Козырная карта судьбы Ломанова Яна

Погода не хотела радовать этим весенним днем. По небу бродили тяжелые, свинцовые тучи, а ветер отчаянно трепал молодую зеленую листву. Где-то вдалеке сверкнула молния, и отзвуки бушующей грозы чуть слышным рокотом предупредили о приближающемся ненастье.

Богдан припарковал автомобиль на привычном месте. Ветер поборолся с ним за право закрыть дверь машины; проиграл – и обиженно распахнул полы его куртки.

Первые крупные капли дождя нервно сорвались с неба. «Может, подъехать чуть ближе? – подумал Богдан, бросив взгляд в уютный салон автомобиля. – Да нет, плохая идея…»

Он нервно щелкнул брелоком сигнализации, развернулся и начал свой путь.

Вот уже много лет, в один и тот же день Богдан совершал своеобразный ритуал. Если бы его спросили, почему он это делает, то вряд ли он смог бы ответить. Не одну ночь провел он, размышляя о случившемся, и о том, зачем приезжает сюда. Легче после этих поездок не становилось…

Улицы звенели безмолвием. Богдан слышал лишь настойчивый стук своего сердца.

Вдали показались золотые купола. Осталось пройти еще немного… Он вошел во двор церкви и устало присел на скамейку.

Дождь усиливался. Богдан закрыл глаза и обреченно опустил голову, принимая холодные потоки воды как неизбежное и столь желанное наказание.

Чувство вины с каждой минутой нарастало, превращаясь в острую, практически нестерпимую боль. Пора. Он с трудом поднялся и медленно вошел в церковь.

Дверь, надрывно скрипнув, осторожно закрылась за его спиной. Богдан постоял на пороге, привыкая к полумраку. Еще несколько минут, как же не хочется уходить… Он подошел к маленькому ящичку для пожертвований и опустил в него пачку денег, с трудом затолкав ее в узкую щель.

За спиной послышались тихие шаги, и он поспешил выйти. Сил, да и желания, разговаривать с кем-либо у него не было.

Гроза унеслась дальше. Яркие солнечные лучи на мгновение ослепили его. Он уже спускался с крыльца, когда услышал голос за спиной:

– Молодой человек, обождите.

Богдан медленно повернулся. На пороге церкви стоял священник. Возможно, позвали не его? Богдан не был готов к разговору. Увы, священнослужитель медленно направлялся именно к нему. Мужчина остановился рядом и, слегка щурясь от солнца, внимательно посмотрел на Богдана.

– Здравствуйте, – приветливо произнес он. – Меня зовут Николай.

– Здравствуйте.

Молчание затягивалось. Богдан искал повод, чтобы уйти, а священник с большим интересом, как ему показалось, разглядывал его и слегка улыбался.

– Простите, я могу вам чем-то помочь? – Богдан не нашел иного вопроса, чтобы прервать молчание.

Отец Николай задумчиво смотрел на него.

– Боюсь, что это мне нужно вам помочь.

– Вас пугает перспектива оказать мне помощь? – Богдан нервно рассмеялся. – Впрочем, вы правы – не стоит и пытаться.

Он досадливо поморщился и махнул рукой.

Богдан не сделал и шагу, когда почувствовал легкое прикосновение.

– Постойте. Давайте присядем. Вы меня не совсем правильно поняли.

Отец Николай подвел его все к той же скамейке.

– Не хочу показаться надоедливым, но позволите узнать ваше имя?

– Простите, я действительно не представился. Меня зовут Богдан, или Богдан Юрьевич, – он нервно потер рукой лоб, – как вам будет удобно.

– Очень приятно, Богдан. Что же, мне хотелось бы уточнить: я переживаю, что вы не захотите принять мою помощь, – отец Николай сложил руки на коленях и продолжил: – В моем желании оказать ее, прошу, не сомневайтесь.

Богдан с интересом взглянул на священника.

Отцу Николаю на вид было не более шестидесяти лет. Высокий, статный; в лице его удивительным образом сочетались сила и покорность. Тонкий, правильной формы нос, волевой подбородок и сетка морщин, лучиками расходившаяся от уголков глаз, невольно притягивали взор.

Отец Николай, почувствовав на себе взгляд, повернулся к Богдану и улыбнулся.

– Я хотел поблагодарить вас, Богдан, за столь щедрое пожертвование… и за все предыдущие тоже. Да-да, не удивляйтесь. Давно наблюдаю за вами, вернее, за ежегодным посещением нашей церкви, – отец Николай потер руками колени. – Что-то стали беспокоить ноги, надо больше ходить.

Богдан рассеянно кивнул:

– Не стоит благодарить меня.

Отец Николай неторопливо расправил складки на своей рясе:

– Скромность, бесспорно, похвальная черта, но она должна подпитываться ответными положительными эмоциями.

Богдан рассмеялся, нервно и отрывисто.

– Отец Николай, не хочу вас разочаровывать, но поверьте, в моей душе закрытых, темных комнат гораздо больше, чем это, похоже, вам показалось.

– Не от меня они скрыты, а прежде всего – от вас, и поэтому открывать их придется тоже вам. Я всего лишь отдал должное щедрости, которую наблюдаю много лет подряд.

– А если я признаюсь, что так искупаю вину? Что вы на это скажете?

– Скажу, что у каждого свой путь исправления ошибок, но думаю, что не буду далек от истины, если осмелюсь предположить, что за видимой стороной скрыты намного более сильные терзания.

Богдан нервно сжал виски:

– Если бы вы знали, отец Николай…

Он вновь почувствовал легкое прикосновение к руке.

– Позвольте же мне узнать.

Богдан смотрел в пронзительно-голубые глаза священника. Они излучали теплый, яркий свет, словно озаряли путь, ступить на который он никак не решался…

Глава 1

– Богдан, наконец-то я тебя нашел!

Богдан поморщился и нехотя развернулся на стуле.

– Макс, это ты. Привет.

– Я, друг мой, или ты ждал кого-то другого?

– Никого я не ждал, – Богдан сделал знак бармену и повторил заказ. – Ты что будешь?

– С удовольствием составлю тебе компанию. Ты же знаешь, я уважаю хорошее виски.

Богдан рассеянно кивнул, покрутив в руках пустой бокал.

– Куда ты пропал?! – спросил Макс, с удовольствием сделав большой глоток поданного барменом напитка. – Я целый день тебя разыскиваю. Телефон выключен, секретарь до обеда рассказывала всем, что ты на важной встрече, но ближе к вечеру и она начала проявлять признаки беспокойства. А это, согласись, твоей Альбине не свойственно.

Богдан махнул рукой. Он вслушивался в музыку джаза, легкой вуалью накрывавшей зал ресторана.

– Хорошо здесь, – Макс покрутился на стуле, разглядывая посетителей. – Только вот слишком спокойно. Я, как ты знаешь, люблю более шумные заведения.

Богдан взглянул на друга. Разыскал-таки!.. А ведь Богдан надеялся, что ему удастся провести этот вечер одному. Хотя Макс всегда был таким: если ему что-то было нужно, он мог из-под земли достать интересующую информацию или вещь.

– Как ты догадался, что я в этом ресторане? Не припомню, чтобы мы вместе здесь бывали.

– Вот-вот, не припомнишь, – Макс рассмеялся. – Около года назад мне под утро позвонил твой водитель. Сказал, что не может уговорить тебя ехать домой. Мне тоже с трудом удалось это сделать. Кстати, это было точно год назад. Светка в тот день улетала отдыхать ранним утром. Я уложил тебя в постель и помчался ее провожать.

– А… – протянул Богдан и залпом осушил бокал. – Я тогда выпил лишнего, еще и водителя забыл отпустить. Он, бедняга, полночи просидел в машине.

– Ну, ты даешь. Водителя он пожалел, – Макс снял пиджак и повесил его на спинку стула. – Мне ты даже спасибо не сказал.

– Макс, перестань.

– Ладно, ладно. Правда, что случилось, Богдан? У нас срывается крупная сделка? Переговоры прошли неудачно? Кстати, а с кем ты встречался?

– Слушай, Макс, все в порядке. Не переживай. Могу я исчезнуть на один день? В конце концов, я – президент корпорации и на это полномочий у меня достаточно, – Богдан поднял руку, останавливая Макса в его желании продолжить говорить. – Тем более, я предупредил секретаря, что буду занят целый день и прошу меня не беспокоить. А теперь, давай, говори, что у нас случилось, – Богдан кивнул бармену и обреченно вздохнул. – Знаю же, не отстанешь по-хорошему.

– Да ничего не произошло, – Макс оглянулся по сторонам и бережно поправил галстук от Армани. – Насколько мне, как вице-президенту компании, известно.

В этот момент раздался звонок его телефона. Он посмотрел на экран и, раздраженно прошептав: «Просил же дождаться», быстро вышел.

Богдан скользил рассеянным взглядом по полутемному залу. Приглушенность света и звуков позволили ему немного расслабиться. Выпить еще?… Пожалуй, хватит. Какая же пустота внутри! Бесцветная и щемящая. Ее, увы, не обмануть лишним бокалом спиртного. Надо просто пережить этот вечер, не сопротивляясь. Иначе будет только хуже…

Отравленная ядом безысходности, душа не принимала подделок. Она требовала только чистый оригинал, и если в очередной раз не получала его, утром она закрывалась и пряталась. Притихшая, она затем ждала день за днем. Не возмущалась, лишь иногда тихонько скулила, но милостиво разрешала успокоить себя подручными средствами. И лишь один раз в году она сопротивлялась и билась в истерике, не реагируя на жалкие подачки…

Богдан рассчитался и направился к выходу. Нужно ехать домой и попытаться уснуть. Возможно, часа через три ему это удастся.

– Богдан, ты уходишь? Меня не дождался, – произнес Макс и потянул его за рукав. – Давай еще посидим. Ника должна подъехать.

– Ты с ней говорил? – устало спросил Богдан, продолжая двигаться к выходу.

– Ну, прости, прости, – Макс забежал вперед и преградил ему путь. – Она действительно волновалась сегодня, слушая целый день сообщения о твоей недоступности. Позвонила мне, просила тебя разыскать. Сказала, приедет через пятнадцать минут.

– Ты, конечно, дождись ее, – Богдан похлопал друга по плечу, – а мне – пора.

– Богдан, ты не прав, – Макс не уступал дорогу. Он стоял, широко расставив ноги, и положив руки в карманы брюк. – Вероника может серьезно обидеться. Такая женщина любит тебя! А ты ведешь себя, как дурак.

Богдан решительно отодвинул друга и открыл дверь.

– Ника просила передать, что завтра у вас интервью, – крикнул ему вслед Макс, и досадливо махнул рукой.

Машина мягко шуршала по влажному асфальту ночного города. Полупустые улицы перемигивались желтыми огнями светофоров.

– Хорошо ночью на дорогах, – удовлетворенно пробормотал водитель такси.

Богдан невнятно кивнул в ответ и закрыл глаза. Некрасиво с Никой получилось. Придется завтра объясняться. Впрочем, ему сейчас было все равно…

Машина мягко притормозила на выезде из города. Сотрудники полиции внимательно вглядывались в автомобили, проезжавшие мимо. Водитель нажал на педаль газа, и они понеслись по ночному шоссе.

Сверкнула молния, озаряя темные пятна густых лесов.

– Снова дождь собирается, – сказал водитель, – надоел он уже, правда?

– Сделайте музыку громче, – резко бросил Богдан и уже мягче добавил: – Пожалуйста.

– Как скажете…

Спустя некоторое время машина свернула с основной дороги и, проехав буквально километр, остановилась у высоких ворот.

Богдан рассчитался и вошел в распахнутую перед ним калитку.

– Доброй ночи, Богдан Юрьевич.

– Доброй, Васильевич. Как дела?

– Все в порядке. Галя передала, что ужин на столе вам оставила.

– Спасибо, я не хочу есть.

– Я ей так и сказал. Вряд ли, говорю, Богдан Юрьевич голодным приедет. А она – ни в какую: не хватало, говорит, чтобы он на голодный желудок спать ложился.

Богдан улыбнулся и направился к дому. Он остановился на пороге, окинув взглядом ночной сад. Пахло весной и дождем. Молнии продолжали сверкать, где-то вдалеке слышались раскаты грома.

Богдан вошел внутрь и, не включая свет, тяжело опустился в кресло. Тишину разрывали громкие удары секундной стрелки напольных часов. Он потянулся к абажуру. Свет выхватил его из пустоты и грубо бросил в действительность. Богдан не успел отвернуться; взгляд остановился на фотографии, и боль остро кольнула в сердце. Сколько всего произошло за эти годы… Утраты казались невыносимыми. И они не сделали его сильнее. Сейчас он был слаб, как никогда. Завтра утром, скорее всего, это ощущение пройдет. Он продолжит бороться с чувством собственной вины, убеждая себя, что поступить иначе не мог.

Возможно, стоило рассказать отцу Николаю?… Он показался Богдану умным и добрым. Вероятно, священник мог дать мудрый совет, как перестать казнить себя за совершенное. Увы, смелости не хватило! Страх осуждения, пусть даже и безмолвного, заставил Богдана убежать со двора церкви. Он пообещал отцу Николаю вернуться. Когда-нибудь…

Раскаты грома сотрясали воздух. Лампочка несколько раз мигнула и погасла. Богдан подошел к окну. Стихия клонила деревья к земле. Первые крупные капли дождя звонко ударили в окно. Послышался звук включенного генератора, и комната вновь озарилась теплым светом.

Богдан дрожащей рукой ослабил узел галстука. Совсем он что-то расклеился.

Сегодня была годовщина его последней потери. Вот уже пять лет он уничтожал себя за слишком опрометчивый поступок. Он столько раз пытался исправить то, что натворил, что сбился со счета. Увы, ничего не получалось. Богдан не мог разыскать этого человека. У него не хватало информации. Он грустно улыбнулся: какой деловой язык. Да он просто ничего не знал! С глупой уверенностью Богдан отбросил шанс, подаренный судьбой. А ведь должен был уже тогда понимать, что нет ничего на свете дороже близких людей…

Богдан подошел к камину и поправил фотографию. Одиноко и больно без них. Со снимка смотрела семья, которой больше у него не было. Родители улыбались, приобняв младшего брата.

Одинокая слеза скатилась по лицу Богдана. Он остался совсем один…

Десять лет назад погибли родители. Они возвращались домой после прекрасно проведенного отпуска на берегу моря. Богдан до сих пор помнил радостный голос матери. Она была так счастлива. Они с отцом смогли найти время и возможность отдохнуть вдвоем. Мама позвонила ему перед выездом, и он пожелал им хорошей дороги.

Они почти доехали домой, когда какой-то пьяный водитель не справился с управлением и выехал на встречную полосу. Шансов спастись не было ни у кого.

Богдан зажмурился от боли, накрывшей его волной. Десять лет прошло, а стоит только вспомнить, и сердце разрывается, как в ту страшную ночь.

В этом его вины не было. Судьба лишила его родителей. А вот смерть Никиты тяжким грузом покоилась на плечах Богдана. Он должен был сделать все, чтобы предотвратить потерю младшего брата. Но не сделал… Не понял… Не осознал, насколько велика оказалась пропасть между ними. А ведь так было не всегда…

…Никита появился на свет, когда Богдану исполнилось пять лет. Родители сумели унять ревность Богдана и привить ему чувство заботы о маленьком брате. Мальчики были по-настоящему близки и не останавливались перед трудностями, защищая друг друга. Так прошло детство и промелькнула юность.

Как же случилось, что став взрослыми людьми, они потеряли столь крепкую привязанность и разорвали все нити, общаясь только на работе? Богдан много раз пытался отыскать в памяти момент, с которого началось их постепенное отдаление друг от друга.

Возможно, это произошло, когда Никита первый раз пришел на работу. Именно в те дни Богдан заметил неприкрытую злость в глазах младшего брата.

Фармацевтическая компания, учрежденная отцом, набирала обороты. Богдан к тому времени стал вице-президентом по экономическим вопросам, а Никите пришлось начинать работать в юридическом подразделении рядовым сотрудником. Богдан помнил, как лично познакомил брата с начальником отдела и пожелал успеха. Никита тогда хмыкнул и отвернулся, ничего не сказав.

