Плач Сэнсом Кристофер

Глава 15

Мне сказали, что гауптвахта находится по другую сторону от приемной. Когда я шел туда, дорогу мне преградил полный человек средних лет, вспотевший в своей меховой робе. Он приподнял шапку с пером, а я преувеличенно низко поклонился ему.

— Добрый мастер юрист, — произнес он елейным тоном, — я видел, как вы вышли из личных покоев королевы. Прошу прощения, что отвлекаю вас, но я старый друг покойного лорда Мортимера и приехал в Лондон. Мой сын, прекрасный молодой человек, хочет служить при дворе…

— Я не занимаюсь такими вещами, — коротко ответил я и пошел дальше, к той двери, к которой направлялся, а незнакомец остался стоять с безутешно сжатой в руке шапкой.

— К мастеру Митчеллу от лорда Парра, — сказал я йомену с алебардой, стоявшему у двери. Тот открыл дверь и ввел меня в маленькую прихожую, где два стражника в черных мундирах играли в кости, а затем пересек прихожую и постучал в следующую дверь.

— Войдите, — послышался низкий голос.

Йомен поклонился, и я вошел в тесный кабинет.

Там за столом сидел крепко скроенный человек в черном мундире — на его шапке был значок королевы на золотом фоне. Когда он взглянул на меня, мое сердце упало: по выражению его лица я понял, что у него нехорошие известия.

— Сержант Шардлейк? — Он сделал жест в сторону стула. — Садитесь, пожалуйста. Я Дэвид Митчелл, начальник охраны королевы.

— Дай вам Бог доброго дня, — поприветствовал я его. — Полагаю, лорд Парр объяснил вам, что я хочу допросить Майкла Лимана, который дежурил в тот вечер, когда украли кн… то есть перстень королевы.

Я обругал себя: чуть не сказал «книгу»! Одно слово не тому человеку могло погубить все.

Митчелл при всем своем огромном росте чувствовал себя неловко и как будто сжался в своей форме. Он тихо проговорил:

— Я держу здесь под стражей Захари Годжера. Но боюсь, Майкла Лимана мы не дождемся.

— Что?! — вскочил я.

Дэвид неловко прокашлялся.

— Вчера во второй половине дня, когда лорд Парр попросил меня, я проверил расписание дежурств. Годжер и Лиман оба дежурили в вечернюю смену девятого июля, и у двери в личные покои королевы был поставлен Лиман. Однако, по словам Мэри Оделл, на самом деле там стоял Годжер. Он дежурил вчера вечером, и я тут же заключил его под стражу. Также я послал за Лиманом, но его комната в помещении для стражи оказалась пуста. И его пожитков тоже не оказалось.

Я закрыл глаза.

— Как это могло случиться?

Было странно видеть, как начальник стражи, военный человек, облеченный значительной властью, заерзал на своем стуле.

— Очевидно, кто-то из других солдат видел, как Годжера взяли под стражу. Он разнес это известие, а Лиман, по-видимому, был в караульном помещении и услышал. Я был недостаточно расторопен. Сержант, которого я послал арестовать его, прибыл через несколько минут после того, как Лиман ушел. — Дэвид посмотрел на меня. — Сегодня же утром лорд Парр получит мое заявление об отставке.

— Есть какие-нибудь догадки, куда мог сбежать Лиман?

— Зафиксировано, что он вышел из дворца вчера в восемь вечера. Сказал, что проведет вечер в городе. Он часто так делал и потому не привлек внимания, хотя стражник на часах заметил, что он нес с собой большой мешок. Наверняка с перстнем королевы, — добавил начальник стражи с горечью.

Я уставился в потолок. Пропал уже четвертый человек. Я снова посмотрел на Митчелла. Сердиться на него не было причин, и у меня было мало сомнений, что лорд Парр примет его отставку.

— Думаю, Годжеру будет лучше всего рассказать мне все, что он знает, — сказал я.

— Да. — Мой собеседник кивнул в сторону боковой двери кабинета. — Он там. Пресвятая Богородица! — вдруг злобно выплюнул он. — Это будет его последнее утро в Уайтхолле. Вечером мерзавец окажется в тюрьме на Флит-стрит.

Я посмотрел на него:

— Это решит лорд Парр.

Митчелл медленно встал, открыл дверь и втащил в кабинет молодого человека. Тот был в одной нижней сорочке и рейтузах, его русые волосы и короткая бородка были спутаны, а на скуле виднелся синяк. Он был высок и ладно скроен, как и все стражники, но теперь представлял собой жалкую фигуру. Дэвид толкнул его к стене, и Захари Годжер осел, со страхом глядя на меня.

— Расскажи следователю королевы все, что сказал мне, — велел ему Митчелл. — Я буду ждать снаружи. — Со злобным отвращением посмотрев на молодого человека, он повернулся ко мне: — Должен вам сказать, мастер Шардлейк, что в течение тех двенадцати месяцев, что Годжер служит здесь, у меня были причины наказывать его за пьянство и азартные игры. Он из тех молодых деревенских болванов, которым двор вскружил голову. Я уже подумывал уволить его. Жаль, что не успел. — Он гневно уставился на Захари: — Выдай все до конца, деревенщина!

С этими словами начальник стражи повернулся и вышел, а молодой человек остался, съежившись у стены. Он набрал в грудь воздуха и нервно глотнул.

— Ну, — заговорил я, — лучше расскажи всю правду. Если мне придется сказать капитану Митчеллу, что у меня есть сомнения в этом, он, наверное, снова будет с тобой груб. — И это была всего лишь правда.

Годжер снова набрал в грудь воздуха.

— Две недели назад, сэр, то есть седьмого числа, ко мне зашел один мой товарищ-стражник. Майкл Лиман. Я не очень хорошо его знал — его не очень любили, он был из радикалов и всегда говорил нам о спасении души.

— Вот как? — Я с интересом подался вперед.

— Он говорил, что дворцовая солдатня погрязла в грехе и что, когда срок его найма истечет, он пойдет к своим новым благочестивым друзьям.

— Ты не знаешь, кто были эти новые друзья?

Стражник покачал головой:

— Не уверен. Но они жили, думаю, где-то у собора Святого Павла. Он всегда в свободное время ходил туда. Однако я сторонюсь разговоров о религии. Это опасно. — Захари замолк. Теперь его дыхание участилось: вероятно, он понял, как серьезно влип. Стражники королевы подчинялись строгим правилам поведения, и у меня было мало сомнений, что то, в чем Годжер признается, будет признано изменой. Теперь я глубоко вздохнул. У меня появился четвертый скрывшийся радикал.

Молодой человек продолжил, и в его голосе появилась жалобная, безнадежная нотка:

— У меня были… денежные затруднения, сэр. Я играл в карты с товарищами. И проигрался. Думал отыграться, но просадил еще больше. Я обратился к отцу; раньше он помогал мне, но теперь сказал, что у него больше ничего не осталось. Если б я быстро не нашел денег, был бы скандал, я потерял бы место, и пришлось бы с позором вернуться домой… — Он вдруг безумно рассмеялся. — Но это были бы пустяки по сравнению с тем, что будет теперь, да, сэр? Я поставил на карту все — и проиграл.

— А точнее: на какую карту Лиман хотел, чтобы ты поставил?

— Он был на середине своего двухнедельного вечернего дежурства. И сказал мне, что флиртовал с одной горничной и оставил в Длинной галерее королевы свои перчатки, по которым его можно выследить. Он впустил туда эту девушку, когда никого не было рядом. Если перчатки найдут, обоих уволят.

Я удивленно поднял брови:

— И это такой набожный человек?

— Я тоже удивился, сэр, но тех, кого так сильно влечет к религии, часто столь же сильно влечет к себе и плотская похоть, разве так не бывает? — Захари снова судорожно глотнул и добавил: — Лиман показал мне мешочек с десятью соверенами, старыми, из чистого золота, — его глаза на мгновение загорелись при этом воспоминании, — и сказал, что они мои, если я займу его место на часах у двери в личные покои, всего на несколько минут, пока он сходит за своими перчатками. Мы оба несколько дней дежурили в приемной и могли поменяться местами, когда королевы и ее слуг не будет. Он сказал, что это нужно сделать как можно скорее. Но прошло еще три дня до того, как мы смогли сделать это.

— Значит, это случилось девятого?

— Да, сэр.

Я откинулся на спинку стула. Все сходилось. Лиман что-то узнал про «Стенание» и решил — я представления не имел зачем — украсть книгу. Он присмотрел соучастника, нашел несчастного Годжера и воспользовался случаем девятого июля. А еще он был религиозным радикалом, и его друзья жили рядом с собором Святого Павла. Не был ли он в компании Грининга? Я посмотрел на Захари. Такого человека легко соблазнить, пообещав золото. А история Майкла Лимана казалась правдоподобной: даже в июле при дворе обычно носили тонкие шелковые перчатки изысканного фасона — как символ положения. Но как Лиман узнал про книгу? И зачем он ее украл? И откуда у него ключ от сундука?

Я спросил Годжера:

— Откуда Лиман наверняка знал, когда в покоях королевы никого не будет?

— Во дворце все идет по определенному распорядку, сэр. По вечерам слуги приходят и уходят в одно и то же время. Если королеву вызвали к королю, как часто бывает по вечерам, ее личная прислуга идет с ней, и вскоре в ее покоях никого не остается. Была моя смена, но я был в резерве, а не стоял у дверей. Мы договорились с Лиманом, что я останусь в караулке, через которую вы сейчас проходили, и если королеву вызовут куда-то, он прибежит и скажет мне. Тогда я займу его место, а он на несколько минут сбегает внутрь. Это останется незамеченным. В караулке всегда кто-нибудь находится в резерве, на случай если кому-то станет плохо или невтерпеж облегчиться. А в те часы, если королева ушла к королю, и в приемной тоже никого не бывает. Так было и в тот вечер.

— Продолжай.

Стражник тяжело вздохнул.

— Незадолго до девяти Лиман пришел в караульное помещение. Я был там один. Помню, какое у него было решительное лицо. Он кивнул мне — это был условленный сигнал. Тогда мы вместе пошли в приемную, я занял место у двери, а он проскользнул внутрь. Я ждал у двери — и должен сказать, весь взмок.

— Ты был выпивши? — спросил я.

— Совсем немного, сэр, для храбрости. Но я простоял всего минуту, как вдруг пришла миссис Оделл. Я попытался задержать ее…

— Знаю, — сказал я. — Ты сделал вид, что ее имени нет в списке, а когда она стала настаивать, ты громко сказал, что во всем должен быть порядок — не иначе, чтобы предупредить Лимана. Она рассказала мне. И тогда у меня впервые возникло подозрение.

Годжер повесил голову:

— Лиман, наверное, спрятался где-то, когда Мэри Оделл проходила мимо. А потом вышел.

— Он что-то вынес?

— Нет, я ничего не видел.

Я подумал, что рукопись была мала и вор мог спрятать ее в просторной одежде. И тут вдруг я разозлился.

— А что, если б Лиман был ненормальный? Что, если бы он собирался убить королеву, которую ты поклялся защищать? Что тогда, мастер игрок?

Захари снова повесил голову и с несчастным видом проговорил:

— Мне нечего ответить, сэр.

Я подошел к двери. Митчелл ждал снаружи. Я впустил его и рассказал все, что узнал от Годжера, — оба, конечно, думали, что речь идет об украденном перстне.

— Похоже, вы получили ответ, сержант Шардлейк, — уныло сказал Дэвид.

— Хотелось бы заполучить и Лимана, — грубовато ответил я. — Сейчас я доложу лорду Парру. Пока не обвиняйте его публично, — я кивнул на стражника. — У вас есть где его держать?

— Конечно. Сейчас его следует посадить в тюрьму и пытать за заговор с целью кражи и за то, что подверг опасности королевскую особу.

— Это должен решить лорд Парр, — твердо сказал я.

Митчелл встал, схватил несчастного стражника и вытолкнул в прихожую, после чего вернулся и снова понуро сел за стол.

— Я хочу, чтобы это держалось в тайне, пока вы не получите дальнейших распоряжений, — сказал я ему.

— Отдаю себя в руки королевы. Я в ответе за то, что Лиман скрылся. — Начальник стражи покачал головой. — Но это так тяжело — когда иногда приходится брать на службу молодых сельских джентльменов, потому что их отцы имеют связи… А эти последние месяцы были ужасны. Все эти слухи… Три года я верно служил королеве, но с весны не знал, не получу ли приказ арестовать ее.

Я ничего не ответил, так как не испытывал к Дэвиду сочувствия. Как бы хорошо ни была организована охрана, какая бы там ни была дисциплина, единственное упущение человека на ключевой должности — и защита сломана.

— Расскажите еще про Лимана, — попросил я напоследок.

— Его отец владеет землями в Кенте. Он дальний родственник Парров через их кузенов Трокмортонов, один из которых ходатайствовал за него. В прошлом году я беседовал с ним и подумал, что он подходит. Как джентльмен, он имел хорошую боевую подготовку и был рослым, красивым молодым парнем, хорошо воспитанным, хотя даже тогда меня поразила его излишняя серьезность. И набожность: он сказал, что его больше всего интересует изучение религии. Но тогда принадлежность к реформаторам не была помехой. — Начальник охраны вздохнул. — И два года он был хорошим, преданным стражником. Никаких намеков на скандалы, разве что пару раз его пришлось предупредить, чтобы не проповедовал среди товарищей, их это раздражало. А в этом году я предупредил его, что такие разговоры становятся опасными. — Митчелл перегнулся через стол. — Вот уж от кого не ожидал такого, так это от него — устроить заговор, чтобы украсть у королевы драгоценный камень! А Лиман не богат, его родственники бедны и приходятся дальней родней королеве. Они были в восторге, что их сын получил такую должность. Откуда он мог взять десять соверенов, чтобы предложить Годжеру?

— Не знаю.

Митчелл глотнул:

— Ожидаю, что теперь начнутся розыски Лимана.

— Решение остается за королевой и лордом Парром, — тихо сказал я, вставая. — А пока держите Годжера в строгом заключении — и никому не говорите.

С этими словами я поклонился и ушел.

Я вернулся в личные покои королевы. Лорд Уильям расхаживал туда-сюда, а его племянница по-прежнему сидела под своим балдахином, играя жемчужиной, некогда принадлежавшей Екатерине Говард. У ее ног лежал ее спаниель Риг.

Я рассказал им, что случилось с Лиманом и Годжером.

— Понятно, — мрачно проговорил лорд Парр. — Благодаря вам теперь мы знаем кто, но не знаем зачем. А из-за болвана Митчелла Лиман скрылся.

— Что касается «как» — думаю, для этого был нужен столяр, — сказал я. — Теперь мы знаем, что у Лимана были деньги, чтобы трясти ими перед людьми, и это важно. А что касается «зачем» — я начинаю задумываться, не целое ли сообщество радикалов может быть тут замешано, от Лимана до печатника Грининга. Но это возвращает нас к вопросу «зачем». Зачем им красть книгу?

— И прежде всего, откуда они узнали о ее существовании? — спросил старый лорд.

Королева вдруг склонилась, ее шелка зашуршали, и она заплакала, громко, мучительно зарыдала. Ее дядя подошел и положил руку ей на плечо.

— Кейт, Кейт, — проговорил он, утешая ее. — Мы должны сохранять спокойствие.

Ее Величество подняла лицо. Оно было испуганным, и слезы размазали белила по ее щекам. От такого ее вида у меня сжалось сердце.

— Сохранять спокойствие! — закричала она. — Как?! Когда кража уже привела к двум смертям! И кто бы ни украл мою книгу, похоже, что за ними стоял кто-то еще, и она сейчас у него! А все из-за моего греха гордыни — я не послушала совета архиепископа Кранмера и не уничтожила рукопись! Стенание, действительно стенание! — Она издала долгий прерывистый вздох, а потом обратила свое несчастное лицо к нам. — Знаете, что хуже всего для меня, написавшей книгу, побуждающую людей забыть мирские искушения и искать спасения души? Что даже теперь, когда погибли эти бедные люди, я думаю не о них, не об оказавшихся в опасности друзьях и семье, а о себе, которую сожгут, как Анну Эскью! Я представляю себя прикованной к столбу, слышу треск подожженного хвороста, чувствую запах дыма и ощущаю пламя. — Она повысила голос, и он теперь звучал безумно. — Я боюсь этого с весны! Когда король унизил Ризли, я подумала, что все кончилось, но теперь… — Она ударила себя в грудь кулаком. — Я так эгоистична, так эгоистична! Я, которая считала, что Господь наградил меня милосердием… — Королева уже кричала, и спаниель у ее ног тревожно заскулил.

Парр твердо взял ее за плечи и посмотрел в ее распухшее лицо.

— Держись, Кейт! Ты продержалась эти месяцы — так не расклеивайся сейчас! И не кричи. — Он кивнул в сторону двери. — Стражник может услышать.

Королева кивнула и сделала несколько долгих шумных вздохов. Постепенно она пришла в себя и уняла дрожь. Взглянув на меня, Екатерина попыталась улыбнуться сквозь слезы.

— Наверное, вы не думали увидеть вашу королеву в таком виде, Мэтью? — Она похлопала дядю по руке. — Ну вот, милорд. Все прошло. Я снова пришла в себя. Мне нужно умыться и велеть служанкам накрасить меня, прежде чем я снова выйду.

— Мне очень печально видеть вас в таком расстройстве, Ваше Величество, — тихо сказал я. — Но мне пришла в голову одна мысль. Лорд Парр, вы сказали Ее Величеству, что ее крики может услышать стражник?

Глаза королевы тревожно расширились, и Уильям похлопал ее по руке.

— Я преувеличил, чтобы ее успокоить. Эти двери толстые, специально, чтобы королева могла уединиться. Стражник может услышать громкий голос, но не слова.

— А что, если человек кричал? — сказал я. — Мужчина с громким низким голосом, голосом проповедника, привыкший, чтобы его слышали вдали?

Старик нахмурился:

— Никакой мужчина не осмелится прийти сюда и кричать на королеву.

Но Екатерина подалась вперед, широко раскрыв глаза и скомкав в ладони носовой платок.

— Архиепископ Кранмер, — проговорила она. — В тот вечер, когда мы спорили о «Стенании» и я возражала против его доводов, я кричала, и — да, он тоже кричал. — Королева судорожно глотнула. — Мы добрые друзья, мы обсуждали друг с другом вопросы веры много раз, и он очень боялся, что может случиться, если я сделаю «Стенание» достоянием публики. Сколько раз, наверное, он сам страшился костра за эти последние двенадцать лет? И он был прав, теперь я понимаю. — Она снова посмотрела на меня. — Да, если стражник мог разобрать слова кого-то из кричавших здесь, то это были слова архиепископа. Он говорил мне, что если я попытаюсь опубликовать «Стенание», гнев короля не будет иметь границ.

Лорд Парр сдвинул брови:

— Он не имел права…

— Вы сказали, это было в начале июня? — спросил я.

Королева кивнула:

— Да. — Она нахмурилась. — Кажется, пятого или шестого.

Я повернулся к ее дяде:

— Милорд, вы знаете часы вечерней смены?

— С четырех до полуночи.

— Было бы интересно выяснить, кто стоял на часах за дверью во время этого спора. У капитана Митчелла должно быть записано.

— Значит, когда мы спорили с архиепископом, за дверью мог стоять Лиман? — ужаснулась королева.

С тихим напряжением я продолжил:

— И мог узнать о существовании книги и задумать украсть ее. Если б сумел заполучить дубликат ключа. Дело лишь за этим. Милорд, давайте выясним, кто тогда стоял на часах. А потом нужно снова допросить столяра.

В тот вечер на часах стоял Лиман — начальник стражи подтвердил это. Можно было почти наверняка сказать, что, подслушав Кранмера, он узнал о существовании «Стенания», после чего составил план и стал ждать — и подкупать. Интересно, на какие деньги? Я был уверен, что этот человек действовал не один.

Мы оставили капитана в смятении и на меньшей из двух барж королевы отправились в замок Бэйнардс. Гребцы в королевских ливреях быстро гребли вниз по Темзе, а герольд с тубой сигналил всем на пути, чтобы нам освободили дорогу. К королеве вызвали Мэри Оделл, чтобы она привела ее в порядок в личных покоях и Екатерине можно было снова показаться на людях.

Мы с лордом Парром сидели под навесом друг напротив друга. На солнце был виден действительный возраст Уильяма, его бледная морщинистая кожа и усталые глаза. Я отважился спросить:

— А что, милорд, Ее Величество часто бывает… такая?

Старый лорд на мгновение взглянул мне в глаза, а потом подался вперед и тихо сказал:

— Несколько раз за последние месяцы. Вы не представляете, какое хладнокровие и самообладание от нее требуется. Это самообладание всегда было сильной чертой моей племянницы. Но под ним она женщина сильных чувств, и ее чувства становятся сильнее по мере того, как укрепляется ее вера. А с весны — допросы ее приближенных, преследования, страх, что король может отвернуться от нее… Да, раньше случалось, что она не выдерживала. Предо мною, Мэри Оделл, своими сестрами. Ей повезло, что у нее есть на кого положиться. — Уильям замолчал и жестко посмотрел на меня.

— Она может положиться и на меня, — тихо сказал я.

Лорд Парр состроил гримасу:

— Для простолюдина видеться с королевой, как видитесь вы… Ну, надо сказать, вы первый такой. И молю Бога, что последний. — Он выпрямился, взглянув мне через плечо. — Вот, пристань замка Бэйнард уже рядом.

Мы вдвоем согласовали свой подход — слова, которыми приведем Барвика к признанию, если он окажется виновным. Нельзя было терять время. Лорд Парр быстро прошел через двор и центральный коридор, строго взглянув на стражу, которая отсалютовала канцлеру королевы. Подойдя к двери столярной мастерской, он распахнул ее. Барвик строгал длинную дубовую доску, и я заметил в его рыжеватой бороде опилки, а его помощник песком шлифовал другую. Когда мы вошли, оба подняли головы — помощник удивленно, а Барвик, я видел, испуганно.

Лорд Уильям хлопнул дверью и встал, скрестив на груди руки. Повернув голову к подмастерью, он коротко сказал:

— Ступай, мальчик, — и паренек с коротким поклоном выбежал.

Барвик смотрел на нас.

— Вором оказался Майкл Лиман, — напрямик сказал я. — А его сообщником — Захари Годжер.

Столяр на секунду замер. Его лицо ничего не выразило, а спутанные рыжие волосы и борода в опилках выглядели чуть ли не комично. Потом он, как кукла, опустился на колени, склонил голову и сцепил свои натруженные руки. В такой позе мастер взглянул на канцлера королевы, и его руки при этом дрожали.

— Простите меня, милорд. Сначала я сделал дубликат на случай, если первый ключ потеряется. Это нехорошо, когда от сундука с драгоценностями есть лишь единственный ключ.

— Значит, ты тайно сделал второй и хранил его? — спросил я. — Где?

— В надежном месте, милорд, в надежном месте. Я запер его в сундуке, от которого у меня был ключ. — Мастер не отрывал глаз от лица лорда Парра.

— Ты и раньше так делал? — задал я следующий вопрос.

Барвик взглянул на меня и опять повернулся к Уильяму:

— Да, милорд, прошу прощения. Если меня просили изготовить замок с единственным ключом, я всегда делал второй. Я могу показать, где храню их, покажу вам все ключи. Это только для безопасности, только для безопасности, клянусь!