Стальные грозы Зорич Александр
Тут, легок на помине, в наушники вернулся Илютин.
– Растов, вы уже… гм-гм… доехали до тоннеля?
– Да. Только что.
– Выдайте, пожалуйста, картинку в свой… гм-гм… батальонный канал.
– Даю.
Илютин несколько секунд молчал, оценивая увиденное. Затем удовлетворенно угумкнул и воскликнул:
– Дивно! Дивно! Ну что же… Мы тут задерживаемся минут на пять-десять… А на счету… гм-гм… каждая секунда. Прошу вас провести взлом дальней пары бронедверей тоннеля своими силами.
– Взорвать, что ли?
– Да лучше бы выдавить. Но если не будут поддаваться, тогда ладно… Взрывайте.
«То мы работаем за артиллерию, потом за ВКС… А напоследок за осназ… На все руки мастера!»
Игневич тоже взял слово.
– Не хочу показаться самым умным, товарищ командир, но у нас же есть плазменные резаки. Сам Бог велит ими воспользоваться!
Помор, который тоже обожал плазменные резаки незамутненным детским обожанием, все же поспешил отрезвить товарища, а заодно и Растова:
– С прискорбием сообщаю, что килоампер-часов осталось – кошкины слезки. Поэтому резаки отменяются.
– Отставить разговорчики! – скомандовал Растов. – Сказано давить – значит будем давить.
Сперва три «Т-14» выстроились в ряд и попро-бовали выломать ворота сразу по всей ширине тоннеля.
Но силенок не хватало. Возможно, виновата была малая сила тяжести, из-за которой гусеницы оскальзывались о бетон и хорошего навала не получалось. А возможно, двери были сделаны очень с запасом…
Но стрелять Растов не хотел. Равно как и включать плазменные резаки. Встать с нулевым аккумулятором на задворках вражеской базы – это же глупость глупейшая! И опаснейшая.
Поэтому продолжили действовать дедовскими методами.
Три машины стали одна за другой цугом. «Пятьдесят четвертый» уперся носом в корму «Динго». «Пятьдесят второй» уперся в «пятьдесят четвертый». Потом вся троица отползла от бронедверей метров на сорок. А потом по команде Помора ка-а-ак дала тягу!
Трехсоттонный таран ударил по левой створке ворот, и она согнулась, как жестянка.
Из треугольной пробоины хлынул воздух вместе с неизбежным при разгерметизации летучим мусором: бумагой, полиэтиленом, одеждой и даже едой – Растов заметил караван сарделек в облаке риса.
Затем камера поймала и увеличила для Растова чайный стаканчик. Автопереведенная надпись на фарси гласила: «Чай зеленый крупнолистовой «Блаженство», первый сорт».
«Значит, нора клонская», – заключил майор.
От этой мысли ему неожиданно сильно полегчало. Очень уж он не любил столкновений с отечественными тайнами, одновременно и опасными, и какими-то… свинцовыми.
Танки ударили еще два раза и полностью выломали погнувшуюся бронедверь, чтобы не мешала.
За ней тоннель расходился на два, причем оба рукава круто изгибались. Один рукав уходил налево, другой – направо и вниз. Ни людей, ни техники – только несколько больших ящиков, неловко выпирающих из слишком тесных для них ниш.
Илютин был тут как тут.
– Растов, это вы вторые двери… гм-гм… открыли?
– Ну как сказать – «вторые», «первые»… Те, которые в ста метрах от начала тоннеля.
– Значит, вторые.
– И что нам это дает?
– Надо… гм-гм… подумать… Стоп! – Голос Илютина резко изменился. – Дайте увеличение на вон тот зеленый ящик!
– Который в нише?
– Да-да!
Растов дал.
– Итить его налево! – воскликнул неожиданно сильно впечатленный Илютин. – Этот ящик – укупорка боевой части бомбы «Рух»! По крайней мере, он так маркирован!
Растов мгновенно сообразил, что к чему.
– Тоннель заминирован, верно? – спросил он Илютина.
– Верно… Слушай, майор, буду с тобой откровенен, чего за моим ведомством обычно не водится… Готов?
– Да.
– Тогда так. Если по правилам, я должен сейчас тебе скомандовать из тоннеля уходить. И дожидаться… гм-гм… моих саперов. Они в экзоскелетах зайдут, все разминируют. А ты будешь стоять на безопасном удалении от входа в тоннель… Но это по правилам. Которые не годятся. Потому что если вдруг из тоннеля выедет любой вшивый «Паланг», он моих саперов как тараканов… гм-гм… перебьет. Поэтому я хочу, чтобы ты продвинулся еще вперед и перекрыл оба тоннеля своими машинами.
Растов выдержал многозначительную паузу и наконец ответил:
– Я тоже буду с вами откровенен, товарищ майор госбезопасности. Если по правому борту от моего танка взорвутся три с половиной тонны силумита, а именно столько несет бомба «Рух», то броня может не выдержать. И тогда весь мой экипаж погибнет от тяжелой компрессионной травмы. Поэтому вопрос: что там внизу такого ценного, из-за чего имеет смысл рисковать жизнями моих людей?
– Вы же рисковали в Стальном Лабиринте, так?
– Рисковал… Забавно, что вы в курсе.
– Я в курсе. Так вот, майор: там, внизу, штука поважнее Стального Лабиринта.
– Считайте, заинтриговали.
«Динго» свернул в правый рукав тоннеля, аккуратно обминул ящик с боевой частью бомбы «Рух» и самым тихим ходом протянул вперед еще метров тридцать. Растов, Кобылин и Игневич во все глаза присматривались к каждой шероховатости стен, к каждому подозрительному пятну на полу.
Если клоны заминировали вход в подземную часть своей базы огромными бомбами, то резонно было предположить, что внутри таится еще множество смертоносных сюрпризов.
И это вовсе не обязательно должны быть килотонные адские машины.
Клонские саперы могли использовать и крошечные мины.
И напалм.
И подручные материалы: газовые баллоны, кислородные резервуары, емкости с маслом, канистры с топливом…
Но не только боязнь подрыва на фугасе обострила чувства Растова до предела. Майор и в самом деле был заинтригован словами Илютина о «штуках покруче Стального Лабиринта».
Воображение Растова рисовало маслом и акварелью.
Тут тебе сверхмашины-терраформеры, покорные каждому мановению руки…
Тут тебе и летательные аппараты с маневренностью как у джипсов-гребешков…
И Х-двигатели размером с гору, свободно переносящие на тысячи парсеков целые планетоиды…
Но если где-то здесь и впрямь имелся огромный ксеноартефакт, то упрятан он был получше, чем смесь исследовательского зонда с техногробницей знаний на планете Навзар. На его присутствие вообще ничего не намекало. Во тьму, прорезанную прожекторами танка, уходила самая прозаичная бетонированная кишка. Выходит, чудеса подпольные, снова?
Растову вдруг вспомнился поединок с Кави-усаном на палашах. Стальная ловушка, истошные крики профессора Терена, сломавшего себе ногу, ощущение бесприютности и отсутствия выхода – вот как было в прошлый раз, когда он гонялся за грозными инопланетными чудесами… Растов поежился.
Меж тем пустота и безвидность коридора взывали к деятельной стороне его натуры.
«Хоть бы уже напал кто», – подумал он и тотчас сам себя отругал за мальчишество.
Вдруг майору почудилось, что по броне танка кто-то постучал. То, что камеры кругового обзора ничего не показывают, перестало казаться Растову достаточным основанием к тому, чтобы игнорировать неопределенную угрозу, которая послышалась ему в этом едва заметном стуке. Майор испытал острое желание взять автомат и немедленно выбраться из танка, проверить, что там снаружи.
«Да нет, просто послышалось», – попытался убедить себя Растов.
– Товарищ командир, – напряженным голосом сказал Кобылин, – то ли у меня глюки, то ли под танком что-то… как будто возится.
Растов вздрогнул.
– Разрешите, я схожу проверю! – сразу вызвался безотказный Лунин. – Все равно я в танке лишний, сижу тут в позе земляного червя…
– Нет, тебе сегодня и так досталось. Оставайся за главного. Пойду я. Со мной Игневич, – решил Растов. – Бери автомат, мичман… Пошли.
Игневич неожиданно громко раскудахтался: «Зачем еще?!», «Мнительность – общий враг!»… Как видно, не хотел геройствовать совсем.
Но Растов был неколебим.
Ходить при почти отсутствующей силе тяжести было чудовищно некомфортно. Без работы магнитных ботинок, надежно припечатывающих каждый шаг майора к надгусеничной полке «Динго», они рисковали прокувыркаться, стучась головами в свод тоннеля, до самого появления Илютина.
– Ты стой здесь, – приказал Растов, когда они с Игневичем добрались до крыши моторно-трансмиссионного отсека. – Свети в тоннель, держи автомат наготове.
– Так точно… Наготове. – Игневичу было явно не по себе.
Растов выключил электромагнитные обмотки и шагнул за кормовой срез танка.
Как он и ожидал, его двухметровое падение превратилось в семисекундный нырок в черное молоко вечной ночи тоннеля.
Внезапно невидимая рука схватила Растова за щиколотки и дернула вниз, непреклонно и сильно.
Майор даже не успел испугаться, как грохнулся на бетон! Будто бы невесть откуда взялась сила тяжести, как на Земле, а то и посильнее!
– Товарищ майор, с вами все хорошо?! – крикнул Игневич. – Мне спуститься?
– Все нормально, – прокряхтел Растов. – Ты сам-то как? Ничего не чувствуешь?
– Домой хочется… И лимончеллы итальянской, мне одноклассник бутылку подарил.
– Я не про то вообще!
– А что я должен чувствовать?
– Повышение силы тяжести… Как? Ощущаешь?
– Н-нет.
– Ну как же?! Они тут вроде силовой эмулятор включили… Гравитацию.
– Нет никакой гравитации, командир. – В голосе Игневича зазвучала тревога. – У вас-то у самого все путем?
– Забудь, – немного невпопад ответил Растов.
С этими словами майор, не вставая, перевернулся на другой бок и посветил под танк. Надо было все-таки разобраться с этим загадочным стуком.
Луч фонаря скользнул по каплям свежей окалины над буксировочным крюком, по пыльным узорам на рустованном брюхе, по череде балансиров… А вот еще какой-то шершавый наплыв… «Грязь, что ли?»
Вдруг Растов похолодел.
То, что в первый миг показалось ему «наплывом», куском спрессованной пыли напополам со льдом, имело, несомненно, искусственное происхождение!
На то указывали серебристый диск толщиной в треть пальца, которым образование крепилось к днищу «Динго» ровно под двигателем, и несколько тонких металлических усов, выброшенных в стороны.
Магнитная мина с устройством неизвлекаемости.
– У нас под днищем магнитная мина, – сказал Растов, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.
– А почему она стучала? – спросил Кобылин, продемонстрировав незаурядную для их ситуации тягу к абстрактному знанию. – Ведь магнитная же! Должна прилепиться и все.
– Прекрасный вопрос, – процедил Растов. – Просто замечательный… А как ее обезвредить, тебе не интересно?
– Ну… – Кобылин стушевался.
Ответа на вопрос Растова – как обезвредить? – никто не знал. А вот вопрос Кобылина неожиданно получил наглядный ответ.
Невидимая рука снова прижала майора к бетону. Тут же, прямо на его глазах, мина отлепилась от днища танка и беззвучно шлепнулась на пол тоннеля. Помедлив секунду, она подпрыгнула обратно и вновь прилипла к броне «Динго».
Вместе с этим Растов ощутил, что странный гравитационный эффект исчез и его снова ничто не удерживает.
– Мужики, – тихо сказал майор, – похоже, тут где-то поблизости сидит гномик и играется рычагом эмуляции гравитационного поля.
– Знать бы, гномик наш или клонский.
– В данный момент это не важно. – Растов даже не улыбнулся, хотя шутка была смешной.
В разговор вклинился Лунин, сама рассудительность:
– Я не понял, что вы имеете в виду, командир. Я не чувствую никаких колебаний силы тяжести.
– А я чувствую, – голос Растова становился все более усталым. – Кроме того, мина на моих глазах падала вниз, а потом снова прилепилась к днищу… Вы ведь слышали, как она стукнула?
– Вроде того, – неуверенно сказал Кобылин.
– Но вообще это странно, – разглагольствовал Лунин. – Магнитную мину не оторвать и усилием в двадцать «же»… А если бы ваш гномик подавал тридцать «же», вас бы уже на пол намазало! Как клонский сыр с укропом и фенхелем на горячую кукурузную лепешку.
С брони подал сердитый голос Игневич:
– Товарищи командиры, надо бы обсудить, как обезвредить мину. А не гномиков.
– Я думаю, без саперов мы ничего не сделаем, – вздохнул Растов, поднимаясь с корточек. – Поэтому приказываю всем покинуть танк и следовать за мной.
– Ни сна ни отдыха измученной душе, – проворчал Помор и заглушил мотор.
Глава 8
Аквариум
Август, 2622 г. Вара-20 Планетоид Фраский-Лед, система Посейдония
Так гвардейский экипаж остался без своей боевой машины и встретил появление илютинских саперов в несолидном для танкистов пешем строю.
Растов быстро втолковал сержанту-саперу в великолепном противовзрывном экзоскелете суть проблемы, не забыв предупредить и о загадочном гравитационном гномике. Затем он направился к Илютину, который, как заведено у офицеров ГАБ[1], выделялся из общей массы осназовцев особой степенностью движений и эксклюзивным цветом антирадиационного напыления бронескафандра.
Видал Растов серебряные броники, видал и золотистые, а вот у Илютина был какой-то вызывающий, бабский аквамарин! Отражает ли этот цвет высокий ранг носителя, или же являет новый секретный функционал (может быть даже, и сбойный; к примеру, это скафандр-хамелеон, у которого система адаптивной подстройки цвета сломалась, застряв на этом неуместном аквамарине) – оставалось лишь гадать.
Соблюдая неписаный кодекс взаимной вежливости, оба офицера одновременно отключили защитную поляризацию на бронестеклах. После чего смогли увидеть лица друг друга.
Как и ожидал Растов, у обладателя аквамаринового скафандра оказались недоверчивые и жестокие глаза человека, привыкшего из года в год вглядываться в опасную тьму за небольшие, в сущности, деньги.
– Гвардии майор бронетанковых войск Растов, – представился он первым.
– Интересно, есть здесь хоть один человек, который не знает, что командир тяжелой танковой роты первого батальона – тот самый Растов? – сказал Илютин без тени улыбки. И тоже представился формально: – Майор госбезопасности Илютин. Зовут Афанасий.
– Приятно познакомиться. Константин. Мы подцепили мину-ловушку. Пришлось бросить танк. Чувствуем себя как черепахи, которых вынули из панциря… Поэтому расчитывать на нас, как, допустим, на какой-нибудь осназ, я бы не стал.
Но Илютин не очень-то слушал. По крайней мере, спросил о своем:
– Скажите, Константин, в вашем бронике есть переводчик?
– Новейший «Сигурд-2». Но зачем тут?..
– Вы же видели, как мы загремели? Ну, на «Кирасире»?
– Видел. Все видели.
– Мне так бока намяло, что парсер моего скафандра накрылся, сука, звездой…
Растова удивила эта «сука», но он сделал вид, что нет. Как, кстати, и то обстоятельство, что в радиообмене Илютин обращался к нему на «ты», а после личного знакомства перешел, наоборот, на «вы».
В конце концов, человек после аварии. Контуженый-заслуженный.
Илютин продолжал:
– Со мной еще двое спецов было… Нету их, короче.
Растов сдержанно кивнул. «Нету» значит «нету».
– Вывод: пойдете со мной, поможете в одном деле.
– Какое хоть дело? Намекните, что ли.
В этот момент с Илютиным связались его саперы, и тот, пробормотав «извините», переключил канал.
Пока майор ГБ принимал доклады и раздавал распоряжения, Растов исподволь наблюдал за тем, как колдуют саперы над зеленым саркофагом, начиненным тоннами силумита.
Все было как в учебном фильме. Саперы для начала облили укупорку БЧ «Рух» сверхсмачивающим радионепрозрачным гелем. Он изолировал заряд от возможных импульсов дистанционного подрыва.
Затем они пробуравили стенку безвибрационным сверлом «Червяк». Ввели в дырку микрокамеру на световоде. Это позволило саперам получить живое изображение собственно боевой части бомбы – трехметрового стального цилиндра, начиненного взрывчаткой и электроникой командных механизмов.
Ну и главное: аккуратно пошуровав гибким световодом, под дальней стенкой контейнера они разглядели прилепленное к бомбе ИВУ – инициирующее взрывное устройство.
В дело вступил сапер с офицерским пистолетом «ТШ-ОН» на бедре, который до сих пор стоял безучастно в стороне от вечеринки.
Растов вспомнил, что саперы называют таких «хирурги». На счету «хирургов» – тысячи обезвреженных бомб. У них точные, чувствительные пальцы и зоркие глаза. А еще как будто кто-то сверху шепчет им на ухо, как надо действовать… Потому что ни в каких учебниках самые важные нюансы не объяснить. То есть попробовать, конечно, можно. Но будет не то…
В общем, «хирург» взялся за дело.
Он раскрыл объемистый сундучок и извлек из него большой черный пистолет, похожий на сигнальную ракетницу. Он переломил его, как архаичную охотничью двустволку, и зарядил с казенной части баллончиком, несущим маркировку химической опасности.
«Кислота. Сейчас будет дырку прожигать», – вспомнил Растов кадры учебного фильма.
Дыра, которую проделал «хирург», была размером с ладонь и очертаниями напоминала Австралию.
Растов ожидал неких продолжительных и сложных манипуляций с электроникой – ведь все-таки там ИВУ!
Но их не последовало.
«Хирург» просто запустил в дыру пятерню, облаченную в специальную сенсорную перчатку, и плавным движением фокусника вытащил устройство на свет божий. После чего немедленно отправил зловещую синюю коробочку в толстостенный контейнер, наполненный поглощающим гелем, который подал ему расторопный сапер-ассистент.
– Люблю смотреть на такое… – сказал Илютин, вырастая за спиной у Растова. – Ну что, готовы идти?
– Вообще-то не готов. Я должен удостовериться, что с моей машиной все в порядке.
Илютин скривился – мол, что за детский сад. Но на словах согласился:
– Ну пойдемте, почему бы и нет. Нам все равно в ту сторону.
Возле «Динго» стояли два сапера.
При приближении старших офицеров они с энтузиазмом отдали честь Илютину и полностью проигнорировали Растова.
Растов не стал придираться – мало ли, может, совсем на ногах не стоят уже.
– Товарищ майор, магнитная мина обезврежена! Визуальный осмотр танка проведен, других взрывоопасных устройств не обнаружено!
Илютин был краток:
– Спасибо, Климович. Свободны.
К Растову подскочил взволнованный Лунин:
– Ждем ваших приказаний, товарищ майор!
– Остаешься за старшего.
– А вы?
– Я на прогулку… Вот, с товарищем майором.
Илютин кивнул. Мол, да, ему ведомы знатные маршруты…
– Тут, кстати, осторожней, – сказал Растов Илютину, указывая на пол близ кормы танка. – Странный эффект наблюдался. Интенсивная осцилляция гравитационного поля. Хотя для гравитационного поля оно действует слишком избирательно…
Илютин снисходительно отмахнулся – как гинеколог от порнографии.
– А, это магназер.
– Прошу прощения, что такое «магназер»?
– Ну, магнитные… гм-гм… финишеры на авианосцах знаете?
– Имею представление.
– Так это то же самое. Направленное магнитное поле высокой напряженности, формируемое потоком монополей… гм-гм… Дирака. Его тут клоны используют, как говорится, и в хвост и в гриву.
– Чтобы что?
– Чтобы производить ту самую продукцию, ради которой я сюда прилетел. Идемте.
Растов так спешил удалиться от пучка монополей Дирака, который вызывал в нем безотчетное раздражение, что «лунная походка» ему совершенно не давалась. При очередном шаге он оттолкнулся от пола с такой силой, что подлетел к двутавру на потолке и по-клоунски стукнулся о него теменем.
Илютин поглядел на это неодобрительно.
– Знаете, над вами надо взять шефство. Обо что биться – это ваше дело. Но если там стоит мина-ловушка… Начальство меня четвертует, если узнает, что у меня на глазах погиб сын Растова.
Пришлось гвардейцу-танкисту переступить через гордость и ввериться в руки осназовцу в штурмовом скафандре «Валдай».
В отличие от более простых и легких танковых бронескафандров штурмовой «Валдай» был отлично приспособлен для перемещений в невесомости.
Осназовец деликатно приобнял майора за плечи, после чего два полупрозрачных огненных мотылька под подошвами его железных ботинок создали тягу, полностью уравновесившую вес обоих. Ну а реактивный выхлоп между лопаток осназовца властно повлек их вперед.
Несмотря на киногеничность, полет был не особо комфортным. К счастью, коридор оказался коротким, и вскоре они уже уперлись в люк-диафрагму, выкрашенную в яркий оранжевый цвет.
На люке сияла поддельным золотом эмблема: пробирка, из которой вырастает роза.
– Теплица тут у них, что ли? – попробовал пошутить Растов, ткнув пальцем в розу.
– Это эмблема клонского министерства здравоохранения… Которая, впрочем, не отражает реальную ведомственную принадлежность объекта за шлюзом.
– И какова же эта принадлежность?
– Военная, ясен пень. Как и все здесь, на базе Вара-20.
– Так это объект класса «Вара»! – удивился Растов. – Так бы сразу и сказали…
– Я думал, очевидно, что перед нами – одна из секретных передовых баз Конкордии.
– Мы, танкисты, доверяем только тому, что видим. Я лично видел временную стоянку флота… И никаких капитальных баз!
– Сейчас мы это исправим, – пообещал Илютин загадочно.
С этими словами он извлек из транспортного отсека своего скафандра плоский портфель крокодиловой кожи с чванливым фравахаром на пряжке и тремя сквозными пулевыми отверстиями.
«А портфельчик-то наверняка сняли с какого-то генерала… Ехал, небось, в той самой колонне, которую мы по доброте душевной отпустили. Тут-то его осназ с борта «Кирасира» и прихлопнул…»