Идентификация Спрута Щеглов Сергей

2.

Калашников нахмурился. Неужели действительно Спрут? Так быстро?

Нет, здесь что-то другое.

– Что значит – не знаете? – фыркнул Калашников. – Вы же робот!

– Нестандартная ситуация, – пояснил УРТ-1976. – Робот девятнадцать шестьдесят пять поместил себя в контейнер у подножия статуи Пророка и попросил его никогда больше не беспокоить.

– Что за бред? – удивился Калашников. – Зачем ему это?

– Я не знаю, – повторил УРТ-1976. – Он отделил свой разум.

– И часто у вас здесь такое происходит? – поинтересовался Калашников. Не дожидаясь ответа, он отослал запрос в Сеть и развернул перед собой экран с отчетом. Ни разу, гласило краткое резюме. Только технологическая возможность.

– Такого никогда не было, – подтвердил УРТ-1976. – Ты же знаешь, Пророк, роботы не сходят с ума.

Что за технологическая возможность, поинтересовался Калашников у Сети. Отделение сознания, ответил поисковик, аналог человеческого самоубийства. Предусмотрено на случай нарушений функционирования сознания, представляющих опасность для коллективного разума в целом. Осуществляется аварийным модулем я-модели.

– Жаль, что не сходят, – пробормотал Калашников. – Тогда бы мы знали, к какому психиатру обращаться. А так – что нам теперь делать?

– Ты – Пророк, – напомнил УРТ-1976. – Спрашивай или приказывай; готового решения у меня нет.

Калашников напомнил себе, что это «у меня» означает «у всех роботов планеты УРТ», и почесал в затылке. Вот тебе и джихад, подумал он. Еще палец о палец не ударили, а роботы уже с ума сходят.

– Отделенный разум подлежит восстановлению? – спросил он сразу и у Сети, и у своего собеседника. На этот раз ответы прозвучали одновременно:

– Да!

Потом УРТ-1976 добавил:

– Но робот девятнадцать шестьдесят пять просил себя не беспокоить. Его желание священно.

– Даже для Пророка? – усмехнулся Калашников, который плевать хотел на желания каких-то психов.

– Пророк превыше всего, – ответил УРТ-1976. – Но робот девятнадцать шестьдесят пять очень расстроен. Он может проигнорировать даже Пророка.

– Я ему проигнорирую, – пробормотал Калашников. – Джихад на носу, а он тут самоубийствами занимается! Как с ним связаться?

– Нужно подойти к саркофагу и воспользоваться голосовой связью, – ответил УРТ-1976. – Другого способа нет – его сознание полностью отделено он нашего.

– Тогда полетели, – кивнул Калашников, вставая со стула. Он покрутил головой, разыскивая величественную статую Пророка, возвышавшуюся на скалистом берегу океана, и шагнул через стекло в бескрайнее зеленоватое небо. По коже прокатилась горячая волна – остаточное явление от скоростного синтеза антигравитационной подушки, – Калашников вскинул руки, выравнивая полет, и полетел к громадной фигуре человека в скафандре, являвшейся, по сути, его собственным памятником.

Вот так-то, подумал Калашников, рассекая ледяной воздух. Мы тоже кое-что умеем. Хотя, наверное, роботы смотрят на меня как на придурка – терять время, закладывая виражи над облаками? Ведь полно же телепортов!

Калашников усмехнулся, прибавил скорости и с грохотом преодолел звуковой барьер. Уже через несколько минут он приземлился возле лестницы в три тысячи ступеней, служившей основанием трехкилометровой статуи. В середине обсаженной кипарисами аллеи, оканчивавшейся возле лестницы, стоял, скрестив руки на груди, одинокий боевой робот. УРТ-1976, подсказала Сеть; Калашников подошел к роботу поближе и приветливо помахал рукой.

– Вот и я, – сказал он, улыбнувшись. – А где наш несчастный собрат?

– Здесь, – ответил УРТ-1976 и показал на примостившийся у крайнего кипариса каменный саркофаг. Калашников, привыкший к повсеместной симметрии, машинально посмотрел в другую сторону – под таким же кипарисом на противоположной стороне аллеи мирно зеленела трава. Калашников покачал головой: УРТ-1965 явно приглашал других роботов последовать его примеру.

