Жена самурая Крамер Марина

Соседи

– Я вам говорю, товарищ милиционер, – это точно он! – возбужденно говорила маленькая, сухонькая старушка в потертом клетчатом пальто и смешной круглой шляпке-котелке, сидя на краешке стула в кабинете старшего оперуполномоченного Карепанова. – Я не вчера родилась, понимаете? И могу отличить убийцу от невиновного человека!

– Не застряли ли вы в тридцать седьмом году, уважаемая Алиса Власьевна? – со вздохом проговорил Карепанов, перебирая листы в папке, и старушка вдруг выпрямилась и приосанилась:

– Выбирайте выражения, молодой человек! Тогда и порядка было больше! Да, случались перегибы, но в основном все правильно было!

«Сейчас произнесет сакраментальную фразу «Сталина на вас нет», – с тоской и жалостью к себе подумал Карепанов, не поднимая глаз от папки с делом. – Черт принес эту сумасшедшую бабку! Все нормальные люди обедать ушли, а я вынужден сидеть здесь с ней и выслушивать старческие бредни!»

А посетительница тем временем уже стучала по столу морщинистым пальцем с пораженными ревматизмом суставами, распаляясь все больше и больше, выкрикивала смешные угрозы. Карепанов, которому порядком надоел этот фарс, уже собрался отбросить все церемонии и выпроводить назойливую старушку, как вдруг она произнесла фразу, заставившую его передумать:

– …полна квартира оружия, чего только нет! Этак он и нас ночью перережет, упражняясь, а милиция так и будет в кабинетиках чаи распивать! Управы нет на вас!

– Так-так-так, стоп, Алиса Власьевна! – перебил ее Карепанов, подвигая к себе чистый лист бумаги и готовясь записывать. – Вот с момента про оружие – пожалуйста, чуть подробнее…

Акела

Он расхаживал перед шеренгой сидящих на пятках учеников, заложив большие пальцы рук за пояс кимоно. В зале стояла такая тишина, что был слышен треск ламп накаливания под потолком. На высокой подставке лежали два меча в простых ножнах – длинный и короткий. Ребята с интересом косились на необычные предметы – сегодня им впервые предстояло взять в руки шинаи, тренировочные мечи, состоящие из четырех бамбуковых полос, связанных вместе, а эти мечи были самыми настоящими, да к тому же привезенными из Японии и принадлежавшими ранее какому-то знатному самураю. И Александр Михайлович как раз рассказывал об основных положениях учения Миямото Мусаси – непревзойденного мастера и основоположника фехтования двумя мечами одновременно.

– Сейчас я покажу вам, как выглядит защита в кэндзюцу. – Акела повернулся лицом к ученикам и стал демонстрировать доспехи, в которые был облачен. – Вот это – мэн, или маска, она должна защитить вашу голову. Далее – котэ, защита для плеч и предплечий, до – для туловища и, наконец, тарэ – защита паха и бедра. Все это вместе призвано защитить ваше тело от ударов. Но, разумеется, никакие доспехи не помогут, если вы не будете владеть техникой боя и техникой самозащиты.

Тренировки в клубе «Каскад» всегда больше напоминали мини-лекции, чем спортивные занятия. Акела считал, что прежде чем дать в руки юношей пусть и деревянное, но все же оружие, стоит сначала морально подготовить их, воспитать чувство ответственности и понимания. Поэтому он старался как можно больше рассказать своим воспитанникам о культуре, традициях, принципах самураев. Кроме того, он часто общался с учениками наедине, пытаясь выяснить, что творится в голове того или иного подростка. Тех, в ком улавливал склонность к насилию или агрессии, пытался незаметно переключить на более спокойное восприятие окружающего мира, а уж если не удавалось, категорически отказывал таким в праве посещать секцию.

– Я учу вас тому, что меч должен подниматься только для защиты. Поэтому тем, кто хочет применять полученные у меня знания для нападения, здесь места нет, – жестко говорил Акела. – И это правило, которое я никогда не нарушал и не нарушу.

И действительно – его ученики не смели применять свои умения в драках, чем он втайне гордился. И дело было не в отсутствии мечей – их, если владеешь техникой, можно с легкостью заменить палками или кусками арматуры. Просто авторитет учителя и его доверие были превыше всего.

– …представьте, что ваш противник заносит меч для удара и острие приближается к вам, – продолжал свой рассказ Акела, прохаживаясь перед воспитанниками. – Идеально нанести удар в тот момент, пока он поднимает свой меч. Для этого вы должны занять позицию суйгэцу, иначе – «луна в воде».

Тренер обвел всех взглядом. Мальчишеские лица были сосредоточенными и внимательными, никто не шевелился и не издавал ни звука – настолько ребята погрузились в атмосферу рассказа.