Ситуация прояснилась буквально на следующий день, когда младший брат вошел в кабинет к отцу и разразился гневной тирадой по поводу своего назначения. Он считал неправильным и даже неприличным, что сын президента корпорации будет трудиться на такой низкой должности.

Богдан попытался ему возразить, напомнив о своих трудовых буднях в качестве рядового экономиста. Но Никиту это не переубедило. Он кричал, что нельзя сравнивать корпорацию тогда и сейчас, что пять лет назад и были только рядовые должности.

Отца сильно расстроил разговор с младшим сыном, но решения своего он не изменил.

Никита смирился; со временем он добился прекрасных результатов. Отец не мог не признать остроту его ума и молниеносность принятия самых неординарных юридических решений в трудных ситуациях. Спустя несколько лет Никита возглавил юридическое направление в корпорации, став, как и Богдан, вице-президентом.

Вероятно, за эти годы и образовалась пустота, которую Богдану заполнить оказалось не под силу. День за днем холод все сильнее ощущался в их отношениях. Казалось, Никита каждым своим действием и словом доказывал равенство со старшим братом. Почему вдруг в нем проснулся столь сильный дух соперничества, Богдан объяснить не мог. Впрочем, он и не пытался. Работа отнимала практически все время, и на выпады младшего брата Богдан старался не обращать внимания. Он считал это чем-то вроде запоздалого переходного возраста.

Понимание, что все намного серьезнее, чем казалось, пришло к Богдану после смерти родителей.

Первое время после трагедии они с братом проводили все вечера вместе, вспоминая детство и стараясь приглушить боль от утраты родных. Однажды, месяц спустя, Никита вошел к нему в кабинет и сообщил, что уезжает из родительского дома и будет жить в городской квартире.

Богдан не придал этому особого значения, объяснив поступок младшего брата желанием вести самостоятельную жизнь. Но вскоре ему пришлось убедиться в ошибочности своих суждений.

После смерти отца Богдан возглавил корпорацию. Его назначение не вызывало ни у кого сомнений. Никита поздравил его сдержанно, но, как показалось Богдану, искренне.

Совместная работа давалась им с трудом, но Богдан, как мог, старался сглаживать острые углы. Один раз он не выдержал и решил поговорить с младшим братом «по душам». Они встретились в баре, и Богдан напрямую спросил у Никиты о причинах непрекращающейся вражды между ними.

Никита пожал плечами, удивленно посмотрев на брата. Он не видел вражды. Нормальные рабочие будни. А то, что они не общаются за пределами корпорации – это, по его мнению, было естественным. Они выросли, изменились, такое случается…

Богдан с огромным сожалением вглядывался в родные глаза брата. Они смотрели на него с холодным безразличием. Богдану стало страшно. Родной человек, по непонятным для него причинам, вдруг стал далеким и чужим.

После этой встречи Богдан не предпринимал больше попыток сблизиться с братом, а спустя четыре года Никиты не стало.

Он утонул в реке. Богдан и не знал, что Никита приобрел загородный дом. Произошедшее объяснили купанием в ночное время в состоянии алкогольного опьянения.

Почему Никита выпил так много и что заставило его пойти купаться в столь поздний час? Эти вопросы до сих пор тревожили Богдана. Никита пил всегда очень умеренно. Значит, что-то случилось. Но что – приходилось только догадываться.

Богдан именно в этом видел свою самую большую ошибку. Он не смог достучаться до брата, не знал, чем брат дышал, что его волновало, с какими проблемами ему приходилось сталкиваться. Ни разу Никита не обратился к нему за помощью. Богдан полагал, что все в порядке, но, как оказалось, он сильно ошибался.

…Гроза не собиралась утихать. Ветер с остервенением трепал деревья и пригоршнями швырял дождевые капли в окно.

Богдан вновь взглянул на фотографию. Ничего нельзя вернуть. Сколько бы он ни корил себя, ни анализировал свои поступки, родных не воскресить. Но разыскать ее, свою последнюю утрату, он просто обязан. И если, вспоминая случившееся с братом, он еще мог позволить себе сомневаться в абсолютности своей вины, то в отношении этого, пропавшего человека, вся тяжесть проступка лежала исключительно на нем.

