Все ради любви Петерсон Элис
– Это случилось в раздевалке после уроков. Они прижали меня к скамейке и жгли мне руку зажигалкой. Мне хотелось визжать от боли, но я не заплакал. Мой отец считал, что плачут только слабаки. Папа не был добрым человеком, Дженьюэри. Если я писал контрольную на «четверку», он мог спокойно меня поколотить, а если я плакал, то бил еще сильнее.
Уорд с шумом выдохнул.
– О, Уорд. Почему они так с тобой обращались?
Из всех, кого я знаю, Уорд меньше всего похож на того, над кем могли издеваться в школе, но, как известно, внешность обманчива.
– Потому что над кем-то они должны были издеваться, Джен. А я всегда был тихим, трудолюбивым, ни шагу без отца не мог ступить. Помнишь, я тебе рассказывал, что мне нравилось изучать архивы общества охраны памятников, лазить по старинным замкам и развалинам? Так вот, больше никому из парней в моем классе это не было интересно. Они хотели курить и целоваться с девчонками. Нет, и я, конечно, тоже хотел.
Он смотрит на меня, еле заметно улыбаясь, а потом начинает смеяться, но смех его получается каким-то грустным.
– И на физкультуре я мог играть далеко не во все игры. У меня была ужасная астма. Учитель заставлял меня круги на поле наматывать до тех пор, пока у меня дыхание не перехватывало.
– И как долго над тобой издевались?
– Три года. На каникулах я проводил много времени с бабушкой и дедушкой. Мой отец был адвокатом, он все время торчал в суде, так что мама отправляла меня в Девон. У дедушки был сарай, и там на верстаке лежала морская карта. Он рассказывал про сокровища, лежащие на дне океана. В сарае было очень много деревянных балок, и я мечтал построить лодку и уплыть далеко-далеко. Я все спланировал. Сначала я бы дотащил лодку до ручья, потом выплыл бы в протоку, затем в реку, а потом оказался бы в открытом море. Только я и лодка, и немного бутербродов. И я бы плыл по волнам в поисках этих несметных сокровищ.
Это первый раз, когда Уорд со мной так откровенничает. Я смотрю на него, и меня охватывает желание дотронуться до его щеки или провести рукой по его роскошным волосам.
– И что случилось? Те сволочи остались безнаказанными?
– Да. Мама ходила в школу – разговаривать с учителями, но с папой разговаривать было совершенно бесполезно. Мама была мягкая, добрая, ей не нравилось, как папа обращался со мной, но она боялась его. Она попыталась объяснить папе ситуацию, но он отказывался верить, что над его сыном кто-то может издеваться. Через год после этого случая мне надоело терпеть. Мама разрешила мне дать сдачи. Один решающий удар – и цель нейтрализована.
Уорд улыбается, но я могу видеть в его глазах боль.
– Если когда-нибудь в ближайшее время у меня будет ребенок… – Он делает еще один глубокий вдох и продолжает: – Я скажу ему, что первый раз надо стерпеть, но если тебя не оставляют в покое, дать сдачи.
– А если ребенок не может за себя постоять? – спрашиваю я, думая о том, какой легкой мишенью Айла может быть для таких, как Тоби Браун. Слезы застилают глаза. Я благодарна Уорду, что почти добралась до дома. Я хочу видеть мою девочку.
Но тут Уорд сворачивает на стоянку.
– У нее все будет хорошо, – мягко говорит он. – Не стоит недооценивать Айлу. Как и ее матери, ей часто приходилось бороться, и она всегда выходила победителем.
Я смотрю на его руку и хочу до нее дотронуться, прогнать все болезненные воспоминания, проведя ладонью по его шраму.
– Нам пора, – говорю я, но, подняв голову, понимаю, что Уорд не сводит с меня глаз. Что-то изменилось между нами. Я ловлю этот взгляд и понимаю – он спрашивает, чувствую ли я то же, что чувствует он. Своим большим пальцем Уорд смахивает слезинки с моих глаз. Я не могу пошевелиться. Я знаю, что я должна, но… Он прикасается рукой к моей щеке и говорит:
– Речь не только о физической силе. Но и о силе духа.
Наши лбы соприкасаются, и губы в опасной близости.
– Что мы делаем? – шепчу я, только Уорд не реагирует. Он целует меня, а я – его. Мы целуемся сладко и долго, но вскоре я уже чувствую его руки на своем теле, пуговицы на моей блузке расстегиваются, и его теплые пальцы скользят по моей коже. Я впиваюсь в его губы еще более страстным поцелуем, растворяясь в нем без остатка – в его руках, в его прикосновениях. И тут звонит телефон. Все звонит и звонит. Громко.
Я отстраняюсь.
– Ответь, – говорю я, глядя в окно. Что я делаю?
– Привет, – снимает Уорд трубку.
Длинная пауза.
– Марина, мы можем…
Услышав ее имя, я сжимаюсь.
– Я в машине, – продолжает Уорд, отчаянно пытаясь прекратить разговор. – Перезвоню.
Он отключается.
Я не могу смотреть ему в глаза.
Он хватает мою ладонь.
– Дженьюэри, послушай, я…
Я выдергиваю ладонь из его руки.
– Поезжай вперед. Уорд, пожалуйста. Мне нужно домой.
– Позволь мне объяснить.
– Объяснить что? Что ты женат? Это я поняла давно.
– Но мой брак трещит по швам.
– Бедняжка! И о чем я только думала! О чем ты думал, Уорд?
Я знаю в глубине души, что и я виновата, и именно потому я ненавижу себя. Почему я западаю на мужчин, которые только делают мне больно?
– Нельзя так поступать с Мариной. И дело не только в том, что ты женат. Ты еще и мой начальник.
– Знаю, знаю, но позволь мне…
– Нет. Веди машину.
– Я так давно хочу тебя поцеловать…
– Прекрати.
– Между мной и Мариной все слишком сложно.
Я наконец поворачиваюсь к нему.
– Ты чувствуешь себя виноватым?
Он кивает.
– Мы не должны были, я не должен был целовать тебя, но…
– Езжай, пожалуйста!
Мне так стыдно за себя.
– Или высади меня прямо тут.
– Дженьюэри, пожалуйста.
Уорд перегибается через кресло, кладет руку на мою, чтобы не дать мне выйти.
– Прости, но…
Я убираю свою руку и опять смотрю в окно.
– Пожалуйста, Уорд. Мне надо домой.
Вернувшись домой, я застала картину: Айла лежит на диване, свернувшись калачиком. Спад запрыгивает на диван и начинает лизать ей лицо, отчего ее настроение тут же становится лучше. Потом она обнимает меня крепко-крепко.
– Хочешь что-нибудь обсудить? – спрашиваю я тихо. С кухни приходит Руки.
– Ты же расскажешь маме, что случилось, милая?
– Я просто поговорила с одной из подружек Джеммы, и Джемма жутко разозлилась. Она сказала ей: «Ты бросаешь меня. Если бы я ушла в другую школу, вам всем было бы все равно!»
– Неужели?
Айла кивает.
– Последним уроком была математика, с мисс Бантинг.
Айла любит мисс Бантинг.
– Когда прозвенел звонок, и я встала, Джемма толкнула меня. Она толкнула меня, я упала, мама, и рассыпала все свои учебники.
– И никто этого не видел? – Я глажу ее по волосам.
Айла качает головой.
– Она специально, мама. Она не любит меня. Обозвала меня инвалидкой.
Мы с Руки переглядываемся, чтобы убедиться, что думаем об одном и том же.
– Люди говорят ужасные вещи, Айла, – объясняю я, – когда им плохо. Джемма, вероятно, не очень счастлива, и таким образом она пытается заставить тебя тоже быть несчастной. Только это нехорошо. Понимаешь, Айла? Но ты не виновата.
Когда Руки уходит, мы с Айлой ужинаем, но она едва притрагивается к еде, и это меня беспокоит.
