело.
– Это как раз мне и надо. С этой девицей я то и дело отхожу от похмелья, – хмыкает Ами.
– И мы же купили кое-что! – Сара ударяет девушку по колену и подскакивает, хватая пакет, который валяется на диване.
– Точно. Как же я об этом забыла. Вот говорю же, с ней все мозги пропила, – кривится Ами, доедая свой сэндвич, и отставляя тарелку.
– Марк упоминал что-то о том, что тебе надо помочь начать новую жизнь. А какая новая жизнь без нового образа? – Сара достаёт из пакета бутылки и коробочки, раскладывая на столе.
– И что это? – Опасливо интересуюсь я.
– Мы перекрасим твои волосы! – В один голос отвечают они.
– О, нет… – машу руками, отступая назад, – увольте.
– Почему нет? – Удивляется Сара.
– Потому что… потому что не хочу, – мотаю головой.
– Ты всегда сможешь перекраситься обратно. Мы сделаем тебе модное окрашивание. Корни оставим, а концы выбелим. Мы советовались с двумя стилистами. И они нам подобрали краску, а ещё тонирующую ерунду и написали, что нам делать, – убеждает меня Ами, выуживая из кармана джинсов смятый лист.
– Вот меня это и пугает, что будете делать это вы, – с сомнением отвечаю я.
– Не бойся. Ну давай, подготовимся к вечеру. Марк в обморок грохнется, – Сара тоже встаёт, и теперь они обе смотрят так просяще на меня.
– На обморок Марка я бы посмотрела, – сдаюсь, вздыхая и кивая им.
– Еху! – Кричат они, и снова начинают носиться по квартире, готовя место моей казни. А мне как-то всё равно. Ну потеряю я часть волос, одной проблемой больше, одной меньше, какая разница. Хотя бы они уберутся отсюда быстрее и оставят меня одну.
– Я никогда этого не делала, – раздаётся шёпот от кухонной стойки, где девочки смешивают краску.
– Я тоже, но мы должны. Ради неё, развеселим немного. Полчаса, не больше, – отвечает так же Сара, и они поворачиваются ко мне, сидящей на стуле и отпивающей воду.
– Так, сначала надень защитный фартук. Сейчас завяжу. Ой, мы забыли воротник. Снимай, Мишель. Ага. Не туго? Нормально, завязала. Ну, мы готовы, – хлопает в ладоши Ами, издеваясь надо мной и утянув завязки на моём горле.
Смотрю на их возбуждённые лица, и хочется улыбнуться от такой детской радости. Я как подопытный кролик, которому они вырывают волосы, пока расчёсывают их. Что-то там отделяют, ругаются и мажут мои волосы вонючим раствором, от которого нос щиплет, и приходится открыть балконные двери. Кажется, будто вечность дерут мои волосы. Оставляя меня наконец-то в покое, устанавливают таймер на полчаса в телефоне.
– Мы тебе сейчас твоё платье покажем, – говорит Сара, выходя в коридор, где она оставила пакеты.
– Мне не нужно платье, – мотаю я головой.
– А как же? Сегодня вечером за тобой Марк заедет, и мы встретимся на аукционе. Я Сару себе в парни взяла, всё равно от него не отличается, – отвечает Ами.
– Это я парень? У меня сиськи больше, чем у тебя! – Возмущённо восклицает Сара, возвращаясь в гостиную.
– Девочки, вы обе прекрасны. Но я не иду, – произношу, и наступает молчание. Пакет из рук Сары падает, а Ами поджимает губы. И я, действительно, честна, Адам дал мне понять, что даже ради благодарности не стоит ломать себя.
– Согласилась, но потом подумала тщательнее и решила, что сейчас это лишнее для меня. Я в трауре, не готова идти туда. Не хочу улыбаться, не хочу поддерживать общение, только опозорю твоих родителей, Амалия, – продолжаю я, смотря на девушек.
– Что за глупости, Мишель. Да, ты в трауре, но пора выйти из него, – мягко произносит Ами.