– Так вот, – продолжил Акела. – Суйгэцу определяет расстояние между вами и противником – такое, чтобы его меч не мог коснуться вас. Суйгэцу – это искусство незаметно и неожиданно сближаться с противником. Ведь отражение луны в воде ведет себя так же. Для успешного исхода поединка вам нужно успеть оценить это расстояние заранее.

Он остановился перед стойкой и взял в руки длинный меч.

– Школа меча Синкагэ содержит три элемента и пять основных пунктов начальной стойки. Элементы – это стойка, руки и ноги и меч. На элементах же я остановлюсь подробнее. – Он взял меч двумя руками и встал боком к ученикам. – Запоминайте – свое тело нужно держать боком к противнику. Руки его должны быть на уровне ваших плеч. Кисти рук используются в качестве щита. Правый локоть нужно чуть выдвинуть вперед, вот так, – Акела продемонстрировал прием. – И последнее – вес тела переносится на переднее колено, на опорную ногу, а заднее колено выпрямляется. Таким образом, мы имеем начальную стойку, иначе именуемую «колесо». Она не предназначена для нанесения удара, скорее для отражения. Именно поэтому мы рассматриваем ее в самом начале. Все хорошо запомнили? – Он обвел учеников внимательным взглядом. – Теперь рассмотрим наш учебный инструмент. Шинай – это имитация меча. Он годен для обучения, но не для реального боя. – В свободной руке Акелы оказался один из укрепленных в стойке мечей. – Видите? Шинай безопасен в применении, чего, разумеется, не скажешь о боевом мече. В трактате «Кэндо Рон» сказано: «Во время поединка мы должны руководствоваться мыслью, что в руках у нас боевой меч. Никогда не ставь шинай ниже боевого меча», – процитировал он. – Это относится к вашим разговорам о том, что якобы махать палкой проще, чем мечом. Научитесь уважать любое оружие. Теперь подойдите к стойке и возьмите шинаи, будем отрабатывать «колесо».

Убрав в ножны свой меч, Акела ходил между учениками, поправлял, подсказывал. Ребята работали сосредоточенно и серьезно, никаких шуток, смешков или улыбок. Даже необходимость подолгу повторять одно и то же не вызывала ни у кого протестов.

– Чтобы овладеть искусством боя на мечах, нужно уделять много внимания именно правильной стойке, – говорил Акела, поправляя руку вихрастого Вити, отставленную слишком сильно в сторону. – Без этого мы не сможем двигаться дальше. И есть еще одно правило, которое должно неукоснительно соблюдаться – меч и ум должны составлять единое целое, одной техники недостаточно, как и одного духа.

Заметив, что один из ребят размахивается шинаем из-за головы, Акела, приблизившись, дождался, пока он со всей силы ударит по полу и сломает учебное оружие, подобрал обломки и, усмехнувшись, сказал:

– И на этот случай есть прекрасная цитата из «Кэндо Рю» – «Одна сила недостойна внимания, ибо подведет того, кто уповает на нее». По-русски это звучит примерно как «сила есть, ума не надо». Отожмись сто раз, – бросил он виновнику, и парень безропотно опустился на пол и начал отжиматься от пола.

Акела тотчас же потерял интерес к происходящему: он прекрасно знал, что наказанный не сделает ни на одно упражнение меньше – это было просто не заведено, все строилось на доверии.

Занятия продолжались еще около часа, и Акела остался доволен тем, как быстро и с удовольствием его мальчики учатся принимать правильную стойку. Он вкладывал душу в свою работу и всегда радовался, когда ученики достигали успехов. Но сегодня к обычной радости примешивалось какое-то неприятное чувство, мешавшее ему уже на протяжении нескольких недель. Что-то шло не так…

Ольга

Паршинцева чувствовала себя разбитой и уставшей. Вот уже несколько дней она практически не отдыхала – конец года, на кафедре подводили итоги за первый семестр, плюс к этому Ольга постоянно просматривала купленные диски, отчего в голове регулярно возникали батальные сцены с участием самураев. «Еще чуть-чуть – и я сойду с ума, – с жалостью к себе и в то же время как-то отстраненно думала Ольга, видя в зеркале свое потемневшее лицо и провалившиеся глаза. – Может, прав был Карепанов? Ну, на фиг мне это? Что я – следователь, опер? Нет. Адвокат чей-то? Чей? А-а, короче! Надо заканчивать с этим пинкертонством, в самом деле».

Но решить было значительно легче, чем сделать. Паршинцева в душе была одержима желанием докопаться до истины и доказать высокомерному Карепанову свою правоту. А в том, что она права, Ольга почти не сомневалась. Просмотр учебных фильмов по боевым искусствам только утвердил ее во мнении, а взятая в библиотеке книга о принципах самурайского кодекса лишний раз убедила в том, что подозрения Ольги верны. Чтобы хладнокровно отрубить голову человеку, да еще и не одному, а нескольким, нужна большая сила духа и абсолютное презрение к смерти, а этим как раз и должен отличаться человек, вставший на путь японского воина.

«Господи, сколько же в мире придурков, – потирая переносицу и пытаясь сосредоточиться на заполнении дневника практических навыков, думала Ольга. – Не живется людям спокойно, постоянно острых ощущений хочется».

Ей самой острых ощущений не хотелось, да и времени на них тоже не было. Пару раз позвонила Анжела, предложила встретиться, но Ольга вынуждена была отказаться – дежурила. В голосе одноклассницы послышались нотки недовольства, но Паршинцева не обратила на них внимания – особой дружбы и взаимной привязанности между ними и в школьные годы не существовало, а уж после стольких лет…

Та встреча в кафе убедила ее, что от Анжелы вообще лучше держаться подальше. Не стесняясь в выражениях, она легко и как-то буднично рассказывала, что живет с богатым типом, неприятным внешне, зато очень денежным и щедрым во всем, что касается ее.

– И тебе не противно? – брезгливо сморщилась Ольга, представляя, чем именно рассчитывается за подобную щедрость Анжела.

Та только пожала плечами:

– Противно. Но оно того стоит.

– Не понимаю, – вздохнула Паршинцева, отпивая кофе. – Зачем тебе это, а?

– Ой, Оля, вот только не исполняй мне тут моралистку! – скривилась одноклассница, доставая из сумочки узкую пачку сигарет. – Ты еще скажи – надо работать, приносить пользу обществу – чтоб уж совсем в духе соцреализма! А я не хочу, понимаешь, не хочу ишачить на дядю за копейки! Я хочу достойно и красиво пожить, пока молодая и привлекательная, пока у меня есть возможность использовать все это, – тут она довольно бесстыдно выпятила вперед грудь, обтянутую тонкой блузкой, – чтобы получить все, что я хочу.

– Да? И чего же ты хочешь? – поинтересовалась равнодушно Ольга, которую уже немного тошнило от Анжелкиной искривленной морали.

– Денег, – спокойно ответила она. – Денег – много, чтобы хватило надолго.

– Откладываешь на старость?

– Да, – не смутилась Анжела, картинно выпуская дым. – Открыла счет в банке, туда и складываю.

Ольга смотрела на нее во все глаза и поражалась произошедшим в девушке переменам. В школе Анжелка не была такой расчетливой и зубастой щучкой… И ей вдруг отчего-то стало даже жаль ее – такая красивая, видная девчонка, а продает себя, как последняя путанка.

– Что, Олечка, жалеешь меня? – словно прочитав ее мысли, проговорила Анжела с легким смешком. – А ты не жалей, не надо. У меня все отлично.

– Сама-то веришь?

– А то ж! – девушка вздернула подбородок, но в глазах Ольга успела заметить что-то, убедившее ее в обратном…

Больше они не встречались, только по телефону пару раз разговаривали.

Сегодняшний вечер Ольга провела в любимой позе – на своем диване, с тарелкой печенья и большой кружкой молока она просматривала очередной фильм. Мама несколько раз заходила в комнату, качала головой, видя, что дочь поглощена зрелищем и ничего вокруг не замечает, только рука движется туда-сюда от тарелки с печеньем ко рту.

– Ольга! – не выдержала Наталья Ивановна. – Ты умяла килограмм печенья! Не его жалко – тебя! Поужинай наконец нормально, оторвись от своих ужасов!

– Это не ужасы, мам, – пробормотала дочь, не отрывая взгляда от экрана, где в этот момент невысокий человек с выбритой головой, на которой оставалась только длиннющая коса на самом темени, размахивал двумя мечами и что-то гортанно выкрикивал. – Это кэндзюцу.

– Кин – что? – удивилась Наталья Ивановна, присаживаясь на край дивана.

– Кэндзюцу, мам. Это такое боевое искусство. А есть еще кэндо, практически запретная техника, ее применяют крайне редко, в основном для воспитания духа настоящего самурая. Понимаешь – «дзюцу» означает «искусство», а «до» – путь, и упор делается именно на духовное воспитание.

– Оленька, ты помешалась, – мама покачала головой и с тревогой взглянула в озабоченное чем-то лицо дочери. – Ты никогда прежде столько времени не проводила у экрана…

– Мне не дает покоя одна вещь… – Ольга выключила телевизор и откинула плед, опуская ноги на пол. – Три трупа – и у всех совершенно одинаковый механизм повреждений. Понимаешь? Совершенно одинаковый – голова отсечена с одного удара, а такое возможно только при очень хорошей подготовке и только специальным орудием.

– Почему непременно специальным? – Наталья Ивановна ногой подвинула дочери тапки. – Ведь раньше казнили, отрубая головы топором – разве это не может быть топор?

Паршинцева взлохматила волосы, сунула ноги в тапки и помотала головой: