Декстер мёртв Линдсей Джеффри

Глава 13

Винс кое-как добрался до своей машины и даже умудрился не растечься безвольной лужицей по асфальту; я же – с полным желудком и чувством удовлетворения от сделанного дела – сел во взятую напрокат машину.

До того как Винс принесет документы домой, оставалось еще несколько часов, и я так и видел, как все оставшееся время он в холодном поту сожалеет о содеянном, заламывает руки, взволнованно переминается с ноги на ногу и вздрагивает от каждого шороха. Но я не сомневался: в конце он, конечно, убедится, что иного выхода все-таки нет, и принесет мне документы. Почти не сомневался.

Я завел машину, чтобы включить кондиционер, и стал размышлять о дальнейших своих действиях. На часах было полвторого, и времени на все мои дела едва ли оставалось, что, впрочем, меня не особенно волновало. Уговорить Винса помочь было делом первостепенным, а все, что осталось, – делами важными, но неясными. К примеру – остаться в живых: не буду умалять важность этой задачи, но условия ее пока были неясны. В голову мне ни с того ни с сего пришел синоним – туманны. Но нуждался я вовсе не в синонимах, а в козыре, в коренных переменах, в судьбоносном повороте, который вынудит окружающих оставить меня в покое и найти себе новую игрушку для битья.

Однако пока я сидел на парковке торгового центра в Норт-Бэй-Виллидж, ничего подобного не случилось: ни посыльного с благими вестями, ни помилования от папы римского, ни парада в мою честь, ни рекламных щитов или вдохновляющих посланий на небесах, вроде «Ты победил, Декстер». Ничего. Только шорох проезжающих мимо машин, солнце и полуденная жара, от которой не спасал даже кондиционер в салоне.

Я вздохнул. Не получается по-хорошему – придется по-плохому. В поте лица своего буду… что-то там[27]. Остальное я не помнил. Кажется, это из Библии. Но очень к месту. Был бы Шекспир – запомнил бы лучше. Ну ладно, работы у Декстера невпроворот, и никто за него работать не будет.

Взгляд мой упал на документы об опекунстве, и я подумал: ладно, сначала избавимся от формальностей. Я достал телефон и снова позвонил Деборе. И вновь автоответчик. В этот раз я оставил сообщение.

– Очень разумно с твоей стороны не отвечать. Не думаю, что теперь, на свободе, я выдержу твой голос, – сказал я, силясь показать, что тоже не так прост. – Однако если тебе еще нужна эта бумага об опекунстве, я привезу ее тебе сегодня домой, часов так в семь тридцать. Если дома тебя не окажется, завтра можешь приехать за ней сама.

Я нажал отбой. Кажется, мои слова прозвучали слишком язвительно и вместе с тем недостаточно резко. Неужели семейные отношения всегда столь запутанны?…

Потом я позвонил в офис Фрэнку Кронауэру. Когда я представился клиентом, меня соединили сначала с каким-то адвокатом, а потом с секретарем, голос которой точно принадлежал самой Снежной королеве. Я сообщил ей, что у меня важная информация для мистера Кронауэра, на что получил неохотный и презрительный ответ: «Я проверю, доступен ли он». Щелчок – и в трубке зазвучала музыка. Прошла пара минут, прежде чем музыка замолкла и послышался голос Кронауэра.

– Это Фрэнк Кронауэр, – сказал он зачем-то.

– Это Декстер Морган, – ответил я, неосознанно повторяя его властную интонацию. Потом откашлялся и прибавил: – У меня для вас очень важные новости. – Молчание. – По моему делу.

– Да, я так и понял, – сухо отозвался Кронауэр. – Какие новости?

– М-м, вообще-то они на бумаге, – смешался я. – Это документ.

– Ясно. И откуда он взялся?

– Давайте не будем говорить об этом по телефону. Если вы не против.

Кронауэр усмехнулся.

– Даю честное скаутское, что АНБ не прослушивают моих телефонов. Не посмеют.

– Пускай и так. Информация немного… щепетильная.

Несколько секунд Кронауэр молчал, и я слышал мерное постукивание – видимо, он барабанил пальцами по столу.

– Мистер Морган, – заговорил он наконец. – Только не говорите, что снова играли в сыщика.

– Нет, ничего такого, – ответил я. Все-таки это Винс проделал основную работу.

– Ладно, – резко сказал адвокат. – Можете принести документ ко мне в офис? Я буду тут часов до шести.

– Приеду к пяти.

– Тогда увидимся. – И он повесил трубку. На этот раз – никакой музыки, только тишина.

Я поглядел на часы. Потребовалось всего-то семь минут, чтобы закончить с основными делами. С одной стороны, меня разбирала заслуженная гордость за собственную предприимчивость и быстроту. С другой, оставалось еще несколько часов до встречи с Винсом, а деваться было некуда (не возвращаться же в свою адскую гостиницу на другом конце города). Я тяжело вздохнул и покачал головой. Впервые в жизни я осознал и оценил истинную радость работы – всегда есть куда пойти! А после нее – домой, каким бы убогим он ни был. Теперь у меня не было ни того, ни другого, и я по-настоящему это ощущал. Мои бездомность и безработность становились непосильной ношей. Но сидеть на парковке с включенным двигателем было нельзя: так недолго умереть от выхлопных газов или от скуки. Да и к тому же нечего попусту тратить бензин, он и так стоит дорого.

Некоторое время я размышлял, не вернуться ли в библиотеку, но отказался от этой цели. Может, начать все-таки свой ресторанный марафон? Я, конечно, только что поел, но ведь это всего лишь суши. Наверняка проголодаюсь через полчаса. Или так бывает только после японской еды? А может, риса вообще? Хотя нет, пожалуй, от глутамата натрия[28], но в суши его не добавляют… Короче говоря, голоден я не был, а обжираться для проформы – дело неблагородное. Я глянул в окно. Пейзаж не изменился: все та же парковка торгового центра.

Неужели, кроме как в библиотеку, пойти мне больше некуда? Покуда я сидел в изоляторе, свобода была моей голубой мечтой. Но реальность, как всегда, оказалась иной. Вот она – свобода: бездельничать на парковке или торчать в библиотеке. Я попытался приободриться мыслью о том, что могу вернуться в гостиницу или поколесить по городу, но безуспешно.

Вздохнув, я сдвинул рычаг на коробке передач и поехал в библиотеку. Обратная дорога до шоссе ЮС-1 и библиотеки заняла минут двадцать. Здесь ничего не изменилось, разве что парковочное место у самой библиотеки кто-то занял. Как и все остальные места. Несколько минут я колесил по району, пока не смог пристроиться у подножия холма возле какого-то яхт-клуба. Я собрался было бросить монетки в парковочный счетчик, как вдруг заметил, что он не работает: таймер показывал, что осталось еще пять минут, но стрелка не двигалась. Счетчик, который всегда показывает, что у тебя еще пять минут! Вот так повезло! Что ж, значит, мне наконец-то улыбнулась удача.

Я поднялся по холму и зашел в библиотеку. И снова удача: мое место у дальнего окна было по-прежнему свободно. А мир не так плох, как кажется! Некоторое время я просто листал неинтересные журналы, просматривая до боли скучные истории. Потом нетерпеливо посмотрел на часы и обнаружил, что прошло лишь четверть часа. Я замер. По ощущениям, минула уже целая вечность. Отложив журналы, я встал, намереваясь найти чтиво поосновательнее. Тут мне подвернулись книги с картинками. Я остановился на истории искусства, обложка которой хвалилась двумя с половиной тысячами фотографий, запечатлевшими все – от наскальной живописи до современного искусства. Двадцать пять сотен картинок можно растянуть надолго, даже в такой тягучий день.

Я взял книгу и устроился поудобнее. Иллюстрации я разглядывал медленно, но не просто чтобы растянуть время. Мне всегда нравилось искусство. Во-первых, некоторые произведения в самом деле красивы и понятны. Во-вторых, даже если они непонятны, то взгляду чаще всего есть за что зацепиться: за какую-нибудь эмоцию или яркую краску. В подвернувшейся мне книге было немало религиозных изображений, многие из которых были чрезвычайно жестоки. Особенно мне понравились святые с кровавыми ранами. Кровь у них почему-то течет, а не хлещет (но ведь она обычно чертовски непредсказуема), однако лица выражают истинную муку. В общем, просто прелесть. Я по-новому взглянул на религию. Признаться, меня всегда забавляло это непреклонное упорство смешивать веру в Бога с какой-нибудь кровищей. Волей-неволей задумываешься: а не примкнуть ли к какой-нибудь церкви? Столько забавных издевательств, особенно над святыми! Я бы отлично влился в компанию: стал бы Декстером – Создателем Святых. Жаль, что все не так просто. Я не в состоянии отсидеть без смеха ни единой проповеди. Нет, серьезно: как вообще в такое можно верить? К тому же при моем появлении алтарь наверняка взлетит ко всем чертям.

Что ж, по крайней мере религия иногда может порадовать такими вот красивыми картинками – а это уже неплохо. За ними я скоротал какое-то время, а без четверти четыре отправился на встречу. Может, не в религиозном экстазе, но по крайней мере с хорошим настроением.

Винс Масука жил в небольшом доме на севере Майами, в тупике возле Сто двадцать пятой улицы. Дом был бледно-желтого цвета с сиреневыми полосками по краям. М-да, впредь стоит быть разборчивее в знакомствах…

Во дворике росли пара аккуратно подстриженных кустов и множество кактусов, а выложенная булыжником тропинка вела к крыльцу дома. На подъездной дорожке стоял автомобиль: хороший знак – значит, Масука все-таки ушел с работы вовремя.

Когда я позвонил в звонок, дверь тут же открылась. За ней стоял Масука – весь бледный и потный. На секунду я решил, что он сильно отравился, и мысленно встревожился за самого себя, ведь ели мы в одной закусочной… Но тут вдруг Масука крепко схватил меня за руку и втащил в дом. По его тираде я понял, что он на грани нервного срыва.

– Декстер, господи, ты не поверишь!.. Боже мой… Я даже не знаю, как… В смысле, матерь божья, мне нужно присесть… – И он рухнул на очень красивый и стильный шезлонг, утирая лоб салфеткой.

– Вот и ладненько, – сказал я бодро. – Файл у тебя?

Винс возмущенно моргнул, словно я не уделил его состоянию должного внимания.

– Андерсон был прямо там!.. В смысле, он чуть меня не увидел! С файлом!

– Чуть? – переспросил я. – Но ведь не увидел, так?

– Нет… – Винс мучительно вздохнул. – Но, матерь божья, он был за этим… как его… за шкафом, который у нас там на кухне. Помнишь?…

– Винс, файл у тебя?

Он закивал:

– Ну конечно. А я о чем?

– Не знаю.

– Он у меня тут. – Масука махнул потной и слабой рукой на странный желтый журнальный столик. Ножки у этого стола были в виде жирафьих шей, а ручка на одном из шкафчиков – как хобот у слона. Отвлекшись от этого странного объекта, я заметил на столешнице папку. Подошел к ней спокойно и взял ее, превозмогая нетерпение. Пролистал страницу за страницей. Винс хорошо постарался. Здесь имелось все, начиная с рапорта о первичном происшествии. Каждая бумага, затрагивавшая конкретный аспект расследования, – все, как того требует наше Правосудие. Даже невооруженным глазом было видно, что все подписи в документах подделаны – причем одним и тем же неряшливым почерком. И по некоему божественному совпадению почерк этот чрезвычайно походил на почерк детектива Андерсона.

Я вскинул бровь и поглядел на Винса.

– И как такое прокатило?

Он пожал плечами:

– Я о том же. Дураку понятно… Но, Декс, это еще не самое страшное. – Он вскочил с шезлонга, выхватил у меня папку и вынул из нее страницу. – Вот, посмотри! – оторопело произнес он.

Я посмотрел. Это был лабораторный отчет, подписанный В. Масукой, подпись у которого была точно такой же неряшливой, как и у всех остальных в этом документе. Мало того, фамилия «Масука» была написано с ошибкой: «Массука».

– Стыд и позор, Винс, – сказал я. – Такой взрослый, а писать свое имя не научился.

– Это еще не все! Посмотри, я якобы использую люминол[29], хотя мы уже сто лет как заменили его на «Блюстар»[30]! И слово «люминол» он тоже написал с ошибкой – через «е».

Так оно и было. Я осторожно вытянул документ из потной хватки Масуки и снова внимательно его осмотрел. Дешевая подделка! Меня тоже охватило возмущение. Одно дело просто подставить меня – но сделать это так неряшливо… Ребенок бы справился лучше. Андерсон либо просто умственно отсталый, либо самонадеянный болван, решивший, что все это сойдет ему с рук. Поразмыслив с минуту, я склонился ко второму варианту. Тупость Андерсона затмила его сознание.

Я закрыл папку и похлопал Винса по плечу.

– Отличная работа, Винс, – заметил я. – Ты спас меня.

На секунду мне показалось, что я перестарался, потому как Винс весь надулся от гордости и залился краской.

– Ой, да ладно, – промямлил он. – Я просто хотел помочь. Это же все не по совести. Не для того я всю жизнь пахал.

Замолчав, Винс потер глаза, и я с ужасом понял, что он вот-вот расплачется или зайдется еще в каком-нибудь эмоциональном приступе. Но Винс просто всхлипнул и прибавил:

– Что мне еще делать…

– Да-да. – Я оборвал его прежде, чем он запоет отрывок из «Паяцев»[31] или схватит меня за руку и в слезах зайдется в «Кумбайя»[32]. – Все прекрасно.

– В смысле… Я это… – Он замолчал от переизбытка чувств.

Я решил воспользоваться паузой и двинулся к дверям.

– Спасибо, Винс. Ты спас нас обоих. Ну, до встречи. – И, не дав ему растерянно ответить, выскользнул на улицу.

Уже отъезжая от дома, я увидел Винса на пороге: взгляд у него был смертельно печальный, и я порадовался, что вовремя ушел. Не хватало только очередной порции розовых соплей – стыд, да и только. Странно, что у меня это вызывает такое отторжение, но за долгие годы самокопания я кое-что понял. Тем-то мне и нравился Винс, что лишь имитирует обыденные человеческие чувства и социальные формальности. Все в нем фальшиво: от натянутого смеха до пошлых шуточек, которые он генерирует как машина, – но окружающие ему верят. Другими словами, во взаимоотношениях с людьми Масука – такая же фальшивка, как и я. Потому-то так странно и неприятно видеть, как он терзается «земными» чувствами, ведь это значит, что такая участь может постигнуть и меня. А это неприемлемо!

И все же именно Винс помог мне расхлебать эту кашу!.. Интересно, с чего вдруг я использовал эту пищевую метафору? Оттого ли, что снова проголодался? Я поглядел на часы на приборной доске. Почти пять, а это плохо. Во-первых, значит, я и впрямь проголодался, а во-вторых – жди пробок на дорогах. Я выехал на шоссе, уповая на удачу, но тщетно. Машины ползли вперед так медленно, что улитки нервно курят в сторонке. Я-то надеялся по-быстрому добраться до шоссе Макартур и оттуда прямиком к Кронауэру… Но за десять минут я сдвинулся лишь на полмили. Тогда я свернул с шоссе на бульвар Бискейн – и здесь дело пошло бодрее. Отсюда дорога до офиса Кронауэра заняла у меня минут сорок. Без восьми минут шесть я вышел из лифта, затем выдержал целый ритуал с участием Снежной королевы и без одной минуты шесть прошел в двери кабинета Его Величества.

Кронауэр сидел у себя за столом и, разговаривая по телефону, складывал какие-то вещи в свой роскошный кожаный кейс. Заметив меня, адвокат удивленно моргнул. Потом кивнул, положил в чемоданчик стопку бумаг и оттопыренным пальцем попросил подождать минутку.

– Si. Si, comprendo[33], – сказал он в трубку, и я, конечно, тут же сделал вывод, что беседует он с кем-то испаноговорящим.

Невероятная проницательность. Как орешки щелкать!

– Si, seguro, no problema[34], – продолжил Кронауэр. – Quince? Es suficiente? Bueno, te doy quince[35]. – И с этими словами сбросил звонок и отложил телефон. Потом оперся обеими руками о столешницу своего стола и внимательно на меня посмотрел. – Ну что, мистер Морган? – Он улыбнулся почти убедительно. Впервые я встретил кого-то, кто преуспел в этом искусстве лучше меня. От этого его умения у меня даже слегка закружилась голова, как у мальчика при встрече со знаменитым футболистом. – Садитесь. И расскажите, что именно принесли.

Садиться мне не хотелось. Я пришел отдать папку, коротко объяснить, что к чему, и умчаться прочь, не отнимая у Кронауэра его драгоценного (и дорогого) времени. Наверняка наше незапланированное общение он тоже добавит к моему и без того астрономическому счету. Но я все-таки сел в дорогое кресло напротив Кронауэра, пораженный его столь убедительной участливостью. К тому же платить будет Брайан, а он передо мной в долгу за то, что повесил мне на спину огромную мишень и вытолкнул на стрельбище к кровожадным мексиканским наркобаронам.

– Дело такое, – начал я. – Это все, что есть на меня у полиции. Там оригиналы документов.

– Неужели? – Кронауэр изогнул аккуратную бровь. – И как же они попали вам в руки?

– Принес один из моих друзей-судмедэкспертов, – ответил я, хотя Винс был моим единственным другом-судмедэкспертом – да и вообще другом. Благо друзья мне не особо нужны, но Кронауэру это знать не обязательно. Во-первых, этот факт не делает мне чести, а во-вторых, Кронауэру от этого ни горячо, ни холодно. Я перешел к делу: – Эти документы кишат сфабрикованными фактами, бредом и выдумками. Среди них есть и отчет якобы моего друга, который тоже подделали, причем крайне неумело. – На Кронауэра мои слова не произвели особого впечатления, поэтому я продолжил: – А когда мой друг подал жалобу, ему стали угрожать.

Кронауэр откинулся в кресле и соединил пальцы рук – само воплощение мудреца в раздумьях.

– Как угрожать? – спросил он.

– Сначала грозились увольнением. Потом расправой. Теперь Винс всерьез опасается за свою жизнь.

– И кто угрожал?

– В основном детектив Андерсон.

– М-м, – промычал Кронауэр и нахмурился, точно о чем-то вспомнил. – А ведь задержавшего вас полицейского звали точно так же.

– Это не совпадение, – кивнул я. – Это тот самый полицейский.

– Хм. – Адвокат задумчиво постучал пальцами. – Похоже, он готов переступить черту, лишь бы вы остались за решеткой.

– По-моему, для него уже нет никакой черты.

Кронауэр раздумывал несколько секунд, потом сел ровно, потянулся через стол, вытащил визитку из органайзера, ручку и написал что-то у нее на обороте.

– Вот мой мобильный, – сказал он, протягивая мне визитку. На ней красными чернилами был написал номер телефона. – По нему я доступен круглые сутки.

– О, – удивился я. – Спасибо, но…

Кронауэр вновь улыбнулся, на этот раз лукаво.

– Если этот полицейский будет вам угрожать, попытается вас арестовать, прижать к стенке и все в таком духе – звоните. – Он вновь откинулся на сиденье, и его улыбка стала довольной. – Наша задача – уберечь вас от тюрьмы.

– Именно так, – согласился я, с благоговением убирая карточку в карман.

Круглые сутки! Я попал в число избранных.

– А теперь расскажите о том своем друге, – посерьезнев, попросил адвокат. – Которому угрожал Андерсон. Как все было?

– Он понес документы к прокурору штата.

– Неужели?

– Да. И там его снова послали. Велели не лезть не в свое дело, не соваться в чужие дела, иначе уволят.

– Так-так-так, – протянул Кронауэр и забарабанил пальцами по столу. – Давайте поподробнее о друге.

Я рассказал все, что знаю о Винсе. Это было не так-то просто, потому что рассказывать было особенно нечего. Я попытался выставить его компетентным, надежным и справедливым и умолчать о прикиде Кармен Миранды. Кронауэр внимательно меня слушал, а потом задал несколько вопросов о его характере, мотивах и карьере. Когда мы досконально перемыли Винсу косточки, Кронауэр кивнул и протянул руку:

– Дайте-ка документы.

Я положил их на стол и сполз от нетерпения на краешек своего кресла. Мне отчего-то хотелось впечатлить Фрэнка Кронауэра, хотелось получить похвалу за такой прорыв в деле. Я еле удержался, чтобы не подскочить к нему и не начать тыкать в бумаги пальцем. Несколько минут я просто глядел, как он переворачивает страницы, изредка кивает и делает пометки в блокноте.

Несколько тихих минут спустя дверь в кабинет вдруг открылась и ее величество королева произнесла с глубочайшим почтением:

– Уже седьмой час, мистер Кронауэр.

Адвокат взглянул на нее с удивлением.

– О? Неужели? Что ж. – Он закрыл папку и положил на стол, а ее величество мило ему улыбнулась и исчезла. Кронауэр поднял на меня взгляд и очаровательно и слегка виновато улыбнулся. – Боюсь, мне пора на встречу. Но, спешу заверить, эти документы мне очень помогут.

Он поднялся и обошел стол. Я тоже встал.

– Отличная работа, Декстер. – Он пожал мне руку столь уверенно и по-мужски, что я готов был ему поверить. К тому же он впервые назвал меня по имени. – Прекрасно, просто прекрасно. – А потом положил ладонь на мое плечо и подтолкнул к двери, продолжая рисовать мне безоблачные перспективы.

Несколько мгновений спустя я уже стоял в лифте, тупо моргая и глядя на свои часы. Шесть двадцать две. Я пробыл у Кронауэра целых двадцать две минуты. Насколько я знал, по адвокатским меркам, это немало времени. Интересно, сколько мне будет стоить эта встреча? Точнее, Брайану. Ох, и ладно. Разве можно повесить ценник на столь безупречный профессионализм? Хотя, пожалуй, Кронауэр это сделать сможет и сделает. Однако не стоит беспокоиться: лучше уж быть по уши в долгах, чем по уши в могиле или за решеткой. Мое настроение улучшилось, и, забираясь в машину, я даже тихо насвистывал себе что-то под нос.

Деборе я обещал заехать к семи. Ее домик в Корал-Гейблс располагался в пятнадцати милях от Кронауэра, а короткого пути туда не было. Мой многолетний опыт на дорогах Майами подсказывал, что в это время суток никак не добраться отсюда до сестры за сорок пять минут. От этой мысли мне почему-то стало еще веселее. Впрочем, почему бы и нет? Дебора не заслужила моей пунктуальности. Она даже не отвечает на мои звонки – вот и к черту. Не буду торопиться, наслажусь дорогой. Может, даже заскочу куда-нибудь за кофе. Пускай ждет.

Я завел машину, вырулили на Оушен-драйв и медленно поехал к Деборе.

Глава 14

Несмотря на мрачность последних дней, в тот вечер, пока я медленно плыл по пробкам на дорогах Майами, настроение у меня было приподнятое.

Лишь на секунду на сердце моем стало нелегко – в тот миг, когда я отъехал от офиса Кронауэра и свернул на автостраду Макартур. В голове послышалось еле слышное, но тревожное шипение Темного Пассажира, твердившего, что что-то нет так. И в это самое мгновение машина позади резко ударила по тормозам и оглушительно загудела. Я инстинктивно затормозил и оглянулся, весь внимание.

Ничего страшного: просто нетерпеливый дурень скорее рвется домой. Я еще раз глянул на его машину – теперь в зеркало заднего вида. То был новый темно-синий джип, который спустя пару секунд затерялся в бесконечном потоке машин. Больше никого подозрительного у себя на хвосте я не заметил: ни авто, ни прохожих с пушками. Я решил, что Темный Пассажир, вероятно, еще не свыкся со вновь обретенной свободой и теперь реагирует на малейшую опасность вроде агрессивных водителей в час пик. Я расслабился и уселся поудобнее, наслаждаясь столь редким приливом необъяснимого счастья.

Причин такому душевному подъему на первый взгляд не было никаких, и все же внутри меня впервые за долгое время разливалось тепло. Дело было даже не в том, что я заставлял Дебору нетерпеливо меня ждать, пока ее изводят мои спиногрызы. В основном то неожиданное и столь несвойственное мне чувство радости было вызвано ощущением принадлежности к этому дикому, безжалостному миру моего родного города в час пик. Это чувство было и раньше мне знакомо. В яростном и озлобленном мирке водителей я ощущал себя своим. Приятно вновь испытать это родное чувство; где-то очень глубоко во Вселенной Декстера тут же наступило спокойствие.

Другой причиной моего довольства стало чувство выполненного долга. Ведь я передал ключевые доказательства своей невиновности в руки могущественного и умелого адвоката Кронауэра, а значит, вынул первый гвоздь из собственного гроба и забил его в крышку гроба детектива Андерсона.

Плюс ко всему я вдруг понял, что на мое настроение благоприятно повлияло само общение с Кронауэром. Я почти ощущал окружавшую его положительную ауру. Поразительно было уже одно то, что этот человек меня так поражал. Я всегда считал себя мастером двойной игры, блестящим генератором искусственного поведения. Никогда я не встречал никого столь же искусного в этом деле… до сих пор. Но Кронауэр меня уделал. Такого умелого вруна я встречал впервые, поэтому мне не оставалось ничего, кроме как восхищенно наблюдать за каждой синтезируемой им улыбкой. О, а таковых у него было множество! Я уже стал свидетелем по меньшей мере семи, каждая из которых имела собственное назначение и была столь отточена, что перехватывало дыхание.

Помимо мастерства, перед которым я испытывал благоговение, были в Кронауэре безмолвная величественность и властность. Работали они безупречно: я постоянно ловил себя на мысли, что хочу ему угодить. И это, что странно, совсем меня не смущало.

Я не способен испытывать чувства. Не способен любить и поклоняться. Никто в этом мире не заботит меня больше, чем Декстер Морган. Однако Фрэнку Кронауэру удалось за очень короткое время заслужить мое уважение, что не удавалось еще никому, за исключением Гарри, моего отчима.

На первый взгляд это немного глупо. Ведь Гарри не только спас, но и создал Декстера, научил управлять своим даром; благодаря ему я полюбил свою жизнь (по крайней мере любил до недавних пор). Гарри был моим Творцом, мудрым наставником, создателем единственной карты Темного пути, которого я знал многие годы. А с Кронауэром я познакомился совсем недавно и в его обществе провел от силы час. Я почти ничего о нем не знаю, лишь то, что он столь же бесчувствен, сколь я сам, – и то понаслышке. Однако в глазах у этого человека я видел проблески Темной пустоты. Он безжалостный хищник, яростная акула, которая набрасывается просто так и рвет на части, потому что любит это делать и создана такой. Именно этот врожденный инстинкт мне и импонирует.

Более того, Кронауэр на моей стороне, а еще, как всем известно, он никогда не проигрывает. Наркобароны, кровожадные диктаторы, серийные убийцы… Ради своих клиентов Кронауэр пойдет на все, что бы они ни совершили. Благодаря ему на свободе гуляют самые изощренные, жестокие и беспощадные чудовища. И, если все пойдет по плану, я окажусь в их числе. Да здравствует его величество Кронауэр!

Я расслабился в кресле, наслаждаясь дорогой. Эстакаду я преодолел меньше чем за четверть часа. К собственному сожалению, ведь я хотел, чтоб Дебора прождала подольше. Но на шоссе И-95 движение снова замедлилось до черепашьей скорости, которая едва отображалась на спидометре. Я плелся вперед, за пять минут преодолевая один-два квартала. Самое раннее у Деборы я окажусь через полчаса.

Разумеется, не все водители пытались позлить своих так называемых сестер, а потому не разделяли моего энтузиазма. Большинство из них не радовались пробке и, сигналя, потрясая кулаками и средними пальцами, не стеснялись выражать свое недовольство тем, что другие водители столь нагло мешают им добраться до дома. Всё как всегда, но с особым исступлением, что не могло меня не радовать. Я к этому гневному пиршеству присоединяться не стал и просто наблюдал в сторонке, тихо гордясь своими искренне злобными сотоварищами.

К моему удовольствию, при въезде на шоссе НВ-10 движение почти остановилось. Впереди я разглядел помятый «ягуар» с откидным верхом: он врезался в грузовик с морепродуктами, отчего вокруг воцарился полнейший хаос – разбитые стекла, искривленные бамперы… и богатое разнообразие свежих морепродуктов. Рыба, устрицы, кальмары, осьминоги и омары громоздились у «ягуара» на капоте и в роскошном кожаном салоне, куда при столкновении выпали из кузова переднего авто. Водитель грузовика мог быть спокоен: вместе с морепродуктами наружу вывалилось столько льда, что стухнуть им не грозило.

На пассажирском сиденье «ягуара» сидела ухоженная женщина по грудь во льду и морепродуктах и неистово вопила, водители автомобилей у всех на виду обменивались не самыми любезными выражениями, а оттого что дело происходило в Майами, двое молодых людей и одна женщина, выскочив из трех разных машин, тем временем сгребали в охапку свежую рыбу, которой без стеснения намеревались сегодня поужинать.

Это расчудесное происшествие прилично меня задержало, поэтому к коттеджу Деборы в Корал-Гейблс я подъехал без минуты восемь. То был скромно отделанный домик с неухоженным садом, для ухода за которым у моей бывшей сестры не хватало ни времени, ни терпения. Трава на участке, огороженном осыпавшейся каменной оградой, кишела перезревшими плодами фруктовых деревьев. На подъездной дорожке перед домом стояла машина. Я припарковался позади нее и вышел на улицу.

Меня вдруг охватили сомнения. Я не стремился видеть Дебору, не желал выслушивать ее несправедливые, колкие, презрительные замечания. Не хотел видеть тот взгляд, которым она одарила меня в изоляторе. Словно я – нечто омерзительное, заразное… ходячее несчастье… грязь, в которую она вляпалась… вонючее дерьмо енота на помойке.

Я стоял возле своей машины и глядел на входную дверь. Мне было все равно, что Дебора обо мне думает, и все же… И все же глубоко в душе я хотел добиться ее расположения. Она никогда со мной не помирится, никогда… Она ясно дала понять, что ненавидит меня всем сердцем, а такая ненависть не проходит. Так почему бы просто не войти в дом и не покончить с этим мучительным ожиданием?… Зачем трястись и волноваться в ожидании ее насмешки?… Незачем. Пора покончить с этим и ехать по своим делам: заняться собственной жизнью, которая намного важнее любой сестринской ненависти.

Я оперся о капот машины и замер. По улице медленно проехал темно-синий автомобиль, кажется, джип. В полумраке разглядеть было сложно, но это была новая модель, универсал, черт знает какой марки – они все на одно лицо. Не суть. Я взглянул на небо. Почти чистое. Тоже не суть. Потом снова на входную дверь дома. Если Дебз сейчас выглянет в окно, то увидит, как я нерешительно топчусь у нее на лужайке. Возомнит еще, что я не клал большую кучу на ее мнение, – этого еще не хватало! Мне ведь плевать. В самом деле. Могу пойти и постучаться в любую секунду. Если захочу.

В этот миг, как часто со мной бывает, мой желудок решил высказать собственное мнение и напомнил, что жизнь продолжается и нет на свете ничего важнее хорошего ужина. Решив не злить свою пищеварительную систему (которая в моей жизни значила гораздо больше бывшей сестры), я выпрямился, сжал в руках бумаги на опекунство и поплелся к крыльцу.

Дверь отворилась после первого же стука. Дебора уставилась на меня с таким холодным и жестким выражением, точно подготовила его заранее и теперь оно застыло у нее на лице. Она не произнесла ни слова. В гостиной за ее спиной мерцало пурпурное свечение телевизора и шумел какой-то мультик. Я вдруг узнал один из голосов – голос утконоса из того единственного мультфильма, который любили и Коди, и Эстор.

Дети, видимо, здесь. Все четверо: сын Дебз, Николас, и трое моих – Лили-Энн, Коди и Эстор. Я вытянул шею, пытаясь их разглядеть, но Дебора тут же закрыла дверь – так, что теперь только ее голова и шея торчали на улице.

Я пожал плечами. Хочет повредничать – на здоровье. Тогда и сам не буду церемониться.

– Полагаю, ты получила мое письмо? – сразу перешел я к делу.