Смерть с уведомлением Грубер Андреас

2

Молодым остается тот, кто радуется будущему так же, как и прошлому, – эта поговорка подходила отцу Сабины больше всех, кого она знала. Но сейчас в его опухших от слез глазах она видела боль последних дней. Ее родители развелись после жуткого спора по поводу денег и права родительской опеки. С тех пор Сабина думала, что их отец оправился от расставания, смог забыть бывшую жену, – но в эти минуты увидела, что он безгранично по ней скучает. Сабина припарковалась вторым рядом в начале пешеходной зоны и положила под стекло зеленое пластиковое удостоверение оперативного отдела полиции.

– Жди здесь, – сказала она отцу и вышла из машины.

– Разве тебе туда можно, Белочка? – крикнул он ей вслед.

– Папа, я комиссар. – В двадцать шесть лет она была самым молодым комиссаром в оперативном отделе мюнхенской полиции. Как связующее звено с уголовной полицией их часто называли «пожарными полиции». Когда служащий уголовной полиции появлялся на месте преступления, были уже сняты все отпечатки, установлена причина смерти и опрошены свидетели.

Сабина побежала через площадь к главному порталу Фрауэнкирхе. Освещающие кирпичный фасад прожекторы придавали ему мрачный оранжевый оттенок. Массивные двери были настолько огромные, что, стоя на площади перед главным порталом, Сабина не видела даже стрелок на часах. Еще выше в темноте оба купола светились странным зеленовато-голубым цветом.

На площади стояла только небольшая группа подростков. Да несколько уличных музыкантов играли под фонарем. Они окружили большой рекламный стенд, который сообщал о мессе папы римского в соборной церкви за неделю до Троицы. Значит, «баба», как назвала его Конни, действительно приезжает в Баварию. Сабина подумала о секретном задании и истории, которую она хотела рассказать племянницам в следующий раз.

Сабина прошла мимо автомобиля уголовной полиции, который стоял посередине площади, и локтем отодвинула тяжелые ворота, чтобы не смазать отпечатки. Ее коллегам не нужно было пользоваться отмычкой. Замок был взломан большим долотом, на полу валялись щепки. На деревянной раме остались следы шириной несколько сантиметров, которые невозможно не заметить. Хоть бы это была не мама… Мысль казалась такой нереальной. Вероятность того, что это убийство и похищение ее матери как-то связаны, очень мала. Такого просто не может быть. Но именно поэтому Сабина и ощущала смутную уверенность, которая холодным камнем лежала в животе.

В главном нефе было пусто и темно. Люстры, как мрачные шары, парили над скамьями. Кое-где горели свечи. Тусклый уличный свет проникал внутрь через узкие цветные окна. Пахло ладаном, воском и старым деревом. К своему стыду, Сабина должна была признать, что последний раз была в этой церкви три года назад, – и то лишь чтобы зафиксировать следы вандализма и порчи имущества.

Многочисленные колонны придавали помещению собора сходство с чересчур высоким лабиринтом. Сабина направилась по широкому проходу к алтарю. Шаги по мраморному полу гулко звучали в тишине. Как ей отыскать своих коллег во всех этих часовнях, галереях, сакристии и крипте? Вдруг где-то за ее спиной мелькнула световая вспышка, и Сабина развернулась. Над полукруглой аркой главного нефа располагалась западная эмпора в виде широкого балкона. На ней возвышались серебряные органные трубы. Еще одна вспышка. Ее коллеги собрались вокруг органа. Сабина поискала глазами лестницу, которая вела на эмпору.

Сегодня дежурили Симон и Валнер. В стороне ждали священник в черной сутане и пожилой лысый мужчина в вязаной жилетке и серых штанах на резинке. Старик, видимо тот самый смотритель, взволнованно заламывал подагрические руки. Хотя больше здесь никого не было, территорию оградили. Подиум освещали два прожектора. Под одним из сводов, над которыми виднелись органные трубы, на ступенях стояли стулья для хора. Там Валнер и разложил содержимое своего чемоданчика. Когда Сабина только пришла в оперативный отдел, он уже слыл легендой мюнхенской уголовной полиции. На одном из стульев лежал его контрольный список. По числу проставленных галочек Сабина поняла, что он только начал. Как всегда, зачесал волосы набок, чтобы прикрыть лысину. Напрасные мучения. Через несколько лет волосы станут тонкими, как папиросная бумага, и тогда это будет выглядеть нелепо. Но все равно он отличный парень и приятный коллега.

– Привет, Бина. – Валнер быстро взглянул вверх и провел кисточкой по белому порошку на подлокотнике стула. Пустая затея. Он обнаружит десятки различных отпечатков пальцев и в два раза больше фрагментов.

Симон, коллега помладше, тоже поднял глаза:

– Тебя Колонович сюда прислал?

Она не ответила. Симону около тридцати пяти, уже лет десять работает в оперативном отделе вместе с Валнером. Единственный из ее коллег, кого можно назвать красавчиком. Раньше после смены они частенько ходили в ирландский паб на Бетховенплац, и даже два раза к ней домой. Сабина знала, что это не большая любовь, и все равно позволяла ему ухаживать за ней. Но потом он неожиданно женился на другой. Конечно, Сабина сразу же порвала с ним. Она не знала, что творилось в его голове, да и не спрашивала. Симон склонился над трупом, который лежал под пультом органа. Только ноги торчали. На женщине была кремового цвета юбка, но ни обуви, ни чулок. Ее голые ноги были прикованы цепью к металлическим ножкам музыкального пульта.

– Кто погибшая? – спросила Сабина.

Симон выключил диктофон.

– У нее с собой нет удостоверения личности. Пока мы только знаем, что она не работала в церкви.

– Мне надеть бахилы?

– Не обязательно. – Симон поднял глаза. – Но, если собираешься подойти ближе, будь осторожнее, не наступи в чернила.

Чернила! Только сейчас Сабина увидела черные брызги на полу. Она подумала о пузырьке с чернилами, который упоминал ее отец. У Сабины стиснуло грудь и внезапно появилось чувство, что сердце вот-вот разорвется.

– Что произошло? – прохрипела она.

– Я как раз почистил скамьи в боковой секции, – пробурчал смотритель у нее за спиной. – И вдруг услышал органную музыку. Я сходил за священником, а когда мы побежали наверх, игра прекратилась. Никого не было. Только эта мертвая женщина.

Сабина подошла ближе. Клавиши органа-монстра напоминали пульт управления в кабине пилота. Клавиатуры на четырех уровнях и две полукруглые боковые панели с многочисленными кнопками и переключателями. Банкетка отодвинута в сторону. Труп лежал на спине. Его руки тоже были прикованы цепью к ножкам стола. На жертве была надета модная фиолетовая блузка. Сабина узнала ее. Она опустилась на колени, чтобы посмотреть на лицо женщины.

– Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что это не простое убийство. – Валнер сделал паузу. – Скорее казнь, которая…

Сабина больше не слушала. Она не могла оторваться от расширенных от ужаса глаз матери. Лицо бледное, как у призрака. Изо рта торчала гибкая трубка шириной с большой палец, к концу которой была прикреплена воронка. Рядом стояла черная канистра. Ее бездыханная мать лежала на холодном полу. Мороз охватил тело Сабины. Это невозможно! Разве ее мама может лежать здесь? Как ни странно, в голове вертелось только одно: Керстин, Конни и Фиона! Как им сказать, что бабушка лежит здесь, а Симон ее фотографирует?

У Сабины закружилась голова. Казалось, что холодный воздух собора и запах воска и ладана все быстрее вертятся вокруг нее. Сабина оперлась ладонью о пол. Она хотела, чтобы ее мама пошевелилась, закрыла глаза, снова открыла и села. Вставай же! Сабина невольно задержала дыхание. Не могла вдохнуть. Она давилась, ощущала желудочный сок во рту и соленые слезы на губах.

Священник, оказавшийся рядом, положил руку ей на плечо:

– Что с вами? Вы знаете эту женщину?

Валнер и Симон подошли ближе:

– Бина!

Зрачки ее матери! Такие прозрачные, еще не помутневшие. Что-то изменилось в ее лице – казалось другим. Необычным. Но Сабина не могла понять, что именно. Она лишь знала, что у нее было сорок восемь часов, чтобы найти маму живой.

Кто-то попытался оттащить ее от матери.

Вдруг Сабина закричала:

– Нет, нет, нет…

3

Сабина сидела ночью в своем бюро с чашкой горячего кофе. Ничто – ни учеба в полицейской школе, ни работа в оперативном отделе – не могло подготовить ее к тому, что однажды придется вот так обнаружить свою мать. И все равно – а может, именно поэтому – она задавалась вопросом, найдут ли ее коллеги преступника. Возможно, убийство ее матери никогда не будет раскрыто.

В настоящий момент Сабина занималась абсолютно неважными вещами, но она хотела отвлечься, и тем не менее ее мысли вертелись как белка в колесе. Апатично она думала об оглашении завещания и подготовке к похоронам. Лучше похоронить маму в Кельне или Мюнхене? Сабина и ее сестра выросли на бабушкиной ферме в Баварии и переехали в Кельн только из-за работы отца, который занимался ремонтом и реставрацией железнодорожного транспорта. Там мама работала сначала учителем, а потом директором школы. Но в глубине души всегда оставалась баваркой… до самой смерти. Слезы навернулись Сабине на глаза.

Моника сойдет с ума от горя, когда узнает о смерти мамы. Как объяснить Керстин, Конни и Фионе, что бабушка больше не придет их навестить? Больше нет смысла тянуть. Она набрала номер Моники. По голосу поняла, что та еще не спала. И рассказала сестре о том, что случилось.

– Убита? – Моника была на грани истерики.

– Да. Мне приехать к тебе?

– Нет… – Моника разрыдалась. – У тебя наверняка полно дел.

– Прежде всего я должна присмотреть за отцом.

– Он здесь?

Сабина рассказала всю историю, ненавидя себя за эту роль гонца, приносящего дурные вести.

– Постарайся заснуть, – сказала она на прощание и отключилась.

Сабина долго смотрела на телефонную трубку. Отец сидел в комнате ожидания в конце коридора. После нервного срыва в церкви Валнер привез ее на служебной машине в участок и предложил успокоительное, но Сабина отказалась. В это время патрульный полицейский отвез ее отца в управление. Сабина знала, что он воспринял известие о смерти бывшей жены так же тяжело, как она. Но сейчас ей было все равно. Она все еще не могла поверить, что отец молчал о похищении сорок восемь часов. Ты должен был позвонить мне! Она специально оставила его одного в комнате ожидания, потому что знала, как отреагирует, как только увидит. Сабине хотелось наброситься на него с кулаками… Сорок восемь часов!

Она встала и посмотрела на настенные часы. Пять минут двенадцатого. Утром об убийстве в соборе сообщат по радио, в газетах новость появится лишь в вечерних выпусках.

В комнате ожидания пахло свежезаваренным кофе, но отец не притронулся к чашке. В мусорном ведре лежало несколько носовых платков. Он сидел с покрасневшими глазами на деревянной скамье и смотрел на стену перед собой. Пальцы барабанили по подлокотнику. Увидев Сабину, он вскочил.

– То, что мне рассказали твои коллеги, – это правда?

Сабина кивнула.

– О господи, Белочка! – Плача, он прижал Сабину к груди, и в следующий момент ее злость и ненависть к отцу испарились. – Мне так жаль, – всхлипывал он. – Твои коллеги хотят меня допросить.

Она высвободилась из его объятий.

– Папа, это не допрос… просто несколько вопросов.

– Что я должен им рассказать?

Это просто невероятно! Какой глупый вопрос! Таким беспомощным она своего отца еще не видела.

– Правду, конечно, – сказала Сабина.

– Правду? Я знаю, как это будет, – фыркнул он. – Как только я упомяну, что уже два дня в курсе похищения твоей матери, меня обвинят в содействии в убийстве, потому что я ничего не предпринял. Не секрет, что мы два года вели «войну роз» и с тех пор находились в ссоре. Да я из этого не выкарабкаюсь.

– Отец! – Сабина начинала паниковать. – Ты должен рассказать правду. Ничего не скрывай, мне все равно это станет известно. – Она насторожилась. – У тебя ведь есть алиби на этот вечер?

Он пожал плечами.

– Сегодня утром я приехал в Мюнхен в надежде, что парень снова позвонит. Но он не давал о себе знать весь день, только вечером… А квартира твоей матери оказалась взломана.

Сабина схватила отца за руку.

– Ты был там? Ты ведь ни к чему не прикасался?

– Я… я не знаю. – Он махнул рукой.

В этот момент дверь открылась, и вошел Валнер.

– Господин Немез?

Отец Сабины глубоко вздохнул и выпрямился, словно пытаясь сохранить самообладание.

– Мы должны снять у вас отпечатки пальцев, это стандартная процедура, – объяснил Валнер. – И потом у нас будет несколько вопросов.

Сабина заметила, что отец оцепенел, а его взгляд стал холодным.

Пока с отцом беседовали, Сабина наведалась в бюро своего начальника. Колонович, которому скоро должно стукнуть пятьдесят, был великаном с широкими плечами, горчичного цвета волосами и бородой. Из-за морщинок и кругов вокруг глаз он выглядел старше своих лет. Иногда – например, сегодня – своим телосложением и сонорным голосом он напоминал бога Зевса. Нацепив очки для чтения, Колонович рассматривал пачку фотографий. Рядом с ним за столом сидел Симон. Они обсуждали это дело.

Когда Сабина кашлянула, Колонович поднялся и направился к ней. Взял ее руки своими лапами.

– Бина, мне очень жаль. Если хочешь, кто-нибудь из коллег отвезет тебя домой. Я дам тебе два дня отпуска.

– Спасибо, но сейчас я должна чем-то себя занять, иначе свихнусь.

Колонович кивнул:

– Ладно. Симон собирается осмотреть квартиру твоей матери. – Он бросил на коллегу взгляд. – Бина, откуда ты вообще узнала, что твою маму похитили?

Это был главный вопрос, который занимал всех. Она надеялась, что отец ничего не утаил и не пытался приукрасить.

– Мне сообщил отец.

Колонович не хотел мучить ее дальше.

– Ясно, – пробормотал он. – Скоро мы будем знать больше.

– Я поеду с Симоном в квартиру, – заявила она.

– Нет, он займется этим один.

– Это отвлечет меня, – возразила Сабина.

– Бина, я сказал – нет; а теперь марш отсюда!

Скрестив руки на груди, Сабина ждала перед машиной Симона. Около часа ночи температура воздуха была плюс пять градусов.

Симон поставил чемодан рядом с автомобилем и провел рукой по коротким светлым волосам.

– Так и знал, что ты здесь появишься.

– Общая входная дверь никогда не запирается, но на квартирной надежный замок. – От отца Сабина знала, что дверь взломали, но все равно вытащила, гремя, связку ключей. – Тебе понадобится поднять с постели управляющего, а в такое время это вряд ли удастся.

Он кивнул.

– Ладно, залезай, но шефу ни слова.

Можно не сомневаться, она ничего не расскажет.

Через двадцать минут они приехали на Винцерштрассе в Западном Швабинге. Симон припарковался перед четырехэтажным жилым домом из желтого кирпича с искусной лепниной. Лунный свет проникал сквозь листву деревьев, кованый забор отбрасывал короткие тени на тротуар. У Сабины сдавило грудь, когда они с Симоном – у каждого в руке тяжелый чемоданчик – открыли железную калитку и направились к дому. Все как при любом выезде на место преступления – и все равно ей казалось, что она просто навещает маму. Такой знакомый путь. Мусорный бак в нише, ржавый велосипед под навесом, таблички с именами на домофоне. Сабина толкнула дверь, которая со щелчком открылась.

Симон последовал за ней по лестнице на мансардный этаж. В воздухе стоял спертый запах фритюрного масла. Из-за одной квартирной двери раздавались приглушенные звуки работающего телевизора. Завтра утром Симон должен будет опросить жильцов, большинство из которых Сабина знает лично.

Мамина квартира единственная на верхнем этаже. Оставшаяся часть стропильной фермы находилась в открытом доступе. Летом здесь часто развешивали сушить одежду. Из-за многочисленных уклонов и скосов крыши почти все шкафы, комоды и стеллажи в квартире были сделаны на заказ – и оплачены отцовскими алиментами, которые мама получала после развода.

Не думай о родителях! Сегодня ночью это просто место преступления, как любое другое.

– Все в порядке? – спросил Симон.

– Да. – Сабина еще не до конца осознала, что ее матери больше нет в живых. Наверняка эти чувства накроют ее позже и куда сильнее. Но сейчас она была словно в трансе и хотела поскорее заняться расследованием.

– Что тебе удалось найти в соборе? – спросила она.

Симон, тяжело дыша, поднимался рядом с ней по лестнице.

– Никаких отпечатков на ведре, трубке, воронке или цепях. Я уверен, что убийца не оставил ничего на органе и взломанной двери.

– Возможно, на трупе.

– Бина, ты знаешь, сколько стоит вапоризация, и до сих пор мы практически никогда не находили отпечатков пальцев на коже.

– Но мы могли бы попробовать.

– Поговори с судмедэкспертом, – предложил Симон. – Труп повезли в отделение патологической анатомии. Сегодня ночью дежурит доктор Хирншаль.

О господи! Этот старый скряга никогда не согласится на вапоризацию, пусть даже на столе для вскрытия окажется его собственная мать. Он постоянно затягивал с исследованиями. Коллеги из отдела по расследованию убийств уже неделю ждали патологоанатомического заключения по трем чехам-гастарбайтерам, которые сгорели в автофургоне на шоссе. У Сабины был единственный шанс: она должна поговорить с прокурором. Но предварительная информация по делу будет направлена в прокуратуру только завтра утром. Кому бы ни поручили этим заниматься – она прилипнет к нему как репей.

Она посмотрела на Симона:

– Ты знаешь, что именно играли на органе? Это звучало профессионально или по-дилетантски?

Симон бросил на нее пронзительный взгляд:

– Хочешь еще раз опросить свидетелей? Бина, мы и так наткнемся на что-нибудь, что нам поможет.

Например, на звонок похитителя, подумала Сабина. Его электронный измененный голос, загадки и пузырек с чернилами, который он оставил отцу в качестве подарка и который отец брал в руки.

Какой же идиот!

Они подошли к двери.

– Это взлом, – констатировала Сабина.

Замок был погнут. Отпечаток долота на деревянной раме походил по размерам на тот, что они уже видели на двери собора. На ручке болтался пластиковый пакет с брошюрами. Взломщик действительно постарался и так ловко прикрыл дверь, что разносчику рекламы, похоже, не бросилось в глаза ничего подозрительного. Отец, вероятно, точно так же закрыл за собой дверь после визита.

– И почему у меня такое ощущение, что ты это уже знала? – спросил Симон.

Он прислонил к двери складной метр, сфотографировал следы взлома и снял отпечатки пальцев с ручки. Затем они надели бахилы и латексные перчатки и вошли в квартиру. Внутри пахло чаем. В коридоре булькала батарея. Сабина включила свет. Она рассчитывала увидеть перевернутые вазы, сдвинутую мебель, открытые шкафы или разбросанную по полу одежду. Ничего подобного. Все было как всегда. Мамины туфли стояли на подставке для обуви, новые жакеты висели на крючках. Пропала только сумка, которая обычно стояла рядом с зеркалом. Никаких следов борьбы! Только черные полосы на белой стене, словно начерченные углем.

– Если твою мать похитили отсюда, – размышлял Симон вслух, – убийца поджидал ее в квартире.

Сабина тоже так считала. Иначе бы маму насторожил треск дверной рамы. Но почему она не заметила, что дверь взломана? Сабина прошла в гостиную. И здесь все выглядело как всегда. На автоответчике только одно сообщение. Сабина включила его и услышала собственный голос, который отменял поход на курс пилатеса в пятницу. Неожиданно внутри зашевелились угрызения совести. Эти чертовы две серии «Тайн великих магов»! Если бы вместо этого она поехала к маме, возможно, похищение удалось бы предотвратить. По крайней мере, она обнаружила бы следы взлома, и уголовная полиция могла бы раньше начать расследование. Она связалась бы с отцом и узнала о таинственном звонке и пузырьке с чернилами.

Если бы, если бы, если бы… проклятье!

Голос Симона вырвал ее из раздумий.

– Ты занимаешься пилатесом? Я и не знал.

А ты был помолвлен? Я тоже не знала!

Почему-то ей не везло с мужчинами. Эрик, любовь ее юности, работал в Висбадене, а Симон никогда не хотел с ней серьезных отношений.

– Да, три месяца. – Сабина нажала на кнопку повтора. На дисплее высветился ее номер телефона. В тот же момент в кармане ее куртки завибрировал сотовый. Сабина сбросила звонок. Было бы слишком по-дилетантски, если бы похититель звонил с этого аппарата.

Она слышала, как на кухне Симон открывает и закрывает шкафы и ящики. При мысли, что он вторгся в интимную сферу ее матери, Сабина содрогнулась. Но это его работа – и Симон знает свое дело. По крайней мере, в профессиональном плане.

– Если он ждал здесь твою маму, то должен был как-то коротать время до ее прихода, – сказал Симон из кухни.

Сабина осмотрела телевизор и спутниковый ресивер и сняла отпечатки с пульта дистанционного управления. Последним работал ARTE, мамин любимый канал. Она обожала смотреть старые фильмы и спектакли французских и итальянских режиссеров. Будучи на посту директора начальной школы, она мучила своих маленьких подопечных текстами Марии фон Эбнер-Эшенбах и мифами Древней Греции. Можно сказать, перегибала палку. Но она была такой. С собственными дочерьми мама пыталась проделать то же самое – в результате ни Сабина, ни ее сестра книг не читали. Сабина хотя бы слушала в машине аудиокниги Давида Сафира и Томми Яуда. Конечно, не высокая мировая литература, но это ее подбадривало. Острых ощущений и напряжения ей хватало на работе. Для баланса было необходимо что-то с юмором, если она не хотела вконец разочароваться в жизни, как ее коллеги Симон, Валнер и Колонович.

Она не собиралась вечно оставаться с этой компанией циников, Сабина хотела бы перевестись в Федеральное ведомство уголовной полиции в Висбадене. Ее шансы выглядели не так уж плохо, все-таки женщины составляли там одну треть. Но она подала уже три заявления на обучение по направлению «психолог-криминалист» – все три были отклонены без каких-либо комментариев.

– Не думаю, что парень смотрел телевизор, – крикнула Сабина в кухню.

Одного взгляда на диван было достаточно, чтобы убедиться в этом: подушки взбиты и разложены именно так, как это всегда делала ее педантичная мать. Рядом с телевизором лежало несколько аудиокниг, которые Сабина одолжила маме несколько недель назад, чтобы та послушала что-нибудь другое, а не только мифы и легенды Древней Греции. Словно в трансе Сабина уставилась на диски. Гера Линд и Эфраим Кишон. Странное чувство охватило Сабину при мысли о том, что ее мать уже никогда не будет слушать эти записи.

В шкафчике под телевизором стояла шкатулка для украшений, в которой мама хранила часы, кольца и цепочки. На первый взгляд ничего не пропало. В глубине шкафа лежал завернутый в подарочную бумагу пакет. Сабина вытащила его. Тяжелый альбом с репродукциями? Голубая бумага, желтая ленточка. К пакету была прикреплена открытка. Сабина поднесла ее к свету. «Для моей малышки. С днем рождения! Мама». Сабине стало больно. Ее мать была предусмотрительной женщиной. Открытка была датирована на две недели вперед – четвергом 9 июня – днем рождения Сабины. Теперь перед празднованием состоятся похороны.

– Твоя мама пила кофе без молока?

Сабина отодвинула подарок и закрыла шкаф. «Пила», в прошедшем времени. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и посмотрела вверх, на потолок.

– Только чай, в основном Twinings… а что?

– Здесь стоит наполовину пустая чашка с черным кофе.

Сабина прошла в кухню. На кофемашине, которую мама включала, лишь когда к ней приходили Моника или Сабина, горела красная лампочка. На столе стояла чашка с ложкой, рядом сахарница.

– Он пил кофе, а твоя мама застала его врасплох, – продолжал Симон. Выплеснул остатки кофе и положил чашку в пластиковый пакет. – Возможно, анализ ДНК что-нибудь покажет.

Сабина представила, как тот парень ждал ее маму. Хотя она старалась отогнать от себя эти мысли, картинки то и дело всплывали перед ее внутренним взором. Наверное, он услышал ее шаги на лестничной площадке и побежал к двери. Наверняка ей бросились в глаза следы взлома, но мерзавец или втащил ее в квартиру, угрожая оружием, или нейтрализовал каким-то наркотическим средством или ударом по голове.

– Бина, ты должна это увидеть.

На полу валялась мамина черная сумка. На пластиковых ножках белела краска со стены. Полосы в коридоре! Видимо, во время борьбы мама оказалась прижатой к стене.

Содержимое сумочки было вытряхнуто на комод. Симон ковырялся ручкой-фонариком: пачка сигарет, зажигалка, кошелек, тени для век, помада и зачитанная «Шахматная новелла» Цвейга с множеством загнутых уголков.

– В кошельке почти двести евро, – объявил он. – Нашему убийце деньги не нужны.

Как и сережки или жемчужные бусы. Невольно Сабина подумала о маминой страховке на случай смерти и прочей бюрократической ерунде. Господи, да сконцентрируйся же! Симон отодвинул пачку жевательной резинки. При виде упакованного в фольгу презерватива Сабину бросило в жар. Есть ли у нее право вторгаться в интимную сферу ее матери?

– Чего-нибудь не хватает? – спросил Симон.

– Телефона и адресной книги, – ответила Сабина.

С их помощью он связался с ее отцом.

Неожиданно она поняла, почему убийца выбрал ее отца. Она бросилась из кухни в спальню. Окно было откинуто, на кровати свежее постельное белье. И все равно в комнате пахло мамиными духами. На комоде рядом с зеркалом расставлены фотографии в рамках: Сабина, Моника и три племянницы. Сабина настояла и на фото их отца из последнего совместного отпуска на Северном море – загорелый, в соломенной шляпе от солнца и с сияющей улыбкой. На плечах у него сидит Сабина – в одной руке стаканчик мороженого, черная кепка машиниста сползла на глаза. И сегодня это была ее любимая фотография.

На ковре лежали осколки стекла. Кто-то вынул снимок из фоторамки.

4

Хелен Бергер резко села в постели. Ее сердце бешено колотилось. Снаружи на горизонте уже светлела серебряная полоса. Куда запропастился чертов будильник? Она ощупала прикроватную тумбочку и задела нескрепленный манускрипт. Пачка бумаги съехала на ковер. Научно-популярный труд о диссоциативном расстройстве личности, который она уже две недели корректировала по ночам, когда Франк засыпал. Закладка наверняка выпала… Шелест не разбудил Франка. Как это на него похоже! Он тихо посапывал рядом. Наконец она нашла будильник и включила подсветку. 04:58. Слишком рано для разносчика газет. Да и лай Дасти звучал как-то по-другому.

Хелен спустила ноги с кровати и прислушалась. Рычание Дасти становилось все более угрожающим. Обычно он никогда не выбегал по ночам наружу через дверцу для собак. Но сейчас Дасти почему-то сидел на краю участка и лаял на что-то на улице или в поле. По крайней мере, так казалось через откинутую фрамугу окна. А сегодня даже не полнолуние.

Хелен накинула короткий халат и выскользнула из спальни. Над домом проплывали тучи. На миг лунный свет проник через мансардное окно и осветил проход и лестницу, которая вела на нижний этаж. Хелен спускалась на цыпочках – и это показалось ей абсурдным. Почему она крадется по собственному дому? Франк спит как сурок, а Дасти все равно сидит снаружи и лает что есть силы.

Она отодвинула занавеску на двери террасы и увидела очертания маленького джек-рассел-терьера рядом с почтовым ящиком. Дасти нервно дергал хвостом и лаял на пустую дорогу, ведущую в деревню.

Хелен открыла дверь и босиком вышла на террасу. В воздухе пахло навозом. Вчера вечером фермеры удобряли поля напротив их земельного участка. В этом году ячмень уродится на славу – и это при ее аллергии. Хелен стояла на холодных плитах террасы и оглядывалась. Серебряный свет уже озарял горный гребень, погружая окрестности в утренние сумерки. Она надела кроссовки, которые стояли под складным столом, пересекла лужайку и присела рядом с Дасти на траву.

– Тише, старик, – прошептала она и почесала пса.

Белый джек-рассел с черными кругами вокруг глаз замолчал. Но его уши были все еще прижаты к голове, а сам он, как загипнотизированный, смотрел на дорогу, уходящую в деревню, – словно в темноте подстерегала ужасная опасность.

– Что ты увидел? – прошептала Хелен. – Кошку? Злую куницу? – Дасти был слишком хорошо выдрессирован, чтобы бегать за ними. Она посмотрела на почтовый ящик – газета еще не торчала из прорези, значит, его взбудоражило что-то другое.

Их участок не был окружен забором. В деревне Грискирхен это не нужно. Хелен унаследовала эту виллу от родителей. Она здесь выросла и знала каждую травинку и каждый камешек. Грискирхен находилась километрах в семи от Вены и идеально подходила Хелен для работы. Нигде больше она не хотела бы работать психотерапевтом. После смерти родителей она отремонтировала виллу, а в перестроенном гостевом домике устроила свой врачебный кабинет. Идиллия этого места успокаивающе действовала на ее клиентов, которым были знакомы только серые городские учреждения. Напротив виллы тянулись ячменные поля, и иногда, как сегодня утром, с них веяло пряным духом. Хелен любила этот запах, чего не скажешь о Франке. Он был прокурор, всегда жил в Вене и лишь два года назад очень неохотно переехал в этот дом. Раньше он проявлял больше понимания, но со временем это изменилось.

Хелен погладила пса и подняла глаза. Ни в одном из соседских домов не горел свет. Грискирхен тихо и мирно спала, в окружении гор, лесов и полей. Дасти тоже успокоился и улегся на землю.

Хелен встала.

– Пойдем в дом!

Дасти не пошевелился.