Мой мобильный звонит. Слава богу, это Дэн, а не Уорд.
– Я собиралась тебе звонить, – говорю я, выходя из кухни, чтобы поговорить в спокойной обстановке. Когда я рассказываю ему, что случилось в школе, он спрашивает:
– А учительница?
– Еще никто ничего не знает. Но так и будет продолжаться, Дэн. Джемма обозвала Айлу инвалидом.
Дэн говорит тихо, но я чувствую его гнев.
– Знаешь, как ей надо поступить? – говорит он. – Надо сказать что-нибудь доброе, чтобы это застало ее врасплох, что-то такое, чего эта Джемма не ждет.
Мне нравится разговаривать с Дэном – я знаю, что мы с Айлой не одни.
– Так мне позвонить в школу или пока не стоит? – спрашиваю я.
– Поговори с Фионой, – предлагает Дэн.
Поняв мою нерешительность, он добавляет:
– Она здесь, и она привыкла иметь дело с такими вещами.
Лучше умереть, думаю я про себя, но не говорю ни слова.
Фиона берет трубку и внимательно выслушивает меня. Потом говорит, что, на ее взгляд, стоит написать письмо ее учителю и дать понять, что происходит.
– Но что бы вы ни решили, Дженьюэри, не пытайтесь взять дело в свои руки. Я знаю, что такое конфликт родителей двух учеников – это война. И еще кое-что. Очень важно, чтобы Айла рассказала учителю. Нулевая терпимость – это прекрасно, но если дети не сообщают о случившемся, мы с вами знаем, чем это заканчивается.
Уж я-то знаю. Слишком хорошо знаю. Только тогда, когда бабуля заметила побои, она поняла, что все серьезно, а до тех пор я держала рот на замке. Для Тоби история обернулась выговором с занесением в личное дело и отстранением от занятий. Для меня – переездом в Корнуолл и глубочайшей обидой на меня Лукаса.
Мы с Айлой в пижамах, на диване, смотрим «Мамма миа!» Я так рада слышать ее смех. Мне нравится, как она подпевает Пирсу Броснану.
– Кто это, мама? – спрашивает Айла, когда мой мобильный дает сигнал. Пришло сообщение.
– Никто, дорогая, – отвечаю я.
Прости. Надо поговорить. Позвони мне. Уорд.
Я в замешательстве отключаю телефон. Это был момент слабости и глупости. Ничего не выйдет. Я даже не буду рассказывать Лиззи. И в офисе никто никогда не должен ничего об этом узнать. Интересно, что было бы, если бы Джереми знал.
Мы смотрим фильм дальше, и я отчаянно стараюсь выбросить из головы мысли об Уорде, но вдруг чувствую его губы на моих, его ладонь у меня на щеке, пальцы, стирающие слезы. Я чувствую тепло в его голосе, когда он сказал мне, что с Айлой все будет в порядке, что важна сила духа. Я стесняюсь того, насколько хотела, чтобы он поцеловал меня. Я виновата, так виновата, но не могу об этом рассказать никому. Я подсаживаюсь близко-близко к Айле.
Нужно просто выключить в голове мысли об Уорде.
– Такой забавный кусок, мамочка, – Айла указывает на экран.
Выключить и делать вид, что ничего этого никогда не было.
У меня получится.
Конечно, получится.
Это же не сложно?
В тот же вечер, поцеловав Айлу на ночь, я гляжу на ее сертификат храбрости в рамочке на стене – после операции добрый дядя-хирург вручил ей его лично.
Я мысленно возвращаюсь в тот период. Если мы проходили через такое, то что мне какой-то там поцелуй или издевательства Джеммы Сандерс. Мы с Айлой можем справиться с чем угодно, говорю я себе, закрывая дверь в комнату дочери.
22
2006 год
Самолет готовится к взлету. Бабуля делает вид, что поглощена изучением правил поведения в самолете – рассматривает картинку, на которой женщина надевает кислородную маску. Я сосредотачиваю свое внимание на Айле.
– Кто такой этот смешной дядя? – спрашивает она снова, когда я помогаю ей застегнуть ремень безопасности.
– Да, вот именно, – бормочет бабушка. Она чернее тучи.
Мой желудок сводит спазм. Скорей бы приехала тележка с напитками.
– Он… он друг семьи.
– Да уж, – вздыхает бабуля. Теперь она листает журнал «Бритиш эйрвэйз».
– Зачем он едет? – Айла смотрит на меня большими невинными глазами.
Не позволяй своему голосу тебя выдать, Дженьюэри.
– Мы идем к хорошему доктору, милая.
– У нас будут долгие каникулы, и мне починят мои ноженьки, – говорит Айла, болтая ногами.
– Верно. Ну, и Дэн хочет с нами.
– Зачем?
Бабуля расстегивает ремень и встает – ей нужно в уборную. Я не осмеливаюсь обернуться, но предполагаю, что она идет к Дэну, который сидит через шесть рядов за нами, и собирается задать ему тот же вопрос.
Мы летим уже час, и бабуля не произносит ни слова. Я могу понять ее недоверие и гнев по поводу внезапного появления Дэна в нашей жизни. Конечно, она не хочет видеть его здесь; какой бы страшной ни была эта поездка, мы должны были пережить ее втроем – я, бабушка и Айла.
– Бабушка, – шепчу я.
– Ммм, – отвечает она.
– И я тоже не могу поверить, что Дэн тут, но как бы мы про него ни думали…
Бабушка морщится при звуке его имени.
– Все это ради Айлы, – говорю я.
– Знаю.
Она смотрит перед собой.
Ясно, что бабушка не доверяет Дэну. И я тоже.
Прошло два часа, а я до сих пор в мыслях о нем. О чем я вообще думала, раз позволила ему вернуться в свою жизнь так стремительно? Он не заслуживает того, чтобы быть частью жизни его дочери. Я вспоминаю, как бегала по врачам и водила Айлу на процедуры, а то, что рядом нет Дэна, было мне как нож в сердце. Разве не ужасно – бегать по городу в поисках жилья, выслушивать от агентов идиотские вопросы про мою беременность и бред вроде: «А ваш партнер тоже приедет посмотреть?» И эти вечные расспросы мамочек в детском саду – кем работает мой муж? И медсестер – кто нас содержит? А по утрам, когда я просыпалась и шла в детскую, а потом не могла уснуть, обуреваемая неуверенностью в будущем, каково мне было, – это он понимает? Да, мы были молоды и у нас бы ничего не вышло, но речь о том, что Дэн не мог думать ни о ком, кроме себя.
Я расстегиваю ремень – почему-то очень не вовремя захотелось в туалет. Выглядываю в проход: очереди нет. Быстро иду по проходу, избегая зрительного контакта с Дэном, но моя попытка игнорировать его напрасна.
– Дженьюэри! – Он встает и идет за мной. – Подожди!
Дэн хватает меня за руку.
– Слушай, я знаю, что ни ты, ни бабушка не в восторге от моего присутствия.
– Идеально сформулировано.
– И я тебя не виню, но попробуй меня понять.
– Дэн, ничего не выйдет, – говорю я, с неудовольствием заметив красную лампочку на кабинке туалета и мысленно торопя того, кто там сейчас находится.
– Я не говорю, что это будет легко, но…
Я обращаюсь к нему:
– Почему сейчас? Почему тебе вдруг стало не наплевать?
Дверь в туалет открывается, и из кабинки выходит молодая женщина. Расстроенный, Дэн пропускает ее.
– Пожалуйста, Джен, дай мне еще один шанс, позволь мне поближе узнать свою дочь.
Я закрываю дверь у него перед носом.
Облокотившись на крохотную раковину, я пытаюсь сосредоточиться. Я не могу удалить Дэна отсюда насильно. Уж я-то знаю, каким упрямцем он может быть. Если он что-то решил, то все, хоть кол на голове теши. Но если он думает, что я собираюсь впустить его обратно в нашу жизнь вот так вот легко, то он сильно ошибается. Ему придется горы свернуть, чтобы получить возможность общаться с дочерью.
Когда мы приземляемся в Миссури, уже темнеет. Но это не важно – на время суток и на погоду мне наплевать. Самой веселой из нас четверых оказалась Айла – ей было очень приятно, что капитан пригласил ее в кабину. Она с достоинством приняла подарок, маленькие самолетные крылья – знак внимания. Когда у вас ДЦП, вы всегда выделяетесь из толпы, так что выбор моей девочки для доброго жеста был очевиден.
Сидя в такси, Дэн нервничает, постукивает ногой по полу. Я замечаю, что он смотрит на Айлу, изучая черты ее лица, как будто видит ее совсем впервые. Я чувствую, что он пытается увидеть в ней свое отражение. Он глядит на меня, надеясь, что я его успокою, но я отворачиваюсь. Бабушка переключила на Айлу все свое внимание. Айла смотрит на пролетающие мимо машины.
– Приехали посмотреть «Врата»? – спрашивает нас водитель.
«Врата на Запад» – самая известная достопримечательность в Сент-Луисе.
Завтра мы должны быть в больнице, а послезавтра предстоит операция.
– Эту штуку стоит посмотреть! – продолжает он. – Можно подняться на лифте на смотровую площадку – оттуда замечательный вид на центр Сент-Луиса и на Иллинойс. Только надо прийти рано утром, чтобы не попасть в очередь.
Видимо, его удивляет, что мы такие угрюмые, но ведь мы британцы.
И вот мы уже в вестибюле гостиницы, с мраморным полом и фонтаном. Дэн будет жить в отдельном номере, слава Богу, тремя этажами ниже.
– Дженьюэри, – тянет он меня в сторону, – мы можем поговорить?
– Я устала.
Видя рядом со мной бабулю, Дэн отступает.
– Конечно, – говорит он, спрятав руки поглубже в карманы. – Нам всем сейчас не помешает хорошенько выспаться.
Мы неловко желаем друг другу спокойной ночи и договариваемся встретиться за завтраком в восемь утра.
– Ровно в восемь, и ни минутой позже, – добавляет бабушка, пригвоздив Дэна к стене очередным взглядом.
На следующее утро мини-шаттл подъезжает к главному входу Детской больницы Сент-Луиса. Айла говорит:
– Ничего себе.
Мы рассматриваем высотное здание больницы, проход через арку, фасад, украшенный фигурками слонов, и сад, в котором уже наряжена рождественская елка. Было так здорово видеть, что Айла улыбается, потому что все утро она была какой-то притихшей. На завтрак в гостинице были бекон, яйца, блины и кексы быстрого приготовления, но даже они Айлу не заинтересовали. Думаю, она уже поняла, что мы приехали сюда совсем не отдыхать.
Я помогаю Айле выйти из автобуса и даю ей ходунки.
– Справлюсь, – говорит бабушка Дэну, когда тот предлагает ей помощь. Как и у меня, вид у него такой, будто он всю ночь не спал. Перед завтраком он сунул себе в рюкзак какую-то книгу. Подошли мы с бабулей и Айлой. Его вопрос «Как спалось?» бабушка проигнорировала. Пока он наливал себе еще чаю, я заглянула в рюкзак. Книга называлась «Все, что нужно знать о церебральном параличе». Страницы были испещрены карандашными пометками, а некоторые слова были подчеркнуты.
На улице холодно, но ярко светит солнце. Мы входим в больницу и оказываемся в огромном холле, украшенном мишурой. В аквариумах плавают красивые рыбки. Я замечаю, что Дэн наблюдает за Айлой; он пытается не морщиться, видя, что она еле-еле двигается и подтаскивает левую ногу. Мне плохо, физически плохо, как будто мне в сердце воткнули нож.
К нам подходит улыбающийся охранник:
– Привет, ребята, вам куда?
Он говорит, что рад приветствовать нас в Сент-Луисе, и спрашивает этаж. Нам нужно на четвертый, в отделение нейрохирургии.
– Привет, милая, – говорит он Айле, нажимая на кнопку лифта. – Какая ты симпатяжка! Так похожа на своего папочку.
Мне плохо. Все это так ужасно…
– Он не мой па-па, ха-ха. Он просто смешной дядя! – говорит Айла.
Бабуля отворачивается. Я поворачиваюсь к Дэну – словами не выразить, как я ненавижу его за это.
Холл четвертого этажа тоже яркий, и здесь повсюду фрески. Отсюда можно видеть столовую на первом этаже, большой зал со стеклянными стенами и большими полосатыми воздушными шариками на потолке, как в диснеевском мультике. После встречи с менеджером Джейн, которая рассказывает нам о процедуре, нам сообщают, что хирург уже ждет нас.
Он мне понравился с первого взгляда, и я чувствую облегчение. Может, на нем и белый халат, но он хотя бы внешне напоминает человека: глаза у него очень добрые. Доктор пожимает нам руки и приветствует Айлу как друга.
– А вы?.. – Он вопросительно смотрит на Дэна.
– Друг семьи, – выдавливаю я из себя с приторно-сладкой улыбкой.
Мы садимся. На стенах я вижу фотографии пациентов, они выглядят счастливыми, значит, операции прошли успешно. Врач спрашивает Айлу, может ли она поднять руки.
– Вот так, – поднимает он руки над головой. Айла широко улыбается и повторяет за ним.
– Так, с твоими ручками все в порядке, – говорит он и подъезжает к Айле на своем кресле. И проверяет рефлексы.
– Правая нога реагирует лучше.
Он осматривает ноги Айлы. И смотрит, как та ходит по кабинету. Айла случайно задевает меня ходунками, и я взвизгиваю.
– Ха-ха-ха, – хихикает Айла.
– Хорошо. Она может сделать несколько шагов, – отмечает доктор, глядя на нас с Дэном. Я чувствую, что бабуле некомфортно; теперь, когда рядом Дэн, она всего лишь родственница.
– Но мы-то хотим, чтобы наша Айла могла ходить самостоятельно и ровно.
Мы дружно киваем.
– Как вы уже поняли из рассказа Джейн, я буду работать с нижним отделом позвоночника, теми нервными окончаниями, которые отвечают за активность нижних конечностей, – разъясняет доктор свои предстоящие действия.
Дэн строчит что-то в своем блокноте.
– Я один за другим отделю нервные узлы друг от друга и удалю те из них, которые посылают неправильные сигналы, вызывая спазм.
Айла играет в игрушки, а мы наблюдаем видеофильм о процедуре. Я с трудом могу смотреть на то, как доктор разделяет нервные узлы, которые похожи на связки проводов с белыми и красными прожилками. Малейшая ошибка может обернуться катастрофой. Когда фильм заканчивается, Дэн говорит:
– А что произойдет, если вы удалите не тот пучок нервов?
– Ну, риск есть всегда. При любом хирургическом вмешательстве.
– Да, но что тогда будет?
Я ерзаю в кресле. Он знает, что будет. Джейн говорила о рисках.
– Повреждение нижнего отдела позвоночника вызывает паралич, – отвечает доктор.
– И как часто происходит такое? – напирает Дэн, проявляя свой журналистский характер. – Ведь гарантий успеха нет?
– Нет, но, позвольте заметить, процедура эта не нова. Она практикуется уже больше двадцати лет, и результаты весьма впечатляют, – пожимает плечами доктор.
– Тогда почему такие операции не делают в Великобритании?
– Дэн! Замолчи! – кричу я.
Доктор спокойно дает ответ:
– Увы, этот вопрос в компетенции Системы медицинского обслуживания населения Великобритании, а не в моей.
После нашей встречи я прошу бабушку отвести Айлу в столовую. Одними глазами умоляю увести куда-нибудь мою дочь.
Когда мы с Дэном остаемся одни, он спрашивает трусливо:
– Что?
Но я знаю, что он знает.
Читать бесплатно другие книги:
