Остров Тайна Топилин Владимир
– Куда меня?!
– На хронт, милок, на хронт. Немца бить, – выдохнула стоявшая рядом тетка Фрося Кадышкина.
– Надо своим сказать…
– Без тебя скажут.
В сопровождении ответственных лиц он вошел в сельсовет. На лавке, белый как снег, едва не плача, с подрагивающей нижней губой и испуганными глазами сидит Камарысло. Увидев Ивана, потянулся к нему, как к единственному спасителю:
– Здорово, Ванюха! И тебя тоже? Ну ладно, у тебя годы вышли. А я-то куды? Как бабы будут без меня?!
До настоящего времени у Гоши Веревкина была «бронь». Несмотря на то, что парню было двадцать лет, его не брали потому, что в колхозе «Рыбак», кроме него, некому было делать тяжелую физическую работу. Всех мужиков, кого только можно было, забрали на фронт. Камарысло был один парень на фактории, который мог легко вытянуть забитую рыбой сеть, утащить на своем горбу деревянную бочку весом в центнер или помочь женщинам в обозе вытаскивать увязшие в грязи или снегу телеги и сани. Его призыв откладывали несколько месяцев: стране были нужны продукты питания, а рыболовецкий колхоз еженедельно отправлял на лошадях с Гусиного озера на берег Енисея до трех тонн рыбы. Гоша был незаменимым рыбаком, грузчиком и возчиком. На войну ему идти не хотелось: страшно! И все же пришлось.
Для Гоши Ваня в сельсовете стал дороже родного брата. Им предстояло вместе шагать по одной незнакомой тропке. Сразу забылись прошлые обиды. А вместо них появились необходимые в этот суровый час нити взаимопомощи и поддержки.
В этот раз из фактории их хотели взять только двоих. Все мужики и парни были призваны прошлым летом и осенью. Приходили редкие письма, почти все они попали на защиту Москвы. Сейчас Ваня и Гоша одни подходили к призыву по годам.
Под окнами сельсовета со слезами на глазах бегал Сенька Заструхин, просился на войну:
– Товарищ командир! Меня возьмите!.. Меня! Я им… Дайте мне винтовку!
Но ему было семнадцать лет, срок не вышел. Остальные юноши были еще младше.
Смекнув, Камарысло, подскочив с лавки, сделал робкое предложение:
– Таарищщщ командир! Возьмите вместо меня Сеньку! Он здоровый пацан, уже Катьку Вострихину щупает. Из мелкашки стреляет метко, с конем справится не хуже меня! А я уж тут как-нибудь, с бабами потихоньку… Кто им поможет, как не я?!
– Еще одно слово промямлишь, и я тя… как дезертира тут же, за конюшней! – рявкнул на него Кириллов, выстрелив злыми глазами так, что Гоша упал на лавку и та проломилась под ним.
После этого парень не вымолвил ни единого слова, пока их не посадили на пароход.
За Сенькой прибежала мать с палкой, в истерике отходила «непутевого» сына по хребту. Сенька убежал в тайгу, а потом всю дорогу шел за призванными сзади. Ивана и Гошу везли на телеге. Кириллов и милиционеры ехали верхом. Глядя на настойчивого «вояку», Кириллов с кислой улыбкой поправлял фуражку. Горел план по набору, и еще один человек был бы кстати. Где-то на середине дороги он остановил движение, позвал Сеньку к себе:
– Ладно, парень, хрен с тобой! Садись на телегу. Скажешь, что тебе восемнадцать исполнилось, а метрики потерял. Понял?!
Теперь Сенька Заструхин ехал с Ваней и Гошей в одном вагоне. В отличие от своих земляков Сенька оказался непоседой, как дробинка в сковородке. Он перезнакомился и подружился со всеми новобранцами, рассказал про свою жизнь, строил планы по уничтожению немцев и обсуждал жизнь после войны. Его голос слышался то в одном, то в другом углу вагона. Он всех подбадривал, настраивал, успокаивал или учил. Отделаться от Сеньки было непросто.
На третью полку к Ивану и Гоше Сенька заскакивал редко, лишь для того, чтобы перекусить или поспать несколько часов. На третьи сутки его гнали со всех сторон! Обиженный Сенька залез к своим землякам, не дождавшись помощи, стал искать в своем вещмешке продукты, которых не оказалось. Гоша съел его сухой паек, пока тот планировал наступление на немцев. Обиженный на всех, а на фрицев больше всего, Сенька завернулся в свою шинельку и притих в уголке. Уснул.
Голодный Камарысло с унылыми глазами разговаривал со своим пустым желудком:
– Эх… ма! Ща бы костерька недомерочка (молодой, двухметровый осетр), моренного в черемше! Али гуся на духмяном пару. Или картошки на сале с копченым селезнем. А вот, помню, обозом шли один раз с реки, так я за дорогу три палки колбасы съел. А другой раз у тетки Акулихи, когда дочку женили, поросенка, начиненного кедровыми орехами, подавали!
Ваня молчит. Думает. Хоть и хочется есть, терпит, все равно нечего. Камарысло проглотил всю еду к вечеру второго дня у себя, у него и у Сеньки. Потом пробовал подружиться с соседями на нижних нарах, но те, увидев его «несусветную прожорливость», от предложенной дружбы отказались. Теперь Гоша давится мечтами.
Мысли у Вани разные. О том, как убил пьяного медведя на заимке у деда Григория. Вспомнил Варвару, которая, наверное, ждет его, но не может дождаться. Узнала ли она, что его забрали на войну? Конечно, узнала: новости на озере расходятся со скоростью плывущей лодки. Подумал о деде Филе и бабе Ане: как они там с хозяйством справятся? Невестки с детьми переехали на факторию, так как там рабочие руки нужны. Остались старики одни. Помог бы кто сено вывезти да картошку выкопать, а там, на будущий год, кто-нибудь с фронта вернется.
А может, война закончится завтра и все пойдет по-прежнему! Вот было бы хорошо! Вернется он домой, дела по хозяйству сделает, осенью сезон в тайгу сходит, а потом… осуществит свою мечту. А мечта у него простая: побывать в местах своего детства, откуда их выслали. Он помнит хорошо, где родился и рос до семи лет. Может, он встретит девочку Машу, которую дед, отец и дядя нашли когда-то в тайге ночью.
На вторую ночь с эшелоном происходили непонятные действия. Состав то и дело вздрагивал от ударов, лязгало железо, ревел маневренный паровоз, раздавая команды подчиненным, кто-то долго и много ругался нелитературными словами.
Проныра Сенька, изнывая от любопытства, на третью ночь напросился выносить туалет. За время своего короткого путешествия он пронюхал все, что было недоступно знать старшине. Оказалось, что где-то на Урале к их составу подцепили двадцать открытых площадок с танками. Они находились рядом с их теплушкой, не накрыты брезентом, но с усиленной охраной. Часовой на первой площадке, молоденький солдат, еще не обстрелянный пацан, вероятно, такой же простофиля, как Сенька, быстренько доложил «несунам», что едут они к какому-то городу Сталинграду, и не более чем через двое суток должны быть на месте.
Волнующая весть мгновенно разнеслась по вагону. Грозное слово «танки» волновало и томило сознание новобранцев. Многие из них до призыва, кроме телеги, не видели ничего, а тут, рядом, за деревянной стеной, везли грозное оружие. Молодые ребята, еще не понюхав пороха, вдруг почувствовали себя бывалыми бойцами. Они и танки – кованая цепь Красной армии, которая согнет в бараний рог фашистов. Гордость распирала всякого, кто слышал слова Сеньки. По этому поводу бравый, краснощекий комсорг Сергей Васильев провел небольшой торжественный митинг, укрепляющий дух и волю будущих героев. Старшина Михеев тяжело усмехнулся в седые усы.
На пятую ночь на очередной станции Ваня услышал далекие раскаты грома. «Гроза, – подумал он и почему-то вспомнил мельницу, где они жили всей семьей. – Хорошо было в грозу сидеть дома, в тепле рядом с прабабушкой Глафирой!»
Он вспомнил, как они, дети, прижавшись к ней, будто очутившись под надежной защитой, смотрели на улицу через окно. Прабабушка крестилась: «Не бойтесь, детоньки мои! То не Божечка гневится, это дух вольный шалит. Ничего он нам не сделает, поиграет, да опять утихомирится. А после этого солнышко будет!»
Она не ошибалась. После грозы всегда было солнце, поэтому они никогда не боялись ярких молний и оглушительных раскатов грома. Ване почему-то захотелось увидеть и услышать грозу во всей ее мощи: ослепительную и грохочущую. Вместо этого в открытую дверь вагона с Семеном пришла настораживающая новость: пушки… фронт близко.
День. В узкое оконце под потолком сочился яркий свет. Ревущий паровоз вдруг начал резко тормозить. Колеса вагона на стыках рельсов звенели все реже, эшелон останавливался.
Жужжание оводов было слышно не только Ване. Новобранцы с удивлением смотрели друг на друга, пытаясь понять, что происходит за стенами их теплушки. Старшина Михеев закричал громким голосом:
– Внимание! Слушай мою команду! После полной остановки состава, как откроется дверь, все с вещами бежите в ближайшее укрытие! Далеко не разбегаться!
– Куда?.. Зачем?.. Для чего?.. – посыпались со всех сторон вопросы, но он не успел ответить.
Непонятно откуда за стеной вагона послышался нарастающий рев и свист. В него вливался равномерный стук огромной швейной машинки. Потом бахнуло так, будто дали залп из сотен ружей. По стенам, словно дождь по листьям, зашуршали мелкие осколки. Впереди, в головной части состава, в панике закричали люди.
За первым взрывом последовал второй, третий, пятый, десятый… Рев, вой, свист, крики людей смешались в один аккорд. Состав наконец-то остановился. Слышно, как из соседних вагонов выпрыгивали люди, над крышей теплушки ревели невидимые моторы. Снаряды рвались рядом. Пулеметные очереди горячими пулями жгли землю.
От удара взрывной волны приподнялся и едва не завалился набок вагон. Все, кто находился на верхних нарах, слетели на пол, образовав кашу тел. Началась паника. Одни кричали. Другие бранились. Третьи, забившись по углам с белыми лицами, в страхе смотрели перед собой. Остро запахло свежим туалетом. Старшина Михеев ломился в запертые двери:
– Откройте… суки! Тут пацаны!..
В ответ рядом за стеной ударило так, что на короткий миг у всех заложило уши. В следующее мгновение через крышу вагона, проломив доски и ломая кости новобранцам, влетело колесо от пушки. Трое парней упали под тяжестью. Двое из них орали и корчились от боли. Третий был мертв. В дыру в потолке хлынул свет.
Расталкивая новобранцев, прыгая по телам, Михеев бросился к образовавшемуся отверстию на волю. В панике толкая и мешая друг другу, на свободу полезли другие парни. Задние тянули вниз передних, верхние пинали сапогами нижних. Свалка, драка, хаос. Никто не хотел умирать раньше времени.
Вдруг двери вагона разъехались. У входа – старшина Михеев. Не теряя самообладания, он закричал отрезвляющим голосом:
– По одному из вагона… Бегом! Рассредоточиться на мелкие группы по два-три человека! Вон туда!.. – показал рукой на небольшой лесок. – После налета всем собраться здесь!
Парни воробьями порхнули в распахнувшуюся дверь. Вагон быстро опустел. На нарах остались несколько очумевших от страха ребят.
Ваня был одним из последних, кому представилась возможность покинуть вагон. Рядом с ним, с округлившимися от страха глазами, охая и вскрикивая при каждом взрыве, стоял Гоша Веревкин. Бедный Камарысло с начала налета постоянно находился рядом с ним, считая, что Ваня ему обязательно поможет. Сенька Заструхин сверкал пятками новых сапог где-то далеко впереди всех. Они собирались прыгать из вагона на землю, но старшина приказал остановиться:
– Мельников! Веревкин! Вон тех, из углов, тоже вытаскивайте и сюда их, за шиворот!..
Ваня и Гоша вернулись исполнять приказание. Еще двое новобранцев по приказу старшины поспешили в другой угол теплушки.
Первого, кого они пытались вывести на улицу, был комсорг Васильев Сергей. От его бравого вида не осталось следа. Мокрый, с неприятным запахом он забился в дальний угол средних нар. Когда Ваня потянул его за рукав, он стал брыкаться, кричать, уперся ногами в стояки. На помощь пришел Гоша. Вместе им стоило больших усилий вырвать трусливого бойца из вагона и отправить на улицу к старшине. На полу оставались лежать трое товарищей. Один был мертв, другому не давала подняться сломанная нога. Третий, после того как растормошили, убежал сам.
