Перевороты и революции. Зачем преступники свергают власть Зыкин Дмитрий
Введение
Государственные преступники, свергающие власть, во все времена прикрываются «интересами народа». Схема, которую они пытаются навязать обществу, выглядит следующим образом.
1. Действующий режим «прогнил».
2. Народ, измученный властью, «спонтанно и стихийно» поднялся, вышел на улицы и потребовал отставки первых лиц государства.
3. Силовики «прогнившего режима» частично перешли на сторону «народа» и отказались защищать государственную власть, а частично просто попрятались, разбежались и растерялись, испугавшись «народного протеста».
4. И вот результат — власть свергнута, появляется новое правительство, которое «нельзя» называть узурпаторским и незаконным. Это люди, болеющие за интересы страны, отстаивающие идею свободы, демократии и так далее.
Последние перевороты, известные как «Майдан» и «арабская весна», являются типичными примерами такого рода. Но это далеко не единственные и далеко не уникальные события. В истории было множество переворотов и революций, и накопленный массив информации показывает полную несостоятельность пропагандистской картины.
Реальная механика переворотов принципиально отличается от того, что организаторы свержения власти подают через свои СМИ и о чем победители потом пишут в учебниках.
Анализ показывает, что революция (переворот) готовится задолго до формального начала уличных беспорядков. Свержение власти — это спланированные и хорошо продуманные действия, в основе которых лежит военная сила. Вместе с тем в качестве камуфляжа используются разнообразнейшие приемы переключения внимания общества с истинных заказчиков и исполнителей государственного преступления на внешнюю шумиху, митинги, громкие заявления на улицах и прочую пропагандистскую трескотню.
Нет недостатка в работах, посвященных именно внешней стороне вопроса, но реальная механика поступков государственных преступников, осуществляющих силовое свержение власти, далеко не полно отражена в литературе. Данная книга призвана отчасти компенсировать данный пробел, что позволит лучше ориентироваться в реальных общественно-политических процессах.
В книге используется широкий круг примеров из мировой и российской истории, позволяющий выявить закономерности и ключевые черты переворотов в разных странах и эпохах. Февральская революция в России, путчи в Латинской Америки, свержение властей в Азии и Африке строились по практически одному и тому же сценарию. Несмотря на различия в культурах, экономическом положении, исторических обстоятельствах совершенно разных стран, алгоритм силовых действий оказывается почти идентичным.
Глава 1. Революция как реальность: во власти ложных схем
«Арабская весна» и «Майдан» приковали внимание общественности к старому вопросу: почему и как совершаются революции? В ходу схема, прекрасно известная любому, кто учился в советской школе. Революции происходят тогда, когда народу плохо. Причем «плохо» не по субъективным, а по объективным, четко проверяемым критериям.
Растет безработица, падают доходы, снижается потребление товаров, разваливается экономика, люди начинают голодать и так далее. На этом фоне растет возмущение, массы выходят на улицы, появляются соответствующие лидеры. В это время в правительстве царит разброд, власть не может вывести страну из экономического и социального тупика, армия и прочие силовые структуры «переходят на сторону народа», и дело готово — режим свергнут.
Эта концепция давно подвергалась разносторонней критике, но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. В этом смысле последние события оказались весьма наглядным материалом. Было очень поучительно наблюдать за тем, как эволюционировали комментарии политологов по мере падения режимов целого ряда арабских стран.
Когда начались беспорядки в Египте, эксперты бодрым тоном объяснили причины революции следующим образом: высокая безработица, постепенное падение уровня жизни, рост численности населения, для которого нет соответствующей экономической ниши, а значит, нет и перспектив. При этом власть коррумпирована, неэффективна, неспособна отвечать на вызовы времени и т. п. Короче, вариация на тему «верхи не могут, низы не хотят».
Когда на ливийские улицы вышли противники Каддафи, уверенности в голосе у политологов резко поубавилось. События никак не втискивались в привычную схему: все же знали, что уровень жизни в Ливии рос очень быстро, страна превращалась в «африканский Кувейт», а государство обеспечивало населению такие высокие социальные гарантии, о которых большинство стран мира и не мечтают. Проблемы массовой безработицы при Каддафи и близко не было, сам режим становился свободнее, избавляясь от идеологических перегибов прошлого.
Дальше — больше. Если в Египте президента свергли довольно быстро и это еще можно было хоть как-то выдать за волю народа, то Каддафи уперся, и пресловутый «народ» сам по себе не имел ни единого шанса на победу. Как раз наоборот, пока в дело не вмешались иностранные государства, применив военную силу, войска, лояльные официальной власти, развивали успешное наступление на районы, контролируемые мятежниками.
События в Сирии поначалу напоминали ливийские, но затем стали развиваться по собственной логике. Развернулась затяжная война с активнейшим иностранным участием. При этом комментаторы по инерции, рефлекторно пытались объяснить причины конфликта социальными проблемами, но уже от былой уверенности не осталось и следа. Теперь доминирующим взглядом на события стало признание решающей роли внешнего фактора. Уже никто не называет конспирологией ссылки на вмешательство иностранных спецслужб, частных армий и т. п.
Но это еще что! Настоящий момент истины наступил, когда поднялся купающийся в нефтедолларах Бахрейн, тут уже в экспертной среде случилась «немая сцена».
Характерно, что революционеры нигде не смогли выполнить ни одного своего обещания. Стало только хуже. То, что именно так и произойдет, было понятно с самого начала. Период Каддафи уже называют золотым веком Ливии, который ушел навсегда. Не нравился один «диктатор»? Получите десятки микродиктаторов в каждом городишке, распад страны и войну всех со всеми.
Молодежи было скучно в странах, управляемых недостаточно светскими режимами? Ну что ж, получите власть религиозных фанатиков-сектантов. В Египте росла безработица, и редкой удачей считалось устроиться работать в туристической сфере? Отлично. Революция резко сократила приток туристов, рабочих мест — и денег в стране стало еще меньше. Как видим, больше всего повезло Бахрейну, где революцию удалось быстро придушить, причем пригласив иностранные войска.
Когда начинались события второго «Майдана», по Интернету распространяли демотиватор следующего содержания. Коллаж состоял из двух фотографий: на одной изображался мирный Киев, а на другой кадр полной разрухи в Сирии. Тогда это казалось лишь пропагандистским преувеличением, сейчас это уже реалии жизни городов Новороссии.
Что касается отечественной истории, то и в нашей стране было нечто очень похожее. Февральская революция 1917 года. В тех событиях до сих пор пытаются отыскать экономическую подоплеку. Ну что ж, пройдемся по расхожим объяснениям предпосылок революции-1917.
1. Возмущенные массы вышли на улицы, не желая терпеть перебои в снабжении Петрограда хлебом. «Прогнивший режим» продуктовую проблему решить не смог.
Сторонникам этой точки зрения хотелось бы напомнить, что за время блокады Ленинграда от голода погибло свыше 600 тысяч человек. Был момент, когда паек рабочего составлял 250 граммов эрзац-хлеба в день, а паек служащего и того меньше — 125 граммов. Значительную часть этого так называемого хлеба составляли несъедобные примеси. И это практически все «продукты» на день. В результате люди ели клей, падаль, а иногда и других людей. Умирали сотнями тысяч. И никаких революций. Никаких митингов.
2. Царь «втянул нашу страну в ненужную войну».
Когда объясняешь, что это Германия напала на Россию, а не наоборот, то бодрым голосом замечают, что, мол, царь сам в этой войне и виноват. Именно он начал мобилизацию, что дало повод Германии совершить агрессию. Вместо мобилизации надо было подождать.
Хорошо. В 1941 году так и было сделано, но Германия взяла и вероломно ночью атаковала СССР. Потом советская пропаганда, не моргнув глазом, объясняла катастрофу 1941 года именно внезапностью нападения. Могу себе представить, какой пропагандистский вой стоял бы все последующие сто лет, если бы царь пропустил первый удар Германии, не успев сделать мобилизацию. Тут было бы всё: и близорукая внешняя политика, и неадекватность военного планирования, и паралич государственного аппарата. Но при царе мобилизация прошла как часы, а кампания 1914 года была выиграна именно Россией. Любители расписывать «позорное поражение» генерала Самсонова стыдливо умалчивают, что по итогам 1914 года русские войска стояли все-таки на территории Германии и далеко вклинились в Австро-Венгрию.
3. У русской армии при царе «не было» снарядов, винтовок, тяжелой артиллерии.
Предположим, что это так (хотя это не так), но только вот на третий год войны «прогнивший царизм» держал фронт на расстоянии 800 км от Петрограда и за 1000 км от Москвы. Рига, Минск и тем более Смоленск, Одесса, Севастополь были тыловыми городами. «Без снарядов, пушек и винтовок» смогли не допустить врага к столицам. Но «бездарного Николашку» клеймили позором за военные поражения, а потом и свергли. А в 1941 году немцы оказались за месяц боев у Ленинграда, а снять блокаду удалось только в 1944 году. Немцы разглядывали Москву в бинокль, стояли у Волги и на Кавказе. И ничего! Ни волнений, ни демонстраций, ни выступлений оппозиционных политиков с речами «глупость или измена?».
«СССР в одиночку победил Гитлера, которому помогала вся Европа, а в Первой мировой русский фронт был второстепенным», — любит говорить пропаганда. Но именно политика Николая II и была направлена на то, чтобы у России были сильные военные союзники. То, что главный удар немцы наносили на Западе, это прямая заслуга нашего царя. Это триумф его стратегического мышления, которое спасло жизни миллионам наших людей. Европа воевала против Германии с полным напряжением сил, чего никак не удавалось добиться от Запада Сталину.
Советская пропаганда десятками лет подчеркивала, что второй фронт был открыт очень поздно, когда исход войны был уже предрешен. Назовем вещи своими именами: когда СССР миллионами жизней заплатил за победу, Запад наконец-то соизволил начать высадку в Нормандии. А Николай II сделал так, что Франция и Британия с первых дней войны сковывали основные силы нашего противника. Идем дальше.
4. При царе была «экономическая отсталость».
Вообще-то накануне февраля 1917 года промышленное производство в России находилось на четвертом месте в мире, а сельское хозяйство — на втором. Но главное не это. Совершенно очевидно, что революция и Гражданская война привели к тотальной разрухе и дезорганизации экономики, массовой эмиграции и гибели квалифицированных специалистов, деградации науки. Ясно, что отсталость такими мероприятиями никак не устраняется, а наоборот — только лишь усугубляется. Да это видно и по конкретным цифрам. Возьмем показатели чистого национального дохода, сделав поправки на инфляцию и изменившиеся границы. Специально беру ситуацию в России накануне февраля 1917 года, то есть использую экономические показатели за 1916 год.
Сельское хозяйство: Россия 1916 год — 5723 млн рублей. Эти же территории в 1921 году — 3282.
Крупная промышленность: Россия 1916 год — 2268 млн рублей. Эти же территории в 1921 году — 384.
Строительство: Россия 1916 год — 512 млн рублей. Эти же территории в 1921 году — 60.
Транспорт: Россия 1916 год — 1198 млн рублей. Эти же территории в 1921 году — 178.
Другие гражданские отрасли: Россия 1916 год — 3270 млн рублей. Эти же территории в 1921 году — 1357. (Источник: Маркевич А., Харрисон М. Первая мировая война, Гражданская война и восстановление.)
Где должна была произойти революция при таком-то обвале? Неужели в 1917 году при царе? А может быть, в 1921 году при Ленине? Факт голода в Советской России уже к весне 1918 года не отрицался даже советскими историками. Но где же революция? Большевики сохранились у власти и даже выиграли Гражданскую войну — на фоне голода, в кольце блокады белыми армиями и бесконечными крестьянскими восстаниями у себя в тылу. Голод повторился в 1921–1923 годах. И вновь никакой революции не произошло.
5. Пресловутый земельный вопрос. Царизм не раздал всю землю страны крестьянам.
Можно подумать, у английского крестьянина земли было больше. Ну хорошо, оставим Англию и вернемся в СССР. Во время коллективизации у крестьян в массовом масштабе произвели изъятие земель. И не только. Еще и лошадей и коров. В начале 30-х вновь разразился голод с многомиллионной сверхсмертностью. Затем голод пришел в Мордовию, а в 1947 году голод опять вернулся.
На это часто говорят, что голод 1918, 1921–1923, 1930-х и 1947 года — это следствие форс-мажорных обстоятельств, крупных войн. Ну а перебои с хлебом в Петрограде разве произошли не во время чудовищной войны? Тем не менее царизму никто не делает на это никаких скидок. Мол, допустил царь очереди в Петрограде — значит, режим прогнивший, монарх слабый и революция закономерна. При этом в СССР очереди за элементарными продуктами и товарами тянулись многие годы. Так было и до войны, и во время войны, и после. А что касается земли, то в СССР иметь ничтожные шесть соток считалось большим благом и было мечтой миллионов. И где же революция?
История как будто поставила дьявольский эксперимент, повторив при большевиках в куда больших масштабах то, за что критиковали царя. Красная армия терпит поражения, немыслимые для императорской армии. Народ голодает так, как не было никогда за все правление Николая II. Крестьяне и рабочие, для блага которых якобы делалась революция, оказались обобраны до нитки, многие из них «нашли» себе работу в лагерях и были счастливы, что их не расстреляли.
Как видим — целый набор «объективных предпосылок», которые «закономерно» привели к свержению власти в 1917 году, не сработали против советской власти. Напрашивается очевидный вывод: есть какие-то иные факторы, которые имели решающее значение. Именно они сделали возможным революцию февраля, и именно они отсутствовали впоследствии, поэтому никакой «народной» революции против Ленина или Сталина не случилось.
Что же это за факторы? Чтобы ответить на этот вопрос, нам понадобится проанализировать значительный массив информации, изучив, как совершались перевороты в других странах. Если удастся выявить постоянно повторяющиеся моменты, то, скорее всего, в них и кроется ответ.
Глава 2. Февральская революция как военный переворот
Классические рассуждения о причинах Февральской революции сводятся к нехитрой схеме: царизм зашел в тупик, а доведенные до отчаяния массы (рабочие, крестьяне, солдаты) подняли восстание. Тогда для спасения страны генералы и представители Думы разъяснили государю всю тяжесть сложившегося положения, и Николай принял решение отречься от престола. Однако факты четко показывает, сколь наивна эта расхожая версия. Бывший начальник Московского охранного отделения давно обнародовал сведения исключительной важности, и по ним прекрасно видно, какое отношения к революции имело «стихийное восстание недовольных масс»:
«Я только что затронул вопрос большой важности: недостаточной осведомленности нашего центрального руководственного аппарата по политическому розыску, то есть Департамента полиции, по отношению к подготовке лидерами Прогрессивного блока так называемого „дворцового переворота“. Слухи об этой затее, конечно, ходили, и кто тогда, в 1916 году, их не слышал? Но конкретно на чем они основывались?
В 1916 году, примерно в октябре или ноябре, в так называемом „черном кабинете“ московского почтамта было перлюстрировано письмо, отправленное на условный адрес одного из местных общественных деятелей (фамилию забыл), и копии письма, согласно заведенному порядку, получили Департамент полиции и я.
Письмо — без подписи — по своему содержанию было совершенно исключительным. Оно вызвало во мне одновременно тревогу и решение обследовать его лично, установив предварительно контакт с директором Департамента полиции, чтобы обсудить дальнейшие действия. Содержание письма я немедленно сообщил градоначальнику.
К глубочайшему сожалению, я не могу по памяти воспроизвести точное содержание письма, но смысл заключался в следующем: сообщалось для сведения московским лидерам Прогрессивного блока (или связанным с ним), что удалось окончательно уговорить Старика, который долго не соглашался, опасаясь большого пролития крови, но наконец под влиянием наших доводов сдался и обещал полное содействие…
Письмо, не очень длинное, содержало фразы, из которых довольно явственно выступали уже тогда активные шаги, предпринятые узким кругом лидеров Прогрессивного блока в смысле личных переговоров с командующими нашими армиями на фронте, включая и Великого князя Николая Николаевича.
В эмигрантской литературе, насколько я помню — в „Современных записках“, появились статьи, довольно откровенно разъясняющие содержание этих „личных переговоров“, по крайней мере с Великим князем Николаем Николаевичем; с ним вел переговоры известный Хатисов.
Казалось бы, что российское императорское правительство уже по одним этим фактам могло и должно было быть в полном курсе заговора. Но Великий князь „промолчал“, а Департамент полиции, по-видимому, не смог довести до сведения Государя об измене „Старика“, который был не кем иным, как начальником штаба самого Императора, генералом Алексеевым! Многое после революции 1917 года было вскрыто, многое выплыло наружу, но предательская роль генерала Алексеева, благодаря молчаливому соглашательству его сподвижников по Добровольческой армии и соучастников по предательству, до сих пор, насколько я знаю, не освещена с достойной ясностью и полнотой.
Между тем для будущих историков нашей революции и „дворцового переворота“ необходимо знать о предательской роли главного сподвижника Государя на фронте, поцеловавшего иудиным лобзанием перед отъездом Императора к заболевшим детям и знавшего хорошо, что ожидает его на станции Дно…
О том, что кличка „Старик“ относится именно к генералу Алексееву, мне сказал директор Департамента полиции А. Т. Васильев, к которому для личных переговоров по поводу этого письма я немедленно выехал из Москвы»[1].
В феврале 1917 года в Ставку из отпуска возвращается Алексеев, вскоре туда прибывает и Николай II. Дальше события приобретают стремительный ход. 23 февраля начинается забастовка рабочих Петрограда, 24 февраля митинги перерастают в столкновения с полицией, 25 февраля на фоне роста забастовочного движения выходит из-под контроля казачья сотня, которая отказывается содействовать полиции на Знаменской площади. 27 февраля бунтуют солдаты в л. — гв. Волынском и Литовском полках, вскоре мятеж охватывает и другие части Петроградского гарнизона. 2 марта от власти окончательно отстраняется царь Николай.
Свержение строя состояло из двух параллельно развивающихся фаз. Высший генералитет должен был фактически арестовать царя, а в Петрограде организовывались «народные выступления» с целью закамуфлировать военный переворот. Впоследствии председатель Военно-промышленного комитета, видный февралист Гучков признавался, что заранее разработанный план дворцового переворота состоял из двух операций. Предполагалось остановить поезд царя во время его движения между Царским Селом и Ставкой, а потом заставить Николая отречься от престола. В это же время части Петроградского гарнизона должны были осуществить военную демонстрацию.
В общем-то, нечто подобное произошло в реальности. Конечно, есть и отличия, ведь даже тщательно продуманные планы обычно идут не совсем так, как ожидалось. Но основные элементы сценария, о котором говорил Гучков, налицо.
Понятно, что перевороты осуществляют силовики, а в случае бунтов опять же силовики должны давать отпор мятежникам. Вот и посмотрим, как они повели себя в дни Февральской революции. Список людей, чьи действия мы обязаны проанализировать, совсем небольшой. Это военный министр Беляев, морской министр Григорович (с учетом того, что Петроград — портовый город, его должность имела особо важное значение), министр внутренних дел Протопопов и несколько высших генералов, армейских высокопоставленных начальников.
Григорович во время Февраля «заболел», активных действий по защите законной власти не предпринимал, напротив, именно по его требованию последние части, сохранявшие верность монархии, были выведены из Адмиралтейства, где они пытались закрепиться. 27 февраля, когда забунтовали Волынский и Литовский полки, правительство хотя и существовало, но, по сути, ничего не делало. Правда, Совет министров все-таки собрался в 16:00 в Мариинском дворце. На этом знаменательном заседании решали вопрос об отставке Протопопова, а поскольку у министров не было полномочий сместить его с должности, то Протопопову предложили сказаться больным и тем самым отойти от дел. Протопопов согласился, а вскоре добровольно сдался революционерам.
Произошло это до объявления об отречении царя, то есть Протопопов не сопротивляется мятежу, не пытается хотя бы сбежать, а просто слагает с себя полномочия. Впоследствии на допросе он утверждал, что ушел с поста министра еще раньше — 25 февраля. Очень можно быть, что это правда.
В ночь на 28-е правительство окончательно перестало делать вид, что оно функционирует, и прекратило какую-либо работу.
Поведение военного министра Беляева было сходно с действиями Протопопова. 27 февраля Беляев принял участие в совещании у Председателя Совета министров, потом переместился в здание Адмиралтейства. 28 февраля войска, защищавшие Адмиралтейство, покинули его, и военный министр отправился к себе на квартиру. Там переночевал и 1 марта пришел в Генеральный штаб, откуда позвонил в Думу с просьбой принять меры по защите его квартиры! В ответ ему посоветовали поехать в Петропавловскую крепость, где Беляева защитят надежнее всего. Видимо, это был такой черный юмор. Тогда Беляев пришел в Думу, и вскоре его арестовали. Вот и все действия военного министра в решающие дни Февраля.
Что это? Паралич воли, трусость, глупость, несоответствие служебному положению? Вряд ли. Вот это как раз не глупость, а измена. Ключевые силовики просто отказались встать на защиту государства.
А что же царь? Что он делал в эти дни? Перенесемся в Ставку, куда Николай прибыл из Царского Села 23 февраля. Интересно, что по пути следования поезда царя приветливо встречали местные жители. В Ржеве, Вязьме, Смоленске народ снимал шапки, кричал «ура», кланялся. Поначалу распорядок работы царя в Ставке ничем не отличался от обычного. Об этом мы можем судить по воспоминаниям генерала Дубенского, который находился рядом с Николаем в те дни.
25 февраля в Ставку стали поступать сведения о беспорядках в Петрограде. Отметим, что кабинет Николая был соединен телефонным проводом с Царским Селом и царь имел свой собственный канал для получения информации. Более того, телефонная связь была и с Петроградом. С учетом этого факта как-то странно выглядят постоянно встречающиеся в литературе указания на то, что в Ставку шли телеграммы, причем по важнейшим вопросам. Например, пишут, что Родзянко направил царю телеграмму с просьбой назначить «ответственное правительство». Почему не позвонил Николаю? Дальше — больше. Дубенский утверждает, что в ответ на просьбу Родзянко царь будто бы через Алексеева дал согласие на создание такого правительства. Причем ответ Николая Алексеев передавал по телефону. Это полная нелепица. Глава государства не генерал Алексеев, а царь Николай II, и такие важнейшие вещи, как назначение нового правительства, не сообщают через начальника штаба. Поэтому данное свидетельство Дубенского историки считают ошибкой.
Однако есть другая странность, которая обычно не оспаривается. Такой крупный исследователь Февральской революции, как Георгий Катков, пишет, что царь в Ставке получал телеграммы от своей жены Александры Федоровны. То есть, несмотря на прямой провод, ведущий в кабинет Николая, несмотря на постоянные разговоры со своим мужем по телефону, царице почему-то взбрело в голову посылать телеграммы. Возникает вопрос: действительно ли эти телеграммы принадлежали царице? А может быть, Николая уже изолировали от телефона в Ставке, и тогда Александра Федоровна, отчаявшись связаться по телефону с Николаем, решила отправить телеграммы?
27 февраля Алексееву позвонил великий князь Михаил и предложил себя в качестве регента. С какой стати? Разве царь отрекся? Разве Николай низложен? Официально считается, что нет, однако в этом случае поведение Михаила, мягко говоря, странно. Судя по всему, уже 27 февраля царь был под «присмотром», и об этом сообщили Михаилу. Однако рано утром 28 февраля Николай каким-то образом выскользнул из-под «полуареста» и на поезде рванул в Царское Село.
Итак, Николай едет, поначалу рядовые начальники станций, местная власть, полиция его не останавливают, совершенно закономерно считая, что едет глава государства. Мало ли что там в Петрограде творится, а здесь царь, и его надо пропустить. Да к тому же мало кто в провинции вообще знал о мятеже в столице. Планы заговорщиков оказались явно нарушены. Однако в это же самое время, 28 февраля, комиссар Временного комитета Государственной думы Бубликов погрузил в грузовики солдат, сам сел в автомобиль и направился в Министерство путей сообщения. Надо сказать, что в министерстве находился центр управления телеграфной сетью, связанной со станциями всей страны. Именно захват сети, захват этого Интернета столетней давности и был целью Бубликова. По сети можно было оповестить всю страну о смене власти, а также узнать, где же находится в это время царь. В тот момент февралисты об этом не знали! Но как только Министерство путей сообщения оказалось в руках мятежников, Бубликов получил возможность отслеживать движение царского поезда. Сотрудники станции в Бологом телеграфировали Бубликову, что Николай движется по направлению на Псков. По телеграфу пошли приказания Бубликова: не пускать царя севернее линии Бологое — Псков, разбирать рельсы и стрелки, заблокировать все военные поезда ближе 250 верст от Петрограда. Бубликов боялся, что царь мобилизует верные ему части. И все-таки поезд двигался, в Старой Руссе народ приветствовал царя, многие были рады увидеть монарха хотя бы через окно его вагона, и вновь станционная полиция не решилась препятствовать Николаю.
Бубликов получает сообщение со станции Дно (245 км от Петрограда): выполнить его приказ не представляется возможным, местная полиция — за царя. 1 марта Николай достиг Пскова, на платформе его встретил губернатор, вскоре туда приехал командующий Северным фронтом Рузский. Казалось бы, в распоряжении царя оказались огромные военные силы целого фронта. Но Рузский был февралистом и отнюдь не собирался отстаивать законную власть. Он начал переговоры с Николаем о назначении «ответственного правительства». 2 марта в Псков прибыли два представителя Думы: Шульгин и Гучков, потребовавшие от царя отказаться от престола. Официальная версия событий гласит, что 2 марта Николай подписал манифест об отречении. О том, что происходило 1–2 марта, написано немало, но сведения противоречат друг другу. В мемуарах и других свидетельствах, которые оставили после себя многие участники тех событий, видны попытки самооправдания. Когда страна в результате свержения Николая погрузилась в анархию, когда победа в войне сменилась поражением, а у власти оказались явные проходимцы, многие февралисты схватились за головы. Они поняли, что натворили, но у них не хватило мужества признать свою вину, и февралисты начали лгать кто во что горазд.
В результате до сих пор невозможно точно установить ни детали отречения, ни истинную роль в мятеже ряда деятелей того времени. Более того, в наши дни сам факт отречения оспаривается некоторыми исследователями. Для этого есть серьезные основания, разбор которых выходит за рамки моей книги, но один красноречивый факт я все-таки считаю необходимым сообщить. Отрекшись от престола, царь как ни в чем не бывало поехал в Ставку и 4 марта принимал рутинный доклад Алексеева о положении на фронтах. Это настоящий театр абсурда. В качестве кого свергнутый Николай принимает доклады? Почему Алексеев считает необходимым отчитываться перед низложенным монархом? Эти вопросы еще ждут ответа.
Февралисты бичевали царизм за «неэффективность», «неспособность» добиться победы на войне, «перебои со снабжением» и многих других грехах. Но вот они пришли к власти, и чего же, собственно, добились?
11 ноября 1918 года закончились боевые действия Первой мировой войны. Компьенское перемирие, заключенное Антантой и Германией, прекратило одну из самых кровопролитных войн в истории человечества.
Окончательный итог был подведен позже, раздел трофеев между победителями официально закреплен Версальским мирным договором от 28 июня 1919 года. Однако уже в ноябре 1918-го всем было ясно, что Германия потерпела полное поражение. Ее союзники вышли из войны еще раньше: Болгария — 29 сентября, Турция — 30 октября и, наконец, Австро-Венгрия — 3 ноября.
Победители, в первую очередь Англия и Франция, получили значительные приобретения. Репарации, территории в Европе и за ее пределами, новые экономические рынки. Но и большинство других участников антигерманской коалиции не осталось без добычи.
Румыния, вступившая в войну лишь в 1916 году, разгромленная за два с половиной месяца и даже успевшая подписать с Германией договор, резко увеличилась в размерах. Сербия, в ходе боевых действий полностью оккупированная войсками противника, превратилась в крупное и влиятельное, по крайней мере на Балканах, государство. Кое-что получила Бельгия, разбитая в первые же недели 1914 года, с выгодой для себя завершила войну и Италия.
Россия не получила ничего, и это одна из самых больших исторических несправедливостей XX века. Кампанию 1914 года русская армия завершила на территории врага, в самый тяжелый 1915 год, год отступления, все равно немцев удалось остановить по линии Рига — Пинск — Тернополь, а на Кавказском фронте нанести Турции тяжелые поражения.
1916 год стал переломным на русском фронте, весь год Германия и Австро-Венгрия, напрягая все силы, едва сдерживали мощные атаки нашей армии, а Брусиловский прорыв потряс нашего противника до основания. На Кавказе русская армия одержала новые победы.
С большой тревогой и даже страхом смотрели немецкие генералы на приготовления России к 1917 году.
Начальник германского Генерального штаба Пауль фон Гинденбург в своих мемуарах признавался:
«Мы должны были ожидать, что зимой 1916–1917 гг., как и в прошлые годы, Россия успешно компенсирует потери и восстановит свои наступательные возможности. Никаких сведений, которые бы свидетельствовали о серьезных признаках разложения русской армии, к нам не поступало. Мы должны были учитывать, что атаки русских могут еще раз привести австрийские позиции к коллапсу»[2].
Сомнений в общей победе Антанты не было уже тогда. Об итогах 1916 года и перспективах на 1917-й английский генерал Нокс, находившийся при русской армии, высказался более чем определенно: «Управление войсками улучшалось с каждым днем. Армия была сильна духом… Нет сомнений, что если бы тыл сплотился… русская армия снискала бы себе новые лавры в кампании 1917 года и, по всей вероятности, развила бы давление, которое сделало бы возможной победу союзников к концу этого года».
Россия к тому времени выставила десятимиллионную, самую многочисленную армию Первой мировой. Ее снабжение резко улучшилось по сравнению с 1915 годом, заметно возросло производство снарядов, пулеметов, винтовок, взрывчатки и многого другого. Вдобавок к этому в 1917 году ожидалось существенное подкрепление за счет зарубежных военных заказов. Быстрыми темпами строились новые заводы, работавшие на оборону, переоснащались уже построенные.
Весной 1917 года планировалось общее наступление Антанты по всем направлениям. В Германии в это время царил голод, Австро-Венгрия висела на волоске, и победа над ними действительно могла быть одержана уже в 1917-м.
