Мотыльки летят на свет Йота Т.

«Сокрушительная боль крепко сжала сразу всё тело, словно гигантская железная пятерня. Тревожное гудение разрывало мозг на части… Голову сдавило тисками… Холодно… Неистово страшно… Яркие вспышки спиралью уходят в бесконечность, и эта спираль властно всасывает меня в опасную неизвестность. Господи, всё… я не могу больше…

Вдруг – слепящий свет! Вмиг стало легко… неописуемо легко. Вдох обжёг лёгкие. Больно в груди, но эта боль ничто! – чувство неистового восторга и облегчения накрыло с головой, мука позади. Боже, это я! Я здесь! Я здесь!»

Звонкий крик младенца раздался в родильном зале.

– Девочка! Маленькая-то какая! Прямо Дюймовочка! – зычно заголосила моложавая акушерка.

Измождённая родами молодая женщина неподвижно лежала на кушетке, отрешённо уставившись в потолок. Бледное лицо её ничего не выражало. Прядь растрёпанных чёрных волос прилипла к бледной щеке.

– Ты жива, мамаша?

– Жива… – еле шевеля сухими губами глухо вымолвила женщина.

– Слава богу, а то лежишь так неподвижно. Девочка у тебя, мать, слышишь?!

– Слышу…

– Нет, ну что за дети пошли?! Не успела родиться, а уже в глаза прямо так пристально смотрит, как будто уже всё понимает! Чудо какое! Как назовёшь-то, красавицу свою?

– Ещё не знаю. Мальчика ждали. Евгением хотела назвать. В честь деда.

– Слышишь, курносая, мать-то тебя не ждала! – обратилась к новорожденной крохе весёлая акушерка.

– Рост – 45 см, вес – 2 кг 550 г. Точное время рождения – 23:55. Слушай, мать, сегодня же последний день февраля – выходит, что наша Дюймовочка родилась за 5 минут до весны!

Девочку, завёрнутую в застиранный казённый плед, уложили под кварцевую лампу.

Мать с любопытством повернула голову в ту сторону, где шумно сопела носиком её новорожденная дочка. Женщине показалось, что глаза малышки и впрямь необычно осмысленно рассматривали источник света.

«Маленькая какая! О чём же ты можешь думать сейчас? Такая серьёзная!», – подумала женщина и снова бессильно откинула голову на кушетку, не веря наступившему облегчению после долгих родовых мук.

Через 5 дней Марию Стужину с новорожденной дочкой Евгенией выписывали из родильного дома.

Встречать Машу из роддома приехала её бабушка с букетом белых хризантем.

Растерянная молоденькая акушерка несколько замешкалась, прежде чем протянула свёрток сухощавой пожилой женщине.

– Баба, как же я рада тебя видеть! Я даже не надеялась, что ты приедешь из такой дали! – расчувствовавшись, Мария проронила слезу.

– Машенька, ну, как я могла не приехать в такой день! У меня правнучка родилась! Это же счастье! Жаль Галина не дождалась этого дня. Как бы она была счастлива, бедная моя дочь… А Ванька-то в загуле! Я с поезда сразу к вам приехала – в общежитие! Да так и не достучалась. Соседи ваши жалуются, мол, всю ночь шумели, – музыка, крики, грохот – до утра спать не давали. Я переночевала в гостинице. Да ладно, чёрт с ним! Дай-ка я лучше на мою правнучку взгляну! Где там моя девочка?

– Да ты у меня настоящая красавица! Вся в меня! – задиристо сказала старушка, обращаясь к новорожденной.

Солнышко пригрело по-весеннему приветливо. Сосульки дружно закапали. По подтаявшей скользкой тропинке мелкими вкрадчивыми шагами ступала худенькая старушка со свёртком, перевязанным розовой лентой. Рядом шла невысокая молодая девушка на вид лет восемнадцати в сером пальто и вязаном берете.

– Баб, да ты устала уже! Да ещё скользко так! Дай я понесу сама!

– Послушай, Машенька! Во-первых, вовсе мне не тяжело – своя ноша не тянет! А во-вторых, я ещё, дай Бог, крепко на ножках-то стою! А тебе, милая, 40 дней после родов надо беречь себя как зеницу ока!

Женщины вошли во двор обветшалого двухэтажного дома. Стены здания давно почернели от копоти нескольких пожаров. Мерзкие надписи и рисунки пестрили всюду.

– Баб, осторожно, здесь ступенька сломана, смотри не споткнись! – предупредила Маша. Бабушка, тяжело дыша, с трудом покоряла ступень за ступенью.

Молодая женщина придержала дверь, пропуская вперёд старушку с малышкой, которая уже пару раз тоненько пискнула из свёртка.

Едкий дурман ударил в нос – сырость, плесень, аммиак, испражнения… На сей раз в этот гадкий букет ароматов вплёлся ещё и запах подгоревшей картошки, доносящийся из приоткрытой двери соседей.

– Ой, Машка, приветик! Ну что? С дочкой тебя! А твой-то гуляет! Всех на уши поднял! – затараторила женщина в очках и с немытыми волосами, при этом что-то жуя; она высунула голову из той самой приоткрытой двери, как мышь-полёвка из своей норы, моментально среагировав на чьи-то шаги в коридоре.

– Спасибо, Зин, за поздравление.

Зина быстро стрельнула глазами по сторонам, и юрко занырнула обратно в свою нору.

Шаги женщин гулко удалялись в самую глубь длинного, мрачного коридора, пока их силуэты полностью не растворились во тьме.

Зазвенели ключи, Маша несколько раз ткнула мимо замочной скважины, наконец, замок дважды щёлкнул, и дверь со скрипом распахнулась, а там…

В золотых лучах, по искрящейся поляне, усыпанной дивными цветами, бежала девушка. Нет, она не бежала, а парила! Грациозная, воздушная, словно сотканная из света… Гибкий силуэт порхал между громад старых деревьев. Всё вокруг неё словно улыбалось, звенело и любовалось ею.

Вдруг девушка замерла и стала настороженно прислушиваться. А затем внезапным ловким движением, она переместилась к дереву. Присев, красавица полностью скрылась за его узловатым необъятным стволом и затаила дыхание.

Через несколько секунд на поляне появился юноша. Посмотрев по сторонам, он улыбнулся и воскликнул:

– Камиль, я знаю, что ты здесь!

Девушка лишь тихонько хихикнула в кулачок.

– Вот хитрющая! Прекрати меня дурачить! Выходи!

Тут юноша остановился, закрыл глаза, приложив руку к груди и замер так на мгновение. И вот его сосредоточенное выражение лица сменилось хитрой улыбкой. Он решительно зашагал к тому самому дереву, за которым притаилась девушка. Когда он очутился в шаге от неё, она ловко увернулась, зазвенев весёлым хохотом.

– От меня не убежишь! – Мгновенно юноша настиг озорную беглянку, подхватил на руки и закружил. Лёгкие локоны её пышных волос разлетелись по воздуху золотым водопадом. Шёлк длинного подола, заструился зелёными волнами по ветру.

Они сидели на изумрудной траве друг напротив друга. Он всё время держал в руках её тонкие ладони. Его лицо, обращённое к ней, стало задумчиво-серьёзным, глаза смотрели из глубины в глубину.

– Камиль, скажи, ты помнишь наш разговор о душах, обручённых Вечностью?

– Канечно, Дарий, я часто об этом думаю.

– Я много думал, после того разговора. Понимаешь, я хочу, чтобы всё осталось не только на словах… Поэтому я много работал над его созданием. У меня есть для тебя подарок.

– Подарок! – Камиль, не сдержав наивной девичьей радости, хлопнула в ладоши, и в глазах её мелькнули озорные огоньки.

– Закрой глаза и дай мне свою руку, – произнёс Дарий.

Последовав просьбе, Камиль зажмурилась так, как обычно от яркого солнца жмурятся дети, и протянула свою ладонь юноше.

Она почувствовала, что он надевает на её безымянный палец кольцо, девушка широко улыбнулась, по-прежнему держа глаза закрытыми.

– Можно смотреть! – объявил Дарий.

Камиль ахнула от восхищения и восторга.

– Дарий! Оно совершенно! Я ничего прекрасней в жизни не видела! – она бросилась ему на шею и расцеловала его лицо.

– Послушай, Камиль, – продолжил Дарий, – это моя первая работа, которую я выполнил сам, без участия наставника. Я посвятил её тебе. Знай, я в каждую его частичку вкладывал свою любовь к тебе. Теперь сними его.

– Зачем?! – удивлённо воскликнула девушка.

– Сними, и тогда всё узнаешь.

Девушка подчинилась, сняла кольцо и, положив его на свою ладонь, протянула Дарию.

– Посмотри поближе на обратную сторону кольца.

– Здесь надпись: «Дарий и Камиль навечно»… – девушка подняла глаза и поймала восхищённый взгляд родных глаз. Камиль крепко прижалась к груди Дария.

Словно ореол света забрезжил над парой в этот счастливый момент, прозвучавший чудесным аккордом в мелодии вселенной.

– Счастье – это ты, – шептал он ей нежно, – счастье – это ты…

Душный запах перегара и сигаретного дыма окутал женщин. Маша обвела взглядом знакомую бедную комнатку с белёными, потрескавшимися стенами. На полу стоял целый арсенал пустых бутылок. На столе – мутные хрустальные рюмки, несколько заветренных кусочков колбасы и сыра, в зловонной тарелке с объедками от солёной селёдки валялись несколько окурков.

На растрёпанной кровати лежал молодой светловолосый мужчина с недельной щетиной на лице, сильно запрокинув голову назад, с уголка его рта стекала слюна.

– Он точно живой? – недоумённо спросила Маша, подойдя к нему поближе. Она положила руку на его грудь, чтобы почувствовать сердцебиение. Тут мужчина зашевелился и пробормотал что-то невразумительное заплетающимся языком. Затем сжался в позу эмбриона и громко засопел носом.

– Да ты его сейчас не тормоши, пусть проспится хорошенько! Давай-ка я здесь сейчас всё уберу, а ты займись Женечкой. Она уже проголодалась, да и мокрая уже наверняка. Зашевелилась вон уже, как червячок! – старушка протянула Маше свёрток.

Держа в одной руке малышку, другой рукой она отбросила в сторону, небрежно набросанную на детскую кроватку мужскую одежду, освобождая место для малышки. Мать извлекла кроху из одеяла и приложила к груди.

– Ох, как ты причмокиваешь-то весело! Молодец! – едок, вижу, ты добрый! – бодрым голосом болтала старушка, намывая посуду в алюминиевом тазу. – Кушай, кушай моя золотая, не отвлекайся! Тебе расти да расти – вон какая ты у нас махонькая! А бабушка сейчас тебе и пелёнок нагладит!

Ранним утром следующего дня ещё не успели забрезжить первые лучи рассвета, а старушка уже собиралась на вокзал. Маленькая Женя, проплакав полночи, лишь к утру крепко заснула. Бабушка с внучкой сели завтракать наскоро приготовленными бутербродами.

– Хочешь – не хочешь, а ехать надо! Попросила соседей пару дней за домом присмотреть, да за хозяйством, а душа у меня вся изболелась! У Зорьки же вымя всё распухло! Уже и ветеринара приглашала районного. Прописал мазь, примочки… Ох, горе мне с ней! Да и вам чего мешать-то буду, у вас тут и без меня негде повернуться. Ты хоть чуток-то вздремнула сегодня? – Агния Степановна посмотрела на уставшую внучку, и шумно прихлебнула горячий, сладкий чай.

– Я даже не помню, как уснула… отключилась намертво! Женька задала нам сегодня весёлую ночь. Да и ты не выспалась совсем.

– Да я-то что? – я в поезде покемарю ещё! А ты себя не истязай, как Женя будет засыпать, – тоже сразу ложись. Хоть на час, хоть на полчаса, а сон силы освежит. Я же знаю, как оно с детьми-то тяжело бывает…

Наскоро подкрепившись, Агния Степановна надела своё старенькое, потёртое на локтях, пальтишко; несколько замешкалась перед зеркалом в прихожей, настраивая на голове свой высоченный берет, в который всегда подкладывала свёрнутый платок – «для формы». Затем вынула из кармана маленькую, поцарапанную тубу розовой помады. Старушка словно прицелилась своими сощуренными, подслеповатыми глазами, потом чиркнула по губам ровно два раза.

– А-то вдруг принца встречу на белом коне, а губы не накрашены! Я ж себе этого потом не прощу! – пошутила Агния Степановна и сама захохотала над своей шуткой.

Маша, которая всё время стояла с растерянным видом, пряча чуть красноватые глаза, наконец-то улыбнулась.

– Слава тебе, Господи! Вижу улыбку на лице! Приятно посмотреть! А-то с утра наша Марья как лимон съела! Ну, что, присядем на дорожку! Подай-ка, внучка, табурет!

Через минуту женщины стояли у входной двери.

– Баб, как же мне будет тебя здесь не хватать! – дрожащими губами произнесла женщина.

– Ну что ты сырость опять разводишь! Всё будет хорошо, Машенька! Вот увидишь, всё образуется! Женечку береги! Целовать уж не стала, пусть спит, маленькая. Да и ты ложись, поспи. Ты дочке нужна бодрая, весёлая и жизнерадостная!

Маша не сдержала слёз, прижавшись к груди хрупкой старушки. Агния Степановна погладила внучку по голове.

– Будь сильной и невозмутимой, как скала, – добавила она нарочито-пафосно. – А, как потеплее станет, приезжай с Женечкой ко мне! Я буду вас ждать. Ох, не люблю я этих долгих прощаний. Всё… пойду уже… – старушка громко чмокнула Машу в щёку, – Женю за меня поцелуй.

Женщина прислонилась спиной к запертой за старушкой двери, медленно сползла вниз, и, положив голову на колени, тихо захлюпала носом, вздрагивая всем телом.

Дарий спешил к поляне, с трудом сдерживая волнение. Фигуру сидящей под деревом девушки он заметил издалека. Она не выбежала к нему навстречу, как обычно.

Дарий тревожно и неуверенно приблизился к Камиль. Прислонившись спиной к узловатому стволу дерева, она по-прежнему сидела недвижимо, чуть наклонив голову вперёд. Дарий опустился на колени прямо перед ней и забрал её ладони в свои руки. Только теперь она подняла на него глаза, полные глубокой грусти. Долгим изучающим взглядом она проникла в самую синь его задумчивых глаз.

– Значит, ты уже всё знаешь… – тихо вымолвила Камиль.

– Камиль, пойми, – это слишком суровый и опасный путь! Тебе не следовало соглашаться на это, это слишком рискованный шаг! Это дорога по краю бездны! Камиль, ты не заслуживаешь этих испытаний! Ведь это не тот случай, когда сама вселенская неизбежность по великому Закону увлекает души на Землю. У тебя есть Выбор!

– …и я его уже сделала, – перебила его Камиль. – Я не изменю своего решения, Дарий. Приближается священный момент для всех миров. Он скоро войдёт в Круг. Я нужна ему там. Если я хотя бы на мизерную толику смогу помочь ему в его Великом Пути, то для меня уже не стоит вопрос о выборе. – в её решительном взгляде засветились огни воодушевления, а голос прозвучал твёрдо и уверенно.

Чувство тревожной неизбежности пронзило всё существо Дария. Он привлёк к себе Камиль и крепко прижал к сердцу. Его зубы были крепко стиснуты, а на ресницах блеснула слезинка.

Они долго сидели рядом. Её голова лежала на его плече. Они не находили сил выпустить друг друга из объятий.

– Это не навсегда, Дарий! Всё пройдёт, и мы снова будем вместе. Мы должны быть сильными. Иначе нельзя… – горячим шёпотом обожгла она его слух и разомкнула круг молчания.

– Знаю, милая… я это знаю. Но, Боже, как тяжело мне это принять! Как же тяжело… – вымолвил он и вновь крепко стиснул зубы.

Тут он расправил её горячую ладонь в своей руке и взглянул на кольцо, их заветное кольцо.

– Камиль, запомни этот миг! Запомни крепко! Постарайся запомнить его так крепко, чтобы ты смогла его вспомнить Там! Вспомнить душой! Запомни, Камиль, запомни! Я С ТОБОЙ! Я ВСЕГДА БУДУ С ТОБОЙ! ВСЕГДА, КАМИЛЬ, ВСЕГДА! – он произнёс это шёпотом, но с твёрдыми металлическими нотами в интонации, отчётливо вычеканивая каждое слово. При этом казалось, его необыкновенный взгляд синим лучом проникал в самую глубь её золотистых очей.

«Всегда…всегда…всегда…» – словно ритмом зазвучало пространство в унисон его словам.

– Мне пора. Светлоликие Старцы ждут меня для Напутствия. Мы ещё встретимся… встретимся, чтобы проститься…надолго, – от этих слов её губка дрогнула, в глазах блеснули слёзы, она быстро отвернула лицо в сторону. Он провёл рукой по её чудесным локонам, в которых словно запутались солнечные блики.

– Как же я люблю тебя, моя Солнечная Принцесса… моя маленькая, отважная Солнечная Принцесса…

Она подняла на него свои большие, с медовыми искорками глаза. Он растаял в её нектарном тёплом взгляде, от которого всё поплыло перед ним.

– Я люблю тебя, Дарий. – произнесла Камиль. Грустная улыбка едва тронула уголки её губ.

– Я люблю тебя, Камиль. – произнёс он… и добавил, – НАВЕЧНО!

– Пора! – решительно произнесла Камиль. Это короткое слово как выстрел разбило вдребезги пространство.

Дарий крепко сжал её ладонь, прежде чем отпустить. Он провожал взглядом удаляющуюся фигуру Камиль. Она уже исчезла вдали, а его отрешённый взгляд по-прежнему был направлен туда, где недавно ещё виднелся её силуэт. Он сидел так долго на опустевшей, поблёкшей поляне.

Мужчина открыл припухшие глаза, нахмурил брови и лоб. Он какое-то время бессмысленно водил взглядом по потолку, потом резко сел на кровати и с облегчением произнёс:

– Слава Богу – дома!

Маша выглянула из-за занавески, разделяющей тесное помещение на «кухню» и «спальню», которая по совместительству была ещё и «гостиной». В чистой комнате аппетитно пахло овощным супом, жареными котлетами, из духовки тянулся ароматный ванильный шлейф домашней выпечки.

– Тссс! Не разбуди! – шёпотом сказала женщина.

– Маша! Машенька! Солнце моё! Я не знаю, как просить прощения! Я повёл себя как свинья! Да это всё ребята, – мол ставь бутылку за дочь! Вот я и угостил. Перебрали… увлеклись… прости – оправдывался Иван, обняв жену. Маша оставалась недвижимой, только закусила нижнюю губу и отчаянно силилась сдержать слёзы. Потом её рука неуверенно поднялась, и она ладонью нежно провела по голове мужа, крепко прижавшегося к ней.

– Машка, Машка, я всё сделаю для вас с дочкой! Я вот этими руками горы сверну, если надо! – он потряс в воздухе большими натруженными руками, мозолистыми и жилистыми.

– Да тише ты, дочку разбудишь!

– Маш, а можно мне на неё взглянуть?

– Конечно. Пошли! – она взяла его за руку и подвела к детской коечке, где лежал крошечный человечек. Отец умилённо замер, разглядывая маленькое ангельское личико дочки. Безмятежный сон, убаюкавший малютку, словно пёрышком касался её подрагивавших век и крохотных пухленьких губок. Во сне она несколько раз улыбнулась, открывая беззубые дёсенки.

– Какая она маленькая! Смешная такая! Улыбается!

– Баба Агния говорит, что когда младенцы во сне улыбаются, – их щекочут ангелы!

– Машка, а, правда! – чему могут улыбаться дети во сне? Она ж ничего ещё не понимает совсем! Только родилась ведь!

– Не знаю, Вань, не знаю. Этого никто не знает.

Счастливые родители, обнявшись, стояли у кроватки и любовались спящей малышкой.

Девочка зашевелилась и, открыв глазки, остановила взгляд на матери. Через несколько мгновений перевела на отца и поблуждала серьёзными глазками сначала по его лицу, потом по сине-белым полоскам его майки.

– Возьми её, подержи! – радостно предложила женщина мужу.

– Да ты что, Маша! Она же такая крошечная! Я боюсь раздавить её своими ручищами!

– Да не бойся ты! Я же помогу!

– Маша, может не надо? – с сомнением произнёс молодой отец.

Однако женщина уже забрала малютку из колыбели и настойчиво протянула отцу.

– Аккуратненько, головку придерживай…тааак! Чего ты напрягся-то так! Расслабься! Ну, и чего ты боялся? Ведь сумел же! Эх ты! – светясь от счастья, произнесла Мария.

– Маша! Маша! Какая она… Маленькая! Евгения Ивановна Стужина! – накрытый волной восторга вымолвил Иван.

Дарий решительным шагом направлялся к Великой Пирамиде Творения. Он намеревался разыскать своего наставника Валенция. Этот высокий белобородый старец, с отличной выправкой и широкими плечами, давно стал для Дария очень близким человеком. Валенций тоже прикипел душой к своему любимому ученику и относился к нему как к родному сыну.

Густой фиолетовый туман лежал у подножия семиярусного колосса. Сколько бы раз Дарий ни видел это грандиозное творение, он не переставал всякий раз восхищаться его величием. От основания до вершины пирамида ярко излучала свет. Он переходит от густого пурпура снизу до насыщенного индиго к вершине – ярус за ярусом по закону радуги. Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан. Мистическое зарево стаяло в небе над этим фатальным местом. Грандиозное сооружение завораживало не только магическим соцветием, но и проникновенными аккордами, чарующим слух. Пирамида звучала семью нотами, начиная с нижнего уровня, вибрирующего в унисон «до». Так, уровень за уровнем до самой высокой «си»-вибрации на фиолетовой вершине, из которой ввысь бил бесконечный луч белого света. Казалось, пирамида живая, она дышит, звучит и благословляет тех, кто трудился внутри неё. Это были творцы, практикующиеся в материализациях разной сложности. Пределом мечтаний творцов было достижение Фиолетового Уровня, открывающегося лишь избранным, прошедшим последнее посвящение. Дарий под покровительством учителя Валенция делал поразительные успехи Творца. Именно здесь, в этом сакральном месте, создал он свою первую авторскую работу – кольцо для Камиль.

Войдя внутрь пирамиды, Дарий оказался в клубе мерцающей пыли. Все предметы светились изнутри, окутанные светящейся алой аурой и гипнотической «до»-вибрацией. Работа творцов кипела. Субтильный Эфир пропитал здесь весь воздух, который опьянил бы с непривычки любого, случайно попавшего сюда. К работе с Эфиром допускались только те, кто прошёл серьёзный отбор и долгое обучение, а затем прошёл Посвящение, открывающее доступ к Священной Субстанцией.

Упорно трудились ученики под присмотром Наставников, отвоёвывая у субтильной инстанции Формы. Это очень сложный труд! Ведь уплотнить и удержать в соответствующей форме Эфир может только пронзительно сильная и математически чёткая Мысль! Слой за слоем из пространства проявляются Образы. У учеников на это уходит много времени, а наставник может сформировать объект за считанные минуты.

Дарий был тут в почёте благодаря своему трудолюбию и таланту, он схватывал всё налету, чем вызывал гордость своего наставника Валенция. Этот уровень специализировался на сложных неорганических формах. Чаще всего это были предметы обихода. Их изготавливали по большей части для тех, кто недавно прибыл с Земного Круга. Многим Душам нужен отдых в знакомой обстановке, с точностью воспроизводящей их земной дом, со всеми знакомыми предметами мебели, домашней утварью. Постепенно Душу будут подготавливать к осмыслению Перехода в новую реальность.

На последующих Уровнях занимались более сложной работой. Воссоздавались и сложные органические формы. Так, к примеру, для некоторых вновь прибывших людей, имевших в Земном Круге домашних любимцев, Творцы производили их точные копии. Работа по созданию живых организмов гораздо сложней, ведь кроме Формы в эти копии нужно заложить ещё и Программу Жизни – работа эта невероятно сложная и ответственная.

Дарий застал Валенция в обществе Бруно. Это добрый парень, выглядящий очень молодо с по-детски пухлым лицом. Он совсем недавно появился здесь. Дарий раньше никогда его не встречал и совершенно ничего о нём не знал. Дарий чувствовал, что с появлением Бруно связана какая-то тайна, но он не был любопытным, и не любил форсировать события. Он был твёрдо убеждён, что информация сама найдёт человека тогда, когда нужно, и только если она действительно ему нужна. Валенций совсем недавно посвятил Бруно на первый уровень Пирамиды Творения и возился с ним как с ребёнком. Особенных успехов новичок пока не показывал.

Итак, наставник что-то оживлённо объяснял юноше, несколько плотного телосложения.

– Приветствую вас, Валенций, Бруно. Над чем сегодня трудитесь?

– Дарий, здравствуй! Это копия скульптуры Венеры Милосской. С Земного Круга прибыл один замечательный господин. Пока он пребывает в глубоком сне, но скоро его пробудят. К этому времени предстоит полностью воссоздать образы его особняка и сада. Так вот, этот самый господин во время земной жизни просто часами мог седеть на скамейке в саду возле копии знаменитой скульптуры и вдохновляться её красотой. Вот теперь наш Бруно и бьётся над сотворением этой самой копии. Причём достаточно долго уже бьётся, не так ли Бруно?

Бруно засмущался и виновато потупил взор.

– Я хотел поговорить с вами, Валенций. – обратился к наставнику Дарий, чем спас Бруно от строгого испытующего взгляда Валенция.

– Хорошо, Дарий. Послушай, Бруно, сейчас я отлучусь, а ты продолжай работу самостоятельно. Постарайся меня не разочаровать, а приятно удивить! Хорошо, Бруно?

– Я не разочарую, учитель! – выпалил Бруно и погрузился в творчество.

Дни Марии были похожи один на другой. Стирка, уборка, готовка. Её жизнь стала казаться ей пресной и бессмысленной. Нарастало глубокое раздражение и недовольство. Подруги посоветовали устроить дочку в детский сад, а самой выйти на работу, но этому плану не суждено было сбыться. Первый же день в садике закончился страшной истерикой у Женьки, воспитатели были в недоумении. В их практике такой бурной реакции ребёнка в период адаптации ещё не было. Казалось, что она задохнётся от рыдания. Крик дочери мать услышала уже с улицы, когда возвращалась за ней. На следующий день всё повторилось. Так длилось несколько дней, пока заведующая детским садом не предложила проверить ребёнка у психиатра.