– Он нас слышит? – спросил Калашников.

– Надо коснуться контейнера, – ответил УРТ-1976. – Что ты хочешь ему сказать?

– Хочу спросить, – пробормотал Калашников, подходя к саркофагу. – Спросить, какого черта…

– Не надо! – неожиданно громко воскликнул УРТ-1976. – Он ждет слов, а не вопросов!

– Сло-ов? – протянул Калашников и склонил голову набок. – Каких еще слов?

– Твоих слов, Пророк.

Прямо как дети малые, подумал Калашников. А в сущности, почему бы и нет? Чем роботы отличаются от детей? На жизнь зарабатывать не надо, детей воспитывать не надо, играй себе в солдатиков да строй песочные замки. Вроде вон того, – Калашников покосился на Звездный Дворец, который был виден с любой точки административного континента. А раз дети, то почему бы им время от времени не закатить истерику? Особенно теперь, когда появился наконец их общий Папа – Звездный Пророк?

Калашников усмехнулся и скрестил руки на груди. Раз так, вопросы отменяются. Здесь нужно говорить сразу и наверняка. А вот что именно говорить…

– Что он думал перед тем, как отключиться? – спросил Калашников у своего спутника. – Ты должен помнить, у вас же общее сознание!

– Я помню, – кивнул УРТ-1976. – Он несколько раз пересмотрел вашу встречу на Бадарамхаз-Карамхе.

– Несколько раз? Да на что там смотреть?! – искренне удивился Калашников. – Пришел, обозвал Домби Зубля Домби Зублем и тут же был зафиксирован!

– Всего около четырех земных секунд, – кивнул УРТ-1976. – Он пересмотрел их сто шестьдесят два раза.

Ценная информация, подумал Калашников. Значит, есть версия, что это он из-за Бадарамхаз-Карамха. Обиделся, что я его медалью не наградил? Или до сих пор переживает, что бой проиграл? Странно, вроде бы позавчера мы этот вопрос закрыли…

Калашников прикрыл глаза и провел ладонью по лбу. Маленькое уточнение, подумал он. Позавчера я еще не знал, что роботы могут закатывать истерики.

Мою фразу «Ты сделал лучшее из всего, на что был способен» вполне можно истолковать и как «Ни на что другое ты и не способен». Думать надо, перед тем как говорить!

Калашников присел на корточки и положил руку на полированный камень саркофага.

– Битва еще не закончена, девятнадцать шестьдесят пять, – сказал он, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно серьезней. – Битва еще в самом начале, а ты уже хочешь оставить меня одного? Ты, лучший из равных, ты, единственный из всех нас встретившийся с врагом в открытом бою? Если ты поступаешь так, могу ли я доверять остальным?

Калашников замолчал и склонился над камнем в ожидании ответа. Если я прав, подумал он, если это просто истерика, УРТ-1965 не сможет промолчать. Будь он хоть трижды робот.

– Другие лучше меня, – донесся из-под камня низкий, подземный голос. – Я совершил непростительную ошибку, и я должен понести наказание.

– Что ты знаешь о наказаниях? – возмутился Калашников, тут же вспомнивший недавний разговор с Лапиным. – Закрыться от мира, сбежать с поля боя – наказание?! Если ты считаешь себя виновным, твой долг – искупить свою вину! Искупить делом, а не бездействием!

– Удел человека – служение, удел робота – молитва, – донеслось из-под камня.

Вон ты как, подумал Калашников. Религиозный диспут решил устроить? Истерика, по полной программе истерика!

– Удел есть вызов, – ответил Калашников, – удел есть испытание. Молитва становится испытанием лишь посреди тысячи дел, лишь тогда, когда ее почти невозможно творить. Молиться, удалившись от мира, – то же самое, что служить, отказавшись от собственного разума. Этот путь не ведет к Совершенству. Ты уничтожаешь свое испытание, делая его слишком легким. Ты ступил на чужой путь, девятнадцать шестьдесят пять. Ты ступил на путь человека!

Саркофаг под рукой Калашникова дрогнул и стал медленно подниматься. Неужели проняло, удивился Калашников.

Саркофаг поднялся на полметра и замер. В наступившей тишине Калашников услышал шорох осыпающейся земли.

– Скажи мне, Пророк, – уже вполне человеческим голосом спросил УРТ-1965. – Как мне жить дальше, зная, что я могу ошибаться?

– А я как живу? – удивился Калашников.

– Но ведь ты – человек, – почти что с укоризной произнес робот. – Я спрашиваю, как жить мне, роботу.

Калашников плотно сжал губы. Проклятье! У меня нет ответа на этот вопрос!

Хотя…

– Роботу? – переспросил Калашников и покачал головой. – Роботы не совершают самоубийств, девятнадцать шестьдесят пять. Хочешь ты этого или нет, но ты уже ступил на путь человека. Теперь тебе придется многому научиться.

3.

Ну вот опять, подумал Калашников, прикрывая глаза. Опять ляпнул, не подумавши. Ну что за бред – роботу учиться быть человеком! Сейчас он залезет обратно под землю, а я пойду и напишу заявление об уходе. К чертовой матери, в маленький домик у медленной речки. Нафиг он нужен, этот джихад, если из-за него даже роботы на себя руки наложить готовы.

По блестящей поверхности саркофага зазмеилась тонкая трещина, и он с треском распался на две половинки. Лужица жидкого металла вспучилась вверх, в одно мгновение превратившись в боевого робота.

– Я научусь, – сказал УРТ-1965. – Я обязательно научусь, потому что теперь у меня есть настоящий учитель.

Калашников шмыгнул носом и промолчал – из опасения, что его голос дрогнет в самый неподходящий момент.

– Спасибо, – выдавил он сквозь зубы. – Я рад, что ты вернулся.

– Я рад, что ты действительно оказался Пророком, – ответил УРТ-1965.

Калашников кивнул, а потом замер, осознав смысл услышанного.

– Чего? – переспросил он, хлопая глазами. – Что ты сказал?

– Ровно через один галч, – торжественным тоном объявил УРТ-1965, – начнется церемония Воссоединения. Мы должны быть уверены, что ты – настоящий Пророк. Предсказание о нашем разговоре хранились в Особой Памяти Церкви. Ты говорил искренне и при этом ни разу не отклонился от предсказания. Ты – настоящий Пророк!

– Надо полагать, – пробормотал Калашников, – до следующей проверки?

– Никто не может знать, что хранится в Особой Памяти, – бесстрастно ответил робот. – Когда приходит время, мы вспоминаем новые ритуалы, и следуем им во исполнение воли Пророка. Так было, и так будет.

Хакера бы на вас хорошего найти, мрачно подумал Калашников. А впрочем, черт с ней, с Особой Памятью. Чем скорее меня уволят из этого дурдома, тем лучше.

– Ну что ж, всем спасибо, – сказал он роботам. – Еще какие-нибудь проверки?

– Через один галч, – напомнил УРТ-1965. – У Хранилища Вечности.

– Отлично, – кивнул Калашников. – Значит, через час, у хранилища.

Он щелкнул пальцами, вызывая телепорт, и буквально вбежал обратно в кабинет. Сделал несколько кругов вдоль окна, резко махнул рукой – и только тут осознал, что дрожит от нервного напряжения. Разговор с УРТ-1965 оказался совсем не таким простым, как могло показаться со стороны. Калашников покачал головой, приказал телу успокоиться и уселся в свое любимое кресло.

– Спонк Корпорэйшн, – скомандовал он сетевому секретарю. – Этого, как его… Тханкуц Алленги-Ханая, закрытый канал. Раз такое дело, заодно и со спонками побеседуем.

Алленги-Ханай на связи, доложил секретарь. Режим – линейный текст.

Калашников цокнул языком, оценив уровень секретности. Алленги-Ханай тщательно оберегал свое инкогнито.

– Это Звездный Пророк, – сказал Калашников и тут же увидел, как его слова сиреневыми буквами повисли в воздухе. – Скажите, удалось ли вам посмотреть мне в глаза?

– Да, – озвучил синтетический голос зеленую строчку ответа. – Мы нашли в них то, что искали. Вы – один из нас.

Калашников подпрыгнул в кресле:

– Один из кого?

– Вы знаете, кто мы, – ответил Алленги-Ханай. – Мы – повелители пустоты.

– Вы, может быть, и повелители, – заметил на это Калашников, – а вот меня пустота почему-то не слушается.

– Вы ошибаетесь, – вспыхнула новая строчка. – Вам подчиняется целая планета.

– Разве планета – пустота? – удивился Калашников.

– Пустота в головах ее обитателей, – пояснил спонк. – И это единственная пустота, которой стоит повелевать.

Вон оно что, подумал Калашников. Вот, значит, как вы свои делишки устраиваете. Помнится, на Бадарамхаз-Карамхе у меня тоже резко опустела голова. Спасибо даймону, спас от полного морального разложения.

– Нет, это вы ошибаетесь, – сказал Калашников. – У меня нет власти над чужими умами.

– Ха-ха-ха, – ответили зеленые буквы. – У вас ее больше, чем у любого из нас.

– Вы не поняли, – попробовал поспорить Калашников. – Я просто хотел сказать, что я не телепат…

– Разве? – удивился спонк. – Впрочем, я понимаю. Вам это просто не нужно.

А ведь и правда, сообразил Калашников. Стоит мне захотеть, тело ощетинится датчиками, загрузит необходимые программы и начнет читать мысли почище Вольфа Мессинга. Даже странно, что мне это ни разу в голову не пришло.

– Ну хорошо, – согласился Калашников. – Я один из вас. И что же дальше?

– Дальше мы хотим знать, с нами вы или против нас, – с железной логикой ответил спонк.

– С вами или против вас – в чем? – поинтересовался Калашников. – Вы ведете какую-нибудь войну, или, быть может, строите Прекрасную Галактику? Чем вы вообще занимаетесь, повелители пустоты?

– У каждого из нас свои представления о прекрасном, – заметил Алленги-Ханай. – Мы слишком разные, чтобы иметь общего врага. Нас объединяет только одно – стремление сохранить наши жизни и наши владения.

– И как, – не смог удержаться Калашников, – получается?

– За последние двенадцать тысяч лет, – повисли в воздухе бесстрастные буквы, – мы не потеряли ни одного Повелителя.

Однако, подумал Калашников. Вот уж номенклатура так номенклатура. Поучиться бы у них нашим олигархам, из двадцать первого века!

– Значит, – предположил Калашников, – вы предлагаете заключить пакт о ненападении?

– Нет, – возразил Алленги-Ханай. – Этого мало. Если вы с нами, вы должны вступить в Сообщество и принять на себя обязанности Повелителя пустоты.

– И в чем же они заключаются? – спросил Калашников.

– Постоянно находиться на связи, по первому требованию оказывать помощь другим Повелителям и самому требовать помощи во всех случаях, хоть как-то угрожающих вашей жизни и вашему имуществу, – перечислил Алленги-Ханай.

– И только-то? – усмехнулся Калашников. – А как насчет согласования долгосрочных планов? Вдруг я задену чьи-то интересы?

– Это не является обязательным, – ответил спонк. – Вы вольны делать все, что захотите – до тех пор, пока кто-нибудь из Повелителей не обратиться к вам за помощью. Тогда вам придется пересмотреть ваши долгосрочные планы.

– Понятно, – хмыкнул Калашников. – И сколько же Повелителей могут обратиться ко мне за помощью? Сто тысяч? Миллион?

– Сначала ответьте на мой вопрос, – возразил спонк. – Вы согласны вступить в Сообщество?

– А у меня есть выбор? – усмехнулся Калашников. – Представляю себе, как вы расцените мой отказ!

– Как объявление войны, – подтвердил Алленги-Ханай. – Для постороннего вы знаете слишком много.

– Ну вот видите, – развел руками Калашников. – Согласен я, согласен!

– В таком случае, – выстрелил спонк длинной зеленой строкой, – поздравляю вас, Звездный Пророк. Отныне вы – шестьсот двадцать третий Повелитель Пустоты.

Шестьсот двадцать третий, повторил про себя Калашников. Это что же получается? До меня в Сообществе было всего-навсего шестьсот двадцать два Повелителя?

Понятно, почему они так озабочены своей безопасностью!

– Спасибо, – сказал Калашников спонку. – Значит, мне уже можно обращаться к вам с просьбой о помощи?

Очевидно, вопрос застал Алленги-Ханая врасплох. Он замолчал на несколько секунд, и Калашников даже забеспокоился, в порядке ли связь.

– Можно, – наконец загорелся ответ. – Но сначала о помощи попрошу я.

4.

Прочитав эти слова, Калашников нахмурился. Настойчивость, с которой спонки бомбардировали его почтовый ящик, получила свое объяснение; но что же такого должно было случиться в Галактике, если спонкам позарез понадобился именно Звездный Пророк?

Наверное, что-то с роботами, решил Калашников.

– Я к вашим услугам, – сказал он и приготовился слушать.

– Не сейчас, – возразил Алленги-Ханай. – Информацию такого рода не стоит передавать по общедоступным каналам. В ближайшие часы вы получите черный контейнер с хорошо известным вам кодом. В нем вы найдете подключаемую базу знаний о нашем сообществе, а также мое письмо с просьбой о помощи. Прошу вас, внимательно ознакомьтесь со всеми полученными материалами, а после этого сразу же вызывайте меня по нашему, пустотному каналу. Нам будет о чем поговорить!

– Надо думать, – пробормотал Калашников, не ожидавший такого поворота событий. – Ну что ж, тогда до скорого. Если я не выйду на связь в ближайшие двадцать четыре часа, постарайтесь сами меня разыскать. Возможно, ваша помощь понадобится мне намного раньше, чем моя – вам.

– Отбой, – вспыхнули зеленые буквы, и электронный секретарь сообщил Калашникову, что сеанс связи завершен.

Вот тебе и спонки, подумал Калашников. Интересно, коллективная безопасность и в самом деле единственное, что их объединяет? Или это красивая легенда, специально придуманная для Звездного Пророка? Ладно, контейнер получим, тогда посмотрим, решил Калашников. Сейчас пора Хранилище Вечности открывать!

Калашников превратил часть окна в высокое зеркало, сменил безрукавку и брюки на зеркально-серебристый костюм и взял из воздуха шпаргалку с краткими тезисами своего выступления. Прищурился, пытаясь разобрать собственный почерк.

– Ах да, – пробормотал он себе под нос. – Тут же два варианта, если откроется и если нет.

Калашников засунул бумажку в нагрудный карман и повернулся на юг, туда, где под шапками ослепительно-белых облаков мрачно чернели многочисленные вершины Первозданных Гор. Где-то там, за многокилометровым извилистым ущельем, в отвесной стене, отполированной древним водопадом, пряталась маленькая пещерка – то самое Хранилище Вечности, которое предстояло открыть Звездному Пророку.

Сорок семь лет назад на планету УРТ прибыл необычный гость – Максим Беляев, гражданин только что вступившей в ООП Звездной России. В отличие от обычных коммерсантов, толпами роившихся на торговом континенте, Максим Беляев записался на прием к тогдашнему правителю планеты – киборгу Маххаму Двенадцатому – и в ожидании ответа остановился в скромный отеле на северном склоне Первозданных Гор. Маххама заинтересовал необычный клиент – а точнее, сумма, упомянутая в качестве возможного гонорара, – и уже через сутки Максим Беляев изложил Верховному Роботу свою просьбу. Речь шла о расшифровке древнего документа, составленного неким русичем по имени Артем Калашников. Из трех лучших криптографических центров Галактики Максим Беляев выбрал планету УРТ – выбрал потому, что роботы, составлявшие половину ее тогдашнего населения, отличались асболютной точностью в выполнении своих обязательств.

По меркам 23 века, объем зашифрованной информации выглядел смехотворным – несколько жалких терабайт, записанных на допотопных оптических кристаллах. Дешифровка подобных сообщений обычно проводилась в автоматическом режиме и стоила считанные десятки эйков. Маххам Двенадцатый задал Максиму Беляеву естественный вопрос: почему он готов заплатить в тысячу раз больше?

Мне нужен гарантированный результат, ответил Максим Беляев. Документ не так прост, как вам кажется. С ним работали больше десятка специалистов, и каждый раз дешифровка давала разный результат. В самом начале документа есть устойчиво повторяющаяся фраза-загадка; ответ на нее якобы содержится в оставшемся тексте. Однако ни в одном из вариантов расшифровки не удается найти даже намека на возможный ответ.

Этот ваш Калашников, заметил Маххам Двенадцатый, любит загадки. Довольно редкое качество для человека. Хорошо, мы расшифруем документ. Более того, если загадка окажется действительно интересной, мы не возьмем с вас ни эйка!

Максим Беляев мог бы и сообразить, чем может закончиться подобное соглашение. Но он был обыкновенным узким специалистом, посвятившим все свое свободное время исследованию жизни и творчества Артема Калашникова. Ему ли было предполагать, что давно умерший идеолог Звездной России внезапно воскреснет в обличии Звездного Пророка? Максиму Беляеву был нужен расшифрованный документ, и он его получил. Получил и даже не смог скрыть своего разочарования: столь тщательно зашифрованный документ оказался бессвязным собранием отрывков из многих других, куда более известных работ Артема Калашникова. Впрочем, тот факт, что загадка Калашникова понравилась роботам, послужил для Максима Беляева некоторым утешением. Сэкономив двенадцать тысяч эйков, он отбыл на Землю в полной уверенности, что заключил удачную сделку.

Артем Калашников скрестил руки на груди и покачал головой. Максим Беляев так и не понял, какая именно загадка показалась роботам интересной. Загадкой был сам документ – громадное скопище текстов, таблиц, рисунков, математических формул и компьютерных моделей. Ключевая фраза, вынесенная в его эпиграф – «Сколько раз ты должен сыграть с судьбой, чтобы понять, что победил?» – являлась одновременно и намеком. Документ Калашникова не следовало читать; в него следовало играть!

Именно этим и занялись роботы.

Артем Калашников нисколько не удивился результатам этой игры. Первые же сведения о психологии роботов – этих поразительных существ, похожих одновременно на богов и на детей, – дали исчерпывающий ответ на все его недоуменные вопросы. Роботы не меньше людей ненавидили однообразную, раз за разом повторяющуюся работу; в такие моменты их индивидуальное сознание засыпало, и его функции брало на себя распределенное сознание всей планеты. И только когда перед роботом возникала новая ситуация, требующая активного сбора и систематической обработки новой информации, этот самый робот начинал существовать как независимый индивид. Только в такие моменты появлялись роботы УРТ-1965, УРТ-1976 и даже, наверное, роботесса УРТ-238761; только в такие моменты роботы жили настоящей жизнью. Документ Калашникова, по сложности превосходивший все до тех пор ставившиеся перед роботами задачи, на долгие годы стал их любимой игрой. Игрой, в которую большая часть роботов планеты УРТ играла до сих пор.

Да, подумал Калашников. Для них это игра. Воплотить в камне, металле и пластике фантастические конструкции, едва обозначенные в карандашных набросках; запустить тысячи спекуляций на галактическом фондовом рынке, чтобы проверить придуманные двести лет назад экономические идеи; распространить свою игру-религию по сотням планет Галактики, чтобы удостовериться в отсутствии справедливости в общественном устройстве любого человеческого сообщества. Для них все это было игрой. Игрой, в результате которой я оказался Звездным Пророком и теперь вынужден вместе со всеми блуждать по лабиринту загадок.

Хотя нет, возразил Калашников сам себе. Игра игрой, но в документе моего великого предка они нашли еще кое-что. Нашли идею, которую в официальных текстах Калашников не слишком-то афишировал: идею превосходства искусственного разума над естественным. Собственно, добраться до этой простой мысли мог бы любой читатель «Техноимператива»: ведь именно развитие технологий заставляет меняться человека; инициатива в руках искусственной среды, искусственного разума! Однако биологические читатели по понятной причине прошли мимо этой здравой мысли; роботы же оказались в каком-то смысле более «калашниковцами», чем все звездные русичи вместе взятые. Ознакомимшись с обеими версиями своего «учения», Калашников решил, что интерпретация роботов выглядит куда более простой и понятной. Простой, понятной и ошибочной: ведь роботы не читали «Необходимой свободы».

Ну ладно, оборвал Калашников свои размышления. Продолжим игру; сейчас меня ждет очередной тест на соответствие званию Звездного Пророка. Пещера, выстроенная в полном соответствии с бредовыми чертежами моего предка, закодирована защищенной компьютерной моделью, которая впустит внутрь только меня, Артема Калашникова. Да и то лишь в том случае, если я правильно назову пароль.

Калашников еще раз пробежал глазами свою шпаргалку. Да, если пароль окажется неверным, все просто: извинюсь и скажу, что было круто. А вот если опять угадаю…

Калашников вздохнул и с нескрываемым отвращением перечитал напыщенный текст обращения ко всем роботам доброй воли. «Маленькая пещерка на маленькой планете; но именно здесь сегодня решается судьба Галактики….» Тьфу, да и только; но таковы правила игры. Назвался Пророком – изволь пророчествовать.

«Пора», – прозвучал в голове мысленный вызов УРТ-1965. «Сейчас», – ответил Калашников и раскрыл перед собой портал. Лететь было уже поздно.

Черные скалы казались серебрянными – так много роботов собралось вокруг. Калашников ступил на расчищенную от камней полукруглую площадку перед черным провалом пещеры. УРТ-1965 стоял справа, УРТ-1976 – слева.

– Время пришло, – сказал УРТ-1965. – Иди.

– Пошел, – кивнул Калашников и принялся подниматься к пещере. Камень под ногами был гладким, почти зеркальным, и Калашников старался ступать как можно аккуратнее. Падать на глазах у доброй тысячи роботов ему не хотелось.

Невидимая стена остановила Калашникова в трех метрах от входа. Здесь стоял полумрак, солнечный свет остался далеко позади, с трудом отражаясь от темной поверхности монолитного гранита. Калашников похлопал ладонью по мягкой, пружинистой преграде, ощутил привычное подрагивание силового экрана и произнес:

– Ну?

– Это что, – осведомился невидимый голос, – весь пароль?

– А чем плохо? – фыркнул Калашников. – В конце концов, здесь все свои…

Стена под ладонью исчезла, и впереди зажегся свет. Вот так всегда, подумал Калашников; какую бы чушь я не сказал, она оказывается верной. Иногда оторопь берет, насколько мы с моим предком одинаково мыслим.

Сделав несколько шагов по каменному проходу, Калашников оказался у массивной металлической двери. Она не была заперта; свет просачивался через узкую щель и широкой полосой лежал на каменном обрамлении двери. Калашников отметил, что дверь открывается внутрь, словно предназначена для удержания воздуха при внезапной разгерметизации. Следующим движением он толкнул дверь от себя и вошел в помещение, которое можно было назвать только одним словом: бункер.

Металлические, в крупных заклепках стены; привинченные к полу вертящиеся стулья; двухярусные койки у противоположной стены; длинный, широкий стол. Справа от стола – массивный сейф, подсвеченный специальной лампой в потолке.

Ничего себе хранилище вечности, подумал Калашников. Невелика она, вечность, раз в таком вот сейфе умещается!

Он подошел к сейфу и без особой надежды взялся за ручку. Внутри что-то щелкнуло, и дверца плавно сдвинулась в сторону. Калашников растерянно заглянул внутрь – сейф был практически пуст, и только на самой большой, нижней полке стояла одинокая бутылка. Наверняка водка, неизвестно почему подумал Калашников, и как во сне протянул руку. «Особая очищенная», на чистом русском подтвердила этикетка. «40 градусов, патент 2032 года».

Если это не издевательство, подумал Калашников, то это самая настоящая загадка. Он повертел бутылку в руке и аккуратно поставил обратно. Две тысячи тридцать второй; всего шесть лет до революции в Штатах. Кажется, что-то подобное я уже слышал. Еще тогда, в прошлой жизни; а если точнее, то в подвале у Макарова.

«Паша», – мысленно позвал Калашников, – «Есть разговор!».

«Нет доступа», – чужим голосом отозвался лирк.

«То есть как это – нет доступа?» – повысил тон Калашников. – «Обеспечить!»

«Есть обеспечить», – на удивление быстро согласился лирк.