Это понимали и в России. Понимали те, кто обладал реальной информацией о положении на фронтах и в экономике. Пятая колонная могла сколько угодно надрываться на тему «бездарного царизма», до поры до времени им могла верить крикливая общественность, но скорая победа ставила на этом крест. Всем и каждому станет очевидна вся бессмысленность и нелепость обвинений по адресу царя, ведь именно он как Верховный главнокомандующий и вел Россию к успеху.
Это прекрасно осознавали и оппозиционеры. Их шанс был в том, чтобы до весеннего наступления 1917 года свергнуть законную власть, — и тогда лавры победителей окажутся у них. Ряд генералов тоже возомнили, что настало их время перераспределить власть в свою пользу, и приняли участие в Февральской революции. Не остался в стороне и кое-кто из родственников царя — те из них, что грезили о троне.
Германская выгода в революции очевидна, но, как ни странно, и союзники России были прямо заинтересованы в дезорганизации нашей страны. После победы им пришлось бы поделиться с Россией богатыми трофеями, а царь Николай успел выбить у них признание русских интересов на Ближнем Востоке, в вопросе принадлежности проливов, в том, что касалось раздела Австро-Венгрии, и прочее.
Внешние и внутренние враги, объединившись в могучую антироссийскую силу, нанесли удар в феврале 1917 года. Затем пошла цепь всем известных событий, разбалансировавших государственное управление. Дисциплина в армии падала, усилилось дезертирство, экономика начала спотыкаться.
Пришедшие к власти в России проходимцы никаким авторитетом в мире не обладали, и обязательств перед ними западные союзники уже не имели. Выполнять договоренности, подписанные с царским правительством, Англия и Франция не собирались.
Да, с победой им пришлось повременить, но Лондон и Париж знали, что в войну на их сторону готовы вступить США, а значит, Германии все равно не избежать поражения. Впрочем, и русский фронт, хотя и ослабленный, все-таки продолжал существовать. Несмотря на революционный хаос, ни немцам, ни австро-венграм все равно никак не удавалось вывести Россию из войны. Даже в октябре 1917 года накануне прихода большевиков к власти одна лишь Германия держала на Восточном фронте 1,8 млн человек, это не считая армий Австро-Венгрии и Турции. А фронт все равно стоял на расстоянии 1000 км от Москвы и 750 км от Петрограда.
Кажется невероятным, но и в декабре 1917 года немцы были вынуждены держать на Востоке 1,6 млн своих солдат и офицеров, а в январе 1918-го — 1,5 млн. Для сравнения: в августе 1915 года в период мощного германо-австрийского наступления на Россию Германия выставила 1,2 млн военнослужащих. Получается, что даже в начале 1918 года русская армия заставляла считаться с собой.
Спору нет, под печальным правлением шайки временных министров вместе с политическим авантюристом Керенским ситуация в России резко ухудшилась. Но инерция предреволюционного развития была так велика, что еще почти год никаких явных успехов Германия и Австро-Венгрия на Восточном фронте добиться не смогли. А ведь им жизненно важно было заполучить богатые хлебом южнорусские губернии. Но фронт упрямо стоял неподалеку от Риги, Пинска и Тернополя. Даже небольшая часть Австро-Венгрии оставалась в руках нашей армии, что, казалось бы, совсем невероятно с учетом реалий конца 1917 года.
Резкое обрушение Восточного фронта случилось после очередного свержения власти — Октябрьской революции. По сути, распустив армию по домам, большевики потом заявляли, что никакой иной возможности, кроме как подписать похабный Брестский договор, у них не было.
Большевистская революция обещала мир народам. Но, разумеется, никакого мира в России не наступило. Огромные территории оказались оккупированы врагом, который постарался из них выжать все что можно в тщетной надежде спасти проигранную войну. А вскоре в России и вовсе началась Гражданская война. Европа прекратила воевать, а у нас в стране еще несколько лет царили кровавый хаос и голод.
Вот так Россия проиграла проигравшим: Германии и ее союзникам. А виной этому две революции.
Глава 3. Революция по-немецки: Февраль и Октябрь в одном флаконе
Интересно, что в 1918 году в Германии произошла своя революция, очень похожая на февральско-октябрьские события 1917 года в России. Там тоже пала монархия, там тоже были свои коммунисты.
Весной 1918 года Германия предприняла мощное наступление на Западном фронте. Это был акт отчаяния с призрачными шансами на успех. Ценой колоссальных жертв немцы продвинулись на несколько десятков километров, но взять Париж не смогли. Германия практически полностью исчерпала свой мобилизационный потенциал, в стране царил голод, увеличивалось число забастовок. На этом фоне в августе 1918 года войска Антанты перешли в контрнаступление и одержали целый ряд крупных побед. Даже самые закоренелые милитаристы в германском руководстве поняли, что выиграть войну невозможно и остается лишь бороться за хоть сколько-нибудь сносные условия последующего мирного договора.
В этих условиях кайзер Вильгельм назначил принца Максимилиана Баденского главой правительства. Принц в годы войны занимался дипломатической работой и располагал серьезными связями. Вскоре правительство Германии обратилось к президенту США Вильсону с просьбой о посредничестве в перемирии. Начались активные дипломатические консультации, но боевые действия не прекращались, и армии Антанты продолжали успешное наступление. Тогда в Германии решили напоследок громко хлопнуть дверью: дать решительное сражение английскому флоту.
Идея была в том, чтобы, собрав все силы, выйти в море, ударить по англичанам и заманить их в ловушку, выведя на группу подводных лодок. Английский флот располагал подавляющим численным преимуществом, и сама операция была чистой авантюрой. Фактически немецких моряков превращали в камикадзе, и с этой ролью они не согласились.
28 октября на линейном корабле «Маркграф» вспыхнул бунт. Примеру команды «Маркграфа» последовали многие другие матросы, открыто саботировавшие приказы начальства. Кое-где даже появились красные флаги. Власть ответила массовыми арестами, но волнения не утихали. Напротив, они шли по нарастающей.
3 ноября в городе Киле матросы устроили митинг, к ним присоединились солдаты местного гарнизона и рабочие. Собравшаяся толпа двинулась к тюрьме, требуя освободить арестованных. В этой ситуации отряд флотских офицеров обстрелял митингующих, убив несколько человек. После этого моряки и солдаты начали создавать Советы, то есть свои органы власти. Вскоре Кильский совет выдвинул лозунг, содержащий требование сменить государственный строй. Акции неповиновения стали быстро распространяться по другим городам. К мятежу примкнул гарнизон города Любека, забастовали рабочие на верфях Гамбурга, 6 ноября матросы заняли Дом профсоюзов (поразительное совпадение с украинским «Майданом»!).
В Брунсбюттеле восстали команды сразу четырех кораблей, в Вильгельмсхафене мятежники стали хозяевами положения и выпустили из тюрем заключенных, рабочие верфей Бремена прекратили работу. Юг страны тоже оказался во власти митинговой стихии. 7 ноября в Мюнхене толпа демонстрантов вышла под антимонархическими лозунгами, а на следующий же день Совет рабочих, солдат и крестьян провозгласил Баварию республикой. Значительная часть крупных городов Германии была охвачена беспорядками, а война между тем продолжалась; не утихал и торг относительно условий прекращения боевых действий. Понятно, что дезорганизация немецкого тыла только подрывала переговорную позицию Берлина.
7 ноября, то есть в годовщину Октябрьской революции в России, члены германского правительства, представлявшие социал-демократические силы, выдвинули требование отречения кайзера. На следующий день Макс Баденский позвонил в Ставку, где находился Вильгельм, и рекомендовал ему отказаться от престола.
У вас не возникло ощущение дежавю? Лично у меня полное впечатление, что это свергают не Вильгельма, а Николая II. Кайзер попытался опереться на военную силу, но генералы его предупредили, что армия за ним не пойдет и даже гвардейская дивизия, охранявшая Ставку, «ненадежна»[3]. А в это время в Берлине многотысячные колонны людей двинулись к имперской канцелярии, дворцу и Рейхстагу. Части берлинского гарнизона, гвардейцы и егерский батальон присоединились к мятежу. Полиция не оказывала сопротивления, и мятежники легко заняли почтамт, информационное агентство, полицей-президиум. Во всех этих действиях, конечно, чувствовалась организация. Но мятежники пока не получили главного — отречения Вильгельма. И тогда Макс Баденский пошел на прямой обман. Он распространил заявление, что кайзер отрекся, объявил о подготовке выборов в Учредительное германское национальное собрание и назначил рейхсканцлером социал-демократа. Эберт (высокопоставленный представитель Социал-демократической партии Германии) тут же предложил Максу Баденскому стать регентом.
Давайте пока остановимся и попытаемся разобраться в подоплеке событий. У нас есть несколько узловых точек, тщательно заваленных всевозможным камуфляжем, но все же заметных. Что мы имеем?
Беспорядки солдат и рабочих, давление на кайзера в Ставке, получившего от генералов недвусмысленное предупреждение, что армия его не поддержит, совершенно бесцеремонное и лживое заявление принца Макса о якобы состоявшемся отречении Вильгельма. И наконец, попытка назначения этого же самого Макса Баденского регентом, то есть временным главой государства при сохранении монархического строя. Все это сильно напоминает российский Февраль-1917.
Кто мог стоять за свержением Вильгельма? Давайте не будем забывать о связях Макса Баденского с державами Антанты. Не стоит сбрасывать со счетов и влияние Британии во всеевропейском социал-демократическом движении. Поджечь германский тыл было выгодно Антанте, но до поры до времени этого не получалось. Пока германская элита сохраняла единство, ей удавалось блокировать все попытки революционного саботажа, хотя забастовочное движение и росло в Германии в течение войны. Но затем в истеблишменте явно возник раскол. Кайзера, судя по всему, решили сдать, и, возможно, это было одним из условий Антанты для налаживания последующих нормальных отношений.
Нечто подобное мы видели в наше время на примере судьбы Милошевича. Если это так, то понятна вялость ключевых германских силовиков, которые, как и в России в 1917 году, не предпринимали никаких серьезных контрдействий по обузданию мятежа и беспорядков. Вместо ареста лидеров революции, разгрома ее организованной части проводились акции, очень похожие на провокации (типа обстрела митинга), которые только подхлестывали мятеж.
Предполагаю, что схема первого этапа германской революции была следующей: британская агентура поднимает восстание моряков, германская элита под этим соусом добивается свержения кайзера, его место должен хотя бы временно занять либерал, тесно связанный с Антантой, — Макс Баденский, а правительство возглавляет социал-демократ. На этом фоне начинаются переговоры о мире, и благодаря такой сделке с Антантой мирный договор может оказаться вполне сносным для Германии.
11 ноября было подписано перемирие между Антантой и Германией. Вскоре американцы объявили о своей готовности направлять голодающей Германии продовольственную помощь. Но революция и не думала униматься, немецкий «Февраль» на глазах превращался в «Октябрь». Макс Баденский власть не удержал, а инициативу стремились перехватить Советы и так называемая группа «Спартак», состоявшая из марксистов. Спартаковцы выдвинули лозунг социалистической Германии и не признавали власть рейхсканцлера, назначенного Максом.
Правда, большинство делегатов от Советов не поддержали лозунгов марксистов и на своем собрании утвердили состав коалиционного правительства во главе с Эбертом. Новая власть сразу же озаботилась созданием отрядов, готовых защитить правительство. Добровольцев тщательно отбирали, очень хорошо вооружали и финансировали.
У левых сил тоже были свои козыри, их человек (Эйхгорн) возглавлял берлинскую полицию, причем он создал свои «отряды безопасности». Разумеется, Эберт не мог терпеть наличие параллельного центра власти, и Эйхгорн был смещен со своего поста. Однако левые революционеры вывели на улицы массы людей, в том числе вооруженных, в знак протеста против увольнения Эйхгорна. Начались уличные волнения, которые вылились в захват помещений некоторых газет. В типографии одной из них отпечатали листовку с призывом «довести революцию до победоносного конца»[4] и установить диктатуру пролетариата.
Второй (на этот раз «красный») этап революции начался. Вскоре телеграф, железнодорожная дирекция и государственная типография оказались в руках мятежников. Тем не менее вооруженные отряды, верные правительству, нанесли ряд успешных контрударов. 12 января 1919 года на здание полицей-президиума, где находилась группа мятежников, обрушился артиллерийский огонь, и через некоторое время сопротивление было сломлено. Мелкие очаги революции сохранялись еще некоторое время, но и они оказались подавлены. 15 января руководитель путча коммунист Карл Либкнехт был арестован и убит с формулировкой «при попытке к бегству». Другой известный деятель Компартии Германии Роза Люксембург ненадолго пережила Либкнехта. Ее убили в ночь на 16 января.
28 июня 1919 года в Версальском дворце был подписан договор, юридически завершивший Первую мировую. Для Германии его условия оказались тяжелыми. Не прошло и месяца, как в среде высших офицеров возник заговор с целью пересмотреть Версальское соглашение. Руководителями будущего переворота были юнкер Капп, генерал Лютвиц, майор Пабст, полковник Бауэр, активным участником был и легендарный генерал Людендорф, хотя он и старался держаться несколько в стороне от событий. Финансовую и организационную поддержку перевороту оказали крупные землевладельцы. В начале 1920 года капповцы начали зондировать почву в армии и полиции, одновременно отправляя в отставку тех офицеров, которые могли бы оказать сопротивление мятежу. Важным моментом было то, что заговорщики не ограничивались Берлином и развернули подпольную деятельность в провинции. Противники режима заранее озаботились разработкой приказов и воззваний к народу, которые решили объявить сразу после захвата власти. Разумеется, подготовили и списки лиц, подлежащих немедленному аресту. План операции предполагал быстрый захват центральных правительственных учреждений, телеграфа, телефона и электростанции. Однако приготовления мятежников не остались в тайне от законных властей, и 11 марта был отдан приказ об аресте ключевых участников заговора.
Дальше игра пошла по принципу «кто быстрее». Путчисты мгновенно мобилизовали верные им силы и двинулись на Берлин. 13 марта министр обороны Германии Носке собрал офицеров для того, чтобы обсудить вопрос ликвидации мятежа, но армия отказалась стрелять в своих вчерашних братьев по оружию Первой мировой. Полиция тоже присоединилась к заговору.
13 марта морская бригада Эрхардта, дивизии генералов Хюльзена и Овена и еще ряд добровольческих корпусов вошли в столицу[5] и заняли ключевые объекты управления. Многие берлинцы приветствовали военных. Мятежники сформировали свой кабинет министров, оповестили народ о том, что старый режим пал. Новый начальник полиции «разобрался» с прессой. В своем воззвании к населению заговорщики в числе прочего объявили, что старая власть не способна бороться с угрозой большевизма. 14 марта стала известна и социально-экономическая программа мятежников. Она была выдержана в духе либерализма, говорилось о свободе предпринимательства и отмене принудительного регулирования цен. Сильным ходом путчистов было и обещание наградить всех, кто выступит в их защиту с оружием в руках.
Казалось бы, все шло как по маслу, но вдруг выяснилось, что правительство сумело сбежать в Дрезден. План заговора дал первый серьезный сбой. Страна раскололась на сторонников и противников новой власти, причем последним было кого защищать — законное правительство существовало, а значит был и формальный центр кристаллизации всех сил, готовых противостоять капповцам.
Свергнутые министры и лидеры социал-демократов опубликовали свое обращение к народу, в котором призвали всех к тотальной забастовке. Профсоюзы тоже поддержали старое правительство, и вся страна прекратила работать. Закрылись магазины, парализованным оказался транспорт, в том числе и общественный. В Ганновере и других городах гражданское население захватило склады с оружием, в ключевых промышленных центрах под руководством левых партий были созданы стачечные комитеты. В самом Берлине прекратилась подача газа, электричества и воды.
Капповцы попытались ответить на эти действия репрессиями, но выяснилось, что у них не так уж и много сил, готовых беспрекословно выполнять приказы. Основная часть армии заняла выжидательную позицию и не переходила ни на одну из сторон. А моряки и вовсе поддержали старое правительство. То тут, то там вспыхивали боевые столкновения между капповцами и отрядами оппозиции. Баррикады появились и в столице. Ко всему прочему мятежники столкнулись с саботажем, который развернули чиновники. Дошло до комедии: путчисты не смогли даже взять деньги из государственного банка. Под разными предлогами им отказали в финансировании. Шайка налетчиков и то справилась бы с этой задачей, а «грозные» капповцы — нет.
17 марта мятежники капитулировали, поскольку не контролировали ситуацию в стране и ничего не могли с этим поделать. Как тонко подметил Курцио Малапарте, Капп оказался в плену невидимого врага. А почему? Потому что с самого начала путчисты упустили из виду один важнейший элемент политического устройства страны. Наличие социалистических партий, имевших разветвленную структуру по всей стране, профсоюзных организаций и коммунистических ячеек позволило противникам мобилизовать массы на саботаж.
Выяснилось, что реальная власть концентрируется не только в министерствах; существует еще один, хотя и не столь явный, но могучий контур управления. Планируя мятеж, его участники скрупулезно обдумали каждый ход по захвату формально важнейших учреждений, но не удосужились заранее отловить лидеров оппозиционных политических организаций. Когда ситуация уже вышла из-под контроля, путчисты было спохватились и провели аресты некоторых политических лидеров, но эта мера запоздала, да и проводилась в очень ограниченных масштабах. Недооценка влияния неформальных структур погубила путч, который, казалось бы, имел все шансы на успех.
Глава 4. «Майдан» и Кровавое воскресенье: найди 10 отличий
Лидеры, участники и просто сторонники всевозможных «оранжевых революций» любят говорить, что власть была сметена волной народного протеста. В качестве доказательства демонстрируют живописные кадры палаточных городков, где располагались противники режима, толпы народа, громкие выступления ораторов, столкновения с полицией и так далее. Все это мы видели. Видели мы и то, что после таких акций президенты действительно уходили в отставку. Но как связаны эти два события? Петух прокукарекал, солнце встало, но кто решится сказать, что второе обусловлено первым?
Почему силовики должны перепугаться оттого, что кто-то решил превратиться в бомжа и разбить палатку в центре столицы? С какой стати глава государства бросит бразды правления оттого, что на площади собрались люди, а говорливые лидеры митингов чего-то там орут в микрофон? «Оранжевые» политики не утруждают себя ответами на эти вопросы. Оно и понятно, если начать разбираться, то вся пропагандистская конструкция «революции» мгновенно развалится.
Вот и давайте разбираться, начиная с простейшего. Мы знаем, что массовые акции протеста на Украине длились три месяца. На майдане постоянно стояла толпа, и возникает вопрос: а этим людям, что, не нужно ходить на работу? Представьте себе, что вы оппозиционер и решили пойти на митинг в рабочее время. Но любое начальство, даже полностью разделяющее ваши политические взгляды, прежде всего заинтересовано в том, чтобы сотрудники выполняли служебные обязанности. А иначе за что им платить зарплату? День-два шеф, может, и стерпит ваше отсутствие, а потом уволит.
Идем дальше. Напомню, что «Майдан» начался поздней осенью, а завершился в конце февраля. Киев — не Каир, там зимой холодно, промозгло и слякотно. Кому охота бросить свои дома и перебазироваться на улицу в таких-то условиях? Я далек от мысли утверждать, что все или большинство участников «Майдана» протестовали за деньги, да к тому же состав митингов менялся, люди приходили и уходили, а значит и не требовалось ежедневно выходить на улицу. Сегодня один не пришел, но пришел другой, завтра — наоборот и так далее. Однако среди толпы было и некое ядро, которое оставалось на улице постоянно. Чтобы участвовать в протесте, люди должны знать, где, собственно, этот протест происходит. Никому же не хочется оказаться в роли чудака-одиночки, который вышел митинговать там, где никого больше нет. Ядро — это точка сборки для более-менее аморфной массы, а чтобы ядро не разбежалось, его надо обеспечить и деньгами, и питанием.
Таким образом, революции требуется источник средств, и это очень богатые люди и (или) организации. Совершенно очевидно, что здесь и не пахло стихийными процессами. Самофинансирование революции рядовыми участниками — это сказки для наивных. В таких делах нужны большие суммы, причем ежедневно. А тратить свои личные сбережения на то, чтобы месяцами торчать под ледяным дождем и снегом, получая время от времени дубинкой от полицейских, — это сюжет для плохого фантастического романа. Плохого, потому что хорошая, пусть и самая запредельная фантастика — внутренне логична и очень похожа на реальность. А кто мне не верит, пусть походит по соседям и соберет хотя бы копеечную сумму на озеленение подъезда. Ничего не дадут. Все заняты собой, у всех свои проблемы.
Итак, у организаторов переворота есть деньги, есть надежные люди на улице — «голова кометы», есть хотя и размытый, но большой «хвост кометы». Достаточно ли этого для захвата власти? Очевидно, нет. На что способна толпа? Перекрыть транспортное движение в городе, поджечь машины, разгромить магазины. Это да. Но все эти действия не представляют собой прямой угрозы для президента и правительства. Допустим, масса пошла на штурм зданий, где находятся ключевые министры и глава государства. Предположим даже и то, что власть совершенно безвольна и вообще не применяет силу для самообороны. Что же будет в этом случае?
Толпа ворвется в высокие кабинеты, поломает столы-стулья, украдет компьютеры, наверняка сожжет что-нибудь и… всё. Президента и правительства там уже давно нет, они заранее переехали в другие помещения. Революционеры захватили пустоту. Что дальше? Толпа побежит искать президента снова? А где он? Неизвестно, но в эфир выходит. Даже если телевидение захвачено, есть радио. И ничто не мешает главе государства обозначать свое присутствие в стране, издавать указы и обращаться к армии и полиции. В результате «революция» сведется к масштабному хулиганству, не более того.
Чтобы переворот удался, президент должен сложить с себя полномочия. А в каких случаях это бывает? Если президент арестован, то под дулом пистолета его можно заставить отказаться от власти. Но для этого у переворотчиков должны быть свои военные отряды. Желательно профессионалы из полиции, спецслужб или армии. Именно они и осуществят реальный захват власти. Причем надо знать, где находится президент, а такую информацию на улицах не найдешь. Значит, президента должно сдать его же ближайшее окружение. А беснующаяся толпа обеспечит видимость народного протеста и воли народа, которую всего лишь «исполняют» организаторы революции. На примере Февральской революции мы это прекрасно видели.
Теперь вопрос: а как парализовать способность главы государства к сопротивлению? Если за переворотом стоят могущественные иностранные государства, то все просто. Их представители предупреждают президента, что если прольется кровь «мирных демонстрантов», то его действия будут расцениваться международным сообществом как преступление против человечности. Не хотите пойти по стопам Милошевича? Ну тогда отправляйтесь подобру-поздорову в отставку. А уж если президент хранит свои капиталы за границей и тем более если там живут его дети, то свалить его не представляется сложной задачей. Но, сами понимаете, народ к такому свержению не имеет никакого отношения.
Вспомним хронологию «Майдана». Формальным поводом для начала акций протестов стало известие о том, что правительство отложило подписание договора с Евросоюзом об ассоциации. Изначально такое соглашение подавалось как значительный шаг в сторону сближения Украины и ЕС. Однако в процессе переговоров выяснилось, что экономические условия ассоциации оказывались кабальными для Украины. Кроме того, с критикой документа выступили промышленники страны, которые заявили, что ассоциация с Европой сделает ряд украинских предприятий неконкурентоспособными. На их модернизацию просто нет средств, а выпускаемая продукция не соответствует стандартам Евросоюза.
22 ноября 2013 года в Верховной раде выступил премьер Азаров и перечислил негативные последствия ассоциации. Его речь вызвала возмущение у депутатов от оппозиции, а партия «УДАР» призвала граждан выйти на улицу. В тот же день в Киеве появился палаточный городок.
24 ноября в Киеве «оппозиция» провела шествие под лозунгом «За европейскую Украину». В числе прочего митингующие объявили, что будут добиваться импичмента президента, если он откажется подписать соглашение с Евросоюзом. Дело сразу приняло крутой оборот: особо буйные граждане ломанулись к Дому правительства Украины, где их встретили бойцы милицейского подразделения «Беркут». В силовиков швыряли взрывпакеты, те в свою очередь применили слезоточивый газ. В последующие несколько дней акции протеста продолжились, но они были гораздо малочисленнее.
Следующий этап «Майдана» наступил 29 ноября, когда завершился саммит «Восточного партнерства». В нем принял участие Виктор Янукович, и главной интригой встречи с представителями Евросоюза был вопрос, подпишет или нет глава Украины соглашение об ассоциации. Янукович не подписал. В тот же день митинг потребовал отставки президента, а Виталий Кличко обвинил власть в том, что она готовится пролить кровь. Надо сказать, трюк хотя и простой, но эффективный. Ответственность уже возложена на Януковича. Между прочим, накануне Февральской революции 1917 года распространялся слух, будто бы на крышах домов Петрограда полиция расставила множество пулеметов и готовится «пролить кровь простого народа». Эта байка не подтвердилась, но свою роль сыграла, представив царя в виде маньяка, способного тысячами расстреливать мирных демонстрантов.
В 4 часа утра 30 ноября милиция потребовала от протестующих очистить площадь Независимости. В ответ полетели камни, палки и бутылки. Верх одержали силовики, митингующих рассеяли, но дальше ключевые СМИ Украины, включая телевизионные каналы, развернули информационную травлю властей. Силовиков показывали настоящими монстрами, которые избивают детей и проливают реки крови. А вот информация об агрессивном поведении толпы максимально затушевывалась. В результате общественное мнение оценило действия властей как совершенно неадекватные, что негативно отразилось на имидже Януковича. Попутно выяснился важный факт: медиапространство контролируется врагами президента.
Между прочим, почти сразу возникла версия, что президента подставили сознательно. То есть провокация была двойной: со стороны улицы и со стороны некой группировки внутри властвующей элиты. И вновь мы выходим на историческую параллель с началом XX века.
9 января (22 января по новому стилю) 1905 года в Санкт-Петербурге произошло Кровавое воскресенье — силовой разгон демонстрации, окончившийся человеческими жертвами.
Именно этот день принято считать формальной датой начала революции 1905 года. Расхожие представления о тех событиях до сих пор сводятся к схеме, широко растиражированной в советские времена. Суть ее в том, что находившийся в тупике монархический режим расстрелял мирное шествие рабочих, возглавляемых священником Гапоном. Причем митингующие вовсе и не требовали смены государственной власти, а вышли на улицы для того, чтобы вручить царю петицию о своих нуждах. Но утратившая адекватность власть устроила бойню — тем самым наивные представления народа о добром царе были развеяны. Рабочие поняли, что за свои права надо бороться с оружием в руках.
Такова пропагандистская схема, а что реально? А реально то, что многие люди упорно отказываются делать очевидные выводы из событий, которые происходят прямо на их глазах. Посмотрите на украинский «Майдан». Там тоже была «мирная демонстрация», всего лишь требовавшая евроассоциации, там тоже были «студенты», там тоже говорилось «о свободе», а закончилось свержением власти, распадом Украины и гражданской войной.
Хотя почему закончилось? Не удивлюсь, если это только начало, а основные события еще впереди. Сейчас можно услышать мнение, что Януковичу следовало сразу жестко пресечь незаконное сборище — и тогда бы удалось избежать большой крови. Вместо этого Янукович пустился в бессмысленные переговоры с политическими проходимцами и провокаторами, которые с самого начала поставили цель свергнуть законную власть и не собирались идти ни на какие компромиссы. Запомним этот момент и вернемся в 1905 год.
Что предшествовало «Майдану» в Петербурге? Напомню, что в это время шла Русско-японская война. Пятая колонна подняла в России волну терроризма и забастовочного движения, в том числе на военных заводах.
24 декабря (все даты по новому стилю. — Примеч. автора) 1904 года происходит демонстрация в Радоме, во время которой убивают полковника Булатова. 28 декабря в Шуше убит глава городской полиции, там же 1 января 1905 года убит податной инспектор Щербаков, 5 января в Балаханах — покушение на екатеринославского полицмейстера, а в Ченстохове прошли уличные беспорядки. 14 января взорван дом губернатора Смоленска, на следующий день в Москве — покушение на генерала Трепова, 16 января — забастовка на столичном Путиловском заводе.
Все тот же Гапон, один из организаторов саботажа, впоследствии писал:
«Мы решили, что если в течение двух дней требования наши не будут удовлетворены, распространить стачку на Франко-русский судостроительный и Семянниковский заводы, на которых насчитывалось 14 тыс. рабочих. Я избрал именно эти заводы, потому что знал, что как раз в это время они выполняли весьма серьезные заказы для нужд войны.
…Я пригласил вожаков революционной партии присоединиться к нам и поддержать забастовку, сознавая, что в данную минуту всякая помощь, откуда бы она ни шла, была хороша».
Апофеоз: 19 января — покушение на самого Николая II. Обстоятельства этого темного дела таковы. Царь участвовал в обряде водосвятия, который проводился на льду Невы перед Зимним дворцом. «По недосмотру» артиллеристов пушка, которая должна была салютовать царю, выстрелила боевой картечью, которая попала в палатку царя, ранила городового, выбила несколько стекол в Зимнем дворце, причем осколок стекла ранил адмирала Авелана.
В разных городах идут многочисленные митинги. В столице 20 января — всеобщая забастовка рабочих.
21 января, буквально за день до шествия рабочих Санкт-Петербурга, общественные деятели обращаются к властям с просьбой предотвратить кровопролитие. О чем это говорит? Да о том, что все прекрасно понимали: обстановка накалились до предела, страна находится на пороге большой крови. В тот же день появляется знаменитое обращение РСДРП к петербургским рабочим.
В прокламации говорится следующее: «Да здравствует вооруженное восстание народа! Да здравствует революция!» И вот настало 22 января. Если внимательно прочитать воспоминания самого Гапона, то становится ясно, какую «мирную акцию» он готовил.
Вот, пожалуйста:
«— Прямо идти к Нарвской заставе или окольными путями? — спросили меня. — Прямо к заставе, мужайтесь, или смерть, или свобода, — крикнул я. В ответ раздалось громовое „ура“. Процессия двигалась под мощное пение „Спаси, Господи, люди твоя“, причем когда доходило до слов „императору нашему Николаю Александровичу“, то представители социалистических партий неуместно заменяли их словами „спаси Георгия Аполлоновича“, а другие повторяли: „Смерть или свобода“. Процессия шла сплошной массой. Впереди меня шли мои два телохранителя».
Общий сбор планировался на Дворцовой площади. Там было бы озвучено требование к царю принять «депутацию» во главе с Гапоном. Николаю предлагалось сразу же подписать закон о всеобщей амнистии (то есть выпустить государственных преступников на свободу) и закон о созыве Земского собора (то есть создать иной центр власти в стране). Если царь не соглашался, Гапон должен был подать знак митингующим начать вооруженное восстание.
«Майдан» не напоминает? Нет?
Представители власти заявили, что царя нет в столице и он никого не примет. Тем не менее толпа пошла «вручать петицию». Кому? Куда? Уже из одного этого факта понятно, каковы были реальные намерения организаторов действа. Провокация с целью дискредитации монархии и разжигания революции — вот что было у них на уме.
В разных районах Петербурга собирались толпы «Майданщиков». Войска попытались их рассеять. Не тут-то было — «безоружные», «мирные» демонстранты начали отстреливаться, отбирали оружие у городовых и офицеров, разгромили оружейную мастерскую, построили баррикаду.
Войска, прежде чем применять силу, неоднократно предлагали людям спокойно разойтись. Ничего не помогало, и в конце концов на Дворцовой площади собрался митинг из нескольких тысяч человек. Их попытались оттеснить, не стреляя. И снова толпа, постепенно увеличивающаяся в размерах, взяла верх.
Солдат и полицейских избивали, закидывали камнями, палками, кусками льда. Весь день в разных районах Петербурга происходили ожесточенные столкновения, и массовые беспорядки удалось подавить только благодаря крутым мерам, а проще говоря — стрельбе.
Иностранная пресса стала распространять фантастический бред о тысячах убитых в России, хотя полиция провела подсчет жертв для доклада Николаю — выяснилось, что погибли 130 человек. Антигосударственная пропаганда, развязанная врагами нашей страны, тут же объявила царя «Кровавым».
Поразительно, но даже сейчас Николая называют «Кровавым», что не мешает в это же самое время называть его и «безвольной тряпкой». Как кровавый деспот одновременно может быть тряпкой, науке неизвестно. А вот для пропаганды каждое лыко идет в строку: не расстрелял революционеров — значит, размазня и трус, расстрелял — кровавый тиран.
Кровь 1905 года на руках тех, кто сделал рабочих орудием для своих политических, антигосударственных целей. Нигде и никогда «Майданы» не приводили к заявленным целям. Всегда результатом были войны, теракты, беззакония, управленческий хаос. В случае России начала XX века итогом начавшейся террористической войны стало подписание невыгодного мира с Японией.
Иностранный фактор в дальнейших революционных событиях 1905 года, конечно же, имел место. Деньги пятая колонна получала в том числе из-за рубежа, там же закупалось оружие, там же прятались лидеры боевиков.
Например, Гапон сбежал в Европу и участвовал в провозе оружия в Россию на иностранном пароходе «Джон Графтон». В этой операции Гапон сотрудничал с японским военным атташе Акаси Мотодзиро, который известен тем, что раздавал деньги революционерам. Цель понятна: шла война, и Японии была выгодна дестабилизация ситуации в России.
Говорят, что для понимания настоящего необходимо знать прошлое. Но иногда верно и обратное. Нынешние события позволяют лучше понять прошлые. Так вот, с большой вероятностью провокаторов, виновных в Кровавом воскресенье, следует искать не только среди тех, кто орудовал на улице. Полиция должна была не допустить выхода многотысячной толпы, заранее обезвредив организаторов антигосударственного сборища. Но она этого не сделала, доведя ситуацию до критической. Ясно, что против царя уже в 1905 году поднялась часть властвующей элиты, судя по всему, как раз в силовом блоке. Неслучайно почти сразу после Кровавого воскресенья Николай II отправил в отставку министра внутренних дел Святополк-Мирского.
Вернемся в Киев. После событий 30 ноября Янукович постарался отмежеваться от действий милиции. В свою очередь глава МВД Захарченко и премьер Азаров извинились за чрезмерное применение силы.
1 декабря «оппозиция» вновь собирает довольно крупный митинг в Киеве — и начинаются захваты зданий (Киевская городская государственная администрация и Дом профсоюзов). Далее несколько сотен молодых людей атаковали здание Администрации президента, охрана которого была организована весьма своеобразно. На пути толпы стояли безоружные солдаты, а за их спинами расположились прекрасно экипированные беркутовцы. Как отмечали очевидцы, агрессивные радикалы кидались дымовыми шашками и булыжниками, били охрану металлической цепью и даже пытались таранить солдат бульдозером. В конце концов отряд «Беркута» вышел из спячки и разогнал участников беспорядков. Я думаю, кадры тех событий все прекрасно помнят и повторяться здесь нет смысла. Важно то, что милиция снова проявила себя довольно странно. Она позволила радикалам войти во вкус, почувствовать свою силу и только потом приняла решительные меры.
2 декабря оказался перекрыт центр Киева, строятся баррикады, появляются отряды самообороны. 3 декабря акции протеста проходят под стенами Верховной рады, где «оппозиция» пытается провести постановление об отставке правительства, но не набирает достаточного количества голосов. Последующие несколько дней проходят под знаком нарастания беспорядков. Растет число баррикад, пикетов, блокированных зданий и перекрытых улиц.
На этом фоне в Киев прибыли первый Верховный представитель Европейского союза по иностранным делам и политике безопасности Кэтрин Эштон и замгоссекретаря США Виктория Нуланд. От Януковича потребовали решать все вопросы мирным путем. То есть, проще говоря, решили связать его по рукам и ногам, поскольку его противники отнюдь не собирались действовать в рамках закона. И вновь история повторяется. Незадолго до Февраля 1917 года к царю пришел английский посол Джордж Бьюкенен и, угрожая революцией и катастрофой, требовал пойти на уступки «оппозиции». Спустя некоторое время к Николаю II пожаловал еще один высокопоставленный англичанин лорд Милнер, который имел наглость советовать, кого необходимо назначить на ключевые посты в стране. Разумеется, речь шла о тех людях, которые вскоре совершили государственный переворот, свергнув монархию в России. И Бьюкенен, и Милнер были прекрасно с ними знакомы.
Вернемся в Киев. 11 декабря силовики несколько раз пытались взять под контроль центр города, но потерпели поражение. А 19 декабря Верховная рада постановила освободить от ответственности лиц, принимавших участие в акциях протеста и массовых мероприятиях. Янукович явно проигрывал противостояние, что и неудивительно, если учесть, кто стоял за спиной беснующейся толпы. Тем не менее президент пока еще сопротивлялся. И в январе 2014 года ему удалось провести через парламент законы, которые давали ему легальную возможность справиться с «Майданом».
Так, например, процедура привлечения депутатов к уголовной ответственности упрощалась. Правила проведения митингов и наказания за их нарушение, напротив, становились строже. Блокирование зданий, жилищ и транспортных коммуникаций каралось реальными тюремными сроками. Было и много других важных и полезных пунктов, совершенно логичных, естественных и типичных для мировой практики. Однако тут же вмешались представители Евросоюза и «рекомендовали» пересмотреть принятые законы. В результате на практике они так и не заработали, и Янукович вскоре их отменил.
Беспорядки нарастали, приобретая все большую ожесточенность. Появились погибшие. Трое из них погибли на улице Грушевского, причем МВД заявило, что не использует боеприпасы, которыми были убиты эти люди. Судя по всему, их убили «свои» с чисто провокационной целью повесить их смерть на «кровавый режим». Волнения тем временем продолжались, а Янукович пошел на переговоры с «оппозицией». В частности, он предложил Яценюку пост премьера, но договориться не удалось. Это и понятно, цель переворота не в том, чтобы искать компромиссы. Тем не менее ситуация продолжала колебаться, и ни одна сторона никак не могла добиться решительной победы.
И вот момент истины: Европарламент принял резолюцию по ситуации на Украине. Резолюция призывала Евросоюз ввести санкции в отношении иностранных активов и недвижимости украинских чиновников, ответственных за применение силы против протестующих. Назвать евробюрократов лицемерами, обвинив их в двойных стандартах, это значит не сказать ничего. Но революция есть революция — это сплошное беззаконие, подлость, подставы и обман. Важно другое — из-под Януковича вышибли почву. Своей элите такой президент уже не нужен и даже просто опасен, ведь он не способен отстоять ее капиталы перед лицом Запада. И не просто не способен, а является причиной, по которой имущество могут в любой момент отобрать.
В конце февраля «оппозиция» предпринимает последний и самый кровавый натиск. 20 февраля происходит снайперская стрельба по участникам «Майдана» и силовикам. До сих пор не установлены виновные в этом преступлении, однако его провокационная суть совершенно очевидна. Теперь у западных политиков появился идеальный повод объявить Януковича «кровавым тираном» и назначить виновным. Перед ним реально замаячила судьба Милошевича.
21 февраля Янукович сдался. Он согласился и на досрочные выборы президента, и на конституционную реформу, перераспределяющую власть в пользу парламента, и на формирование нового правительства. И последняя, казалось бы, мелкая на фоне прочих уступка — увести силовиков из Киева. Однако это обстоятельство сыграло важную роль в дальнейших событиях. Уже ночью 22 февраля радикалы с «Майдана» захватили здания Администрации президента, кабинета министров, МВД и Верховной рады. Янукович покинул Киев. Переворот увенчался успехом.
Глава 5. «Мягкая сила» сто лет тому назад
Люди, которые плохо знают историю, склонны рассматривать современные им события как нечто новое. Однако «новейшие технологии» сплошь и рядом повторяют до мелочей давно опробованные методы, но, не видя этого, невозможно использовать и опыт прошлого. Так, например, в наши дни стало популярным словосочетание «мягкая сила». В отличие от прямого военного вмешательства в ту или иную страну, «мягкая сила» подразумевает борьбу за умы. Агенты «мягкой силы» стремятся проникнуть в СМИ другого государства, наладить тесные связи с политиками, бизнесменами… Влиятельных людей поощряют грантами, приглашают «читать лекции», дают престижные премии, обеспечивают выгодными коммерческими заказами. Для воздействия на остальной мир распространяется тенденциозная информация, которая создает привлекательный образ государства, использующего «мягкую силу».
Так вот Франция, а потом и Британия использовали широчайший арсенал средств «мягкой силы» для того, чтобы влиять на умонастроения в России. Мы не будем уходить в глубь веков, поскольку нас интересует период, непосредственно предшествующий Февральской революции. Но и в эту короткую эпоху происходило немало интересного, и в исследовании данного вопроса нам поможет диссертационная работа историка Светланы Колотовкиной «Англо-российские общественные связи в годы Первой мировой войны (1914 — февраль 1917 гг.)».
Начнем с того, что на страницах всемирно известной газеты «Таймс» была озвучена идея пригласить в Британию либеральных писателей и корреспондентов России, чтобы показать им масштаб английских военных усилий, а русские в свою очередь, вернувшись на родину, потом ознакомят общественность с полученной информацией. Английский посол в России Бьюкенен обратился к правительству нашей страны с просьбой разрешить такой визит, а британский агент спецслужб Локкарт, работающий в статусе торгового консула, лично подбирал кандидатов делегации московских литераторов. Представитель газеты «Манчестер Гардиан» Вильямс обратился к тогдашнему военному министру Поливанову (друг Гучкова, впоследствии ставшего одной из ключевых фигур Временного правительства) с просьбой направить в зарубежную поездку кадета Набокова.
Если говорить о представителях крупных российских изданий, то англичане пригласили Башмакова от «Правительственного вестника», Егорова от «Нового времени», Набокова от «Речи», Чуковского от «Нивы». Возглавил делегацию Немирович-Данченко («Русское слово»), еще кроме журналистов в поездке участвовал писатель А. Н. Толстой.
Визиту российских лидеров общественного мнения придавали столь серьезное значение, что вопрос курировал глава британского МИД Грей. А непосредственно программу работы делегации разработал комитет сближения Англии и России во главе с лордом Уэрделем. В феврале российские гости прибыли в Лондон — и началась феерия восторгов. Тут и встреча с королем Георгом V, правительственный банкет, посещение палаты лордов и палаты общин, встречи с английскими дипломатами, известными литераторами (Уэллс, Конан Дойль), визит в Лондонский университет и Союз британских издателей газет.
Кроме того, делегации показали корабли британского флота. Гости из России завтракали на флагмане адмирала Джеллико, встретились с помощником командующего флотом вице-адмиралом Бернеем. Российские журналисты побывали на британской главной квартире во Франции, заезжали и на фронт. Англичане не ошиблись в тех, кого приглашали. Участники поездки опубликовали подробные описания своего вояжа. Характеристики увиденного в Британии были не просто положительны, а исполнены восхищения.
В январе 1916 года Бьюкенен начал готовить вторую поездку. На этот раз англичане решили пригласить политических деятелей. Соответствующие переговоры Бьюкенен провел с председателем Думы Родзянко. Как и в первом случае, вопрос находился на контроле у Грея, необходимые консультации проводились с руководителем российского МИД Сазоновым. После всех согласований в состав делегации вошли Протопопов, Милюков, Шингарев, Рачковский, Радкевич, Чихачев, Демченко, Ознобишин, Энгельгардт, Ичас, Гурко, Васильев, Лобанов-Ростовский, Розен, Велепольский, Олсуфьев.
Большинство из них — видные февралисты. Даже Чихачев, политик, которого принято относить к умеренно-правым, то есть нелибералам, в дни революции выполнял поручения Временного комитета Государственной думы, а значит, был на стороне февралистов. Ознобишин поддержал революцию, о чем прямо сообщил Родзянко. Демченко — комиссар Временного правительства. Энгельгардт — активный участник Февраля, глава военной комиссии Временного правительства. Гурко, Васильев, Олсуфьев принадлежали к оппозиционному Прогрессивному блоку — объединению членов Думы и Госсовета. Лидером блока был не кто иной, как Милюков — крупный оппозиционер.
23 апреля 1916 года делегация прибыла в Лондон. Как и в первом случае, гостей ждали радушный прием, встреча с английским монархом, визит в палату лордов и палату общин, обед в резиденции лорд-мэра Лондона, на котором присутствовали виднейшие представители британского истеблишмента: министр иностранных дел Грей, его помощники, главнокомандующий английской армией Китченер, спикер палаты общин Лоутер и прочие.
Милюков постарался наладить личный контакт с максимальным числом влиятельных британцев. Он провел конфиденциальную встречу с главой британского МИД Греем. Обсудил с ним вопросы послевоенного переустройства мира, раздел территорий. Милюков и Гурко общались с министром вооружений Ллойд-Джорджем. Милюков побывал на завтраке у либерального министра торговли Ренсимана, встретился с крупным политиком Бекстоном и другими.
Среди важных элементов технологии «мягкой силы» сейчас называют разнообразные некоммерческие неправительственные организации, гуманитарные фонды, общества дружбы и тому подобные структуры. Формально не связанные с государством и декларирующие самые благие цели, они идеально подходят для прикрытия разведывательной, подрывной и лоббистской деятельности. Об этом много говорят в контексте «оранжевых революций» и «арабской весны», но и здесь нет ничего нового.
В 1915 году в Англии создано Русское, в 1916 году — Русско-шотландское и Англо-русское общества, кроме того, в британской столице существовало общество «Россия». Позже, в дни Февральской революции, в Лондоне появилась объединенная ассоциация русских обществ. В конце 1915 года под председательством Ротшильда образовался комитет для оказания помощи русским и польским евреям, пострадавшим от войны. В том же году создан комитет «Великобритания — Польше!», причем эта структура быстро наладила связь с представителями оппозиционного Московского военно-промышленного комитета Смирновым и Рябушинским.
Кроме того, Бьюкенен продвигал идею сближения образовательных учреждений России и Британии, что нашло живейший отклик в самой России. Академия наук и ряд отечественных университетов выработали комплекс мер, призванных повысить роль британской культуры в жизни нашей страны. Предлагалось наладить обмен преподавательскими кадрами, издавать англо-русские журналы, ввести в образовательную программу курсы англоведения, награждать студентов премиями за исследования по истории, языку и литературе Англии, высказывалась мысль направлять молодых ученых по преимуществу в Англию и Францию. Ничего не напоминает?
Рассказывая о деятельности проанглийских организаций в России, нельзя не сказать о М. М. Ковалевском. Это весьма незаурядная и влиятельнейшая личность, крупный землевладелец, высокопоставленный масон. Ковалевский родился в 1851 году, происходил из потомственных дворян, с золотой медалью окончил гимназию. Высшее образование получил в Харьковском университете, в 21 год стал кандидатом права, затем доктором.
Работал в Берлинском университете, занимался в Британском музее, лондонских архивах, лично знал Маркса. В 1879 году участвовал в работе первого земского съезда. Получил широкую известность на Западе, был членом-корреспондентом Французской академии наук, членом Британской ассоциации наук. В 1901 году Ковалевский создал Русскую высшую школу общественных наук в Париже и начал приглашать туда лекторов. Среди них были Ленин, Плеханов, Милюков, Чернов (революционер, к тому времени уже отсидевший в тюрьме), Грушевский (разработчик идеологии независимости Украины) и многие другие общественно-политические деятели.
С 1905 года Ковалевский возвратился к активной земской деятельности, начал издавать газету «Страна», где вместе с ним сотрудничали масоны Трачевский, Иванюков, Гамбаров, Котляревский, член революционной партии «Дашнакцутюн» Лорис-Меликов и прочие.
Как отмечает историк масонства Серков, в 1906 году Ковалевский, в то время масон 18-й степени Древнего и Принятого Шотландского устава, получил от совета ордена Великого Востока Франции разрешение на открытие лож в России. В руководство первой «ложи Ковалевского» вошли, в частности, известный адвокат В.А. Маклаков и выдающийся драматург В.И. Немирович-Данченко. В 1907 году от Великой Ложи Франции Ковалевский получил патент на открытие лож в Петербурге и Москве. В 1908 году состоялся масонский конвент (первое заседание вел Ковалевский), на котором было решено организовать ложи в крупных городах по всей стране.
Параллельно Ковалевский руководил Партией демократических реформ, много публиковался в самых известных газетах России, избирался в Думу, причем в 1906 году возглавил делегацию депутатов на Межпарламентской конференции в Лондоне. В 1907-м вошел в Государственный Совет, издавал журнал «Вестник Европы», вел отдел политических и юридических наук в «Новом энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона», был редактором «Энциклопедического словаря Русского библиографического института Гранат». В 1912–1914 годах — член ЦК Партии прогрессистов.
По степени оппозиционной неугомонности Ковалевского вполне можно сравнить с Гучковым, и вот в 1915 году Ковалевский начинает новый проект: создает Общество сближения с Англией (ОСА). Современный историк С.С. Колотовкина ввела в научный оборот устав этой организации, и благодаря этому мы можем судить, какие цели декларировались обществом. В тексте устава есть красноречивые моменты:
«Общество устраивает с подлежащего разрешения лекции, доклады, беседы, курсы, съезды, выставки, справочные бюро, музеи, организует экскурсии в Англию и оказывает всякое содействие экскурсиям в Россию, организуемым в Англии; издает книги, брошюры, периодические издания; возбуждает соответствующие ходатайства пред подлежащими правительственными и общественными учреждениями»[6].
Под председательством Челнокова ОСА официально открылось 22 мая 1915 года. Возглавил организацию Ковалевский, а его заместителями стали пять человек, среди которых были Коновалов и Милюков. Разумеется, представители британского посольства не остались в стороне от такого начинания, почетным членом общества стал Бьюкенен, и это неудивительно, ведь ОСА стало рупором англофильской пропаганды. Под эгидой общества организовывались публичные лекции и доклады, в которых неизменно подчеркивалась прогрессивная роль Британии. Иногда степень преклонения перед Лондоном переходила все мыслимые границы. Так, например, в речи Кокошкина в конце 1916 года прозвучал призыв создать после войны всеевропейскую конфедерацию под руководством Англии.