Фунт плоти Джексон Софи

– Прошу меня извинить за опоздание, – сказала она Джеку, поглядывая на Картера.

Картер поймал ее взгляд и улыбнулся. Джек предостерегающе кашлянул. Картер сразу перестал улыбаться. Пронырливый Джек догадывался, что Картер неровно дышит к своей персональной учительнице. Он потом еще несколько раз пытался расспрашивать про Персика. Еще немного – и Джек сам все поймет.

Нужно вести себя осмотрительнее. Картер знал: в ее присутствии он становился намного спокойнее. Похоже, он научился сдерживать свои вспышки гнева. Но чем черт не шутит? Кто знает, чем закончится сегодняшняя встреча. Если он услышит не то, на что надеялся, и сорвется… Об этом лучше не думать. Картер заставил себя отвести глаза от Персика. Он развалился на стуле и принялся ковырять кожицу возле ногтя большого пальца правой руки.

За этим занятием Картер не заметил, что Дайана вышла и через несколько минут вернулась в сопровождении Уорда. Сотруднице пробационной службы было лет тридцать пять. Плоская, не во вкусе Картера, но с большими карими глазами и каштановыми волосами до лопаток.

Уорд представил Дайану Персику. Персик краснела, как девчонка, когда Дайана стала хвалить ее педагогические успехи. Затем сотрудница пробационной службы подошла к столу, за которым сидел Картер, и устроилась напротив. Она что-то писала в верхнем углу бланка заявления на УДО.

– Как поживаете, Картер? – спросила Дайана. – Выглядите вы хорошо.

– А мне везде хорошо, – ответил он своим обычным высокомерно-пресыщенным тоном.

Джек выразительно посмотрел на него. Дайана пропустила его слова мимо ушей.

– Через полтора месяца состоится заседание комиссии по условно-досрочному освобождению. В числе прочих там будет рассмотрено и ваше заявление. Однако мне стало известно о… некоторых моментах, которые могут не лучшим образом сказаться на решении комиссии.

Картер напрягся.

Палец Дайаны ткнул в другую бумагу.

– Документально зафиксировано, что вы агрессивно вели себя по отношению к другим заключенным и к служащим тюрьмы, включая присутствующих здесь мистера Уорда и мисс Лейн. Вы также угрожали охранникам, находящимся при исполнении служебных обязанностей.

– Потому что один из них без всякой надобности стал заламывать мне руку, – сердито бросил ей Картер. – Чуть запястье не сломал!

– Уэс, – шепнул ему Джек, едва заметно покача головой.

– Я обязательно расследую этот случай, – пообещала Дайана, пометив у себя в органайзере. – Однако, – продолжала она, подняв голову от записей, – здесь гораздо больше отрицательных оценок вашего поведения, чем положительных. Весь вопрос: какие ваши достижения могли бы перекрыть эти инциденты?

Потянулись секунды напряженной тишины. Картер сосредоточенно разглядывал свой правый ботинок, словно тот был самым удивительным предметом на всей планете.

– Как вам известно, – заговорил Джек, – Уэс трижды в неделю занимается с мисс Лейн изучением английской литературы.

– Да, я это знаю, – подтвердила Дайана. – Мисс Лейн, каково ваше впечатление о занятиях?

Персик улыбнулась:

– Я очень довольно каждым уроком. Картер работал старательно. Показывал внимательность. Интерес. Нестандартное мышление.

Дайана снова черканула в своем органайзере:

– Насколько мне известно, начало ваших занятий вовсе не было гладким. Когда Картер только появился у вас в классе, он всем своим видом показывал полное нежелание учиться. Дерзил вам, стремился вывести из равновесия.

– Да. – Персик кивнула. – Это было.

– А что вдруг заставило Картера изменить поведение?

– Думаю, он решил пересмотреть свое отношение к учебе. Понял, что разбирать произведения гораздо интереснее, чем препираться с преподавателем. Больше никаких недоразумений у нас не было. Я чувствую, что Картер понял ценность и важность образования и всерьез хочет учиться.

– Рада за вас, Картер, – сказала Дайана.

– Но? – почти хором произнесли Картер и Джек.

– Но комиссия не состоит из наивных простаков. Там понимают, что ваше усердие к занятиям может иметь своей целью показать себя с лучшей стороны.

– При всем уважении к комиссии, разве не этого они добиваются от заключенных? – возразил Джек.

– Разумеется, – согласилась Дайана. – Но Картер должен показать всем нам, что его усердные занятия английской литературой не временная уловка с целью пораньше выйти на свободу. Нам важно видеть, что его желание заниматься полезным делом стойко и долговременно. – Она повернулась к Картеру. – Да, Картер. Смысл условно-досрочного освобождения – помочь тому, у кого есть долгосрочная перспектива. – Карие глаза Дайаны стали суровыми. – Буду с вами честной. Я рада, что вы… взялись за ум. Но я одна ничего не решаю. Комиссия может сделать упор не на ваших успехах в изучении английской литературы, а на ваших прошлых многочисленных нарушениях правил внутреннего распорядка.

Картер мельком взглянул на Персика. Он был расстроен и не скрывал этого.

Адвокат Картера, который до сих пор молчал, поднял голову от своего блокнота с желтыми страницами.

– Долгосрочная перспектива – категория житейская, – сказал он. – А меня интересует конкретность. В случае положительного решения сколько Картер будет находиться под наблюдением?

Дайана откинулась на спинку стула:

– Учитывая все обстоятельства, если председатель комиссии согласится на его освобождение, Картер может выйти отсюда на год и три месяца раньше.

– Стало быть, еще год под наблюдением, – докончил за нее адвокат.

– Скорее всего, да. Я бы удивилась, если бы они согласились на более короткий срок. Поскольку я веду его дело, первые девять месяцев Картер будет находиться под моим пристальным наблюдением, а также под наблюдением Джека, если Джек согласится продолжать сессии вне стен тюрьмы.

– Значит, после выхода Картера на свободу мои занятия с ним тоже продолжатся? – спросила Персик.

– Это надо всесторонне обдумать. Вообще-то, это большой плюс. Комиссия увидит, что Картер всерьез настроен изменить свою жизнь и стать полезным обществу. Все это вам и Картеру нужно обсудить заранее… Картер, вы хотите что-то добавить или о чем-то спросить?

Картер прочистил горло:

– Если… если я продолжу занятия после освобождения… сколько мы еще будем заниматься? До бесконечности?

Дайана покачала головой:

– Ваш начальный период наблюдения продлится девять месяцев. Затем вы снова встретитесь с комиссией, и она проанализирует ситуацию. Если мисс Лейн согласится заниматься с вами, ей придется представлять комиссии детальные отчеты о тематике ваших занятий и достигнутых результатах. Естественно, ее личная встреча с комиссией обязательна, поскольку могут возникнуть вопросы.

– Это не проблема, – уверенным тоном произнесла Персик. – Я согласна заниматься с Картером после его освобождения.

– Прекрасно, – обрадовалась Дайана, снова поворачиваясь к Картеру. – Но есть и другие условия, которые вам обязательно придется выполнять, включая регулярные тесты на наркотики и временной режим.

Да. Недаром говорят, что условно-досрочное освобождение – это конфетка, густо обмазанная дерьмом.

Когда Кэт вошла, ей показалось, что Картер сейчас упадет в обморок от нехватки никотина. Или начнет курить лоскут ткани своего комбинезона.

– Прошу вас, ради всего, что вам дорого и свято, скажите, что вы принесли…

– Сигареты, – улыбнулась Кэт, доставая пачку «Мальборо». – Держите, чемпион.

Она бросила Картеру пачку. Он тут же вытащил сигарету и закурил. Даже глаза закрыл. Казалось, он забыл о ее присутствии и вспомнил лишь после двух глубоких затяжек.

– Спасибо, – услышала она сквозь сизую дымку.

Поглядывая на охранника, Кэт пододвинула стул и села рядом с Картером. Охрану больше не настораживало, что она сидит плечом к плечу с зэком. Протянув Картеру экземпляр «Венецианского купца», Кэт раскрыла свой.

– Сегодня я предлагаю разобрать этот монолог. – Она указала страницу. – Хотелось бы услышать вашу интерпретацию.

– Этого монолога? Так я и думал.

Кэт фыркнула:

– Думали или нет, но на этом монологе фактически держится вся пьеса. Мне действительно интересно ваше мнение. Кстати, я уже предполагаю ваш ответ. Вас не удивляет такая наша предсказуемость?

Кэт уже привыкла поддразнивать Картера, и ей это очень нравилось.

– Ладно, Персик. – Картер привалился к спинке. – Но я буду кусаться. Итак, что вы желаете от меня услышать?

– Удивите меня.

Он усмехнулся, делая последнюю затяжку:

– Это речь Шейлока.

– Да ну что вы! – Кэт выпучила глаза. – Какая глубина! Исследователи творчества Шекспира обмочатся от зависти, услышав столь проницательное суждение!

– О’кей, Персик. – Картер усмехнулся. – Монолог начинается словами: «Еврей я…»

Кэт слушала его с открытым ртом. Картер читал монолог Шейлока, не заглядывая в книгу. Зато его сверкающие синие глаза буквально пронзали ее. В устах Картера слова Шекспира приобретали неописуемо эротичное звучание. Похоже, Картер вжился в образ Шейлока. Кэт верила в страстность, с которой он обращался к судьям, гневаясь на поток несчастий, обрушившихся на его голову.

Ей стоило немалых усилий оставаться спокойной.

– Впечатляет, – сказала Кэт. – Но вы так и не ответили на мой вопрос.

Картер наморщил лоб:

– Основная идея монолога Шейлока – месть. Он, понятное дело, жутко зол за то, как с ним обращаются из-за его религии. Он клянется уравнять чужое «злодейство» своим собственным. Вот только его «злодейство» окажется гораздо хуже. Говоря современным языком, Шейлок – редкостный придурок.

– И вы считаете, это оправдывает поведение Соланио и Саларино? Их обращение с Шейлоком? Раз он придурок, пусть получит сполна?

Картер нахмурился:

– Не упрощайте, Персик. Они оба тупари. У каждого по две извилины. Им важнее всего наклеить на Шейлока ярлык. Для них «еврей» означает зло. Но их крикливый антисемитизм не самый важный момент его монолога и всей пьесы.

– Разве нет?

– Нет, – упрямо стоял на своем Картер. – В третьем действии Шейлок говорит: «Если нас уколоть – разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать – разве мы не смеемся? Если нас отравить – разве мы не умираем?» Он пытается объяснить: дело не в религии, не в ярлыках и не в чем-то еще. Он такой же человек, как эти придурки, обращающиеся с ним будто с куском дерьма. Вроде несколько сот лет прошло, а люди и сейчас постоянно судят о других на основании цвета кожи, религии, происхождения, расы, сексуальной ориентации… и криминальной истории. – Картер посмотрел на Кэт. – Мир – дрянное и дерьмовое место. Из всех персонажей пьесы только у Шейлока хватает смелости заявить об этом вслух. Чуете иронию? Вроде бы туповатый, злой, необразованный еврей находит мужество. Вот в чем важность пьесы. А то, что он еврей, – это просто сценический ход. – Картер выдохнул и тыльной стороной ладони поскреб подбородок. – Шекспир мог бы сделать его заключенным Артур-Килла, если бы эта тюряга тогда существовала.

Кэт была изумлена. Картер говорил с таким жаром, что она невольно задалась вопросом о причинах, заставлявших его столь искренне симпатизировать Шейлоку. Может, когда-то и он прошел в тюрьме через такие же унижения и издевательства?

Картер снова развалился на стуле. Он опустил руку и будто бы случайно дотронулся до коленки Кэт. У нее перехватило дыхание.

– Шейлока считают злодеем лишь потому, что он грозит местью. А что прикажете ему делать? Обниматься с ними? Пятки им лизать? Эта добропорядочная кодла навешала на него ярлыков. Так почему бы ему не соответствовать их ярлыкам?

Кэт заметила перемену в тоне их дискуссии.

– Шейлок мог бы повести себя так, как от него не ожидали. Удивить своих обидчиков. Быть спокойным, говорить доброжелательно и всячески показывать, что он хороший человек.

– Бесполезно. – Картер покачал головой. – Ярлык важнее сути. – Он указал на себя. – На мне ярлык преступника. Я могу сутками делать добро, а ярлык все равно останется. Его не сорвать, не смыть, не счистить. Я давно понял: легче жить так, как о тебе думают, чем пытаться изменить чужое мнение. И самому спокойнее, и окружающие не дергаются.

Его слова задели Кэт.

– Тогда к чему эти уроки? Зачем я соглашалась помогать вам раньше срока выйти на свободу и потом еще целый год терпеть ваше ворчание?

– Не знаю, Персик, – улыбнулся Картер. – А вы знаете?

Кэт долго смотрела на него и только потом перевела взгляд на книжную страницу:

– У меня есть свои причины.

– Ваш персональный фунт плоти.

Кэт резко вскинула голову, но Картер смотрел не на нее. Он забавлялся сигаретной пачкой.

– А я здесь потому… что так надо было, – сказал он, тяжело вздыхая.

Ошеломленная Кэт открыла рот, но Картер ее опередил:

– Вы это всерьез тогда говорили?

– Что и когда?

– Тогда, Дайане. Вы готовы продолжать заниматься со мной?

– Да. Я хочу помочь всем, чем могу.

– Почему? – кривя губы, спросил Картер.

– Потому что я обожаю наказания, – улыбнулась Кэт.

Картер удивленно хохотнул:

– Что ж, честный ответ. Я вдруг подумал, что вам захотелось оказаться рядом со мной без охранников и камер. Но это была лишь… секундная фантазия. Вам решать, – бесстрастным тоном добавил он.

Кэт поднесла ладони к лицу.

– Мне простодушие вредит изрядно, – засмеялась она. Картер хмыкнул. – А теперь закрывайте пасть и начинаем работать.

Она достала лист линованой бумаги и ручку.

– Слушаюсь, мэм! – Картер подмигнул.

Живот Кэт обожгло горячей волной.

Она смотрела, как Картер пишет. Ни охранников, ни камер. Она разглядывала его короткую и такую сексуальную стрижку. Затем ее взгляд переместился на небритый подбородок Картера. Мысли понеслись, будоража ей кровь.

– Ублюдок!

– Отморозок!

– Говнюк!

– Мешок с дерьмом!

– Сука!

Картер замер, медленно выпрямился и зажал под мышкой баскетбольный мяч. Потом удивленно посмотрел на потного краснощекого Райли. Райли скрипел зубами и молчал. Картер ждал. Через полминуты до Райли дошло: что-то тут не так.

– Ну, чего ты ждешь? – зарычал он.

– Ты никак меня сукой назвал?

Райли выпрямился во весь свой громадный рост и угрюмо посмотрел на Картера. Втянул ноздрями воздух, мельком взглянул на других двух заключенных. Все они минут сорок играли в быстрый, изобилующий силовыми приемами баскетбол. Теперь оба этих зэка переминались с ноги на ногу, испытывая желание поскорее слинять с площадки.

– Назвал. И что?

Райли сердито выпятил подбородок, выдерживая сверлящий взгляд Картера.

Картер нахмурился, потом вдруг усмехнулся:

– Да так, решил убедиться.

Он перебросил мяч через голову Райли. Грег – один из тех двоих – ловко поймал мяч и броском настоящего профессионала закинул в корзину, добавив два очка.

– Молодец! – сжимая кулаки, заорал Картер.

Подбежав к Грегу, он грубо обнял парня за шею и костяшками пальцев постучал тому по лбу:

– Мой человек!

– Чертов ты обманщик! – крикнул Райли, тыча пальцем в сторону Картера. – Ты смухлевал!

Картер расхохотался и выпустил Грега из объятий. Тот облегченно вздохнул.

– Запомни, Мур, проигрывать надо изящно и с достоинством, иначе теряется спортивный дух, – назидательно сказал Картер, подходя к Райли.

– Неужто? – усмехнулся Райли, облизывая изнутри правую щеку. – Быть может, у меня нет ни изящества, ни достоинства, зато найдется кулак для твоей рожи и нога, чтобы дать пинка под твою мухлежную задницу.

Картеру хватило доли секунды, чтобы заметить выражение глаз Райли, не предвещавшее ничего хорошего. Словно летучая мышь, он метнулся в дальний угол площадки. Райли развернул свои двести с лишним фунтов, готовый броситься в погоню.

– Что, котенок? Нашкодил и бежать? – заорал Райли и действительно бросился в погоню, не обращая внимания на оторопелых зэков и охранников.

Картеру стало не до улыбок. Он уворачивался, как мог, от обезьяньей хватки Райли. Быстрота его не спасла. Картер вдруг понял: дальше бежать некуда. Впереди была кирпичная стена, а позади – Райли. Оставалось повернуться к нему лицом и поднять руки, моля о пощаде. Однако Райли сегодня не был настроен благодушно. Он сграбастал Картера и, зажав ему шею, поволок на середину площадки. Картер не мог даже мычать. Вокруг смеялись все, включая охранников. Не до смеха было только самому Картеру. С такой силищей Райли вполне мог сломать ему шею.

– Райли, – прохрипел Картер, вцепляясь в широкую, как древесный ствол, руку своего противника.

– Собрался извиниться? – нарочито громко спросил Райли. – Не слышу, что ты там бормочешь. Извиняться нужно четко и внятно, а также изящно и с достоинством.

Даже тиски, сдавившие шею, не помешали Картеру хрипло рассмеяться.

– Райли! – наконец взмолился он, впиваясь длинными пальцами в волосатую руку. – Я на пределе. Слышишь? Я прошу прощения.

Райли улыбнулся, подмигнул толпе изумленных зрителей и только тогда разжал руку.

– Придурок, – процедил сквозь зубы Картер.

Зрители расходились. Только сейчас они сообразили, что все это было понарошку и настоящей драки не ожидается.

– Мухлевальщик, – бросил ему Райли.

– Туше! – криво усмехнувшись, согласился Картер.

– Привет, мисс Эль! – вдруг заорал Райли.

Обернувшись, Картер увидел Персика. Сумка скрывала почти половину ее обалденной фигуры. Услышав приветствие Райли, Персик помахала ему рукой. Картер улыбнулся ей и тут же нахмурился, видя, как она опустила голову и прибавила шаг, направляясь к главному входу. Картеру свело живот. Судорога не судорога, а ощущение было противным и мучило его уже который день.

– Что случилось? – спросил Райли.

Он смотрел на Картера и ждал объяснений. Картер поскреб щеку и молча побрел к их скамейке. Там он закурил, делая затяжку за затяжкой и одновременно качая головой.

– Она уже две недели какая-то странная, – признался Картер, кивая в сторону стоянки.

– Кто? – допытывался Райли. – Мисс Лейн?

Картер кивнул, окутавшись новым облаком дыма.

Поначалу он старался не реагировать на изменившееся поведение Персика, однако с каждым занятием перемены становились все отчетливее. Началось это вскоре после той встречи, где обсуждались перспективы его досрочного освобождения. Персик явилась на очередной урок какая-то отрешенная. На Картера почти не смотрела, а все произнесенные слова касались только письменного задания. Картер не пытался расспрашивать. Мало ли что у нее могло случиться? Но время шло, а отчужденность сохранялась. Персика словно подменили. Терпение Картера быстро иссякало.

– Думаешь, это как-то связано с твоим освобождением? – спросил Райли, возвращая ему сигарету, которую они курили вдвоем.

Показное равнодушие Картера не имело ничего общего с его внутренними терзаниями. Он искал и не находил убедительных объяснений нараставшей отчужденности Персика. Может, она сожалеет, что взялась заниматься с ним индивидуально? Или решила выйти из игры, но не знает, как это сделать?

Картер давно привык, что его обманывают и кидают. Но неужели и Персик такая же? Рядом с ней он становился бессильным, и это его сильно задевало. Даже мысли о том, сумеет ли он получить УДО, отошли на задний план. Нет, Картеру было не все равно, выйдет ли он в ближайшее время или через полтора года. Очень даже не все равно. Но если Персик откажется заниматься с ним на воле, он лишится законного основания видеться с ней.

Картер раздраженно выпустил дым из ноздрей. Сколько можно крутить все это в голове? Крути не крути, а ничего не изменится ни йоту, пока он не поговорит с ней.

– А ты спроси ее напрямую, – словно угадав его мысли, предложил Райли.

– Спасибо за совет, – усмехнулся Картер. – Так и сделаю.

Райли прищелкнул языком:

– Не будь трусливым котенком.

– Говори что хочешь. – Картер сделал последнюю затяжку, переправив дым в хитро сощурившуюся физиономию Райли. – Лузер!

Райли громогласно расхохотался и дружески огрел Картера по спине. Все это лишь прибавило Картеру решимости сегодня же откровенно поговорить с Персиком.

Через пять часов, когда Персик вошла в кабинет, где они занимались, от его решимости не осталось и следа. Сегодня она была в нежно-розовой блузке и облегающей серой юбке. Кровь прилила к голове Картера, мысли стали бессвязными и потекли совсем в другом направлении. Черт! Картер сопел, бормоча какую-то чушь, пока Персик выкладывала из сумки все необходимое для урока, включая и пачку сигарет.

– Что-то не так? – спросила она, мельком взглянув на него.

– Вам показалось, – отмахнулся Картер.

Эта женщина его доконает.

Подперев лицо ладонями, он смотрел, как Персик чуть ли не с головой залезает в свою сумку. Такая сумка подошла бы какой-нибудь Мэри Поппинс, но не ей.

– Персик, – тихо произнес Картер, загораживаясь сигаретным дымом.

Кэт нравилось имя, которое он ей придумал. Картер это чувствовал. Она согласилась на Персика и даже не стала допытываться, почему он дал ей «фруктовое» имя.

– Угу, – отозвалась она, не высовывая головы из сумки.

– Что вы там роетесь?

Персик застыла. Потом выпрямилась и растерянно улыбнулась:

– Просто искала одну вещь.

– Не галстук ли Джимми Хоффы?[2] – засмеялся Картер.

Со стороны двери послышалось сопение: охранник давился от смеха.

Персик выпучила глаза:

– Не угадали, умник.

Она села рядом с ним, пододвинула лист с прошлой письменной работой Картера. Прокомментировав его письменные ответы, Персик задала по ним еще несколько вопросов. Их занятия по-прежнему были посвящены «Венецианскому купцу».

– Вы анализировали уровень развития героев пьесы и назвали Порцию самой умной и образованной, – сказала Персик, убирая за ухо прядку волос. – Поясните, пожалуйста, вашу точку зрения.

Персик отодвинула стул.

– Зачем вы это сделали? – насторожился Картер.

– Что именно?

– Зачем вы отодвинулись?

Персик молчала. Картер дал задний ход.

– Ладно, забудьте, – буркнул он, подтягивая к себе лист с письменной работой.

– Нет, – твердо возразила Персик, кладя руку на лист. Их глаза встретились. – Что вы имели в виду?

Картер опять начал мямлить себе под нос, вертя сигаретную пачку. Персик терпеливо ждала.

– Вы… я для вас стал вроде мебели, – вырвалось у него. – В чем причина? В том, что меня могут выпустить по УДО, а вы, не подумав, ляпнули, что готовы заниматься со мной и дальше?

Ошеломленная Кэт не успела произнести ни слова. Монолог Картера продолжался:

– Я предпочитаю, когда мне говорят честно и сразу. А то, знаете, не хочется стоять там перед этой долбаной комиссией, весь в надеждах, и узнать, что у вас вдруг «изменились планы»… или еще что.

Кэт хлопала ресницами, не в состоянии вымолвить ни слова. Услышанное от Картера рассердило и обидело ее. Как он мог подумать про нее такое? Как ему могло в голову прийти, что ей надоело с ним заниматься? Разве каждый их урок не подтверждение ее решимости?

Да, она стала вести себя с ним намного сдержаннее, но совсем по другой причине. По какой? Она скорее умрет, чем расскажет ему правду.

Две недели назад у Кэт вдруг прекратились кошмарные сны. Она была бы на седьмом небе, если бы их не сменили другие сны – эротические. Она и раньше иногда видела эротические сны, но эти не шли ни в какое сравнение с прежними. Правда, поначалу ее видения были вполне безобидными. Однако с каждым днем сны становились все горячее, превращаясь в персональное порно. Кэт смирилась бы и с этим, если бы не главный герой ее снов. А главным героем был не кто иной, как некий мистер Уэсли Картер.

Получалось, что один ад сменился другим.

Ну почему она постоянно видит себя в постели с человеком, которого почти не знает? Если такие сны преследуют ее сейчас, что будет потом, когда его выпустят? Год занятий на воле, от которой он успел отвыкнуть. И никаких тебе охранников, камер, тюремных правил, включая неписаное: «Следи за своими руками, и все будет в порядке».

Как мужчина, Картер будоражил Кэт, однако наяву она не представляла себя в одной постели с ним. Ни в коем случае. Она была и останется преподавателем, а он – ее учеником. Кэт дорожила своей репутацией, заработанной честно и не без усилий. Запрет неформальных отношений между служащими тюрьмы и заключенными наверняка распространяется и на досрочно освобожденных. Кэт не сомневалась, что и эта сторона жизни Картера будет под пристальным наблюдением.

– Картер, откуда вообще у вас такие мысли? – наконец спросила она. – Какие мои слова или действия создали у вас впечатление, что я не хочу помогать вам досрочно освободиться?

– Сам не знаю. Вы стали вести себя по-другому, будто беспокоитесь о чем-то. На меня стараетесь не смотреть. Вот я и подумал: может, уроки со мной стали вас напрягать?

Боль в голосе ему удалось скрыть, но его выдали глаза. Он заметил ее отстраненность. Похоже, Картер замечал все, связанное с ней. Кэт не знала, ужасаться этому или чувствовать себя польщенной таким вниманием. Отогнав страх, она придвинула стул ближе.

Ей вдруг захотелось погладить его по щеке. Мысленно отругав себя, она сказала:

– Я не спринтер с коротким дыханием. Я всерьез хочу, чтобы вас освободили досрочно. И продолжать наши занятия тоже хочу.

Картер в упор смотрел на нее. Она выдержала его взгляд.

– Простите, если я ненароком заставила вас усомниться. Я не собираюсь отказываться от занятий с вами. Можете рассчитывать на меня. Даю стопроцентную гарантию.

Кэт удивлялась, с каким жаром произносит эти слова, но они шли прямо из сердца и отражали ее настрой. Ее фунт плоти? Дело не в названии. Она решила помочь Картеру, и ее решения никто и ничто не изменит.

– О’кей, – только и сказал Картер.

Несколько минут они сидели молча, но тишина не тяготила их.

– Я понимаю, – заметила Кэт. – Вы очень волнуетесь. Ведь пробационная комиссия состоит не из одной Дайаны.

Картер покачал головой и полез за очередной сигаретой.

– Шейлок, – пробормотала она. – Храбр, как всегда.