– Если ты не хочешь, то мы не имеем права заставлять тебя. Делай так, как тебе будет комфортно, – говорит Сара, подходя ко мне и опускаясь на колени. Берёт мою руку, а другую Ами, и я смотрю на них, а сердце отзывается теплом. Но всё же, ладони покалывает неприятно, вызывая тягучую волну боли внутри.
– Я не знаю, что сейчас происходит в моей жизни, пытаюсь разобраться, но это сложно. И сегодняшний вечер, боюсь, не даст мне ответов. Вдруг будет хуже? Вдруг кто-то что-то да скажет про моего отца или мать, про меня и…
– И? – Спрашивает Сара, когда я замолкаю и закусываю губу, не смея продолжать.
– Если там будет он? Я…я не знаю, где он и что с ним сейчас. Я не читаю газеты, не знаю последствий, ничего не знаю. Реакции от той статьи и что было дальше. Боюсь, так боюсь, что это причиняет боль. Необъяснимую и острую. Я задыхаюсь, когда вижу его в своих воспоминаниях. Я…я боюсь, – признаюсь шёпотом, снова переживая эту тяжесть в сердце.
– В газете появилось опровержение того, что ты рассказала это втайне от него. Он не показывается на людях после конференции, которая прошла на следующий день после той ночи. Там он и сказал, что разрешил тебе выставить это фото и выложить правду о нём. Он вывернул всё иначе, чем «Канадский вестник». За тобой вины никакой нет, как и он признал, что состоял с тобой в отношениях, и это не касалось бизнеса. А то… ну про его увлечения оставил без комментариев, сказав, что у каждого в жизни должна быть тайна. И их право думать так, как они хотят. Сейчас о нём пишут газеты, но фотографий с каких-то публичных мероприятий нет. Да и по телевизору спрашивают, где он. Акции… его возросли. И… думаю, хватит. Много всего… и, сейчас он завидный жених Канады. Я слежу за этим, прости, – тихо отвечает Сара.
– Понятно, – выдыхаю я и облизываю губы. И хочется спросить больше, но не позволяю себе. Не желаю думать, что другой. Это всё тактика… его… против меня. Нет… не позволяй, нет… не возвращайся туда…
– Хотите пива? – Быстро спрашиваю я, вставая со стула, и вырываю свои руки из их. – А ещё есть… что-то вроде пищи быстрого приготовления. Марк купил, – нервно смеюсь, стараясь сдержать слёзы, которые уже скопились в глазах, – сейчас я достану. Ни разу не готовила. Даже плитой не умею пользоваться. Но попробую. Или может быть, закажем пиццу? У меня есть деньги, мне дал Адам в долг. Я…
– Мишель, – останавливает меня Сара вставая. А я уже достаю из холодильника эти упаковки с ужином.
– Не хотите? Тогда, может быть…
– Мишель, всё хорошо. Оставь эту ерунду в покое. Мы ничего не хотим, только успокойся, – тихим голосом произносит Амалия, и они подходят ко мне, забирая из рук еду, и складывают обратно.
– Я…
– Мы понимаем. Правда, понимаем, как болезненно любое воспоминание о нём. Воспоминания никуда не уйдут, пока ты не смиришься с ними. А чтобы это сделать, надо продолжать жить. Придёт время, и ты сможешь сама разобраться. Сейчас просто успокойся. Мы не будем больше о нём говорить, хорошо? Его нет. Никогда не было и не будет, – медленно говорит Ами, и они с Сарой, подводят меня к дивану и усаживают на него.
Дышу рвано и не могу глотнуть кислорода больше. Его лицо вспыхивает перед глазами, жмурюсь, мотаю головой. Закрываю глаза и дышу, опускаю голову и дышу. Боль проносится по телу и уже зажившие раны вспыхивают огнём, словно вскрылись, словно снова ударил.
– Выпей, – мне в руку вкладывают бокал с водой. Делаю глоток, затем ещё один и жадно выпиваю всю воду, открывая глаза, встречаюсь туманным взглядом с девушками, с искренней жалостью смотрящих на меня.
– Когда-нибудь станет легче? – Шепчу я.
– Да, – кивает Сара, улыбаясь мне. – Когда-нибудь боль уйдёт.
– Когда? – Спрашиваю я.
– Когда ты сама этого захочешь. Давай, мы забудем об этом, и уже подходит время смывать краску. Посмотри, они светлые, – предлагает Ами, указывая на выбеленные пряди моих волос.
– Да, сейчас сожжём их к чёрту. Пошли, – меня подхватывают за подмышки и буквально тащат в ванную.
– Девочки, мне больно, – шепчу я, сбрасывая их руки с себя. Все, чувства от прикосновений вернулись, значит, я закрыла воспоминания в своей голове.
– Ну тогда давай сама, настрой воду и мы смоем краску, потому что надо полить ещё вот этим фиолетовым составом, – говорит Ами, подталкивая меня к ванне.
Вздыхаю и нагибаюсь, притягивая душ к себе, включаю воду. Настроив её, передаю в руки Сары, и она осторожно смывает краску. Закрываю глаза, пока они снова спорят, кто будет поливать меня раствором. В итоге это делает Ами, и через ещё одну вечность мои волосы оборачиваются в полотенце, и я поднимаюсь на ноги.
– Теперь всё? – Спрашиваю я.
– Нет, сейчас высушим и посмотрим, – мотая головой, Сара ищет хоть что-то для этого в ванной. Но здесь только зубная щётка, паста и дезодорант.
– В коробках, – говорю я.
– Надо было их сначала распаковать, – бурчит Ами, отправляясь на поиски фена.
Поворачиваюсь к Саре, тихо смеющейся над этим и собирающей полиэтиленовый разорванный фартук с пола.
– Миша, ты ведь знаешь, что мы рядом? – Неожиданно спрашивает она выпрямляясь.
– Да, знаю, – киваю я.
– И ты хочешь побыть одна? – Уточняет она.
– Да. Я всегда была одиночкой, Сара. В своём мире, в своих мыслях, фантазиях. И сейчас мне комфортно быть в себе. Наверное, так я восстанавливаюсь. Я не думаю о суициде, если ты из-за этого переживаешь. Мне просто хорошо наедине с собой, – честно отвечаю я.
– Хорошо. Но возвращайся к нам, мы скучаем по тебе. Очень. Я люблю тебя. Возможно, я не хороший человек, и подруга из меня хреновая, но я люблю тебя. Ближе у меня никогда не будет никого, и хочу, чтобы ты была счастлива. Ты заслуживаешь это. Однажды я сделала ошибку, но больше этого не сделаю, – шепчет она, а её зелёные глаза наполняются слезами.
– Я знаю, Сара. Ни в чём тебя не виню, всё хорошо, – заверяю я её.
– Нашла! – Крик Ами вызывает у нас улыбку, и мы выходим из ванной, а навстречу к нам девушка, играющая в руке коробкой с феном.
– Устроим салон красоты на дому? Ещё я нашла это, – поднимает другую руку с ванночкой для рук.
– Маникюр. Можно я тебе сделаю? – Спрашивает Сара.
– Да, только потом вы свалите отсюда на хрен, – улыбаясь, отвечаю я. И девушки заливаются смехом, кивая мне и уводя в гостиную.
Бесконечные минуты издевательства надо мной вызвали головную боль, желание выставить этих двух вон. Удалось поесть сэндвич, пока вытягивали мои волосы, изрезали пальцы. Терпела до критической точки, когда в ход пошли щипчики. В руках Сары это казалось оружием, и я подскакиваю с места, пряча свои руки за спиной.
– Всё, с меня хватит, – заявляю я.
– Но ты хотя бы посмотри на себя, – просит Ами.
– Потом… завтра. А сейчас идите, вам нужно подготовиться к вечеру, – указываю им на дверь.
– Ладно. Тогда до завтра. Позвони нам, может быть, в кино…
– Вон! – Повышаю я голос, смотря, как подруги, перешёптываясь друг с другом, идут к коридору и машут мне.
И только через несколько секунд я могу вздохнуть и осесть на пол, слушая тишину. Кажется, что моя голова огромная от их голосов и шума. Благодарна им… буду… завтра, а сейчас я устала от них. Понимаю, всё понимаю, но не могу принять эту весёлость и жизнерадостность. Не для меня она сейчас. Вздыхаю и встаю, возвращаясь к маникюру. Доделать хотя бы надо, а то Сара практически живого места не оставила на моих пальцах. Это занимает меня и даже расслабляет. Наслаждаюсь тишиной и одиночеством. Прекрасно, сейчас это для меня лучшее лекарство от боли.
Пятый вдох
– Марк, прости, но… – замолкаю, теребя чайную ложечку, и не могу найти оправдания своему отказу. Думала, что это будет легче.
– Понимаю, – отвечает он в трубку.
– Спасибо. Хорошо повеселиться, – произношу я, всматриваясь в чай, который остыл как полчаса назад.
– Но я всё же, скажу на проходной, что Мишель Пейн опаздывает. Вдруг ты решишься, – тихо произносит он.
– Пока, Марк, – отключаю вызов и кладу телефон на стол, шумно вздыхая.
Я даже в зеркало ещё не смотрелась, совершенно не интересно, что со мной они сделали. Два часа, если не больше, просто сижу в этой комнате и пытаюсь себя чем-то занять. Даже свет не включаю, в темноте и одиночестве. Встаю и бреду по коридору к ванной комнате. Надо бы всё же, посмотреть, вдруг придётся обстригать всё. Щёлкаю выключателем и вхожу в ванную, останавливаясь напротив зеркала. Надо поднять голову и посмотреть. Всего лишь покрасила волосы, когда я никогда этого не делала. Всего лишь… но это много для меня. Ни краска для волос, ни контактные линзы, ничего не изменит тебя. Никогда. Это всё ерунда.
Резко вскидываю голову, и девушка в зеркале приподнимает брови. Кто она? Волосы изменили меня, мой облик, даже цвет моих глаз стал практически чёрным на контрасте со светлыми прядями. Дотрагиваюсь пальцами до нового цвета и начинаю смеяться. Как больная, полоумная и сошедшая с ума. Я смеюсь. Просто смеюсь, потому что внутри ничего не изменилось. А снаружи эта девушка выглядит, словно не встречала ничего болезненного в жизни. Только скулы слишком резкие, а губы потрескавшиеся и сухие. Но ничего… как же это больно. Ведь я надеялась где-то глубоко, что поможет.
– К чёрту. Всё к чёрту, – шепчу я, мотая головой, и уверенно разворачиваюсь, проходя в спальню. Включаю свет и смотрю на бардак в комнате.
Открывая каждую коробку, ищу одежду, туфли, косметику. Пойду, я пойду туда. И Марк, и его отец были правы. Я хочу пойти туда, хочу улыбаться, хочу смеяться не от боли, а от счастья. Не готова, но я хочу. И это желание жить дальше придаёт сил. Нахожу чёрное платье, неброское, обычное под горло. Ни разу его не надевала, а теперь для него пришло время. Я в трауре и буду уважать память отца. Копаюсь в обуви и нахожу коробку, которая падает из рук. Это его туфли. Те самые туфли, которые я надевала на свидание. Они остались, и причиняют сейчас болезненный укол сердца. Отбрасываю их, как ядовитую змею.
Нет, не позволю ему сейчас снова вернуть меня туда. Нет! Его нет больше! Николаса нет в моей жизни!
Достаю коробку с чёрными туфлями и новую упаковку колготок. Нижнее бельё, самое простое, что есть у меня, тоже чёрного цвета. Нахожу косметичку и выхожу из спальни, бросая всё на диван, кроме сумочки с косметикой. Иду в ванную комнату и переворачиваю в раковину всё содержимое. Немного тональной основы, чтобы замазать синяки под глазами. Тёмные тени и тушь, гигиеническая помада и румяна. Достаточно. Итак, сейчас для себя выгляжу, как разукрашенное полотно.
Мне кажется, если я сейчас остановлюсь, то снова передумаю. Поэтому наспех натягиваю колготки, платье и надеваю туфли. Осталась только сумочка, за которой я снова бегу в спальню и распахиваю другую коробку, отбрасывая волосы назад. Достаю небольшую чёрную сумочку и возвращаюсь обратно. Перекладываю документы, деньги туда, как и телефон кладу в сумку, вылетаю из квартиры, на ходу надевая пальто.
Выбегаю на улицу и иду к дороге, чтобы поймать такси. Называю адрес места, где проходит аукцион, и теперь нет возможности вернуться. Закрываю глаза и дышу, перевожу дыхание. Не знаю, правильно ли я поступаю. Не знаю, нужно ли мне это сейчас. Не знаю, но волнуюсь так сильно, что ладони потеют. Сжимаю сумку и жду, когда меня подвезут к зданию. Расплатившись, выхожу из машины и смотрю на невысокое здание холла, где обычно и проходят такие мероприятия. Страшно шагнуть туда. Хочется развернуться и уйти.
– Нет. Ты должна. Пусть все увидят, что ты есть. Ты не исчезла, и будешь жить. Ты должна. Давай, Мишель, давай, – подбадривая себя, медленно поднимаюсь по ступеням и, приближаясь к охраннику, называю своё имя.
Он проверяет меня в списке приглашённых и кивает. Двери открываются, а я смотрю на мужчину, не понимающего моего замешательства.
– Мисс? – Вопрошает он, держа дверь.
– Да-да, иду, – нервно улыбаясь, вхожу в освещённое пространство.
Музыка доносится до меня, как и вижу людей, что сейчас, видимо, рассматривают лоты перед аукционом и отмечают для себя, что купить. Ещё один вздох. А может быть, два. Множество. Закрываю глаза, а коленки дрожат. От нехватки кислорода даже голова кружится.
– Мишель! – Знакомый голос заставляет меня выдохнуть. Распахивая глаза, смотрю на Марка в сером костюме и голубой рубашке, быстрым шагом подходящего ко мне. Улыбается, странно и тоже нервничает, как и я.
– Ты пришла. Я ждал тебя здесь. Не знаю почему, но ждал. Я рад, пойдём, – произносит он, предлагая мне пройти к стойке, где помогает снять пальто и получить номерок, который прячет в карман брюк. Я на это даже не обращаю внимания, собираясь с силами.
Как бы ты внутри ни уверяла себя, что сможешь, но страх никуда не деть. Он не исчезнет, пока ты его не преодолеешь. Этот страх относится ко всему. А сейчас для меня к жизни и обществу.
– Я только сейчас… прости я не сказал комплимента о твоих волосах… хорошо… то есть красиво… чёрт, – кривится он, а я издаю смешок.
– Всё хорошо, Марк, – заверяю его.
– Прости, я идиот, – вздыхает он и предлагает мне руку. А я смотрю на неё и делаю шаг назад, сжимая руками сумочку.
– Говорю же, идиот. Давай, сначала начнём. Хорошо? – Запускает руку в волосы и тянет их. Хочется смеяться и одновременно пожалеть его.
– Давай, пойдём. Всё нормально, это же не свидание, – произношу я, бросая взгляд на центральный зал.
– Ах, да. Конечно. Родители будут рады видеть тебя. Они присмотрели ковёр, но он такой ужасный. Может быть, ты их отговоришь… чёрт, что я несу, – и тут прорывается снова что-то внутри. Начинаю смеяться, смотря на потерянного Марка. Смеюсь так, что в обществе это назовут вульгарным. Но я смеюсь, наконец-то, смеюсь. Марк тоже улыбается, а затем мы, как два больных человека, уже сгибаемся и хохочем вовсю. Настолько громко, настолько задорно, что слёзы скапливаются в глазах, а челюсть болит.
– Хуже выступить я не мог, – давясь от смеха, говорит Марк.
– Всё, не могу больше, – шепчу я, обмахивая себя рукой.
– И ты улыбалась, Мишель, – замечает он, проходя к залу.
– Да, признаю, – киваю, но веселье мигом улетучивается, когда я вижу знакомые лица, уже заметившие меня.
Шёпот раздаётся со всех сторон, пока мы идём. И хочется спрятаться за Марка, или же развернуться и бежать, но иду. Мой отец не сделал ничего плохого. А если для них смерть – порок, то пусть горят в аду. И я буду нести в себе эти слова, как сейчас. Гордо вздёргиваю подбородок и иду, кивая знакомым. Меня не волнует их отношение ко мне, никогда не волновало. Отчего я так боялась? Отчего страшилась этого? Ведь сейчас чётко осознаю, что мне плевать на их мнение. Я приглашена, как и они. И да, может быть, теперь у меня нет денег, но я человек, такой же, как и они. И даже лучше их. Начинаю жизнь заново, когда они продолжают не замечать своих недостатков. Я другая, и рада этому. Сейчас я горда собой, горда всем, что сделала. Это вызывает улыбку. Иду, обходя людей, и подходя к компании, в которой стоят Ллойды.
Они замечают меня и отступают от своих друзей, встречая меня улыбкой. Адам слабо кивает мне, и я делаю то же самое.
– Мишель, какая ты красивая. Какой цвет волос. Просто куколка, – радостно произносит Кейтлин.
– Изменения тебе к лицу, дорогая, – подтверждает Адам.
– Спасибо, – отвечаю я, смущённо поправляя волосы назад.
– Мы найдём девочек, – говорит Марк и дёргает меня за локоть.
– Ещё встретимся за столом, – напоследок произносит Кейтлин.
А в груди такой подъём. Невероятный. Кажется, что я могу всё. Всесильна. Могущественна. Это зажигает адреналин, о котором я даже не помню. Это будоражит каждую частичку в теле. Это даёт мне возможность дышать так, как я хочу. Непередаваемое чувство. Чувство возвращения.
Замечаю рыжие волосы Сары, заколотые наверх и её белое платье, а рядом о чём-то ей бурно говорит Амалия в тёмно-зелёном платье.
– Дамы, я вам кое-кого привёл, – громко оповещает Марк, что девушки вздрагивают и оборачиваются.
Их лица вытягиваются, когда они смотрят на меня. Амалия начинает смеяться, хлопая в ладоши. А Сара на секунду хмурится и тоже улыбается.
– Мы проделали шикарную работу, сучка, – Амалия поднимает руку и по ней ударяет Сара.
– Ещё какую, стерва, – отвечает Сара.
– Так, хватит. Вы уже достали меня своими эпитетами. Помойте язык с мылом. Пойду, принесу напитки. Мишель, шампанского? – Закатив глаза от такого обращения, обращается ко мне Марк.
– Воду или сок, – отвечаю я, и он кивает, показывая сестре, что следит за ней.
– Почему ты здесь?
– Я так рада, что решилась!
В один голос говорят они, когда мы остаёмся одни. Относительно одни, не считая людей, стоящих рядом.
– Не знаю почему. Правда. Сидела и что-то щёлкнуло. Боялась передумать и приехала, – честно делюсь я с ними.
– Ты планируешь остаться на ужин? – Спрашивает Ами.
– Пока не знаю… я… ещё привыкаю. Как-то неуютно. И все смотрят на меня. Надеюсь, не узнают, – тихо отвечаю, косо смотря на проходящую пару, и киваю им.
– Даже мне здесь неуютно. Но зато весело. Тут такие вещи смешные. К примеру, они продают столовое серебро за пятьсот тысяч. Прикинь? Пятьсот тысяч за железки! Не дебилы, ли? И ведь купят, – заговорщически шепчет Ами, придвигаясь ко мне.
– Я вот уже миллион раз пожалела, что пришла. Но ты уверена, что готова? – Спрашивает меня Сара.
– Нет, не уверена. Но сейчас… не знаю, это правильно, – пожимая плечами, смотрю в напряжённое лицо подруги.
– Ладно. Хорошо, – кивает она, шумно вздыхая.
В этот момент появляется Марк, передавая мне бокал с апельсиновым соком. Улыбаюсь ему и благодарю.
– А нам? – Возмущается Ами.
– Не маленькая, сама возьмёшь. И тебе нет двадцати одного, поэтому спиртное под запретом, – хмыкает Марк.
– Ага, ты не принёс мне, потому что моё имя не Мишель, – поддевает брата она.
– Отвали. Запарила ты меня. И что дальше? Да хоть мать Тереза, всё равно не принесу тебе алкоголь, – шипит зло Марк.
– Эй, ребята, хватит. Мы на мероприятии, хотя бы здесь постарайтесь не убить друг друга. Вот видишь, с кем я общаюсь, – вздыхает Сара, на что я издаю смешок, пригубив сок.
– Я хочу посмотреть лоты. Просто прогуляться, – произношу я.
– О, мы с тобой, – в один голос говорят они.
– Даже не сомневалась, – хмыкаю я.
Мы проходим во второй зал, где стоят скульптуры, украшения за стеклянными витринами. Подхожу к ним, и не трогает меня блеск драгоценных камней. Закрываю глаза и чувствую тяжесть колье на шее. Судорожно подношу руку и нащупываю только ткань платья. Вздыхаю и распахиваю глаза, а над губой выступает холодный пот. В отражении стекла вижу себя и такое забытое, когда-то любимое лицо. Карие глаза блестят от счастья, а губы растянуты в улыбке. Внутри меня всё холодеет, начинаю дышать чаще, резко оборачиваясь, и никого нет, даже друзей нет. Перевожу дыхание, проводя ладонью по лбу. Мне надо сесть, иначе я просто упаду. Зачем же так жестоко память подводит меня? Голова буквально наполняется воздухом, ещё немного и взорвётся.
Отхожу от стеклянной витрины и, прислоняясь к стене, упираюсь затылком о неё. Выпиваю залпом сок, но сухость во рту это не снимает. Вижу проходящего мимо официанта.
– Подождите, – шепчу я. Быстро, на едва гнущихся ногах буквально добегая до него, ставлю пустой бокал на поднос и беру шампанское.
– Спасибо, – бросаю я, исчезая из этой комнаты. До сих пор не могу восстановить равновесие внутри. Руки трясутся, как и зубы стучат о стекло бокала. Делаю глоток шипучего напитка, и он покалывает горло. Легче ли? Ни черта. Меня буквально трясёт от холода, бушующего внутри. Прохожу мимо людей и, оглядываясь по сторонам, ищу свою группу поддержки. Но не вижу никого. Ни Амалии, ни Марка, ни Сары, ни четы Ллойдов. Ну кто-нибудь, прошу, хоть кто-то. Словно меня выбрасывает на берег после кораблекрушения, и я паникую. Паникую до чёрных точек перед глазами. Сжимаю пальцами ножку бокала и кружусь вокруг себя.
«Так, дыши. Давай.»
Приказывая себе, останавливаюсь и закрываю глаза. Делаю медленные вдохи, пока сердце, как бешеное, разрывает грудную клетку. Пытаюсь не трястись среди этих людей. Но хочется плакать от бессилия. Не могу побороть страх в груди, а это всё из-за воспоминаний. Хороших. Красивых. Любимых. Наших. Лучше бы другое. Мрачное. Болезненное. Но и так больно. Дышать не могу. Задыхаюсь. Открываю глаза, и меня шатает, что едва могу добраться до стены и прислониться к ней. Боже, как больно. Как плохо мне. Делаю ещё глоток, но алкоголь лишь усугубляет моё состояние. Ноги подкашиваются, и сложно их держать прямыми. Прижимаюсь спиной, а она уже мокрая от страха. Всё моё лицо покрылось испариной и тошнит так сильно. Откидываю голову и упираюсь затылком, заставляя себя успокоиться. Всё хорошо. Всё хорошо. Да, всё хорошо. Всё…