Хватит говорить себе, что это конец! Надо еще раз постучать во все двери и, возможно, одна все-таки откроется.

Он ощутил давно забытое чувство уверенности и решил попробовать заснуть.

Богдан уже подходил к лестнице, ведущей на второй этаж дома, когда на столе настойчиво зазвонил мобильный телефон. Он нехотя взял его в руки и, не взглянув на номер, нажал «отклонить».

Глава 2

Яркая молния вспышкой озарила темный коридор. Старые деревянные окна задрожали, отчаянно сопротивляясь порывам ветра.

Ольга с замиранием сердца вслушивалась в звуки ночной грозы. Только бы выдержала крыша! Она вышла из своей комнаты, и поспешила в столовую, взглянуть, все ли там в порядке.

Гулкое эхо ее шагов разносилось по коридору. Она поглубже запахнулась в шаль и, смело открыв дверь, нащупала включатель.

Лампочки слабо мигнули, и тут же все погрузилось в полную темноту.

Ольга отыскала в кармане брюк маленький фонарик. Проблемы с электричеством в их детском доме были частым явлением, так что без него она по вечерам никуда не ходила, а тем более – в такую непогоду.

Тонкий луч света скользил по потолку. Похоже, все в порядке. Ольга с надеждой прислушалась и различила, к своему огромному облегчению, только тихие шаги.

– Это вы, тетя Клава?

– Я, я, Ольга Сергеевна. Брючки Ростика зашивала, а тут гроза разошлась не на шутку. Дай, думаю, пойду посмотрю, как там наша крыша. Только вышла – а света и не стало.

– Обычная история, – вздохнула Ольга. – Генератор давно обещали починить.

Она в сердцах ударила кулаком по столу, но, услышав подозрительный хруст, быстро отдернула руку.

– Сил больше нет терпеть! Завтра буду звонить нашим спонсорам, чтобы не забыли прислать мастера!

– Олечка, да не расстраивайся ты так, – тетя Клава ласково приобняла ее за плечи. – Справимся. Смотри, не обманули нас ребята, крышу залатали на славу.

Ольга посветила фонариком на потолок и облегченно выдохнула.

– Вы правы, будем радоваться этому. Сколько лет мы с тазиками бегали, а сейчас спокойно можем пойти отдыхать.

Они медленно шли по коридору, обсуждая свои проблемы.

– Ой, тетя Клава, не знаю, что будем делать через неделю. Масло почти закончилось, да и стиральный порошок на исходе. Голова кругом идет. Куда я только ни бросалась – везде один ответ: извините, кризис.

– Олечка Сергеевна, все будет хорошо, вот увидишь. Деткам нашим повезло, что у них такой замечательный директор.

– Да уж, замечательный… Вы вот каждый день вещи чините, а Иван Иванович наш мастером по ремонту обуви стал!

– И ладно, ему только на пользу. Охранять-то у нас особо нечего, а так он при деле. Я знаю, в радость это ему.

– Ну хорошо, если так, – Ольга прислушалась. – Плачет кто-то?… Пойду посмотрю, а вы ступайте отдыхать. Спокойной ночи.

Ольга посмотрела ей вслед. Семьдесят лет уже Клавдии Матвеевне, а как справляется со всеми делами. И человек она замечательный.

Ольга попыталась тихонько открыть дверь детской спальни. Не удалось; старые, хоть и смазанные Иваном Ивановичем, петли противно заскрипели. Ольга постояла на пороге комнаты, прислушиваясь. С дальней кроватки раздалось тихое всхлипывание. Конечно, это Дашенька. Ольга осторожно, стараясь не разбудить спящих малышей шумом шагов, прошла между кроватями, поправляя одеяльца.

«Маленькие ангелочки», – думала она, невольно любуясь своими подопечными.

Всхлипывание прекратилось, но Ольгу это не остановило. Она знала, что Дашутка сейчас изо всех сил пытается делать вид, что спит. Но стоит ей выйти за дверь, как все начнется вновь.

Ольга присела на край кроватки и мягко провела рукой по волосам ребенка.

– Что у нас случилось? Ты испугалась, малышка?

Даша упорно делала вид, что спит.

– Ну что же, тогда я не смогу передать от тебя «спокойной ночи» нашему новому жителю, пушистому кролику. И кстати, он очень ждет, чтобы ему кто-то придумал имя. Ладно, буду думать сама.

Одеяло зашевелилось, и маленькие карие глазки с огромным любопытством посмотрели на директора. Сквозь окно пробивался тусклый свет уличного фонаря, но даже он не мог скрыть следы недавних слез на детском личике.

Ольга ласково провела рукой по бледным щечкам Даши и в очередной раз задумалась над тем, где бы взять фруктов. Детям явно не хватало витаминов.

– Тетя Оля, а можно я назову кролика?

– Конечно, моя девочка. Вот только стоит хорошенько подумать, посоветоваться с другими ребятами и спросить у нового пушистого друга, понравится ли ему это имя.

Даша начала активно выбираться из кроватки, приговаривая при этом:

– Надо пойти на улицу, там лучше думается, так бабушка говорит.

Ольга улыбнулась; бабушкой младшие дети называли Клавдию Матвеевну. Даша все схватывала на лету, для четырехлетнего ребенка она была очень сообразительной.

– Маленького кролика принесла сегодня вечером добрая фея, но она сказала, что он сможет остаться у нас только в том случае, если ночью все дети будут спать, – Ольга поправила подушку и начала потихоньку укладывать Дашу в постель. – Пока я шла к тебе, встретила ее на пороге соседней комнаты. Она проверяла, спят ли старшие девочки. Нам надо спешить, а иначе завтра утром мы не увидим пушистого друга, добрая фея может унести его к другим деткам.

– Я ложусь, – Даша озабоченно поправляла одеяло и укладывалась на бочок. – Думаю, что успею заснуть к ее приходу.

Ольга подходила к двери, когда услышала за спиной тихий шепот:

– Тетя Оля, тетя Оля, передайте кролику от меня спокойной ночи.

– Обязательно.

Ольга аккуратно закрыла за собой дверь, и устало побрела к себе.

Одинокий, дрожащий огонек свечи неумело скрывал убогость ее комнаты. Ольга тяжело опустилась на стул, и взглянула на свое отражение в зеркале. Бледное, осунувшееся лицо смотрело на нее с пугающим спокойствием.

«Как же плохо я выгляжу, – подумала она и скользнула равнодушным взглядом по нескольким баночкам с кремом, стоявшим на трюмо. – Все времени не хватает хоть немного заняться собой».

Луч пламени затрепетал от сильного сквозняка. Блеснула позолотой фоторамка…

Ольга нежно провела рукой по фотографии. Скоро пять лет, как нет с ней рядом родного человека. Когда Насти не стало, казалось, ничто и никто не сможет больше порадовать ее в жизни.

Они выросли в одном детском доме, в далеком провинциальном городке.

Крепкая дружба прочными узами связала их сердца. Они считали друг друга сестрами и всегда были вместе.

После окончания педагогического института подруги приехали работать в небольшой городок, который располагался недалеко от столицы, окрыленные одной мечтой: сделать жизнь маленьких людей в детских домах лучше. Вакансии воспитателей были свободны. Найти подходящих сотрудников для такой работы было всегда непросто, поэтому, Мария Ивановна, занимавшая тогда пост директора, приняла молодых педагогов, как «родных».

Она изо всех сил старалась помочь им обустроиться на новом месте; выделила две отдельные комнаты, в которых они общими усилиями сделали ремонт.

Подруги стремились привлечь людей к проблемам детского дома. Они посещали различные мероприятия в надежде отыскать неравнодушного спонсора.

Небольшие детские дома остро нуждались в помощи. К огромному сожалению, финансирования не хватало, и девушки были вынуждены ходить с протянутой рукой.

Обычно, основное внимание желающих помочь было приковано к заведениям, расположенным в крупных городах. Именно туда спешили они делиться своей заработанной прибылью. Подобное рвение являлось бы весьма похвальным, если бы не камеры, выступающие обязательным атрибутом подобных мероприятий. Опять-таки, ничего плохого в желании запечатлеть акт своей доброты вроде бы и нет, да вот только без последующего отражения в прессе на фоне счастливо улыбающихся малышей, столпившихся возле нового телевизора или разворачивающих огромные пакеты с игрушками, благотворители дарить свое добро отказывались.

Ольга тоже несколько раз пыталась привлечь крупные организации, но увы, ни ее подопечные, одетые в весьма скромные платьица и рубашечки, ни довольно потертые стены их детского дома, не подвигли успешных людей поделиться своими достижениями.

Безусловно, Ольга была очень рада за детей из других детских домов, но не могла понять и принять столь избирательных актов милосердия.

В ту же минуту она вспомнила о тех людях, которые все же помогали им, не требуя ничего взамен. Их было немного, но и этого было достаточно, чтобы ее дети не чувствовали себя совершенно забытыми в мире «равных для всех возможностей».

Они с Настей медленно и упорно наводили порядок в детском доме. Каждый год делали ремонт, пусть совсем небольшой, но комнаты преображались одна за другой, даря детям больше света и тепла…

…Где-то вновь задрожали стекла. Вот бы найти спонсора на новые окна и мебель! Ольга расстроенно покачала головой. Пока это было непосильной задачей. Да что там, ей бы одежду к зимнему сезону раздобыть! Летом хорошо, они справляются сами. Кроят и шьют под руководством «волшебницы» тети Клавы. Настя тоже прекрасно шила. Такие костюмы для детских праздников придумывала, что профессиональный дизайнер мог позавидовать…

Эх, Настенька. Как же Ольге ее не хватало. Боль не отпускала, и Оля сомневалась, что когда-нибудь отпустит. Нет, это случится, наверное. Мир так устроен, что все плохое, к счастью, постепенно заглушается звуками новых событий и впечатлений. Но за прошедшие пять лет Ольга не смогла смириться с этим, не смогла принять потерю близкого человека…

Под дверной щелью мелькнул лучик света. Женщина выглянула в коридор: лампочка, периодически мигая, возвестила о восстановлении электричества.

Ольга вернулась в комнату и включила телевизор. Спать совершенно не хотелось. Она бездумно щелкала пультом, пытаясь отвлечься от тяжелых воспоминаний.

На одном из каналов шли новости. Журналистка брала интервью у интересного внешне, с иголочки одетого мужчины.

– Богдан Юрьевич, скажите, а как удается вашей корпорации в такое непростое время выделять деньги на благотворительные проекты?

Ольга усилила громкость и всмотрелась в картинку на экране. Мужчина стоял на фоне какого-то здания и держал в руках ножницы. Он явно только что разрезал ленточку.

– Наша корпорация всегда стремилась протягивать руку помощи тем, кто в этом нуждается. Что может быть важнее человеческой жизни и здоровья? По моему мнению, ни один успешный проект не может считаться таковым, если его результат не разделен с людьми.

Богдан Юрьевич улыбнулся ослепительной улыбкой. Его взгляд, устремленный в камеру, излучал открытость и добро.

На экране появилась надпись с названием корпорации. Ольга быстро записала и решила свериться со своими данными. Она вела учет всех обращений в самые различные организации. Как ни странно, следов переписки с компанией весьма уверенного в своих добрых делах Богдана Юрьевича, продолжавшего вещать с экрана телевизора, Ольга найти не могла.

Невероятно! Как они упустили из виду столь крупное предприятие? Она продолжила свои поиски и, спустя несколько минут, обнаружила отдельную папку, которая лежала среди личных дел детей. В ней уныло пылился стандартный запрос их детского дома на оказание посильной помощи с приложением необходимых вещей. Ольга взглянула на список; она совсем забыла о мыле. Клавдия Матвеевна сегодня с утра пыталась разрезать один кусок на несколько. Надо завтра зайти в магазин и купить, ничего другого не остается.

Ольга вернулась к документам и увидела ответ, полученный из корпорации Богдана Юрьевича. В нем говорилось, что все благотворительные проекты на текущий год закрыты.

– Скажите, Богдан Юрьевич, а часто ли случается так, что вы отказываете тем, кто обращается к вам? – журналистка казалась очарованной своим собеседником; с ее лица не сходила обворожительная улыбка, и она постоянно поправляла локон волос, выпадавший из умело сконструированной прически.

Богдан Юрьевич стал серьезным и изобразил глубокую печаль на лице.