Горец. Имперский рыцарь Старицкий Дмитрий

Аршфорт получил на плечо ленту Имперского креста и стал полным генералом.

Король Бисер генерал-полковником.

Вальд майором.

А мне кроме креста первого класса досталась еще бешеная слава. И как ее следствие — недоуменные косые взгляды монархов. Бисер даже обмолвился, что мне пора в отпуск на родину. Отдохнуть, сменить обстановку.

— Заездили мы тебя в последнее время, Савва, — обронил король. — Ты уж извини. Зато победа!

Войска пошли дальше на север, сопровождаемые шпальным бронепоездом «Аспид».

Рецкая штурмовая рота и охрана моего эшелона остались на станции прикрывать штаб корпуса до тех пор, пока не будет захвачена новая станция с телеграфом. Таким образом, мы освободили фельджандармов второму квартирмейстеру, который быстро нашел им работу в поле.

Штурмовики несли караулы и отправляли в тыл эшелоны с пленными. Пленные при виде рецкого конвоя вели себя как паиньки. Репутация горцев-отморозков работала на подконвойных с дикой силой. За все время ни одного побега, ни одной попытки бунта, даже простого неповиновения не случилось.

Что удивительно было лично для меня — никто из горцев на судьбу не жаловался. В смысле что таких героев — и в караул засунули, пленных охранять. Все воспринимали эту службу как заслуженный отдых от боев. Два почетных награждения за неполный месяц несколько притушили их жажду подвигов.

Через неделю я получил приказ, согласно которому рецкая штурмовая рота майора Вальда выводится из состава Броневого дивизиона и самого первого армейского корпуса и прикрепляется к выездному комиссару ЧК барону Бадонверту в качестве подразделения обеспечения. Обеспечения чего? Не сказано.

Пришла почта из Втуца. Маркграф сердечно благодарил в моем лице всех рецких егерей за «кровавую тризну» по его сыну. В честь этого события он приказал выбить памятную медаль. Сама рота причислена к рецкой гвардии в тех же наименованиях чинов, что егеря носят, то есть с повышением всех на два ранга. Теперь ее наименование: лейб-гвардии отдельная Рецкая штурмовая горно-егерская рота.

Егеря, которые служили в моей физической защите при ЧК, почувствовали себя обойденными и приуныли.

Майор Вальд, то есть уже гвардии майор Вальд, что равнялось армейскому полковнику, подсказал выход из такой ситуации. Всех участников «кровавой тризны» занести в список роты для утверждения его во Втуце. А он своим приказом возвращает их мне, но уже в качестве прикомандированных к ЧК. Конкретно к охране комиссара Кобчика.

— Хитрый ты, — констатировал я, качая головой.

— А то! — ухмыльнулся Вальд. — Неделю назад я был всего лишь армейским капитаном. Если кто и сомневался в сегодняшнем указе Ремидия, то я нисколечко.

— Тогда гадай, что теперь будет дальше? — подколол его я.

— Уберут нас отсюда. Домой отправят.

— С чего взял?

— Да взгляды от штабных ловлю нехорошие. Нет, повод найдут благородный, знамя, к примеру, получать из рук маркграфа… У меня же теперь отдельная часть.

— И как быстро вас отсюда уберут?

— Приличия соблюдут. Но не более того. Лишнего дня держать нас тут не будут, — ванговал Вальд на всю катушку. — Боятся они нас. Особенно тебя. И больше всего тебя вместе с нами.

От себя я придумал для гвардейских егерей особый знак отличия. Шеврон углом вниз на левый рукав из ленты георгиевских цветов «огня и пороха». Такие ленты быстро нам выткали в маленькой галунной мастерской на узловой станции. Все же безработица там еще большая. Все заработки крутятся пока вокруг железной дороги и поставок продовольствия в армию. Так что вышло это недорого для моего кармана.

Пока егеря сортировали пленных, я по привычке занимался проверкой тылового снабжения, но пока все было в относительном порядке, насколько порядок вообще возможен в бардаке прифронтовой полосы. Скажу, что за этот месяц стал немного разбираться в запутанной кухне интендантства. Это был плюс. Нужные знания. Пригодятся по жизни.

Свободное время, которого оказалось неожиданно много, я посвятил разбору бумаг, скопившихся в сейфе почтового вагона. Еще человек Моласа через два дня на третий привозил свою папку с тем, что накопали на тыловиков адепты Ночной гильдии. А нарыли они много. Самое главное — связи интендантов при реализации ворованного имущества. И не только на узловой, но и в Будвице. Никто из интендантов от Ночной гильдии такой подлянки не ждал, а потому были излишне откровенны, даже бравировали своими связями «в верхах». А я все это брал на карандаш. Даже непроверенные слухи.

Отправил телеграмму принцу о том, что документы по «сенокосу» готовы, но в ответ прибыл за ними фельдъегерь в сопровождении пятерки дворцовых гренадер. Принял у меня папки по описи, завернул каждую в крафт-бумагу и запечатал рядом с моей печатью еще и своей. Нисколько не задержался и в тот же день отбыл обратно. Никаких письменных распоряжений он мне не доставил, а на словах передал от кронпринца, чтобы я оставался на месте и «ждал дальнейших распоряжений».

Уже желтый лист стал облетать с деревьев, бабье лето кончилось и опять зарядили противные холодные дожди.

Штаб корпуса передвинулся квартировать на отбитую у царцев станцию ближе к городу и порту, а я все куковал в Троблинке, не получая иного приказа. Казалось, что монархи забыли меня на этом полустанке.

Забыли, но сознательно. Просто держали в отдалении от столицы королевства, пока рассматривалось «дело контрразведки», которое в итоге благополучно слили в унитаз. Хоть я заранее опасался подобного, но все равно известие это стало для меня неожиданным. Как обухом по голове…

Слухов было много. Но достойный доверия с моей точки зрения только один. Император навестил арестованных аристократов из бывших контрразведчиков в узилище. О чем-то там с ними беседовал с глазу на глаз минут по пятнадцать и ушел, оставив каждому «дерринджер» с одним патроном.

Суд не состоялся ввиду смерти обвиняемых, «поступивших, как люди чести». В этой империи еще бы харакири ввести для полного счастья — обелять лицо, вспоров живот, намного эстетичней, чем пускать себе пулю в лоб. Соответственно не было и увольнения «контриков» из армии «с позором». Их семьи получили военные пенсии согласно чину. Сыновья приняты в Пажеский корпус на казенный кошт. Дочери в Институт благородных девиц также за счет императорского министерства Двора.

Дело замяли и изъяли из военно-полевого суда «за смертью подсудимых». Не будешь же предъявлять претензии самому императору.

Боюсь, что такая двойственность поведения монарха еще аукнется империи. А может, император просто дул на воду, ожидая окончания реформы государственной службы — всего-то пара лет осталась. Реформа ему важнее оплеухи аристократии? Или он не хотел давать против себя публичного козыря Бисерам и прочим электорам?[2] Гадай тут о его действительных мотивах. У него одна дорога, у нас — сорок. Но все шито-крыто. И все приличия соблюдены.

Функции контрразведки в ольмюцкой армии перешли к ведомству второго квартирмейстера в отдел дофронтовой разведки, который и так этим занимался уже полгода. В остальной империи пока все осталось по-прежнему.

Удивительно, но ко мне никаких претензий со стороны императора заявлено не было. Даже намека от его свитских. Как и не было никогда погрома имперской контрразведки в Будвице с пулеметной стрельбой.

Нулевой вариант.

Так почему же я чувствую себя так, будто меня предали?

После «ликвидации» неприятностей для императора и отъезда его свиты (сам Отоний решил опробовать в качестве транспорта дирижабль, и Плотто повез государя в Химери по воздуху) меня срочно отозвали в Будвиц. Вместе с ротой гвардейских егерей.

Интенданты на радостях, что избавляются от меня, подогнали нам состав с классными вагонами вместо теплушек. Вахмистр, щеголяя новенькими лейтенантскими погонами, аж лучился от счастья, распределяя их по подразделениям. Шесть вагонов второго класса для нижних чинов и вагон первого класса для офицеров. Пара теплушек для ротного хозяйства. Багажный вагон для личных вещей егерей. Его не хватило. Пришлось для этих барахольщиков выбивать еще одну теплушку.

Трофеев набрали горцы… боюсь, что вагонные оси погнутся. Но осуждать не могу — сам такой же хомяк. Единственное, что смог для них сделать, так это опечатать упомянутые вагоны пломбами ЧК, чтобы посты жандармерии на пути в тыл они прошли без досмотра.

Ну и кто я после этого?

Борец с коррупцией?..

И был еще специальный вагон для перевозки восьми трофейных лошадей, которых Аршфорт подарил нашим офицерам «за боевые заслуги в качестве ценного подарка». Имеет право, так как на днях получил все прерогативы командующего отдельной армией в составе двух корпусов. Мне достались две кобылы и племенной жеребец, Вальду — верховая кобыла. Остальным офицерам — по строевому мерину. Царский подарок, учитывая стоимость таких коней в империи.

Мы с Вальдом сразу прикинули, что в его имении в предгорьях получится хороший конный завод на паях. У него там уже выращивают стирхов особой вьючной породы, очень выносливых. Так что с квалифицированным персоналом проблем не будет. Инициатива, естественно, исходила от Вальда — жеребец-то у меня… А я что? Я за любой кипеш, кроме голодовки. Тем более что это дело в перспективе обещает быть прибыльным.

Мой эшелон прицепили к этому составу с холодным паровозиком. Потому как локомотив нам подогнали интенданты из трофеев — просто загляденье. Островной постройки красавец на четыре оси огромных колес в рост человека с водотрубными котлами, которые пока только на флоте применение нашли на скоростных миноносцах.

Все для меня — только уезжай, дорогой Кобчик.

Избавился я и от всего лишнего. Всегда удивлялся, как моментально человек обрастает барахлом, дай только место, куда его складывать. Оставил это «лишнее» на балансе броневого отряда — там разберутся. Кроме трофейной полевой кухни. Я еще не успокоился и считаю, что расследовать это дело просто необходимо. Пригрожу даже тем, что, пока не выявят крота в имперском комитете по изобретениям, не буду я им выдавать ничего нового. Не желаю вооружать врага. Но к этому делу я подключу Ремидия — именно у него во Втуце кухни такой конструкции клепают теперь.

Много времени сборы не заняли, и в тот же вечер Аршфорт устроил для рецких офицеров отвальную. Банкет прошел в теплой дружеской обстановке, как написали бы в газетах. Но в глазах огемских штабных чувствовалось большое облегчение от осознания того факта, что мы от них уезжаем. Наверное, потому так широко и расщедрились, в общем-то, прижимистые по жизни огемцы на «поляну», хотя всё на столах — от напитков до закуски и посуды было из трофеев. Но очень высокого качества.

«Кровавая тризна» по графу Рецкому никого не оставила равнодушным.

Под самый отъезд примчался с фронта «черный паровоз» с командиром «Аспида» гвардии лейтенантом Пехоркой, который сразу начал общение с объятий и упреков.

— Что ж ты так, Савва? Уехать не попрощавшись. Нехорошо это. Не по-товарищески.

— Да вот так вышло… — оправдываюсь я. — Отзывают срочно. Даже для самого неожиданно.

— Э-э-э нет, я тебя без отвальной и без подарков не отпущу. Вон там, в конце моего эшелона, вагон и платформа. Видишь?

— Вижу. Фуры на платформе. Те самые, что мы на узловой прихватили?

— Они, они. И две четверные упряжки в вагоне. Меринов мы оставили себе, а вот жеребцов забирай — намучились с ними. И шесть кобыл до кучи. Два пленных конюха при них. Не куявцы, а какие-то косоглазые. Куявскую речь понимают с пятого на десятое, но послушные и за конями смотрят хорошо. Лишними не будут. Проведешь их приказом как добровольных помощников. У меня уже все ездовые в обозе из таковых. Это вы, горцы, пленных не берете, а у нас они за троих работают.

Маневровый паровозик уже тащил эти вагоны с пути на путь, через стрелку, цеплять к нашему эшелону.

— Фуры-то хоть пустые? — спросил я с надеждой.

— Не-а, — улыбнулся Пехорка. — Стреляные гильзы от снарядов там. Царские. Тебе в коллекцию.

И смеется, аспид.

По приезде в Будвиц мне первым делом устроили полное медицинское освидетельствование как призывнику. И — кто бы сомневался — врачи нашли у меня сильное нервное истощение с рекомендацией «для восстановления нервических функций организма» провести минимум три месяца в специальном санатории или в тихой сельской местности. Ни о каких полетах в небе даже разговора не может быть до нового освидетельствования.

Попадать в специальный санаторий — читай «психушку» — мне не улыбалось, посему я выбрал сельскую местность на родине. Мне в этом не препятствовали.

Строевой отдел выписал мне семейный литер до Втуца. Отпускные документы на три месяца. Требование обязательного медицинского освидетельствования после этого срока трижды раненного и контуженного героя. В случае необходимости отпуск для лечения продлить на срок по усмотрению Военно-медицинской комиссии Рецкого округа.

Ох, Вальд, ты настоящая Ванга.

На всякий случай я через Маару устроил себе частную консультацию у профессора психиатрии, не связанного с армией. Должен же я знать правду. Вдруг действительно имеется у меня сдвиг по фазе. Чего только не случается? Тем более на войне.

Частный доктор был действительный доктор медицины и профессор местного университета — этакий диссидент от медицины, не желающий попусту терять время во всяких там комиссиях. Время, которое можно потратить на нормальную работу. И что самое важное, у него была обширная частная практика в верхних слоях будвицкого общества, так как он свято хранил врачебные тайны. Что мне и требовалось.

Визит, тайно обставленный в будуаре «Круазанского приюта», обошелся очень дорого — в половину золотого, но оно того стоило. Осмотрев меня анонимно, этот здоровенный мужик с лапами кожемяки и буйными рыжими кудрями, нисколечко не похожий на психиатра или невропатолога в моем представлении, заявил, убирая карточки с кляксами в портфель вслед за никелированным молоточком:

— Что вам сказать, молодой человек… — Он сделал паузу.

Глядя на эти кляксы, мне так хотелось похулиганить, выдав ему фразу из старого анекдота: «Что вы, доктор, мне все голых баб показываете? Вы маньяк?» Но, учитывая место обследования, решил, что это будет уже чересчур. Я же не откосить от армии его пригласил…

— Пустырника попить не помешало бы вам, — тем временем продолжил он вещать профессиональным тоном. — Впрочем, как и любому человеку, побывавшему в боях. А так я у вас не только патологий не нахожу никаких, даже нервической лихорадки не вижу. У вас, молодой человек, на редкость крепкая психика. А то, что у вас лопатка болит перед дождем после ранения, то это чистая физиология, к психике отношения не имеет. Видно, не так какой-то нерв вам армейский коновал зашил. Или ухода надлежащего не было. В любом случае в моих услугах и услугах моих коллег вы не нуждаетесь. Но если хотите, я вам официальную справку выпишу.

— Нет, профессор, не нужна мне справка. Я вас позвал для собственного успокоения, а то мне твердят, что у меня нервическое истощение, и прописывают длительный отдых.

— И что, вы отказываетесь от отдыха? Отдых даже здоровым людям никакого вреда не приносит. Мой совет — езжайте отдыхать. Если можете это сделать официально. И обязательно смените обстановку. Новые впечатления способствуют, знаете ли…

Когда врач ушел, я спросил Маару:

— А он точно не связан ни с военными, ни с Дворцом?

— Точно, точно, — заверила меня маман «приюта». — Военных он сам терпеть не может, иначе как «сапогами» не называет, а во Дворце его недолюбливают за то, что он всем и всегда в лицо говорит правду, а они к этому непривычные. Так что его уровень ниже Дворца. В основном купечество, которое правду ценит. А чтобы отсечь публику ниже среднего достатка, он держит высокий гонорар. Но девочкам моим он реально помогает, когда те временами вразнос идут.

— Этим-то чего не хватает? — усмехнулся я.

— Всем хочется быть хорошими в собственных глазах, — тоном учительницы просветила меня Маара. — А в ночные бабочки даже от безысходности не все пойдут. В основном мой контингент — это инфантильные девочки, которым нужна строгая мама с наказаниями, чтобы потом они могли со сладострастием себя жалеть.

Все же мне удалось несколько задержаться в Будвице, так как рецкий мотоброневагон Бисер решил подарить Ремидию и таким образом избавиться от крайних моих горцев в своей гвардии. А тот пока был в ремонте. А выпихнуть нас им требовалось почему-то всех разом.

Под это дело я и Болинтера с собой забрал. Пусть император хоть в чем-то обломается. Официально, по документам, инженер в рецком подразделении все же механик. И еще пяток инженеров сманил по его рекомендации — энтузиастов двигателей внутреннего сгорания. Пару химиков-органиков и одного просто химика. Я им пообещал конструкторское бюро и завод. И нефть в неограниченном количестве.

Сборы напоминали великое переселение народов. И чтобы не будоражить излишне публику, мой эшелон собирали и загружали на заводской ветке за высоким забором. Там же король и прощальную благодарственную речь нам произнес, без журналистов. Только Шибз с фотоаппаратом запечатлел этот митинг для истории. По замысловатым протокольным словам короля можно было подумать, что это мы его покидаем одного бодаться с царцами. Я худею с этих политиков.

Маленький танк-паровозик своего боевого эшелона я под шумок приватизировал вместе со всеми вагонами, благо они официально нигде ни на кого записаны не были. Как и один из трех трофейных грузовых паровозов «латунных» эшелонов. Этот мощный грузовой паровоз на пяти осях был имперской постройки, знаменитой фирмы «Трампет», почти новый, выпущенный всего за год до войны. С двухцилиндровой машиной перегретого пара. Он мог тащить до тридцати пяти полностью груженных вагонов. Никто мне на это и слова не сказал. Наверное, потому, что второй паровоз — поменьше — на трех осях, остался в собственности завода и за него списали часть долгов казны, а третий паровоз царской постройки мы с Гочем отдали Бисерам вместе с лишними трофейными вагонами.

Кронпринц алаверды подарил мне еще тот красавец-паровоз островной постройки, что выдали мне интенданты на дорогу в Будвиц. Лично мне подарок. С дарственной грамотой. А те два просто вписали в будвицкий железнодорожный реестр как мою собственность. Итого у меня во владении неожиданно оказалось целых три паровоза.

Три поезда — это уже серьезно.

Вот приеду «на родину», и в Реции появится новая железнодорожная компания с перспективой работы на той горной дороге, что построит Вахрумка. Маршрут Риест — Химери — Колон. Теплое море — столица империи — холодное море, с заездом на зимние курорты Реции.

«Кобчик-экспресс» для вашего копчика.

Озадачил народ поиском крепеньких пенсионеров — опытных железнодорожников-эксплуататоров, согласных переехать жить на юг. А что? Работать только на войну — дохлое дело. Война когда-нибудь обязательно закончится, а вот ездить народ не перестанет, как и грузы возить. Сколько тогда будут покупать пулеметов?

Так же вдумчиво подбирал я и вагоны с прицелом на дальнейшее их использование в будущей своей рельсовой компании. Целый отстойник был забит у депо трофейными пассажирскими вагонами, не записанными пока в реестры. И теми, что захватили мы на узловой, и теми, что побросал Мудыня, отступая.

Дорогих спальных вагонов было мало — им быстро «приделывали ноги» имперские интенданты, а вот «сидячих» вагонов хватало. Самых разных классов. Только хитрые интенданты, видимо, проводили слишком беглый осмотр и проворонили «пульмановские» вагоны, очень похожие на те, что показывали в кинофильме «В джазе только девушки». А там сидячие места, расположенные вдоль окон, очень легко трансформировались в спальные. Достаточно было спинку сидения поднять, а якобы багажную полку опустить. И на три посадочных места получалось три полки для сна после довольно несложных манипуляций. К тому же в торцах этих вагонов находилась такая роскошь, как эмалированные умывальники и унитаз типа «гнездо орла» с водяным сливом. Заход, правда, из холодного тамбура.

Нашел я там и островитянские «омнибусы», почти такие же, как и у меня в составе, только короче на две оси и три купе, каждое с дверью на улицу. Интерьер их был даже побогаче, чем в моих. Класс «люкс» на короткие расстояния.

Подобрали и несколько жестких сидячих вагонов с максимальной загрузкой полезной площади, как в российских электричках. Вот уже и готовый поезд под мой трехосный паровозик. Так… километров на двести пятьдесят — триста пассажирским плечом. И можно переделывать танк-паровз на жидкое топливо. Хватит в оба конца.

В итоге к моему удовольствию получилось так, что никто из моих людей: ни солдаты, ни гражданские специалисты в теплушках не поехали. Всем нашлось лежачее место, хотя бы вдоль сидячей лавки вагона типа «русской электрички». Почти пять суток в пути — это вам не на дачу съездить. Поедем со всеми остановками на разъездах. Воинский литер если и присвоят, то только моему эшелону. А их у меня три.

А вот груз… Груз по-разному. И в специальных багажных вагонах, и в теплушках, и на платформах.

В каждый состав мне в депо переделали три сидячих жестких вагона в вагоны-столовые, чтобы кормить народ на ходу. Назвать это безобразие вагоном-рестораном у меня язык не повернулся. Интерьер как в строительной бытовке. Ну вот представьте себе, что в электричку в каждую пару лавок впихнуть еще и длинный стол. И специальных вагонных кухонь у них не было. Сзади цепляли короткую платформу с полевой кухней-самоваром. И набором простой посуды. Кухню обслуживает в пути обычный армейский наряд. Зато сваяли это безобразие железнодорожные рабочие быстро и недорого.

А заявку на патент нормального вагона-ресторана перед сном я на всякий случай набросал. Странно мне, но такая лежащая на поверхности идея тут пока еще никого не посетила. Особенно на трансконтинентальной магистрали.

Собирался я так, чтобы в случае чего сюда больше не возвращаться. Обида душу глодала даже не на то, что меня использовали как прокладку с крылышками в монархических играх, к этому я был готов, когда на такие игры подписывался. А на то, что мне не говорят правды, отводя глаза даже не виновато, а как бы это выразить… Виноватыми мои кураторы себя не чувствовали. Неловкость некоторую — да, вину — нет.

Оттого и откупались от меня Бисеры паровозами, вагонами, деньгами и прочими материальными благами, чтоб совесть не мучила.

Я прекрасно понимал, что для них я — ресурс, но от этого менее обидно не становилось. Зачем принцу надо было ко мне в друзья набиваться? Чтобы потом так кинуть?

Однако на обиженных воду возят…

Поэтому я взял себя в руки и с головой ушел в переезд.

Но того пиетета, который я испытывал к королю, и того чувства дружбы, которое вызывал во мне кронпринц, в душе не стало. Как выжгло. Наивный калужский юноша, считающий, что все должно быть по-честному. «Кто ж на Плюке правду думает»?

Вот кто был искренне огорчен моим отъездом, так это Гоч. И не потому, что я забирал с завода с собой часть инженеров и всю рецкую часть нашего ФЗУ.[3] Просто не хотелось ему со мной расставаться. Привык он «точить» об меня свои задумки.

— Будешь сам ко мне ездить, — сказал я партнеру, — якобы на ревизию филиала завода во Втуце, а на самом деле на праздник первого вина или просто на шашлык в горах. Может, когда и я здесь появлюсь. Но пока меня тут не хотят видеть. Политика. Дом мой используй по доверенности как захочешь. Хоть сам живи, хоть посели кого нужного. Продавать его я пока не собираюсь. Мало как жизнь повернет.

— Кстати, совсем забыл тебе сказать, — улыбнулся Гоч. — Казна с нами расплатилась полностью. Завод отдал все долги товариществу. И я как товарищ готов отдать товарищу все, что за это время ему задолжал.

Как же он был горд собой в эту минуту. Я даже побоялся предложить ему оставить часть этих денег… чтобы не оскорбить ненароком.

— На развитие хватает? — только и спросил я его.

— Да, все идет по финансовому плану, — заверил он меня. — Рутина. Печём пулеметы как пирожки. Расходятся так же. Ресурсами завод обеспечен. Кадрового голода уже нет. Ну… такого, как был. И это… На, держи… — Гоч вынул из ящика стола узкую кобуру рыжей формованной кожи. — Там на месте испытаешь и пришлешь мне свои замечания.

И улыбается смущенно.

Я открыл крышку и вынул нечто, внешне похожее на «парабеллум», только затвор был почти такой же, как у пистолета Гоча. Калибр пистолета был 11 миллиметров. Под новый патрон без закраины. Сидел пистолет в руке просто замечательно, идеальная развесовка в отличие от первых моделей Гоча, которые все норовили стволом «клюнуть». И вес не больше килограмма.

— Ствол можно делать разной длины, — пояснил Имрич. — Но здесь я остановился на десяти сантиметрах. Я теперь считаю, что дальше пятидесяти метров стрелять из пистолета — только патроны тратить. А вот магазин удалось сделать сменный на восемь зарядов. Латунный пока. И пружина из бериллиевой бронзы. Но ищут мне металлурги формулу нужной стали на пружины. Ищут… И найдут. Не сомневайся. Я назвал его «Миротворец». Тебе нравится?

— Да я в восхищении, Имрич. — откликнулся я и ничуть не погрешил против истины. И сразу поинтересовался: — Хоть запатентовал?

— Подал заявку. Гражданскую, — широко улыбнулся он.

— Как тебе это удалось? — пришло время мне удивляться.

— А у меня что, нет на руках отказа имперского ГАУ[4] от автоматических пистолетов моей конструкции? — И тут Гоч мерзенько так захихикал, видимо, представляя рожи имперских генералов, когда те осознают, что мимо них пролетело.

Отсмеявшись, он выдал еще одну новость:

— Из ГАУ, пока тебя не было, толкач прибегал… Целый полковник…

— И?.. — оживился я.

— Что и?.. Технологическую карту хотел на «Гоч-Лозе». Задарма. Ну, как ты и советовал, я встал в позу. Он мне стал грозить карами. Я на это пожал плечами и сказал, что я человек гражданский, а завод частный, и если он и дальше будет быковать, как на плацу, то я вообще завод перестрою только на свои пулеметы. Потому как до сих пор ГАУ не удосужилось нам премию выплатить за модернизацию системы Лозе, хотя обещало премию не просто большую, а очень большую… И ткнул ему в нос той визиткой, которую ты мне оставил.

И хохочем оба. При этом Гоч представляет мне в лицах, какие гримасы морщил этот полковник. И как он сам изображал поруганную невинность.

— А как только он заикнулся про хотелки концерна «Лозе», так я сразу отрезал, что концерн этот частная фирма. К государству отношения не имеет. Полный комплект подробных чертежей он уже получил через ГАУ. Мы все обязательства выполнили. Мало им? Так все, что надо, он у нас получить может в любой момент, но по отдельному договору, но за дополнительные деньги. До сих пор едут…

— А что там у «Лозе» нехорошего?

— Да все. Попытались они наш образец скопировать, так не выходит ничего. Даже если доработать напильником. У них там совсем другие допуски приняты, станочный парк не тот. И вообще руки из задницы растут… — смеется Гоч.

— Крепись, Имрич. Все, что вышибешь с них свыше наших затрат, то твое. От всей суммы, что сдерешь с «Лозе». Так что требуй с них как можно больше. Как раз под этот случай даже хорошо, что меня тут не будет, не смогут генералы надавить на завод ничем. Что взять с контуженого, который лечится за пять суток пути отсюда?

У дверей заводоуправления топтался Зверзз, нервно стуча костылями по брусчатке.

— Ваша милость… — увидел он меня в дверях и обратился на рецком наречии: — Заберите меня с собой. Вы же там обязательно что-нибудь строить будете? Грамоту на гражданство я уже получил. В отставку вышел подчистую. Даже с пенсией по увечью. Семьи нет. Никто меня здесь не держит.

— Ты же не горец?

— А-а-а-а-а… — махнул бывший фельдфебель рукой. — Я с вашим братом столько уже отслужил, что сам теперь не знаю, кто я, ваша милость. А в Реции хоть тепло. Не так нога болеть будет.

— Пошли, — согласился я. — Вещи насколько быстро соберешь?

Дельные прорабы на дорогах не валяются. Да и человек Зверзз хороший. Как там в той сказке, что мне мама в детстве на ночь читала: «Мы все в ответе за тех, кого приручили». Правда, поначалу это Зверзз меня приручал.

— А что там собирать, ваша милость, — переступил прораб костылями. — Только подпоясаться.

— Расчет не оформляй. Скажи, я приказал отправить тебя в командировку во Втуц на филиал. Пока на три месяца. А там видно будет. И чтобы жалованье и командировочные выдали сразу за три месяца вперед. Э-э-э-э… лучше я тебе записку напишу бухгалтеру.

Рецкую штурмовую роту вывели из состава ольмюцкой армии и переместили в Будвиц для отправки домой «по ротации». Вместе с ней во Втуц уезжал и я. С семьей и скарбом. Официально — в отпуск. И, наверное, надолго… Судя по тому, как меня одарили Бисеры, скорее всего навсегда.

Паровоз вот трофейный подогнали. Новенький. Островной конструкции с новейшим водотрубным котлом, как на флоте на скоростных миноносцах. Это чтобы я утащил все свое барахло за один раз и не возвращался.

Даже все долги перед заводом казна оплатила полностью и разом, чтобы завод мог рассчитаться с паевым товариществом «Гоч и Кобчик», а товарищество со мной.

Создавалось такое ощущение, что меня мягко выпроваживают из королевства, хотя из списков воздухоплавательного отряда и состава королевских флигель-адъютантов меня никто не вычеркивал. Даже комиссаром ЧК, и тем я остался, хотя больше поручений по этой линии мне не давали. В отпуске я.

Мундиры и шинели новые мне пошили быстро и вне очереди в гарнизонной швальне. Амуницию выдали всю положенную до последней иголки. А денежное довольствие так на три месяца вперед. Порционы и рационы деньгами выдали, не натурой. Все, кроме «подъемных» за воздух. Я тут, оказывается, в последние месяцы аж три зарплаты получал: в ЧК, в гвардии и в отряде воздухоплавателей, где оклад аж полуторный. Про ЧК вообще не говорю — там платили мне как генералу. Разве что узнал я об этом только сегодня.

Заказал я на заводе на каждого бойца, принимавшего участие в «кровавой тризне», по офицерскому пистолету Гоча в подарочном исполнении. На рукояти миниатюрное изображение Солдатского креста на внешней ее щечке, что выступает из кобуры и всем видна. На внутренней щечке наградная пластина из серебра, на которой по-рецки выгравировано, что это памятная награда бойцу (тут имя и фамилия и воинское звание награжденного) лично от меня, их военного вождя, за храбрость в бою. (Ох и намучился гравер копировать то, чего не понимает.) На коробке магазина выбита дата и красивая надпись: «Кровавая тризна». Будет это оружие переходить в их роду от отца к сыну и носиться с гордостью. Непременно. Как нынче прадедовские кинжалы горцев.

И погибшим в той ночной атаке бойцам я также заказал пистолеты — для передачи их на хранение в семью, вместе с их собственными кинжалами и личными вещами. И толикой денег от меня лично. Сколько передать — это уже мне горцы посоветовали, — чтобы не казалось такое пособие оскорбительной мелочью. Но ведь и неприличным богатством тоже можно обидеть. Тонкий вопрос.

В общем, выгреб я на заводе склад готовой продукции. Обождут заказчики, не переломятся. Мне понты дороже денег. Эту партию пистолетов я оплатил заводу из своих средств.

Поначалу я хотел бойцам богатые бебуты заказать, но вовремя понял, что кинжал, побывавший в том бою, хоть видом беднее, но ценнее. Он — реликвия, омытая кровью врагов.

7

Проворовавшихся интендантов в высоких чинах повесили на центральной площади столицы королевства. Числом пять тушек. Вместе с ними «высоко и коротко» народу показали еще двух огемских графов из придворных чинов Бисера. В городе эта показательная казнь всех ввергла в шок. Наверное, впервые так позорно в Будвице казнили столь высокопоставленных людей.

За банальное воровство.

А полная конфискация имущества казненных только добила публику. Тут уже все поняли, что все всерьез и игры кончились.

Особенно ударило по психике подданных короля Бисера, что это был не привычный суд, длительный, обстоятельный и волокитный, а особый трибунал, состоящий из трех комиссаров ЧК. Скорый и беспощадный.

Еще три десятка разных чинов интендантства из аппарата принца и армейских корпусов приговорили к штрафным ротам, которые по моему предложению с охотой ввели в ольмюцкой армии. По иронии судьбы командирами штрафных рот назначили оставшихся не у дел бывших офицеров армейской контрразведки. Или это очередная такая шпилька от короля, вставленная в трон императору?

Но сам я этого зрелища не видел — был уже в пути, влекомый большими красными колесами дарственного паровоза, и узнал я все из газет в Гоблинце, где мы сделали большую остановку — на полдня.

Элике захотелось именно в этом городе обновить свой гардероб. Как шьют женские наряды огемские модистки, ей не нравилось. А вот те тряпки, что мы здесь купили ей по дороге в Будвиц, были ее любимыми нарядами. Гоблинц все же крупный центр текстильной промышленности и законодатель имперских мод.

Катались по городу в собственной коляске с красивыми рысаками, мерили шубки и шляпки. Что-то покупали. Элика цвела и пахла от шопинга.

Я даже себе прикупил мягкую велюровую шляпу цвета ультрамарин, дюжину белых сорочек и штатскую темно-синюю «тройку», в каких тут ходили предприниматели выше среднего, — чтоб была. И пальто игривого бежевого цвета. И там по мелочи: галстуки, заколки для галстуков, запонки, платочки в цвет… Ботинки на выход и к ним тонкие кожаные калоши.

Коляска тащилась за нами, не отставая, играя роль багажника. В конце концов, зачем я деньги зарабатываю, если не могу побаловать собственную жену. С особым удовольствием я покупал ей пояса для чулок, сработанные по моему патенту, убивая наповал приказчиков глубоким знанием предмета.

Приодели и няньку. По последней моде местных горничных. Провели эти тряпки как премию за ее хорошую работу, а то дуреха отказываться решила от подарков. Особенно от нижнего белья. «Как честная девушка…»

Прекрасна осень в Гоблинце своим ласковым дыханием. Яркие желтые листья взвихрялись с красноватой темной брусчатки, пытались угнаться за колесами экипажей. А на их место ветер приносил свежий листопад. Фланирующая толпа улыбчива и приветлива. Атмосфера умиротворения просто разлита по воздусям. Как будто и нет нигде войны.

Центр империи тут, а воюют, однако, окраины ее.

Обедали в уютном ресторанчике в «ЗОО», на террасе, с которой были видны слоны и бегемоты в открытых вольерах, приводившие Элику в восторг своим экзотическим видом, как мороженое дюжины сортов своим вкусом.

Я бы и дольше в этом красивом городе прожил, отпуск у меня как раз для этого — нервы лечить, но люди в эшелоне меня бы не поняли. Я же их с места сдернул. А так и я, и они лишь «ноги размяли» от долгой дороги. Возвращались пассажиры к поезду все довольные, со свертками и коробками. Никто не отстал.

А у меня так обновки жены заняли треть салона. Женщины… С ужасом жду, когда она мне скажет, что ей опять надеть нечего.

Экипажи закатили на платформы. Лошадей загнали в их вагоны. И ту-ту-у-у-у… С поворотом на юг. На однопутную меридианную магистраль, где скорость нашего продвижения ощутимо замедлилась из-за стояния на разъездах.

Зато в салоне поставили манеж для сына. И впервые у меня выдалось достаточно времени на игры с ним. За это времяпровождение я даже готов был все простить Бисерам.

Реция встретила нас календарным ноябрем, а по погоде началом огемского сентября. Здесь золотая осень только еще робко вступала в свои права. Да и вечнозеленых растений было в достатке. Ласковое утреннее солнце и чистое голубое небо радовали после холодных огемских дождей. Хорошее дело отпуск, только ходить в него надо максимум с семьей, а не таким табором. Главное, лошадей пристроить, а то они бедняжки шестой день в вагонах маются. Лошади не люди — они к себе достойного обхождения требуют.

По перронам втуцкого вокзала среди степенных пассажиров носились торговцы фруктами, надеясь соблазнить ими отъезжающих северян. Торговали, не скупясь — ведрами. Дешево. По желанию могли продать и самодельный деревянный ящик с дырками — высокий и узкий, с ручкой, чтобы нести было удобно и не мялась нежная вкусняшка в дороге. Или небольшой овальный бочонок молодого вина. На три или пять литров. Сам бочонок стоил дороже содержимого. По заказу доставят и десятилитровую стеклянную бутыль, оплетенную рогозом.

Наши три эшелона, появившиеся друг за другом вне всякого расписания на главном пути, поставили в ступор начальника станции. И вокзал стал напоминать разворошенный муравейник.

А когда узнали от наших солдат, что прибыли герои «кровавой тризны» по молодому графу, то к имеющемуся уже вокзальному бардаку сбежался народ со всей округи на стихийный митинг.

Море людей. За их головами ничего не видно.

Все равно выйти из вагона невозможно — сразу людская стена. Пришлось спешно цеплять на полевую форму все ордена и аксельбанты и из тамбура залезать на крышу вагона. А там, зажав в руке кепи, толкать речь о единстве династии и народа Реции, сплоченных кровью наших предков за прошедшую половину тысячелетия.

Слушали меня, затаив дыхание. Даже не пришлось сильно напрягать голос. Если бы сегодня были выборы, я бы точно их выиграл.

Запоздало появились фотографы и издали стали жечь магний. Потому что также не могли пробиться через плотную толпу наших восторженных фанатов.

— Если ушедшие боги за нас, то кто может быть против? — закончил я свое выступление на пафосной ноте.

Народ ошалел и проникся моей речью по самое никуда. Они еще тут телевизора не видели в предвыборную кампанию. Прививки к демагогии не имеют. Толпа сначала замолкла, а потом так взревела, что чуть не снесла меня с крыши вагона акустическим ударом. Но послушно замолкла, стоило мне только поднять руку.

Я улыбнулся и попросил:

— А теперь, милые мои, дайте нам нормально занять свое место на запасных путях и отдохнуть после дальней дороги.

Чую, они чего-то еще от меня ждут. Откровения, не иначе… И я выдал:

— Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами! Там где рецы — там победа! Слава Реции!

Охудеть. Сам становлюсь политиком.

И кто мне доктор?

Толпа взрослых людей повела себя, как на рок-концерте подростки, выбивающие из себя эмоции на всю стоимость билета. Задорно и звонко кричали почти хором:

— Слава! Слава! Слава!

Я огляделся. Солдаты повылазили головами со всех окон. Часть их переместилась на платформы и во все глаза ошарашенно смотрели на сдержанных обычно соотечественников.

— Не мне! Не мне! — закричал я, стараясь всех переорать. — Это все им! Они герои!

И показал рукой на штурмовиков.

«Ну все… — подумал я. — Неделю, не меньше, будут мои хлопчики хлебать халявное пиво от пуза. Никак газеты сюда раньше нас добрались».

— Люди добрые… — пустил я в ход последний козырь. — Позади нас по рельсам идет санитарный поезд. Если мы не освободим ему главный путь, то многие ваши сыновья, братья и мужья не получат вовремя медицинскую помощь. Поэтому предлагаю торжественную встречу считать закрытой. К тому же мы сюда надолго. Дежурный по станции, командуй путейцам, куда уводить наши эшелоны.

На этот раз меня послушали, поверили и нехотя стали расходиться.

А я им соврал.

Ну не совсем соврал. Какой-нибудь санитарный поезд за нами точно идет… Наверное. Где-нибудь. Может, даже и не во Втуц. Но на магистрали он есть и явно даже не один. В Винданбоне, когда по железнодорожному мосту пересекали широкий Данубий, такой санитарный поезд стоял на первом пути. Так что я и не соврал, по большому счету.

Санитарный поезд все же пришел через пять часов. И всем стало не до нас.

А на запасных путях я сразу выставил у поездов вооруженный караул.

Только над котлами полевых кухонь стал раздаваться ароматный запах обеда, как на запасных путях меня отыскал адъютант Ремидия, знакомый-незнакомый мне майор. В смысле, что я его фамилию не знаю, а в лицо уже видел.

— Вас можно поздравить, барон, — улыбнулся он по-доброму, без подколок, едва войдя в мой захламленный салон. — С трофеями вернулись.

— Разве это трофеи, — прибеднился я. — Видели бы вы, сколько всего мы захватили в наступлении. Так что здесь жалкие крохи. Имперское казначейство все растащило…

И мы оба засмеялись немудреной шутке.

— Но вас я без подарка не оставлю. Держите. — Я передал майору трофейный царский револьвер новой конструкции, поменьше прежнего, поухватистей. И эстетически более красивый.

На стол положил кобуру от него и коробку патронов, пока адъютант увлеченно вертел в руках стреляющую игрушку. Мужчины, особенно военные, они как дети, просто их игрушки с каждым годом становятся все дороже.

— А я к вам с приглашением от маркграфа. Он жаждет видеть новоиспеченного имперского рыцаря, — приступил адъютант к делу после обязательных благодарностей одариваемого.

— Я так и понял. Это очень срочно?

— Желательно.

— Я готов. Только прикажу коляску спустить с платформы. Вы, случайно, не знаете, где я мог бы разместить с комфортом полтора десятка коней? И четыре экипажа. Для меня это проблема.

— Решим этот вопрос. Не беспокойтесь, барон, — заверил меня майор.

Положение обязывает. Пришлось ехать на пустой желудок, передав Вальду все бразды правления этой деревней на колесах и наскоро чмокнув жену с сыном. С Эликой только переглянулись, и она не стала задавать лишних вопросов при постороннем.

На этот раз я облачился в белую парадную форму воздухоплавателя со всеми регалиями. Все же еду представляться к вышестоящему начальнику «по случаю». К тому же я его вассал.

В дороге, как я ни надеялся, но прояснить обстановку не удалось, так как адъютант Ремидия прибыл на вокзал один и верхом. Я же, как барин, восседал в коляске на паре серых в яблоках рысаках, заставляя прохожих оглядываться и любоваться этими благородными животными. А то и завидовать…

Во дворце маркграфа меня не привели в комнату с картинной галереей боевой славы Реции, как в прошлый раз, а мариновали в предбаннике рабочего его кабинета. Долго. Так что я в этом жесте усмотрел некоторое недовольство мною правителем. Только этого мне и не хватало еще до кучи.

На крайний случай могу и отсидеться на хуторе, но куда там девать такое количество породистых лошадей.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Это третья книга из серии «Русь в поэмах». Опубликована в Интернете, читателей десятки тысяч, отзывы...
Она обнаруживает чужой дневник и продолжает его вести, не осознавая связь с погибшим владельцем. При...
Этот труд Чарлза Дарвина – не только основа эволюционной биологии, но и дневник путешественника-нату...
Книга представляет собой не только систематизацию накопленных знаний о взрослости и различных аспект...
Наша книга адресована всем тем, кто собирается в ближайшее время реально разбогатеть, следуя советам...
Автор дает подробное описание учебного процесса, бытовых и культурных условий подготовки курсантов А...