Осторожно поднимая раненого, Ваня и Гоша задержались в вагоне дольше положенного. Все давно покинули теплушку. В это время на улице, неподалеку от вагона раздался оглушительной силы взрыв. Деревянную стену обдало шрапнелью осколков. Парней оглушило. Когда они пришли в себя и вытащили бойца на улицу, их глазам предстала ужасающая картина.
Неподалеку, около десяти метров от вагона дымилась большая, глубокая воронка. Смертельный взрыв унес жизни девяти человек, только что выскочивших из теплушки и не успевших отбежать в укрытие. Среди них и комсорг Сергей Васильев. Убитыми были трое парней, вытаскивавших перепуганных товарищей из другой стороны вагона. С ними еще несколько молодых солдат, убегавших от смерти, но не успевших спастись. Под дверью лежал тяжело раненный старшина Михеев.
То, что происходило вокруг, иначе, как балом смерти, назвать нельзя. Так показалось Ивану. Вытаскивая товарищей, он еще не мог полностью оценить происходящее. Но когда выбрался наружу и увидел белый свет – окунулся в ледяную купель страха.
Повсюду, куда могли смотреть его глаза, лежали люди. В основном это были молодые парни, новобранцы, такие как он, будущие солдаты, еще не державшие в руках винтовку и не нюхавшие пороха войны. Многие из них убиты. Некоторые просили помощи или пытались ползти. Кто-то бился в истерике. Другие, в шоке не владея собой, хохотали. Пыль, дым, взрывы, пулеметные очереди, рев моторов, свист падающих снарядов смешались в рваный аккорд смерти.
Черные тени низколетящих самолетов с крестами на крыльях, будто могучие коршуны, порождали ужас у каждого, кто видел приближение смертоносной машины. Пролетая над эшелоном, юнкерсы и мессеры метали огненные стрелы, выпускали из открытого брюха пузатые головешки бомб, уничтожая все и всех, что находилось в зоне поражения.
Товарищи присели у вагона. Каждый понимал, что смерть исходит вон от того чудовища, стремительно летящего в их сторону над составом. Отточенное в тайге чувство самосохранения подсказало Ване, что надо скрыться под вагоном. Потянув Гошу за локоть, он упал возле рельса. Огненная струя свинцовых пуль, взбивая пыль и добивая раненых, прошлась неподалеку от них. За ними с грохотом проплыл самолет. После этого наступило непродолжительное затишье.
Ваня высунул голову, посмотрел в небо. Там, выруливая на очередной заход, стороной плыли несколько крестов-самолетов. Еще один, более огромный и широкий, подстраивался к линии атаки с хвоста эшелона.
Как быть и что делать дальше, подсказал раненый старшина.
– Как только он пролетит, бегите к лесу. Когда зайдет на обстрел, падайте ничком! – крикнул Михеев, прижимая руку к левому бедру.
– Как же ты? – еще не зная границы уважения старших по званию, спросил Гоша.
– Я тут покуда… забирайте вон этого, – махнул головой на парня со сломанной ногой, которого они вытащили из вагона.
– Не! Мы тя не бросим! У нас в тайге людей не бросают! – не согласился Камарысло и, подхватил старшину на руки. – Ванька, а ты того при!..
Михеев не успел охнуть, как оказался в крепких руках.
– Ты что, парень? – только и успел сказать он. – Я вон какой тяжелый. Коли так, тащи волоком…
– Ага, волоком, – косо посматривая на самолет, проговорил Гоша. – Пока я тя лежьмя потяну, вон тот лиходей нас пристрелит. Лучше уж я тя бегом, на руках. Быстрее будет. Да и не тяжелый ты вовсе. Бочки с рыбой куда тяжелее! – И Ване: – Ну ты че там? Неси того…
Ваня задержался. На соседней, подцепленной к их вагону площадке стоит могучий танк. Под его гусеницей, свернувшись как котенок, клубочком, лежит солдатик, часовой, который просвещал Сеньку о дальнейшем следовании состава. Не повезло пареньку, убили немцы его с самолета снарядом при первом заходе. Бомба угодила на соседнюю площадку. От прямого попадания с площадки опрокинулся танк, а пушку разорвало на части. Колесо от пушки прилетело через крышу им в теплушку.
Возле паренька лежит длинная винтовка с приколотым к стволу штыком. Часовой крепко держит руками вверенное ему оружие. Но руки Вани сильнее. Потянув винтовку к себе, он вытащил ее из рук убитого.
– Зачем она тебе? – стонет парень со сломанной ногой. – Лишний груз… брось, самим бы спрятаться.
Ваня молча приподнял его, подлез под него спиной:
– Хватайся за плечи!
– Ой, мать твою… через пень да колоду! – орет тот. – Больно ведь… Не беги шибко, нога отбитая по земле тащится…
– Терпи, паря! Нога не голова, заживет! – подбадривая его, ответил он, высматривая заходивший над составом самолет.
Бегут Гоша с Ваней между воронок к лесу. До укрытия метров триста. Гоша несет на руках раненого старшину. Иван тащит на спине товарища с перебитой ногой, да винтовку под мышкой. Другие парни, кто не может передвигаться самостоятельно, подняв головы, со слезами на глазах просят помощи:
– Мужики… не бросайте! Помогите!..
– Поможем! Обязательно поможем! Вот только этих укроем и вернемся! – крикнул в ответ Ваня, посматривая в конец состава.
Черный самолет вышел на прямую, сейчас начнет стрелять. Надо падать на землю. Рядом в воронке Гоша с Михеевым.
– Прыгайте сюда! – махнул рукой старшина, превозмогая боль в бедре.
Ваня спустился к ним, не снимая со спины раненого, присел на корточки. Ждет, когда пролетит самолет, чтобы бежать дальше.
Огромный самолет с крестами все ближе. Покачиваясь на крыльях, выбирает точный курс. Гоша закрыл голову руками, ждет пулеметной очереди.
– Этот «лаптежник» стрелять не будет, – перекрикивая рев мотора, пояснил старшина.
– Почему «лаптежник»? – спросил Ваня. – Почему стрелять не будет?
– Вон, видишь, снизу башмаки такие, колеса не убираются. Это – «юнкерс», он бомбы кидает. А вот те – «мессершмитты», – показал пальцем на остальные самолеты. – Вот те стреляют. – И в напряжении, кивая головой на «юнкерс»: – Ишь, гад, знает куда целить. По снарядам бомбы кидает.
Со стороны из воронки хорошо видно состав в оба конца. К вагону, в котором их везли, были прицеплены семь платформ с танками и пушками. За ними – два закрытых вагона. Потом опять шесть или семь танков. Следом еще два закрытых вагона. В конце – опять три площадки. Как пояснил старшина, в крытых вагонах всегда возят снаряды для пушек и танков. В эти вагоны старались попасть бомбами два «юнкерса», шесть «мессеров» были у пикирующих бомбардировщиков прикрытием.
– Если бомба попадет в вагон со снарядами – разнесет полсостава… – с болью в глазах дополнил старшина и принялся осматривать свою рану.
Ранение у Михеева тяжелое. Осколком снаряда вырвало из бедра кусок мяса, оголив кость. Чтобы сдержать сочившуюся кровь, старшина приложил на рану тряпку и приказал Гоше перетянуть сверху разорванной рубахой. Парень со сломанной ногой, которого Ваня нес на своей спине, увидев мясо и кровь, потерял сознание.
– Уж ты, хлипкий какой! – презрительно скривил губы Камарысло. – Как корова у бабки Лузихи.
– Почему корова? – превозмогая боль, спросил Михеев.
– Дык та тоже так. Увидит медведя на другой стороне озера, так в оморок и падает без копыт.
Последние слова Гоша специально произнес нараспев, не давая слову оморок букву «б». Так было смешнее, и шутка удалась. Старшина усмехнулся в седые усы и весело посмотрел на Гошу:
– Откуда вы такие, ребята?
– Так, с Гусиного озеру, – просто ответил Камарысло и предупредил: – Ты уж готовься, старшина. Щас вон та муха пролетит, опять побежим дальше.
Между тем «черная муха» на бреющем полете сравнялась рядом с ними. От крыла отделилась «мясистая котлета», упала за крытым вагоном. Ударил взрыв. Вагон закачался, но остался целым: мимо! Пролетая дальше, самолет заревел двигателем, набирая обороты, качнул крылом и пошел на новый круг. За ним, высекая пулеметные очереди, с обеих сторон состава пошли «мессеры». На большой скорости самолеты приближались к воронке. Старшина закричал: ложись!
Все упали. Пулеметные очереди огненными струями обожгли землю неподалеку от них. Кто-то из раненых затих, укрытый черным покрывалом смерти. Самолеты пронеслись над самыми головами. Ваня увидел, что летчик хохочет, глядя на них. От беспомощности перед наглыми фрицами сознание наполнилось злостью. Он схватил горсть земли, бросил вслед удаляющимся «мессерам». И тут, случайно его взгляд упал на винтовку, которую он взял у убитого часового. Она лежала рядом, на краю воронки и, кажется, сама просилась в руки.
Ваня подтянул ее к себе. Затвор и механизм заряжания похож на малопульку, только большего размера. Заломил затвор вверх, немного потянул на себя. Из патронника выполз остроголовый патрон с желтой гильзой. Ваня задвинул затвор на место. Михеев согласно покачал головой:
– Зарядил. Стрелял хоть раз?
– По уткам да гусям, – сухо ответил он и спросил: – А куда в самолет-то целить?
Камарысло посмотрел на него с округлившимися глазами: «Не дурак ли?! В самолет из ружья попасть хочет. Тикать надо, а он стрелять собрался!»
– В переднюю часть, за винтом сразу. Там мотор, может, что и нарушишь! – серьезно ответил Михеев. – Или в кабину… может… в летчика попадешь.
Ваня приложил винтовку к плечу: целики такие же, как у малокалиберки. Приклад трехлинейки слился с плечом как родной: удобно. Попробовал взять на прицел самолет – получается, но «черная муха» далеко.
– Подпусти ближе, – советует старшина. – Как сравняется вон с тем вагоном, так и бей!
«Черная муха» закончила пируэт, вышла напрямую. Из воронки по «лаптям» хорошо видно, что это второй «юнкерс». Ваня присел на колено: ствол винтовки длинный, тяжелый, трудно держать в горизонтальном положении. Поймал в целик корпус самолета, ждет, пока тот подлетит ближе. «Лаптежник» быстро увеличивается в размерах, видно, как вращается лопастями серебряный винт. На глазах нарастают крылья, массивный корпус самолета. Вот он завис над дальним крытым вагоном, от него отцепилась сочная котлета. Пока не ударил взрыв, Ваня взял перед «юнкерсом» небольшое опережение, спокойно нажал на курок. Винтовка вздрогнула отдачей. Колкий выстрел растворился с ревом низко летящего самолета.
Раздался оглушительный взрыв: бомба с самолета попала в танк на платформе. От того оторвалась башня со стволом и, пролетев около двадцати метров, упала в канаву. «Юнкерс» в это мгновение с грохотом промчался над воронкой, откуда стрелял Ваня. На взгляд целый и невредимый, плавно качнул крылом и скрылся за вагонами.
– Мимо… – с досадой сказал, как отрубил, Ваня.
– Ничего… Не каждый день свинье пельмень! Попытка не пытка! Стреляй еще! – подбодрил старшина, превозмогая боль.
– Бежим, пока нас вон те хлопцы не догнали! – торопил всех Камарысло, схватил Михеева на руки как гармошку и побежал с ним из воронки прочь.
Ваня хотел последовать его примеру, но парень со сломанной ногой еще не пришел в себя от потрясения. Как его нести? На спине неудобно, надо чтобы он держался за плечи. Взять его на руки, тогда винтовку придется бросить. А оставлять трехлинейку в воронке Ваня не собирался.
Пока он думал, «мессеры» зашли в хвост состава. Сейчас начнут стрелять. Гоша со старшиной далеко, Ване не догнать. Придется ждать, когда самолеты пролетят. Сам между тем выдернул из патронника пустую гильзу, загнал затвором в ствол новый патрон, положил винтовку на осыпь земли: стрельну еще пару раз, что без дела лежать?
«Мессеры» открыли огонь, несутся на него. Один из них, что справа, вдруг перестал стрелять, качнул крыльями, взял левее. Ваня понял, что летчик увидел Гошу со старшиной и выравнял курс на них. Медлить было нельзя. Прицелившись в кабину пилота, Ваня нажал на курок. Грохнул выстрел. Не меняя направления, самолет продолжал движение на бреющем полете. Ваня быстро выкинул гильзу, перезарядил винтовку, прицелился, опять выстрелил. Самолет так и продолжал лететь, не меняя курса, но и… не открывал пулеметный огонь. До «мессера» было около сотни метров, когда Ваня выстрелил в кабину третий раз.
Неожиданно завалившись на левый бок, подняв высоко правое крыло, он пошел на крутой вираж, но не в небо, а к земле. В удивлении, наблюдая за самолетом, Ваня клацнул затвором на себя, выкинул гильзу, но зарядить новый патрон не успел. Будто ласточка за мухой, «мессер» резко завалился вниз и, зацепив левым крылом одинокую березу, грохнулся на землю.
Все произошло так быстро, что Ваня не успел сообразить, что случилось. Пыль, дым, вырванная земля, разлетавшиеся части развалившегося агрегата.
Взрыва не было. Возможно, у «мессера» не было бомб. От удара о землю самолет развалился на крупные и мелкие части. Крылья отлетели по сторонам, корпус кувыркнулся несколько раз и завалился набок. Хвост оторвался. Когда рассеялась пыль, на опушке леса осталась груда бесформенного металла, только что сеявшего смерть.
Между тем воздушная атака продолжалась. Второй самолет резко взмыл вверх, круто развернулся и, сделав пике, пролетел над местом падения. Ваня успел выпустить в его брюхо последний, пятый патрон из винтовки, но не попал или не угодил в убойное место. Летательный аппарат встряхнул крыльями, прошелся над лесом, плавно завернул к железной дороге и начал удаляться. За ним, будто по команде, меняя курс, полетели остальные самолеты. Налет и обстрел состава закончился так же внезапно, как и начался.
К упавшему самолету бежали люди. Перебивая чихавший паровоз, над поляной катился непонятный гул: «…а-а-а-л! …и-и-и-лллл!». Рядом с Ваней крутил головой очнувшийся парень со сломанной ногой. Он видел, как Ваня сбил самолет, и теперь, забыв про боль, от удивления хлопал округлившимися глазами:
– Ты че, так стрелять умеешь?..
Где-то в стороне, на половине дороги к лесу ему махал руками Гоша. Старшина, лежа на боку, подняв правую руку, показывал Ване большой палец: молодец!
Ваня не знал, как ему быть дальше: нести раненого или оставаться на месте, дожидаясь помощи. К нему со всех сторон спешили люди. Пока было время, спросил у парня имя:
– Как тебя зовут?
– Вася, – негромко ответил тот, превозмогая вернувшуюся боль, и, не скрывая эмоции, позавидовал: – Ишь как, самолет сбил… теперь тебя, наверно, похвалят. А я вот… до фронта не доехал, а уже покалеченный.
– Ничего! Вылечат! – подбодрил его Ваня. – Живой ведь, не мертвый. Смотри вон, сколько наших побило…
Ваня не договорил. К нему быстрее всех подбежал Сенька Заструхин, схватил за плечи, начал трясти захлебываясь от восторга:
– Ванька! Ну ты даешь, брат! Я смотрю: он летит. А ты его бах! А он вжик! А ты его… тук! – жестикулировал руками Сенька, повторяя ход событий. – А он туда – ухххх!.. Я все видел!.. И то, как ты парнишку тащил… а Гоша старшину…
Ему не дали договорить, окружили, стали тормошить:
– Ну, ты, парень, даешь! Хорошо стреляешь! Молодец! Герой!.. Качай его, ребята!
Ивана подхватили десятки рук, подкинули вверх, стали качать. Он как мог вырвался, но ему не давали, пока сбоку не раздался строгий голос:
– Отставить торжество!
Ваню отпустили. Вместе со всеми он встал по стойке смирно. Перед ними – начальник с квадратиками на воротнике. Командир эшелона. Он был на построении перед посадкой в Красноярске. Сказал новобранцам непродолжительную речь о скорой победе Красной армии, а потом всю дорогу сопровождал эшелон на правах командующего. Ваня еще не разбирался в чинах и званиях, но понимал, что этот человек здесь главный.
– Кто стрелял по самолетам? – грозно спросил он.
– Я, – ответил Ваня.
– Фамилия?
– Новобранец Мельников! – вспомнил уроки старшины Иван.
– Молодец, Мельников! – более мягким голосом похвалил командир. – Все бы так стреляли! – И приложил руку к козырьку фуражки: – Благодарю за службу!
Ваня не знал, что ответить. Старшина Михеев еще не научил их, как отвечать при поощрении, поэтому, скопировав начальника, приложил к пилотке ладонь и ответил по-своему:
– Спасибо!
Командир усмехнулся:
– Молодой еще, не знаешь, как надо отвечать. Тем не менее о твоей стрельбе по прибытии доложу вышестоящему командованию. – И, изменив голос до сурового, дал новую команду: – Внимание! Эшелон – строиться у вагонов! Провести поверку! Старшинам вагонов доложить обстановку в подразделениях и наличие личного состава!
Ваня хотел посмотреть сбитый им самолет, но командир эшелона не разрешил:
– Некогда, Мельников! Надо срочно отправлять эшелон. Помоги товарищам погрузить раненых. – И положил руку на плечо: – На твою жизнь, сынок, еще хватит самолетов!
Построение было быстрым. Новый старшина, назначенный командиром эшелона, провел поверку состава вагона, в котором ехали Ваня, Гоша и Семен. Из пятидесяти новобранцев в строю осталось двадцать семь человек. Семеро были убиты, двенадцать ранены, четверо, наверное, сбежали в суматохе при налете немецкой авиации.
После построения и погрузки раненых их опять посадили в вагоны. Паровоз рявкнул, набирая скорость, потянул состав дальше. Теперь двери теплушки были широко распахнуты. В открытый проход Ваня видел, как по дороге из лесу выехало несколько машин с солдатами. Одна из них, легковая, подъехала к упавшему самолету. Две грузовые полуторки остановились на середине поля. Санитары начали поднимать в кузова убитых. Там были еще три крытых брезентом машины. Из них выскочили автоматчики. Растянувшись на видимом расстоянии цепью, углубились в лесополосу.
Ходок
Тихий рассвет наползает на деревню от реки разливным молоком тумана. Зябкая прохлада срывает с деревьев первые пожелтевшие листочки. Сахарная от первого инея трава отливает серебристой сединой. Прохладный воздух напитан застоявшимися ароматами уходящего лета, пожухлыми травами, подмороженной землей, павшей ботвой картошки. Из темноты ночного плена, будто на фотобумаге отчетливо проявляются резкие очертания деревянных строений. Прошло немного времени, а из общей массы смутных форм крестьянского подворья можно различить дом, амбар, конюшню, пригоны для скота. В зашторенном окне избы горит керосиновая лампа. Сквозь плотную занавеску не видно, что делается на кухне.
В предутренней тишине, в густом воздухе далеко слышен любой шорох, движение. Вот в пригоне тяжело вздохнула корова, фыркнула лошадь. Эти звуки слышны на сотни шагов. Там, в углу под забором, зазвенела цепью собака. За углом дома топают по земле тяжелые сапоги. Их поступь отдается в ушах долгим, нервным напряжением.
Ваня лежит посреди огорода в картофельной ботве. В оптический прицел винтовки хорошо виден силуэт часового, но еще не «затвердели» четкие линии крестика на линзах, можно промахнуться. Сейчас то время суток, когда ни темно, ни светло. Для снайпера самый неподходящий момент для единственного, точного выстрела. Надо подождать, но не долго. Пройдет десять – пятнадцать минут, и часовой увидит его.
Собака во дворе молчит, значит, не чувствует разведчиков. Не зря Ваня наблюдал за деревенькой трое суток, определяя, откуда в какое время суток дует ветер. С какой стороны от дома слышимость лучше, а где нет. Он просчитал план предстоящей операции от начала до конца: как обезвредить часовых, без потерь захватить пленных, куда отходить после операции.
Трое суток подготовки – срок относительно небольшой для захвата предателя в доме, где он встречается с фашистами для передачи секретной информации. Однажды, ожидая приезда немецкого майора-языка, Ваня пролежал под мостом на стропилах пять дней. Он до сих пор с тяжелым вздохом вспоминает, как у него болело затекшее тело. Сейчас лежать в огороде между рядков картошки – удовольствие, которое в случае провала может стоить жизни.
Часовые у дома – немецкие солдаты. Полицаям, набранным на службу из местных жителей, охранять дома с офицерами не доверяют: много пьют и относятся к делу халатно. Часовых двое. Один ходит от угла до ограды. Второй охраняет подходы к лесу. Смена караула прошла недавно, поэтому солдаты еще бодры и активны, внимательно наблюдают за всем, что окружает, и остро реагируют на посторонние звуки. Упадет ли с дерева засохший листок, ударит на реке волна, они останавливаются и долго слушают. Ване приходится не дышать, ждать, когда они успокоятся и продолжат неторопливое шествие дальше.
Группа поддержки находится сзади. Пятеро товарищей ожидают условного знака, когда он снимет часовых. В огород между картофельных полос Ваня полз один. Так безопаснее, меньше шума. Двести шагов от леса до огорода с картошкой он прополз с полуночи. Потом присоединил «торбу», зарядил малокалиберную винтовку, приготовился к стрельбе и стал ждать своего часа.
Настоящая операция по захвату предателя у разведчиков была первая. До этого им приходилось брать «языка» много раз, но все они были немцами, в основном это были солдаты и офицеры не больше капитана. Всего один раз им довелось захватить майора продовольственной службы. Командование проявляло недовольство: «Расформируем разведгруппу, если не возьмете полковника». Но высшие чины разведчикам не попадались. Сегодня им представился случай схватить матерого волка, более важную птицу, чем генерал.
Предателя вычисляли долгое время. Южный фронт нес большие потери. В штабе догадывались, что поражения происходят не без причины, у немцев есть осведомитель из чинов командного состава, но поймать шпиона не могли. Контрразведчикам Смерша понадобилось несколько месяцев, чтобы распутать сложный клубок искусных узелков, сотканный предателями. Когда докопались до истины, осталось лишь подтвердить, доказать и обезвредить шпиона, который, как это бывает при передаче важнейшей информации, работал не один.
Старшим у завербованных агентов был некто подполковник Варфоломеев, штабной офицер Советской армии. Собирая секретную информацию, он передавал ее посреднику более низкого чина, лейтенанту Ищенко. Тот, в свою очередь, отдавал ее «ходоку», диверсанту, переходившему через линию фронта, доставлявшему сведения непосредственно немцам. При подготовке операции в штабе были использованы ложные сведения по передвижению советских войск. Ищенко передал «ходоку», который удачно перешел на немецкую территорию и теперь находился в доме, где лежал в огороде Ваня. В тщательно разработанной операции осталось поставить последнюю точку: захватить, обезвредить и доставить «ходока» в штаб. Для «контрольного штриха» руководство неслучайно направило группу, в которой был, Ваня.
В разведгруппу он попал неслучайно. По прибытии молодого пополнения сибиряков на фронт его представили командованию как особо отличившегося новобранца. Сбить из винтовки самолет – случай исключительный, требовавший внимания и награды. К вопросу достойного поощрения – ордена отцы-командиры отнеслись скромно:
– Молод еще… не воевал, крови не видел. Может быть, потом, когда-нибудь. А пока что медали хватит.
А вот внимание к его стрельбе было уделено особое. На второй день после прибытия эшелона на станцию под Сталинградом рано утром Ваню подняли с нар, приказали явиться в штаб. За столом – суровые чины комсостава. Он тогда еще не разбирался в званиях, называл всех одинаково: товарищ командир. Один их них, вероятно, главный, встал с места, пошел ему навстречу, приветствовал крепким рукопожатием:
– Сибиряк?
– Да.
– Из охотников?
– Да.
– Молодец, сынок, хорошо стреляешь!
– Как дед Филя учил, – скромно отвечал Ваня.
– А что, есть у тебя товарищи, что стреляет так же, как ты?
– Есть. Со мной с Гусиного озера Гоша Веревкин да Семен Заструхин. Не знаю как Гоша, но Сенька тоже много гусей сдавал в колхоз.
– Очень хорошо! – довольно ответил командир. – Значит, так, сынок. Тебе по времени, – посмотрел на часы, – пятнадцать минут. Беги, буди своих товарищей, веди их сюда. Сейчас поедем в карьер, посмотрим, кто из вас на что горазд. – И отдал приказ подчиненным: – Подготовить машину и оружие!
Ваня привел Гошу и Сеньку. Их посадили под брезент в грузовую машину, вывезли на стрельбище. Первое задание было простым. Надо было попасть в грудную мишень с пятидесяти метров. Каждому дали по три патрона и трехлинейную винтовку. Ваня попал все три пули в центр мишени. Семен не отставал от него. А вот Гошу забраковали. Он попал в мишень, но раскидал пули по сторонам на расстоянии вытянутой ладони от центра.
– Да я что… не стрелок. Вот если бы бочку на спине унести, – нисколько не расстроившись, нараспев проговорил Гоша, и обратился к командиру: – Давайте, я лучше буду кухню вместо коня таскать…
Среди комсостава прокатился хохот. По приказу командира Гоша полез в кузов машины под брезент.
Второе задание было сложнее. Ване и Семену надо было попасть в ростовую фигуру, поставленную через триста шагов. Парни успешно поразили ее с первого патрона. Дальше надо было попасть в мишень, которую поднимали из окопа на палке на три секунды. Ваня и Семен успели поразить и ее. Потом командир приказал солдатам тянуть на веревке грудную фигуру вдоль окопа по рельсам. И этот раз результат был положительным. Товарищам хватило по одному патрону, чтобы сделать в фигуре новые дырки. Когда все упражнения были закончены, Ваня предложил командиру свою затею.
– Пусть боец из окопчика на палке поднимает и опускает вот это… – попросил он, подняв с земли ржавую банку из-под тушенки. – Или ходит с ней туда-сюда.
Командир недоверчиво посмотрел на него, однако приказал сделать так, как тот просил. И был удивлен, когда Иван попал в нее с расстояния сто шагов с первого раза. Семен сбить движущуюся банку с первого раза не смог, но это не служило поводом для его отстранения от зачета по стрельбе.
– А вот из нее… сможешь попасть в спичечный коробок? – доставая из чехла винтовку с оптическим прицелом с хитринкой на губах спросил командир.
Ваня первый раз видел оптический прицел, не знал, как им пользоваться. Когда ему пояснили, куда смотреть и как целиться, его удовольствию не было предела:
– У-у-у! Так-то что не стрелять?! В трубку все видно, как на ладони. Кабы мне такую штуку на озеро, я бы не мазал никогда.
В подтверждение своих слов он сбил спичечный коробок. Семен попал тоже.
– Отставить! – резко остановил стрельбы командир. – Хватит зря патроны жечь, и так все ясно. – И к подчиненным, ниже по званию: – Вот вам, товарищи командиры, два отличных стрелка без курса обучения. Приказываю выдать им оружие сегодня! А также поставить на соответствующий уровень секретного учета и повышенное войсковое довольствие!
Так, на второй день войны, не успев освоиться и узнать, что такое передовая, Иван Мельников и Семен Заструхин были зачислены в пехотный полк снайперами. Их разделили по разным флангам: отличные стрелки на войне были на вес золота. Гошу Веревкина определили к артиллеристам, таскать пушки. Друзья-односельчане встречались редко: война!
В разведывательную группу Иван попал позже, вначале сорок третьего года. К тому времени счет убитым им фрицам перевалил за третий десяток. На груди, рядом с медалью «За отвагу» появился орден «Отечественной войны» второй степени.
Однажды, вернувшись с линии обороны в землянку, Ваня вслух пожалел, что у него нет малокалиберной винтовки с «торбой». Тогда бы он стрелял по немцам чаще. Недовольство заключалось в том, что после одного-двух выстрелов, ему приходилось быстро менять позицию. Снайперская винтовка на базе мосинской трехлинейки грохотала как пушка и выдавала его яркой вспышкой пламени из ствола во время выстрела немецким наблюдателям с потрохами: немцы тотчас открывали по нему минометный огонь.
Случилось так, что зимой Ваня жил в одном блиндаже с разведчиками. Его слова случайно услышал командир группы разведки капитан Назаров. Взял на заметку, выбрал момент и, оставшись наедине, долго говорил с Ваней о северном способе добычи гусей. Понятно, что на дичь капитан охотиться не собирался. Его интересовал бесшумный выстрел, который можно было применять при ликвидации охраны на немецких объектах. Разведгруппа несла ощутимые потери при «съемке часовых». Не так легко тихо подкрасться и одним ударом ножа убить человека, который все слышит, видит и чувствует. Бесшумно нейтрализовать охрану – половина успеха в любой операции. Так считал капитан Назаров и принимал все доступные методы, которые могли помочь разведчикам.
Способ Ивана было решено проверить в деле. По спецзаказу из Тулы доставили охотничью, облегченную малокалиберную винтовку с установленным на ней четырехкратным оптическим прицелом. Ваня пристреливал ее сам. Добившись высокой точности (на сто тридцать метров попадал в ложку), он без труда изготовил торбу. Бересты не было, пришлось применить фанеру. Мох нашли на соседнем болоте.
Эффект бесшумного выстрела удивил любого, кто был заинтересован в благополучном исходе разведывательных операций. Капитан Назаров подал в штаб фронта рапорт о переводе Ивана Мельникова в разведгруппу. Через три дня, после недолгой подготовки Ваня первый раз пересек линию фронта. Разведгруппе надо было взять «языка» с передовой немецких укреплений.
Операция прошла успешно. Совмещая ракетницы противника со своими выстрелами, Ваня уничтожил трех фашистов, освободив товарищам дорогу к вражескому блиндажу. Те взяли в плен двух ефрейторов и одного лейтенанта. Их показания были ценными: через два дня вермахтом планировалось внезапное наступление, к которому советские солдаты успели подготовиться и достойно встретить противника. Группу разведчиков наградили медалями «За боевые заслуги».
Позже были другие «вылазки». За полгода службы в разведке Ваня переходил через линию фронта восемнадцать раз. Не каждая операция была успешной. Вначале лета группа попала под вражеский обстрел. Из семи человек погибли пятеро. Из «старых» – Назаров и Ваня остались вдвоем. Группа пополнилась новыми солдатами, в основном из сибиряков-охотников.
Операция по захвату «ходока» у Вани – девятнадцатая. Каждая «вылазка» за линию фронта была под строгим контролем управления контрразведки: вдруг кто-то из разведчиков предал Родину и стал шпионом? После возвращения группы из-за линии фронта, «особисты» проводили с каждым обязательную беседу, пытаясь выявить разногласия в действиях. От этого зависела сплоченность разведчиков и успех в дальнейших операциях. В первые годы войны из-за предательства одного человека погибала вся группа. Счет не вернувшимся из-за лини фронта разведгруппам исчислялся сотнями.
…В седом тумане проявились тонкие нити оптического прицела. Смертоносный крестик остановился под пилоткой немецкого солдата. Палец на спусковом крючке винтовки: пора стрелять! Но Ваня ждет еще несколько мгновений. Часовому за углом дома необходимо сделать еще несколько шагов, отойти подальше, а в пригоне должен закричать петух. Под его голос он должен выстрелить. Мысленный отсчет в голове Ивана отмеряет необходимые границы времени: раз, два, три… пять.
– Ак-ка-ка-ри-хку!.. – захрипел в стайке старый топтун.
Издав непонятное хрюканье, немецкий солдат бревном упал в картофельную ботву. «Ых, черт… слишком громко завалился, – досадуя на шум, осторожно передергивая затвор и досылая в патронник патрон, подумал Ваня. – Сейчас тот подскочит».
Второй часовой не заставил себя долго ждать. Услышав падение своего товарища, он поспешил назад, выглянул из-за угла дома, негромко спросил:
– Курт?.. Вас из я-я-я…
– И ты тоже, – выкидывая из патронника стреляную гильзу, хладнокровно прошептал Ваня.
После второго выстрела разведчики напряженно ждали: выбегут немцы или нет? Во дворе несколько раз глухо взбрехнула собака. В стайке опять закряхтел петух. В пригоне тяжело вздохнула корова. Слышно, как она поднялась на задних ногах, переступила ногами, зажурчала накопившейся за ночь мочой. Убедившись, что все спокойно, загремев цепью, залезла в будку собака. Старый топтун еще раз проскрипел чахлую песню и умолк. Наступила тишина. В доме все спали. Никто не услышал, как Иван снял охрану.
К нему бесшумно подползли товарищи. Убрать часовых – половина дела. Теперь надо осторожно проникнуть в дом. Все роли разведчики давно продумали и распределили между собой. Ваня и Костя Яковлев должны контролировать отходы в лес на случай провала операции. Остальные в немецкой форме пойдут с двух сторон дома. В случае провала, если немцы полезут из окон, их надо будет встретить выстрелами, стараясь захватить старшего офицера и «ходока».
На дороге за домом стоят грузовая машина и самоходка на гусеницах. В кузове машины – около десяти автоматчиков. В самоходке – водитель и пулеметчик. Все спят. В доме должно быть еще пять или шесть фрицев. Один из них – «ходок». Среди немцев в избе один офицер старшего состава, возможно – подполковник, кому «ходок» передает сведения. Если немцы услышат разведчиков и сыграют тревогу, операция будет сорвана. В километре отсюда стоит мотострелковый полк СС, где имеется своя охрана с натасканными на поиск людей овчарками. Выстрела одной ракетницы будет достаточно, чтобы через десять минут по следам разведчиков бросились сотни ищеек с собаками.
Близость мотострелкового полка породила у немцев беспечность. Кто сунется в пасть зверя, у которого острые клыки? Они считали, что для охраны полковника хватит дворового пса и двух часовых. А остальным можно хорошо выспаться. Так было не раз.
Назаров с двумя бойцами пошли с правой стороны дома. Старшина Головин со своими помощниками исчезли за углом слева. Потянулись томительные минуты ожидания.
Ваня смотрит за окнами дома, слушает, что происходит там. Ждет, что сейчас должна залаять собака. Потом, возможно, будет автоматная очередь. За этим последует перестрелка, из окон дома будут выпрыгивать немцы, и ему придется стрелять. Но цепной пес молчит, и в доме нет никаких движений. Все также за занавеской равномерно горит керосиновая лампа. Немцы спят. А это значит, что пока все идет нормально.
В конюшне заходил конь, звякнула металлическая пряжка. Ваня удивленно повернул голову, пытаясь понять, что там происходит. В такой час лошади должны лежать. Да и уздечка… неужели коня оставили на ночь под седлом?! Едва слышно скрипнула дверь, мелькнула серая тень. Сомнений не было: там человек! В голове мелькнула страшная догадка.
Конюшня находится справа от Вани. До нее около сорока шагов. Костя Яковлев – по левую руку. Он не слышит посторонних звуков, так как все его внимание направлено на угол дома, машину и самоходку. Давая о себе знать, Ваня щелкнул пальцами, знаками руки показал на конюшню: «Опасность! Я передвигаюсь туда, ты контролируй окна». Костя согласно кивнул головой: «Понял! Действуй».
Стараясь не издавать лишних звуков, Ваня быстро пополз к хозяйственным постройкам. В сознании стонут мысли упрека: «Ах ты, черт! Да как же так… недосмотрел… только бы успеть!» Он понял, что их планы раскусили немцы. Вероятно, на сеновале был еще один наблюдательный пост, о котором они не знали. Часовой увидел разведчиков и теперь старается предупредить нападение.
Но почему он не стреляет?..
Странная и непонятная мысль, как старое, ржавое ведро: дырку не видно, но вода сочится. По всем законам караульной службы часовой должен открыть по нападающим огонь, выстрелить из ракетницы в воздух, освещая окрестность.
Ваня благополучно дополз до сеновала, встал на ноги, замер, прислушиваясь. В пригоне по деревянному полу глухо топают копыта. Лошади. Их несколько. Кто-то выводит коней на улицу с другой стороны сеновала. Вероятно, там есть еще одна дверь. Надо торопиться.
Скрываясь в тени хозяйственных строений, он пошел вдоль стены. Пригон для скота длинный. Здесь под одной крышей хозяин держит корову и лошадей. Над пригоном – огромный сеновал. За углом пригона находятся грядки. Вчера Ваня видел, как сердобольная хозяйка ходила сюда за луком и морковкой. За грядками – плотный, высокий забор. За забором – густые заросли ивы. Ваня с трудом, стараясь не шуметь, перелез через забор, какое-то время слушал окружающий мир. В десяти шагах, под оврагом, журчит небольшая речка, заглушает все звуки. Говорливая речь воды кстати, можно осторожно продвигаться вперед.
Впереди, у стены, маячит неясная тень. Ваня осторожно продвинулся вперед: спиной к нему стоит мужик, привязывает к седлу вьюки. Лошадь привязана к кустам за уздечку. Увидев Ивана, конь испуганно выпучил глаза, дернулся. Мужик поймал его за уздечку, погладил по шее, посмотрел за спину, повернулся. Готовый выстрелить, Ваня прицелился в него из винтовки.
Читать бесплатно другие книги:
